О проценте: ссудном, подсудном, безрассудном. «Денежная цивилизация» и современный кризис Катасонов Валентин

Глава 5

«Денежная революция»: частичная легализация ростовщического процента

«Денежная революция», как мы выше сказали, началась в Средние века. Однако это не было одномоментным событием, «революция» продолжалась и в последующие века, она является «перманентной революцией», которая происходит и на наших глазах.

Под «денежной революцией» мы понимаем инициированные ростовщиками существенные изменения в денежной системе, которые ведут к укреплению их позиций в отдельных странах и в мире в целом, приближают их к вожделенной цели – мировому господству.

Можно выделить несколько важных вех «денежной революции»:

1. Отмена запретов и ограничений на взимание ростовщического процента, легализация ростовщической деятельности;

2. Легализация частичного резервирования обязательств ростовщиков перед своими клиентами;

3. Создание фондовой биржи;

4. Учреждение института под названием «Центральный банк»;

5. Введение так называемого «золотого стандарта»;

6. Отмена «золотого стандарта» и окончательный переход к эмиссии необеспеченных денег.

Отдельные вехи (этапы) во времени могут «накладываться» друг на друга. Ряд менее существенных событий (изменений в денежной системе) не нашёл своего отражения в приведенной выше схеме периодизации «денежной революции». Например, создание некоторых важных для современной «экономики» финансовых институтов – международных финансовых организаций, инвестиционных банков, взаимных фондов, хедж-фондов, «электронных денег», финансовых производных инструментов и т. п. Большая часть этих новшеств приходится на пятый и особенно шестой периоды «денежной революции», когда темпы изменений денежной системы возросли на порядки по сравнению с предыдущими периодами. При столь высокой динамике не исключено, что мы можем оказаться свидетелями перехода «денежной революции» в какую-то следующую фазу.

«Денежная революция» неизбежно сопровождается напряжённым противостоянием ростовщиков и общества, в этой борьбе бывают победы и поражения как с одной, так и другой стороны. Но борьба не ограничивается какой-то узкой сферой отношений, а захватывает, кроме денежной и финансовой сфер, также политику, право, нравственность и религию. «Денежная революция», в конечном счёте, предполагает изменение человека, его сознания и поведения. Изменения денежной системы – отражение изменений духовного устроения общества. События в мире денег можно сравнить с движением «теней», отбрасываемых миром духовной жизни человека.

В данной работе мы фиксируем, в основном, лишь движения «теней». В то же время задача богословов, философов, писателей, поэтов – всяких обладающих особым «зрением» людей, – реконструировать и объяснить первопричины этих «танцев теней», изменения духовного устроения общества. В качестве попыток осмысления духовных первопричин изменений в мире денег (и в целом материальной жизни общества) можно назвать работы Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», Вернера Зомбарта «Буржуа», о. Сергия Булгакова «Философия хозяйства», Льва Тихомирова «Религиозно-философские основы истории» и ряд других.

История ростовщичества показывает, что говорить о неких «объективных» законах развития денежной системы нельзя, это развитие – результат борьбы конкретных людей с их исключительно «субъективными» интересами, мотивами, страстями и слабостями. Каждую победу ростовщичества можно и нужно трактовать лишь как проявление политической, социальной, нравственной, а в конечном счёте, и духовной слабости людей, не сумевших устоять перед искушениями «золотого тельца».

Переход к легализации ростовщической деятельности не был одномоментным, в разных странах Европы он продолжался от нескольких десятков лет до нескольких веков ещё при формально полной власти римско-католической церкви. Этот переходный период закончился Реформацией. Ряд исследователей обращает внимание на то, что именно переход ростовщичества с «нелегального» на «полулегальное» положение создал духовно-нравственные и материальные предпосылки для Реформации, стал важнейшей причиной «духовной революции» в лоне католицизма[22].

На переходном этапе наблюдается тенденция к формированию «двойного подхода» римско-католической церкви к ростовщичеству. Это, с одной стороны, сохранение жёстких запретов на ростовщичество для христиан; с другой стороны, снисходительное отношение к ростовщической деятельности тех лиц, которые были вне лона католической церкви.

Речь идёт, прежде всего, о евреях, т. е. представителях иудаизма. Снисходительное отношение к евреям-ростовщи-кам объясняется тем, что к их «услугам» прибегали монархи, князья, иерархи католической церкви и даже Папы. Кроме того, налоги, взимаемые с доходов евреев-ростовщиков, были крайне необходимы для пополнения казны королей и князей. Именно в это время начинается укрепление позиций еврейства в мире финансов.

Об этом можно подробнее узнать из книги Вернера Зомбарта «Евреи и хозяйственная жизнь», которая была написана в начале прошлого века и уже несколько раз переиздавалась в постсоветское время. Начиная со времени крестовых походов, ростовщичество, по мнению Зомбарта, становится основным занятием евреев.

Впрочем, даже по отношению к ростовщической деятельности христиан позиция католической церкви перестала быть такой жёсткой, какой она была на первом этапе. Дело в том, что без излишней огласки ростовщичеством занимались монастыри, католические ордена, аббатства, отдельные епископы и даже люди из ближайшего окружения Папы. Довольно часто представители католической церкви для выдачи кредитов пользовались посредниками в лице евреев-ростовщиков, естественно, не афишируя свои связи с ними. Фактически, был создан механизм «взаимовыгодного» сотрудничества в сфере ростовщического кредита представителей двух конфессий. Кто-то из представителей интеллектуальной католической элиты пытался найти идейно-догматическое обоснование такого сотрудничества, кто-то резко протестовал против такой практики.

Фома Аквинский

Первые попытки найти логическое и богословское обоснование процента внутри католической церкви обычно связывают с именем известного схоласта-богослова Фомы Аквинского (1225–1274). С одной стороны, он справедливо осуждал евреев-ростовщиков. Например, он писал, что ростовщики, по сути, торгуют не деньгами, а временем: ведь заёмщик получает не столько деньги, сколько время, которое отделяет его от момента получения денег до момента погашения долга. Это сегодня мы воспринимаем без каких-либо вопросов известную фразу время – деньги. А в те времена время воспринималось как дар Божий, а такими дарами торговать запрещалось. С другой стороны, он уже допускает «вознаграждение» за предоставление денег в долг. Он называет его «платой за риск». Не возбраняется «вознаграждение» в том случае, если деньги даются на какое-то дело, приносящее заёмщику доход. В этом случае процент – это что-то вроде платы за участие в коммерческом проекте. Правда, Фома Аквинский не находит внятного ответа на вопрос: должен ли хозяин денег требовать свой процент в том случае, если дохода от дела, в которое вложены деньги, не получено?

Такая трактовка уже была серьёзным отступлением от позиций более ранних схоластов, которые считали, что деньги, отданные в кредит одним лицом (кредитором) другому, становятся собственностью последнего (заёмщика). Требование же кредитором оплаты за пользование тем, что ему уже не принадлежит, означает попытку ограбить заёмщика. Это нам, живущим в XXI веке, трудно понять такую логику, а в эпоху раннего христианства она была единственно возможной.

