Кейд Чейз Джеймс
– Эта девушка, Адольфо, очень много для меня значит. А сюда я приехал, чтобы получить развод. Ты должен увидеть Вики. В ней есть все, чего нет в Хуане. Думаю, я просто помещался, когда связался с этой бабой. Но сейчас я, кажется, прихожу в себя. Все, что мне теперь надо, это освободиться от Хуаны.
Крил бросил три кусочка сахара в свой кофе.
– Это понятно. Хуана и ты – вещи несовместимые. Это роковая женщина. Ее волнуют только деньги и потребности ее тела. Это чума.
Кейд швырнул кубик льда в свой стакан.
– А что она... где?
– Она в городе, – ответил Крил.
Кейд внезапно почувствовал, что у него перехватило горло.
– Все еще с Диасом?
– Нет. Вот типичный пример ее влияния на мужчин. Между ними все было кончено, когда они вернулись из Испании. Сегодня будет бой быков. Я пойду туда. Думаю, что увижу последний бой Педро Диаса.
Кейд посмотрел на Крила.
– Что значит... последний бой?
– Это не человек, это развалина. Да, я знаю, по его наущению тебя жестоко избили. Он порочный, надменный человек, но он был храбрый торедо. Она украла его храбрость, и у него осталось только его мастерство. Но техника без храбрости – ничто. Если ты его увидишь, то пожалеешь. В прошлое воскресенье, во время корриды, публика бросала в Диаса бутылки. В позапрошлое – освистала. Сегодня же... – Крил развел в воздухе руками и уронил их на колени.
– Но почему, Адольфо?
Толстяк посмотрел на него, затем отвел взгляд в сторону.
– Ты, видимо, забыл некую индейскую хижину, раз спрашиваешь, почему?
Кейд вздрогнул.
– Ну, не идиоты ли мы, мужики?
– Да, думаю, что можно сказать и так. В ней есть какая-то роковая привлекательность.
– Да, так ты ничего не сказал о ней.
– Ну, она живет в домике у Чапултепекского парка, который ты некогда снял. В данный момент она свободна. Диас надарил ей много дорогих подарков. Каждый вечер она ходит в ночной клуб Сан-Пабло, где сшиваются богатые американцы. Она неплохо устроилась.
Кейд с усилием отогнал возникшую в его мозгу картинку – водопад длинных черных волос, прикрывающий самое возбуждающее и желанное тело, какое он только знал.
– Может, и мне с тобой пойти, Адольфо? Хочу посмотреть, как работает Диас. Это можно устроить?
– Да, конечно. Свободных мест будет достаточно. На бои Диаса ходят теперь только те, кто ждет трагедии. Он еще жив, но стервятники уже кружат над его головой.
– Но ты все же ходишь?
– Хочу увидеть конец главы, – сказал Крил, пожимая плечами. – Какая-то, пусть небольшая часть моей жизни переплелась с твоей жизнью, ее и Диаса. Из-за него я лишился покрышек. Мы, мексиканцы, помним такие мелочи. Возможно, я тоже всего лишь стервятник, но если я видел начало, то хочу увидеть и конец.
В 16.20 они спустились по ступеням к своим местам, прямо у покрашенного красной краской барьера, отделяющего зрителей от песчаной арены. Как и предсказывал Адольфо, свободных мест было полно, но и народа тоже собралось немало.
В нескольких ярдах от них стояли оруженосцы трех заявленных на сегодня матадоров. Кейд с легкостью узнал Регино Франоко в белой рубашке с кружевными манжетами и в кюлотах винного цвета. Он точил лезвие шпаги оселком, движения его были экономны и профессиональны, а на лице застыло угрюмое выражение.
Перехватив взгляд Кейда, Крил пояснил:
– Да, он все еще с Диасом... один из оставшихся верными. Когда в прошлое воскресенье публика швыряла в Диаса бутылки, он плакал.
В дальней от них стороне арены, залитой прямыми лучами солнца, матадоры и их ассистенты выстраивались для парада.
Кейд узнал Педро Диаса, цвета которого были серебряный и черный. Он стоял в центре и ждал. По бокам его стояли два других матадора. Оба пожилые и толстые, один из них лысый. За ними – люди с бандерильями, а дальше – верховые пикадоры.
Размахивая правыми руками, они двинулись через арену в сопровождении мулов и служителей.
Кейда охватило какое-то болезненное возбуждение, сердце забилось учащенно и неровно. Пока три матадора кланялись президенту, он разглядывал Диаса.
Да, Адольфо был прав. Это был не человек, а его пустая оболочка. Жестокое ястребиное лицо, так выразительно получившееся в свое время на одной из фотографий Кейда, выглядело теперь вялым и дряблым. Тонкие губы подергивались, маленькие, заплывшие глаза беспокойно бегали по сторонам.
– Первый бык его, – сказал Крил.
Диас подошел к Франоко. Они обменялись несколькими фразами, затем Франоко принял парадную накидку у Диаса и повесил на барьер.
Диас поднял глаза и принялся разглядывать публику. Его взгляд скользнул по Кейду, прошел дальше, потом дернулся и вновь вернулся к Кейду. Диас напрягся. Он сказал что-то Франоко, который быстро повернулся и тоже уставился на Кейда. Внезапное появление быка на арене заставило их резко обернуться.
– Он узнал тебя, – довольным тоном сказал Крил.
Кейд разглядывал ослепленного ярким солнцем быка, бросавшегося тупо то в одну, то в другую сторону и пронзающего пустой воздух рогами.
– Что ж, приличный бык, достаточно велик, – заметил Крил, а Кейд подумал, что это заниженная оценка: ему бык казался просто огромным.
Наперерез быку бросился худой, потертый жизнью человек с плащом в руках. Он провел плащом перед мордой быка, тот нанес удар, стараясь подцепить плащ левым рогом, но промахнулся, пробежал по инерции дальше, потерял из виду своего обидчика, заметил другого человека, размахивающего плащом, и бросился на него.
– Диасу надо будет следить за его левым рогом, – заметил Крил. – О, да! Да! Это хороший бык!
Крил бросил взгляд на Диаса, который стоял как раз под ними. Диас наблюдал за быком. Франоко, перегнувшись через барьер, что-то яростно шептал Диасу. На его красивом лице было сварливое, совершенно женское выражение – как у жены, делающей выволочку непутевому мужу.
– Заткнись! – услышал Кейд возглас Диаса. – Дай мне флягу!
Франоко вручил ему объемную флягу с длинным, узким горлышком. Диас отпил из нее. Кейд видел, как он пожал плечами, возвращая флягу оруженосцу.
– Все думают, что там вода, – сказал Крил, – а на самом деле – те кила.
На арене между тем возникло замешательство – бык смог подцепить рогом лошадь и опрокинуть ее. Пикадор с проклятиями откатился в безопасную сторону. Люди с плащами отвлекали быка.
Диас поглядел прямо в глаза Кейду. На лице его прорезалась глумливая ухмылка.
– Итак, мы снова встретились, – сказал он, повышая голос, чтобы Кейд его услышал. – Дарю тебе этого быка, но больше я ничего не должен. Мне тебя даже жалко.
Люди по сторонам поворачивались к Кейду, чтобы рассмотреть его. Франоко что-то прорычал матадору и сплюнул в песок арены.
– Удачи! – сказал Кейд.
Он говорил искренне. Диас, вернее то, что от него осталось, ничего, кроме жалости, не вызывал.
Крил спокойно сказал:
– А он пьян в стельку.
Они глядели, как человек идет навстречу быку. Бандерильеры уже сделали свое дело. Все было подготовлено к решающему поединку между Диасом и быком, неподвижно стоящим в дальнем конце арены.
Диас явно не спешил начать схватку. Он шагал не вполне уверенным шагом и, пока пересекал арену, дважды споткнулся. Толпа смотрела молча.
Кейд увидел, что Франоко что-то убедительно втолковывает двум другим матадорам, которые слушали, пожимали плечами, кивали. Потом они взяли свои плащи и зашагали вслед за Диасом. К ним присоединились еще трое ассистентов. Все вместе они образовали широкое защитное полукольцо.
Когда до быка оставалось метров тридцать, Диас оглянулся и увидел движущихся за ним людей. Он выругался по-испански и, махая руками, прогнал их. В публике послышался свист.
Франоко изо всех сил бежал в проходе между барьером и трибунами, огибая арену и направляясь к месту, где был бык.
– Что этот дурак задумал? – спросил Крил. – Он только отвлечет Диаса!
Диас уже был в пятнадцати метрах от быка. Он остановился, развернул плащ и замахал им в сторону. К этому времени Франоко был уже непосредственно за быком и стоял, вцепившись в ограду.
Хвост быка взметнулся вверх – животное бросилось в атаку.
Все случилось так быстро, что Кейд даже не рассмотрел, что, собственно, произошло и в чем ошибся Диас. Он только услышал глухой удар и увидел, как Диас взлетает в воздух и падает затылком на песок.
Донесся голос Крила:
– Ну вот, все и кончилось.
И Адольфо испустил глубокий протяжный вздох.
После удара бык развернулся с кошачьей скоростью. К нему бежали люди, размахивая мантильями, но бык видел перед собой только Диаса, который пытался подняться на колени. Франоко перемахнул через ограду, но бык был быстрее его. Левый рог вонзился в грудь Диаса, пригвоздив матадора к ограде. Потом бык нанес еще один удар.
Франоко, подбежавший с правой стороны, визжал и кулаком бил быка по ноздре.
Кейд смутно сознавал, какой рев стоит на трибунах. Как и все, он стоял и что-то кричал.
Бык мотнул головой, и Франоко отлетел прочь, как тряпичная кукла, упал на бок. Бык бросился на него, но тут его внимание привлекло мелькание плаща, и он просто перепрыгнул через оруженосца, успев обрушить тяжелое копыто на повернутое кверху лицо, после чего помчался через арену вслед за убегающим матадором.
Трое служителей подхватили Диаса и выбежали с ним на руках за пределы арены. Еще один служитель помог Франоко подняться на ноги. По разбитому лицу оруженосца текла кровь.
– Идем отсюда, – сказал Кейд, чувствуя, что его начинает тошнить.
– Да, – согласился Крил, и они быстро зашагали вверх по ступеням.
У выхода Кейд спросил неуверенно:
– Как ты думаешь – как тяжело ранен Диас?
Крил пожал плечами.
– Он мертв. Такие раны в грудь всегда смертельны. Ни единого шанса выжить. Бык разворотил ему всю грудную клетку.
Кейд вытер пот с лица. Он был потрясен и подавлен.
– Проводи меня до отеля, Адольфо. Я здесь больше ни на минуту не задержусь. Ненавижу этот город.
– Хорошо, – сказал Крил и повел Кейда мимо сотен припаркованных машин к месту, где стоял его «понтиак». – Не переживай. Это была его судьба. Каждый получает то, чего заслуживает.
До отеля они доехали в молчании. У Кейда перед глазами стояло неотвязное видение: тело, безвольно свисающее с рук ассистентов, которые бегом уносили его с арены.
– Мне надо будет вернуться через несколько дней, – сказал Кейд, когда Крил притормозил у отеля. – Я позвоню тебе, Адольфо.
Они обменялись рукопожатиями. Кейд выдавил из себя улыбку.
Он сразу же направился в бюро путешествий и заказал себе билет до Нью-Йорка на самолет, вылетающий завтра в 11 часов утра.
На лифте поднялся на свой этаж, прошел по коридору, открыл дверь номера и тут сообразил, что еще очень рано. Его угнетала мысль о долгом вечере в одиночестве. Все же он зашел в номер и закрыл за собой дверь.
И застыл в неподвижности.
Спиной к окну сидела Хуана. На ней было простое белое платье, никаких украшений, никаких драгоценностей. Солнечные лучи образовали нимб вокруг ее головы, подчеркивая неземную красоту.
– Не было никого и никого не будет, кто мог бы сравниться с тобой, – сказала Хуана. – Я вернулась, потому что люблю тебя и всегда буду любить.
Она встала и протянула к нему руки.
– Ты хочешь меня? Если да, то бери.
На следующее утро Кейд позвонил из номера в бюро путешествий и отменил заказ на авиабилет до Нью-Йорка.
Обнаженная Хуана, кутаясь в длинные черные волосы, сидела на постели и с улыбкой слушала разговор. Когда Кейд повесил трубку, она протянула к нему руки.
Они занимались любовью, потом разговаривали, потом занимались любовью и снова разговаривали всю ночь напролет.
– Только потеряв тебя, я поняла, что ты для меня значил, – говорила Хуана, положив ему голову на грудь и поглаживая пальцами тыльную сторону его ладони. – Все случилось, потому что ты был в госпитале, а я осталась одна, и то скверное, что сидит во мне, заставило меня уехать с Педро. Если бы ты был рядом, этого никогда не случилось бы.
Кейд думал о боли, которую она ему причинила, и о долгах, которые она наделала, но ему было все равно. Он знал, что как бы она себя ни вела и что бы она ни делала, она была и останется единственным смыслом его жизни. «И в беде, и в радости», – подумал он с горечью. Неутешительный смысл этой фразы вгонял его в тоску.
– Не будем ворошить прошлое, Хуана, – сказал он. – Мы начинаем снова. Ты моя жена. Ты захотела, чтобы мы снова были вместе. Прекрасно, начнем заново и забудем прошлое. Недели через две мы с тобой поедем в Нью-Йорк. Подыщем себе небольшую квартирку. Будешь в ней хозяйничать, пока я буду на работе.
Она провела ему ногтем по груди.
– Нью-Йорк? Мне не хочется жить в Нью-Йорке, – повернулась к нему и поцеловала. – А не мог бы ты здесь работать? Мы бы оставили за собой дом. Тебе ведь он нравится, да?
– У меня контракт. Я должен работать в Нью-Йорке.
Она приподняла голову и удивленно посмотрела на него.
– Контракт? Что это значит?
– Я теперь работаю в газете.
– Это хорошо?
– Не очень, но мне подходит.
– Они хорошо тебе платят?
– Нет, они платят мне очень плохо.
– Да? Тогда почему ты на них работаешь?
– Боюсь, ты не поймешь. До истечения срока контракта мне нужно отработать еще полтора года.
Хуана задумчиво глядела в потолок, рассеянно поглаживая свои полные груди.
– И сколько тебе платят, кариньо?
– Три сотни в неделю.
С чувством безнадежности он вспомнил: «Деньги и потребности тела». Адольфо хорошо знает ее...
– Деньги для тебя много значат, не так ли?
– Я бы не сказала. Конечно, хорошо иметь много денег, но это не самое главное, – она повернулась к нему и улыбнулась. – Согласись, я содержала дом в порядке и готовить умею хорошо.
– Да.
– Ты думаешь, мы сможем прожить на три сотни в неделю?
– Конечно. Тысячи людей живут и на меньшие суммы.
Хуана похлопала его по руке.
– Тогда поедем в Нью-Йорк.
Все эти разговоры велись ночью. Отменив заказ на билет, Кейд позвонил своим мексиканским адвокатам. Им он сказал, что раздумал разводиться. Вопрос о разводе они тоже обсуждали ночью.
– Мы не должны разводиться! – кричала она, с силой сжимая его руку. – Без тебя я пропаду! Никто никогда не желал жениться на мне. Ты понимаешь? Я вернулась только потому, что ты мой муж.
Он взял ее лицо в ладони.
– Только потому, что ты моя жена, я смог простить тебя, – сказал он.
Когда он закончил разговор с адвокатами, Хуана соскочила с постели и заключила его в объятия.
– Я так рада! Давай вернемся в наш домик. Зачем нам торчать в этом противном отеле. Начнем экономить деньги прямо сейчас. За дом ведь заплачено до конца месяца. Вернемся домой, и я тебе что-нибудь приготовлю.
И они вернулись. Первым делом Кейд заметил новехонький «сандерберд» алого цвета в гараже.
В ответ на его вопросительный взгляд Хуана только небрежно отмахнулась.
– Тот мне больше нравился. А этот подарил мне Педро. Он просто должен был это сделать – ведь по его вине сгорела та наша машина.
Кейд сделал плечами движение, как будто поправлял тяжелый груз за спиной. Он прошел в дом, отворил застекленную дверь и вышел в патио, к цветам и фонтанчику. Опустился в шезлонг.
– Я принесу тебе выпить, кариньо. Тебе текилы?
– Нет, ничего не надо, спасибо. Я сейчас не пью.
– Но почему?
– Выпивка плохо на мне сказывается.
Хуана посмотрела на него удивленно, потом пожала плечами и сказала:
– Пойду распакую твою сумку.
Она оставила его.
Кейд подставил лицо лучам солнца. Его тошнило от мысли о «сандерберде» в гараже. Подавляла атмосфера дома. Он был уверен, что Хуана и Диас трахались в большой прохладной спальне наверху.
Ничего не выйдет, сказал он себе. Может быть, это протянется месяц, а может, и еще меньше. «Деньги и потребности тела». Она такая, какая есть, и ничего с этим не может поделать, так же, как я ничего не могу поделать с тем, что я люблю ее.
Но, по крайней мере, думал он, какое-то неопределенное по длине время они будут вместе, он будет обладать ею, она будет рядом, он сможет любоваться ее красотой и готовиться к неизбежному разрыву. И в этом, строго сказал Кейд себе, он должен быть уверен. И к этому готов, и когда разрыв станет фактом, он должен будет раз и навсегда выбросить Хуану из головы. И никакой выпивки. Он слишком много перенес, чтобы позволить ей еще раз проделать с ним ту же самую штуку.
И в течение десяти дней они жили вместе, до полного истощения занимались любовью, ходили в недорогие ресторанчики, когда им того хотелось, ходили в кино и совершали долгие поездки на «сандерберде». Это был спокойный период в жизни Кейда, но он не отходил от жены ни на шаг. Он сопровождал ее даже тогда, когда она выходила за продуктами. Кейд стал тенью Хуаны, и это ее обеспокоило.
Как-то вечером, когда они сидели в садике, Хуана спросила:
– Ты счастлив, кариньо?
Он оторвался от кроссворда, который пытался решать.
– Почему ты это спрашиваешь?
– Ты так изменился. Ты так спокоен, так серьезен. Ты больше ничем не интересуешься.
– А чем я должен интересоваться?
– Ну, мало ли... Разве ты не собираешься снова начать работу?
– Конечно. Я как раз собирался поговорить об этом с тобой. Я должен вернуться в Нью-Йорк на следующей неделе. Ты, конечно, поедешь со мной.
– Да, – и посмотрела на него испытующе. – Где мы будем жить в Нью-Йорке?
– Поначалу остановимся в отеле, а после подыщем квартиру.
– Сада там не будет?
– Нет.
Она скрестила длинные ноги. На ней было только бикини, и Кейд подумал, что никогда не видел более прекрасной женщины.
– Может, мне лучше присоединиться к тебе, когда ты уже найдешь квартиру? Мы тогда сэкономим деньги. А в этом доме мы можем жить еще две недели. – Она поглядела на него с улыбкой. – Видишь, я становлюсь очень бережливой.
– Ты поедешь со мной, Хуана. Я не оставлю тебя одну в Мехико.
Она пожала плечами и похлопала его по руке.
– Хорошо, хорошо, кариньо. Я сделаю так, как ты считаешь нужным. Когда мы уезжаем?
– В следующий четверг.
– Мы можем поехать в Нью-Йорк на машине – просто выедем на день раньше, в среду.
– От машины в Нью-Йорке не будет никакого толку, Хуана. В наши дни никто не покупает машин в Нью-Йорке... там такое движение, что просто негде припарковаться. Мы продадим машину. Я попрошу Крила найти покупателя.
Он пристально смотрел на нее. Ее глаза потемнели, но, немного подумав, она кивнула.
– Я не знала об этом. Хорошо. Мы продадим машину, а деньги потратим на обстановку квартиры.
Вечером, когда Хуана готовила обед, Кейд позвонил Эду Бердику.
– Я возвращаюсь в четверг, Эд, – сказал он. – И готов сразу же приступить к работе.
– Отлично! А почему ты не писал? Я уже начал беспокоиться. Я звонил в «Эль Прадо». Сказали, что ты съехал. Что там у тебя происходит? Ты в порядке?
– Все нормально. Не о чем беспокоиться. Все расскажу при встрече.
– Прекрасно. У меня как раз есть работенка, которая только тебя дожидается. Ты сможешь начать в пятницу?
– Что за работа?
– Премьера нового мюзикла с костюмами от Гарри Уэстона. Мы договорились об эксклюзиве для приложения. Все должно состояться днем в пятницу.
– Хорошо. Я там буду, – ответил Кейд и повесил трубку.
Затем он позвонил Крилу.
– Хуана и я решили снова жить вместе, Адольфо, – начал он с места в карьер, едва успев обменяться приветствиями. – В четверг мы уезжаем в Нью-Йорк. «Сандерберд» мы оставляем в гараже. Ты бы не мог продать его? Назначай какую хочешь цену, только избавься от этой тачки.
Последовала долгая пауза, затем Крил тревожно переспросил:
– Ты и Хуана? Нет, я, наверное, не расслышал. Вэл, что ты сказал?
– Все в порядке. Не волнуйся, старина. Я знаю, что делаю. Так позаботишься об автомобиле?
– Конечно, амиго.
– Спасибо, – и Кейд быстренько положил трубку.
Вечером в среду Хуана упаковывала вещи. Внезапно она села на кровать, обхватив голову руками.
Кейд подошел к ней.
– Что с тобой, дорогая?
– Ничего. Просто голова закружилась.
Она откинулась на спину, и Кейд увидел, что лицо ее бледно и покрыто бисеринками пота.
– Что с тобой?
Хуана закрыла глаза. Ее губы поджались, тело напряглось и дернулось, как будто от сильной боли.
– Хуана! – Кейд был встревожен. – Скажи мне, что с тобой?
Она с видимым усилием раскрыла глаза.
– Надо же – именно сейчас! У меня эта чертовщина повторяется каждый месяц! – она перевернулась на бок. – Пожалуйста, уйди.
Кейд впал в панику.
– Я вызову врача! Не волнуйся... я...
– Не будь идиотом! – Хуана внезапно впала в ярость. Она уселась на постели, глаза ее сверкали. – Это со всеми женщинами происходит. Не будь ребенком. Просто оставь меня в покое. Со мной все будет в порядке.
Он спустился вниз и в беспокойстве переходил из гостиной в патио и обратно. Позже, не в силах переносить тягостную тишину, он поднялся в спальню и осторожно открыл дверь.
Хуана лежала в постели, ночник на тумбочке был затемнен. Ее лицо было все так же бледно. Когда она увидела Кейда, то не смогла скрыть раздражения.
– Пожалуйста, оставь меня в покое. Это со мной регулярно случается. Не о чем беспокоиться. Это продлится два или три дня, а после я снова буду в порядке. Просто в таком состоянии я не хочу никого видеть.
Кейд все же вошел в комнату.
– Думаешь, в таком состоянии ты сможешь завтра лететь?
– Если нужно, смогу. – Ее лицо исказилось. – Пожалуйста, не доставай меня, кариньо.
– Ты можешь приехать позже, – сказал он спокойно. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?
– Нет, ничего. Может, завтра мне будет лучше.
Но, конечно же, назавтра ей лучше не стало. Она выглядела такой бледной и больной, что Кейд понял: никакой надежды, что она полетит, нет. Однако он решил, что это очень удобная для нее отговорка. Он уже научился не доверять жене. Кейд был твердо настроен сохранить ее рядом с собой как можно дольше.
– Через час я выезжаю, – сказал он, стоя у постели и глядя на нее сверху вниз. – Ты точно не в форме для путешествия, да?