Звени, монета, звени Шторм Вячеслав
Не успели мы проехать и нескольких лиг, как Фрэнк резко остановил своего скакуна.
— Что случилось? — спросил я.
Вместо ответа он соскочил на землю и, припав ухом к земле, замер на мгновение.
— Скачут, — через несколько мгновений пояснил он, вставая. — С юга. Много лошадей и колесницы. Направляются прямо на нас. Если поторопимся, то, вполне вероятно, сумеем уйти.
Я покачал головой:
— Ни в коем случае. Не забывай, что при виде спины бегущего у любого невольно закрадываются подозрения в чистоте его намерений, а если бегущий этот еще и в меньшинстве, то и охотничий азарт просыпается.
— А если это враги? — поднял бровь мой телохранитель.
— Враги? А разве мы с кем-нибудь враждуем? К тому же с юга могут двигаться только люди Ронана Нехта. Давай подождем немного — может быть, узнаем какие-нибудь новости.
Фрэнк пожал плечами и спрыгнул на землю. Я последовал его примеру. Расседлав и стреножив своего коня, мой спутник уселся на землю, скрестив ноги. Обнаженный меч он положил на колени. Весь вид моего друга говорил о том, что лично ему, Фрэнку, глубоко плевать на то, что за люди сюда скачут и в каком количестве. Если эти люди позволят себе лишнее, то он, Фрэнк, за себя не ручается. Вот только клинок подточит немного, да ветошью отполирует.
Впрочем, до полировки дело не дошло. Не успел воин спрятать точильный камень, как на горизонте показался верховой. Потом еще один. И еще. Судя по всему, это был передовой разъезд. Заметив нас, всадники подстегнули коней и понеслись вперед, обтекая нашу стоянку полукругом. Они остановились на расстоянии нескольких локтей; при виде обнаженного меча в руках Фрэнка семь копий тут же нацелились ему в грудь.
— Кто вы такие и что делаете на этих землях? — грозно вопросил ближайший к нам всадник, совсем еще мальчишка, у которого только-только стали пробиваться усы. Мой телохранитель коротко взглянул на меня. «Ты тут главный, — говорил его взгляд, — так что или прикажи его прикончить, или разговаривай сам». Разумеется, я выбрал второе.
Не спеша, вразвалочку, я приблизился к юнцу почти вплотную и упер руки в боки:
— А почему, во имя Четырех, мы должны отчитываться перед вами? Это земли Ард-Ри, а не хозяина Эората.
Глаза всадника опасно прищурились:
— За мной скачут две сотни бойцов, незнакомец. Тебе лучше бы быть повежливее. Предел на пороге величайшей со времен Сильвеста Кеда войны, а вы двое слишком похожи на шпионов с севера. Я думаю, что наш командир был бы не прочь перекинуться с вами парой слов, так что…
— Так что пусть он едет сюда сам, — жестко перебиваю его я. — И если он будет повежливее, то, возможно, мы и впрямь перекинемся парой слов. Только пусть поторопится, а то мое время дорого.
Несколько мгновений всадник раздумывал, потом махнул рукой и коротко отдал приказ. Один из его воинов развернул коня и поскакал обратно, а остальные подъехали еще ближе, не опуская оружия. Я обратил внимание на то, что они ненамного старше своего предводителя и с трудом поборол желание посшибать мальчишек на землю и устроить им хорошую трепку.
Не успели мы и глазом моргнуть, как посланный вернулся в сопровождении вооруженного до зубов отряда и двух колесниц.
— Во имя Четырех! — проревел высокий воин в шлеме с роскошным султаном из конского волоса, правивший передней колесницей. Невоспитанный юнец ехал рядом с ним. — Где этот наглец, который смеет… — тут он заметил меня, и глаза его расширились. — Трен?
— Рад тебя видеть, Дайре, — широко улыбнулся я. — Объяснил бы ты своим молокососам, что негоже так вот наскакивать на мирных путников и греметь оружием. Мало ли что случиться может?..
Двоюродный брат Ронана и мой старый приятель Дайре Мак-Дегайд склонил голову:
— Благодарю тебя, Броэнах, что не снес с плеч его пустую голову. Мать бы не пережила.
— Мать?
— Это мой старший, Энгус. Энгус, ты чуть было не совершил самую большую ошибку в своей жизни. Перед тобой стоит Трен Мак-Нейл, сын Кернана Калада.
Юноша покраснел до корней волос и склонил голову:
— Прости меня, доблестный Трен, за необдуманные слова. Если я могу как-нибудь загладить свою вину…
— Не стоит, парень, — усмехнулся я. — Я представляю, каково это — ехать на первую в своей жизни войну. Кровь, поди, так и кипит? Особенно если ты пошел не в мать, а в отца.
Дайре горделиво провел ладонью по своим роскошным усам:
— Золотые слова, Броэнах. Не сомневайся, этот мальчик себя еще покажет. По обеим линиям у него в роду сплошь лихие рубаки!
Тем временем вокруг нас собиралось всё больше всадников и колесниц. Блестела на солнце отполированная медь щитов и шлемов, ветерок развевал яркие одежды, великолепные скакуны, лучше которых не сыскать во всём Пределе, храпели и взрывали копытами землю.
Некоторые воины, те, которые постарше, приветствовали меня как старого товарища, молодежь вытягивала шеи, чтобы получше разглядеть. «Броэнах, Броэнах!» — шелестело вокруг, и от этого плечи мои сами собой расправлялись. Тщеславный я человек, что уж скрывать.
Тем временем Дайре спешился, и мы крепко обнялись.
— Глазам своим не верю. Не иначе как Всеблагие, да не оставят Они нас, образумили тебя! Мой отряд последний, все прочие бойцы Эората уже в Ардкерре. Когда подойдут твои люди? Разведчики доносят, что армии севера уже выступили в поход и движутся…
— Не так быстро, Дайре, — усмехнулся я. — Мы можем поговорить лишь в присутствии Четырех и моего спутника?
Мак-Дегайд прищурился:
— Неужто такому прямому и открытому человеку, как Трен Броэнах, есть что скрывать? И почему это твой спутник более достоин доверия, чем мои молодцы? Кстати, кто он такой? Чтоб мне больше ни разу в жизни не оседлать коня, если он не чужак!
— У всех нас с возрастом появляется что скрывать, эоратский мерин. А что до моего спутника, то он не только чужак, как ты правильно заметил, но и друг Мудрого Лаурика. Старый друг.
Наградив меня шутливым тычком в ребра и окинув Фрэнка изучающим взглядом, Дайре хмыкнул в усы: «Друг, значит?», а потом рявкнул:
— Энгус!
— Да, отец! — тут же отозвался юноша.
— Нам нужно поговорить с доблестным Треном. Наедине. Веди людей дальше, я скоро вас догоню.
Подождав, пока воины Эората скроются из виду, мы с Фрэнком достали свои нехитрые дорожные припасы. Дайре принес из своей колесницы большую деревянную флягу с медом и молча пустил ее по кругу. Не нарушали молчания и мы. Когда фляга вернулась к Мак-Дегайду в третий раз, он бросил в рот полоску вяленого мяса, прожевал и хлопнул себя ладонями по коленям:
— Клянусь Четырьмя, довольно! За это время можно проскакать не одну лигу, тем более на эоратских конях. Ты не считаешь, что мы намолчались на день вперед?
— Возможно.
— Так начинай скорее, не то я всерьез задумаюсь о том, не переметнулся ли ты на сторону проклятого Мак-Аррайда.
— Нет.
Дайре с заметным облегчением вздохнул и хлопнул меня по плечу:
— Ну, хоть это хорошо. Значит, будем биться плечом к плечу, как в старые времена? А, Броэнах?! Покажем мальчишкам, как держать в руках меч и копье?
— Я не буду сражаться с Илбреком.
Всю веселость моего старого приятеля как рукой сняло.
— То есть как это — «не буду». Ты ведь только что сказал, что на нашей стороне.
— Нет. Я сказал, что я не на стороне северян.
Фрэнк, которого наш диалог изрядно забавлял, прегадко — так только он умеет — ухмыльнулся, глядя эоратцу в глаза. Скулы Дайре затвердели, он схватился было за кинжал у пояса, но сумел взять себя в руки.
— Да провалиться мне на этом месте! Ведь это же одно и то же, Трен, неужто ты не понимаешь?! Мы, между прочим, совсем рядом с Кнок Ан Ар, если ты забыл. Вспомни о той битве, что бушевала здесь. Тогда для величайших родов Предела — мелкие не в счет! — не было третьей стороны, и сейчас тоже не будет!
— Быть может, — ответил я. — Но ты ведь слышал мою клятву, Дайре. Скажи, разве я могу нарушить ее?
Мак-Дегайд крякнул. Желание видеть меня на своей стороне боролось в нем с прирожденной честью и страхом перед гневом Тех, кто всегда карает клятвопреступников. Несколько мгновений он раздумывал, а потом широко улыбнулся:
— Клянусь Всеблагими, знаю! От твоей клятвы тебя мог бы освободить Мудрый.
Я наклонил голову:
— Такие мысли и мне приходили в голову. — Неожиданно Дайре громко расхохотался. Он смеялся долго и со вкусом, вытирая набежавшие слезы.
Фрэнк вопросительно посмотрел на меня; в ответ я только пожал плечами.
— Ох и хитер же ты, Броэнах! — заявил, отсмеявшись Мак-Дегайд. — Ох и хитер, хотя и прикидываешься увальнем. Но уж мне-то ты мог сказать правду.
— О чем? — не понял я.
— Ой, да ладно, будет тебе! Если ты не хочешь, я никому не скажу, клянусь Четырьмя.
— О чем не скажешь?
— Ну, будь по-твоему. — Мой приятель приник к меду и сделал несколько изрядных глотков, а потом начал излагать, роняя с усов золотистые капли: — Значит, так. На пороге величайшей войны, когда любого мужа в Пределе заботит лишь острота собственного меча и крепкость конской подпруги, один из величайших воителей современности Трен Броэнах уезжает из дома. Он едет на юг, по направлению к Кнок Ан Ар, но у самого холма сворачивает. Значит, путь его лежит не в земли Ронана Нехта. И не в земли Коранна Мак-Сильвеста, иначе огибал бы холм слева, а не справа. Что остается? — Дайре торжествующе посмотрел сначала на меня, затем на Фрэнка. — А остается Лаурик Искусный. Мудрый, который поможет воину выбрать верную сторону и не преступить клятвы. А сопровождает воина друг Мудрого. Старый друг. А? Что скажешь?
— Скажу, что годы твой ум не притупили.
— То-то! — и чрезвычайно довольный собой Мак-Дегайд, прикончив мед, взялся за наш эль.
Все это время Фрэнк не проронил ни звука. Сжевав из вежливости пару полосок солонины, он отсел в сторону, повернувшись к нам спиной, вновь вытащил свои меч, ветошь и принялся неторопливо полировать лезвие. Всё это не укрылось от Дайре.
— Странный какой-то у тебя спутник, Трен, — нарочно громко проговорил он, оторвавшись от меха. — Ты говоришь, что он старый друг Лаурика, но я никогда его не видел. Он бреет усы, его лицо покрыто странными татуировками, а меч не похож ни на один клинок, который мне доводилось держать в руках. Не говорит, почти не пьет… Имя-то у него хоть есть?
И тут Фрэнк совершил роковую ошибку:
— Если хочешь, можешь называть меня Дарэг Клив, — не отрываясь от полировки, бросил он. Глаза Дайре широко раскрылись:
— Не след тебе говорить такое, незнакомец, — хрипло пробормотал он осоловелым голосом. — Пусть даже и в шутку. В моем роду премного почитают посланца Четырех, который сделал великого Сильвеста первым Ард-Ри Предела. Возьми свои слова назад, слышишь?
Разумеется, Фрэнк ничего не ответил и даже не изменил позы. Казалось, всё, что его заботило сейчас, это крохотное пятнышко ржавчины у самой крестовины меча.
Глаза Мак-Дегайда стали наливаться кровью.
— Твой вкус на друзей с годами окончательно испортился, Броэнах! — заявил он мне. — Сдается мне, что твой спутник не только богохульник и лжец, но и трус!
— А мне сдается, эоратский мерин, что за все эти годы ты так и не научился пить, — попытался развеять шуткой напряжение я. — Брось задирать моего друга, он тебе не противник.
— Не-ет, погоди! — Дайре разошелся не на шутку. — Или пусть он признает, что трус и пустобрех, или я не успокоюсь, пока не скрещу с ним меч. Слышишь, ты?! Поднимайся на ноги!
Всё так же не меняя позы Фрэнк повернул голову и коротко выплюнул:
— Пошел прочь!
— Ах так?! — взревел Дайре, вскакивая на ноги и обнажая клинок. — Ну, иди сюда, собака! Я сделаю тебе новую татуировку, прямо на брюхе!
— Сам иди, пьяный дурак! — расхохотался в ответ мой спутник, одним пружинистым движением вскакивая на ноги. — Да только смотри, не поскользнись, кусок навоза!
— Фрэнк! — взревел я. — Не смей!
— Не лезь, Трен! — взвыл Дайре, бросаясь вперед. — Сейчас я…
Договорить ему помешал выпад, стремительный, как бросок гадюки. Роскошная небесно-голубая рубаха на груди эоратца тут же окрасилась кровью. Не обращая на рану никакого внимания, тот обрушил на Фрэнка град ударов. Впрочем, мой приятель даже не пошатнулся. С легкостью отразив их, он перехватил свой меч в левую руку, скользящим шагом поднырнул под клинок Дайре и с разворота двинул его локтем по зубам. Разбрызгивая с разбитых губ кровь, Мак-Дегайд отшатнулся, и тут кулак моего телохранителя, как молот, ударил его чуть пониже уха. Раздался сухой хруст, родственник Ронана рухнул на землю и затих.
Я с проклятием ринулся к нему. К счастью, несмотря на обилие крови, длинная резаная рана на груди оказалась неопасной, шея была цела и пульс бился ровно.
— Что ты наделал?!
Глаза воина опасно прищурились:
— Пусть благодарит Четырех, что он твой друг! Еще никому не сходило с рук в глаза назвать меня трусом и лжецом, Трен Мак-Нейл, запомни!
Что тут было делать? Я перевязал бесчувственного Мак-Дегайда и перенес в его колесницу, уложив со всем возможным удобством. Обнаженный меч я положил рядом, а под голову приятеля подсунул свой собственный плед, свернутый в валик. Конечно, правильнее было бы подождать, пока Дайре придет в себя, но кто-нибудь из его людей мог вернуться, а объясняться с горячими эоратцами мне совершенно не хотелось.
Всё это время Фрэнк не проронил ни слова и лишь наблюдал за мной. Саркастическая улыбка не сходила с его узких губ. В очередной раз поймав на себе его взгляд, я сердито проворчал:
— Ты, дружище, лихо приобретаешь себе врагов. Причем врагов опасных.
Вдевая ногу в стремя, воин усмехнулся:
— Может быть. Но я до сих пор стою на ногах, а они валяются брюхом кверху!
Герб. Воин
Всю дорогу до лагеря Увенчанного Рогами мы проделали почти молча. Я судорожно гадал, что же в моих словах послужило такой резкой перемене в отношении Мог Луйна ко мне. Был бы я сладкоголосым бардом, то сказал бы, что после внезапно наступившей оттепели так же внезапно ударили лютые морозы, сковав всё вокруг звенящим льдом. Но я не бард.
Лесной воин был со мной неизменно вежлив и предупредителен, щедро делился дорожными припасами, уступал лучшее место возле костра и так далее. И при этом я готов был поклясться чем угодно, что при первом моем предрассудительном движении (или, чем Всеблагие не шутят, даже мысли о таковом) он не станет медлить ни на миг.
Как бы там ни было, мы двигались стремительно и почти без остановок. Я мысленно скрипел зубами, провожая взглядом оленей или чувствуя совсем свежий запах кабанов: на такие пустяки, как охота, мой спутник явно не собирался отводить время, о чем скупо, но твердо заявил мне в первый же день пути. Так что я жевал на ходу вяленое мясо и твердокаменные лепешки, с завистью поглядывая на Волка, неизменно возвращавшегося из охотничьих вылазок довольным и сытым. К счастью, наш путь из-за подобной стремительности занял вдвое меньше времени, чем обычно, поэтому уже через четыре ночи мы входили в лагерь Увенчанного Рогами.
При первом же взгляде на это место я понял: ускользнуть отсюда незамеченным, да еще и в сопровождении Этайн, просто невозможно. М-да… Крепкий и высокий частокол дубовые ворота и обилие вооруженных до зубов воинов, поглядывавших на меня и Волка с нескрываемым любопытством. Впрочем, я тут же убедился, что слава о Мог Луйне, как о правой руке Властелина Лесов, нисколько не преувеличена, скорее наоборот. Ни один из лесных воинов, встретившихся нам на пути, не пошел дальше взглядов. Впрочем, может, дело было вовсе не в моем спутнике, а в Волке, то и дело прижимавшем уши и тихо, но внушительно порыкивавшем. Лесных воинов это весьма веселило, но подходить совсем близко они всё-таки не решались и даже отгоняли своих собак.
Как я и полагал, дом Увенчанного Рогами оказался в самом центре лагеря. От прочих строений он отличался разве что размерами. Ни украшений, ни стражи у входа — просто длинный одноэтажный сруб без единого окна, крытый плотно пригнанным тесом и проконопаченный белым мхом.
Решительно отдернув шкуры, служившие дверью, Мог Луйн пропустил меня вперед и слегка подтолкнул в спину.
— Нам прямо, — коротко пояснил он.
Миновав несколько погруженных в полумрак комнат, скупо освещенных факелами, мы приблизились к еще одному дверному проему. Эге, вот тут уже была охрана. Правда, состояла она всего из одного мужчины, зато какого! Даже среди окружающей нас дикой, скудной обстановки этот человек казался мне выходцем из далекого прошлого. В скупом свете чадящего на стене факела невозможно было определить наверняка, где заканчиваются его спутанные волосы и борода, а где начинаются грязные одежды из медвежьих шкур. Мужчина не был высок, скорее наоборот, но его грудная клетка поражала своей шириной, а длинные, спускавшиеся почти до колен руки, бугрились чудовищными мускулами. Даже мой поджарый и мускулистый спутник казался на фоне этого чудовища хрупким подростком.
Заметив нас, страж шагнул вперед, поднимая прислоненную к стене дубину, вдобавок к чудовищным размерам и тяжести усаженную звериными клыками и осколками кремня. Мог Луйн замедлил шаг, стараясь держаться на свету и не делать резких движений.
— Инген.
Зверовидный страж прищурил свой единственный налитый кровью глаз и глухо проревел:
— Мог Луйн!
— Повелитель у себя?
— Да. Кого ты привел?
— Не твое дело. Пропусти нас.
Страж грозно оскалился и перехватил дубину обеими руками. Больше всего на свете мне захотелось развернуться и, наплевав на честь воина, броситься наутек или хотя бы обнажить меч. Хвала Четырем, я не сделал ни того, ни другого.
— Уходите! — рявкнул он. — Повелитель не велел его беспокоить. Он ждет…
Глаза Мог Луйна опасно сощурились.
— Он ждет меня, пожиратель тухлого мяса! — презрительно бросил он. — Если ты хочешь назвать меня лжецом, то иди и услышь подтверждение из уст самого Повелителя. Я с радостью подожду тебя здесь, чтобы прикончить.
Страж нечленораздельно выругался и посторонился.
— Я всё-таки доживу до того момента, когда ты оступишься! — прорычал он. — Один лишь неверный шаг, одно неверное слово…
— Не надейся, падаль!
Быть может, перебранка продолжалась бы еще невесть сколько времени, но тут из комнаты послышался громкий и властный голос:
— Мог Луйн? Это ты?
— Да, Повелитель! — громко ответил воин.
— Входи.
Заметив неприкрытую ненависть, отразившуюся при этих словах на лице Ингена, Мог Луйн злорадно усмехнулся и, отдернув полог, кивнул мне:
— Сейчас ты предстанешь перед Увенчанным и узнаешь свою судьбу.
Комната, в которой мы очутились, была освещена значительно лучше, чем весь остальной дом. Впрочем, обставлена тоже, — но это я заметил уже потом. Всё мое внимание сейчас было отдано рогатому исполину, сидящему на троне у дальней стены. При взгляде на этого человека мне захотелось склонить голову: такой властью и мощью веяло от него.
— Кого ты привел в мой дом, Мог Луйн? — прогремел Владыка Лесов, вставая. — И почему ты здесь, а не со своими воинами?
— Это Волчонок, Повелитель, — нисколько не смутившись, ответил мой спутник. — Бывший человек Ард-Ри Луатлава и твой будущий воин, если ты того пожелаешь.
Скинув с плеча плед и дорожную сумку, Мог Луйн небрежно бросил их вместе со своим копьем прямо на пол, потом подошел к очагу, над которым жарилась половина оленьей туши, бесцеремонно отрезал кинжалом изрядный кус и впился в него зубами.
— Волчонок? — расхохотался исполин, подходя ближе, и я с небывалым облегчением понял, что рога вовсе не растут из его головы — просто шкура оленя служила Владыке Лесов плащом, а череп с ветвистыми рогами — капюшоном, шлемом или — чем Всеблагие не шутят — венцом. Я почтительно поклонился и удостоился царственного кивка.
— Значит, Волчонок? — еще раз переспросил хозяин лагеря. — Ну, пусть будет Волчонок, хотя я бы предпочел видеть в своих рядах матерого волка! — Он подошел к Мог Луйну и неожиданно стиснул его спутника в объятиях так, что затрещали ребра. — Рад тебя видеть, дружище!
— И я рад. Кстати, Волчонок чуть было не отправил меня на тот свет, а матерый волк сидит у входа в твой дом и скалит клыки на всех проходящих мимо.
Только через несколько мгновений я понял, что лесной воин имеет в виду моего пса, которому я приказал дожидаться нас на улице.
— Садитесь, угощайтесь и рассказывайте! — широко махнул рукой Властелин Лесов. — Да и мне налейте.
После того как мы несколько раз осушили чаши крепкого и, на мой вкус, чересчур кислого пива, а также утолили голод, Мог Луйн кратко и сухо изложил историю нашего знакомства. Увенчанному она весьма понравилась.
— Ладно, — заявил он, хлопнув меня по плечу так, что оно на несколько минут онемело, — сойдет, молодец. Не сробел, да и оружием владеть умеешь, это хорошо. Да и у Луатлава, хоть и не люблю я его, в дружине плохих бойцов отродясь не водилось. Глядишь, воспитаем из тебя Волка. А, Мог Луйн?
— Глядишь, и воспитаем, — кивнул тот и внимательно поглядел на Увенчанного. — Если только ты не решишь его прикончить.
— Я?
— Ты, ты. Послушай его историю, а уж потом суди. Но сначала, — Мог Луйн оглядел Увенчанного, потом комнату, — сначала расскажи, с чего тут всё так изменилось? Золотая посуда, свежий тростник на полу, красивые ткани на стенах, новые резные лавки…
— Угу. А как тебе моя одежда? — подхватил тот, горделиво расправив дорогую пунцовую рубаху и проведя руками по не менее роскошным темно-синим штанам.
— Грандиозно. Судьба свидетель, если бы не твой любимый плащ, то я бы тебя не узнал. Но тебе идет.
— Точно. — Увенчанный выглядел чрезвычайно довольным собой. — Она тоже говорит, что мне идет.
— Она?
— Моя жена. Точнее, еще не жена, но я серьезно над этим подумываю… Ах да, вы же еще не знакомы. Ничего, скоро она придет, и мы это исправим.
— Твоя кто?
— Ох, ладно тебе! Я знаю, что ты старый женоненавистник и оказался у меня именно из-за бабы, но Этайн — другое дело. И умница, и красавица, а уж на ложе… — Великан мечтательно причмокнул.
В глазах у меня потемнело, и от Увенчанного это не скрылось. Правда, подумал он совсем о другом.
— Слушай! — восхищенно воскликнул он. — А ведь ты ее знаешь, мою красавицу! Как я сразу-то не сообразил? Небось не один год знакомы. Тем более будет с кем поговорить!
Не успели мы с Мог Луйном и рта раскрыть, как в комнату просунулась голова Ингена.
— Твоя женщина, Повелитель! Пусть уходит?
— Ну уж нет! Пусть войдет. У меня для нее сюрприз. — Не удержавшись, этот грозный вождь двух сотен буйных изгоев сам, как мальчишка, бросился встречать невесту. Я отвернулся, пытаясь справиться со своими чувствами. «Что же делать?!»
— …даже представить себе не можешь! — доносилось до меня с другого конца зала. — Здесь есть кто-то, кого ты вряд ли ожидала увидеть.
— И кто же это?
«О Всеблагие! Возможно ли?!»
— Секрет. Скажу только, что это мужчина, и ты его хорошо знаешь. Да и он тебя.
— Он… меня…
«Всё ближе и ближе. Сердце подступает куда-то к горлу, кровь стучит в висках кузнечным молотом».
— Правда, теперь у него другое имя и другой повелитель. От Судьбы не уйдешь, моя Этайн: человек, который совсем недавно служил твоему прежнему мужу и звался Бранн Мак-Мекд, ныне — мой воин. Обернись, Волчонок!
Я медленно оборачиваюсь.
— Ну же, не робей! Приветствуй свою госпожу! — широко улыбается Увенчанный Рогами.
Я поднимаю глаза и сначала вижу тонкий стан, затянутый в небесно-голубое платье. Лебяжью шею, обвитую тяжелым золотым ожерельем. Алые губы, к которым я столько раз припадал в мечтах в поцелуе.
Наконец глаза мои встречаются с глазами красавицы.
Серыми глазами, исполненными ужаса и мольбы.
Красавицы по имени Ниам, служанки и сводной сестры госпожи моей Этайн.
Поздно ночью, ворочаясь на жестком ложе в отведенной мне комнате, я мучительно размышлял, правильно ли я поступил и что мне делать дальше.
Облегчение, граничащее с восторгом, охватившее меня в тот миг, когда я понял, что «Этайн» Увенчанного — самозванка, как-то незаметно сменили усталость и растерянность. Всё это время я видел перед собой цель, жил ею, прилагал все усилия, чтобы ее достигнуть. И вот теперь я лежу в доме, со всех сторон окруженном врагами, не сводящими — я уверен — с меня глаз, и рядом уже нет Мудрого Лаурика, который мог бы подсказать, что делать дальше и где сейчас моя госпожа. А ей, быть может, именно сейчас нужна моя помощь!
Самое странное в моих мыслях было то, что меня совершенно не заботила собственная судьба. А ведь ничего еще не решено: Увенчанный просто решил отложить серьезный разговор до завтра. К счастью, Мог Луйну не было приказано меня сопровождать, а сам Владыка Лесов при всей своей подавляющей властности не казался мне таким уж проницательным человеком. Что же до властности, то я вырос при дворе Ард-Ри и за свою недолгую жизнь успел пообщаться со столькими великими людьми и правителями, что, кажется, давно уже растерял всякую робость.
Нет, не предстоящая беседа с Увенчанным тревожила меня сейчас, не давая уснуть. Ниам. Что эта девушка, дочь Ард-Ри Меновига от первого брака и доверенная служанка Этайн, делает так далеко от Ардкерра? С какой целью она выдает себя за госпожу? И самое главное, почему, во имя Всеблагих, я поддержал ее ложь?
Последний вопрос я, сам того не подозревая, произнес вслух.
«Потому, Бранн Мак-Сильвест, — внезапно прозвучал в моей голове насмешливый голос, — что если бы ты выдал меня, то я выдала бы тебя».
Я вскочил на ноги с уже обнаженным клинком в руке. Замер. Встретился взглядом с недоуменным взглядом лежащего у порога Волка. Мой друг был совершенно спокоен.
Я отдернул шкуру и выглянул на улицу. Ночь. Тишина. Ни души.
«Почудилось? Задремал? Или это был глас свыше?» В подавленном состоянии я опустился обратно на ложе и обратился к Тем, Кто над нами, с горячей молитвой, беззвучной, и от того лишь еще более искренней. Я молил Четырех не оставлять Своего верного, вразумить и наставить в помыслах и поступках, молил не лишать милости Этайн, сберечь ее и защитить.
Прошептав последние слова, я, совершенно обессилев, даже не раздеваясь, вытянулся на ложе, закрыл глаза и почти мгновенно провалился в сон.
Голова. Правитель
Вся дальнейшая дорога до дома Мудрого прошла без каких-либо происшествий. Но меня почему-то (а может, именно поэтому) не покидало непонятное предчувствие беды. Это не было похоже на будоражащий кровь привкус опасности, который меня, как и любого воина, пьянил лучше крепкой браги. Нет, тягостное ощущение было, наверное, сродни тому, которое охватывает путника, заблудившегося в горах и бредущего в тумане, когда каждый его следующий шаг может вести в пропасть.
С Фрэнком, который, похоже, ничего подобного не испытывал, а после столкновения с Дайре стал еще более желчным и язвительным, свои предчувствия я обсуждать не спешил. Меньше всего мне сейчас хотелось выставить себя полным дураком и продемонстрировать чужаку поведение, достойное скорее трепетной девы, впервые покинувшей отчий дом, чем доблестного воина и правителя.
Мне стоило немалого труда объяснить Фрэнку, почему мы должны оставить своих коней и поклажу в маленьком селении и полдня добираться до дома Лаурика пешком через лес. Я был почти уверен, что дом Серебряной Маски в Северном Пределе, хотя и стоящий внутри городских стен, ведет себя примерно так же, как и жилище нашего Мудрого. Просто Фрэнку в его прошлой жизни по целому ряду причин ни разу не приходилось самостоятельно его разыскивать. Как мне, например.
Однажды, когда у меня еще только-только стали пробиваться усы, мы с отцом посетили Лаурика. Со свойственными молодости горячностью и глупостью я тогда заявил, что подобные запреты — детские сказки, которым я, Трен Мак-Нейл, подчиняться не собираюсь. Отец выслушал мою речь, усмехнулся и предложил попробовать. Я же не только согласился, но и поставил своего лучшего сокола против любимой отцовской гончей.
До самого позднего вечера промотавшись по лесу, смертельно устав и замотав коня, я наконец вернулся в селение, где меня уже ждал отец. С сочувствием выслушав мои многочисленные проклятия, он предложил попытаться еще раз завтра с утра, но пешком и в его компании. М-да, хороший был сокол…
Ну, в общем, Фрэнк долго ворчал и фыркал почище рассерженного ежа, особенно когда попытался поинтересоваться у местных жителей, дома ли сейчас Мудрый. Ответы достойных селян радовали оригинальностью и разнообразием: нам советовали поспрашивать ветер, дождь, облака, листья и зверушек лесных. Причем совершенно серьезно, без малейшей тени иронии…
Чем ближе мы подходили к дому Лаурика, тем более нервным и напряженным становился мой спутник. Я с ужасом прикидывал, что будет, если Мудрый по той или иной причине откажется вернуть Фрэнка домой. «Интересно, если тот, не дай Всеблагие, схватится за меч, смогу ли я его удержать?» — вертелось у меня в голове.
Внезапно, когда мы уже почти пришли, Фрэнк, идущий впереди меня, остановился, занеся ногу для следующего шага.
— Что? — шепнул я, прекрасно зная, что не мне тягаться с ним не только в боевом искусстве, но и в остроте ощущений.
Несколько раз медленно и глубоко втянув ноздрями воздух, мой телохранитель беззвучно вытащил из ножен меч и кивнул вперед:
— Кровь. Свежая.
Не успел я возмутиться этому предположению, а он уже раздвинул кусты и осторожно выглянул на поляну. Я шагнул следом и просто остолбенел от увиденного: на поляне, всего-то в какой-нибудь сотне локтей от дома Лаурика, крупный волк-самец, не торопясь, отрывал кровоточащие куски мяса от туши только что задранной косули.
Услышав шорох, волк прервал пиршество и угрожаюше зарычал. Фрэнк тут же шагнул назад и потянул меня за локоть.
— Обойдем с другой стороны, — скорее приказал, чем предложил он. — Зверь честно заслужил свой обед, нечего его тревожить.
Я стоял, как вкопанный.
— Эй! — заметное облегчение, испытанное воином при виде волка, тут же испарилось без следа. — В чем дело?
— В волке, — выдохнул я. — И в косуле.
Взгляд Фрэнка, брошенный на меня, еще раз подтвердил, что ничто человеческое ему не чуждо.
— Трен, — мягко и медленно, будто говоря с недалеким ребенком, начал он, — мы в лесу. В лесу водятся волки и косули. Волки едят косуль. А еще…
Но тут я не выдержал и, наплевав на последствия, заехал ему кулаком в зубы. Не ожидавший этого воин растянулся на земле. Я предусмотрительно шагнул назад, ожидая, что он вскочит с мечом на изготовку, но вместо этого мой друг просто мотнул головой и сел, опираясь на обе руки.
— Ладно, рассказывай, — только и сказал он, слизнув с губ выступившую кровь.
— Я не знаю, — медленно начал я, — на сколько локтей вокруг дома Лаурика это действует, но уж никак не меньше пяти сотен.
— Это?
— Ни волк, ни лиса, ни ястреб, ни какая другая хищная тварь не прольет крови в окрестностях этого дома. Да и не приблизится к нему настолько близко, если только Мудрый сам не прикажет ей этого. Это закон, понимаешь?!
Встав, Фрэнк вновь осторожно раздвинул кусты и несколько ударов сердца смотрел на происходящее на поляне.
— Значит, если ты ничего не путаешь, этот закон кто-то только что переписал. Тем более есть смысл обойти этого волка стороной. На всякий случай.
Так мы и поступили — прошли по заросшему папоротником оврагу, некогда бывшему дном весьма глубокой реки, и вышли к дому с востока. К тому моменту, когда мы выбрались из леса, прошло немало времени: нижний край солнечного шара уже скрывали кроны исполинских сосен, кольцом окружавших дом Мудрого. Насытившийся волк, судя по всему, давно ушел; о нем напоминали лишь следы, еле уловимый запах да мухи, роящиеся над основательно обглоданными костями косули.
У ворот в изгороди я остановился, сложив на груди руки.