Прирожденный воин Самаров Сергей
– Похоже, твоему Шерстобитову уже основательно дали по рогам... Арестованного освободили.
– Не может этого быть... – откровенно беспокоится «гоблин». Но тем не менее верит. Есть в тоне Тобако что-то такое, что уверяет в его правдивости сильнее, чем удар кулака Пулата. Да и то, как обращаются хозяева офиса с ментами, уже показывает, что за спиной у них кто-то стоит – более значимый, чем мелкое ментовское начальство.
Тобако продолжает, не реагируя на реплику:
– Но прежний вопрос меня не перестаёт волновать... И потому я продолжу разговор: кто и по какому поводу, говоришь, на Басаргина «капнул»?..
– Откуда я могу знать? – нервно возмущается «гоблин». – Я человек маленький. Меня не спрашивают.
Странно, отчего он вдруг так занервничал? От сообщения об освобождении Басаргина? От мыслей о своей участи? Или от чего-то ещё, вызванного вопросом Андрея? Простая теория постановки допроса говорит, что следует обращать особое внимание на моменты, когда допрашиваемый начинает нервничать. И Тобако решает на своём настоять.
– А мы на всякий случай спросим... И тебе придётся ответить...
– Спросим... Отчего ж не спросить... – с другой стороны кабинета медленно приближается Сохатый. – Не захочешь, а ответишь... Когда очень просят, отвечать надо... Поверь, это даже приятно... Ответишь, и сразу боль проходит. Дышать можешь полной грудью...
– Какая боль?..
– Физическая. Есть люди, которые больше страдают от нравственной. С теми работать труднее. Они любят прогуливаться на собственную Голгофу. Но ты, слава богу, не из них...
Чувствуя в голосах угрозу, «гоблин» пытается отодвинуться подальше, толкаясь одной ногой и одной рукой. Палас в кабинете оказался малоприспособленным для подобного фигурного катания. А тут ещё с третьей стороны дорогу перекрывает Пулат, расставшийся с любимым креслом.
– Мы же вроде договорились пообщаться... мирно... – «гоблин» по-прежнему гнёт свою линию. – Я откровенно не советую вам обострять отношения... Никакая «крыша» потом не поможет...
Он продолжает отодвигаться, пока не упирается спиной в ноги Дым Дымыча. Сохатый наклоняется, берёт мента за мизинец и поднимает руку, заставив того упасть боком на пол. Руку при этом не выпускает, только перехватывает второй рукой запястье, и рассматривает сначала, словно цыганка, ладонь.
– Линия жизни у тебя короткая... Не иначе, под трамвай попадёшь...
– Какой трамвай... Какой... – «Гоблин» кажется испуганным. Похоже, он не любит физической боли.
– А вот номер трамвая у тебя на ладони не написан...
Углубляться в хиромантию Дым Дымыч не желает и резко переворачивает кисть вверх тыльной стороной. Коротко осматривает и нажимает согнутыми указательным и средним пальцами на какие-то одному ему известные точки. «Гоблин» коротко взвывает.
– Что делаешь?..
Сохатый сохраняет невозмутимость.
– Проверяю реакции нервной системы. Раздражаю твой зубной нерв. Если я захочу тебя сейчас убить болью, то нажму на нужные точки на десять секунд. Ты не выдержишь шока... Впрочем, при твоей тупости ты можешь и двенадцать секунд протянуть... Может быть, даже тринадцать... Больше самые тупые не выдерживают. Но зачем нам здесь такой вонючий трупняк... Поэтому я буду просто нажимать раз за разом, с маленькими перерывами на отдых. Вот так...
«Гоблин» взвывает снова.
– Будем говорить?
– Будем...
Он оказывается сговорчивым парнем, склонным к восприятию ненавязчивого постороннего мнения. И вообще в характере «гоблина» начинает просматриваться что-то чисто журналистское: он внезапно обретает страсть к распространению новостей... А через минуту, после нового нажатия Сохатым на нужные точки, уже желает заменить собой целое информационное агентство. Просто фонтанирует интересной информацией...
2
Отдельной мобильной офицерской группе подполковника Разина не удалось как следует отдохнуть после серьёзной операции по задержанию полевого командира Батухана Дзагоева, освобождению захваченных чеченами заложников[11], последующей операции по аресту Шерхана Дзагоева, министра строительства республики. Тогда Разину пришлось почти добровольно пойти на то, чтобы его захватили боевики, на кратковременный плен, чтобы завершить начатое дело. Сразу по окончанию операции предполагалось вылететь в бригаду. Осталось совсем ничего – закрыть продовольственные аттестаты и проездные документы дооформить. Но за несколько часов до посадки на «борт» последовал звонок по телефону «ВЧ» сначала из штаба бригады. Разина нашли быстро и пригласили к аппарату.
– Александр Андреич... – Мрачный голос начальника штаба кажется более мрачным, чем обычно, и не предвещает ничего хорошего. – Собрался вылетать?
– Группа в сборе. Все готовы...
Начальник штаба вздыхает, и Разин догадывается...
– Извини, ситуацию не я диктую...
