Самое время для новой жизни Троппер Джонатан

Глава 27

В дом Шоллингов мы вернулись к полудню, шли, оставляя за собой лужи на каждом шагу. Линдси уставилась на нас изумленно:

– Ребята, куда вас занесло?

– Принесли вам супа, – Чак протянул ей бумажный пакет.

– Спасибо, – поблагодарила она рассеянно, все еще не сводя с нас глаз, в которых застыл немой вопрос.

– Как я понимаю, новостей нет? – спросил я, стягивая через голову и бросая на кухонный пол толстовку, весившую, кажется, килограммов десять.

– Никаких, – сказала Элисон. Лицо ее было изможденным, глаза безумными.

– Идите-ка поскорее в теплый душ, – Линдси положила руку мне на грудь. – Промокли насквозь.

Чак пошел в ванную в холле, а я в хозяйскую. Оказалось, родители Элисон относились к принятию душа весьма серьезно. Душевая кабинка представляла собой отдельную маленькую комнатку внутри ванной с матовой стеклянной дверью. На каждой стене – дополнительные душевые насадки, так что тебя поливало из пяти точек сразу. Я встал в центре, склонил голову к груди, наслаждаясь хлещущим штурмом горячих водяных струй. Записал бы себе в судовом журнале этой душевой не один час, знай я раньше о ее существовании.

Пятнадцать минут спустя я все еще стоял в той же позе, подставив грудь и голову под удары воды, напевая себе под нос старую песенку Thompson Twins, и тутуслышал, как открылась и закрылась дверь ванной. Поднял голову в надежде, что это Линдси решила присоединиться ко мне, но в приоткрытой двери душевой показался Чак.

– Эй, чувак, ты что тут застрял? – спросил он.

– Твое какое дело? – я захлопнул дверь, чуть не прищемив ему руку.

– Не будь таким скромником, – хихикнул Чак. – Уверен, когда ты возбужден – это впечатляющее зрелище.

– Пошел бы ты на…

– На который, на твой, что ли? Да я его вряд ли и замечу.

Исчерпав на время свой запас шуточек ниже пояса, Чак присел на крышку унитаза.

– Слушай, я, конечно, слегка перегнул палку, но от своих слов не отказываюсь, – сказал он.

– От каких именно?

– Насчет того, что все это слишком далеко зашло и пора нам во избежание дальнейших потерь сматывать удочки.

– А, вот ты о чем.

– Ну да. Короче, я думаю, мы должны все вместе это обсудить. Пусть каждый выскажется, и посмотрим, как говорится, куда фишка ляжет.

– Согласен. Только на этот раз без кулаков.

– Идет. Лучше сделать это прямо сейчас.

– Прямо сейчас я маленько голый.

– Ключевое слово – “маленько”, – фыркнул Чак, встал, поднял сиденье унитаза. – Я хотел сказать, когда ты выйдешь. Ты же намереваешься выйти отсюда в ближайшем будущем? А то уже полчаса тут плещешься.

Я услышал, как он расстегивает пряжку на ремне.

– Ты ведь не собираешься при мне писать, правда? – заорал я ему.

– Радуйся еще, что я не решил покакать, чувачок.

Я сунул голову под душ, чтобы не слышать, как Чак мочится. Вода стекала по лицу, я закрыл глаза и, прислонившись к холодному кафелю, водил ногтем по швам между плитками.

– Так у вас с Линдси дело пошло на лад, м-м-м?..

– М-м-м… да.

– Отлично. Рад за тебя, старик. Она тебе, конечно, больше подходит, чем Сара.

– Спасибо.

– Да и посимпатичней будет.

Чак поплясал, стряхивая, и натянул штаны.

– Спасибо еще раз. – Я неохотно закрутил кран, Чак тем временем слил воду в унитазе.

– Вообще-то мы с Сарой никогда не находили общего языка. Не знаю почему, – сказал Чак, энергично намывая руки.

Он скреб их, как, вероятно, учат делать студентов-медиков перед операцией. Раньше я этого не замечал.

– Сара тебя терпеть не могла, – сообщил я, выходя из душевой кабинки.

– Что ж, вероятно, это и было одной из причин, – согласился Чак, подавая мне полотенце. – Держи, салага, – добавил он, с преувеличенным вниманием разглядывая мой пах.

В этот момент вошла Линдси, недоуменно вытаращила глаза, спросила с насмешливой улыбкой:

– Ничему не помешала?

Я спокойно мог раздеться при Чаке и спокойно мог раздеться при Линдси, но стоять голышом перед ними обоими почему-то не мог. Поспешно обмотав бедра полотенцем, подумал, что не так уж и редко жизненные ситуации напоминают сценки из сериала “Трое – это компания”.

– Да так, мужские разговоры, – Чак направился к выходу. У двери обернулся, посмотрел на меня со значением: – Надеюсь, вы тут не задержитесь.

– Не волнуйся. – Я убрал мокрые волосы со лба.

– Так что у вас там случилось? – спросила Линдси, когда Чак ушел. – Вернулись какие-то побитые.

– Мы весьма эмоционально поспорили насчет того, что теперь делать, раз Джек ушел в самоволку.

– Не хочешь посвятить меня в детали?

– Не-а. – Я взял еще одно полотенце, накинул на плечи. – Чувствую я, что очень скоро этот спор возобновится.

Через десять минут я спустился на первый этаж. Элисон и Линдси на кухне ели суп, который мы привезли, Чак в гостиной смотрел старинного “Частного детектива Магнума”.

– Одного понять не могу, – сказал Чак. – В восьмидесятые Том Селлек считался писаным красавцем, “Магнум” был популярнейшим фильмом. Ну почему же здесь ни одной симпатичной актрисы? С кем бы Магнум ни крутил, все страшилы.

– Просто стандарты красоты изменились, – я под сел к нему на диван.

– Чушь. “Ангелы Чарли” вышли раньше “Магнума”, и там все красотки. А этот фильм просто деморализует. Если даже симпатяга на “феррари” не может себе никого найти, на что же всем остальным-то надеяться?

При просмотре фильмов Чак всегда руководствовался сократическим методом. Не делая бессмысленных комментариев, он, кажется, не мог получить настоящего удовольствия. Почему оркестр в комедийном шоу всегда играет как-то неправдоподобно? Предполагается, значит, что мы поверим, будто копы в “Джамп-стрит, 21” действительно способны сойти за старшеклассников? А хотелось бы тебе посмотреть на Алекса и Мэллори из “Семейных уз” в постели? И как, интересно, Малдер и Скалли отчитываются о командировочных расходах? Поначалу это раздражало, но потом я научился отключаться.

Девчонки поели, пришли к нам в гостиную.

– Нам нужно разделиться и искать снова, – сказала Элисон.

Чак выключил телевизор, посмотрел на меня выжидательно. Можно подумать, я обязан был начать неприятный разговор. А мне вовсе не хотелось. Элисон выглядела совершенно измотанной и не была настроена беседовать. Лучше провести еще несколько часов в бесплодных поисках, а потом уже сцепиться, обсуждая последствия исчезновения Джека. По крайней мере у каждого будет время обдумать создавшееся положение и нашу роль в нем. Все это я попытался сообщить Чаку глазами, но убеждающей силы взгляда мне показалось недостаточно, я подал знак рукой и слегка качнул головой, что не ускользнуло от Элисон.

– В чем дело? – она смотрела на меня.

– Ни в чем, – я нахмурился. – Просто… нет, ничего.

– В чем дело? – повторила Элисон нетерпеливо.

– Да ни в чем, – я поднялся с дивана, чтобы избежать рассерженного взгляда Чака. – Поищем еще. А позже поговорим. – Я взял у Элисон ключи от машины. – Вы с Линдси остаетесь здесь на случай, если Джек позвонит. Мы с Чаком разделимся и будем искать.

Чак вышел за мной на крыльцо, раздраженно мотая головой. Лило по-прежнему, вдалеке время от времени слышались раскаты грома.

– Ну и что это, черт возьми, было? Мы же собирались поговорить.

– А кто тебе мешал?

– Ты же знаешь, Бен, заговори я, она сразу взбесилась бы.

– Подождем еще немного, – я посмотрел на часы. – Вернемся к трем, дадим Элисон время все обдумать.

– Откладываешь неизбежное, – Чак хмуро выудил ключи от автомобиля из кармана джинсов.

– Мое любимое занятие, – я нажал кнопку сигнализации на брелке. BMW пискнул дважды, сверкнул фарами. – Возможно, в этом мне нет равных.

– Увидимся в три, – мрачно сказал Чак, и мы вышли под дождь.

– Эй, думай о хорошем. Кто знает, может, мы его найдем. Или он сам вернется.

– Ага, – буркнул Чак, натягивая капюшон аляски и спускаясь с крыльца. – Так оно и будет.

Чак сел в “таурус” и отправился на север по 57-й трассе. Я на BMW поехал на юг, оставив Кармелину позади. Элисон уже ездила этой дорогой, но где еще искать, я не знал. Вдруг Джек ловит попутку на какой-нибудь обочине, и я увижу его? Дождь – композитор-дилетант – выстукивал по крыше минорную мелодию, которая прекрасно гармонировала с Counting Crows, звучавшими в магнитоле. По ветровому стеклу расплывались мутные водяные кляксы, преломляя свет фар встречных автомобилей. Не самый лучший день для прогулки. Джек ушел в чем был. Осмотр комнаты, произведенный Элисон, показал, что захватил он только свой кошелек, не озаботившись ботинками и даже рубашкой, если уж на то пошло, и никакой одежды, опять же со слов Элисон, из дома не пропало. Насколько мы могли судить, Джек шатался под дождем в одних медицинских брюках, тех самых, в которых спал. Я все-таки был почти уверен: далеко он не ушел. Уехать Джек мог только на попутке, а какому водителю захочется подбирать полуголого, промокшего насквозь незнакомца?

Плотные серо-черные тучи, застилавшие небо, озарила вспышка, слева в отдалении, над поросшей лесом вершиной горы, я увидел и саму молнию. Гроза набирала обороты. За новой излучиной шоссе образовался затор из четырех автомобилей. Ехать дальше было невозможно – упавшее дерево перегородило дорогу.

– Где же ты, Джек? – спросил я вслух, развернулся и направился обратно к дому.

Олень вырос передо мной с шокирующей внезапностью. Не выбрел случайно на дорогу из лесу, а прямо-таки материализовался на разделительной полосе. Тщетно я бил ногой по намокшим тормозам, тошнотворный хрусткий удар – я скорее почувствовал его, чем услышал – мгновенно исторг кроткую, крепкую жизнь из слившегося с автомобилем животного. Руки вцепились в руль, я проорал исступленное “нет!”, педаль тормоза яростно завибрировала под ногой, колеса завизжали пронзительно, скользя по воде, будто закричал безгласный уже олень, мы накренились над грязной канавой, отделявшей дорогу от леса. Сила инерции закинула зверя на капот BMW, притиснула мокрой спиной к ветровому стеклу – теперь я видел только безукоризненный зигзагообразный узор на его песчаного цвета шкуре, – а потом мы ударились о стенку канавы, и подушка безопасности выстрелила мне в лицо.

Первое, что я понял, когда чувства постепенно стали возвращаться ко мне из полубессознательного тумана, – безразличные к аварии Counting Crows все еще поют. Но музыка распалась. Где-то слева методично бренчала акустическая гитара, звук рояля плыл над головой, барабаны били справа, а бесплотный плаксивый голос Адама Дьюрица шел откуда-то сзади. Басы, кажется, раздавались из моего нутра. Слышимая с такой чрезвычайной отчетливостью музыка превратилась в бессвязные звуки, не имевшие никакого смысла. От столкновения с подушкой безопасности лицо мое онемело, но я уже ощущал на щеках горячее покалывание, поступательно нараставшее с каждой секундой.

Постепенно, будто кто-то поворачивал тумблер громкости, стук капель по крыше автомобиля становился все громче, выводя меня обратно в реальность. Я нащупал дверцу, распахнул ее, ощутил брызги дождя на лице. Сначала не смог подняться с сиденья и пережил несколько по-настоящему жутких мгновений, но потом понял, что перетянут ремнем безопасности, снял его и вылез. Обогнул автомобиль на ватных ногах, изучил смятую решетку радиатора и искореженную зеленую железку – некогда капот BMW. В полуметре искалеченной грудой, в которой различались только ноги, лежал олень. Приближаясь к оленю, я пробормотал бессмысленное:

– Где ты, Джек?

Ботинки вязли в грязи. Шея оленя была свернута, уши все еще стояли торчком, морда в крапинку уставилась в небо. Удивительно, крови вытекло совсем немного, но исковерканное тело зверя, как и распавшаяся музыка, лишилось всякого смысла. Пока я стоял над мертвым животным, несколько капель крови выступило на его длинной шее. Их тут же смыло потоком дождя. Еще несколько капель появилось, исчезло, и тут я понял: кровь моя, не оленя. Поднес руку к носу, отнял. Ладонь была в крови. Внезапно тело оленя задрожало, я подумал с ужасом, что он еще жив, но, как и с кровью, впечатление обмануло меня. Дрожал не олень, а я. Ноги подкосились, я тяжело осел в лужу. И ощутил огромную, глубинную печаль, казалось, копившуюся внутри годами, словно воздух, который постоянно вдыхаешь, но никогда не выдыхаешь. А дождь все поливал меня, холодные иглы впивались в каждый сантиметр плоти, и я чувствовал, что растворяюсь.

Не помню, кто приехал первым – скорая или Линдси с Чаком. Не дозвонившись до меня по сотовому в салоне BMW, они забили тревогу. Позже Чак рассказал, что, когда меня нашли, я плакал как ребенок.

Глава 28

Я очнулся в больничной палате, блаженно бесчувственный от морфина, и подумал о Саре. Опустил глаза, посмотрел на свое тело, укрытое до пояса тонким белым одеялом, как на что-то неживое, как на продолжение кровати. Оно не имело ко мне никакого отношения. Сара не знает, что я в больнице. Это показалось неправильным. Я плыл над кроватью, не чувствуя под собой простыни, мягкой упругости матраса. И снова думал: “Где же ты, Джек?” На столике стоял свежий букет цветов. Стрелиции, гвоздики, тюльпаны, гипсофилы. Всплеск цвета в стерильной, безликой палате. Я плыл над букетом, наблюдал, как расправляются лепестки, наблюдал за цветением в ускоренной прокрутке. Сара не знает, что я в больнице. Сара была моей женой. Больше нет. Но все равно это неправильно.

Я потянулся к столику, взял телефон. После нескольких неудачных попыток набрал номер Сары. Она подняла трубку, и я сказал:

– Привет. Это Бен.

– Бен?

– Ага.

Пауза.

– Что случилось?

– Попал в аварию.

– Господи! Что произошло? Ты в порядке?

– Наверное. Просто подумал, ты должна знать.

– Где ты? – спросила Сара настойчиво. – Хочешь, я приеду?

– Не знаю. В какой-то больнице.

– В какой, Бен? Ты где находишься?

– Не знаю. В горах.

– В горах? Что ты такое говоришь?

– Я убил оленя, – накатило воспоминание, и волна глубокой печали затопила меня. Веки отяжелели. – Мне пора.

– Подожди минуту, Бен. Врач рядом? С тобой вообще кто-нибудь есть?

– Нет. – Я вдруг почувствовал страшную усталость. До меня постепенно доходило, что не нужно было звонить Саре. – Я пойду.

– Не клади трубку! – закричала Сара. – Скажи, где ты!

– Я не должен был тебе звонить. Мне пора.

Я повесил трубку, закрыл глаза. Отключаясь, подумал: “Это твой мозг под воздействием наркотиков”.

Чуть позже я проснулся и в кресле у постели обнаружил Линдси.

– Привет, Бенни, – сказала она мягко и легко провела ладонью по моему лбу. – С тобой все хорошо. Ты попал в аварию, но с тобой все хорошо.

Заметно было, что Линдси недавно плакала.

– Сколько времени? – Я говорил и чувствовал твердость своих щек, будто отлитых из особенно густого цемента.

– Около пяти. Ты проспал несколько часов.

– Я убил оленя. – На глаза снова навернулись слезы.

– Знаю, милый. – Линдси наклонилась, не вставая, и нежно прижалась лбом к моему лбу, погладила мои виски. – Знаю.

Она терлась щекой о мою щеку, а я плакал в ее нежную шею. Я не мог вспомнить, когда в последний раз плакал, и было чудно, словно старая детская футболка, которая не должна бы уже на тебя налезать, почему-то налезла. Линдси обнимала меня, тихонько покачиваясь взад-вперед, пока я не успокоился, что произошло довольно скоро, поскольку плакать с помятыми ребрами, оказывается, ужас как больно. Линдси подала мне салфетку высморкаться, я прижал ее к носу, завопил от боли и только тогда понял, как сильно распухло лицо.

– С лицом совсем беда? – спросил я.

– Определенно беда.

Линдси слегка улыбнулась. Порылась в сумочке, нашла зеркальце. Я поднес его к лицу, изучил лиловые синяки под обоими глазами. Бурого цвета нос увеличился раза в два против обычного размера. Я походил на маппета.

– Боже ты мой, – пробормотал я.

– Да, досталось тебе от подушки безопасности, – сказала Линдси сочувственно, поднимаясь размять ноги.

Интересно, как долго она здесь просидела. Поправляя букет, Линдси продолжила:

– Чак с Элисон спустились вниз раздобыть кофе. Сейчас вернутся. Видел бы ты Чака. В скорой раздавал инструкции направо и налево. Он ехал с тобой в больницу, ты это помнишь? Я не помнил.

– В приемном отделении распоряжался, словно он тут главный, объяснял всем, что делать.

– Фас, Чак! – прокомментировал я тихо, чувствуя, что как будто опять засыпаю.

– Ни дать ни взять герой “Скорой помощи”, – говорила Линдси. – Лидокаин внутривенно, снимок грудной клетки, рентген ЖКТ, пятьдесят миллилитров того, пятьдесят сего, – она хихикнула. – Здешние врачи готовы были его убить. Выдворили его из приемного отделения, но Чаку удалось-таки выбить тебе отдельную палату.

– Я был в сознании?

– То в сознании, то без, а потом тебе дали что-то, и ты, к счастью, отключился совсем.

Линдси повернулась, снова села в кресло. Где-то снаружи вопила автомобильная сигнализация.

– Знаешь, ты очень нас напугал.

– Прости.

Почему-то не было сил произнести больше одного-двух слов за раз.

– Когда мы подъехали, я увидела машину и тебя на земле, и… – Голос Линдси прервался, из левого глаза выскользнула слеза и покатилась по щеке.

Линдси смахнула ее, но поздно. Наблюдая за слезой, я испытал эгоистичное удовлетворение: она плачет из-за меня, значит, я занимаю у нее внутри достаточно места, чтобы выдавить эту каплю влаги, этот знак. Значи, мы одно.

– Мы ведь только обрели друг друга, – прошептала Линдси, но не успела закончить мысль: в палату вошли Элисон и Чак с пластиковыми кружками.

– Очнулся! – воскликнула Элисон и подошла поцеловать меня. – Как ты себя чувствуешь?

– Паршиво.

– И выглядишь так же, – беспечно сообщил Чак, с видом знатока изучая табличку, прикрепленную к спинке кровати, в изножье.

– Везунчик, – Чак поднял на меня глаза. Я разглядывал синяк на его лице – теперь всего лишь поблекшее желтое пятно. – Ребра целы, внутренних повреждений или кровотечений нет. Только синяки на лице.

– У меня все тело, – я попытался подвигать плечами, – болит.

– Наверное, потянул мышцы в момент удара.

И снова передо мной спина оленя, матовая шерсть, смявшаяся о ветровое стекло. Я закрыл глаза, откинулся на подушки, обессилевший, подавленный.

– Мы пойдем, – сказала Элисон. – Отдыхай.

Очнувшись еще через некоторое время, я почувствовал себя немного лучше, однако необъяснимая печаль не прошла и разговаривать не хотелось. Конечно, история с оленем огорчила меня, но печаль моя была глубже. Словно жестокая суть аварии и недавнее воссоединение с Линдси, совпав, разрушили эмоциональные блоки, спасавшие меня последние несколько лет. В результате я ощутил все одиночество и отчаяние прошедшего года разом. Меня будто сшибли с основ, я ослабел, уменьшился, пережитое умалило меня. Не стоило даже пытаться сформулировать все это, однако Линдси, по-прежнему сидевшая в кресле у постели, тихо напевая и мягко придерживая рукой мое бедро, кажется, понимала: мне просто нужно побыть наедине с собой, все осознать и от всего освободиться.

К вечеру я более-менее успокоился. Элисон и Чак поехали домой – вдруг Джек позвонит или объявится. Линдси забралась на кровать, уселась по-турецки между моих ног и массировала мне ступни во время разговора. Натиск ливня не ослабевал, вода сбегала по стеклу зубчатыми ручейками, словно кто-то накладывал кистью мазки на наше отражение. Я наблюдал нас в зеркале окна. Когда вечернее небо озарялось молнией, мы становились полупрозрачными – призраки, плывущие в залитом дождем небе. Представилось, что это заключительная сцена фильма и по стеклу бегут титры.

Утомленная с виду медсестра проворно вошла в палату, держа в руках поднос. Резиновые подошвы поскрипывали о натертый линолеум. Она неодобрительно глянула на Линдси, взгромоздившуюся на постель, шваркнула о столик бумажный стаканчик с таблетками, сказала неожиданно мягким голосом:

– Это вам на ночь. Доктор сказал, уже завтра утром можно выписываться.

– Спасибо, – ответил я.

Сестра щелкнула выключателем и повернулась к Линдси:

– Вашему другу нужно отдохнуть, и время посещений окончено. Боюсь, вам пора собираться.

– Хорошо, – любезно согласилась Линдси и спрыгнула с кровати. Наклонившись ко мне, легко поцеловала один раз в лоб и два – в губы. – Поправляйся, Бенни.

И, убирая мне волосы со лба, добавила:

– Люблю тебя.

– И я тебя.

Я слушал, как затихают в глубине коридора шаги Линдси и скрип подошв медсестры. Оставшись один, проглотил пилюли, повернулся на бок еще немного понаблюдать за дождем. Он лил упорно, с чистой целеустремленностью, и где-то в ритмичных ударах капель я нашел глубочайший мир, свободное выражение девственной силы природы. Завороженный, я погружался в сон.

Чуть позже проснулся: кто-то стягивал с груди одеяло.

– Это я, – прошептала Линдси, прижимаясь губами к моему уху. – Ты ведь не думал, что я оставлю тебя здесь на ночь одного, правда?

Она легко скользнула в постель, обняла меня одной рукой, прильнула, приняв форму моего тела, накинула на нас одеяло.

– К тому же ехать мне не на чем.

Я накрыл ее ладонь своей и, когда наши пальцы переплелись, впервые после аварии вновь почувствовал себя цельным. Линдси мерно дышала мне в ухо, боком я чувствовал, как поднимается и опускается ее грудь. Я засыпал. Ночью дождь наконец прекратился.

Глава 29

Утро настало сияющее, что всегда, кажется, бывает после сильной грозы, воздух промыло от серой дымки – биологического побочного продукта, обыкновенно сопровождающего цивилизованную жизнь. Элисон приехала за нами на арендованном Чаком “форде”, и я задумался, просто ли она пожалела меня или я убил ее BMW окончательно.

– Прости за машину, – сказал я, забираясь на заднее сиденье.

Линдси заняла место справа от водителя.

– Забудь, – Элисон говорила искренне. – Страховка все покроет. Главное, ты не пострадал.

– От Джека по-прежнему ни слуху ни духу? – спросила Линдси.

– Нет.

В зеркале заднего вида я рассмотрел лицо Элисон: покрасневшие веки, темные круги под глазами. Когда она улыбнулась мне, глаза слегка увлажнились. Мы миновали местную школу, ватага подростков шагала гуськом через газон к большому красно-кирпичному зданию с белым куполом и надписью “Средняя школа имени Томаса Джефферсона”, выбитой на мраморном козырьке. Ребята брели к школе медленно, почти нехотя, все в джинсах и кроссовках, мальчики в мешковатых рубашках навыпуск, девочки в облегающих блузках или свитерах. И так мне вдруг захотелось быть одним из них, нарочито беззаботным, знать, что времени впереди сколько угодно. Вспомнилось это ощущение, однажды пережитое, будто стоишь на пороге великого приключения. Я же не знал, что на пороге можно провести всю жизнь.

Мы подъехали к дому. На аллее Джереми с Чаком играли один на один, рядом на газоне дремал Тас. Услышав автомобиль, Тас встряхнулся, вскочил и побежал поздороваться с нами, Чак и Джереми шли за ним.

– Ой! – Джереми разглядывал меня. – Выглядите вы хуже, чем Чак.

– Спасибо, парень. Я ему об этом уже давно твержу.

– Пройдет время, от синяков не останется и следа. – Я вылезал из машины, держась руками за что только возможно. – Как и от волос Чака.

– Не заставляй снова пинать тебя, Бен, мальчик мой, – парировал Чак и подал мне руку. Я разогнулся. – Хоть мне тебя и жаль, клянусь, живое место для этого я найду.

– Сомневаюсь, – простонал я.

– Идешь ты неплохо, – подбодрила Линдси.

– Просто не знаю, на какую сторону хромать.

– Ничего не слышно? – спросила Элисон Чака, поднимаясь за мной на крыльцо.

– Никак нет.

– У тебя все хорошо? – обратился я к Джереми.

– Хорошо. А как вы себя чувствуете?

– Бывало и лучше.

– Да, но все равно повезло, что вы не впали в кому.

Никто из нас не нашелся с ответом.

– Маску Дарта Вейдера нашел? – спросил я, наклоняясь почесать за ухом Таса, настойчиво тыкавшегося мне в пах.

– Нет. Наверное, ее украли.

Мы вошли в дом, я с облегчением опустился на диван, пробормотал недоуменно: “Кому могла понадобиться маска?” Поморщился от боли, когда Тас ненароком толкнулся мне в ноги, требуя, чтобы и его пустили на диван.

– Слушай, а они дали тебе какие-нибудь обезболивающие? – поинтересовался Чак.

– А то! – я вытащил из кармана джинсов бурый пузырек, вытряхнул две маленькие серые таблетки и закинул себе в рот.

– Ого! – Чак наклонился ко мне, изъял пузырек. – Это вам не леденцы. Подсядешь на них, и придется приковывать тебя наручниками к постели рядом сам знаешь с кем.

– С кем? – спросил Джереми.

– Ни с кем, – ответили мы с Чаком хором.

– Тут какой-то парень писал в чате, что видел вчера Джека на теннисном корте в Майами, – сказал Чак.

Наступил вечер, Чак бороздил просторы интернета и кое-что мне зачитывал, я же лежал пластом на диване и то смотрел телевизор, то соскальзывал в кодеиновую дрему. Джереми ушел домой пару часов назад, соображая, что теперь надеть на Хэллоуин, до которого оставалось три дня.

– А вот еще один появился, говорит, Джек в Израиле, отдыхает на Мертвом море. Он принимал там грязевую ванну и клянется, что рядом с ним то же самое проделывал не кто иной, как Джек Шоу.

– И сколько там сайтов, посвященных Джеку Шоу? – поинтересовался я.

– Больше тысячи, если верить “Яху”.

– Боже мой! Людям в самом деле больше нечем заняться?

– Да просто развлекаются. В основном все считают, что исчезновение Джека – рекламный трюк, как-то связанный с сюжетом “Голубого ангела – 2”.

– По телику то же самое говорят, – и я мог сказать об этом с уверенностью, ибо не поднимался с дивана целый день. Исчезновение Джека оставалось главной темой большинства новостных программ. – Само собой, рекламный трюк сработал бы, если бы им было что рекламировать.

– Точно, – согласился Чак, продолжая щелкать мышкой. – Похоже, дело о нарушении контракта уже передали в суд.

Линдси принесла сэндвичи с индейкой и кока-колу, поставила поднос на чайный столик, уселась на полу перед диваном, спросила: