Инстинкт Бабы-Яги Донцова Дарья
– Подруга свои оставила, надо бы выбросить, да все забываю.
– Зачем же выкидывать ключи, которые принадлежат друзьям?
– Давно уж раздружились, – вздохнула Марина.
– Это вы об Алене Шергиной говорите?
Моя спутница сделала шаг назад и прижалась спиной к стенке лифта.
– Вы знаете Алену?
– Знал.
– Почему говорите в прошедшем времени?
– Она умерла, утонула в реке.
– Не может быть, – твердо заявила Марина, – вы что-то путаете.
– Нет, Алена погибла.
– Я с ней разговаривала на Рождество, она была живехонька-здоровехонька.
– Ну и что? Шергина утонула позавчера ночью.
– Где? В феврале? В речке? Кто вы такой? Что вам надо? – на едином дыхании выпалила Райкова.
Я вытащил удостоверение детектива и дал Марине. Та растерянно изучила документ.
– Если не возражаете, – сказал я, – могу довезти вас до службы.
Марина молча кивнула. Мы сели в машину, девушка вытащила сигареты.
– Как она погибла?
Я рассказал про машину, обрыв и речку.
– Ужас! – прошептала Райкова, нервно теребя сигарету. – Значит, тело не нашли, что же хоронить станут?
– Наверное, церемонии не будет, пока ее не обнаружат.
– Господи, как страшно! Почему делом занимаетесь вы, а не милиция?
Я вновь пустился в объяснения, когда дело дошло до включенной газовой плиты, Марина подскочила:
– Думаете, я ее того… Да?
– Что вы, что вы, – лицемерно заявил я, – мне и в голову такое бы не пришло. Просто Алена сказала, что запасные ключи от ее квартиры находятся у госпожи Райковой. Кстати, похоже на правду, сейчас вы ими пытались безуспешно закрыть дверь.
– Я не имею к этой истории никакого отношения. Мы были подругами.
– Были, а потом поссорились.
– Действительно, но по моей вине. Все наоборот, это Алена должна меня ненавидеть.
– Она не отбивала у вас мужа?
Райкова скорчила гримасу:
– Это вроде как я у нее жениха увела. Вы знаете эту историю?
– Нет, – соврал я, – вас не затруднит рассказать?
Марина уставилась в окно.
– Не слишком-то красиво вышло, но меня господь наказал. Аленка поехала отдыхать и на курорте познакомилась с Костей Рябовым.
Парень был просто ожившей девичьей мечтой. Относительно молод, чуть за тридцать, хорош собой, богат. Машина, квартира, загородный дом и стабильная заработная плата. Кроме того, Костя обладал веселым характером и хотел жениться, но все не мог встретить ту самую, единственную и неповторимую.
Вначале он решил, что его судьба жить с Аленой, и даже торжественно подарил той колечко с бриллиантом. Но потом Шергина, на свою беду, познакомила будущего супруга с Мариной.
– Он влюбился в меня сразу, увидел и умер. Потом объяснил, что я фотографически похожа на его маму в молодости. – Райкова замолчала, глядя на хоровод снежинок за окном.
Костя поступил честно. Прежде чем начинать осаду Марины, он приехал к Алене и сказал:
– Извини, дорогая, я полюбил другую.
Сначала Шергина неожиданно спокойно отреагировала на его заявление, сняла с пальца кольцо, отдала несостоявшемуся мужу со словами:
– Забирай, оно мне не нужно.
Обозлилась Алена, когда узнала, что счастливой соперницей оказалась ее лучшая подруга Марина. Она сначала позвонила Райковой и закатила истерику. Но, очевидно, ей этого было мало – Алена явилась к Марине на службу и устроила там безобразный скандал! Шергина переколотила в кабинете все, что билось, сдернула с окон занавески и была остановлена лишь ворвавшимися охранниками. Сначала служба безопасности хотела сдать хулиганку в милицию, но Марина упросила секьюрити отпустить Алену. Шергина плюнула бывшей подруге в лицо и убежала.
Райкова, придя домой, рассказала о малоприятном происшествии Косте. Тот возмутился, позвонил Алене, и они поругались не на жизнь, а на смерть. Если до этого разговора возобновление отношений между подругами теоретически было возможным, то теперь стало понятно: Алена и Марина уже никогда не помирятся.
– Мне было очень не по себе, – тихо говорила Марина, – прямо до слез, ведь мы долго дружили. И потом, получилось, что я отобрала у близкого человека счастье. Знаете, мне хотелось искупить свою вину. У Кости в банке есть его заместитель Володя, я думала позвать Алену своей свидетельницей, а Володю пригласить со стороны Кости. У них могли бы сложиться любовные отношения. Володя богат, не женат… Словом, почти как Костя. Ну кто виноват, что так получилось? Я ведь не отбивала его специально.
Но Алена была твердо уверена в обратном. Дня не проходило, чтобы она не звонила бывшей подруге и не говорила гадости. Потом, спустя месяц, утихла и больше не объявлялась. Марина стала готовиться к свадьбе. Был назначен день, сшито платье, заказан ресторан…
Утром, за два часа до бракосочетания, почтальон принес Константину пакет.
Тот разорвал плотную коричневую бумагу, на пол упали фотографии. На них была запечатлена обнаженная Марина в обнимку с одним из своих прежних любовников.
– Вот так сюрпри-из, – протянул Костя, внимательно разглядывая «подарок», – мало приятного узнать о таком в день свадьбы.
Марина покраснела и возразила:
– Я же не скрывала от тебя своих прежних увлечений. Кстати, на этих снимках парень, с которым я перестала встречаться лет пять тому назад.
– Да, – жених вскинул брови, – а дата?
Райкова вгляделась в маленькие белые цифры, помещенные в углу глянцевого снимка, и ахнула. Получалось, что кадр был отщелкнут вчера.
– Ты решила попрощаться с прежней любовью? – сухо поинтересовался Костя. – Устроила своеобразный девичник?
– Я ни с кем не встречалась, – растерянно ответила невеста, – честное слово!
– А число? – повторил Костя.
– Не понимаю, как так получилось…
– Ладно, тогда объясни этот факт, – попросил Костя и ткнул пальцем в другой угол снимка. Райкова посмотрела и лишилась дара речи. Честно говоря, фото было более чем фривольное, камера запечатлела в основном постель, но в кадр попала и тумбочка, на которой лежала газета «Мегаполис» за… вчерашнее число.
– Каким образом это издание, вышедшее вчера, попало на снимок, сделанный, как ты уверяешь, пять лет тому назад? – тихо спросил Костя и вышел в прихожую.
Когда Марина выскочила за ним, жениха и след простыл. Больше она никогда не встречалась с тем, кто без пяти минут был ее мужем.
– Кто же прислал фото? – спросил я.
Марина пожала плечами:
– Понятия не имею.
– Может, это сделала Алена?
Райкова махнула рукой:
– Это невозможно. Алена порядочный человек, да, она съехала с катушек, поняв, что Костя ушел ко мне. Устроила истерику, скандал, даже драку, потом трезвонила, говорила гадости вроде: «Ты, Маришка, дрянь, желаю тебе от души несчастливой жизни». Но проделывала все открыто, в лицо… Не в Аленином характере пакостить исподтишка. Она может взорваться, наорать, обидеть, правда, подобное с ней происходит редко, но присылать анонимки… Нет!
Я только вздохнул. Иногда женщины оказываются способны на неожиданные поступки.
– И потом, – продолжила Марина, – мы же с ней поссорились и не общались, а газета-то была вчерашняя. До сих пор понять не могу, как такое возможно и кто сделал снимок? Я не отрицаю связь с тем парнем, но она давно прервалась. В общем, Костя ушел, с подругой мы рассорились, и все.
– Что же вы ей ключи не отдали?
Марина развела руками:
– Встречаться не хотелось, а просто выбросить в помойку совесть не позволяла. Вот повесила их у входа, да иногда путаю, вместо своих хватаю. Кто же это Алену убить хотел?
– Я думал, вы.
– Вы с ума сошли! – подскочила Марина. – Зачем бы мне это?
– Похоже, незачем, – пробормотал я, – но вот сама Алена утверждала, что вы покушались на ее жизнь.
– Бред! – решительно ответила Марина.
– А вот кое-кто говорит, будто вы застали Шергину с Костей в одной постели и решили отомстить, – не успокаивался я, – вроде она подождала, пока вы распишетесь, а потом уложила вашего мужа в свою постель. Вы пришли к ней, открыли дверь теми самыми ключами…
– Идиотство, – вконец обозлилась Марина, – во-первых, мы не успели с Костей пожениться, инцидент с фотографией произошел до свадьбы. Во-вторых, я никогда не заставала их вместе, ну кто придумал подобную глупость?
Я хотел было сказать, что информация исходила от самой Алены, но прикусил язык и пробормотал:
– Да так, просто слышал.
– Выкиньте эту чушь из головы, – резко ответила Марина, – люди невесть что наболтать могут. Да, мы поругались с Аленой, но виноват был лишь Костя, ни Аленкиной, ни моей вины тут нет. Парень такой попался, сначала ей голову дурил, потом меня из-за глупости бросил, даже разобраться не захотел. Кстати, если хотите знать, я на Рождество позвонила Алене и сказала: «Ты, конечно, сейчас швырнешь трубку, но я хочу пожелать тебе счастья и удачи».
– А она?
– Выслушала спокойно и ответила: «Ладно, и тебя с праздником, потом поговорим, извини, опаздываю на работу». Так что наши отношения могли наладиться, я очень рассчитывала на первое марта. Глупо ведь из-за мужика терять хорошую подругу.
– Ну, очевидно, Алена была иного мнения, раз сказала, что торопится на работу! Это в Рождество-то!
– Так она же в турфирме пашет, у них, когда на календаре красное число, просто аврал.
– А что должно было произойти первого марта?
– День рождения у Алены, – пояснила Марина, – я уж и подарок приготовила. Думала, приду, протяну коробку с букетом и попрошу: «Давай все забудем!» И опять бы сдружились! Но нет, не получилось, бедная моя подружка! Какая страшная смерть – зимой, в реке, подо льдом.
И Марина горько заплакала. Я молча повернул направо и чуть не вылетел на тротуар. Московские дороги в феврале напоминают каток, представляю, какова была обстановка на шоссе, когда Илья не сумел справиться с управлением.
– Так и не помирились, – всхлипнула Марина. – Ну почему я не позвонила ей раньше, чего ждала? Теперь ничего уже не исправить.
Я осторожно отпустил сцепление. Самое ужасное – это муки совести возле гроба. После смерти отца я пару лет ощущал давящую безнадежность оттого, что никогда не смогу уже попросить у него прощения за все нанесенные мной обиды. Память подло подсовывала неприятные воспоминания. Вот отец предлагает поехать вместе с ним в Карловы Вары, но я, студент второго курса, прихожу в ужас от перспективы прогулок вокруг источника в толпе пожилых людей и мигом записываюсь в строительный отряд, которому предстояло возводить коровник в колхозе. Сейчас бы я, естественно, отправился на воды, но в те годы очень хотел провести лето в своей стае, и папа отбыл один. А еще он один раз по случайности заглянул в ГУМ, продавщицы мигом узнали любимого народом писателя и, затащив в подсобку, предложили купить ботинки. Для тех, кто забыл, напоминаю: в советское время обувь считалась самым дефицитным товаром. И отец приобрел обувь, только не себе, а мне. Как сейчас помню их внешний вид: высокие, до щиколоток ботинки на толстой подметке. Завязывались они шнурками.
– Отличная вещь, – радовался отец, – померяй, Ваня, качественная кожа, сносу не будет.
Весь институт, вернее, его мужская часть, ходила той весной в узконосых полуботинках, практически без подметки. Шнурки считались анахронизмом. Ступню просто всовывали внутрь, оттянув «язык». Приобретенные ничего не понимающим в моде отцом «скороходы» выглядели не то что вчерашним, а позавчерашним днем. Я, правда, один раз влез в них, но ехидные приятели мигом начали изощряться в остроумии по поводу ботинок. В основном прозвища были непечатными, но особенно обидела меня отчего-то фраза, брошенная Ритой Маликовой, спесивой девицей-поэтессой:
– Ну, Ваня, и зачем же ты чемоданы на ноги нацепил?
Придя домой, я засунул ботинки в шкаф с твердым намерением никогда больше не надевать их. Но папа регулярно предлагал:
– Ваня, надень ботинки.
И приходилось, скрежеща зубами, завязывать шнурки. В конце концов мне это надоело, и я, взяв ножницы для резки металла, отодрал подошву у одного ботинка. Отец был так расстроен, что я тут же пожалел о содеянном.
Павел Подушкин умер давно, и, наверное, в его жизни случались и более серьезные разочарования, чем оторванная подметка, но мне стыдно до сих пор. А главное, нельзя кинуться ему на шею и воскликнуть:
– Ну прости, пап, я дурак! Отличные были ботинки!
Вот и Марина Райкова сейчас плачет. Мне жаль ее, но помочь ей не могу.
Глава 7
Я высадил Марину у двери, на которой висела табличка «Торговое объединение „Моторс“». Она последний раз всхлипнула, вытащила косметичку и быстро произвела текущий ремонт лица. На мой взгляд, ее личико после нанесения слоя штукатурки стало выглядеть намного хуже, излишек косметики старит, но у дам иное мнение по этому поводу.
Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление, что Марина чего-то недоговаривает. С ней нужно встретиться еще разок. Пусть она успокоится, посидит на службе, а я вечером заеду за ней. Может, отвезу в ресторан… Многие дамы становятся очень болтливы, выпив рюмку-другую…
Отъехав немного в сторону, я позвонил Норе, получил «добро» на посещение кабака и разрешение ехать за Николеттой.
Точно в указанный срок я притормозил у подъезда дома, в котором находилась родительская квартира. Маменька, задержавшись на пятнадцать минут, шлепнулась на сиденье и недовольным голосом заявила:
– Вава, мы опаздываем.
Я промолчал. Абсолютно бесполезно говорить, что это она задержалась, а я приехал вовремя.
Николетта всегда считает себя правой. Однажды она, как всегда, прособиравшись, опоздала на поезд. В полном негодовании маменька влетела к начальнику вокзала и закатила скандал. Тот решил вразумить пассажирку:
– Но поезд ушел по расписанию!
– Ерунда, – рявкнула Николетта, – двадцать минут роли не играют, он обязан был подождать меня. Какая безответственность! Укатить и оставить пассажирку на перроне. Вы за это ответите!
– Вы сами опоздали, – попытался отбиться начальник.
– Я? – возмутилась Николетта. – И что? Или, по вашему мнению, я должна была выйти из дома лохматой?!
– Но составы ходят по расписанию, – путеец все еще не понимал, с кем имеет дело.
Николетта ткнула в него пальчиком, украшенным антикварным кольцом с изумрудом:
– Да? Теперь извольте вернуть его назад и посадить меня.
Начальник вокзала разинул рот, ничего подобного ему до сих пор не приходилось слышать.
По салону машины поплыл тяжелый запах дорогих духов. Николетта обожает душные, терпкие ароматы. Когда фирма «Ив Сен Лоран» выбросила на рынок «Опиум», это было стопроцентное попадание в маменьку. У меня мигом начинает кружиться голова от обволакивающе сладкой вони. К тому же Николетта, проявляющая похвальную умеренность в употреблении косметики, при виде пузырька с туалетной водой теряет тормоза и одним махом опрокидывает на себя половину емкости. Не знаю, как у остальных людей, а у меня в носу тут же начинает свербеть, потом я принимаюсь безостановочно чихать, после чего раскалывается от боли голова.
– Ну, Вава, поторопись, – тараторила Николетта, – к этому Розенкранцу запись за полгода. Спасибо, Кока мне протекцию составила. Эй, эй, куда? Почему ты тут не повернул?
– Там запрещающий знак, – ответил я и открыл пошире окошко.
В салон ворвался февральский, сырой, наполненный снегом воздух. Но, поверьте, амбре бензиновых паров лучше, чем запах «Опиума».
– Ну и что? – ринулась в атаку настроенная по-боевому маменька. – Экая невидаль, знак! Надо было там свернуть, теперь придется делать круг. Ты забыл, что нам в шестнадцать ноль-ноль следует сидеть в кабинете?
– Успеем.
– Немедленно закрой окно, мне прическу растреплет.
Я чуть поднял стекло.
– Совсем, – велела матушка.
Пришлось подчиниться и всю дорогу слушать указания. «Красный свет, не забудь остановиться. Поверни тут. Не смей тормозить. Выбрось сигарету. Выключи радио. Закрой пепельницу. Не тряси на кочках. Смотри прямо. Держи руль. Немедленно причешись. Почему не надел костюм? Боже, какой отвратительный милиционер! А-а-а, нас сейчас заденут! Скорей, скорей, влево, мы приехали. Опять остановил прямо в луже!»
Я вышел из машины и помог выбраться матушке.
– Вот у Коки есть водитель, – нервно вскрикнула Николетта, шагая к подъезду, – большой профессионал, его услуги стоят сущую ерунду, всего пятьсот долларов в месяц. Наверное, мне тоже придется нанять человека, который умеет хорошо управляться с автомобилем.
Я потянул на себя тяжелую дверь.
– Боюсь, нам такой расход не по карману.
Маменька окинула меня возмущенным взглядом:
– Вот от своего мужа я никогда не слышала подобной фразы.
И это правда. Отец был намного обеспеченнее, чем я.
– Ужасно ощущать себя нищей, – заявила Николетта, – значит, придется каждый раз безумно нервничать, выезжая из дома с таким неумехой, как ты.
Затем, запахнув норковую шубку, она исчезла внутри здания.
Профессор Розенкранц оказался крохотным существом, ростом и весом чуть больше кролика Филимона. Похоже, что самой крупной частью его тела был нос, на котором сидели огромные нелепые очки в допотопной черной роговой оправе.
Николетта устроилась в кресле возле его стола и закинула ногу на ногу. Покачивая правой, обутой в белый узконосый сапог из лайковой кожи, она принялась излагать свои проблемы:
– Иногда я не могу разобрать, что написано в газете.
– Голубушка, – густым басом прогудел Розенкранц, – может, вам это и не надо?
– А в магазине великолепно вижу товар, разложенный вдали, но перед носом все сливается.
– Очевидно, это старческая дальнозоркость, – мигом поставил диагноз окулист.
– Какая? – взвилась Николетта. – Старческая? Вы что? Сказать такое женщине моих лет!
Розенкранц без тени улыбки ответил:
– Так ведь вам не тридцать.
– Но и не пятьдесят, – отбила маменька.
Я постарался сдержать усмешку. Даже в кабинете у врача Николетта ни за что не откроет свой возраст. Впрочем, она только что сказала правду, ей и на самом деле не пятьдесят лет, а намного больше. Но, похоже, этот Розенкранц сам подслеповат.
Началась длительная процедура осмотра, прерываемая вскриками матушки: «Ой, какая смешная картинка!» или «Доктор, осторожней, у меня тушь стечет».
Примерно через час окулист вытащил бланки и заявил:
– Для вашего возраста зрительный аппарат сохранился великолепно. Никаких признаков глаукомы. Легкую дальнозоркость спокойно устраним при помощи очков.
– Никогда, – отрезала Николетта, – ни за что не надену жуткие окуляры.
– Голу-убушка, – протянул профессор, – очки – единственный способ скорректировать зрение. Операцию делать не советую.
– Я уже один раз воспользовалась лазером, – кивнула маменька, – а толку чуть!
– Вот видите! – воодушевился врач. – Значит, выписываю очки.
– Я вовсе не желаю походить на сову Бумбу, – обозлилась матушка, – вот у Коки такие штуки, их всовывают прямо в глаза. Между прочим, при их помощи можно цвет поменять. Кока в тон платью теперь глаза носит. Я тоже такие хочу!
Я откинулся на спинку кресла – так, понятно теперь, почему матушку повлекло к окулисту.
– Вы говорите о линзах, – недовольно заявил Розенкранц, – на мой взгляд, очки лучше.
– Хочу линзы! Разноцветные! – по-детски надула губы Николетта.
Розенкранц пожал плечами, накорябал что-то на листочке и вручил его нам со словами:
– Ступайте в двадцать третий кабинет, там подберут.
Я отдал профессору гонорар и переместился в следующую комнату, где веселая толстушка принялась демонстрировать образцы. Не стану утомлять вас описанием процесса выбора. В конце концов Николетта приобрела «глаза» всех возможных цветов: карие, зеленые, синие, фиалковые, ореховые… Голубые, слава богу, у нее есть свои. Самыми последними были вынуты… красные линзы.
– Вот это ловко! – взвизгнула Николетта и повернулась ко мне.
Я вздрогнул. Маменька походила на родную сестру графа Дракулы. Очи цвета пожарной машины превратили ее лицо в страшную маску.
– Это еще не весь прикол, – засмеялась медсестра и направила на Николетту настольную лампу.
В ту же секунду свет отразился от красных глаз и двумя лучами заметался по полу.
– Здорово, да? – радовалась глупенькая девушка.
– Слов нет, – покачал я головой, – зачем только такие производят? Людей пугать?
– Для похода на дискотеки, – пояснила дурочка, – ну офигительно смотрится.
Потом она повернулась к Николетте и опрометчиво заявила:
– Только вам они ни к чему, их для молодежи делают.
– Всенепременно возьму, – мигом отреагировала Николетта, – надену к Коке на суаре, все с ума сойдут, правда, Ваня?
Я кивнул. Пусть покупает что хочет, лишь бы поскорей завершить процесс. Но Николетта провела в кабинете еще целый час. Требовалось подобрать для каждой из пар линз футлярчики соответствующего цвета, потом сумочку, куда положить футляры, затем чемоданчик для сумочки. А еще жидкость для протирки, емкость, в которую следует ее наливать, специальные салфетки… И все это не в единичном экземпляре.
Короче говоря, когда мы вновь очутились в машине, на улице была темень. Николетта, уютно устроившись на заднем сиденье, принялась разглядывать линзы, я включил погромче радио и поехал вперед.
– Убери музыку, – потребовала маменька.
Я послушно покрутил магнитолу, и из динамика понеслось:
– Этой ночью на кладбище стояла напряженная тишина. Могила только что похороненного Эдварда утопала в цветах. Ровно в полночь земля зашевелилась.
– Оставь! – взвизгнула Николетта. – Это «Литературная гостиная», они читают жутко забавную книжку про вампиров.
Хорошо, пусть будут вампиры, привидения, нетопыри, кто угодно, лишь бы маменька молчала.
В относительном спокойствии я проехал большую половину пути. Радио выло и ухало на разные голоса, выдавая непотребный текст.
– Глаза Эдварда, красные, жуткие, послали пучок света прямо на Генриетту. С пальцев покойника капала кровь…
– Налево, – вдруг скомандовала Николетта.
Я, одурманенный спектаклем, машинально повиновался.
Тут же раздался свист. Вот незадача! На перекрестке же висит знак: перечеркнутая стрелка.
– Почему нарушаем? – поинтересовался сержант и посветил на меня фонариком.
Я совершенно честно ответил:
– Извините, тут по радио жуткую книгу читают, заслушался и не заметил, что поворот запрещен.
– Про вампиров, что ли? – засмеялся милиционер. – Вот глупость-то! Сказки это, вы же серьезный, солидный человек, а в ерунду верите. Не бывает их на свете, оживших покойников, коли умер, все! Кранты! Попрошу права и документы на машину.
Я молча протянул требуемое. Парень изучил документы и вполне мирно спросил:
– Ну? Дальше что?
Я полез за кошельком, сейчас отсчитаю полтинник, и можно продолжать путь. Пока я рылся в портмоне, отыскивая нужную ассигнацию, сержант посветил фонариком на заднее сиденье.
– Добрый вечер, – мило сказала Николетта.
– А… а… о… – промычал парень.
Я удивился, отчего это сотрудник ГИБДД начал издавать малопонятные звуки, и посмотрел на него. Тому явно было плохо. Лицо его, только что по-детски розовощекое, круглое и слегка наивное, стало бледным, вытянутым и испуганным.
– Вам нехорошо? – испугался я.
– А… о… а… она… – заикался постовой, тыча рукой в глубь машины.
Я обернулся. Николетта улыбалась на заднем сиденье. Ее темно-красные глаза отражали свет фонарика. Две длинные нити, словно лучи лазера, пронзали тьму. Маменька выглядела просто жутко. Если бы я не знал, в чем дело, мигом бы выскочил из «Жигулей» и унесся куда глаза глядят!
– Э-т-т-та… – заикался несчастный постовой, – чтой-то у ней с глазами?
Неожиданно на меня напало детское веселье. Стараясь не расхохотаться, я с самым серьезным видом заявил:
– У кого? У женщины на заднем сиденье?
Сержант осторожно кивнул.
– Не волнуйтесь, она не заразная, – хмыкнул я, – в прошлом году шла вечером через кладбище, а на нее что-то налетело и укусило. Все, с тех пор глаза покраснели, дневного света боится, при виде чеснока стонет и питается лишь сырой печенкой. Но это очень хорошо!
– Па-а-чему? – слегка попятился совсем обалдевший парень.
– Так ведь всех своих врагов перекусала, и они теперь в жутких чудовищ превратились. Сделайте милость, возьмите штраф и отпустите нас, очень торопимся, скоро семь, а мне надо, чтобы она точно в это время вошла в кабинет к моему хозяину, уже и так надоел мне с придирками.
Постовой бросил в окошко документы и, выкрикнув: «Езжайте!» – опрометью кинулся к бело-синему «Форду», припаркованному возле ларька.