Поцелуй мой кулак Чейз Джеймс
— А я о вас думала, — сказала Дженни, поблагодарив меня за книги. — Хотела бы я, чтобы вы были уже дома.
— Не беспокойтесь по пустякам, — я улыбнулся ей, думая, как она не похожа на Рею. — Я еще недостаточно окреп для развеселой жизни в Парадиз-Сити.
— Но чем же вы занимаетесь?
Я пожал плечами.
— Да так. Этот город заинтересовал меня.
— Вы повредили руку?
Мои пальцы еще не зажили после удара, нанесенного брату Реи.
— Неполадка в машине. Полез исправлять. Пустяки, до свадьбы заживет. Как вы, Дженни?
— Поправляюсь. Лодыжка медленно срастается.
Я рассказал о встрече с Деревяшкой и девочкой.
— Пришелся не ко двору.
— Мисс Мэтис очень профессионально относится к работе. — Дженни покачала головой. — Вы обиделись?
— Не сказал бы. — Помолчав, я спросил то, что очень хотел бы узнать: — Скажите мне, Дженни, одну вещь. Брат Реи Морган с виду тертый парень. На какие средства он живет, вы не знаете?
— Фел?
— Его зовут Фел Морган?
— Фелдон. Он внук Фелдона Моргана. Так его назвали в честь деда. Того застрелили в момент ограбления банка.
— В самом деле? А чем он зарабатывает себе на жизнь?
— Что-то связанное со старыми автомобилями. Он продает металлолом или что-то в этом роде. А почему вас это интересует?
— Да из-за их дома. Ну и местечко. Не думал, что человек хотя бы с минимальным заработком может жить в такой дыре.
— О, некоторым просто безразлично, где жить. — Что-то похожее на волнение отразилось на ее лице. — Меня тревожит Рея. Она так легко может снова попасть в беду. От брата мало толку. А она так одержима мыслью разбогатеть. И никак не может понять: чтобы иметь много денег, их надо заработать. Она заявляет, что не может ждать так долго. Я столько с ней говорила на эту тему, но ее ничем не прошибешь. Начинаю сознавать, что она безнадежна. Неловко говорить такое о ком-либо, но Рея может оказаться неисправимой. Я чувствую, что вскоре она снова ввяжется в какое-нибудь темное дело и на сей раз попадет в тюрьму на долгие годы.
— Это ее дело и забота, — заметил я. — Да, теперь я понимаю, какое у вас нелегкое занятие.
Она приподняла руки в бессильном жесте и снова уронила на простыню.
— Я не жалуюсь, это моя работа. — Помолчав, она продолжала: — Человек должен сам прожить свою жизнь. Время от времени мне все же удается влиять на людей, и это меня утешает. — Она улыбнулась мне. — Не могу ли я повлиять на вас, Ларри, хоть немного? Не согласитесь ли вы вернуться в свой город и забыть о нас, чтобы я могла порадоваться за вас?
Я на секунду задумался.
Дженни — человек, желающий всем добра. Человек, поднимающийся по эскалатору, идущему в обратном направлении. У меня же на уме другое. Представляется удобный случай втереть ей очки. Она прикована к постели и еще недели две не сможет выйти из больницы. Я притворился, что колеблюсь, потом кивнул головой.
— Хорошо, Дженни, считайте, вы на меня повлияли. Я уеду. Вы правы, я зря теряю время, находясь здесь. Очень не хочется покидать вас, вы были хорошим другом, но вы правы. Я уеду завтра утром.
Может быть, я недостаточно убедительно говорил эти слова, или Дженни была более проницательной, чем мне показалось, так как она печально на меня посмотрела, потом сказала:
— Я убедилась: человек должен сам прожить свою жизнь. Лишь очень немногие следуют советам, даже если они и хороши. Но что делать, если такова человеческая природа?
Неожиданно мне очень захотелось рассказать ей, что со мной происходит. Я сознавал, что никогда не откроюсь доктору Мелишу, но под ее испытующим взглядом я уже было собрался покаяться. Однако в сознании снова всплыл образ Реи, и момент признаний миновал.
Я прикоснулся к ее пальцам, выдавил улыбку, произнес несколько банальностей насчет того, чтобы не потерять связь в будущем, и вышел из больницы уже полностью поглощенный мыслями о том, что я буду делать сегодня вечером.
У себя в номере я распаковал покупки. Надел пиджак, парик и зеркальные очки. С «береттой» в руке я прошел в ванную, где висело зеркало в рост человека, и всмотрелся в отражение. Вид у меня получился весьма несимпатичный, и я был абсолютно уверен — никто из моих знакомых не узнал бы меня. Я злобно оскалил зубы, и вышло довольно устрашающе. Вскинув пистолет, я прицелился в отражение и прорычал:
— Ни с места! Ограбление!
Если бы грозная фигура, подобная той, что я видел в зеркале, вошла в мой офис в Парадиз-Сити, я без колебания выложил бы все бриллианты из сейфа. Удовлетворенный, я снял парик, очки, пиджак и сложил в сумку. Не поленившись съездить за ними в такую даль, я лишил полицию возможности проследить их происхождение, а значит, и добраться до меня.
Я был доволен собой.
Теперь оставалось дождаться ночи — потом я стану настоящим преступником. Я лежал на кровати и пункт за пунктом перебирал в голове предстоящую операцию. Убедившись, что все заучено наизусть, я уснул, радуясь наступившей дремоте. Это доказывало — мои нервы в порядке.
Около девяти я проснулся и спустился в закусочную, где поужинал сальными тефтелями со спагетти. Выйдя из закусочной, зашел в отель, прихватил сумку с реквизитом и пошел к машине, стоящей в конце улицы.
Я выехал из города и покатил по шоссе. В шести милях от Луисвилла находилась автозаправочная станция фирмы «Калтекс». Я ни разу не останавливался там, но проезжал мимо довольно часто. Дела у них шли бойко, и я знал, что они не закрываются всю ночь.
Проезжая мимо, я сбавил скорость.
Толстый, мощного телосложения мужчина сидел в застекленной будке. Больше никого не было видно. Я решил, что этот человек заступил на смену и работает один. При первой же возможности я развернулся и поехал обратно в Луисвилл.
Следующие два часа я провел в ночном кинотеатре, где смотрел старый вестерн. Он оказался достаточно увлекательным, чтобы привлечь мое внимание. Когда зажегся свет, я вышел с толпой зрителей и сел в машину. Прежде чем завести мотор, я неподвижно просидел несколько минут. «Пора!» — подумал я и был несколько обескуражен, ощутив, как сильнее забилось сердце, а ладони покрылись потом.
Ярдов за триста от заправочной находилась стоянка. Я завернул туда, выключил мотор и габаритные огни. Впереди ритмично вспыхивали яркие огни рекламы «Калтекс». Выйдя из машины, я отступил в тень и надел пиджак, парик и очки. У меня так дрожали руки, что я уронил игрушечный пистолет, доставая его из сумки. Несколько секунд я лихорадочно шарил в траве, прежде чем нашел его. Сердце уже стучало как молот. Секунду я колебался, размышляя, не вернуться ли в отель, но потом перед моим мысленным взором всплыла Рея, ее рыжие волосы и циничные зеленые глаза. Это придало мне решимости.
Я решительно зашагал по обочине к сверкающим огням рекламы. Лишь изредка мимо меня проносились машины. Приблизившись к станции, я замедлил шаг. Держась в тени, я медленно продвигался вперед, теперь уже отчетливо различая маленький, ярко освещенный офис. Толстяк-служитель с сигаретой, свисавшей с нижней губы, смотрел ночную телепередачу.
От нервного напряжения мое сердце билось так, что я едва мог дышать.
Несколько минут я стоял, наблюдая за ним. Шоссе было пустынным. Если действовать, то только сейчас!
Я услышал собственное бормотание:
— Рехнулся! Ведь ты можешь угодить за такое в тюрьму!
И все же я двинулся вперед, до боли стискивая рукоятку игрушечного пистолета. И обратной дороги больше не было!
Дежурный бензоколонки поднял голову, когда я толчком распахнул дверь в его кабинет. Глаза его едва не выскочили из орбит при виде пистолета. На мгновение он окаменел.
— Это ограбление! — прорычал я. К сожалению, это прозвучало не очень убедительно. Я был испуган не меньше, чем он. На короткое время мы уставились друг на друга. Он был примерно пятидесяти лет от роду, толстый, лысеющий и по виду настоящий семьянин, со спокойными карими глазами и решительным ртом человека, привыкшего к ответственности за близких. И он первым оправился от испуга. Его пристальный взгляд остановился на пистолете и вдруг утратил напряженность.
— Здесь нет никаких денег, сынок, — сказал он спокойно. — Не повезло тебе!
— Давай деньги, или эта штука выстрелит! — Мне самому сделалось тошно от звука моего голоса. Даже сам я сознавал, что выгляжу не грознее мыши.
— У нас здесь система, сынок, — проговорил он, старательно выговаривая слова, словно разговаривая с ребенком. — Ночной сейф. Все, что я получаю, идет вот в этот стальной ящик. Все, до последнего бакса. Только босс может его открыть.
Я все еще пытался выдерживать грозный вид, но по моему лицу предательски катились струйки пота.
— Я подарил своему сыну точно такой же пистолет на Рождество, — продолжал он. — Сын прямо-таки помешался на Джеймсе Бонде. — Толстяк перевел взгляд на экран телевизора. — Шел бы ты домой, а? Может быть, я и отсталый, но мне вот нравится Бенни Хилл.
Он благодушно рассмеялся, так как Бенни только что произнес: «У меня даже пузо с брюшком!»
Совершенно уничтоженный, я вышел на пустынное шоссе, подошел к машине и поехал в город.
ГЛАВА 5
Оказавшись у себя в номере, я повалился на кровать, охваченный отчаянием.
— Дешевка! — насмешка Призрака звучала в ушах. — Да! Дешевка!
Ужасно болела голова, я весь дрожал от отчаяния и стыда.
Я трус! Что-то не так в моем механизме. Видимо, лишь попадая в экстремальную ситуацию, я способен на решительные действия. Но в спокойном состоянии я не грознее мыши.
Теперь было отчетливо видно: моя жалкая попытка состязаться с Реей оказалась мертворожденной. На вторую попытку у меня не было никакого желания — она неминуемо окончилась бы моим арестом. Я безнадежный, никчемный, малодушный дилетант. Мне еще повезло с толстяком-заправщиком. Едва взглянув на пистолет, он тут же распознал в нем игрушку и отмахнулся от меня с пренебрежением, которого я заслуживал.
Мои мысли снова переключились на Рею, я мучительно желал ее и больше не думал о том, что ее порочность и злоба неминуемо погубят меня. Песня сирен неумолимо звучала в ушах, и я не в силах был им противиться. Я помнил ее слова: «Когда ты получишь меня, это тебе обойдется дороже обеда!»
Я помнил, как она выглядела, говоря это: зеленые глаза, полные обещания, тело, выгнутое в мою сторону, чувственная улыбка.
Теперь мне было наплевать, какой будет цена. Куда девалась высокомерная уверенность, что я получу ее задаром! Но я должен обладать ею, пусть даже на ее собственных условиях. Чего она потребует? Досье Дженни содержало и тот факт, что некоторое время Рея была проституткой. А если предложить ей 200 долларов? Это чертовски высокая цена для шлюхи — она просто не сможет отказаться от этого. Может быть, поимев Рею, я избавлюсь от своего наваждения?
Я начал понемногу успокаиваться, хотя голова буквально разламывалась от боли. В нетерпении я слез с кровати, проглотил восемь таблеток аспирина, запил водой и снова лег на кровать, ожидая действия лекарства. За деньги можно купить все, убеждал я себя. Хватило бы их! Я куплю ее! Дженни сказала, будто Рея одержима мыслью разбогатеть. Она с радостью ухватится за возможность заработать двести долларов. Для меня уже не имело значения, что я покупаю ее за деньги. Непреодолимая похоть мучила меня, требуя увидеть ее в постели обнаженной. Стоит мне овладеть ею, удовлетворить свою похоть, и я вернусь в Парадиз-Сити, уже забыв о ней.
Я уснул, согреваемый такими мыслями.
На следующее утро я чувствовал себя гораздо увереннее. В девять часов я зашел в банк и обменял на деньги пять стодолларовых дорожных чеков, просто на всякий случай, как говорил я себе. Я предложу ей две сотни и, если она заартачится, подниму до пяти, но я не сомневался, что Рея удовлетворится и этими двумя.
Я вернулся к «бьюику», завел мотор, но тут мои мысли переключились на брата Реи. Что, если он торчит в своей убогой лачуге? Я с силой стиснул руль. Если он дома, я не смогу сделать Рее предложение! При мысли об этом по мне прокатилась волна мучительного разочарования. Я выключил зажигание, вышел из машины и зашагал по улице.
Было еще слишком мало времени. Часы на здании муниципалитета били десять. Я с трудом сдерживал нетерпение. Придется подождать, по крайней мере, до полудня, но и тогда я не буду уверен, что ее брат уйдет на работу. Я шел бесцельно, никого не видя. Мысли о Рее жгли мое воображение. Так я бродил, пока часы не пробили одиннадцать.
К тому времени я готов был лезть на стенку. Зайдя в бар, я заказал двойной скотч со льдом. Виски немного успокоило меня. Я закурил и уже собрался было заказать еще выпивки, когда увидел на другой стороне улицы Фела Моргана, вылезающего из потрепанного «бьюика» образца 1960 года. Я поспешно расплатился и пошел к выходу из бара. Фел неспешно удалялся, сунув руки в карманы джинсов. Грязная белая майка в обтяжку обрисовывала его мощную мускулатуру. Я проследил за ним до склада металлолома. Остановившись, я наблюдал, как он зашел и помахал рукой толстяку в комбинезоне, разрезавшем автогеном покореженный лист металла. С сильно бьющимся сердцем и прерывисто дыша, я устремился к своей машине. Сев за руль, я, как угорелый, рванул с места. Уже через двадцать минут я трясся по грунтовой дороге, ведущей к дому Морганов. Одна мысль сверлила мой мозг: «Пожалуйста, Господи, пусть она будет дома!»
Тормозя перед домом, я с облегчением увидел — входная дверь распахнута настежь. Выключив мотор, я остался сидеть в машине, стискивая руль обеими руками, слыша стук собственного сердца и не отрывая взгляда от двери. Я сидел так с минуту или около того, затем, снедаемый сексуальной горячкой, вывалился из машины и пошел к дому по заросшей сорной травой тропинке. Когда я приблизился к открытой двери, на пороге возникла Рея.
Мы остановились, глядя друг на друга.
Она принарядилась со времени нашей последней встречи. Хлопчатобумажное платье, выгодно подчеркивающее все ее достоинства, едва доходило ей до колен. Она была без чулок и босиком. Шею обвивали дешевые синие бусы. Лицо хранило все то же холодное, бесстрастное выражение, зеленые глаза смотрели на мир все так же цинично.
— Привет! — произнесла она своим хрипловатым голосом, от которого по моему телу пробежал трепет. — Чего надо?
Стараясь придать голосу твердость, я ответил:
— Ты знаешь, чего мне надо.
Она бросила на меня изучающий взгляд, потом отступила в сторону.
— Зайди-ка лучше и поговорим об этом.
Я прошел вслед за ней в убогую маленькую комнату. На столе стоял треснувший кофейник и две грязные чашки. Жестяная пепельница, переполненная окурками, дополняла сервировку.
Под моим неотступным взглядом она прошла к поломанному креслу и опустилась в него. Ее платье при этом задралось до самых бедер, а когда Рея закинула нога за ногу, мелькнули голубые трусики.
— Ты, вроде, собирался ждать, пока я приду к тебе?
Она потянулась за пачкой сигарет, лежащей на столе.
— Сколько? — хрипло спросил я. — Брось сигарету. Говори сколько и давай начинать.
Она прикурила сигарету и издевательски усмехнулась.
— Ишь, как тебя скрутило!
Дрожащей рукой я достал из кармана две стодолларовые бумажки и бросил их ей на колени.
— Давай за дело!
Она взяла деньги и посмотрела на них с ничего не выражающим лицом, потом подняла глаза на меня. Я надеялся увидеть в них огонек алчности, на крайний случай удовольствия, но вид холодного лица-маски моментально привел меня в уныние.
— Интересно, за что же это? Две сотни баксов! У тебя не все дома?
Это были самые правдивые слова, которые от нее мне доводилось слышать, но я не обратил на них внимания. Я желал ее со страстью, которая пугала меня, но не мог отступить. Я вытащил остальные три сотни и швырнул ей. Хотя вожделение и толкало меня к ней, я никого так не ненавидел, как ее в этот момент.
— Это больше, чем ты стоишь, но все равно бери, — сказал я грубо. — А теперь давай-ка…
Нарочито медленно она сложила пять бумажек и положила их на стол. Откинувшись на спинку кресла и не спуская с меня взгляда, она медленно выпустила дым из тонких ноздрей.
— Было время, когда я ложилась за доллар, — сказала она. — Было время, когда я ложилась за двадцать долларов. Было даже время, когда я ложилась за сто долларов. Когда несколько лет торчишь в камере, есть время подумать. Я знаю, чего хотят мужчины. Я знаю, чего тебе от меня надо, и это у меня есть. Но я также знаю, чего хочу — денег, не сто долларов, и не пятьсот, и даже не пять тысяч. Я хочу настоящих денег! В этой стране водятся старые жирные дураки, сидящие на миллионах. Да, да, я считаю на миллионы. Я найду такого старого жирного дурака и продам свое тело за миллионы, то есть за настоящие деньги, пусть даже это будет не сразу.
Она презрительно указала пальцем на деньги, лежащие на столе.
— Забери их, Дешевка! Я не раздвину ног, пока не найду типа с деньгами, какие мне надо.
Я стоял и молча смотрел на нее, не зная, как поступить.
— Тебе не нужны пятьсот долларов?
— Твои пятьсот долларов — нет!
Похоть так одолевала меня, что я утратил остатки гордости.
— Но почему же нет? Пятьсот долларов за полчаса. Давай бери деньги и за дело!
— Ты слышал, что я сказала, мистер Бриллиантовый Карр!
Я замер и в изумлении уставился на нее.
— Что ты сказала?
— Я знаю, кто ты. Фел докопался. Он записал номер твоей машины и навел справки в Парадиз-Сити. Там ты довольно известная фигура, верно, Бриллиантовый Карр?
Красный огонек тревоги загорелся в тумане безумия, окутывавшего мой мозг, предупреждая: надо бежать от этой женщины и больше не встречаться с ней, но я уже не мог рассуждать разумно, и через секунду красный огонек потускнел и погас.
— Какая разница, кто я, — возразил я. — Я такой же, как и все остальные мужчины. Бери деньги и раздевайся.
— Если ты не берешь их, детка, возьму я, — раздался голос у меня за спиной.
Я резко обернулся и увидел Фела, подпирающего косяк двери и смотрящего на меня с гнусной улыбочкой. Его вид раздул искру уже знакомой мне ярости, и он, должно быть, понял это по моим глазам.
— Легче, парень, — сказал он. — Я на твоей стороне. Эта сука только разыгрывает из себя недотрогу. Хочешь, сейчас она станет шелковая.
Рея проворно вскочила на ноги, схватила деньги и скомкала их в кулаке.
— Только подойди, ты, зараза! — закричала она. — И я вырву твои проклятые гляделки!
Он рассмеялся.
— И ведь вырвала бы, — сказал он мне. — Что, если нам поостыть немного и потолковать по-свойски? Мы тут уже о тебе говорили. Можно было бы поладить. Как насчет обмена кое-каких камушков, с которыми ты имеешь дело на…
Я изумленно уставился на него.
— Что скажешь, кореш, — продолжал он спокойно. — Она согласится. Рея сама все и придумала, когда выяснилось, кто ты. Без камушков ты ее не получишь. Давай договариваться.
— Бери деньги, — сказал я ей.
Она язвительно улыбнулась, качая головой.
— Я передумала. Мне пригодятся пятьсот баксов, даже если они и твои. И не пробуй их отнять. Мы с Фелом запросто тебя успокоим. Обдумай хорошенько предложение Фела. Если хочешь получить мое тело, то только в обмен на бриллианты. Не за один бриллиант, а за целую кучу. Подумай, а пока убирайся отсюда.
Я взглянул на Фела и увидел у того в руках короткий железный ломик.
— Даже и не пробуй, кореш, — сказал он. — Я запросто раскрою тебе башку. В прошлый раз тебе удалось застать меня врасплох, но сейчас этот номер не пройдет. Так что не следует горячиться. А теперь катись!
Он посторонился, освобождая мне дорогу. Я ненавидел его. Ее я ненавидел еще больше, но одновременно желал каждой клеткой своего тела.
Я вышел и, вдыхая насыщенный смогом воздух, зашагал к своей машине. Не помню, как доехал до отеля.
Я полностью пришел в себя лишь лежа на постели, когда утренний свет посеребрил цементную пыль на стекле окна моего номера. Меня переполняло безнадежное уныние. Даже Рея зовет меня Дешевкой! Боже, как я ненавидел ее. Мне вдруг захотелось покончить с собой. Лежа на кровати и спрашивая себя — а почему бы и нет, — я не желал давать этой женщине время мучить меня и дальше.
Но как это сделать?
Снотворное?! Но у меня оставалось только шесть таблеток. Выброситься из окна? Я могу свалиться кому-нибудь из прохожих на голову на этой шумной улице. Я осмотрелся.
Здесь не было ничего, способного выдержать мою тяжесть, если вдруг я надумаю повеситься. Машина!
Да! Я сяду в машину, разгонюсь и врежусь в дерево. Так и сделаю!
Соскочив с кровати, я зашарил по карманам, ища ключи от машины. Куда я их дел? Обведя комнату диким взором, я увидел их на пыльном столе. Едва я сделал шаг в том направлении, зазвонил телефон. Какое-то время я колебался, потом сорвал трубку с рычага.
— Ларри, мой дорогой мальчик!
Черное облако уныния рассеялось при звуке голоса Сидни Фремлина. Чувствуя, как весь дрожу и обливаюсь потом, я упал на кровать.
— Привет, Сидни, — голос мой напоминал карканье.
— Ларри, ты должен вернуться!
По его голосу я сразу догадался, что Сидни в каком-то серьезном затруднении. Его интонации наводили на сравнение с пчелой, которая попала в бутылку и жужжит как сумасшедшая.
— В чем дело?
Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
— Ларри, золотко, я просто боюсь говорить все по телефону. Какой-нибудь отвратительный субъект может нас подслушать. Ты просто обязан вернуться. Миссис П. хочет продать… ты сам знаешь что. Сам я не справлюсь. Только ты, умница, мог бы это уладить. Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать, правда, Ларри? Это абсолютный, страшный, полнейший секрет! Ну скажи, ты понял?
Миссис П!
Я медленно перевел дыхание, мысленно перенесясь на пять лет назад, когда успешно провел свою крупнейшую для фирмы Сидни Фремлина сделку с бриллиантами.
Миссис Генри Джексон Плессингтон, жена одного из богатейших торговцев земельными участками во Флориде — а богаче и не бывает, — пожелала бриллиантовое колье. Она была давним клиентом «Люс и Фремлин». До моего поступления к ним Сидни продал ей несколько мелочей, среди которых не было ничего по-настоящему ценного. Но когда на сцене появился я и, познакомившись с ней, узнал, насколько богат ее муж, я тут же увидел возможность сбыть ей что-нибудь грандиозное. Когда я сообщил о своем замысле Сидни, тот страшно разволновался, не без основания заметив, что я слишком честолюбив. Мне пришлось пустить в ход все свое обаяние, чтобы очаровать эту немолодую уже женщину, убеждая, что она достойна носить только все самое лучшее.
Она реагировала на мой подход, как растение реагирует на хорошую порцию удобрения. Вслед за тем я перевел разговор на бриллианты. Намекнул, что мечтаю создать бриллиантовое колье, и оно своим великолепием превзойдет все до сих пор созданное. Я объяснил, какие старания понадобятся для подбора гармонирующих между собой камней. Мне доставило бы удовольствие, как бы между прочим добавил я, сознавать, что это произведение искусства будет принадлежать ей. Она упивалась моими словами с удовольствием кошки, лакающей сливки.
— Но откуда мне знать, что колье мне понравится, — начала сдаваться миссис Джексон. — У нас с вами могут оказаться разные вкусы.
Именно такого поворота событий я и ждал и заранее подготовил ответ:
— Я закажу и заранее ознакомлю вас с эскизом, но и к тому же знакомый гранильщик из Гонконга изготовит стеклянную модель колье. Тогда вы сами сможете оценить красоту этого украшения. Конечно, макет обойдется тысяч в пять долларов, и если мадам понравится и она закажет настоящее колье, эти расходы мы компенсируем.
Она дала согласие.
Я попросил Сидни предварительно изготовить эскиз на бумаге. Он обладал несомненным талантом в изготовлении такого рода вещей, а здесь буквально превзошел себя, создав настоящий шедевр.
— Но, Ларри, в бриллиантах это будет стоить целое состояние! — воскликнул он, когда мы рассматривали рисунок. — Она никогда не пойдет на это. Колье обойдется никак не меньше миллиона!
— Оно обойдется дороже, — сказал я. — Предоставь мне свободу действий. Если удастся уговорить ее, она уговорит мужа. Он богат до неприличия.
Миссис Плессингтон одобрила эскиз, и это был первый шаг. Я надеялся, что она сразу закажет колье из бриллиантов, но вначале нужно было обработать мужа, да и к тому же ей понравилась сама идея создания стеклянного макета.
Моему знакомому понадобилось два месяца, чтобы выполнить задуманное, но как он это сделал! Только профессионал высочайшей квалификации сумел бы отличить подделку. Работа была настолько хороша, что у меня появилось опасение, как бы миссис Плессингтон не удовлетворилась макетом, а подругам хвасталась, будто колье настоящее.
Я явился к Плессингтонам на их роскошную виллу на побережье моря. Огромный «роллс-ройс» и «бентли» последней модели стояли на стоянке перед виллой. Зорко следя за выражением лица миссис Плессингтон, я выложил сверкающее колье на черную бархатную подушечку. Она едва не упала в обморок. Затем я застегнул колье на ее шее и подвел к высокому зеркалу, и лишь после того пустил в ход все свое профессиональное красноречие.
— Конечно, как вы сами видите, миссис Плессингтон, оно сделано из стекла. Вы также видите, что в этих камнях нет жизни, но если это будут настоящие бриллианты…
Я пел дифирамбы, как соловей в мае.
Зачарованная, она стояла, глядя на свое отражение, тучная, пожилая женщина, с отвисшей грудью и шеей, уже начинавшей собираться в складки.
— Даже Элизабет Тейлор позавидовала бы вам.
И пока ей не пришла в голову вредная мысль удовлетвориться стеклянной копией вместо настоящих бриллиантов, я расстегнул и снял колье с шеи.
— Но сколько оно может стоить?
Это, конечно, был самый главный вопрос. Я объяснил, что на изготовление такого колье понадобится собирать камни со всего света. Когда они будут собраны, их огранят лучшие мастера и оправят в платину, что тоже должно быть сделано специалистами. Все это стоит денег. Я развел руками и одарил ее чарующей улыбкой. Мы оба сознавали: колье будет оплачено не ее деньгами. Ей придется исхитриться вытянуть их у мужа. Я упирал на то, что бриллианты вечны и никогда не падают в цене. Деньги ее мужа получат надежное помещение.
Подождав, пока она усвоит информацию, я небрежно добавил, что колье будет стоить примерно полтора миллиона долларов.
Она и глазом не моргнула. Да и с чего ей волноваться? Платить-то придется мужу! Она сидела с мечтательным выражением в глазах — гора жира в платье от Нормана Хартвелла. Я догадывался, о чем она думает. Она думала, каким великолепным символом ее положения было бы это колье, как завидовали бы ей подруги и, может быть, даже Элизабет Тейлор.
Так что, в конце концов, миссис Плессингтон получила свое колье, самую дорогую игрушку, когда-либо проданную фирмой «Люс и Фремлин».
Окончательная стоимость колье составила миллион восемьсот тысяч долларов!
Миссис Плессингтон и ее колье вызвали настоящий шум в прессе. В газетах появилась ее фотография с колье на шее и мужем рядом, с лицом, словно тот надкусил зеленую айву.
Она щеголяла в колье в казино, в клубе, в опере и была на седьмом небе.
Но через месяц одну из ее подруг, с колье, которое я постеснялся бы предложить самому захудалому из своих клиентов, огрели по голове, а колье украли. Женщина так и не оправилась от травмы и теперь нуждалась в постоянном внимании сиделки. Это нападение до смерти напугало миссис Плессингтон, которая только теперь сообразила, что ее бриллианты ценой в миллион восемьсот тысяч могут навлечь на нее смертельную опасность. Она немедленно сдала колье в сейф своего банка и больше не рисковала надевать его.
Все это происходило пять лет назад, а теперь, по словам Сидни, она хочет продать колье. Для нас не было секретом, что в последнее время миссис Плессингтон пристрастилась к игре. Она проводила в казино буквально все вечера. Муж не препятствовал ей в этом, так как помимо продажи здоровенных ломтей Флориды и повсеместного возведения небоскребов он имел еще одно увлечение: он был страшным бабником.
В то время как его жена большую часть ночи проводила за игрой, сам он предавался постельным развлечениям с любой приглянувшейся ему девчонкой. Но Плессингтон знал счет своим деньгам, так что время от времени проверял счета жены, устраивая ей головомойку. Миссис Плессингтон никогда не выигрывала. Зная все это, не трудно было догадаться, что к этому времени она по уши в секретных долгах и вынуждена продать колье, пока муж не догадался о их размерах.
— Ларри? — донесся до меня голос Сидни Фремлина сквозь шум электрических разрядов. — Ты слушаешь?
Мне было наплевать на миссис Плессингтон, на ее колье, да и на самого Сидни, если на то пошло. В голове засела только жгучая мысль о Рее.
— Я слушаю.
— Ради Бога, сосредоточься, Ларри, — настойчиво произнес Сидни. — Пожалуйста, ради меня, ты должен вернуться. Не могу представить, чем можно заниматься в этом ужасном городе. Ну, скажи же, ты вернешься и поможешь мне?
Снова судьба направляла меня: еще несколькими минутами раньше я думал о самоубийстве. Если бы Сидни попросил меня заняться не продажей колье Плессингтонов, а чем-либо иным, я без раздумий бросил бы трубку. Но это колье было вершиной моих достижений. Создав эту игрушку, я приобрел репутацию одного из лучших специалистов по бриллиантам. Мрачное настроение вдруг покинуло меня. Может быть, еще одна перемена обстановки излечит от маниакального влечения к Рее, но я хотел все же оставить себе лазейку, на всякий случай.
— Я не поправился, Сидни. У меня болит голова и еще трудно сосредоточиться. Если я вернусь и все наилучшим образом устрою с колье, сможешь ли ты продлить мой отпуск еще на месяц?
— Конечно, милый мальчик! Кроме того, я дам тебе один процент от выручки. А если захочешь, будешь отдыхать еще шесть месяцев. Справедливее некуда, не так ли?
— Сколько она за него хочет?
Он зажужжал, как пчела в бутылке, прежде чем ответить.
— Я не обсуждал с ней этот вопрос. Ей не терпится получить деньги. Я сказал, что проконсультируюсь с тобой, а уже потом ты лично переговоришь с ней.
Я вновь заколебался, подумав о Рее, но потом решился.
— Хорошо, я сейчас же выезжаю и послезавтра буду у тебя.
— Не бери машину. Найми воздушное такси. Я оплачу расходы, — Сидни просто изнывал от нетерпения меня увидеть. — Ты не представляешь, какое это для меня облегчение. Давай пообедаем вдвоем где-нибудь в тихом местечке? Встретимся около девяти в «Ла-Палме», согласен?
«Ла-Палме» — один из самых дорогих и изысканных ресторанов Парадиз-Сити. Сидни явно хотел задобрить меня.
— Договорились, — ответил я и положил трубку.
Во время двухчасового перелета в Парадиз-Сити в кабине маленького самолета мысль, подобная черной змее, незаметно пробралась в мой мозг. «В этой стране полно старых жирных дураков, которые сидят на миллионах», — сказала Рея.
Зачем ждать, пока я стану старым, жирным и богатым? Почему бы сразу не завладеть огромным богатством? Я думал о колье Плессингтонов.
Миллион восемьсот тысяч долларов! Я был уверен, что по роду специфики своей работы, зная крупнейших торговцев бриллиантами в мире, я не встречу ни малейших трудностей со сбытом камней, надо только соблюдать элементарную осторожность. Эти торговцы с руками оторвут все, что я им предложу. Я достаточно часто продавал бриллианты от имени Сидни, а тот всегда требовал оплаты наличными. Партнеры по сделкам никогда не возражали, зная эту прихоть Сидни, и Сидни тоже всегда платил наличными, но самое главное — везде признавалась моя подпись. Итак, разобрав колье, я буду иметь все шансы выгодно сбыть бриллианты. В последнее время операции подобного рода целиком перешли в мое ведение. Сидни больше не поддерживал контактов с коммерсантами, всецело полагаясь на меня. Мне уплатят наличными, полагая, что я действую от имени Сидни, а на самом деле я открою счет в швейцарском банке на свое имя. Легче легкого продать колье, но вот украсть его так, чтобы никто ничего не заподозрил, — совершенно другое.
Я воспринял это как вызов.
Может быть, я ничего не стою, когда речь идет о тривиальном грабеже, и до смерти пугаюсь при попытке угнать чужую машину, но операция по похищению колье хотя и представляла немалую опасность, тем не менее позволяла мне действовать в своей стихии.
В течение следующего часа, под монотонный гул моторов маленького самолетика, уносившего меня в Парадиз-Сити, я перебирал в уме методы и средства.
Я нашел Сидни с бокалом двойного мартини в отдельном кабинете. Метрдотель ресторана «Ла-Палме» проводил меня туда с почтением, достойным члена королевской семьи. Как обычно, ресторан был полон, и мне пришлось задержаться у нескольких столиков, отвечая на стандартные вопросы, касающиеся моего здоровья, но вот дверь кабинета захлопнулась за мной, и Сидни порывисто пожал мою руку.
— Ларри, дорогой мой мальчик! Ты просто не представляешь, как я ценю твой приезд! — выпалил он, и на его глазах блеснули слезы. — Как ты плохо выглядишь! У тебя совершенно измученный вид. Как себя чувствуешь? Ты не переутомился в самолете? Ненавижу себя, что вытащил тебя раньше времени, но ведь ты понимаешь необходимость этого, правда?
— Я в полном порядке. Не суетись по пустякам. Долетел прекрасно.
Но он никак не мог успокоиться. Первым делом заказал и для меня двойной мартини, а когда метрдотель ушел, принялся расспрашивать о моем здоровье, чем я занимался и не скучал ли по нему.
Привычный к его жужжанию, я бесцеремонно прервал Сидни:
— Послушай, перейдем к делу. Я немного устал и после обеда хочу прилечь, так что не стоит тратить время зря на разговоры о моем здоровье.
Принесли мартини, и Сидни заказал черную икру, суфле и шампанское.
— Ничего, как ты думаешь? Это все легкое и питательное, ты потом будешь хорошо спать.
Я похвалил его выбор.
— Итак, она хочет продать колье? — спросил я, едва только метрдотель ушел, щелкнув пальцами двум официантам, чтобы они обеспечили нас первоклассным обслуживанием.
— Она пришла вчера, колыхаясь, как студень. Я знаком с бедняжкой не первый год и заслуженно считаюсь ее другом. Она призналась, что отчаянно нуждается в большой сумме денег. Сначала я опасался, что она будет просить взаймы, и у меня прямо голова пошла кругом от попыток придумать какую-нибудь отговорку, но она тут все и выложила. Она вынуждена продать колье, но главное условие — это сохранить сделку в тайне от мужа. Ей было очень важно узнать, сколько я могу дать за колье.
— Она опять проигралась?