Кодекс разведчика Самаров Сергей

– Это валерианка… Выпей, хоть дрожать перестанешь…

А я все маму за локоть трясла, и потому, наверное, мои зубы о стакан стучали… Когда что-то так бесконечно трясешь, конечно, сама трястись будешь…

– Мне с вами поговорить надо… – тот, в синем прокурорском мундире, кажется, ко мне обращался. Я вроде бы кивала ему, но не собиралась с ним ни о чем говорить. Не хотела ни о чем говорить. Никогда не хотела говорить о том, что произошло, хотя уже твердо знала, что это произошло, и мама никогда больше не будет со мной такой назойливой, какой она была всегда…

– Вы же видите, в каком она состоянии… – сказал Аркадий Ильич.

Он ушел в комнату, оставив меня с этими незнакомыми людьми, я даже испугалась сначала, потом поняла, что со мной уже не может произойти ничего страшного после того, что произошло, никогда не может произойти что-то страшнее

Аркадий Ильич вернулся с фужером в руках. Толстый, пузатый зеленый фужер на такой же пузатой ножке… До половины чем-то заполнен…

– Выпей, это коньяк… – сунул он фужер мне в руку, но и свою руку не убрал, чтобы я фужер не уронила. Даже помог мне это противное зеленое стекло ко рту поднести, и я выпила. – Это успокаивает…

А я не почувствовала, что это успокаивает. Только согрело… Сначала дыхание, потом и слезы оттаяли и снова потекли… И я ушла в свою комнату… Слова никому не сказала и ушла… Пусть они без меня разговаривают… Надо разговаривать, пусть разговаривают… Мне это не надо, мне это уже никогда не понадобится…

Я упала на кровать лицом в подушку и куда-то провалилась… Слезы лились, я задыхалась, я тонула в слезах, а голоса, чтобы реветь, не было… И ничего вокруг не было…

И мамы тоже уже не было… И не будет у меня уже мамы… Никогда…

* * *

Наверное, времени прошло много, несколько веков… И я давно состарилась… Но я не уснула. Я просто вне времени была и ни о чем не думала. Вообще – ни о чем… Только одна безысходность была в голове и в душе, только безысходность, и больше ничего…

Аркадий Ильич вошел в комнату. Я не видела его, но поняла, что это он. А кому еще было войти… Тем, что с нами в квартиру поднялись, здесь делать нечего… Они, наверное, ушли уже, и Аркадий Ильич закрыл за ними дверь…

– Оленька… – тихо позвал он, ответа не дождался, ближе подошел и сел со мной рядом на кровать, и руку мне на плечо положил. – Одни мы теперь с тобой остались…

И голос у него слабый стал, чуть не плаксивый. Наверное, он тоже переживал, наверное, и ему хотелось, чтобы его утешили, хотя он сильный и строгий мужчина – всегда таким казался, сильным и строгим, которого женской слезой не прошибешь…

Я только вздохнула, может быть, не вздохнула, а застонала, но ничего не сказала. Не могла же я его утешать…

Он, наверное, понял, что слов для меня найти не сможет, а я не смогу слов для него найти. Разве это трудно понять… Это же всем понятно…

– Ты полежи, успокойся… Я пойду…

Но сразу не вышел. Еще ждал чего-то, а мне так хотелось, чтобы он вышел как можно скорее. Может, он даже почувствовал это.

– Я пойду… – сказал еще раз и встал.

Тапочками шаркнул. Они у него такие, шуршащие… Наверное, вышел. Но дверь, кажется, оставил приоткрытой. У меня на двери замок такой, что громко щелкает. Я еще немного полежала, потом голову подняла и убедилась, что дверь приоткрыта. После этого встала и в кресло пересела. Даже не пересела, кажется, а упала в кресло… Света в комнате не было, свет только через приоткрытую дверь из коридора шел, и я просто стала в стену смотреть. В рисунок на обоях… Абстрактный рисунок, размытый, и когда-то он мне нравился своей неопределенностью… И вдруг рисунок этот изменился, и я лицо мамы увидела. Даже испугалась… А мама на меня смотрела и улыбалась… Приветливо… И долго…

А потом она пропала. Обои стали пустыми и скучными. И мне так стало не хватать маминой улыбки, так стало одиноко в этой комнате, что просто сил не было уже одной оставаться…

* * *

Аркадий Ильич на кухне сидел. И пил коньяк. Бутылка была уже почти пустая, и фужер перед ним пустой. И мой фужер рядом стоял. Аркадий Ильич налил в него чуть-чуть на донышко. Но я пить не стала. Опять слезы разморозятся, потекут рекой… Просто села рядом, руки между колен зажав, и почему-то качалась – вперед-назад, вперед-назад… И так до бесконечности… Мне так легче было… Я словно бы сама себя усыпляла и уходила куда-то далеко-далеко под облака, где было не так больно…

– Менты думают, что это твой отец… – сказал Аркадий Ильич.

– Нет… – сказала я отстраненно, но уверенно. И ни в какие подробности вдаваться не захотела. Просто одним словом все сказала, и пусть он непроизнесенное сам понимает…

– Я тоже, как менты, считаю… Он думал, что я в машине буду…

– Нет… – повторила я без всякого нажима. Зачем спорить и утверждать то, что я и без него прекрасно знаю. Это он папу не знает, а я знаю. И спорить на эту тему не хочу… И объяснять ничего не хочу… Знаю, и этого достаточно…

– Его сейчас, наверное, уже арестовали… – добавил Аркадий Ильич.

– Нет… – повторила я.

– Я им сказал, где было свидание назначено. Они в кафе поехали, туда, в «Кавказский дворик»…

Он, кажется, был пьян. Он сообщал мне, что послал ментов к папе, чтобы папу арестовали, как каялся. Но я твердо знала, что в тот же день, когда я маму потеряла, я не могу еще и папу потерять. Это было бы высшей несправедливостью…

– Нет…

У меня спина устала от раскачиваний. Заболела и заломила. А потом голова закружилась. И я опять к себе в комнату ушла. В кресло упала. И там не шевелилась. И не спала… И ничего в голове моей не было – пустота и безысходность, и больше ничего… И опять счет времени потеряла…

* * *

Звонок в дверь не заставил меня встать. Я понимала, что уже ночь, кажется, на дворе, и никто прийти к нам не должен. Но кто-то пришел. А мне все равно было… Аркадий Ильич тапочками зашлепал. Кажется, он уже переоделся, может быть, лечь спать готовился, если мог он вообще уснуть… Это я какой-то отстраненной частью сознания поняла…

Замок открывался долго. Два замка, потому что Аркадий Ильич на два замка дверь на ночь закрывает… И только после этого, наверное, проснувшись, он сообразил, что не спросил, кто за дверью, хотя сам и меня и маму всегда заставлял спрашивать. Дверь еще не скрипела – она у нас скрипучая, когда Аркадий Ильич спросил все же:

– Кто там?

Моя отстраненная часть сознания вопрос слышала, а ответ – нет.

– Она спит уже…

Значит, это кто-то по мою душу… Я встала.

– Я не сплю…

Дверь заскрипела…

– Вы? – удивленно сказал Аркадий Ильич и надолго замолчал. – Что ж, входите, если пришли… Входите…

– Оля где?

Я услышала голос папы и сразу вспомнила, как мама сказала, что у меня еще папа остался. И его, значит, не арестовали, как Аркадий Ильич говорил. И он пришел ко мне, потому что за меня боялся… Он пришел… Последний мой родной человек…

На его голос я вышла сразу… И уткнулась лицом ему в плечо… Опять тепло стало, и опять слезы разморозились…

– Я пришел сказать тебе, что это не я… – твердо сказал папа.

– Я знаю… – прошептала я. – И мама знает…

Я говорила о маме, как о живой… Я не научилась еще говорить о ней иначе…

Аркадий Ильич закрыл за папиной спиной дверь на оба замка, словно папа к нам переночевать попросился. Но он никогда, когда раньше приезжал, у нас не останавливался. Приходил, в моей комнате сидел, на кухне сидел, но никогда не оставался…

– Да проходите же… Чего в коридоре стоять…

Он был, конечно, растерян. Я никогда не видела Аркадия Ильича таким растерянным. Но я даже благодарна ему была за то, что он так принял папу. Ведь он же говорил, что считает папу убийцей, говорил, что папа и его вместе с мамой взорвать хотел. И пригласил…

Мы в комнату прошли. Папа меня за плечи обнимал, и так до дивана довел и усадил. А сам стоять остался.

– Извините, я считал, что это сделали вы… – сказал Аркадий Ильич. Он вообще-то честный и никогда не хочет, чтобы оставалось что-то недосказанное. Ясность любит. И сейчас хочет ясности. – Я так и сказал следователю. И сообщил, где вы встретиться должны были…

Папа кивнул.

– Вы меня не знаете, вам это простительно… – ответил сухо. У него у самого голос стал каким-то треснувшим.

– Вас должны были там арестовать… – сказал Аркадий Ильич.

– Они арестовали, я сначала не понял, за что. Но сбежал после допроса, когда сообщили… – буднично так сказал папа. Словно для него это было равносильно выходу из трамвая. Сбежал – из трамвая вышел… Никакой разницы… А я за папу испугалась…

– Так вас что, ищут? – И Аркадий Ильич очень обеспокоился.

– Ищут… – равнодушно подтвердил папа.

– И вы… Сюда…

– Сюда…

Аркадий Ильич долго думал.

– Я и сейчас еще считаю, что это сделали вы, – сказал упрямо и на меня посмотрел.

– Надеюсь, вы сейчас не будете ментам звонить… – зло усмехнулся папа, и Аркадия Ильича от этой усмешки передернуло. Кажется, он испугался, хотя вида постарался не подать. – Утром я уйду, а до этого побуду с дочерью… И… И с вами тоже поговорим… Просто так людей не взрывают… Должна быть причина… И мы попробуем ее найти… А потом я найду убийц…

Аркадий Ильич вздохнул.

– Коньяк будете?

– Нет, – отказался папа. – Мне нужна ясная голова, а не способ бессильного утешения…

– Как хотите, а я приму… – Аркадий Ильич ушел на кухню…

* * *

Разговаривали мы долго. И о маминой работе, и о друзьях. Папа ничего не записывал, но каждое имя, каждую фамилию, каждый адрес повторял, чтобы запомнить. Больше, конечно, Аркадий Ильич говорил. Я даже удивилась, что он о маме знает больше, чем я. И только уже среди ночи меня вдруг осенило…

– Аркадий Ильич, вы помните… Два дня назад мама из командировки возвращалась… Видела, как машину грабили… Там еще соседа нашего видела… Вашего знакомого… Владимира Саввовича…

– Ну-ка… – заинтересовался папа.

– Брызгалова?.. Ну, какой он мне знакомый… У меня таких знакомых нет… Он ко мне по-соседски заходит иногда денег занять. Но отдает всегда… Я его видел, когда машина взорвалась…

– Где он живет? – спросил папа.

– В соседнем подъезде… Как раз, когда милиция во дворе была, он уезжал со своим другом, с подполковником милиции, кстати… Они на рыбалку или на охоту куда-то часто ездят… Вместе…

– И как скоро возвращаются?

Я ощутила, что папа напрягся. Не телом, а внутренне, словно что-то почувствовал.

– Обычно через несколько дней…

– А в какой квартире он живет?

– Номер я не знаю. Балкон с нашим соседствует. Через стену мы, стало быть, существуем… Какой там номер, Оленька?

Я плечами пожала.

– А с кем он живет?

– С женой… Сын у них в армии служит…

– Номер его машины…

– Я не знаю… Не обращал внимания…

– Хорошо… – папа сосредоточился. – Расскажите-ка мне, что там на дороге произошло… Где Людмила его видела…

* * *

– Вы следователю про это не рассказывали?

– Нет… Как-то выпало из памяти… – Аркадий Ильич смутился. А что смущаться, я тоже ничего после гибели мамы не помнила…

– Хорошенькое дельце… – папа такую забывчивость не одобрил.

– Можете сами ему рассказать. Он оставил мне номер мобильника…

– Давайте…

Аркадий Ильич ушел за записной книжкой, открыл нужную страницу и переписал номер на клочок бумаги. Папа на бумажку глянул и брать ее не стал. Так запомнил. У него всегда память была, как все говорили, гениальная. У меня тоже память хорошая, что-то от папиной вместе с генами досталось…

Уходить папа собрался прямо среди ночи, даже утра не дождавшись.

– У меня документы менты забрали. И телефон… Оленька, не выделишь мне свой мобильник?

– Конечно… – Я побежала в комнату и принесла трубку.

– Я позвоню… – сказал он, – и ты мне позвони, когда ваш сосед вернется…

– Позвоню… – пообещала я. – Как только увижу его, позвоню…

И папа, поцеловав меня, торопливо ушел…

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,

подполковник в отставке

– Эй, экземпляр… Ты еще жив, поганый?

Это я с лестницы гаркнул. Подполковник наверняка продолжил свое ползанье в сторону свободы и к лестнице еще на метр, может быть, уже приблизился. Услышать должен даже при низком давлении, вызванном потерей крови, поскольку голос у меня по-командирски поставлен и, при необходимости, по ушам ударить может не хуже кулака. А низкое давление плохо на зрение действует, на уши, насколько я помню, меньше влияет…

Мент не ответил.

– Я пошел, а за тобой скоро приедут… Похмелиться не дадут, но руки свяжут… – трудно не услышать, когда говорят так громко и членораздельно, как перед длинным окопом команду дают в ожидании боя.

Теперь он захрипел, будто перепуганный жеребец… Должно быть, матерился так – без слов. Это случается порой от бессильной ярости. Слова в горле острой костью застревают и произношение искажают – в итоге вот, хрип… Но я интонацию этого хрипа, кажется, уловил правильно. Пусть себе хрипит… На здоровье, если это ему здоровье принесет…

Но разговоры разговорами, а из этого загородного недостроенного особнячка пора было убираться, пока сюда менты не пожаловали. Мне почему-то вдруг показалось, что мы с ними можем не найти общий язык и добросердечное взаимопонимание… Я, конечно, сторонник уважительного доверия ко всяким людям. Но только не к тем, что ментовские погоны носят. И прокурорские, думаю, не слишком далеко от ментовских ушли, вне зависимости от величины и количества звездочек. И если Максим Юрьевич Шторм пожелает снова нацепить мне на руки стальные «браслеты», я этому не удивлюсь. И дело здесь вовсе не в том, что он желает именно меня посадить, потому что стопроцентно считает меня виновным, хотя мой побег его, думаю, и задел за живое. Просто он видит следствие собственной прерогативой. И, как всякий конченый следак, не любит, когда ему мешают. Как любому профессиональному пианисту, скажем, мешает подыгрывающий ему балалаечник из самодеятельности… То есть следователь по особо важным делам считает себя высоким профессионалом и не признает права всяких там дилетантов, даже если они имеют подготовку гораздо более качественную, нежели у него, хотя и слегка специфическую, на проведение собственного расследования. В принципе, я не собираюсь обвинять Максима Юрьевича Шторма в неуважении к собственной персоне и к собственным способностям. Уважение, говорят, следует заслужить. Вот я и надеюсь такую миссию выполнить… Буду заслуживать, и уже начал это делать…

Револьвер «манурин», как и обещал уважаемому старшему следователю по особо важным делам, я положил за дверь в прихожей. Я только за ствол брался, спусковой крючок и курок не трогал. Пусть там останутся неприкрытыми отпечатки пальчиков ментовского подполковника. А мои отпечатки найти нетрудно. И даже нет смысла их с револьвера убирать, поскольку я уже доложил Максиму Юрьевичу, что револьвер в руки брал.

Да, пора, пора… И на доклад надо успеть…

* * *

Машину я оставил в недалеком лесу.

Как хорошо, что нынешняя осень такая затяжная и бесснежная. По календарю уже давно пора бы снегу прочно все проселочные дороги оседлать. А календарь ныне авторитетом, как говорят синоптики, не пользуется. И потому я в лес спокойно проехал. Страшно, конечно, чужую машину оставлять. Это все-таки не моя раздрызганная «десятка», а новенький «Ниссан Мурано», который стоит чуть не шестьдесят тысяч баксов, а может, со всеми наворотами и с зимней шипованной резиной и все шестьдесят… Но надежда оставалась, что ночью по осеннему холодному лесочку мало найдется желающих прогуляться. Тем более что поселок почти не заселен. Строительство здесь началось не так давно, и большинство домов стоят даже без окон, а некоторые вообще только стены имеют и собственной крышей не обзавелись.

Надежде моей суждено было оправдаться. «Мурано» стоял, как я его поставил, нетронутый и целомудренный. Я спрятал пистолет в тайник под защитой картера. Тайник мне сам хозяин машины и показал – старинный мой друг Виктор Николаевич Огнев, полковник в отставке. Он даже свой пистолет предложил, когда я ему ситуацию объяснил. Но мне хватило и той пары стволов, что я у конвойных отобрал.

С этими конвойными вообще комедия получилась, достойная пера Фонвизина. Не знаю уж, чему их там учат, где их там учат и учат ли их вообще, но элементарных принципов охраны они не знают. Да и менты не лучше, хотя и звучно СОБРом называются…

Когда меня сразу после задержания эти самые «собровцы» обыскивали, никто не обратил внимания на застежку моей куртки. Застежка как застежка. А у меня буквально перед отправлением в кафе сломался язычок на замке-«молнии». Чтобы хоть как-то раздеваться и одеваться – не через голову, я вместо язычка приспособил обыкновенную канцелярскую скрепку, которую Виктор Николаевич снял с каких-то своих бумаг. Скрепка цветная, в пластиковой обмазке, и по цвету для моей куртки подошла. Тогда я совсем и не предполагал, что очень она мне сгодится… Но не зря же говорят, что случайностей в мире не бывает, а любая случайность есть только маленький кусочек в цепочке закономерностей. И неслучайно замок сломался…

Перед тем как на меня в кабинете старшего следователя Шторма нацепили «браслеты», я скрепку снял и зажал между пальцами. Остальное оказалось делом техники. Имея отмычку в руках и некоторый навык, школьник с такой задачей справится. Я не школьник, а пенсионер, но тоже решил ее быстро. Но руки держал сомкнутыми до того момента, когда мы к машине подойдем. А там уже руки, мягко говоря, распустил… Вместе с ногами, кстати…

Первого конвоира, заднего, определив его местоположение по тени, даже не оборачиваясь предварительно, легко положил ударом каблука с разворотом по шее. Наверное, даже не убил, потому что шея хоть и затрещала, но голова сначала запрокинулась, а потом на место вернулась, следовательно, позвонок не сломан. При переломе позвонка голова на место возвращается уже в кабинете патологоанатома. Но второй дураком безграмотным оказался, и водитель ему под стать. Они же, идиоты, вооружены!.. Кой черт толкал их кулаками махать, если они этого делать не умеют. Я не задрипанный воришка, которого в охотку для пущего удовольствия побить можно. Но даже я, имея в руках пистолет, и то не полезу закручивать человеку руки, а просто разорву дистанцию до безопасной для себя, чтобы иметь возможность стрелять и не позволить себя ударить. Это же элементарная теория…

А они буром на меня поперли… Водителю одного встречного, со скачка, удара локтем хватило, и челюсть захрустела, словно сама себя жевать начала, конвоиру после болевой серии для отключки потребовалась короткая добавка… Я его этой добавкой обеспечил… Скандал заказывали? Получите…

Ключи оказались в замке зажигания машины, и я спокойно протаранил легкие металлические ворота капотом «автозака»… Хорошо, что дежурный у ворот оказался ловким и сообразительным парнем и так стремительно в сторону шарахнулся, что успел увернуться… Признаюсь, я не ставил себе задачу сберечь его…

А теперь – ищите меня, любезные…

Конечно, еще в кафе, знал бы, что от меня ментам надо, и вовремя сообразив, что задержание – не недоразумение, я мог бы их всех положить. Пятеро «собровцев» тоже подставлялись откровенно, хотя и прикрыли отдельные части тела бронежилетами. Отдельные же оставили для желающих продемонстрировать умение точно и резко бить… Там тоже встали вплотную – бей, не хочу… Но я почему-то глупо решил, что сейчас все выяснится и меня отпустят. И только в кабинете старшего следователя Максима Юрьевича Шторма услышал, какое обвинение мне предъявляют. Я даже объяснять что-то не нашел нужным. Хотят посадить, пусть докажут… Но сразу, тогда же, сам решил, что настоящего убийцу они могут и не найти, потому что редко настоящих убийц находят. И делать это придется мне самому. Но вести розыск из камеры следственного изолятора не совсем сподручно. И потому я так обрадовался скрепке в своей застежке… Впрочем, со следаком я радостью поделиться не поспешил… И с «вертухаями» тоже…

* * *

Дорога в сторону города здесь одна на протяжении пятнадцати километров – через жиденькие низкорослые перелески и луга тянется, чуть повиливая, и практически открыта для взоров со стороны. И стороны взаимно открыты для взоров с дороги. И мне хорошо бы ее миновать до того, как навстречу проследуют менты на своих «уазиках». И здесь уже двести тридцать четыре лошади «Мурано», которыми Виктор Николаевич накануне хвастался, очень сгодились. И динамика разгона у машины приличная. Я пятнадцать километров пролетел моментально и ни одной машины не встретил. И только уже при выезде на шоссе увидел, как сигнал поворота включила грязная светло-серая «Волга», намереваясь проехать в ту сторону, откуда только что вывернул я. Совсем не милицейская. С гражданским номером, судя по цвету. И водитель в свете моих фар предстал в одиночестве. Если это и какой-то ментовский начальник, то он впопыхах забыл захватить с собой группу захвата.

Но менты официальные, как обычно, не слишком торопились… Я уже к городу подъезжал, то есть еще десять километров одолел, когда увидел целую кавалькаду машин с включенными мигалками. Навстречу мне посередине дороги ехали, хотя их полоса движения была по ночному времени свободна… Непонятно, почему посередине? Наверное, привычка…

Подоспеют они, надо полагать, вовремя… Похмельный ментовский подполковник еще не протрезвеет и по всей форме отдаст им лежачий рапорт… Только вот где мне теперь искать собутыльника мента – Владимира Саввовича Брызгалова?..

Хорошо еще, что жена его Татьяна оказалась женщиной хотя и чрезвычайно объемной, но сообразительной. И когда я, покинув дочь и Аркадия Ильича, заглянув к ней на огонек, заявил, что ее благоверный уехал куда-то «в командировку» вместе с моей женой, она не раздумывая сказала, что он скорее всего устроил бардак на строящейся даче в поселке Полетаево-3…

– То-то зачастил жеребец туда… Какая уж сейчас стройка, если всех строителей рассчитали… А он вона что… Я с тобой еду! Я ему устрою и стройку, и головомойку…

Мне стоило большого труда уговорить ее хотя бы временно остаться, поскольку я собственным транспортом не располагаю. Если вот только друга уговорю отвезти, он отвезет… За бензин и за ночную работу другу платить придется пополам…

Искать моего друга ей не слишком захотелось, и потому Татьяна согласилась нарисовать мне план поселка и обозначить собственное строение. За что я ей и благодарен. Хотя благодарить-то, как оказалось, было почти не за что… Брызгалова на месте не оказалось, а с ментом договориться было трудно. Он слишком торопился стрелять…

Вместе с тем я узнал и некоторые мелочи, которые меня приятно насторожили. Полный автоматный рожок и поддельные ментовские автомобильные номера мелкие воришки под рукой не держат. Значит, мне противостоят люди, кажется, вполне совершеннолетние и умеющие обращаться с оружием. Не скажу, что не хуже меня… Но – умеющие… С такими «общаться» на уровне своей подготовки – не жалко, как было, например, жалко «общаться» с конвоирами, подготовки совсем не имеющими… Эти маленькие факты развязали мне руки. А с развязанными руками я могу быть очень опасен…

И постараюсь таким быть…

* * *

Часы показывали начало восьмого. Значит, я уже не разбужу своего боевого товарища, если он лег спать, презрев волнения за меня и, наверное, за свою машину, которую доверил мне не по доверенности, а вместе со своими документами, несмотря на несхожесть наших физиономий по всем параметрам, исключая единственную – у нас тип лица сухощавый… Но ночью рассмотреть маленькую фотографию в правах сложно. Мы рискнули… Я вынужденно – он осознанно, за что честь ему и хвала, и уважение.

Номер я уже набрал не с ментовской трубки, поскольку ее номер узнал старший следователь по особо важным делам уважаемый господин Шторм и, возможно, мог по своим каналам подключиться для контроля, а с трубки дочери.

– Виктор Николаевич, приветствую тебя… Утро, как говорится, доброе…

– Привет, я очень рад, что оно доброе… – Его колоритный среднерусский говорок приятно отличался от местной речи и всегда нравился мне, создавая настроение.

– Выходи, я подъезжаю…

– На углу, около магазина остановись… Я подойду…

Резонно. Соседям ни к чему знать, что отставной полковник Огнев кому-то доверял нынешней ночью свою не самую плохую машину. И я, уже почти заехав во двор, отжал тормоз и переключил селектор коробки-автомата в положение «R» и задним ходом выбрался к углу соседнего дома. На тесной стояночке возле закрытого еще по причине раннего времени магазина остановился.

Виктор Николаевич вышел в куртке, наброшенной на спортивный костюм, но сел сразу на правое переднее сиденье, показывая этим намерение ехать куда-то, и, по всей видимости, недалеко, поскольку руки в рукава куртки вдевать не хотел.

– Как тебе машина? – спросил, улыбаясь, потому что не желал спрашивать, как прошла у меня ночь. Понимал – что надо, я сам расскажу.

– Только одно могу сказать – хочу… Могу это же сказать громче – хочу такую же… И куплю обязательно, как только закончится вся эта история… Надеюсь, наследства меня за это время никто не лишит…

Он, как всякий автомобилист, в свое средство передвижения влюбленный, остался доволен, понимая, что получил оценку не простого автолюбителя, а спеца, владеющего навыками экстремального вождения. Он сам такими навыками владел в полной мере. И любой из нас, естественно, не стал бы обязательно победителем в кольцевых гонках, где участвуют гонщики профессиональные, но потягаться с профессиональными гонщиками, например, на городских улицах мы могли бы, и необязательно оказались бы в проигрыше.

– Поехали к куратору[3]… Он уже доложил в Службу. Ждет тебя с указаниями…

Я знал, что это обязательно, что это в помощь мне, но общаться с кураторами не любил.

– Мне свой куратор надоел… Но… Ладно, едем, коли положение обязывает…

– Он отзывчивый мужик… Только палец в рот ему класть не надо… – предупредил Виктор Николаевич. – Прямо до угла, дальше дворами доберемся… Документы можешь мне вернуть… Назад я сам поеду…

* * *

Куратор оказался типичным куратором, как я и ожидал. В своей жизни я троих встречал, и все они похожи друг на друга, как это ни странно звучит, своей незаметностью. Видимо, это обязательное профессиональное качество разведчика в полной мере сохраняется даже после выхода в отставку.

Представился он Кимом Валерьевичем. Не знаю, насколько это имя соответствует действительности, но я вынужден был мириться с тем, что мне говорят.

– Я беседовал сегодня ночью и с управлением кадров, и с вашим непосредственным бывшим руководством… – сообщил он мне с таким вздохом, словно я обязан был после этого в пояс поклониться за выполнение Кимом Валерьевичем своих обязанностей. – Меня обязали оказать вам всяческое содействие в сложной ситуации. Но я не совсем еще в курсе, насколько она усложнилась после вчерашнего вашего бегства из-под стражи… А она, несомненно, усложнилась, как мне доложили… Итак, я вас слушаю, товарищ подполковник…

Говорил куратор, впрочем, достаточно добро, даже с симпатичным теплом в словах. Наверное, он может этим пронять неопытного человека и заставить рассказать больше, чем рассказывать хочется. Я же, имея опыт многих рапортов о проводимых операциях, рассказал только то, что счел нужным. Передал факты так, как мне хотелось их передать, но вовсе не для того, чтобы себя показать в выгодном свете, а только для того, чтобы вытребовать по возможности наибольшую помощь со стороны Службы.

– Значит, вы уже начали активную фазу расследования… – выслушав мой доклад, куратор задумался. Впрочем, ненадолго, и мне даже не показалось, что он уснул после бессонной ночи, когда связывался с Москвой. – Одному это дело осилить сложно, как вы понимаете и как мы понимаем… Полковнику Огневу дан приказ оказывать вам активное содействие, что он, впрочем, начал делать и без приказа… Но к полковнику Огневу прокуратура уже, как я понимаю, присматривается…

– Да, менты и ночью приезжали… Интересовались, где может находиться Иван Сергеевич… – подсказал Виктор Николаевич. – Я дал им команду: «Кругом! И – бегом…» И потребовал ко мне больше не соваться, поскольку я не скажу, даже если узнаю… Иногда такая грубость оказывается более действенной, чем увещевания…

Ким Валерьевич несколько раз по-стариковски кивнул, словно подтвердил свои опасения.

– Я дам вам еще пару помощников… Но вы будете привлекать их только на выполнение конкретных заданий. Причем задания будете давать по телефону, практически исключив личные встречи. Парни хорошие. Оба служили в свое время срочную службу в спецназе ГРУ, оба прошли Афган, но завербованы были уже после окончания службы. Как внутренние агенты, они могут нам понадобиться и впоследствии. Следовательно… Следовательно, там, где для них будет возможность «засветиться» на связи с вами, вы их привлекать права не имеете… Понимаете, о чем речь?

– Не очень, но, Ким Валерьевич, ваши условия принимаю… – согласился я. – Помощники мне нужны…

Куратор мельком взглянул на часы.

– Они вот-вот должны появиться. Сначала один, потом и второй, у которого утром оперативка… Может быть, вместе успеют… Они друг друга хорошо знают…

Звонок в дверь прозвучал ответом на его слова, и Ким Валерьевич пошел открывать. Вернулся он не один. Бросив взгляд за спину куратора, я встал…

В комнату сначала вошел разбитной красномордый парень, внешне из блатных и «крутых», а за ним капитан СОБРа, что вчера командовал моим задержанием. Я ситуацию не понял, точно так же, как и капитан. Он остановился и замер, и медленно положил руку на кобуру. Однако пистолет в руке полковника Огнева оказался раньше.

Но куратор свою руку положил на руку капитана, успокаивая…

– В моем доме не стреляют ни при каких обстоятельствах… – Это относилось не только к капитану, но и к полковнику тоже… – Учтите…

ГЛАВА 3

ЯРОСЛАВ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ТРОПИЛИН,

капитан СОБРа

Устал… Чертовски устал… Веки тяжелые, голова, как в тумане, и пол под ногами неустойчивым кажется, как палуба маленького катерочка. А тут еще…

Когда Ким Валерьевич послал мне срочный вызов, он не предупредил, чем этот вызов обуславливается, но мои возражения относительно сильной загруженности слушать не стал.

– Нужно прийти, и срочно…

– У меня утром оперативка…

– Тогда сразу после оперативки… Или перед ней… Это ненадолго…

– Хорошо. Я постараюсь… – Я пообещал, но вздох сдержать не сумел.

Я уже больше суток на ногах, а еще предстояло вскоре ответ держать за все произошедшее вчера. Правда, ответ предстояло держать не мне лично, тем не менее наш начальник городского управления если начинает давать втыки, то дает по инерции всем… А ему самому, судя по ситуации, тоже дали… Наверное, всю ночь спать не давали телефонными звонками…

Меня на таких оперативках обычно спасает то, что начальник городского управления не может торопливо выговорить мои имя и отчество, а говорит он всегда торопливо. И потому, чтобы не спотыкаться в словах и не выглядеть смешным, он предпочитает ко мне не обращаться. А если уж обращается, то или по званию, или по фамилии. А это для него непривычно, он ко всем другим только по имени-отчеству обращается…

Вчера вечером, когда нас послали на «задержание» в кафе, нас даже не предупредили, что за человека мы должны задержать. Это потом уже, задним числом, я узнал, что мы «повязали» отставного подполковника спецназа ГРУ, обвиняемого в проведении взрыва в машине, о котором весь город только и говорит. Сережа Югов, капитан из «убойного» отдела «уголовки» сказал, что мы спецназовца «брали»… Я ахнул, выматерился и высказал ему пару слов, не всем и не совсем приятных… Мы же, по сути-то дела, совсем неподготовленными поехали. А если бы он вооруженным оказался, а если бы он не пожелал просто так руки под наручники подставить – всех бы нас между столиков и оставил бы «отдыхать»…

Сережа на мои претензии только ухмыльнулся – всегда, мол, надо быть готовым к неприятностям… У меня на это аргумент в руках оказался наглядный. «Вертухаи» тоже готовы не были… Их тоже не предупредили… И потому подполковник не испытал проблем, чтобы самому «уйти на прогулку», вернее, уехать на машине «вертухаев». А теперь попробуй поймать его… Я-то лучше других знаю, что такое подполковник спецназа ГРУ. Меня самого такие подполковники до «зеленого пота» в свое время гоняли… А их «загнать» слишком сложно для наших скромных ментовских сил… Против бывших солдат спецназа ГРУ, таких как я, мы еще потянем. А против офицеров – извините, нас, как их, не натаскивают лучшие в стране спецы… Там не только иной уровень реакции и оценки ситуации, там совершенно иной уровень боевой психологии…

А потом, уже утром, нас по тревоге подняли. Хотя общую тревогу и без того никто не отменял, и мы этого подполковника по всем злачным и незлачным местам города искали. Но позвонил старший следователь по особо важным делам Шторм из областной прокуратуры – он делом подполковника Русинова занимался, и дал «наколку». Обещал и сам вскоре к нам присоединиться. Мы выехали в Полетаево-3… И полюбовались еще одним трупом…

Подполковник спецназа, кажется, совсем озверел. Если «вертухаев» просто бил, то подполковника милиции убил… А когда вернулись из поселка, узнали, что на дороге подобрали еще один труп. Похоже, из того же оружия и в той же манере человека «положили»… Пуля в лоб, чтобы стремления к болтливости не возникло…

Ехать домой отдыхать я собрался после оперативки у начальника городского управления. Перед оперативкой у меня выдалось свободное время, и я отправился по вызову к Киму Валерьевичу. На въезде во двор увидел, что следом за мной въезжает черный «Мицубиси Паджеро» Кирпича. Мы с ним договаривались, что на людях мы «незнакомы», и потому я, поставив машину, прошел в подъезд, не оборачиваясь, и только на лестничной площадке остановился, чтобы подождать. Кирпич меня догнал…

* * *

– В моем доме не стреляют ни при каких обстоятельствах… Успокойся, Ярослав… – Ким Валерьевич мне руку прижал, когда я машинально за кобуру взялся. – И за оружие хвататься не надо, потому что полковник Огнев все равно быстрее стреляет… Знакомьтесь… Подполковник в отставке Русинов Иван Сергеевич. И подполковнику нужна серьезная помощь… По этому вопросу я вас двоих и пригласил… Помощь с двух противоположных сторон – и со стороны ментов, и со стороны блатного мира… Но вы сами сначала подполковнику представьтесь, потом и разговаривать будете…

Кирпич вперед шагнул первым. Руку подполковнику протянул:

– Георгий Шамотов… Иногда меня Кирпичом зовут… Но мне собственное имя нравится больше…

Он себя свободнее, чем я, конечно, чувствовал. Во-первых, не знал, что на подполковнике три трупа «висит», во-вторых, если бы и знал, Кирпича это смутило бы мало, поскольку мент – я, а он, хотя и не уголовник, поскольку не имеет ни одной «ходки», но все же в уголовном мире человек с авторитетом.

Но представиться и мне пришлось.

– Капитан Тропилин Ярослав Вячеславович… Мы с товарищем подполковником уже встречались… И всю сегодняшнюю ночь я потратил на то, чтобы встретиться еще раз…

– А вот утром встретились… – сказал подполковник. – Причем неожиданно для обеих сторон… Но ваше вчерашнее задержание я не одобряю…

Я сам его не одобрил, о чем уже высказал претензии Сереже Югову. Но замечание подполковника меня задело за живое. Честно скажу, что свои недостатки я знаю, но, как большинство нормальных людей, не люблю, когда о них другие вслух говорят.

– В следующий раз будем работать лучше, товарищ подполковник… А следующий раз не за горами… На вас уже три трупа «висит»…

Подполковник с Кимом Валерьевичем переглянулись. Я даже удивление в его глазах заметил. Интересно, чему он удивляется?

– Целых три? – переспросил Ким Валерьевич. – Не много ли за одну ночь…

– Мне кажется, что чересчур много… – дал я свою оценку.

– Давайте-ка присядем и обсудим ситуацию… – Ким Валерьевич, как хозяин квартиры, распоряжался. – Мне не нравится, когда трупы с неба падают, как новогодние подарки… И до Нового года еще далеко…

Мне присесть очень не хотелось. Мне очень хотелось пистолет все же успеть вытащить, но я понимал, что ситуацией не владею ни в силовом, ни в информационном плане. И я с трудом допустил, что все эти убийства как-то связаны с интересами ГРУ. Тогда на раскрытие дела вообще надеяться не стоит даже при всей грубости работы.

Я все же устроился в кресле. И даже ногу на ногу сердито закинул. Кирпич, услышав о трех трупах, просто расцвел красной рожей, потому что любит всякую крутизну. И тоже уселся. У противоположной стены.

– Давайте обсудим… Только прошу сделать это побыстрее, потому что я рискую на оперативку опоздать, а наш шеф этого не любит… Он опоздание простит только в том случае, если я с собой товарища подполковника приведу…

– Иван Сергеевич, коротко введите товарищей в курс дела… – попросил Ким Валерьевич.

– Если коротко, то дело обстоит так. Я приехал в ваш город, чтобы обсудить с бывшей женой вопросы раздела наследства, нам завещанного. Договорился с ней о встрече и ждал ее в кафе, где меня и арестовали…

– Задержали… – поправил я подполковника, который, как армеец, плохо владел процессуальной терминологией.

– Задержали… – согласился он. – В прокуратуре мне предъявили обвинение во взрыве машины с бывшей женой, которое я, естественно, не признал…

– Слышал я об этом взрыве… – заметил Кирпич.

– К взрыву я отношения никакого не имею, заявляю это твердо, – продолжил Иван Сергеевич. – Тем не менее я не возлагаю больших надежд на следственные органы, для которых, как я считаю, главное – найти подозреваемого и обвинить его, а вовсе не найти настоящего преступника…

– Вы преувеличиваете… – не удержался я.

– Если будущее покажет, что я не прав, я принесу вам свои извинения, Ярослав Вячеславович. – Он мое сложное имя-отчество произнес членораздельно и внятно – хорошая дикция у человека. – Но я продолжу… Именно по причине своего недоверия к следственным органам и большего доверия к себе я и решил провести самостоятельное расследование, для чего мне пришлось слегка «помять» трех караульных…

– Отправить троих «вертухаев» в госпиталь – это теперь называется «слегка помять»? – опять не удержался я. – Как же выглядело бы в вашем исполнении «побить»…

– Это выглядело бы инвалидностью…

В скромности подполковнику не откажешь…

– Классно! – прокомментировал Кирпич.

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Вам хотелось когда-нибудь внести в устройство нашего мира свои коррективы? Или все же судьбу человеч...
В конце XXI века где-то в районе Бермудских островов плывет лайнер "Титаник-7", обреченный на традиц...
На волшебном острове Окраина мирно царствовал и пил горилку Сизи-Бузи Второй, царь белых арапов и же...
Бессмертие по клубной карте, кровь по талонам, йога в полночь, вечеринки до рассвета, шопинг вне оче...
Глава преступной группировки Александр Суворов планировал податься в политику, а оказался за решетко...
Молодой адвокат Елизавета Дубровская прозябала в заштатной юридической консультации и только мечтала...