На переходном этапе в полной мере проявились все те выгоды, которые даёт практика процентных ссуд ростовщику. Прежде всего, это возможности:

– получения дохода в виде процента;

– присвоения имущества должника, использовавшегося в кредитной сделке в качестве залога;

– получения особых прав от должника – как финансовохозяйственных, так и политических.

С первым видом выгод всё более или менее понятно.

Что касается второго вида выгод, то в Средние века, когда основным видом занятий человека было сельское хозяйство и главным «капиталом» была земля, именно земля была основным объектом залогов. Также использовался скот, дома, инвентарь, домашняя утварь. Кроме имущества должника объектом залога нередко оказывался сам человек. В некоторых случаях при невозможности погашения обязательств перед кредитором получатель кредита становился рабом, переходя в собственность ростовщика, или «крепостным», находящимся у ростовщика на положении полу-раба. Иногда в роли такого «живого залога» оказывались другие члены семьи должника или вся семья.

Например, К. Маркс в третьем томе «Капитала» в главе 36 «Докапиталистические отношения» достаточно подробно описывает, как ещё в древнем Риме патриции давали плебеям в долг под высокие проценты хлеб, лошадей, крупный рогатый скот, а в случае непогашения долгов превращали плебеев в рабов. Он также приводит примеры из Средневековья: при

Карле Великом франкские крестьяне были разорены войнами и вынуждены брать денежные и товарные кредиты. В случае непогашения долгов они превращались в крепостных.

Остановимся несколько подробнее на третьем виде выгод, которые у многих авторов, пишущих о ростовщичестве, оказываются «за кадром». Те ростовщики, которые давали деньги в долг королям и князьям, шли на то, чтобы полностью или частично «прощать» долги своих высокопоставленных клиентов. Но при этом просили в обмен такие привилегии, как сбор налогов, аренда монетных дворов, «управление» крепостными крестьянами. Вот что по этому поводу пишет Островский Н.:

«В России помещики сдавали в аренду имения евреям (ростовщикам – В. К.), и те, уже от своего имени, обирали русских крестьян, часто просто спаивая их, что позволяло действовать более «эффективно»… Именно поэтому народ относился к привилегированным иноверцам (ростовщикам-иудеям – В. К.) хуже, чем к власти»[23].

Главным же является то, что ростовщики от влиятельных клиентов, олицетворяющих и представляющих политическую власть, в обмен на свои «услуги» стремились получать политические привилегии. Островский Н. пишет:

«Кредит, выданный власти, – это обычная взятка или скрытая форма оплаты при покупке привилегий или самой власти в виде переуступки должностным лицом части властных полномочий. Фактически – это подкуп. Но подкуп существует и вне кредитных отношений. Кредит – это только маскировка, а кредитные учреждения – аккумуляторы средств подкупа власти. Чаще всего для подкупа используются средства самой власти или населения…».

Далее Островский Н. пишет, что кредиторы, «приходя на новые места, вскоре получали привилегии, а через весьма незначительное время становились очень богатыми и состоятельными людьми. Никакого морального оправдания этим привилегиям никогда не существовало хотя бы только потому, что в основе этого бизнеса лежит дестабилизация общественных отношений и изменение законов в пользу кредитора с помощью подкупа»[24].

Отметим, что, по сути, вся история, начиная со Средних веков (по крайней мере, история Запада) и до наших дней – это история «дестабилизации общественных отношений и изменения законов в пользу кредитора с помощью подкупа». Можно согласиться с Н. Островским, что «кредитные учреждения – это аккумуляторы средств подкупа власти». Однако, на каком-то отрезке истории сама власть становится жертвой интриг и подрывной деятельности ростовщиков. Потому что указанные «аккумуляторы средств» начинают использоваться уже для подкупа сил, находящихся в оппозиции законной власти, – в лице «церковных реформаторов», «народных предводителей», «мятежных бояр», «политических партий», «профсоюзных лидеров» и т. п.

1. Иоанн Арсеньев. Секты Европы: от Карла Великого до Реформации. – М.: Вече, 2005.

2. Бегунов Ю. К. Тайная история масонства. – М.: Яуза-пресс, 2007.

3. Катасонов В.Ю. Религия денег. Духовно-религиозные основы капитализма. – М.: Кислород, 2013 // Глава 3 «Макс Вебер и протестантский капитализм».

4. Крыленко А. К. Денежная держава. Тайные механизмы истории. – М.: Институт русской цивилизации, 2009.

5. Назаров М. В. Тайна России. – М.: Русская идея, 1999.

6. Назаров М. В. Вождю Третьего Рима. – М.: Русская идея, 2004.

7. Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция. – М.: Русская идея, 2005.

8. Стариков Н. В. От декабристов до моджахедов. Кто кормил наших революционеров? – СПб.: Питер, 2008.

9. Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории. – М.: «Москва», 1997.

10. Шамбаров В. Е. Нашествие чужих: заговор против империи. – М.: Алгоритм, 2007.

11. Шамбаров В. Е. Антисоветчина, или Оборотни в Кремле. – М.: Алгоритм, 2008.

Глава 6

«Денежная революция»: полная легализация ростовщического процента

Этап полной легализации ростовщичества начался ещё в Средние века и растянулся во времени до сегодняшнего дня. На этом этапе было немало своих «приливов» и «отливов», т. е. изменений в сторону либерализации деятельности ростовщиков и в сторону её ужесточения. Эти «колебания» выражались в изменениях предельной величины взимаемых процентов; видов кредитов, по которым допускалось взимание процентов; жёсткости наказаний за нарушения предписаний и т. п.

Обычно в учебниках пишут, что запреты на взимание процентов законодательно были сняты лишь в эпоху Реформации или даже позже, в эпоху буржуазных революций:

«Законодательная отмена запрета на взимание процентов в Англии произошла… в XVI в., а во Франции – только в конце XVIII в. в период французской революции»[25].

Однако, по нашему мнению, легализация ростовщичества произошла существенно раньше.

Во-первых, следует вспомнить, что известный католический Орден тамплиеров получил официальное разрешение Папы заниматься финансовыми операциями. На первых порах тамплиеры, будучи ещё крайне бедными рыцарями, сами занимали деньги у евреев-ростовщиков. Папа позднее освободил их от необходимости возвращать эти долги. Постепенно тамплиеры сами стали давать деньги в ссуду, причём под процент более низкий, чем евреи-ростовщики; поэтому они достаточно быстро стали занимать доминирующее положение на денежных рынках Европы и Средиземноморья. В начале XIV века Орден тамплиеров был объявлен французским королем Филиппом IV Красивым вне закона, а его главные руководители были казнены.

Казнь тамплиеров. Миниатюра из книги «Французские хроники Св. Дени»

Во-вторых, в католической Европе уже в X–XI вв. сложились своеобразные «оффшоры», в которых христианам разрешалось заниматься ростовщичеством. Речь идёт о таких городах-государствах Италии, как: Венеция, Генуя, Флоренция, Ломбардия, Сиена и Лука.

Уже в начале XIII века две известные флорентийские семьи – Барди (Bardi) и Перуцци (Peruzzi) были настолько богаты, что могли предлагать ссуды и другие финансовые услуги главам феодальных государств и Папе. Их называли банкирами Папы. В начале XIV века (особенно после того, как тамплиеры сошли со сцены) эти банкирские дома раскинули свои сети по всей Европе. Так, дом Барди имел филиалы в Барселоне, Севилье, на Майорке, в Париже, Авиньоне, Ницце, Марселе, Лондоне, Брюгге, Константинополе, Иерусалиме, на Родосе, на Кипре. Конец банкирским домам Флоренции пришел в 40-е годы XIV века. Перуцци и Барди дали в 1340 г. кредит на громадную по тем временам сумму в 1,5 млн золотых флоринов английскому королю Эдуарду III, которому понадобились средства для ведения войны с Францией (она затем переросла в Столетнюю войну). В 1345 г. король объявил о своей неплатежеспособности (дефолт), и оба банкирских дома разорились.

На смену разорившимся банкирским домам во Флоренции пришли новые, из них наиболее богатыми и влиятельными были семьи Пацци (Pazzi) и Медичи (Medici). В XV веке в Европе семейство Медичи было богатейшим, а банк Медичи – самым крупным. Клан Медичи был тесно связан с Папами, они постоянно пользовались финансовыми услугами их банка.

Южноитальянские ростовщики активно паразитировали на хозяйстве богатейшего в те времена государства – Византии. Венецианские и прочие южноитальянские ростовщики и купцы имели особый, привилегированный статус (как сейчас говорят – «режим наибольшего благоприятствования») в Византии в эпоху её расцвета и на этом зарабатывали большие деньги. А города-полисы, если выражаться современным языком, были своеобразными оффшорами, где стекались прибыли ростовщиков и купцов. Главным источником богатства Византии были пошлины, которые взимались при проходе судов через Босфор и Дарданеллы.

Наибольшего хозяйственного и финансового расцвета Византия достигла при императоре Василии II (975—1025), когда годовые доходы империи в пересчёте на золото достигали 90 тонн. При этом генуэзские суда имели иммунитет от таможенного досмотра, поэтому генуэзцы активно занимались контрабандной торговлей. Им разрешалось свободно ввозить и вывозить драгоценные металлы, а за счёт различий в пропорциях цен на золото и серебро в Византии и других государствах они получали так называемую «арбитражную» прибыль. Уже не приходится говорить о ростовщической их деятельности.

Постепенно обильные финансовые потоки стали перемещаться из Византии на Юг Италии. Через некоторое время деятельность ростовщиков Венеции в христианской Византии вступила в непримиримое противоречие с религиознонравственными и правовыми нормами этого государства, стала возмущать как простое население, так и представителей власти. Все кончилось тем, что в 1181 г. в Константинополе произошла резня иностранцев. Пришедший на волне этих волнений к власти император Андроник Комнин выдворил за пределы своего государства венецианских ростовщиков.

Последние решили взять реванш и активно участвовали в подготовке так называемого «крестового похода», который закончился разграблением Константинополя в 1204 году.

Добыча, которая досталась крестоносцам, была равна 1 млн кельнских марок, что эквивалентно 30 т золота[26]. По тем временам это были несметные богатства. Достаточно сказать, что даже через два столетия (в 1400 г.) годовые бюджеты в золотом эквиваленте в отдельных городах-республиках и государствах были равны (тонн): Венеция – 5,4; Франция – 3,4; Милан – 3,4; Флоренция – 2,0; Португалия – 1,35; Генуя – 0,8[27].

Через некоторое время все золото и другие ценности перешли в руки ростовщиков, которые «обслуживали» крестоносцев. По мнению некоторых историков, именно эти несметные (по тем временам) богатства и были тем «первоначальным накоплением капитала», которое дало толчок развитию капитализма. Золото и серебро из Америки (эпоха так называемых «великих географические открытий») появилось в Европе на три столетия позже. Позиции ростовщиков в Венеции и других городах Южной Италии стали ещё крепче, они стали распространять своё влияние на всю Европу и даже пытались поставить под свой контроль Русь.

Вот что об этих временах говорит архимандрит Тихон Шевкунов, создатель известного фильма «Гибель империи. Византийский урок»: «Именно несметными богатствами Константинополя был выкормлен монстр ростовщической банковской системы современного мира. Этот небольшой теперь город в Италии, Венеция, был Нью-Йорком XIII века. Здесь тогда вершились судьбы народов. Поначалу большая часть награбленного спешно свозилось морским путем в Венецию и Ломбардию (тогда отсюда и пошло слово «ломбард»). Как грибы после дождя стали появляться первые европейские банки. Менее пронырливые, чем тогдашние венецианцы, немцы, голландцы и англичане подключились чуть позже; ими на хлынувшие в Европу византийские деньги и сокровища начал создаваться тот самый знаменитый капитализм с его неуемной жаждой наживы, которая, по сути, является генетическим продолжением азарта военного грабежа. В результате спекуляции константинопольскими реликвиями образовались первые крупные еврейские капиталы»[28].

Взятие турецкими войсками Константинополя. Средневековая гравюра.

Византия же после этого «крестового похода» так и не смогла полностью восстановиться, а через два с половиной столетия закончила своё существование. Как пишут историки, – в результате захвата Константинополя турками.

Но, если копать глубже, то за турками стояли всё те же ростовщики.

Считается, что «церковную революцию» в виде Реформации инициировал Мартин Лютер, и многие считают его «предтечей» капитализма. Но что примечательно, этот отец-основатель протестантизма был настроен крайне негативно в отношении ростовщичества. Более глубокое изучение истории Реформации приводит к выводу: «церковная революция» была в немалой степени спровоцирована коммерциализацией католической церкви (в том числе её ростовщической практикой). Так что Лютер в равной мере обвинял в ростовщичестве и евреев, и клириков католической церкви:

«Язычники могли заключить на основании разума, что ростовщик есть четырежды вор и убийца. Мы же, христиане, так их почитаем, что чуть не молимся на них ради их денег… Кто грабит и ворует у другого его пищу, тот совершает такое же великое убийство (поскольку это от него зависит), как если бы он кого морил голодом и губил бы его насмерть. Так поступает ростовщик; и всё же он сидит спокойно в своем кресле, между тем как ему по справедливости надо бы быть повешенным на виселице, чтобы его клевало такое же количество воронов, сколько он украл гульденов, если бы только на нём было столько мяса, что все вороны, разделив, могли бы получить свою долю. А мелких воров вешают… Мелких воров заковывают в колодки, крупные же воры ходят в золоте и щеголяют в шелку… Поэтому на земле нет для человека врага большего (после дьявола), чем скряга и ростовщик, так как он хочет быть богом над всеми людьми. Турки, воители, тираны – всё это люди злые, но они всё-таки должны давать людям жить и должны признаться, что они злые люди и враги, и могут, даже должны, иногда смилостивиться над некоторыми. Ростовщик же или скряга хочет, чтобы весь мир для него голодал и томился жаждой, погибал в нищете и печали, чтобы только у него одного было всё, и чтобы каждый получал от него, как от бога, и сделался бы навек крепостным… Он всегда носит мантию, золотые цепи, кольца, моет рожу, напускает на себя вид человека верного, набожного, хвалится… Ростовщик – это громадное и ужасное чудовище, зверь, всё опустошающий, хуже Какуса, Гериона и Антея (герои античной мифологии – В. К.). И, однако, украшает себя, принимает благочестивый вид, чтобы не видели, куда девались быки, которых он втаскивал задом наперед в своё логовище. Но Геркулес должен услыхать рёв быков и крики пленных и отыскать Какуса даже среди скал и утёсов, чтобы снова освободить быков от злодея. Ибо Какусом называется злодей, набожный ростовщик, который ворует, грабит и пожирает всё. И всё-таки он как будто ничего не делал дурного и думает, что даже никто не может обличить его, ибо он тащил быков задом наперёд в своё логовище, от чего по их следам казалось, будто они были выпущены. Таким же образом ростовщик хотел обмануть весь свет, будто он приносит пользу и даёт миру быков, между тем как он хватает их только для себя и пожирает… И если колесуют и обезглавливают разбойников и убийц, то во сколько раз больше должно колесовать и четвёртовать… изгонять, проклинать, обезглавливать всех ростовщиков»[29].

Мартин Лютер

Трудно отыскать более острый памфлет против ростовщичества. Он не просто эмоциональный. В нём есть, по крайней мере, две важные мысли, которые помогают нам понять природу современных ростовщиков – банкиров.

Во-первых, Лютер заглянул в самую глубь души ростовщика и понял: обогащение для ростовщика лишь средство; целью является уподобиться богу («он хочет быть богом над всеми людьми»). Ростовщик действительно добивается уподобления, но только не Богу, а его антиподу – дьяволу.

Во-вторых, деятельность ростовщика организована таким образом, что она (деятельность) и он (ростовщик) внешне выглядят вполне благопристойно и респектабельно в глазах народа, даже христианского («Мы же, христиане, так их почитаем…»). Это ему удаётся, с одной стороны, благодаря обману; с другой стороны, по причине простодушия и наивности простых людей («Таким же образом ростовщик хотел обмануть весь свет, будто он приносит пользу и даёт миру быков, между тем как он хватает их только для себя и пожирает…»). Сегодня, наверное, благодаря интенсивной обработке сознания с помощью СМИ в глазах обывателя (в своей массе уже давно отошедшего от христианства) современный ростовщик – банкир выглядит ещё более респектабельно; понимание преступного характера банковской деятельности до сознания нынешнего обывателя не доходит.

Но в жизни получилось действительно ровным образом наоборот: М. Лютер расчистил дорогу тем, кого он люто ненавидел – ростовщикам. Как тут не вспомнить поговорку: «благими намерениями дорога устлана в ад».

Другой отец-основатель протестантизма, – Кальвин, – в написанном им письме о ростовщичестве занимает позицию, совершенно отличную от Лютера. Эту позицию можно назвать дифференцированным и сдержанным подходом к ростовщичеству. Он против наиболее одиозных форм ростовщичества, но вместе с тем считает «естественным» получение барыша от ссуды денег, особенно на цели получения дохода заёмщиком, и если при этом процент не будет «чрезмерным» (превышающим 5 %). Ростовщикам этой «трещины» в позиции христиан было достаточно, процесс завоевания ими новых плацдармов ускорился. Об этом достаточно подробно написано Максом Вебером в его книге «Протестантская этика и дух капитализма».

«Эстафету» Кальвина подхватили появившиеся в секуляризируемом мире «профессиональные философы», принявшиеся рьяно защищать ростовщичество в его «реформированном варианте». Речь шла о том, что ростовщичество следует легализовать, но при условии, что ссуды будут направляться не на потребление (особой критике подвергалась практика ссуд на приобретение аристократами предметов роскоши и вообще на «прожигание» ими жизни), а на то, что современными словами можно было бы назвать «развитие бизнеса». Это позволило бы понизить процент по ссудам и ускорить «прогресс общества» (т. е. капитализма). Среди работ на эту тему можно назвать трактат Дж. Локка «Соображения о последствиях понижения процентов на денежный капитал» и трактат И. Бентама «В защиту процента».

Пожалуй, первой банкирской династией эпохи Реформации в Европе можно назвать немецкое семейство Фуггеров. Банкирский дом Фуггеров (как и банкиры Южной Италии, например, Медичи) сколотил своё состояние на том, что предоставлял деньги в кредит Папе, крупным феодалам, королям. Кредитование королей было очень выгодным делом. Денежные ссуды выдавались под залог обширных земельных участков и другого недвижимого имущества в обмен на концессии. Например, Фуггеры получили доступ к серебряным и медным рудникам. Банкиры получали в аренду источники королевских доходов (сбор налогов), они фактически управляли активами монархов-феодалов.

Первый период «денежной революции», – легализация ростовщической деятельности, – растянулся на длительное время. В Западной Европе периоды легализации ростовщической деятельности сменялись периодами гонений на ростовщиков и восстановлением ограничений и запретов на взимание процента.

В отмене запретов и смягчении ограничений были уже заинтересованы не только евреи-ростовщики, но также клирики церкви, практиковавшие дачу денег в ссуду, и государи, которые пользовались «услугами» ростовщиков. Нередко сторону ростовщиков занимали также торговцы, которые часто пользовались ссудами, а позже – первые капиталисты-предприниматели, заинтересованные в легализации ростовщичества, поскольку это способствовало снижению ссудного процента.

Против ростовщиков чаще всего выступал простой народ, которого процентная кабала порой доводила до отчаяния. Иногда всё кончалось бунтами и погромами лавок ростовщиков. Далеко за примерами ходить не надо: в Киеве в 1113 году началось восстание горожан, которые громили дома евреев-ростовщиков и бояр, душивших народ налогами. Тогда князь Владимир издал «Устав Володимирь Всеволодовича», в котором определил порядок списания накопившихся долгов, ввёл строгие ограничения на величину взимаемых процентов, а предельный срок начисления процентов установил в три года. В те далекие времена правители иногда оказывались на стороне народа.

Евреи изгонялись почти из всех европейских государств, но неизменно возвращались назад. Правители, изгоняя за пределы своих государств евреев-ростовщиков, сразу «убивали двух зайцев»: во-первых, повышали, выражаясь современным языком, свой «рейтинг» в глазах народа; во-вторых, захватывали имущество ростовщиков и, таким образом, решали свои финансовые проблемы. Однако такое «решение» проблем создавало лишь временный эффект. Через какое-то время деньги у правителей кончались, и они опять разрешали евреям-ростовщикам селиться и заниматься торговлей деньгами в пределах их государств. А через определённое время все повторялось вновь.

Например, из Швейцарии евреи изгонялись в 1298 году, а затем в 1616, 1634, 1655, 1701 гг. Из Франции они изгонялись в 1080, 1147, 1180, 1306, 1394 гг. Правда, после изгнания в 1394 году евреев не пускали во Францию на протяжении четырёх столетий – до революции 1791 года. Из Англии выселение евреев происходило в 1188, 1198, 1290, 1510 гг. Из Испании – в 1391, 1492, 1629 гг. Из Португалии – в 1496, 1516, 1555, 1629 гг.

Окончательное возвращение евреев в страны Европы произошло лишь в XVII–XVIII веках, когда капитализм полностью там утвердился, а ростовщическая деятельность была полностью реабилитирована.

Вот что по этому поводу пишет израильский исследователь денежной истории еврейского народа Люкимсон П.: «… начиная с XVI века изгонять евреев из той или иной страны становилось всё труднее и труднее, так как подобный шаг неизбежно приводил к тому, что решившийся на него король подвергался бойкоту со стороны еврейских банкиров в других странах и лишался всякой возможности получить кредиты. Эта международная еврейская солидарность была для европейских банкиров тем более болезненной, что к этому времени произошло закономерное перерастание ростовщического капитала в банковский»[30].

Итак, начиная с XVI века произошла полная легализация ростовщической деятельности, после чего она стала называться более благозвучно: «банковская деятельность». В это время произошло принципиальное изменение баланса сил и влияния между еврейскими ростовщиками и европейскими монархами. Ростовщики начали готовиться к взятию следующего рубежа: свержению монархов. Это было необходимо для того, чтобы могли быстро развиваться товарно-денежные (т. е. капиталистические) отношения. Это резко расширяло спрос на «услуги» ростовщиков: раньше этими «услугами» пользовались преимущественно землевладельцы и монархи (для удовлетворения своих потребностей в предметах роскоши); теперь эти «услуги» потребовались капиталистам-предпринимателям (для того, чтобы осуществлять инвестиции в производство). Революция в сфере денежной неизбежно влекла за собой революцию в сфере политической власти.

Что касается России, то она гораздо дольше, чем европейские страны, не имела на своей территории евреев: они были изгнаны из Киева в XII веке, а вновь в пределах нашего государства появились лишь в XVIII веке (после разделения Польши, когда часть её территории вместе с населяющими её евреями вошла в состав Российской империи). Об этом можно почитать у того же Зомбарта В. в книге «Евреи и хозяйственная жизнь», а также у Тихомирова Л. в книге «Религиозно-философские основы истории».

Ярким примером, иллюстрирующим процесс «отливов» и «приливов» в противостоянии ростовщиков и общества, является Франция эпохи Нового времени. В 1777 году власти Парижа приняли постановление, которое запретило «любой вид ростовщичества, осуждаемого священными канонами». В последующие годы это решение неоднократно повторялось. Всё это активизировало ростовщиков, которые стали одними из основных организаторов так называемой «буржуазной» революции 1789 года во Франции.

Самое парадоксальное, что многие «революционеры» шли на штурм Бастилии, а затем участвовали в свержении и казни короля под лозунгами борьбы с ростовщичеством и даже с капитализмом! Например, Марат заявлял: «У торговых наций капиталисты и рантье почти все заодно с откупщиками, финансистами и биржевыми игроками». Граф де Кюстин с трибуны Национального собрания провозглашал: «Неужели же Собрание, которое уничтожило все виды аристократии, дрогнет перед аристократией капиталистов, этих космополитов, которые не ведают никакого другого отечества, кроме того, где они могут накапливать богатства». Комбон, выступая с трибуны Конвента 24 августа 1793 г., огонь своей критики направил против ростовщиков: «В настоящий момент идёт борьба не на жизнь, а на смерть между всеми торговцами деньгами и упрочением Республики. И, значит, надлежит истребить эти сообщества, разрушающие государственный кредит, ежели мы желаем установить режим свободы». Де ла Платьер, который в 1791 г. стал министром внутренних дел, также не стеснялся в выборе слов, разоблачающих ростовщиков: «Париж – это всего лишь продавцы денег или те, кто деньгами ворочает, – банкиры, спекулирующие на ценных бумагах, на государственных займах, на общественном несчастье»[31]. Таким образом, можно сделать вывод, что «революционеры» оказались игрушкой в руках ростовщиков. Фактически они делали противоположное тому, что декларировали. Некоторые осмысленно, другие использовались ростовщиками «втёмную».

Пришедший к власти император Наполеон Бонапарт провел в 1807 году закон, с помощью которого он вновь попытался обуздать ростовщичество: по так называемым «гражданским» кредитам предельная ставка была определена в 5 %, а по коммерческим – в 6 %. Однако уже в середине XIX в. ростовщичество во Франции расцвело пышным цветом. Недаром французский капитализм принято называть «ростовщическим».

Отметим, что даже после первых «побед» ростовщиков всё ещё сохранялись значительные ограничения на виды кредитов, по которым разрешалось взимать проценты. В первую очередь снимались ограничения на процентные ссуды государству, поскольку в этом были заинтересованы монархи и те, кто стоял около казны. Позднее процентные ссуды стали предоставляться торговцам, ремесленникам и всем тем, кто деньги использовал для получения дохода (проценты в таких случаях трактовались как «участие» ростовщика в прибыли заёмщика). Позже всего были сняты ограничения на взимание процентов по кредитам, предоставлявшимся частным лицам на цели личного потребления.

1. Арриги Джованни. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени. Пер. с англ. – М.: ИД «Территория будущего», 2006.

2. Ваджра А. Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии. – М.: АСТ Астрель, 2007 (глава 2 «Итальянские города-государства»).

3. Вебер Макс. Протестантская этика и дух капитализма. – М., 2003.

4. Везерфорд Джек. История денег. Борьба за деньги от песчаника до киберпространства. Пер. с англ. – М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001.

5. Всемирная история экономической мысли. Том 1. – М.: Мысль, 1987 (глава 18 «Кризис феодального мировоззрения и его влияние на экономическую мысль позднего средневековья»).

6. Забегайло О. Н. Духовное понимание истории. – М.: «Серебряные нити», 2009.

7. История экономических учений. Под ред. Автономова В. С. – М.: ИНФРА-М, 2002 (глава 1 «Мир хозяйства в сознании докапиталистических эпох»; глава 2 «Кристаллизация научных знаний: XVI–XVIII вв.»).

8. Катасонов В.Ю. Религия денег. Духовно-религиозные основы капитализма. – М.: Кислород, 2013 // Глава 3 «Макс Вебер и протестантский капитализм».

9. Каширский Е. Д. Кальвинизм и экономика. III, Кредит // Интернет, сайт «Проза. ру».

10. Крыленко А. К. Денежная держава. Тайные механизмы истории. – М.: Институт русской цивилизации, 2009.

11. Кузнецов Ю. Тезисы о Вебере. Протестантизм и генезис европейского капитализма // Интернет, сайт «Христианский социализм как русская идея».

12. Люкимсон П. Бизнес по-еврейски. Евреи и деньги. – Ростов н/Д: «Феникс», 2007.

13. Пасынков А. С. Феномен ростовщичества: от Вавилона до глобальной финансовой системы. История, экономика, антропология // Интернет. Работа размещена на многих сайтах.

14. Платонов О. А. Тайна беззакония: Иудаизм и масонство против Христианской цивилизации. – М.: Алгоритм, 2004.

15. Сомин Н. В. Блеф «Протестантской этики» // Интернет, сайт «Христианский социализм как русская идея».

16. Сунн-Чжон Ким, Пиков Г. Г. «Жан Кальвин и некоторые проблемы швейцарской Реформации» // Интернет, сайт «Библиотека Якова Кротова».

17. Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории. – М.: «Москва», 1997.

18. Чвалюк А. Я. Будет ли Россия править миром. Часть 2 «Ссудный процент и ростовщичество» // Интернет. Сайт «Полемика и дискуссии».

19. Архимандрит Тихон Шевкунов. Гибель империи. Византийский урок. – М.: Эксмо, 2008.

Глава 7

«Смерть экономики» и кое-что об «экономической филологии»

В хозяйственной жизни всё перевернулось с ног на голову. По сути, с приходом капитализма наступила «смерть» экономики. Ведь смысл слова «экономика», как мы выше сказали, – это «домостроительство», т. е. человеческая деятельность, направленная на удовлетворение естественных потребностей людей в товарах и услугах. её можно также определить как систему жизнеобеспечения общества.

Несколько веков назад на смену экономике пришла «хрематистика», что в переводе с греческого означает «искусство накапливать запасы». Термин ввёл в оборот Аристотель (IV век до н. э.). Этот мыслитель древности различал два вида хрематистики:

а) накопление запасов, необходимых для ведения нормального хозяйства (экономики);

б) накопление запасов сверх необходимых потребностей.

При этом он объяснял, что накопление материальных

запасов сверх необходимых потребностей имеет свои пределы: такие запасы портятся, они требуют места и расходов на хранение, могут быть похищены или уничтожены и т. п. Одним словом, чрезмерное увеличение таких запасов порождает лишь убытки и головную боль.

Однако этот вывод не распространяется на запасы в виде денег: накопление денег не имеет той естественной границы, которая присуща материальным запасам. Исходя из этого, Аристотель сделал очень важное заключение: «Все, занимающиеся денежными оборотами, стремятся увеличить количество денег до бесконечности»[32]. Иначе говоря, деньги из средства, обслуживающего экономику, могут превратиться в цель, – если они оказываются в руках лиц, занимающихся деньгами «профессионально». К «денежному» варианту хрематистики отношение Аристотеля было резко негативным: бесконечное накопление денег уводит человека от «благой жизни» (выражение Аристотеля). В Греции того времени стремление к накоплению денежного богатства ещё не стало нормой жизни, но Аристотель уже видел опасный «вирус», который таился в деньгах (вернее – в душах людей, профессионально занимавшихся деньгами), и понимал, что при определённых условиях этот «вирус» может начать быстро «размножаться», уничтожая устои «благой» (благочестивой) жизни.

Аристотель был резко настроен против ростовщичества как главной угрозы устоям «благой» жизни: «… с полным основанием вызывает ненависть ростовщичество, так как оно делает сами денежные знаки предметом собственности, которые, таким образом, утрачивают своё назначение, ради которого они были созданы: ведь они возникли ради меновой торговли, взимание же процентов ведёт именно к ростовщичеству… Как дети похожи на своих родителей, так и проценты являются денежными знаками, происшедшими от денежных же знаков. Этот род наживы оказывается по преимуществу противным природе»¹.

Более понятным для современного человека является слово «капитализм», которое вполне можно использовать в качестве синонима «хрематистики». Выше мы уже сказали, что термин «капитализм» стал популярным с «лёгкой руки» основателя марксизма, который рассматривал его как общественно-экономическую формацию, пришедшую на смену «феодализму». На первых порах слово «капитализм» достаточно широко использовалось, апологеты этого строя рассматривали его с гордостью как «самую совершенную организацию общества», особенно на фоне «отсталого» и «реакционного» феодализма и ещё более «отсталого» и «реакционного» рабовладельческого общества.

Кстати, для обоснования «прогрессивности» капитализма Марксу пришлось сконструировать схему исторического процесса как последовательной смены общественно-экономических формаций (ОЭФ): первобытно-общинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм, коммунизм (с социализмом как первой фазой коммунизма). Надо сказать, что Маркс не утруждал себя изобретением этой схемы исторического процесса, а заимствовал её у основоположника «научного» (или «утопического») социализма Сен-Симона. Маркс просто-напросто использовал данную схему в партийно-пропагандистских целях. А многочисленные факты (и даже выводы), которые Маркс позднее делал в своих фундаментальных работах (прежде всего, в «Капитале»), противоречили учению об ОЭФ.

В первой половине прошлого столетия в буржуазных североамериканских штатах рабов было больше, чем в древнем Египте, Греции и Римской империи, вместе взятых. А если к этому ещё прибавить рабов в Индии и других колониях Англии, Франции, Испании, Португалии и других капиталистических стран Европы, то получается, что капитализм зиждется, прежде всего, на рабском труде.

Более того, рабы в так называемых «докапиталистических» ОЭФ составляли, как правило, далеко не основную часть населения.

Вот что по этому поводу пишет Бородай Ю.: «Конечно, и до капитализма все традиционные общества знали так называемое «патриархальное рабство» (дворцовые слуги больших господ, наложницы, евнухи, личная гвардия и т. д.), но что касается производства, то все эти общества, как правило, держались на труде самостоятельных производителей – крестьянских и ремесленных общин (редкие исключения – такие эпизоды, как, например, производство рабами товарного хлеба для римской армии на сицилийских плантациях). И только капитализм начинает с подлинно массового производственного применения рабского труда на своих колониальных плантациях и в горном деле. Та же самая картина и с крепостничеством – в странах, втянутых в систему мирового рынка, но сохранивших свою независимость и элементы традиционной структуры»[33]. То, что европейское крепостничество – это явление относительно позднее, является фактом. В своей классической форме оно устанавливается в Германии под воздействием мощного спроса на хлеб в переживающей «чистку земли» Англии, что был вынужден зафиксировать в «Капитале» и сам Маркс: «В XV веке немецкий крестьянин, хотя и обязан был почти всюду нести известные повинности продуктами и трудом, но вообще был, по крайней мере, фактически, свободным человеком… но уже с половины XVI века свободные крестьяне Восточной Пруссии, Бранденбурга, Померании и Силезии, а вскоре и Шлезвиг-Гольштейна были низведены до положения крепостных»[34].

В России настоящее помещичье крепостничество появилось ещё позже, чем в Европе: в эпоху «реформ» Петра I и продержалось полтора столетия.

Если внимательно читать «Капитал» Маркса, то приходишь к выводу, что даже у «классика» под вывеской «капитализм» скрывается самое откровенное рабство, причём классик для характеристики отношений «капиталист – наёмный работник» использует слово «рабство» достаточно часто (почти также часто, как слово «эксплуатация»). То, что сегодня слово «рабовладельческий строй» употребляется ещё реже, чем слово «капитализм», можно объяснить всё теми же «партийно-пропагандистскими» соображениями. Трудно представить себе проведение в России «реформ» под флагами и лозунгами построения «нового рабовладельческого строя» (ещё раз повторим: наши «реформаторы» тщательно избегали даже таких слов, как «капитализм», «капиталистический»).

Правда, оппозиция «новому рабовладельческому строю» достаточно часто прибегала и прибегает к использованию слов «капитализм» и «капиталистический», но часто невпопад. Например, достаточно широко известен термин «капиталистическая экономика». Получился гибрид «ужа» и «ежа»: «капитализм» и «экономика» являются противоположными, взаимоисключающими понятиями. Это что-то вроде «сухой воды», «отстающего отличника» или «тощего толстяка».

Кстати, у наших «реформаторов» последнее время пошла мода на «конструирование» новых достаточно бессмысленных, но небезобидных терминов, относящихся к сфере «экономики»: «православный бизнес», «исламский бэнкинг», «этические фонды инвестирования», «справедливый процент» и т. п. Суть их одна – «облагородить» и замаскировать неприглядный имидж капитализма и отдельно взятых его институтов.

С учётом только что сказанного, уважаемый читатель, дальше по тексту слова «экономика», «экономический» применительно к реалиям нашей жизни я буду ставить в кавычки. Кстати, слово «экономист» сегодня также надо употреблять с кавычками, так как люди, которые себя так называют, занимаются в основном не «домостроительством», а ретранслируют и пропагандируют идеи хрематистики. Настоящее их название – хрематисты. Конечно, слово не очень удобопроизносимое. Поскольку эти люди чаще всего обременены разными дипломами, степенями и званиями, то их можно называть профессиональными экономистами. Человеку со стороны вход в этот «закрытый клуб» (или «профессиональную гильдию») строго запрещен.

Слава Богу, сегодня в нашем обществе некоторые люди уже начинают осознавать, что под видом «экономики» нам «всучивают» совсем другой «товар», который не имеет ничего общего с «домостроительством», или «системой жизнеобеспечения общества».

Медведев М. Ю. в книге «Альтернативная экономика. Критический взгляд на современную науку и практику» пишет: «Современная экономика только прикидывается экономикой, а на самом деле таковой не является. Ну что может быть истинно экономического в бирже, олигархах и других подобных хозяйственных парадоксах, которыми наполнена современная жизнь? Ничего экономического. Когда я вижу на прилавках магазинов книги с названиями «Как играть и выигрывать на бирже», «Маркетинг», «Банковское дело» и другие им подобные, то, закрывая глаза и, словно по мановению волшебной палочки, названия меняются на: «Как ловчее ограбить ближнего», «Как впарить покупателю некачественный товар», «Ростовщичество» и т. п. Замена настолько зримая, что хочется хохотать. Отсрочить осознание того довольно элементарного факта, что современная экономика таковой – имею в виду экономикой, – на самом деле не является, может только крайнее нежелание людей осознавать данный факт: так действительно проще. Однако прятать голову в песок подобно страусу возможно не всегда, – иногда приходится раскрывать глаза на окружающий мир и, убедившись в его несовершенстве, предъявлять доказательства своей правоты: сначала самому себе, а затем и читателям»[35].

Для обозначения всего того, что «профессиональные экономисты» называют по недоразумению или сознательно «экономикой», данный автор предлагает термин: «не-экономика». Продолжая ход мысли Медведева М., мы могли предложить ещё более точный термин: антиэкономика, поскольку капитализм не созидаёт, а разрушает то, что называется экономикой (систему жизнеобеспечения общества).

При использовании точных слов всё сразу становится на свои места. В этом случае уже не требуются толстенные тома, нудно объясняющие (а на самом деле запутывающие понимание) тех или иных процессов в современной «экономике». Например, для описания тех изменений, которые происходили в нашей «экономике», нам назойливо предлагают слово «реформа». Однако, если в ходе таких «реформ» производственный потенциал страны уменьшился даже в большей степени, чем за годы Великой отечественной войны, то, наверное, требуется другое слово. Например, «экономическая война» или «экономические диверсии в особо крупных размерах». Или просто: «разрушение экономики». Предлагаю читателю самому выбрать то слово, которое наиболее точно опишет те разрушения, которые произошли в нашей стране за последние 20–25 лет.

Центральный банк в нашей стране почему-то называют «Банком России» (так записано в федеральном законе), хотя, когда начинаешь разбираться в «кухне» этого института денежной власти, то приходишь к выводу: к России он имеет очень опосредованное отношение. Правильнее его было бы назвать «филиалом Федеральной резервной системы США»[36]. А тогда всё становится на свои места. Наши журналисты и «профессиональные экономисты» любят «пожурить» руководство центрального банка страны за его различные «ошибки» и «просчёты». Не поймёшь: то ли хорошо разыгранный спектакль, то ли беспробудная слепота наших «критиков». А если посмотреть на так называемый «Банк России» как на филиал ФРС США, то тогда всё встает на свои места: данный институт очень последовательно и дисциплинированно реализует на территории Российской Федерации денежно-кредитную политику ФРС США (т. е. мировых ростовщиков), не допустив за почти два десятилетия своего существования ни одной серьёзной «ошибки» или «просчёта».

Незаметно происходит тихая, незаметная подмена одних слов другими. Например, тех, кто играет на финансовых рынках, всегда именовали «спекулянтами». Теперь они получили очень благопристойное название – инвесторы. Под инвестициями раньше понимали, в первую очередь, капитальные вложения в строительство предприятий и других объектов, их расширение и техническую реконструкцию. В то же время СМИ ещё недавно с большим энтузиазмом сообщали нам, что в страну пришли «инвестиции» на сумму в десятки миллиардов долларов. Но что-то новых заводов и фабрик в нашей стране так и не появилось. А с чего бы им появиться? Ведь нынче под «инвестициями» понимается покупка уже существующих заводов и фабрик, а то и вовсе каких-то бумажек, не связанных с активами реального сектора (например, обязательства Минфина типа пресловутых ГКО).

На протяжении уже длительного времени среди «профессиональных экономистов» ведется интересная, но отнюдь не безобидная «игра в слова». Эта каста «профессионалов» считает, что она занимается «экономической наукой». Но это очередной обман. И не только потому, что уже давно нет экономики, но и потому что никакой науки нет (и не было). Любая наука помимо всего имеет устойчивый понятийный аппарат, который позволяет общаться ученым на понятном им языке и передавать свои знания ученикам и последующим поколениям ученых. Ничего этого в «экономической науке» нет. Мы уже выяснили, что под видом «экономики» «профессиональные экономисты» нам незаметно подсовывают «антиэкономику».

О том, что «экономика» (в современной её трактовке, т. е. как хрематистика) не является наукой, достаточно много сказано и написано людьми, которые не относятся к гильдии «профессиональных экономистов». Соответственно таким людям легче давать трезвые оценки указанной профессии, которая появилась сравнительно недавно, но имеет много общего с «самой древней профессией».

Дадим, например, слово известному шведскому политическому деятелю и журналисту Айвору Бенсону, перу которого принадлежит ряд интересных статей и книг по новейшей истории европейской и мировой истории. Один из вопросов, который его волновал, – роль «профессиональных экономистов» в жизни западного общества. Он задаёт справедливый вопрос:

«… как объяснить, что западноевропейский интеллект, который на деле показал свою способность послать человека на Луну, не сумел распознать, что ростовщичество используется для того, чтобы развратить и силой привести Запад к рабскому подчинению?… как насчёт экономистов и финансовых экспертов? Разве они не используют все достижения разных дисциплин и все методы исследования современной науки, пытаясь решить проблемы распределения и обмена товарами, продуктами человеческого труда, в чём им помогает компьютерная техника, которая может во сто крат увеличить возможности человеческого интеллекта?»

Айвор Бенсон пытается дать ответ на поставленный вопрос:

«Частично это можно объяснить тем, что в течение более чем столетия западный интеллект сосредоточил своё внимание почти исключительно на проблемах науки и техники, был сполна вознагражден и получил новый стимул благодаря достигнутым результатам.

Вторая половина ответа на вопрос заключается в том, что доходы этой мошеннической денежной системы так велики, что полчища в общем-то невинных людей с благими намерениями, активно вовлечённых в надувательство, могут быть щедро вознаграждены, – среди них политики, банкиры, академики и журналисты. Человек устроен так, что очень немногие могут устоять перед искушением получить явную личную выгоду или в материальной форме, или в плане карьеры. Зло это усугубляется явно выраженным у европейцев инстинктом накопительства, наиболее ярко проявляющимся в современной мании приобретательства, которая ещё крепче привязывает массы к системе ссуд, так как сиюминутная эйфория от обогащения делает их абсолютно нечувствительным ко всем другим соображениям…».

Бенсон также обращает внимание на отсутствие в «экономической науке» нормального понятийного аппарата и грамотно и фундаментально сформулированных целей:

«Её (экономической науки – В. К.) надуманность проявляется в том, что она не пытается, как положено, разработать свою терминологию, например, объяснить термины «деньги» или «кредит». От экономистов сложно ожидать решения проблем, которые они не могут даже поставить и чётко сформулировать…».

Книга Айвора Бенсона «Фактор сионизма»

Также подчёркивается, что «экономическая наука» крайне умозрительна, она не очень интересуется фактами реальной жизни, да и факты эти зачастую оказываются информацией «за семью печатями»: «Послав человека на Луну, американские ученые доказали, что они владели всеми фактами, имеющими отношение к проблеме высадки человека на Луну и его возвращения на Землю. Если бы те ученые действовали как экономисты, то астронавты или сгорели дотла на земле, или бы были запущены в космос, но никогда не вернулись на землю. Экономисты не в состоянии собрать всю необходимую информацию, потому что самая важная информация намеренно изымается…».

Современные «экономисты», по мнению Бенсона, крайне «зашоренные» люди, у которых отсутствует интуиция и понимание духовной природы многих проблем, которые они пытаются «исследовать»:

«У авторов книги Второзаконие, пророка Мохаммеда, Шекспира и других не было даже малой доли той информации, которой владеют современные экономисты, но они могли решать проблему ростовщичества, довольствуясь имеющейся информацией, потому что у них не было недостатка в тех знаниях, которые являются ключом к решению всей проблемы, а именно знания о человеке и его нравственной природе (выделено мной – В. К.)».

Успех или неуспех в любой настоящей науке определяется экспериментом, опытом, практикой. Но в «экономической науке» этот принцип оценки истинности знания не «работает». Кроме того, человек, заражённый различными страстями (а «профессиональные экономисты» ими сильно заражены), не может быть объективным и познать истину:

«Таким образом, предмет научной «непредвзятости» и «беспристрастности», которыми так похваляются экономисты, при этом исключая самого человека, его жажду приобретательства и власти, как и его неспособность устоять перед искушением несправедливости, не только не даёт положительных результатов, но является контрпродуктивным, умножающим и укрепляющим пороки ростовщичества, вместо того, чтобы разоблачать их. Именно то, что придаёт телескопическую или микроскопическую силу интеллектуальному взгляду ученого, укрепляет и утверждает экономиста в его непонимании – непонимании, не наказуемом естественными последствиями, как это имеет место в точных и технических науках, а награждаемом престижем и высокими доходами».

Бенсон акцентирует внимание на том, что «профессиональные экономисты» особенно ревниво охраняют такой столп современной «экономики», как ростовщичество: Экономисты видят в ростовщичестве неотъемлемую часть финансового механизма, который, как они надеются, однажды заработает. Во все века мудрые люди видели в ростовщичестве то, что неизбежно будет наращивать неправедность, станет орудием агрессии против «чужаков» и «проклятием разрушения», когда это практикуется по отношению к другу или брату.

Окончательный вывод Айвора Бенсона звучит как приговор: «Коротко можно ответить так: экономика – лженаука (выделено мной – В. К.)»[37].

Слава Богу, сегодня и некоторые отечественные авторы выходят из-под влияния «профессиональных экономистов». Они прямо говорят, что «король – голый», то есть, что «экономическая наука» не имеет никакого отношения к умственной деятельности, нацеленной на постижение истины. Вот лишь одна цитата:

«Оказывается, «экономическая наука» лжива и продажна. Она не столько занята постижением истины, сколько защитой интересов своего главного спонсора – финансового капитала»¹.

Так называемая «экономическая наука» находится под жёстким контролем финансового капитала уже давно. Есть также мнения, что «экономическая наука» появилась одновременно с капитализмом (т. е. 300–400 лет назад) и что к постижению истины или решению проблем общества она с самого начала не имела никакого отношения. Некоторые более осторожные авторы говорят, что изначально «экономическая наука» была достаточно объективна и независима, а её «перерождение» произошло позднее.

Например, на стыке XIX и XX веков, когда в Чикагском университете появилась группа экономистов, финансируемая Рокфеллерами, Морганами и другими «денежными мешками», – так называемая чикагская школа. По оценкам некоторых авторов, Уолл-стрит инвестировал в «чикагскую школу» в общей сложности миллиарды долларов – для того, чтобы она стала тем, что сегодня принято называть mainstream. В вольном переводе на русский язык это можно трактовать как «единственно верное учение» (что-то наподобие марксизма-ленинизма – «единственно верного учения» в Советском Союзе). Можно также сказать: «генеральная линия партии ростовщиков».

Наиболее известный представитель чикагской школы – Милтон Фридман, который дал начало «монетаризму» – новому течению в «экономической науке». «Рецепты» монетаризма легли в основу экономической политики многих стран мира в последние два-три десятилетия и сильно укрепили власть мировых ростовщиков[38]