Тузы и шестерки Черненок Михаил

Глава XIX

Когда Бирюков с Веселкиным появились в офисе банка «Феникс», там уже вовсю работала оперативная группа городской прокуратуры во главе со следователем Щепиным. Веселкин тут же включился в работу. Антон вмешиваться не в свое дело не стал, а подробности случившегося решил узнать у Исаевой.

Аза Ильинична с заплаканными глазами сидела в своем кабинете одна и хмуро докуривала сигарету. Увидев вошедшего Бирюкова, она вроде оживилась, повеселела, но заговорила сдавленным голосом:

– Хорошо, что вы приехали. Боже мой, за какие только грехи повалились на нас напасти. Одна страшнее другой…

– Как это произошло? – присаживаясь возле стола, спросил Антон.

Исаева затушила в хрустальной пепельнице окурок и посмотрела на Антона печальным взглядом:

– Для меня – совершенно неожиданно… Ночевал Михаил Арнольдович в клинике. Утром Тимофей Шерстобоев провез его по городу, чтобы убедился, что плакаты с изображением Лины с рекламных стендов убраны. По словам Тимофея, не увидев ни одного плаката, шеф приободрился. В середине дня похоронили Лину на Центральном кладбище. Во время похорон Ярыгин держался мужественно. Даже слезинки не проронил. Видимо, врачи напичкали его транквилизаторами. Только вот, когда опустили гроб, чуть не упал в могилу. Шерстобоев успел подхватить. Короткие поминки провели в банкетном зале ресторана «Садко», где в декабре прошлого года отмечали восемнадцатилетие Лины. Вот тут, выпив рюмку коньяка, Михаил Арнольдович прослезился, но быстро взял себя в руки… – Аза Ильинична осторожно, чтобы не нарушить косметику, промокнула глаза носовым платочком, достала из длинной зеленой пачки сигарету и сразу сунула ее обратно. – Извините, Антон Игнатьевич, мне трудно говорить.

– Успокойтесь. Не спешите, – сказал Бирюков. – Нас ведь никто не торопит.

Исаева все-таки закурила. Затянувшись несколько раз подряд, положила сигарету на край пепельницы и, вроде бы немного успокоившись, стала рассказывать дальше:

– С поминок я сразу приехала в офис, чтобы поработать с документами последних денежных перечислений. Едва сосредоточилась, в кабинет зашел Михаил Арнольдович. Сел вот так же, как вы сейчас сидите. Поинтересовался, хорошо ли идут банковские дела. Узнав, что все в ажуре, улыбнулся: «Ты, Аза, чудесная женщина. И внешностью тебя Бог не обидел, и деловыми качествами не обделил. Это редкое явление в природе. Не случайно я влюбился в тебя с первого взгляда». Такой пассаж крайне удивил меня. Расточать дамам комплименты было не в характере Ярыгина, и мне показалось, будто он пьян. Поэтому ответила шутливо: «Бывает, что и Бог ошибается». Михаил Арнольдович с самым серьезным видом сказал, мол, никакой ошибки нет и вдруг спросил: «Посоветуй, Аза, что в моем пиковом положении следует делать?» Я рассказала, в каком жутком отчаянии была сама, когда похоронила мужа. Дескать, света белого не видела, а с годами боль притупилась. И вообще, мол, в таких ситуациях время – самый лучший доктор. Ярыгин вздохнул: «Наряду со временем тебе, Азочка, помогли оставшиеся с тобой мама и сын, а кто мне поможет?» На это я опрометчиво ляпнула: «Ищите женщину». Михаил Арнольдович грустно посмотрел мне в глаза: «Такой, как ты, в природе больше нет, а увлечься другими не смогу»…

Исаева опять взялась за сигарету.

– На этом и закончился разговор? – спросил Бирюков.

– Проговорили мы, наверное, с полчаса… – Аза Ильинична нервно раздавила в пепельнице окурок и, разгоняя табачный дым, помахала ладонью. – Я искренне стала убеждать Ярыгина, что на мне свет клином не сошелся. Есть, мол, куда более достойные женщины. Михаил Арнольдович, будто соглашаясь, кивал головой, потом вдруг усмехнулся: «Понятно, на твою помощь надеяться не стоит. Поэтому ты и с Линой не нашла общего языка». От таких слов меня даже в жар бросило: «Ну что вы говорите?! Когда я сунулась к Лине, она еще находилась под впечатлением недавней смерти Зинаиды Валерьевны и расценила мой визит как опрометчивое стремление навязаться к ней в мачехи. Что же касается моральной помощи с моей стороны, можете не сомневаться. Чем смогу – всегда помогу». Ярыгин смутился: «Извините, не то, что надо, брякнул. Голова крутом идет. Того и гляди, с ума спячу. Сейчас ко мне приедет нотариус. Пока окончательно не свихнулся, хочу написать завещание, чтобы не пропал мой жизненный труд даром, если стану недееспособным». Я удивилась: «Одумайтесь, Михаил Арнольдович! Не вгоняйте раньше времени себя в гроб. Вы же умный и волевой человек! Держитесь уверенно назло всем врагам. Не давайте им повода для радости». Он вяло улыбнулся: «Постараюсь, Аза, проявить волю. Но завещание все-таки оформлю. На всякий случай, поскольку наследников у меня – ни души. В случае чего, не удивляйся, что там будет написано. Я основательно все продумал. Прости, если когда-нибудь хоть чем-то тебя обидел». Поднялся, поцеловал мне руку и ушел…

– Нотариус действительно приезжал?

– Дальнейшее я знаю с чужих слов… Ирочка – секретарша Ярыгина – говорит, что когда Михаил Арнольдович после разговора со мной вошел в свою приемную, там его уже ждал элегантно одетый молодой мужчина с коричневым «дипломатом». Встретились они как старые знакомые. Поздоровались за руку. Ярыгин, сказав секретарше: «Буду занят», открыл дверь кабинета и гостеприимно пропустил мужчину вперед. О чем они беседовали наедине, никто не знает. Примерно через полчаса мужчина вышел, плотно закрыл за собой дверь и попрощался с присутствующими в приемной.

– Кто там тогда находился? – спросил Антон.

– Секретарша Ирочка и телохранитель Шерстобоев.

– Больше никого не было?

– Говорят, нет… – Исаева в который раз приложила к глазам платочек. – По их словам, минут через пять после ухода мужчины в кабинете Ярыгина раздался хлопок, будто из бутылки шампанского стрельнула пробка. Тимофей Шерстобоев осторожно заглянул в дверь, сразу обернулся к секретарше и перепуганно крикнул: «Срочно зови Азу! Шеф застрелился!»… Как я вбежала в кабинет Михаила Арнольдовича, не помню. Ярыгин сидел за рабочим столом, откинувшись на спинку кресла, свесив почти до пола руки и запрокинув голову. Из правого виска к уху тянулась кровавая полоса. На полу, возле кончиков пальцев правой руки, белел маленький, словно игрушечный, пистолет. На столе не было ни единой бумажки, а дверца вмонтированного в стену сейфа была прикрыта. Сразу же приказала остолбеневшему Шерстобоеву, чтобы немедленно позвонил в милицию, а Иру попросила с другого телефона срочно вызвать «Скорую помощь». Следователи появились через пятнадцать минут. Следом примчалась «Скорая», но ее услуги, к сожалению, оказались не нужны… Вот так, Антон Игнатьевич, завершилась трагедия семьи Ярыгиных.

– Да, очень печальная история, – сказал Бирюков.

Исаева тяжело вздохнула:

– А ведь я могла удержать Михаила Арнольдовича от такого шага…

– Каким образом?

– Совсем просто. Он ведь хотя и неумело, но почти в открытую объяснился в любви. Мне бы следовало сыграть роль утешительницы и обнадежить его. Мол, не будем, Михаил Арнольдович, спешить. Подождем, пока страсти улягутся, а там увидим, как нам жить и что делать. Я же, дурочка, заговорила о более достойных женщинах, о силе воли, о врагах. Не пойму, какой дьявол дернул меня за язык нести откровенно банальную ахинею?..

– Уверены, что Ярыгин был с вами искренен?

– Думаю, что – да. По лицу было видно.

– Лицо у него, как я приметил, будто окаменевшая маска.

– Это обычно. Тут же Михаил Арнольдович словно оттаял, расслабился. Собственно, он и раньше оказывал мне повышенное внимание. Постоянно стремился либо сказать, либо сделать что-то приятное. Я не придавала этому значения. Только теперь поняла, как много значила для него… Вот уж действительно получается по-есенински: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». Печально, но факт…

– Криминалистика знает немало случаев, когда воспылавшие страстью к любовницам мужья всяческими способами избавлялись от нелюбимых жен, – с намеком сказал Бирюков.

– Женщины, потеряв от любви рассудок, бывают, тоже творят леденящие ужасы, стараясь избавиться от нелюбимых мужей, – добавила Исаева и вздохнула: – Однако, Антон Игнатьевич, здесь не тот случай. Ярыгин слишком умен и порядочен, чтобы пойти на откровенную гнусность. Я даже мысли не допускаю о том, что Михаил Арнольдович, не имея ни малейшей надежды на ответное чувство, мог стать инициатором смерти жены и дочери, дабы избавиться от них. Взбалмошная Зинаида Валерьевна для него была, конечно, не подарок. Лина, с малых лет не знавшая ни в чем отказа, тоже сформировалась в девушку с крутым характером. Но Ярыгин ни разу не пожаловался на семейные неурядицы. Он умел, так сказать, подняться над обстоятельствами и мужественно нести свой крест. Скажу больше, несмотря на капризные приколы Лины, Михаил Арнольдович безумно жалел ее.

– Безумная родительская жалость – опасная штука.

– Для безрассудных людей, но не для Ярыгина. Если бы не его сумасшедшая занятость работой, он был бы отличным семьянином. И пожалуй, сумел бы навести порядок в семье.

После нескольких уточняющих вопросов Бирюков сменил тему разговора.

– Аза Ильинична, вы не заметили каких-либо изменений в отношениях Ярыгина с телохранителем? – спросил он.

Исаева, задумавшись, пожала плечами:

– Тимофей Шерстобоев последние дни безотлучно находился с Михаилом Арнольдовичем в клинике. Как они там относились друг к другу, не могу сказать.

– Ну, а сегодня на похоронах Лины и на поминках?..

– Во время похорон телохранитель ходил за шефом словно тень, а тот будто в упор его не видел. На кладбище же Ярыгин вообще находился в отрешенном состоянии. Что касается поминок, то Шерстобоев, по-моему, даже к столу не присел. Стоял у дверей, чтобы посторонние в зал не проникли.

– Словом, вы ничего не заметили.

– Если не считать какое-то заискивание Шерстобоева перед шефом. То ли Тимофей заглаживал свою вину перед ним, то ли всей душой сочувствовал его горю, – подумав, сказала Исаева. – Раньше он держался достойней, а по отношению к другим сотрудникам банка – даже высокомерно. Собственно, так ведут себя почти все телохранители, пользующиеся покровительством охраняемых персон. Тимофей Шерстобоев в этом отношении не самый заносчивый из них. К другим вообще не подступиться.

– Как он воспринял самоубийство шефа?

– По-моему, как и все другие сотрудники банка. Кажется, растерялся сильнее меня. Я хотя бы сразу догадалась, куда надо звонить в подобных случаях, а Тимофей был шокирован до такой степени, что без моей подсказки даже и этого пустяка не сообразил.

– Для охранника подобный шок выглядит странным.

– Мне тоже показалось удивительным, что здоровенный мужик перепугался хуже бабы.

– Случайно ли это?

– Не знаю. Скорее всего, Шерстобоева напугала не столько смерть шефа, сколько перспектива лишиться доходного места с необременительными обязанностями.

– Сколько он получает?

– Михаил Арнольдович платил Тимофею из своего кармана, поэтому точно сказать не могу.

– Хотя бы ориентировочно.

– Около двух миллионов в месяц, может, и больше… – Исаева посмотрела Бирюкову в глаза. – Недавно, проверяя начисление процентов по депозитным счетам наших сотрудников, я обратила внимание, что Ярыгин со своего счета перевел на депозит Шерстобоева двадцать пять миллионов рублей. Что означает этот перевод, мне не известно.

– Когда такая операция состоялась?

– За неделю до гибели Лины.

– А накануне гибели Зинаиды Валерьевны Шерстобоеву не было перечислений?

– Нет.

– Когда он открыл депозитный счет?

– Нынче, в конце января, Тимофей положил в наш банк пятнадцать миллионов наличными.

– Хорошая сумма.

– Относительно.

– По запросу прокуратуры можете дать об этом официальную справку?

– Без проблем.

– А Глеб Вараксин не был вкладчиком вашего банка?

Исаева грустно усмехнулась:

– Алкоголики в банках деньги не хранят. Они относят их в винные киоски да магазины.

– Есть предположение, что Шерстобоев с Вараксиным служили вместе в Приднестровье.

– Ни от того, ни от другого об этом не слышала.

– Вараксин не называл Шерстобоева сержантом?

– Нет. Глеб обычно обращался к Тимофею по прозвищу Тэтэ.

– Часто они общались?

– Не замечала. По-моему, у них были очень натянутые отношения. Вараксин завидовал Шерстобоеву и постоянно отпускал в его адрес колючие шпильки. В ответ на такие выпады Глеба Тимофей, будучи человеком трезвым и немногословным, только брезгливо кривил губы. Кстати, коль уж у нас зашел разговор об этих, с позволения сказать, «друзьях», то скажу вам нечто, совершенно непонятное для меня. Вчера после вашего телефонного звонка я под видом женского любопытства «посплетничала» с сотрудницами и к своему большому удивлению узнала, что Зинаида Валерьевна практиковалась управлять автомобилем не с Глебом Вараксиным, а с Тимофеем Шерстобоевым. Тимофей, оказывается, давно живет по соседству с Ярыгиными, только этажом ниже. Видимо, поэтому Михаил Арнольдович и взял его своим телохранителем. С какой целью Зинаида Валерьевна, рекомендуя мне в шоферы Вараксина, солгала, не могу понять.

– Вероятно, для убедительности, – сказал Бирюков.

– Выходит, она не знала, что Глеб алкоголик?

– Могла и не знать.

– Тогда ради чего так его расхвалила?

Антон улыбнулся:

– Это, Аза Ильинична, вопрос на засыпку.

– Нет, я в самом деле не могу понять: то ли это была какая-то интрига со стороны Зинаиды Валерьевны, то ли ее кто-то ввел в заблуждение. Боже мой, сколько загадок… – Исаева, помолчав, вздохнула: – Не знаю, как мы теперь будем жить без Михаила Арнольдовича. Такого финансиста, пожалуй, не найти. Кто вместо него возглавит банк…

– Вы же вице-президент. Вам и карты в руки.

– Впрягаться в такой воз? Ни за что!

– Боитесь, не потянете?

– Потянуть-то я потянула бы. Но зачем мне такая ответственность? Не женское дело – возглавлять коммерческий банк.

– Между тем дамы – не такая уж редкость на этом посту.

– Но редко у кого из них все хорошо кончается. Большей частью они – подставные фигуры. Вроде литературного зиц-председателя Фунта, который отсиживал тюремный срок за финансовых воротил при всех режимах.

В тихо приоткрывшуюся дверь робко заглянула белокурая девушка и смущенно проговорила:

– Извините, Аза Ильинична…

На лице Исаевой мелькнул испуг:

– Что еще случилось, Ирочка?

– Прокурора Бирюкова приглашают к Михаилу… извините, в кабинет Михаила Арнольдовича.

Глава XX

В приемной президента банка, кроме неприкаянно сидевшего охранника, никого не было. Когда Бирюков следом за секретаршей вошел туда, Шерстобоев встрепенулся:

– Здравствуйте, товарищ прокурор.

– Здравствуйте, – ответил Антон. – Как же вы не уберегли шефа?

– Вот так нехорошо получилось… Не зря к нему в больничную палату голубь залетел…

– Шеф не заговаривал с вами о самоубийстве?

– Последнее время он вообще со мной ни о чем не говорил.

– Почему?

– С головой у него что-то случилось. Вроде как память потерял. Горе-то какое…

– Да, большое горе, – сказал Бирюков и открыл дверь кабинета.

Тело Ярыгина, как догадался Антон, уже отправили в морг на экспертизу, а участники следственно-оперативной группы, завершив осмотр места происшествия, сидели за длинным столом и обсуждали предварительные итоги. Бирюков сел рядом с Веселкиным.

– Что Аза Ильинична тебе поведала? – сразу спросил Костя.

Антон коротко рассказал содержание своей беседы с Исаевой. Энергичный здоровяк следователь горпрокуратуры Щепин сразу протянул ему стандартный лист высококачественной, с голубоватым оттенком бумаги:

– Почитайте, что и кому оставил покойный.

Завещание Ярыгина было напечатано компьютерным способом на одной стороне листа и заверено большим фиолетовым штампом областной нотариальной конторы. Суть его заключалась в том, что в случае смерти завещателя весь его денежный капитал, хранящийся в банке «Феникс», и дачный участок с коттеджем, расположенный в пригороде райцентра, переходят в личную собственность Исаевой Азы Ильиничны. Трехкомнатная полногабаритная квартира в Новосибирске со всей мебелью, имуществом и драгоценностями, а также автомобиль «Тойота» становятся собственностью технического секретаря банка Лисичкиной Ирины Васильевны. Сторожу дачного коттеджа Ивану Петровичу Шляпину передавался некогда принадлежавший Лине черный «Мерседес».

– Щедро распорядился своим богатством Михаил Арнольдович, – возвращая завещание следователю, проговорил Бирюков.

– Недурно осчастливил троих, – сказал Щепин.

– А личного телохранителя обошел…

– Видимо, чем-то Шерстобоев не угодил шефу, – высказал предположение Веселкин.

– Ты не беседовал с ним? – спросил Костю Антон.

– Потолковал.

– В его обязанности не входила охрана Лины?

– Утверждает, что нет. Говорит, будто Лина терпеть не могла надзора за собой. Полмесяца назад по просьбе шефа Тимофей пытался разведать, с какой целью она зачастила в рекламную фирму. Лина, узнав об этом, закатила отцу такой скандал, после которого Ярыгин больше никаких поручений относительно дочери Шерстобоеву не давал.

– О посещении кассы аэрофлота в день гибели Лины что толкует?

– Намеревался, мол, купить сестре билет до Москвы, однако на нужный рейс билетов не оказалось. Пришлось отложить полет до более подходящей поры. Службой в Приднестровье я пока не стал интересоваться. Подождем до завтра и станем действовать в зависимости от того, какую справку дает нам военный прокурор. Согласен?

– Конечно, – Бирюков повернулся к Щепину. – Предсмертной записки Ярыгин не оставил?

Следователь подал небольшой листок с мелкими зубчиками по верхнему краю, вырванный, похоже, из блокнота:

– Вот что лежало в сейфе.

Шариковой авторучкой с синей пастой на листке было четко написано: «Решение покинуть этот сумасшедший мир принял самостоятельно. После смерти дочери жизнь для меня потеряла смысл. М. Ярыгин». На чистых местах листка смутно виднелись едва приметные вмятинки, которые обычно продавливаются при письме с предыдущего листа. Бирюков стал было присматриваться к вмятинам, но Щепин сказал:

– Ничего не разобрать. Придется просить криминалистов, чтобы с помощью техники прочитали, о чем писал Михаил Арнольдович перед тем, как покинуть этот мир. А написал он, кажется, что-то такое, что самому не понравилось. Оторвал тот листок от блокнота и сжег над мусорной корзиной. Пепел мы собрали, чтобы определить химический состав сожженной бумаги для идентификации ее с бумагой блокнота и предсмертной записки…

По мнению Щепина, окончательное решение о самоубийстве Ярыгин принял после разговора с Исаевой. До этого у него в запасе был еще какой-то вариант. Появившись с Шерстобоевым в офисе банка после поминок Михаил Арнольдович попросил у секретарши Иры Лисичкиной почтовый конверт с марками и уединился в своем кабинете. Минут через двадцать вышел в приемную. Вернул чистый конверт и, назвав телефонный номер, попросил Иру, чтобы соединила его с нотариусом Красавченко. Сказал нотариусу буквально следующее: «Готовы у вас документы?.. Приезжайте в офис банка. Я, возможно, их подпишу». Из приоткрытой двери кабинета в это время тянуло слабым запахом горелой бумаги. Когда шеф положил трубку, находившийся в приемной Шерстобоев спросил: «В клинику, Михаил Арнольдович, скоро поедем?» – «Как управлюсь с делами», – хмуро ответил Ярыгин и пошел к Исаевой. Секретарша сразу заглянула в кабинет: не горит ли там что?.. Ни огня, ни дыма не увидела. Да и работающий вентилятор уже разогнал запах бумажной гари.

– На основе такой картинки, Антон Игнатьевич, у меня возникает вопрос: случайно ли Исаева не стала играть роль «утешительницы»?.. – глядя на Бирюкова и вроде бы подводя итог, проговорил Щепин. – Не задалась ли Аза Ильинична целью: ускорить конец Ярыгина, чтобы завладеть его богатством?

– Вопрос серьезный, Андрей Семенович, – ответил Бирюков. – О намерении написать завещание Ярыгин сказал Исаевой после того, как она «не утешила» его…

– Но Аза Ильинична могла узнать об этом заранее от нотариуса, который готовил документы.

– Сомневаюсь. Порядочный нотариус тайну завещания прежде времени не выдаст.

– А непорядочный?..

– Такой опытный финансист, как Ярыгин, с непорядочным не станет иметь дело.

– Но такая обаятельная дама, как Исаева, очень легко может закружить голову молодому мужчине, каким является нотариус.

– Зачем ей влезать в грязное и очень рискованное мероприятие? Аза Ильинична и без того достаточно богата. К тому же еще и умна.

– Говорят, аппетит приходит во время еды. А умные люди, как известно, добывают пищу не только законным путем. Если исходить из этого факта, то Ярыгина довели до кондиции постепенно. Сначала убили жену, затем любимую дочь и наконец окончательно сломали самого.

– С таким же успехом можно подозревать секретаршу Ирочку, которой по завещанию достается жирный кусок, и сторожа коттеджа Шляпина, осчастливленного шикарным «Мерседесом».

– Могла и секретарша при активном участии, скажем, того же телохранителя Шерстобоева провернуть корыстную операцию. Да и забравшийся в районную глушь скромный сторож вполне может оказаться тем самым неприметным человечком, который в романах Агаты Кристи всегда засвечивается под занавес и на поверку выходит отпетым негодяем.

– Ты, Андрюша, еще Чейза вспомни, – с улыбкой сказал Веселкин. – В его сочинениях сам черт голову сломает.

Щепин вздохнул:

– Я даю вам информацию для размышления, а головы над ней, если хотите, ломайте сами.

– Это очень трудная головоломка.