Теперь вздыхает Разин. Хотя и знает, что его вздох ситуацию изменить не в состоянии.
– Срочное задание. Свободных групп рядом нет... То есть нет настолько знающих обстановку, как ты со своими парнями. В придачу выделяем наши два взвода. И десантники роту дадут. Всё под твоё командование. В республиканском управлении ФСБ подготовлены для тебя карты спутниковой съёмки... Получи...
– Снова снимать, наконец-то, начали?
– Начали... Понемногу и космос оживает... Но это не наши карты. Пока нам помогли парни из Интерпола. Они тоже замешаны в ситуации. Информация пришла от них. Там же, в отделе, получишь шифротелеграмму. Большая «портянка»... В трёх частях...[12] Предварительная разработка операции. Полную, с привязкой к местности, проводишь сам...
– Есть провести самому, товарищ полковник.
– Действуй. Будут проблемы, докладывай сразу в Москву. Они сели на контроль...
– Понял...
Последнее сообщение вроде бы не предупреждает открыто, но Разин давно научился понимать то, что начальник штаба бригады только в голове держит. Но держит, кстати, умышленно открыто. И потому подполковник легко соображает, что это обыкновенное, чуть не открытым текстом данное предупреждение – дело стоит на контроле в самых высших инстанциях, и потому ответственность за выполнение задания удваивается. Значит, будут со всех сторон лезть с советами и с предложениями помощи. И необходимо от этой помощи увернуться так, чтобы никто не помешал, и самостоятельно дело сделать.
Старая истина: если дело серьёзное и контролируется «сверху», всегда находится много желающих подмазаться и неуклюже помочь, чтобы потом приписать себе роль более значительную. А чем такая помощь оборачивается – Разину известно давно. Московские чины всегда считают, что для качественного проведения любой операции требуется чуть ли не задействование всех резервов. И пытаются навязать эти резервы, хотя в действительности посторонние силы только мешают и не приносят того результата, которого можно незаметно и без лишнего шума добиться малым числом. Но числом подготовленным, тренированным, натасканным на выполнение подобных операций. Группа «волкодавов» Разина как раз из таких. И лишние силы могут быть только помехой.
Выйдя из кабинета связистов, подполковник не успевает пересечь коридор, как за его спиной открывается дверь, и лейтенант кричит вдогонку:
– Подполковник Разин! Москва требует! Полковник Мочилов...
Разин возвращается.
– Слушаю, товарищ полковник, – говорит в трубку не слишком бодро.
– Приветствую тебя, Александр Андреич! Уже наслышан, как ты Дзагоева брал... Красиво, но одобрить не могу... Слишком большой риск. Кроме того, нам доложили, что у тебя сердчишко пошаливает...
– Нет, Юрий Петрович. С сердцем почти нормально. Это была дезинформация противника. Перед кардиограммой крепкого чая перепил, чтобы «мотор» работал соответственно...
– Понял. Не злоупотребляй... Я помню, ты к чаю сильную привязанность имеешь... Тебе из бригады звонили?
– Только что поговорил.
– Берёшься?
– А я имею возможность отказаться?
– Состояние здоровья... С «мотором» шутки плохи. У меня под рукой есть группа, но она не так хорошо знакома с обстановкой. Могу откомандировать, чтобы тебя заменили, но группу твою оставлю.
Разин отвечает не задумываясь:
– Нет. Я со своими... А дополнительная ОМОГ[13], честно говоря, не помешала бы... С солдатами... сам знаешь как... Кто командир?
– Полковник Согрин.
Подполковник вздыхает так, чтобы вздох был слышен на другом конце провода. Вздохами тоже следует уметь вовремя и целенаправленно пользоваться, так же, как понимать чужие вздохи. Мочилов это умеет, иначе Разин и вздыхать не стал бы.
– Не лучший вариант, Юрий Петрович. Ты вместе с Согриным поставишь меня в трудную ситуацию. Если я буду разрабатывать и проводить операцию, а Согрин попадёт в моё подчинение – может получиться не совсем тактично. Всё-таки полковник... И командир очень опытный... Я был под его началом. В Афгане ещё... Взводом в его батальоне командовал. Если он будет командовать, как положено по званию, я не понимаю, зачем мне разрабатывать детальный план, коли новый командир всё равно будет действовать по-своему... А Согрин, как я помню, всегда по-своему действует...
– Я понял. Подумай, как можно обеспечить взаимодействие. У него группа маленькая. Три человека. Один из них тебе немного известен – майор Сохно[14]. Помнишь, после первой войны он выручал пленных... Захватывал глав тейпов и старейшин, потом менял на наших... Его тогда еле-еле от суда отмазали... Прокурор попался... Хорошо, должно быть, заплатили ему... И не хотел понимать, с кем воевать собрался. Пришлось включить агентуру, собрать материал на прокурора и самого посадить на восемь лет... Преемник оказался сообразительнее... Сохно чечены до сих пор помнят...
– Я знаю майора. С удовольствием взял бы его к себе в группу, но...
– Но Согрин не отдаст. Они вместе с семьдесят первого года, с «вьетнамских лейтенантов»... Подумай, как можно их использовать.
– Хорошо. Я сначала ознакомлюсь с материалами.
– Ещё одна маленькая деталь. Ты помнишь события восемнадцатилетней давности?
– Если есть что вспомнить, то вспомню...
– К нам на стажировку присылали иорданцев.
– Было такое дело.
– Лейтенант Азиз...
– Это тот самый Азиз?
– Тот самый.
– Буду рад посмотреть, что из него вышло... Тогда был с амбицией, но бестолковый...
– Вот потому мне и хотелось бы, чтобы операцию провёл ты. Ты его немного знаешь. Сможешь предвидеть возможные ходы.
– Времени прошло много. Азиз должен «подрасти»...
– Вот и проверишь его «рост». Действуй. Что надо будет, звони напрямую.
Выдвигаются на оперативную позицию с предельной осторожностью, только ночью, в течение трёх суток.
Идти приходится по снежной горной целине, среди камней и деревьев, торить тропы через сугробы. Но и темп необходимо выдерживать максимально высокий. Рота десантников укладывается в расчёты Разина откровенно с трудом. Да и солдаты-спецназовцы тоже языки на плечи выложили, хотя идут более грамотно, умеют беречь силы.
– Отцы-командиры перестарались... – перекатывающимся баском ворчит майор Паутов, заместитель Разина, оглядывая солдат, остановившихся на короткий привал.
– Чем недоволен? – переводя дыхание, коротко спрашивает подполковник.
– Я сколько раз говорил... Посмотри на их расписание занятий... Бегать и ползать больше надо, а не драться. Ты часто за последний год в «рукопашке» участвовал?
– Один раз... дома... Мальчиков-хулиганчиков во дворе приструнил...
– Вот и наших мальчиков готовят, чтобы на гражданке подраться могли... А лучше бы на выносливость натаскивали... На лошадиную... Даже на простую «упёртость», чтоб через «не могу» могли... Чтобы ломались, но шли...
– Дело говоришь... – соглашается Разин. Вздыхает, оглядывает отряд и тут же командует голосом, который усталости не показывает, хотя командир тоже устал. – По-одъём! Вперёд! В прежнем темпе...
Разин уверен только в своих парнях. Мобильные офицерские группы проходят подготовку отдельно и по собственной программе. И уровень подготовки совсем иной, чем у солдат и даже у линейных офицеров. И профиль подготовки у каждого из офицеров группы индивидуальный, с уклоном на специализацию и личные физические и волевые качества. Особое место занимает программа по психологической подготовке. Но общие занятия традиционно максимально приближаются к условиям глубоких многодневных рейдов, проводятся на пределах выносливости. В боевой обстановке эти занятия сказываются.
Дозоры разведки приходится менять через полчаса, чтобы сберечь парням дыхание – не по живописной лесной тропинке в своё удовольствие гуляют. Не берёзовой веточкой комаров отгоняют – замёрзшие пальцы сжимают холодную и весомую сталь автомата. И в мокром снегу по колено... Снег на ноги липнет, цепляется, словно пытается заставить тащить за каждой ногой по целому сугробу. Точно тот же график смены Разин выбирает для отделений ведущих. Физически здесь нагрузка сильнее. Но если разведку Согрин доверяет спецназу, то на роль ведущих определяет десантуру. Ведущие тропу прокладывают. Для всех остальных. Чтобы остальные силы сохранили. Предельно плотную тропу, проходимую. За долгие полчаса интенсивного и темпового уминания снега пар начинает валить от бойцов, как на морозе после бани. Затем отделение переходит в замыкающие – идёт по самой утоптанной тропе, а следующее принимается за работу. И так без конца. Смена за сменой. Благо, бойцов выделили достаточно. Вот тот случай, когда количество переходит в качество – философская величина работает. В другом случае это оправдывается далеко не всегда. Устают все. Но идут. С зубовным скрипом, через силу – себя преодолевают, а не только километры одолевают. Офицерам роты десанта подполковник объясняет – десант будет иметь время на отдых, спецназ – нет. Им предстоит с марша вступить в бой. Поэтому тропа – за десантом. Спецназ идёт замыкающим. Тропу не торит. Ему ещё свою торить – ползком, без привала. В последнюю ночь...
Только в непосредственной близости от базы полевого командира Азиза, когда каждый шаг уже приходится дополнительно контролировать на осторожность, Разин останавливает отряд на большой отдых. На час раньше, чем в предыдущие двое суток. Потому что ночью предстоит разделиться – десанту необходимо выступить в оцепление и на позиции отдохнуть. А спецназовцам выполнить основную работу. Скрытно и чётко, без права на ошибку и небрежность.
Подполковник собирает вокруг себя всех офицеров десантной роты. Ещё раз сверяется с командиром роты по карте. Задача простая – перекрыть пути отступления. Рассредоточиться, занять позиции и ждать, когда «загонщики» выгонят на них «волков». У капитана карта стандартная. Тропы на ней обозначены только старые, если вообще указаны. Спутниковая съёмка показывает все недавние следы. На предыдущих привалах капитан, по приказу подполковника, тщательно переносил обозначения спутниковой карты на свою. Другие отдыхали, командир кропотливо водил карандашом по планшету. Сейчас сверяют вместе. Всё точно. Каждый командир взвода задачу получил раньше. Маршрут знает.
Кажется – всё!..
– Отдыхать всем, кроме охранения! До темноты... Огонь не разжигать! Не курить! Громко не разговаривать! На открытые места не выходить! Все средства связи заглушить! В эфире тишина...
В этих местах нет населённых пунктов. По крайней мере карта их не показывает. Можно было бы и днём идти. Но на карте космической съёмки в некоторых местах есть странные и достаточно чёткие линии. Трудно сказать, что это такое. Может быть, просто снежные уступы, нанесённые ветром. Но вполне резонно предположить, что это тропы. Куда они ведут? Этого не знает никто. Подполковник решает не рисковать. Нельзя дать возможность Азизу потерять ощущение безопасности, уйти самому и увести своих необычных «гостей».
Охранением традиционно заведует майор Паутов. Разин не вникает в его распоряжения. Своих забот хватает. И ещё беспокойство за группу Согрина. С полковником и с его двумя офицерами беседовали за три дня до выхода.
– Азиз грамотный командир. Я проанализировал несколько его операций. Не зря его у нас натаскивали. Лис командует волками. И с толком командует. Всё делает хитро и предусматривает пути отхода в нескольких вариантах. Его несколько раз заманивали в ловушки – всегда уходил. Один путь перекроют, у него оказывается запасной, непредвиденный. Два перекроют, три, всё равно уходит. Сколько этих запасных – три, пять, десять?..
– База в таком месте, – добавляет Паутов, – что есть только две стороны отхода. Это значит, что Азиз свой паровоз загнул в тупик? А он никогда себя в тупик не загонял... Задача...
– Ловушки? – спрашивает полковник Согрин, понимающий всё с полуслова.
– Я слышал про эти места... – вступает в разговор майор Сохно. – Не ловушки и не задача... Сеть сообщающихся пещер! Чуть в стороне... Выход в другую долину, на проторенные тропы. Но не был здесь ни разу... Надо искать то, что Азиз оставил про запас...
– Мне тоже так доложили, – подполковник Разин соглашается. – Пещерами Азиз не может не воспользоваться, если знает об их существовании. А он знает наверняка, потому что в его отряде есть и местные жители. Но, согласно космической съёмке, база устроена не в пещерах. Что это значит?
– Это значит, что база расположена там, где жить удобнее... – высказывает предположение Кордебалет – майор Афанасьев, третий член группы Согрина. – Вполне может быть, что в пещерах нет воды. Это всё-таки высокогорье, и не каждая речка имеет обыкновение бежать вверх по склону...
– Я пришёл к такому же выводу, – Разин соглашается. – Но Азиз не тот лис, который живёт в норе с единственным входом. Он наверняка изучил пещеры. И будет уходить через них.
– Он будет не просто уходить... – предполагает Сохно. – Он через замаскированные выходы будет отдельными джамаатами выходить нам в тыл и действовать на уничтожение живой силы. Короткая эффективная атака в спину, и моментальный отход до следующей атаки в удобном для него месте. Если только не пожелает просто сбежать... А у него, я слышал, есть к тому причины...
– Есть, – кивает Разин. – Ему надо вывести трёх пленников в безопасное место. Что вовсе не исключает первое... Не исключает, что часть отряда через пещеры постарается выйти нам в тыл и атаковать...
Согрин спокойно рассматривает карту. Он признаёт доводы подполковника основательными. С пещерами следует разобраться и обеспечить безопасность группы превентивными мерами.
– Принимаете на себя?
– Принимаю... – полковник отвечает задумчиво.
– Сколько бойцов с собой возьмёте?
– Я бы вообще никого не взял. Троим пройти незамеченными легче...
– Но втроём и обследовать пещеры тяжелее... Может просто не хватить времени. Физически не хватить... И где-то что-то останется, что может сорвать всю операцию.
– Я возьму отделение, – соглашается Согрин. Довод подполковника основательный, против такого не возразишь. Тем более что никто даже представления не имеет, что представляют собой эти пещеры, сколько имеют ходов и выходов.
– Десантуру... – категорично говорит подполковник полковнику. – Спецназ я задействую при захвате базы. Там с десантурой работать труднее.
– Согласен, – кивает Согрин. – Мне нужны не столько бойцы, сколько носильщики... – Но... Хотя бы пара из них должна иметь навыки минёров...
Легко работать с людьми, если мысли настроены на одну волну. Полковник и подполковник понимают друг друга и строят планы исходя из необходимости. И никаких личных амбиций. Никакого ущерба для дела только от того, что у командира операции на одну звёздочку на погоне меньше, чем у командира вспомогательной группы.
Группу Согрина выбросили отдельным вертолётом далеко в горах – в другой стороне, сразу же после собеседования. Разин побеспокоился о подготовке до того, как полковник дал согласие. Не сомневался в своём бывшем командире. И не ошибся. Экипированные по зимней норме, но без права разводить огонь на привале. Пищу разогревать на спиртовых примусах. Ночёвки, естественно, без палаток. При таких условиях выжить трудно, не то что провести боевую операцию...
Где-то они сейчас?..
Впрочем, Разин надеется на опыт и разум всегда строгого и сдержанного Согрина... Полковник не из тех, кто что-то забывает предусмотреть, и уж совсем не из тех, кто не может действовать в соответствии с обстановкой.
3
В дверь не позвонили... Просто Тобако, слушая рассказ «гоблина», улавливает характерные щелчки открываемого замка. Потом слышатся голоса из коридора. Это Ангел, выполняя обязанности охранника при двух ментах, разговаривает с пришедшими. Пару слов пробасил Доктор. Коротко, но раскатисто хохотнул. Должно быть, представляет себе ситуацию, когда маленький Пулат укладывает на отдых гиганта-мента, сравнимого по габаритам с ним самим. Не удаётся разобрать, что говорит Александра, хотя голос её слышится отчётливо. Баранов с Басаргиным или говорят тихо, или вообще молчат.
Дверь офиса не открывается. Значит, Доктор уводит Баранова к Басаргиным.
Посторонние звуки и сам «гоблин» слышит. И настораживается, не зная, продолжать ему рассказ или дождаться, когда его вызволят. Дым Дымыч по-прежнему жёстко держит его кисть в своих руках и в любой момент готов повторить опыт с пробуждением зубной боли. Это весомый аргумент.
– Дальше, дальше, мы тебя очень внимательно слушаем... – настаивает Тобако.
– Там пришли... – В голосе мента звучит надежда.
– Это не к тебе... Там вернулся хозяин квартиры, где вы вчера погром устроили. Он пока чайком побалуется, отдохнёт от ментовского запаха... Может быть, ванну примет... Так что у тебя есть время всё рассказать... Дальше!
– Мне чай без сахара и... как всегда... покрепче... – просит Доктор, не пожелавший пить кофе. Он и кофе обычно пьёт из посуды, сопоставимой с его телесными объёмами. А Александра всегда разливает кофе по мизерным японским чашкам. В знак протеста Гагарин выбирает чай.
– Чай заваривать надо, – отвечает Александра. – Подождёшь?
– Чтобы время не тянуть, прямо в бокал завари... Полторы ложки чая...
– Как у вас сердце терпит... – качает головой полковник Баранов.
– Оно у меня большое, – традиционно отмахивается Доктор. – Кстати, Саня, Ангелу на пост тоже можно чашечку кофе доставить... Его не сразу сменят... Он, кажется, тоже пьёт без сахара. Считает, как и я, что сахар мозги размягчает...
– Много сахара употребляет тот, кому не хватает любви. Своей или чужой, – констатирует Александра. – Это исследования японских учёных. У вас с Ангелом, могу сделать вывод, с этим всё в порядке... Чего не скажешь о Тобако... Ему тоже отнести? И Виталию?
– Они присоединятся к нам чуть позже. Там ещё и Сохатый. Он тоже сахар любит... Пока им мешать не стоит. Допрос – дело по-восточному тонкое...
Возвращается из ванной комнаты Басаргин – умытый, побритый после ночлега в грязноватой ментовке. Заходит в соседнюю комнату, через пару минут возвращается ещё и переодетый.
Баранов смотрит на него настолько осуждающе, что без пристального внимания становится понятной шутливость взгляда.
– Ты чему радуешься? Официально ты сейчас находишься под следствием... Надо бы для приличия взять с тебя подписку о невыезде.
– Боюсь, что мне придётся выезжать в любом случае. – Александр смотрит на Доктора и добавляет. – Вместе со всей командой... Но сначала провернуть кучу дел здесь...
– Как, кстати, ты вывернулся? – интересуется Доктор. – Обошлось без подписки?
– Товарищ полковник бессовестно «подставил» своего сослуживца из наркоотдела... – шутит Саша. – Попросил его забрать к себе все материалы дела, поскольку это дело вливается в другое, более широкое, в которое ментам соваться откровенно не рекомендуется. Оформили всё документально. Сразу приехали с соответствующими документами, подписанными, но незаполненными. Там и заполняли... Как, кстати, Сергей Иванович, вы такие бумаги добыли?
Баранов хмыкает:
– Я их и не добывал. Их принесли от генерала Астахова. «Альфа» каким-то образом оказалась в курсе событий... Без моего участия.
– Должно быть, Тобако расстарался.
– Больше некому, – соглашается полковник. – Таким образом, уважаемый господин Басаргин в настоящее время проходит подозреваемым по делу, расследуемому ФСБ. Иначе его невозможно было вывести из сферы интересов ментов.
– Я думаю, – поправляет сам Басаргин, – только из сферы профессиональных интересов. Ещё останется интерес бандитский, рэкетирский, террористический...
– Ну, уж, ты сразу... – усмехается Баранов.
– Нет, Сергей Иванович, я не сразу. Я был готов к такому повороту событий. И даже провёл превентивные мероприятия. Я же не знал, что Доктор с Тобако так поспешат ко мне присоединиться. А сейчас в полном составе нам предстоит заняться оперативными мероприятиями. Интенсивное следствие...
– Что-то серьёзное наклёвывается? – Сергей Иванович даже поставил на стол чашку с кофе, чтобы слушать внимательнее.
– Жду сообщений от комиссара, чтобы развернуть операцию... По всей вероятности, действовать придётся не только совместно с «Альфой», но и с ГРУ. По крайней мере для ГРУ я передавал карту космической съёмки. Они уже проводят операцию в наших интересах на территории Чечни. Думаю, наши бывшие спецназовцы смогут стать связующим звеном в координации действий. Остальное пока рассказать не могу...
– Вот так и бывает, – вздыхает Баранов. – Бывший начальник раскрыл рот и растопырил уши, а ему только общими словами дают понять, что благодарны за освобождение, но рекомендуют не соваться в ход следствия. Что ж, я согласен... И потому допиваю кофе и откланиваюсь...
Полковник допивает кофе. Но раскланяться не спешит.
– Нам перед прощанием предстоит решить ещё один вопрос – что делать с вороватыми ментами?
– Это уже надо спрашивать тех, кто с ними работал, – говорит Басаргин. – Доктор?..
– Я не работал... Сейчас приведу Тобако.
Доктор выходит и возвращается с Андреем.
– С одним мы почти закончили... Я не очень в курсе дела, которое раскручивается в настоящее время, но, судя по всему, отпускать парней нельзя... – категорично заявляет Тобако. – Посмотрим, что другие скажут, но уже первого допроса достаточно для такого вывода. Они могут дать кому-то знать, что пошла встречная атака. И это может оказаться чреватым последствиями.
– Есть два варианта, – предложил полковник. – Передать их в ведение отдела внутренней безопасности МВД или в управление организованной преступности ФСБ. Что предпочитаете?
– Я бы предпочёл ФСБ, – отвечает Басаргин, – но тогда станет ясно, что мы вышли на след ментовской банды. Само название управления всё объяснит. С другой стороны, отдел внутренних расследований тоже может «наследить» и помешать нам. Даже ещё больше. Оттуда утечка случается достаточно часто. Да ещё и честь мундира... Хрен редьки не слаще – что выбрать?
– Я бы выбрал ГРУ... – мрачно говорит Доктор. – Если ГРУ принимает участие в операции, то они смогут и пожелают вступить в игру с ментами.
– Вы считаете это реальным? – интересуется Баранов. – У ГРУ нет своих следственных органов.
– Роль следственных органов мы сможем выполнить сами – Басаргин ненадолго задумывается. – Но тогда их будут искать... Это называется незаконным арестом. По сути дела, похищением людей... За такое по головке погладить могут только топором...
Доктор хохочет. Его хохот напоминает рык хищника в пустыне.
– И пусть ищут... Следы только подмести необходимо. Машина внизу... А называться это будет не незаконным арестом. Я думаю, что называться это будет уголовным делом по поводу исчезновения экипажа патрульно-постовой машины. Найдут их нескоро...
Баранов встал.
– Всё-всё-всё... Ухожу-ухожу-ухожу... Итак, у меня что-то неладно стало со слухом. Должно быть, кофе сказывается... Крепкий... Спасибо, Санька, но мне такой уже не по возрасту... Давление поднялось, и уши заложило... Я ничего не слышал и уезжаю в неведении о ваших планах... И вообще при мне, насколько я помню, ни о каких задержанных речи не велось. Рад был оказать услугу!
Полковник поднял руку, прощаясь одновременно со всеми, и вышел.
– А я, – сказал Доктор, – хотел бы сначала выслушать начальника. Меня интересует степень совместимости наших интересов с интересами ГРУ. А после этого я сразу позвоню, чтобы от нас забрали обузу...
– Меня просили координировать действия с полковником Мочиловым, – сказал Басаргин.
– Понятно. Значит – не просто ГРУ, а спецназ ГРУ. Это даже лучше. Но с Мочиловым пусть беседуют Ангел или Пулат. Они недавно тесно сотрудничали.
Тобако пошёл к двери.
– Я подменю Ангела...
В это время в кармане Доктора подал трель телефон спутниковой связи...
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
1
Десантуру оставляют отдыхать и дожидаться условленного часа, чтобы потом, когда он наступит, ей выдвинуться на возможные направления прорыва. Само выдвижение в темповый обходной марш планируется сразу четырьмя группами, перекрывающими каждый из двух путей сверху и снизу.
– Особо прошу обратить внимание, – напутствует подполковник Разин офицеров, – на людей без оружия. Таких среди них должно быть по крайней мере трое. Их следует брать живыми. Возможно, это заложники, возможно – сообщники... Этого мы пока и не знаем... Может быть, просто пленные, которых желают использовать. Двое по возрасту совсем мальчишки. Один чуть постарше. В любом случае нам необходимо взять их и доставить в Москву. Это – главная цель операции. Это – важнее, чем захват или уничтожение самого Азиза! Насчёт Азиза... Мы с ним знакомы. Он проходил стажировку у меня восемнадцать лет назад. Если будет возможность, постарайтесь брать его живым. Но рисковать из-за этого не стоит... Только если случай подвернётся... Я хотел бы с ним побеседовать.
– Те... Мальчишки... Кто они такие? – спрашивает командир роты.
– Единственное, что я знаю, компьютерщики-программисты с высоким профессиональным рейтингом. По крайней мере один из них имеет международное имя. Двое других просто подающие надежды. Их собираются использовать в какой-то серьёзной террористической акции. Если они будут убиты, найдут других, и акция будет всё же совершена, но эти другие останутся нам неизвестными... Возможно, останутся неизвестными... Поэтому следует быть осторожными. По данным агентуры Интерпола из Турции, компьютерщиков сильно берегут... При этом не исключается возможность их вербовки, потому что относятся к ним не как к простым невольникам. Хотя свободу передвижения ограничили полностью. Если их завербовали, они сами не пожелают попасть к нам... очень много «возможно» и «если». Ориентироваться будем на месте.
– Пойди туда, не знаю куда... Принеси то, не знаю что... – пожимает капитан плечами.
– Куда – известно... Что – известно... Остаётся только пойти и принести, – возражает подполковник. – Мы в этой операции – только маленькое звено. Основную часть работы выполняют Интерпол совместно с «Альфой».
У группы Разина путь более долгий и более сложный. Спецназ выдвижение к самой базе Азиза начинает ещё засветло, почти без отдыха, в надежде, что в преддверии ночи никто не пожелает погулять по дальним горам и не обнаружит там отряд. Но даже если и обнаружит, то разведчику ещё следует успеть добраться до базы, чтобы предупредить Азиза. То есть посоревноваться со спецназом в выносливости и в быстроте передвижения и при этом не обнаружить себя. На этот случай снайперы с «винторезами» особо проинструктированы, а наблюдатели с биноклями ночного видения контролируют все фланги и дальние проходы, по которым самим спецназовцам только предстоит ещё пройти.
Разин выдвигает вперёд офицеров своей группы. Им определять и снимать часовых. Солдатам с этим справиться труднее – не та подготовка... Группу возглавляет майор Паутов. Майор – «железный шифоньер», как зовут его иногда другие офицеры группы за физическую мощь, он не знает, что такое усталость, и никогда внимания не теряет. Знает все уловки чеченских часовых.
– Азиз – иорданец... У него свои уловки... – предупреждает Разин.
– Здесь иорданских пустынь природой не предусмотрено, – отвечает майор. – Разберёмся...
По флангам Разин выдвигает снайперов. Кроме того, подполковник придал передовой группе штатного арбалетчика – на случай, если на базе есть собаки. Пуля не всегда уложит злобного сторожевого пса без звука, даже пуля такой безголосой винтовки, как «винторез». После раны навылет собака обычно поднимает шум. Арбалетный болт[15] убивает наповал и без звука.
Основная группа выходит через десять минут после офицерской. Передвигается тремя колоннами, с намерением на ближней дистанции развернуться веером. Оставляет за собой видимый след, но теперь это может не волновать. Завтра, с наступлением дня, пусть этот след хоть с увеличительным стеклом изучают. Дело будет сделано...
Первое сообщение приходит ещё до того, как выполнили развёртывание колонн. Паутов сообщает по «подснежнику»[16]:
– Я «Кречет». Два выдвинутых поста. Новинка! Начинаю думать, что Иордания находится за Полярным кругом. Домики типа эскимосских иглу[17]... Могли не заметить другие. Будьте внимательны.
– Я «Волга». Понял... Этих сняли аккуратно?
– Без проблем...
– Связь?
– Посты без связи...
Других импровизированных иглу за спиной разведчиков не оказалось. Глаз у Паутова цепкий. И слава богу! При таком малом личном составе любая очередь в спину может оказаться решающей и трагической. Поэтому идут с повышенной внимательностью.
– Я «Кречет». Ещё одно иглу... И две собаки впереди. Были... Можете делать «веер»... Остались только ближние посты...
– Я «Волга». Понял. Командирам колонн!.. Разворачиваем «веер»...
Технология хождения по снегу давно разработана. Если поднимать и переставлять ногу, скрип в ночи разбудит мёртвого. Поэтому нога, провалившаяся в сугроб, передвигается под снегом. Трудно! Устаёшь! Бульдозером себя чувствуешь! А за спиной уже много километров тяжёлого марша. Тем не менее последние сотни метров пройти необходимо без звука. Хотя совсем без звука получиться не может. Не бывает такого...
Кто-то звук услышал...
– Я «Кречет». «Волга», в лагере тревога!.. Нас обнаружили.
– Я «Волга». Всем. Вперёд! Огонь на поражение. Стрелять только по видимым вооружённым целям. Предупреждаю! По вооружённым целям! Выделяйте невооружённых. Докладывать!
Сухо затрещали короткие очереди. Хищно загуляло по склонам долины эхо. Почти полная, крутобокая луна сразу стала из противницы помощницей. Огонь стало возможно вести прицельный. Более того, скрытый легколесьем спецназ остался почти невидим для взоров через прицельную планку, тогда как боевики на голом склоне выглядят учебными мишенями.
Плохо, что застать боевиков врасплох не удалось, но это не удалось бы и на более короткой дистанции. Азиз хорошо подготовил своих бойцов. Никакой паники, всё организовано, каждый знает своё место и действия, которые требуется предпринять. Не видно, чтобы кто-то суетился, отдавая команды. Но вроде бы сама собой организовалась заградительная группа, дающая возможность другим отойти и уже с дальней дистанции прикрыть отход оставшихся.
Тёплые перчатки в карман. На руки – привычные и удобные для боя велосипедные перчатки, оставляющие пальцы открытыми. И потуже подтянуть их, чтобы кисть чувствовала жёсткость. Подполковник Разин рассматривает происходящее в бинокль и сразу оценивает старания Азиза по организации боевых действий. Сказалась кадровая подготовка. Очень грамотно работают. Редко такое встретишь среди боевиков. Знай Азиз, какими силами атакует его Разин, он, несомненно, предпринял бы контратаку. Но Азиз, естественно, предполагает то, что обязан предположить на его месте любой другой командир, – силы атакующих, по теории, всегда должны превосходить силы обороняющихся чуть ли не втрое. С какой стати в данном случае должна нарушаться теория? Целесообразности полевой командир не увидел. А зря. Растянув силы в отступлении, он потерял единственный шанс, потому что все пути отхода перекрыты десантурой. Если только нет запасного пути, который и должен был определить полковник Согрин со своими людьми.
Определил ли?
Первый штатный снайпер ОМОГ старший лейтенант Парамонов ещё до выступления общей группы занимает позицию на правом фланге. Трое солдат прикрывают его. Левый фланг держит второй штатный снайпер – лейтенант Паша Сокольников с другой тройкой прикрытия. Снайперы получили особый приказ. Отдавая его, подполковник Разин исходил из недавно захваченных у моджахедов документов, подписанных ещё Хаттабом, о структурном формировании джамаатов, и рекомендованном расположении их членов при передвижении на местности. Разведданные говорят, что этот приказ является всё ещё действующим и обычно соблюдается в точности. Изучив документы, можно определить, где и в каком месте находится в данное время командир джамаата, где снайпер, где гранатомётчик и миномётчик. Типичным и устоявшимся считается передвижение пятью способами. Самым приемлемым, исходя из местности, времени года и наличия торёных троп, выглядит передвижение джамаатов Азиза в одну колонну. Это Разин определил ещё во время продумывания плана вместе с полковником Согриным. Таким образом, снайперы получили возможность выборочно отстреливать эмиров[18] и лишать подразделения отряда согласованного руководства. Другие цели определяются традиционно. Снайпер, миномётчик и гранатомётчик. Те, кто могут доставить самые большие неприятности при наступлении. Но это всё продумано и отработано. Выучка у бойцов на грани автоматизма. Облава началась и пошла по всем правилам...
Белый снизу и лоскутный лохмато-зелёный выше пояса маскировочный костюм старшего лейтенанта дал ему возможность пристроиться рядом с камнем неподалёку от торёной тропы. Его вполне можно принять за низкорослую ёлку. И следы, что Парамоша, как зовут его офицеры ОМОГ, оставил, могут сказать, что кто-то к этой ёлке подходил. Чтобы след не выглядел односторонним и свежим, пришлось прогуляться до тропы и обратно несколько раз, словно кто-то любовно и регулярно заглядывал сюда по надобности.
Засевшие чуть в стороне солдаты с любопытством наблюдают за топтанием старшего лейтенанта. Сами они устраиваются более просто, не изображая собой куст, а прячась за кустами настоящими. Парамоше же вынужденно приходится занимать более открытую позицию, потому что, спрятавшись среди кустов на одном с тропой уровне и оставаясь невидимым, он мало видит и сам. А для прицельной стрельбы требуется хороший обзор.
– «Волга»! Я «Спартак». Позицию занял.
– Понял тебя. Действуй.
– «Волга»! Я «Сокол». Позицию занял, – почти сразу докладывает и лейтенант Сокольников.
– Я «Волга». Понял. Приступайте к выполнению.
Чётко обозначаются резкие контуры гор. Рассветает стремительно. Вскоре со стороны лагеря начинается активная стрельба – сошлись на ближней дистанции. Парамоша подготовился. В зону обстрела попали сразу два джамаата, идущие параллельными тропами. Но дальний скоро сворачивает, начинает перебираться на тропу выше по склону. Старший лейтенант снимает с прицела чехол, прикрывает им лицо, как экраном, и дует тёплым дыханием себе в нос, чтобы не замёрз, когда дыхание перед выстрелом придётся задерживать. После этого отключает питание ночного видения, чтобы светящийся зелёный ободок не выдал его раньше времени, и припадает к окуляру...
2
Читать бесплатно другие книги:
