Выгодный альянс в условиях космической экспансии Дробкова Марина

Джон Грей был всех смелее, Кэти была прекрасна: кругленькая, зелененькая, с рожками и умильной улыбкой на пупырчатом личике. Только такой храбрец, как Джон, и мог заключить с ней брак. Да и как не жениться: ведь акции, место в парламенте, мнение общества – превыше всего. А семья Кэти – не какие-то задрипанные желтопузики с задворок Вселенной – нет, это парнорогатые пухлики с Андромеды. Элита, можно сказать. Так что с фигурой у Кэти тоже все было на уровне: пышная, мягкая и тёплая, как свежевыпеченный пирог.

Джон впрочем, не уступал супруге: высокий, как Биг Бен, и галантный, словно обволакивающий лондонский смог, он носил двубортный костюм и лакированные штиблеты, а ходил с неизменной тростью, набалдашником которой служила львиная голова слоновой кости. Иными словами, пара была красива и безупречно нетривиальна.

– Дорогая, – говорил Джон каждое утро за кофе с тостами. – Я собираюсь сегодня в Палату. Ты ведь не будешь скучать до вечера, не правда ли?

– Разумеется, милый. Я всегда найду себе занятие, – отвечала Кэти мурлыкающим утробным голоском, плотнее запахивая индийскую шаль на упитанном зеленом пузике. – Да вот хотя бы квадратичную функцию повторю.

А надо сказать, Кэти была не только красива и знатна, но еще и великолепно образованна. По здешним, земным меркам. Ибо, если говорить о туманности Андромеды, математический склад ума для тамошних жителей – дело столь же привычное, как интерес наших дамочек к шопингу. Стоило только мужу вывести «Лэндровер» за ограду поместья, молодая супруга тут же принималась за энциклопедии и справочники. Это весьма беспокоило ее новых родственников из добропорядочного английского семейства: ну где это видано, чтобы леди уделяла так неприлично много времени книгам! Благородная дама, украшение блестящей фамилии, должна учиться печь пироги, раз уж ей скучно сидеть в гостиной и вести светские беседы.

Семейная жизнь текла не более бурно, чем обычное противостояние консерваторов и лейбористов, до тех пор, пока Джон не получил письмо от дядюшки с Венеры. В послании сообщалось, что старый джентльмен, долгое время проводивший дни в путешествии по Солнечной системе, намерен посетить любимого племянника и засвидетельствовать почтение его молодой супруге.

Дядюшка же этот больше всего на свете любил игру в гольф. Джон еще с детства с содроганием… в смысле, с почтением вспоминал его уроки, начинавшиеся чинным джентльменским «твой свинг неорганичен» и заканчивавшиеся плебейским «ну кто так свингует, фак твою в качель!». Ибо дядюшка жизнь прожил бурную и был ветераном обеих Галактических войн, Малой и Великой. И крепкое словцо, видимо, здорово помогло ему где-то на арктурианских фронтах. С тех пор к оному словцу питал он пиетет и не позволял себя одергивать, если кто вдруг пытался.

«Ты сам скоро поймешь, мой мальчик, – говаривал, бывало, дядюшка, придирчиво выбирая клюшки, – что мужчина тем и отличается от космополита безродного, что не позволяет собой помыкать». Хотя Джону и казалось, что в слове «космополит» так явственно слышится «космос», что ничего плохого оно значить не может, он послушно кивал. С тех пор много энергии утекло, но Джон и теперь невольно поеживался в предчувствии встречи с уважаемым родичем, что не приминула заметить Кэти, как подлинная чуткая жена. И твердо настояла на том, чтобы взять основной удар на себя, а для этого ей следовало научиться гольфу.

Сказано – сделано. Ну, не то чтобы так прямо сделано, все же гольф – дело непростое. Однако были куплены клюшки, соответственно сложению нежной пухликианской дамы. То есть повышенной прочности. А к ним – и мячи, в которые для весу в середку был тайно добавлен свинец. И всё равно дело не заладилось: ну как, скажите, устроить, чтобы мяч при любых раскладах не попадал от ти-граунда сразу же в лунку, делая бесконечные «хол-ин-уан», а за целых три-четыре удара перемещался сначала на грин, попутно хоть раз увязнув в преграде? И уже только потом… исключительно с применением «паттера», а не первой попавшейся клюшки (Кэти то и дело забывала их менять, ей было без разницы), кое-как закатывался в лунку. Или не закатывался. Должна же образцовая дама делать ошибки, играя с джентльменом? Весь оставшийся срок до приезда дядюшки ушел на то, чтобы освоить эту премудрость, постепенно перейдя и на обычное легкое снаряжение.

Наконец настал день, когда супружеская чета, наряженная скромно, но с подчеркнутым вкусом, торжественно выехала в космопорт Хитроу. По дороге с ними ничего не случилось, шаттл также прибыл без задержек, и вот уже пожилой джентльмен от души хлопает племянника по спине и галантно целует ручку невестке. Джон от родственного хлопка слегка посинел и закашлялся, но в общем, выдержал испытание с честью. Ну а Кэти – что уж говорить о Кэти, она всегда и со всеми была на высоте. «Ах, как вы любезны», – ворковала она, так что дядюшка напрочь забыл свою мизантропию, мизогинию и даже мизалиению.

На обратном пути вышла заминка: проезжая Кенсингтон, застряли в пробке.

Хотя на старинные улочки взрослые грузовые диплодоки не допускались, но молодь разрешалось использовать для подвоза винных бочек и запасов провизии к многочисленным ресторанам и ресторанчикам. Это полагали меньшим злом, чем движки-антигравы, «разрушающие земную аутентичность» исторического центра мегаполиса. И вот один такой грузовик-подросток безнадежно застрял в узком месте: его круп (дядюшка сказал – «жирная задница») оказался малость широковат, а хвост, гибкий и подвижный только в последней трети, малость длинноват, чтобы вписаться в поворот. Эта последняя треть извивалась и нервно хлестала воздух, распугивая школьников на скутерах, пока крестцовый мозг силился отработать рулежные команды, посылаемые парящим в вышине беспилотником. Голова же ящера в это время мирно ощипывала листву в соседнем сквере, легко перенесенная шеей через невысокий мезонин.

– Безобразие! – ворчал дядюшка всю оставшуюся дорогу. – Развели, понимаешь. Заметьте, я не ретроград! Не ретроград! Но меру же надо знать, верно? Прикиньте, сколько этакая туша потребляет зеленой массы, кислорода и этого… ну, в общем, ресурсов. А выдыхает сколько углекислого газа! Это же непредставимо. Нам самим не хватает! Одно дело, спасать всяких редких… ну, фауну. Я только за. Цивилизованный человек не может быть не за. Наша, натурально природная, исконно земная фауна. Тигры там, игуаны, чупакабры. А эти? Вымерли и вымерли, и пускай тихо лежат, зачем бучу-то поднимать? Одно дело… ну, музей, инсталляция, монгольское кладбище, все эти скелеты, это наша культура, я согласен. А когда оное кладбище тут у меня под окнами марширует в натуральный размер… извините уж, не надо нам таких достижений. В мое время вон и жирафов лишних в черте города не терпели. Чуть перенаселение в зоопарке – хана жирафу. И тут прилетают эти, и нате вам… о, прошу прощения, молодая леди… – Дядюшка внезапно понял, что находится рядом с одной из «этих» и, сконфузившись, замолчал до конца пути.

Наконец, «Лэндровер» въехал, шурша натуральными резиновыми шинами, на подъездную дорожку возле особняка. Пока дядюшка осматривал фасад, лужайку и холл, пока Кэти, лучась рубиновыми глазами и кокетливо поправляя аквамариновую прическу, демонстрировала ему ростовые портреты всей родни с ее стороны, а тот ахал – неясно, то ли из вежливости, то ли в непритворном ужасе, Джон быстренько велел дворецкому убрать с глаз пятерых комнатных велоцирапторов. А назавтра – и всю свору охотничьих непременно вывезти из главного имения в Суррее в дальний охотничий домик, в Шотландии. Ведь в Суррее как раз и разметили новое поле для гольфа, и дядюшка уже, потирая руки, готовился разнести старания племянника в пух и прах, начиная с «ландшафтный дизайн в наше время находится в состоянии декаданса» и плавно переходя к «да кто так поле размечает, болваны?!».

Но это – традиционный ритуал, на самом-то деле старый брюзга получит море удовольствия. А вот велоцирапторы, которых Джон как-то упустил из виду, в успешный сценарий не вписывались.

И вот наступил долгожданный (дядюшкой) день. До имения добирались семейным цеппелином на винтовом ходу: медленно, но престижно. Под кабиной, впрочем, имелся неприметный блинчик антиграва, обязательное требование техники безопасности, но это только для знающих людей, дядюшке сообщать было не обязательно. Впрочем – призадумался Джон, – а не в курсе ли этого обстоятельства ветеран космических сил? И пришел к выводу, что, вероятно, в курсе, вроде ж судовым механиком был, но все равно не покажет: неприлично цеппелину быть с антигравом, а значит, не следует этого замечать, если только жизнь не заставит.

Такая уж истинно британская логика этой старой гвардии. Но почему бы и не подыграть? В сущности, невинное чудачество и крошечная плата за то, что зеленый цвет кожи Кэти и все ее пупырышки были приняты как должное. Не хватало только услышать лекцию о чем-нибудь вроде «бремени белого человека». Даже в семейном кругу это было бы ужасно, а уж прилюдно – дипломатический скандал и полная катастрофа. А оказался бы при этом кто-нибудь из лейбористов, не преминул бы съязвить – какого, мол, теперь цвета это «бремя», не позеленело ли? И пойдет-поедет: журналисты подхватят, газеты нарисуют издевательские картинки…

Однако теперь, как-никак, просвещенный век, даже ветераны прониклись, поэтому пока обошлось без позора. Джон, думая об этом, суеверно скрестил пальцы в кармане.

По прилете сразу, конечно, на поле не ринулись, хотя дядюшка и хотел. Ну, опомнился, что надо как-то себя блюсти. На файв-оклок собрались в саду, вокруг длинного стола, вынесенного слугами (живыми людьми, на время дядюшкиного присутствия присланными аутсорсинговой компанией взамен домашних роботов) и накрытого белоснежной крахмальной скатертью.

С погодой повезло – ну, это так говорится, а вообще-то ее заказали на погодной станции за немалые деньги. Солнышко по-майски припекало, над сидящими свешивались гроздья белоснежных яблоневых соцветий, плыл аромат, чуть позванивали фарфоровые чашечки, когда в них размешивали сахар серебряными ложечками. Бьютифул!

И тут, посреди всего благорастворения, послышались истошные, совершенно не изысканные вопли. Джон понял, что скрещивание пальцев не помогло.

Дворецкий – единственный постоянный живой служащий из той же самой аутсорсинговой фирмы, традиционно для своей должности называющийся Бэрримором, хотя по документам был Вася бен Мацумото, – засемафорил из-за угла веранды, и Джон опрометью бросился выяснять, что произошло. Хорошего он не ожидал, и так оно и оказалось.

Стаю охотничьих велоцирапторов вывезти не удалось, так как у них некстати наступил период гнездования. Ящеры перестали слушаться команд и не давались в руки. Чтобы не потерять ценное потомство, дворецкий решил не нервировать самок насильственным отловом и устроил им гнездовую кучу подальше, с краю пустоши для охоты на лис. Закинул туда пару кормушек с маринованной лосятиной от фирмы клонированных мясных кормов «Педигри-пал». Маринованную лосятину велоцирапторы крайне уважают. Запах пошел – пальчики оближешь! И всё рядом: тут вам и жилье, и стол, удобно! Так нет же, чем-то место их не устроило, и самки дружно заставили своих самцов перетаскать весь гнездовой материал на… куда бы вы думали? Естественно, прямо на «раф» возле первой лунки, на тот старательно устроенный участок с высокой, якобы дикой травой и кустиками акклиматизированного рододендрона, который должен был произвести особое впечатление на дядюшку.

– Бэрримор, а не можем ли мы… – Джон хотел спросить, нельзя ли обойтись меньшим числом лунок, но понял, что нет. С кем бы уж такое прокатило, только не с дядюшкой. К тому же он уже видел торчавший флагшток, расспрашивал о том и сем касательно поля и удивился бы, почему его повели начинать не туда. Как пить дать, рассердился бы и…

– Мальчик мой! – а вот и он сам, и никаких «бы», уже рассердился. – Старого волка не проведешь, что тут у вас? Я ж так и знал, что вы, молодежь, не справитесь с подобным делом без доброго совета! Что, каково я предвидел?! Ведь проблемы же, разве нет?!

Дядюшка порыкивал и супил брови, а сам, кажется, был ужасно доволен, что ему предоставится возможность пораспоряжаться. Вот если бы все прошло без сучка без задоринки – это было бы разочарование! Оглядевшись орлиным взором и подкрутив усы, он внезапно бросился за заросли бузины и вывел припаркованный там скутер. Вот же старый каналья, заметил! Небось и другие вещи заметил, сколько ни прячь… Он по-молодецки вскочил на платформу, пинком убрав сиденье, и понесся стоя, как это принято у спортсменов, десантников и гопников. Понесся, естественно, на первую лунку, откуда недавно и слышались вопли. Джону только и оставалось, что точно так же забежать за бузину, к парковочному навесу, и схватить второй скутер. Ездить стоя он не умел, но с ходу вдавил полную скорость. Его едва не выбросило на вираже, при выезде за ворота, и он увидел, как Бэрримор обходит его на третьем скутере. И тут же – неожиданно – Кэти на четвертом. Она стояла, как заправский гонщик, на одной ноге, а другую и две вспомогательных рудиментарных выбросила по сторонам, для балансировки. Шелковый капот расстегнулся снизу, открыв розовые кружевные панталончики, и трепетал на ветру, едва не цепляя за живую изгородь. Кэти лихо обошла дядюшку и прибыла к месту безобразия первой.

Навстречу выкатилось с пяток разномастных кобелей-велоцирапторов, яростно вереща и топоча лапами так, словно танцуют джигу. Их недоразвитые крылья-ручки, мохнатые от пуха и украшенные изумрудными маховыми перьями, были расставлены в стороны, словно говоря: умрем, а не пропустим! Темно-ржавый с белыми крапинами вожак делал короткие выпады вперед, пригибая голову к земле, шипя и пританцовывая. С огромной кучи хвороста, высящейся за помятыми рододендронами, тревожно, по-птичьи склонив головки, зыркали желтыми глазками самочки, еще не отложившие яйца. Одна, уже сделавшая свое дело, жемчужно-дымчатая красавица выступила вперед и, казалось, командовала самцами, поцапывая нерешительных за копчики. Она была крупнее их и смотрелась как королева. Ну что – казалось, говорила она Кэти взглядом, – сама не можешь гнездовье себе устроить? Привела банду наше отнимать? А вот хрен тебе, мои мужики круче!

Джон добрался последним. Бросил скутер на траву как попало. Его смокинг расстегнулся и перекосился, но было не до того. Он попытался понять расстановку сил.

Спешившийся позади Кэти дворецкий не знал, на что решиться, только переминался на месте, покашливая в кулак. Вероятно, он лучше других представлял, что пытаться отгонять ящеров или делать что-то подобное бесполезно. Кэти стояла впереди, уперев руки в округлые бока, с таким видом, будто вызов, брошенный динозаврихой, разбудил в ней какие-то природные инстинкты.

А дядюшка… дядюшка, кажется, занял место в партере.

Он в азарте скрестил руки на груди и одну ногу с другой, опершись спиной о скутер. Лицо его зарумянилось, как у молодого, глаза загорелись.

– Хм, хм… – был принужден вступить Джордж. – Должен объявить, что турнир между дамами отменяется, с торжественным присуждением победы Жемчужной Мадлен. Дорогая, все же вспомни, что они защищают свое потомство. Уже и первая кладка там должна быть. Так что гнездовая куча по праву их.

Кэти зарумянилась, словно яблочко сорта Грэнни Смит, и запахнула капотик.

– Прости, дорогой… Увлеклась…

– Что вы говорите?! Уже и кладка?! – внезапно умилился дядюшка. – Ути, мои цыпоськи… цыпа-цыпа-цыпа, ути-пути…

В общем, в гольф-то потом сыграли. Даже не один раз – дядюшка задержался в имении надолго. Пришлось обойтись семнадцатью лунками: «нельзя беспокоить младенцев», как сказал дядюшка.

Еще в первой игре Кэти, раззадорившись, забыла правильно ошибаться. Благодаря своему математическому дару, а может, просто верному глазу, она вычисляла траекторию мяча на лету, раз за разом заколачивая «хол-ин-уан». Поэтому, получив от дядюшки свою порцию восхищения, затем в основном взяла на себя роль кедди, восседая в антиграв-тележке с клюшками. А отдуваться вместо нее пришлось Джону. В последних играх он даже выигрывал.

Просто дядюшка тогда уже слишком нервничал. Ведь ему каждый раз перед свингом приходилось оглядываться и отгонять подальше стайку велоцираптят, чтобы ненароком не зашибить клюшкой. Он многократно перепровеял, что они отбежали достаточно далеко – в общем, это была уже не та игра. Когда их число перевалило за второй десяток (а ведь еще не все вылупились), он сдался. После этого большую часть времени дядюшка проводил на заднем дворе, наблюдая за потасовками молодых, уча их носить поноску, катать мячик и прочее в том же духе.

Часто можно было видеть, как он, сидя на лавочке, тягает туда и сюда перед собой самую простую, не роботизированную, искусственную мышь, благосклонно наблюдая за возней воспитанников.

– Кенни, Кенни, а ну, заходи справа! Активней, активней, а теперь куси! Эх… ну ничего… а, Рыжик, Рыжик! Давай, отними у него! Мальвина, и ты не плошай, девушкам надо быть сильными! Во-от, ма-алацца… В наше время вообще нельзя рот разевать. Только разинешь, алиен у тебя кусок и вынет. И другой даст, который, мол, правильный. А то не то ешь. А они что, знают, что «то», что не «то»… Чего это они нас учат жить! Мы только тем и хуже, что не ту сторону приняли! Ну кто же знал, какие у них там стороны, правильно? Ничего хорошего оказаться в числе побежденных, но проигрывать надо с достоинством. Подачки там от всяких зеленокожих, всякий там навязанный прогресс – это не… Эй, Вилли, ну вот, опять продул, ах ты, мелкий… ну иди сюда, вот мячик на! Мячик вот, здесь поиграй. Ты еще вырастешь, они просто не знают, что ты на четыре дня младше, ты еще им задашь, ну не огорчайся! Вот мы тоже, может, лет на четыре тыщи помладше, а еще вырастем!

Иногда он брал с собой ридер и читал вслух газету, периодически шевеля в воздухе пальцами, чтобы пролистнуть страницы.

– Смотри ты, опять кого-то вывели… Рафмо… рамфоринхус еще какой-то… спасу нет от всяких ископаемых… Ой, малыши, это я не про вас!.. В общем, ну вот нельзя же так, вот если помножить на число кладок, да на число яиц в кладке, так некуда же будет деваться! Опять же, парниковый эффект, кислороду не напасешься, людям самим не хвата… Эй, Бэрримор, а что, пуховички-то здоровы? – тут же беспокоился он о выклюнувшихся из самой последней кладки «опоздунчиках». – Кушают они? А витаминов закупили? Как послезавтра, а раньше что, не могут доставить? Свяжитесь еще раз, скажите – срочно!

Бывало, в газетах писали что-нибудь о парламентских делах.

– А Джон-то наш – каков молодец! Как он их, моя школа! – говорил тогда дядюшка за утренним кофе. Или, случалось, осуждал:

– Ну, Джонни, малыш, разве я тебя так учил? Джонни, поганец, фак твою в три парсека! Разве можно спуску давать алиенским прихвостням?! – и Кэти приходилось вежливо опускать взгляд, чтобы дядюшка не вспомнил, с кем за столом сидит, и не получилось бы неудобно.

Поэтому оказалось довольно неожиданно, когда он в один прекрасный день выдал:

– А как смотрит молодое семейство на то, чтобы появились наследнички? Новое, тык скызыть, поколение, свежая поросль? Продолжение славной династии?

Джон и Кэти взглянули на дядюшку с замешательством.

Бывало, конечно, что неустроенный одинокий джентльмен всю жизнь проживал как-то в отрыве от проблемы размножения. И тогда как ему объяснить? Заговорить про пестики? Тычинки? Но это наверняка был не тот случай. Все-таки космический волк. Портовые таверны, веселые девчонки… вряд ли обошлось без подобного, а мужчина он был и теперь еще видный.

– А что такого? – не смутился дядюшка. – Или генная инженерия еще не достигла? Ну клонирование-то, или там еще… ну что-то же есть? Где тут хваленая алиенская наука, а?

Между тем супруги ни о чем таком до сих пор не помышляли. Но дядюшка был настойчив, и им пришлось призадуматься. В самом деле, если, например, гибридный ребенок – сколько у него должно быть ног, какого цвета кожа, нужны ли пупырышки?

Проблема была настолько сложной, что Джон думал над ней даже на работе, и как-то однажды непроизвольно заговорил об этом вслух, чем спровоцировал дебаты сначала в Палате Лордов, а затем и в Палате Общин. Был большой шум. Обсуждение прокатилось по странам и континентам, перекинулось на другие планеты системы и вернулось обратно в столицу Солнечной Провинции на берегах Темзы. Об этой теме написала галактическая пресса, и дебаты приняли уже межзвездный масштаб.

На этой волне Джон неожиданно вознесся сначала в премьер-министры Провинции, а через несколько лет и в галактические законодатели. Впрочем, так как проблема была из области не политики, а биологии, то решение ее и отложилось до лучших времен. А вот решение семейной проблемы Кэти не захотела откладывать и провернула дело по-своему.

А дядюшка окончательно осел на месте, живет в Суррее, просиживает большей частью все на том же заднем дворе, или же под яблонями, где накрывают традиционный файв-оклок. Читает газеты.

– Вот как, еще одна уступка зеленозадым… С этими вольностями мы докатимся, – ворчит он, покачивая колыбельку, отталкивая одной рукой назойливо лезущего гладиться велоцираптора, а другой трепля по зеленой попке гулькающего младенца. – Что ты спрашиваешь, Пенни? – оборачивается он к конопатой розовощекой девчушке, тут же рядом корпящей над домашним заданием. – Квадратичная функция? Не, это не ко мне. Это ты у матери спрашивай, она дока по части функций. А я тебе, если что по истории надо, так доподлинно всё! Ты там не слушай, что в учебниках пишут! Я тебе расскажу, как деды воевали!