Он же капрал Вудсток Горчаков Овидий
— Капрал Вудсток, — сказал он по-английски. — Разрешите пожать вашу руку! Я прошу, умоляю вас успокоиться и простить нас. Мы не могли иначе. Вы поймете, что эта проверка была необходима. Вы не знаете, как коварна русская разведка. Ваши волнения окупятся сторицей. Серый! Верни пану капралу его пистолет! Позвольте мне обнять вас, капрал!..
Вудсток вдруг весь обмяк. Вялыми руками отстранив майора, подошел он нетвердым шагом к столу и скорее упал, чем опустился на ближайший стул. Дернул ворот, тылом ладони вытер вспотевший лоб. С минуту он молча, тяжело дыша, глядел исподлобья на «аковцев». Он еще не верил, что вышел сухим из воды.
— Мой бог! Вы начитались шпионских романов, джентльмены.
— Мы приносим вам свои глубочайшие извинения, пан капрал! — с чувством воскликнул майор, разводя руками. — Я прекрасно понимаю ваше состояние, но и вы поймите нас. У нас не было другого выхода. Моя связь с Лондоном прервалась во время Варшавского восстания. Но зато мы убедились, что вы тот, за кого выдаете себя, вы смелый, благородный человек. Забудьте этот печальный инцидент. И верьте мне, вы будете щедро вознаграждены...
— В качестве аванса, — сухо произнес капрал, — не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?
— Разумеется, пан капрал. Капитан, достаньте нам что-нибудь.
Капитан подошел к книжной полке, тронул одну из книг, приоткрылась секция полки, обнаружив стальную дверцу с круглой ручкой и диском шифра.
— Не то! Это сейф нашего хозяина! — недовольно заметил майор. — Нажмите левее!
На этот раз за другой секцией полки оказался небольшой потайной бар, осветившийся изнутри неярким светом. В зеркалах, служивших стенками бара, многократно отразился двойной ряд разнокалиберных бутылок. Майор взял два стаканчика и темный четырехугольный штоф с яркой этикеткой, поставил на стол перед капралом.
— Будь я проклят! — воскликнул капрал Вудсток. — Олд скоч виски! «Джонни Уокер» с черной этикеткой. Еще лучше, чем с красной! «Джон Уокер и сыновья», Килмарнок, Шотландия! Поставщики Его Величества! Джентльмены! Может быть, вы все-таки ухлопали меня и я попал в рай?! Да где вы достали этот нектар? В винных подвалах Геринга?
— На черном рынке, капрал, — с улыбкой сказал майор, разливая виски, можно купить все от иголки до локомотива! А наш любезный хозяин — фон Ширер — король черного рынка! Скажите когда!..
«Say when» — «скажите когда». Этот вопрос задает у англичан и американцев тот, кто наливает вам виски. Вудсток не раз читал об этом в английских книжках. Он не остановил майора словами «благодарю вас», а поднял три пальца. Майор сначала не понял, но тут же догадался, что этим американским жестом капрал указывает ему меру виски в стакане.
— Прошу бардзо! Как раз на три пальца. Извините, льда у нас нет. Панове! Угощайтесь! Выпейте по рюмке монопольной водки... Царские рецепты изготовления русской водки сохранились, поверьте, только в Польше и Финляндии. Мой первый тост: я пью за здоровье нашего славного гостя и союзника капрала армии Его Величества короля Англии Юджина Вудстока!..
— Нех жие! — нестройно грянули «аковцы».
— Благодарю вас, джентльмены, — невесело усмехнулся Вудсток. — Сначала вы хотели расстрелять меня как агента Эн-ка-ве-де, а теперь пьете за мое здоровье!
— Не будем вспоминать старое, пан капрал, — почти умоляюще проговорил майор, выпив и отирая усы. — Великолепное зелье! Восемьдесят градусов!
Капрал пил виски по-английски — небольшими глотками.
— Вы ошибаетесь, майор, — пояснил он между глотками, — у нас крепость виски и других крепких напитков определяется не по градусам, а по плотности. Это виски немного крепче вашей водки. — Остатками виски он смочил обожженную руку.
— Вы пили нашу водку, капрал?
— Да, меня угощали ею мои русские друзья.
— Ваши русские друзья? Как вы к ним относитесь?
— Вполне лояльно. Ведь мы союзники. И мне, солдату, нет дела до трений в верхах между нашим Уинстоном, Эф-ди-ар... то есть Рузвельтом, и дядей Джо — маршалом Сталиным. Как вам известно, переговоры Черчилля с кремлевскими лидерами в средних числах октября прошли весьма успешно...
— Понимаю, понимаю! Вы восхищаетесь победой Советов в Сталинграде...
— О, Сталинград!..
— ...и слепо помогаете победе коммунизма во всей Европе. Верьте, придет время, и вы горько пожалеете об этом...
— Политика меня, солдата, мало интересует... Но вклад в победу над Гитлером наших русских союзников...
— Но ведь мы с вами тоже союзники — вы, англичане, и мы, поляки...
— Конечно!
— А вы договариваетесь с дядей Джо за спиной Польши и за ее счет!.. История вас сурово накажет. Просто удивительно, какая муха укусила Черчилля, который никогда раньше не заблуждался насчет большевиков...
— Я попросил бы вас...
— Извините! Я увлекся. Но я знаю, что говорю, и отлично помню, какие указания мы получали из Лондона. Однако уже поздно, — он взглянул на золотые часы «Лонжин». — Полночь, Панове! Пан Шиманский, вы, кажется, спешили домой?
Шиманский вскочил как ужаленный, поставил на стол свой пустой стакан.
— Так и есть. Очень спешу. Меня ждут дома. — Он подошел к капралу Вудстоку. — Пожалуйста, простите меня, капрал, я обжег вас сигаретой. Поверьте, я с самого начала понял, что вы настоящий, хотя и не совсем типичный англичанин...
— Прощайте, пан Шиманский! Прощайте! — довольно бесцеремонно прервал его пан майор. — Благодарю вас.
Когда пан Шиманский, откланявшись, бесшумно прикрыл за собой дверь, майор пододвинул свое кресло к креслу капрала Вудстока и с минуту молча смотрел на него, барабаня пальцами по столу. Капрал, взглянув в напряженные глаза майора, сразу понял, что сейчас и начнется самое главное, что все остальное было лишь увертюрой...
— Ну как идут дела в Лондоне? — спросил пан майор. — Немцы трубят, что они превратили Англию в руины с помощью своего «чудо-оружия» — «Фау-2».
— Слухи о нашей гибели, как говорится, несколько преувеличены, — сухо, сдержанно улыбнулся англичанин. — В свой последний вечер в Англии я слышал такую шутку... Самый хитрый немец — Франц фон Папен: как странствующему послу «дер фюрера» ему не приходится жить в Германии... А в Англии — в Англии, джентльмены, жить можно. За войну мы потеряли меньше людей, чем от несчастных случаев на дорогах.
— Скажите, капрал, — живо подхватил майор, — правда ли, что Советы возмущены тайными переговорами фон Папена в Анкаре с представителями Англии и Америки? Будто бы немцы предлагают вам мир, если только вы развяжете им руки на Востоке?..
— Я не политик, а солдат, господа, — ответил Вудсток. — Но, по моему разумению, глупо идти на мировую с битым Гитлером сейчас, накануне нашей победы, раз мы не сделали это, когда Рудольф Гесс прилетел к нам в трудном сорок первом и мы посадили его в Тауэр. Исход войны уже решен.
— Разве вас не инструктировали в Лондоне, как относиться к представителям различных польских партий, левых и правых?
— На занятиях я усвоил только, что этих партий бесчисленное множество три партии на каждых двух поляков. Впрочем, я думаю, что моему командиру все эти партии были отрекомендованы более подробно.
Браво, капрал Вудсток! Ты избрал самый правильный тон, ведь ты унтер-офицер армии великой державы и как таковой смотришь со снисходительной иронией на мышиную возню этих лилипутов-поляков, мнящих себя политиками.
— Видимо, так оно и было, — согласился майор с ноткой оскорбленного достоинства в голосе. — Надо полагать, что ваш командир получил полную информацию от британской секретной службы о сложном политическом спектре в Польше. Я слишком уважаю вашу Сикрэт Интеллидженс сервис, чтобы думать иначе. Разобраться в польской политике нелегко. Я думаю, что в Польше вряд ли найдется такой политик, который бы мог безошибочно перечислить все наши партии и группы слева направо и справа налево. — Он помолчал, переглянулся с капитаном. — Думаю также, что перед вашим командиром была поставлена какая-нибудь антисоветская цель. Иначе зачем вам делать за русских их работу здесь — воевать против Гитлера! Мне наша задача ясна: множить наши силы, держать винтовку к ноге, пока не пробьет час решительного выступления против Советов. Вот тогда, под занавес, мы пустим в ход наше оружие, чтобы выбить оружие из рук рабоче-крестьянского быдла и спасти Польшу!
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Скажите, пан капрал, — медленно, глядя на тлеющий кончик сигареты, снова начал пан майор. — Это верно, что ракеты «Фау-2» доставляют лондонцам немалые неприятности?
— В Лондоне, — ответил капрал, — мне давно, увы, не приходилось бывать...
— А где же вы были все эти месяцы? — притворно удивился майор.
— На специальной подготовке где-то, как говорится, в Англии, обезоруживающе и простодушно улыбнулся капрал. — Но родные писали мне, что им ужасно действуют на нервы бесконечные воздушные тревоги, пронзительный рев приближающихся «Buzz Bombs» — самолетов-снарядов. А эти «Фау-2» еще хуже: они падают как гром среди ясного неба...
— Что вы можете сказать о размере разрушений?
— Это, как вы понимаете, военная тайна. Вам, однако, я могу сказать следующее: даже если бы эти разрушения были втрое больше, они не поколебали бы нашу решимость довести войну до победного конца. Мы, англичане, считаем, что «чудо-ракеты» Адольфа могут продлить войну на год, на два, они могут убить много людей, но они не отнимут у нас победу.
— А это верно, капрал, — раздельно, многозначительно произнес пан майор, — что у нас нет никакого контроружия против ракеты «Фау-2»?
— Мы довольно успешно бомбим стартовые площадки и сбиваем «Фау-1»...
— Однако сотни ракет «Фау-2» продолжают падать на Лондон, а также на Антверпен, Брюссель и Льеж, на войска англо-американцев, и наверняка ваша разведка дорого бы заплатила за список заводов и экспериментальных полигонов и за все прочие секреты «Фау-2»?
— Наверняка! — охотно согласился капрал. — Не скрою, что среди задач нашей группы ракеты фигурировали на первом плане.
Майор встал, торжественно выпрямился, одернув мундир:
— Господин капрал! — произнес он с пафосом. — Как ваш союзник я счастлив сообщить вам, что мы можем добыть для вас эти ценнейшие сведения! Да, да! Не удивляйтесь. Вам и нам невероятно повезло: эти данные уже почти в наших руках!
— Джентльмены! — воскликнул капрал, оправившись от изумления. — Я передам любые ваши сведения своему командованию в Лондоне! Смею заверить вас, что ваши заслуги будут должным образом отмечены командованием вооруженных сил Его Величества! Но вы говорите «почти»?..
— Да, почти! Но прежде вы должны поклясться нам, что ни слова не расскажете русским о наших делах.
— Клянусь честью британского солдата и разведчика!
— Отлично! Капрал! Эти документы находятся в руках у одного немца, военного инженера. Последние победы союзников наглядно показали ему, что он поставил не на ту лошадь, что теперь надо ставить не на Адольфа, а на сэра Уинстона! Вы понимаете, что мы, польские патриоты, враги Германии и России, передали бы бесплатно вам эти документы, но этот немец... — Пан майор красноречиво потер пальцы, будто ощупывая банкноты.
— Этот ваш немец любит фунты стерлингов больше, чем рейхсмарки, понимающе улыбнулся капрал. — Что ж, этот «джерри» не дурак. Я запрошу Эм-ай-сикс, но сначала я должен убедиться в добротности товара, который нам предлагает этот немец.
— В этом вы убедитесь сейчас же, — все тем же торжественным тоном произнес майор. — Мы со своей стороны настолько убеждены в своей правоте, что осмеливаемся — да, осмеливаемся, выдвинуть наше условие. Денег мы принципиально не просим, но мы не хотим, не можем оставаться на польской земле, которая очень скоро будет захвачена нашим исконным врагом, мы хотим, чтобы вы отправили нас — меня, капитана и одного подпоручника — самолетом в Англию. Как метко заметил один ваш писатель, убегая от войны из Англии в Америку, лучше быть живой крысой, чем тонущим кораблем. Но мы будем бороться, мы отдадим себя в распоряжение польского эмигрантского правительства в Лондоне!
— Прекрасно! — помедлив, сказал капрал. — Я сообщу начальству о вашей просьбе. Решение, очевидно, будет зависеть от ценности ваших документов для Лондона.
— С вами приятно иметь дело, господин капрал, — натянуто улыбнулся майор. — Клянусь авторитетом офицерского мундира и честью кавалера креста «Виртути милитари», что ни вы, ни ваше командование не раскаетесь в этой сделке! Вот образчик и опись этих документов.
Несколько театральным жестом майор достал из левого нагрудного кармана, над которым поблескивал серебром и золотом его крест, два вчетверо сложенных листа и положил их перед капралом. Капрал Вудсток развернул первый листок, пробежал глазами по рукописным строкам, написанным по-немецки чернилами и сверху по-польски карандашом:
«Опись сверхсекретных документов.
1. Карта Германии и оккупированных территорий с указанием дислокации заводов, экспериментальных баз, стартовых установок «Фау-2».
2. Авиационная карта района ракетного института в Пенемюнде.
3. Бортжурнал с наблюдениями над запуском ракет «Фау-2».
4. Общие сведения о ракете «Фау-2». История ее создания.
5. Сведения из технического паспорта ракеты «Фау-2».
6. Принципиальная и скелетно-монтажная схемы «Фау-2».
7. Использование каторжного труда иностранных рабочих и гитлеровские зверства, связанные с программой «Фау-2».
8. Другая военная техника, над которой ведется работа в Пенемюнде: 4-тонная жидкостная ракета типа «У-2»; истребительные ракеты для воздушного боя «Х-4», и «Х-4М», ракеты, запускаемые с подводных лодок; противотанковые ракеты «панцершрек» и «фаустпатрон»...
9. Газотурбинные двигатели для реактивных, истребителей «Ме-262» на заводе Миттельверке... «Человеко-торпеды»...
Сдерживая внезапную дрожь в руках, капрал Вудсток взглянул на второй листок, также исписанный по-немецки и по-польски:
«Фау-2». Общая характеристика. Длина 12 метров, стартовый вес 12,6 тонны. Стальная боеголовка со взрывчаткой — одна тонна, горючее — этиловый спирт и кислород — 8,9 тонны... Основные части ракеты «Фау-2»: боеголовка с запалом, приборный отсек, кислородный бак со спиртовым трубопроводом в центре, бак с перекисью водорода (H2O2), нагнетатели и сопла, камера сгорания... Общее устройство ракеты, ее тактико-технические данные...
Он поднял глаза на бледного от напряжения майора Армии Крайовой, прочистил стиснутое волнением горло.
— Мне кажется, что мое командование заинтересуется этими данными. Я сегодня же сообщу в Лондон о ваших условиях. Разумеется, необходимо передать и эту опись.
Пан майор явно стремился взвинтить цену на предлагаемый союзнику товар:
— Пан капрал простит меня, надеюсь, если я позволю себе заметить, что он, по-видимому, далеко не в полной мере представляет себе важность этой информации. Речь идет не только о спасении жизни ваших соотечественников, женщин и детей вашего родного Лондона, которому продолжает угрожать «оружие возмездия». Речь идет об изменении всего хода второй мировой войны! Нам известно, что Гитлер заявил этим летом своим генералам, что новое оружие окажет на англичан максимум морального давления и заставит Великобританию запросить мира у Германии. Переговоры о таком компромиссном мире уже готовятся между СД, контрразведкой СС и контрагентами Англии и США. Шеф СД Вальтер Шелленберг надеется, что правительство Черчилля не только пойдет на сепаратный мир и развяжет фюреру руки на Востоке, но и само примет участие в последнем крестовом походе против большевизма. Не скрою, что мы, представители так называемой санационной Польши, приветствовали бы такой поворот в войне, но первый долг наш предоставить нашему великому союзнику всю разведывательную информацию, которую мы только сможем добыть. Теперь пан капрал понимает, почему Гитлер тратит миллиарды рейхсмарок на новое оружие. И почему наш контрагент — немец, желая превратить секреты в деньги, просит изрядную сумму, которая, однако...
— Сколько же он просит? — рубанул капрал Вудсток, глядя прямо в неуловимые глаза майора.
— Один миллион фунтов стерлингов, — почти прошептал майор, облизнув кончиком языка сухие губы. — В конце концов, вы теряете не меньше, а больше миллиона после каждого налета, каждой бомбардировки Лондона ракетами...
Капрал в изумлении присвистнул.
— Судя по моему жалованию в Эм-ай-сикс, — усмехнулся Вудсток, — вряд ли мой шеф располагает такими деньгами. Но я свое дело сделаю — запрошу Лондон. Бедные британские налогоплательщики! Какой удар по их карману!..
— Крайне важно, — добавил майор, кисло улыбнувшись шутке Вудстока, чтобы ваше начальство в Лондоне не медлило с ответом. Наш контрагент немец, нетерпелив, и у него легко могут найтись другие покупатели.
— Американцы? — слегка нахмурился Вудсток.
— Да, американцы! — веско произнес майор, довольный произведенным впечатлением. — Дело в том, что СС-оберштурмбаннфюрер Отто Скорцени, тот самый, что выручил из плена дуче Муссолини, сейчас работает над повышением точности попадания ракет «Фау-2» путем создания ракет, пилотируемых смертниками. Вы, вероятно, уже слышали о японских летчиках-камикадзе. Вот Скорцени и решил применить опыт японцев. Пилотируемые смертниками-эсэсовцами ракеты будут доставлены на новых электрических подводных лодках к Нью-Йорку. Вот когда Манхэттен превратится в самое большое в мире кладбище, американцы тоже запросят мира!
— Этот Скорцени не лишен воображения! — проговорил капрал Вудсток, ломая спички вдруг одеревеневшими пальцами.
— И это еще не все! — драматически воскликнул майор. — У нашего контрагента, возможно, найдутся и русские покупатели, ибо немцы готовятся применить новое оружие и против русских. Немцы собираются направить несколько волн бомбардировщиков-ракетоносцев дальнего действия на Москву и Ленинград, на крупнейшие промышленные города и районы: Горький, Ярославль, Куйбышев, Магнитогорск, Челябинск, Донбасс! Над целью ракеты отделятся от самолетов, и пилоты-эсэсовцы поведут их прямо на главные нервные центры, на электростанции и домны. Этим способом Гитлер надеется нокаутировать Россию!
— Таким образом, — сказал, вставая, капрал Вудсток, — эта бесценная информация будет как бы продана с аукциона тому, кто больше даст за нее?
— Да, — ответил майор, также вставая, — такова позиция нашего контрагента, хотя он, так же как и мы, естественно, тяготеет к западным державам. Что же касается лично нас, то мы всем сердцем преданы Англии и счастливы, что можем быть полезны для вас. Но не спешите уходить, пан капрал. Сначала мы должны как следует выпить за успех нашего предприятия. Пожалуйте в столовую.
Капрал Вудсток вошел первым в небольшую, но прекрасно обставленную столовую и остановился как вкопанный у порога. Там был стол, накрытый на четыре персоны. Накрахмаленные белые салфетки, фарфоровый черный с золотом столовый сервиз с фамильным гербом. Бутылки, бутылки с немецкими этикетками: рейнвейн, мозельское, кирш, штейнххегер. И крученые свечи в изящных серебряных подсвечниках, две красные, две черные. Откуда-то поплыли приглушенные звуки шопеновского ноктюрна.
Пан майор подошел к одной из дверей, одернул мундир с аксельбантами и серебряными галунами на воротнике и тихонько постучал в нее:
— Панна Зося! Мы ждем вас!
Дверь почти тотчас раскрылась, и в столовую вплыла — именно вплыла, а не вошла — стройная белокурая красавица в длинном декольтированном белом батистовом платье. Ей было лет девятнадцать-двадцать, не больше, но держалась она уверенно, гордо, даже надменно, как какая-нибудь Потоцкая или Радзивилл. Она небрежно протянула изящную руку для поцелуя капралу Вудстоку, и тот, застигнутый врасплох, помедлив, не спуская восторженных глаз с девушки, не поцеловал руку, а неуклюже пожал ее.
Панна Зося была, пожалуй, чуть широковата в плечах. Над затененной ложбинкой, убегающей под белый батист, поблескивал католический золотой крестик.
— Добрый вечер, капрал! — с иронической улыбкой певуче произнесла девушка по-английски. — Я рада, что это маленькое ночное пиршество не стало вашими поминками. Кстати, я приготовила вам ужин по английской кулинарной книге — ростбиф и пуддинг по-йоркширски!..
— Мисс Зося! У меня нет слов... — промямлил потрясенный капрал.
— Садитесь, садитесь, капрал! — рассыпался майор. — Конечно, мы не можем вам предложить омаров, лангустов и устриц!..
Сели за стол. Майор, с почти отеческим благоволением глядя на растерявшегося англичанина, зажег свечи, выключил половину ламп в люстре над столом. Спохватившись, капрал отодвинул стул, помог панне сесть...
— Выпьем за нашу дружбу, за тесное сотрудничество! — вскоре громко провозглашал тост заметно захмелевший от виски майор. — К дьяволу ваши подозрения, капитан! Я поверил в капрала с той самой минуты, когда он сел в машину... Ведь я старый разведчик! Пан капрал понимает, разумеется, что мы не могли протянуть ему руку без всесторонней проверки. Ротозейство и доверчивость в нашем деле нетерпимы. Пану капралу будет, вероятно, интересно узнать, что до войны, еще при коменданте, то есть при маршале Пилсудском, я сначала долго работал в контрразведке — дефензиве, специализировался на борьбе с коммунистами, а потом меня направили в «двуйку» — нашу разведку. Вот где я научился человековедению! В разведке я нашел самого себя — там нужны люди с интеллектом острым как бритва, с моралью, лежащей по ту сторону добра и зла. Подкуп и шантаж, тайные интриги, ловушки и западни, виртуозная игра на человеческих слабостях и пороках... Вам я могу это сказать: я имел честь работать в Берлине с самим Сосновским. Это был блестящий гроссмейстер разведки, но его погубили самоуверенность, доверчивость и любовь к деньгам. Дела наши шли прекрасно, мы имели доступ в сейфы германского военного министерства на Бендлерштрассе. Но немецкая контрразведка подсунула нам своего агента-провокатора, который выдал себя за французского разведчика. А деньги у нас были на исходе, Варшава, как всегда, скупердяйничала, как старая бандерша, — прошу прощенья, панна Зося, — вот Сосновский и решил продать букет немецких военных секретов французам. Сделка состоялась на Силезском вокзале в Берлине, в зале ожидания первого класса, и обоих сразу же накрыли гестаповцы. Я едва унес ноги. Немцы взяли почти всех наших агентов в Берлине за какие-нибудь десять минут! Какая это была сенсация! Вы, верно, видели фотографии подполковника Сосновского в тогдашних газетах? Хотя вы тогда еще в школу ходили... Высокий, отлично сложенный, рыцарского вида красавец, светский лев, перед которым не могла устоять ни одна женщина, таким был полковник Сосновский. — Он бросил красноречивый взгляд на Зосю. Вскружив голову какой-нибудь пруссачке, этот донжуан в сногсшибательной форме польского офицера становился ее любовником, виртуозно развращал ее, искусно растлевал морально, превращал в свое послушное орудие. — Панна Зося насмешливо улыбнулась, глядя на капрала из-под приспущенных ресниц. — Это было золотое время! Кутежи в отеле «Адлон», лучшие рестораны, умопомрачительные женщины! Лучшие дни моей жизни! «Вдова Клико» и русская икра... и вдруг — крах!
— Да вы поэт, сэр! — в восхищении воскликнул капрал.
— Если хотите, я действительно поэт. Только, подобно Андре Жиду, я дал обет молчания на весь период войны...
— Какая ужасная потеря для польской литературы, — мило улыбнулась панна Зося. — Я не согласна с вами, ваше сиятельство. Еще первая мировая война установила парадоксальный прецедент: военная поэзия процветает во время войны, а военная проза — после войны. Впрочем, ваши рассказы о шпионаже слушать интереснее, чем ваши стихи. Продолжайте, граф!
Она подняла фужер с каким-то легким, игристым вином, чуть улыбнулась иронически над хрустальной кромкой дорогого тонконогого бокала. Свет свечей волшебно дробился в хрустале, лучились глаза панны Зоси.
Майор уязвленно умолк на минуту, уставившись широко открытыми глазами на почти неподвижное пламя свечи.
— Мисс Зося назвала майора графом, — проговорил капрал, вытерев губы белоснежной салфеткой.
— О, не обращайте внимания на мой титул, — заскромничал шляхтич. Впрочем, не скрою: я лично воюю за восстановление независимого польского государства с наследственной монархией, как у вас, капрал, в Англии. Я воюю, — тут он гордо приосанился, — за восстановление своего титула и родовых прав. Мои предки принадлежали не к «загоновой» шляхте, а к магнатерии! Я пью за королевство польское!..
— Вы не закончили свой рассказ о Сосновском, — напомнил капрал, осушив бокал.
— Ах да!.. Так вот, одна из любовниц Сосновского, секретарша генерального штаба вермахта, вызвала подозрение у... министерского привратника на Бендлерштрассе. Девушка в прошлом скромная и бедная, она начала носить дорогие платья, шубы и подолгу засиживалась после работы за пишущей машинкой. Привратник заглянул раз к ней, увидел раскрытый сейф, ее испуганное лицо. Он поделился своими подозрениями с ее шефом, полковником. Тот стал следить за ней, заметил исчезновение папки с планами генерального штаба... — Майор покрутил в руках нож марки «Золинген». — А денег у нас становилось все меньше. Произошла обычная в разведке трагедия. Чем обильнее, важнее и точнее становились сведения, пересылаемые нами в Варшаву, тем меньше верило наше начальство Сосновскому. Варшавские умники, кабинетные разведчики, эти герои от геморроя, решили, что немцы водят за нос Сосновского, подсовывая ему фальшивую информацию через подставных лиц. Наши завистники урезали наш бюджет. А что можно сделать в разведке без денег?! Тогда-то мы и решили продать кое-какие данные союзникам: французам да и вам, англичанам, тоже. Кстати, обязательно передайте привет от графа Велепольского вашему достопочтенному шефу из Эм-ай-сикс. По фамилии он меня вряд ли вспомнит, а по кличке найдет мое досье. Кличка: Гриф II. О, я всегда был англоманом. Я уверен, что наше заочное знакомство послужит поручительством за те сведения, которые я ныне предлагаю вашему шефу.
Капрал слушал графа не без некоторого удивления: хорош разведчик, становящийся патологическим болтуном после нескольких рюмок.
— Ну а что стало с Сосновским? — спросил капрал, с трудом отрывая взор от прекрасной Зоси.
— Сосновский, как говорят англичане, пережил свою полезность. Две любовницы из берлинского гарема Сосновского были казнены. Гитлер отклонил прошение о помиловании. Сосновского немцы обменяли на целую группу своих агентов, арестованных нашей дефензивой. Может быть, вы думаете, что этот блестящий разведчик, добывший для нашей возлюбленной отчизны планы ее разгрома Германией, получил у нас по заслугам? Ошибаетесь. Увы, комендант маршал Пилсудский в тридцать пятом умер, мы не могли апеллировать к нашему благодетелю. По одним слухам, — тут майор потупил глаза, — Сосновского поставили к стенке сразу же после обмена по приказу Рыдз-Смиглы. По другим посадили в Модлинскую крепость, где его расстреляли немцы в сентябре тридцать девятого. Типичная судьба разведчика!.. На нашей с вами, капрал, разведывательной стезе и не то бывает! Главное, сорвать банк и вовремя выйти из игры! Эх, давайте выпьем по последней! Уж полночь...
— Надо собираться, граф, — промолвил капрал, потягиваясь. — У меня скоро сеанс с Лондоном.
Свечи наполовину догорели. Тревожаще лучились устремленные в него синие глаза панны Зоси большими черными зрачками с наполовину закрытыми голубоватыми верхними веками. Мысли капрала разбегались, в голове громко, слишком громко шумело вино. Но он не боялся ничего — ни вина, ни смертельной опасности, подстерегавшей его в этой уютной столовой, ни этих уже как будто поверивших в него врагов. Он трусил, позорно трусил перед одной только панной Зосей, такой непонятной и неприступной. Потому что всем своим нутром чуял, что нет такого уголка у него в душе, куда не смогла бы заглянуть своим чуть ироническим, с ума сводящим взглядом эта польская дива.
— Скажите, капрал, — спросила она, глядя на него и только на него синими глазами, в которых трепетали язычки свечей, — скажите, Юджин, что вы больше всего любите на свете: родину, женщин или славу?
И капрал, захмелев не только от очаровательных глаз панны Зоси, ответил как никогда прежде в жизни:
— Родину, мисс Зося. И женщин, мисс Зося. И славу, мисс Зося! Ибо сказал еще француз Шамфор, философ и острослов, что блажен тот человек, которым движет не тщеславие, а славолюбие. Эти чувства, говорил Шамфор, не только различны, но и противоположны. Первое — мелкая страстишка, второе высокая страсть. И заключает Шамфор: между человеком славолюбивым и тщеславным такая же разница, как между влюбленным и волокитой. Вот такую страсть я положил бы на алтарь женщины и родины, мисс Зося!
Что-то вздрогнуло в миндалевидных Зосиных глазах. Может быть, пламя свечей...
— Договоримся, капрал, о нашей следующей встрече, — предложил майор.
Решили встретиться послезавтра в девять вечера на том же месте у Бялоблот.
— Друзья! — воскликнул капрал, вставая и пошатываясь. — Какая жалость, что вы не можете отвезти меня домой на Грин Гарденс. А может быть, вызвать такси, а?.. — Он зевнул. — Простите меня, джентльмены, но у нас говорят, что солдат спит как бревно, а мне уже давно пора превратиться в бревно...
Майор и капитан бережно усадили в черный «опель» захмелевшего капрала армии Его Британского Величества.
12. ИЗ ЗАПИСЕЙ СТАРШОГО
«...В дни Сталинградского побоища, когда Дорнбергер и Браун осаждали рейхсминистра вооружений Шпеера с просьбой разрешить нам строительство первой площадки для запуска «Фау-2» на берегу Ла-Манша, я начал понемногу прозревать, невольно задумываясь о судьбе армии фельдмаршала Паулюса, об ужасах войны, от которой я прежде чувствовал себя так далеко. Дорнбергер и Браун вернулись тогда из Берлина со смешанными чувствами: Шпеер сообщил им, что фюрер по-прежнему не верит в ракеты, но он, Альберт Шпеер, приказал военно-строительной организации доктора Тодта начать постройку гигантской катапульты... В борьбе за власть над ракетами все большую роль играли самонадеянные невежды из аппарата нацистской партии и их ставленники в министерстве вооружений. Вмешательство нацистских неучей и шпионов из службы безопасности едва не парализовало нашу научно-техническую работу. При министерстве вооружений Шпеер образовал специальный комитет по ракетам «Фау-1» во главе с Дегенкольбом, который прославился у нас как организатор производства локомотивов в годы войны. Это был его лозунг: «Все колеса катятся к победе!» Его завышенные, очковтирательские планы грозили сорвать всю нашу работу. При поддержке тузов-толстосумов, наживающихся на войне, Дегенкольб пытался превратить наш институт в частную акционерную компанию во главе с концерном из представителей компаний «Симменс», «Лоренц», «Рейнметалл» и даже АЭГ — германского партнера электроконцерна «Дженерал электрик»! Итак, воротилы нашего большого бизнеса решили нажиться на смертях лондонцев, убитых ракетами «Фау-2»!.. Это был новый этап в моем прозрении...
— Сколько вы производили вначале ракет «Фау-2»?
— Дегенкольб с пеной у рта требовал, чтобы наши заводы сразу начали производить по триста ракет в месяц, но это было невозможно: ракеты не паровозы! Дорнбергер вновь обратился к Гитлеру и получил из ставки потрясающий ответ: «Фюреру приснилось, что ни одна «Фау-2» не долетит до Лондона». А своим снам фюрер верит больше, чем всем ученым мира!...
— Когда начали ракетчики применять труд иностранных рабочих и военнопленных?
— Дорнбергер еще в мае сорок третьего ставил этот вопрос. Гаулейтер Фриц Заукель обещал прислать нам сколько угодно рабов, но тогда Гиммлер запретил использовать иностранцев из соображений безопасности. Только этой осенью острая нехватка рабочей силы заставила рейхсфюрера СС согласиться на предложение Заукеля. «Остарбайтеры» и другие иностранцы работают у нас в горе Конштайн и в Пенемюнде. Теперь их заставляют работать и на заводах «Фау-1».
— Кстати, о «Фау-1» вы еще ничего не рассказывали.
— «Фау-1» не имеет никакого отношения к «Фау-2», хотя публика думает иначе и даже приписывает «Фау-1» тому же Брауну. «Фау-1» — это не ракета, а реактивный самолет, правильно называемый «Фи-103», или «Физилер-103», начиненный 800 килограммами взрывчатки. Работает этот самолет-снаряд по реактивному принципу только в атмосфере на смеси кислорода с воздухом. Миниатюрный пропеллер присоединен к счетчику оборотов, устанавливаемому на определенное число. Над целью счетчик действует наподобие спускового механизма, заставляя эту крылатую торпеду пикировать прямо на цель. Стоит «Фау-1» в десять раз дешевле нашей ракеты, 3800 рейхсмарок. Однако скорость «Фау-1» всего около шестисот километров в час. У нас же скорость исчисляется не километрами в час, а километрами в секунду. Как мы и предполагали, англичане научились обнаруживать «Фау-1» с помощью радара и сбивать самолет-снаряд в воздухе и с земли. У «Фау-2» масса преимуществ перед «Фау-1». Самое уязвимое место «Фау-2» — нехватка кислородных и спиртовых заводов...
— Самое уязвимое?
— Да, это ахиллесова пята «чудо-оружия». Не парадокс ли? Программа производства ракет зависит от урожая картофеля. Я понимаю, о чем вы думаете: хотите передать эту тайну своим, но это только мечты. Из этого подземного ада еще никто не выбирался...»
Часть вторая
1. ОПЕРАЦИЯ «РОБИН ГУД»
— Не мешало бы подробнее узнать об этих «аковцах», — сказал, проснувшись поздно вечером, Евгений.
— Через полчаса, — ответил Констант, пристально глядя на Евгения, должны вернуться Димка и Пупок. Я посылал их к Казубскому. Его заместитель Богумил Исаевич обещал навести справки — у него имеются свои люди среди офицерства АК.
— Черт возьми! — разозлился на самого себя Евгений. — Как же я об этом раньше не подумал!
Констант усмехнулся:
— Не вечно же тебе, мой друг и соперник, быть первым во всем!.. А вот и они!..
Данные, добытые подпоручником Богумилом Исаевичем, оказались довольно исчерпывающими:
«Майор граф Януш Велепольский, около сорока пяти лет, участвовал в чине прапорщика Австрийской армии в 1-й мировой войне, вступил в чине хорунжего в Первую бригаду Пилсудского, в эскадрон «уланов малиновых». В составе Третьей армии под командованием генерала Рыдз-Смиглы участвовал в 1920 году во взятии Киева, награжден серебряным крестом ордена «Виртути милитари» и произведен в чин поручника. В мае 1926 года участвовал в уличных боях в Варшаве во время переворота Пилсудского. Был близок к адъютанту Пилсудского полковнику Валерию Славеку, За участие в качестве секунданта в дуэли в 1930 году капитан Велепольский был принужден подать в отставку. Перешел в польскую охранку — дефензиву, служил информатором, а затем следователем в Познаньском округе, а также в «кресах всходних», то есть на восточной окраине, а по-нашему — в Западной Белоруссии и Западной Украине, где опирался на осадников и легионеров. Отец Велепольского являлся «кресовым помещиком», владел большим имением в Белоруссии, где прославился как лютый и хитроумный враг всех прогрессивных элементов, преданный лакей князей Радзивиллов и других польских магнатов. Поступил в 1934 году в «двуйку» второй отдел разведки. В том же году вступил в «Фалангу» — организацию польских фашистов, работал у польского военного атташе в Берлине. Об этом периоде его деятельности мало известно. Его шеф полковник Сосновский провалился и был, вероятно, убит «двуйкой» после того, как гитлеровцы обменяли его на своих агентов и выдворили в Польшу. Велепольский же получил чин майора. Войну встретил офицером агентурно-разведывательного отдела штаба армии «Познань». Вновь всплыл после разгрома бывшего Войска Польского в Армии Крайовой в 1943 году, работал в разведотделе штаба Бур-Коморовского, где заслужил репутацию беспринципного интригана и карьериста. Подозревается в тесных связях с польской фашистской организацией польских националистов «Народовы Силы Збройны». Не исключена в прошлом, а возможно, и в настоящем связь с СД-гестапо. Весной 1944 года действовал в районе Люблина и Хелма, где охотился за подпольщиками из ППР — Польской рабочей партии — и группами советских разведчиков и партизан Армии Людовой. Повинен в убийстве по крайней мере тридцати советских и польских разведчиков и партизан. Разгромил также и вырезал полностью еврейский партизанский отряд. После начала восстания в Варшаве по приказу главнокомандующего Армией Крайовой генерала графа Бур-Коморовского должен был пробраться в Варшаву из района Кутно, но не сделал этого, предвидя гибель штаба Коморовского, пытался создать новый штаб АК. Его считают слишком реакционным даже для правого крыла Армии Крайовой. После таинственного убийства непосредственного начальника Велепольского последний был вызван на суд офицерской чести, но бежал с отрядом в провинцию Вартегау, стал уже не «аковцем», а просто бандитом.
В отряде Велепольского сейчас насчитывается до сорока человек. Почти все офицеры-шляхтичи. Унтер-офицеры кадровики. Недавно майор заявил своим офицерам: «Хамы должны бояться нас больше, чем немцев! Советский Союз — враг номер один!..»
— Молодец Богумил! — с чувством сказал Евгений.
— Ничего себе партнер для поединка! — пробормотал Констант. Ясновельможное жулье, конечно, но вдвое старше тебя и втрое опытнее. Может быть, не стоит, Женя? Ты и так уже много узнал. Не лучше ли объединиться с Казубским и напасть на них внезапно?
— Во-первых, их вдвое больше, во-вторых, нам неизвестно, где они прячут эти документы, в-третьих, даже если тебя не убеждают «во-первых» и «во-вторых», я не пойду на попятный!.. Здесь силой не возьмешь, тут с умом надо.
Констант вывернул фитиль в фонаре. Лицо у Евгения потемнело, осунулось, глаза ввалились и даже сейчас, после долгого сна, лихорадочно блестели.
— Сколько у нас инвалютных тугриков в кассе для оперативных расходов? — спросил у Константа Евгений, скобля щеки безопаской.
— Хоть шаром покати. Касса пуста. Одна мелочь осталась. Пятьсот двадцать шесть рейхсмарок ноль-ноль пфеннигов. И полпарашюта из перкаля. Перкаль нынче не хуже марок идет.
— Перкалем не обойтись. Мне до зарезу нужна кругленькая сумма.
— Сколько? — деловито осведомился Констант.
— Один миллион фунтов стерлингов, — небрежно ответил Евгений. — Или, на худой конец, та же сумма в долларах. Рейхсмарок прошу не предлагать.
— Хватит, Женька, дурака валять! Рассказывай по порядку. Я еще ночью хотел тебя расспросить, но ты что-то пробормотал и уснул как убитый.
Евгений взглянул на друга отчужденными глазами.
— Да что там рассказывать! — заговорил он. — Экзамен я выдержал, хотя осиновый кол был уже готов. Скажу одно: не хотелось бы мне все снова пережить...
И Евгению все пришлось подробно рассказать о необычайной встрече в доме СА-штурмфюрера фон Ширера унд Гольбаха и показать опись секретных документов. Констант схватил руку Евгения, взглянул на ожог.
— Ведь у них в самом деле могла быть связь с Лондоном. И такая связь может появиться у них в любой день, любой час.
— Но теперь-то мы знаем, что игра стоит свеч.
— Еще как стоит! Но где мы достанем такие деньги? Запросить Центр? Долгая волынка. Как убедишь наших в подлинности этих документов, если мы и сами в ней не убеждены! Начнутся вопросы, потом, возможно, захотят прислать специалиста. А тут погода нелетная... Миллион фунтов стерлингов!
— А что, если мы позаимствуем опыт у достославного Робин Гуда, хозяина Шервудского леса и земляка капрала Юджина Вудстока? Операция «Робин Гуд». Неплохо звучит, а?
— Грабил богатых и помогал бедным? — с сомнением произнес Констант Домбровский. — Руки марать...
— Что значит «марать»?! — возмутился Евгений. — А Камо помнишь? Помнишь, как Камо очищал при царе банки в Кутаиси и Тифлисе? Экспроприировал экспроприаторов!
Этот аргумент решил дело. Было решено незамедлительно, той же ночью выйти на «экс», приступить к операции «Робин Гуд». Перед выходом на задание Констант Домбровский подробно проинструктировал разведчиков:
— Помните! Деньги для нас такой же трофей, как оружие, как документы. Останавливайте на шоссе, по возможности без лишнего шума, идущие без охраны генеральские «хорьхи», «опель-адмиралы» и «мерседесы» с желтыми фарами. С мелочью — с «опель-капитанами» и «опель-кадетами» — не связывайтесь. Кстати, все вы были партизанами и отлично помните, что справиться всегда труднее с младшими офицерами, чем со старшими и их пижонами-адъютантами, которые давно отучились стрелять. По-русски и по-польски не говорить. В расход пускайте только крупных гадов. Особое внимание обращайте на закрытые машины банков и рейхспочты, хотя они вряд ли повезут ночью свои паршивые деньги. Берите, конечно, не только всю валютную наличность, но и военные документы, папки, портфели. В бой не ввязывайтесь. Нашумев, остановив три-четыре машины, убирайтесь подобру-поздорову. Да не приведите сюда погоню!
К этой речи Евгений прибавил, улыбаясь, следующие слова:
— Вперед, славные экспроприаторы экспроприаторов! Да осенит вас знамя Робин Гуда!
Евгений Кульчицкий начал с того, что подстрелил из «бесшумки» двух фельджандармов, обер-ефрейтора и ефрейтора, мчавшихся по мокрому от недавнего дождя автобану на мотоцикле с коляской. Затем он приказал Пупку поставить поврежденный БМВ у самого кювета, за которым шумел на ветру небольшой лесок, а сам вместе с Олегом надел фельджандармскую форму, напялив серо-зеленый дождевик, каску и повесив на грудь через голову медную бляху на цепи. Большая полумесяцем бляха зеленовато фосфоресцировала в темноте. Поблескивала тускло надпись: «Фельджандармерия». Евгений знал: из-за этих блях с цепями фельджандармов в вермахте называют «цепными псами»... В коляске мотоцикла Пупок нашел два трехцветных фонарика и пару каких-то круглых лопаточек на длинных ручках. Одна сторона лопаточки красная, другая зеленая.
— Чудак ты! — обрадовался Евгений. — Да этими лопаточками полевая жандармерия регулирует движение!
— Вот все, что я у них нашел, — сказал Пупок, — сто пятнадцать марок.
— Ну ловись, рыбка, большая и маленькая! — сказал Олег.
— Сегодня нам нужна только большая, — поправил его Пупок.
Вдвоем с Олегом они вышли на середину автобана, когда вдали показались желтые фары шестиместного серо-зеленого «мерседес-бенца», подняли красный сигнал, переключили фонарик на красный свет. «Мерседес» послушно остановился. Водитель опустил боковое стекло.
— В чем дело? — недовольным тоном спросил водитель, обер-ефрейтор. — Не видите, кого везу?
На двух передних крыльях «мерседеса» торчали генеральские флажки.
— Майне херрен! — запищал маленький сухонький генерал-арцт в зеленом мундире с золотыми арабесками на воротнике, когда Евгений стал шуровать в машине, вытряхивая белье из чемодана его превосходительства.
— А ну, коммен зи хир, гад! — приказал Олег, он же обер-ефрейтор фельджандармерии.
— Отставить! — вдруг бросил по-немецки Евгений, вытряхнув из чемодана белый халат.
Генерал-лейтенанта медицинской службы, главного врача госпиталя, отпустили с миром, конфисковав лишь браунинг «шмайссер» водителя и генеральский кошелек.
Уезжая, разгневанное светило германской военной медицины свирепо кричало из окна «мерседеса»:
— Мерзавцы! Я всегда говорил, что фельджандармы бандиты. Цепные псы! Я буду жаловаться Гиммлеру!..
— Ну, сколько? — спросил Олег, когда Евгений кончил считать деньги. Что ты там «наэкспроприировал»?
Евгений вздохнул, а потом коротко рассмеялся:
— Двадцать шесть марок!
— Ну да! Вот так генерал! Хотя на что этому эскулапу деньги! Живет себе на всем готовом.
— Такими темпами мы и сотни фунтов не соберем к концу второй мировой, — удрученно пробормотал Евгений, вглядываясь вдоль шоссе в сторону Берлина.
Во мраке вновь загорелись узкие щели маскированных фар. Из Шнайдемюля в Познань шла автоколонна — десяток грузовиков «опель-блитц», крытых прорезиненным брезентом. Этих пропустили.
Евгений остановил еще четыре машины в течение получаса. Останавливал только те автомобили, которые шли со стороны Берлина и Франкфурта-на-Одере, опасаясь, что расставшиеся со своими бумажниками, портфелями, папками и полевыми сумками немцы поднимут шум в познаньском гестапо и оттуда вышлют погоню за подозрительными «фельджандармами». Конечно, познаньские гестаповцы вполне могли поднять тревогу по телефону, и тогда гестаповцев можно было ждать с любой стороны. Евгения успокаивало то, что гестапо в Познани, вероятно, уже получило тревожные сигналы из трех пунктов на трех шоссейных магистралях вокруг столицы имперской провинции Вартегау. Все же после каждой встречи на шоссе «джентльмены с большой дороги» на два-три километра уходили в сторону Берлина, чтобы уменьшить шансы столкновения с гестаповцами.
— Едут! — предупредил Пупок. — Жизнь или кошелек!
— Робин Гуд, — поправил его Евгений, — говорил так: «Your money or your life or your big fat wife!». Это значит: «Деньги, жизнь или толстую жену!»
Нет, им явно не везло. На минуту Евгений взбодрился, проверяя документы у одного старика штабсфельдфебеля в «пикапе», обнаружил, что имеет дело с казначеем какой-то познаньской комендатуры, но вместо денег в казначейском саквояже оказались расписки о сдаче почти полумиллиона рейхсмарок для выдачи месячного жалованья личному составу познаньской авиабазы, военного училища и полка тирольских стрелков. Но и эти деньги не помогли бы капралу Вудстоку. В бумажнике казначея он обнаружил какую-то мелочь, квитанции от переводов по денежному аттестату супруге штабсфельдфебеля в Дортмунд и... И вдруг в красном луче электрофонаря мелькнула знакомая капралу Вудстоку бородатая физиономия, удивительно похожая на бородатую физиономию Николая II. Физиономия его родича Георга V и надпись: «Бэнк оф Инглэнд». Да, это был английский фунт стерлингов. Но, увы, всего один только фунт. Мизерных двадцать шиллингов.
А Олег, который стоял наблюдателем, быстро подошел и шепотом доложил Евгению:
— Две легковушки со стороны Берлина. Драпаем?
— Зачем? Пропусти их! Прикрывай нас. Пупок, потуши свет в машине, обыщи казначея!
Две машины — двухместный спортивный «опель» и «рено» — промчались мимо. В Германии уже давно никто не останавливался на дорогах, чтобы помочь попавшему в беду автомобилисту или так, из любопытства. Обыск ничего не дал, кроме затрепанной пачки парижских открыток отнюдь не с видами Парижа.
Несмотря на ворчанье Олега, Евгений позволил уехать казначею и его охраннику и водителю — до смерти перепуганному солдатику, но заставил их поехать в объезд. Машина рванула с места и помчалась по кочковатому полю, словно участвуя в гонках по пересеченной местности.
В последней, четвертой по счету машине — камуфлированном открытом штабном «мерседесе» с запасной шиной на скошенном капоте мотора, подгруппа Евгения взяла всего полтысячи марок, но на этот раз ей попались ценные документы — молодой СС-унтерштурмфюрер барон Кресс фон-унд-цу Катернберг вез из ставки СС-рейхсфюрера Гиммлера в Пренцлау три секретных пакета, адресованные в штаб группы армий «А» генерал-полковника Йозефа Гарпе в Познани, командующему 9-й армией генерал-лейтенанту Генриху фон Лютвицу и СС-обергруппенфюреру Баху в Варшаве. Барон успел выхватить «вальтер», и его тут же пришлось застрелить, хотя Евгений рассчитывал подробно и обстоятельно побеседовать с фельдъегерем самого Гиммлера. Его водитель — штаффельман кинулся было удирать, но пуля Олега догнала старшего рядового СС за кюветом.
— Слишком много шуму из ничего. Пора сматывать удочки, — не без сожаления решил Евгений. — Прошу садиться, джентльмены удачи!
Невзирая на брюзжание недовольного Олега, Евгений сел за руль осиротевшего «мерседеса» и, съехав с автобана, погнал вездеход проселками в общем направлении к Бялоблотскому лесу. При этом он так неумело обращался с машиной, что возмущенный Олег, едва не высадивший лбом ветровое стекло, ухватился обеими руками за баранку и заорал:
— Дай я поведу! Чему тебя только в твоей спецшколе учили?!.
Читать бесплатно другие книги:
