Антон. Мальчик-щенок Мирова Надежда

I

– Дед Семен, что это у вас в ведре пищит? – спросила Катя Глуховцева, подойдя к берегу реки по тропинке, поросшей по краям подорожником. В одной руке девушка несла старое, проржавевшее в некоторых местах железное ведро, а второй придерживала уже довольно большой живот.

– Да вот, собачек топлю, – печально ответил дед Семен, выглядывая из камышей, в которых он и делал свое черное дело. Рядом с ним стояло ведро.

Судя по расходившимся по воде кругам, Катя поняла, что раньше в нем было гораздо больше щенков. Сейчас же на дне ведра копошился один-единственный серый пушистый комочек, который изредка тихо поскуливал.

На глазах девушки готовы были навернуться слезы. Она от рождения была очень добрым человеком, а сейчас в ее организме бушевали гормоны, так что она еще острее реагировала на проявления зла. Катя машинально начала поглаживать свой живот, словно пытаясь защитить еще не рожденного малыша от всей несправедливости жестокого мира, в который ему суждено было скоро прийти.

– Зачем же вы так с ними? – глухо спросила Катя. Во рту у нее пересохло.

Ее вопрос застал деда Семена врасплох. Он молча вынул мокрые руки из воды и вытер их о свои замызганные штаны. Старик стоял на коленях возле самой воды, и его штаны с каждой минутой все глубже погружались в слой речного ила, но он не обращал на это внимание. По лбу деда Семена градом катился пот – было видно, что его занятие совершенно его не радует. Старик снял кепку, обнажив обширную лысину, и вытер лицо. Затем он с кряхтением встал, медленно дошел до Кати и взял из ее рук ведро.

Девушка не сопротивлялась. Дед Семен осторожно начал спускаться к воде, но не в том месте, где до этого топил щенят. Он выбрал спуск почище, однако весь берег до самой кромки воды был покрыт речным илом, и дед то и дело скользил на нем, ежесекундно рискуя упасть. Ему было жалко бедную одинокую девушку, ведь ей уже очень скоро придется рожать. У деда Семена сердце было не каменное – он не мог смотреть, как девушка на сносях будет пыхтеть возле воды с тяжелым ведром, поэтому решил помочь ей хотя бы с такой мелочью.

От реки старик поднимался по траве, чтобы не поскользнуться и не расплескать воду. Катя протянула руку взять ведро и поставила его рядом с собой. Дед Семен снова снял кепку и снова протер лицо от пота. Наконец он решил заговорить:

– Не подумай, дочка, что я бессердечный какой. Мне и самому песиков жалко, да куда их девать? – развел руками старик.

– Оставили бы их мамке, она бы нашла, чем своих деток прокормить, – хлюпая носом, ответила Катя.

– Куски бы таскать со всех дворов стала. Думаешь, мне бы спасибо сказали за то, что кобелей на всю деревню развел? – сурово погрозил Кате пальцем дед Семен, пытаясь хоть как-то оправдаться. – У самой скоро ребенок будет. Вот пошел бы он гулять, а его бы дикая собака покусала. Ты бы первая на меня ругаться помчалась бы. – Старик закончил свою речь, уперев руки в бока.

Пока двое людей разговаривали, серый комочек на дне ведра решал свою участь сам. Откуда только взялась сила в этом маленьком тельце? Единственный оставшийся в живых щенок словно почувствовал, что о нем забыли, а значит, появился шанс спасти свою шкурку. Еще недавно он только родился, буквально сегодня утром у него открылись глаза и он впервые встал на нетвердые лапки, но уже сейчас ему необходимо отстаивать свое право жить на белом свете.

Щенок поднялся со дна ведра и нетвердой походкой доковылял до его стенки. Затем он встал передними лапками на стенку и начал потихоньку толкать. Собачка перестала скулить, словно понимая, что не нужно привлекать к себе лишнего внимания. Еще несколько толчков – и ведро со звоном упало на бок. Щенок выкатился из него, радостно заскулил и засеменил прямо под ноги к Кате.

Девушка и старик на секунду замерли, прервав свой разговор. Они и не думали, что щенок сумеет выбраться на волю. Дед Семен первый взял ситуацию под контроль.

– Ах ты, окаянный. – Пыхтя, старик нагнулся и поднял щенка. Тот не сразу понял, что его держат на руках, и поэтому продолжал молотить лапками по воздуху.

Дед Семен сунул щенка под мышку и собрался уже идти к воде, но тут собачка разразилась яростными визгами.

Сердце Кати не выдержала, и она схватила старика за плечо.

– Дед Семен, отдай его мне, не губи живую душу, – плача, попросила девушка.

Старик изумленно обернулся и уставился на нее круглыми от удивления глазами.

– И зачем тебе этот оглоед сдался? – поинтересовался дед Семен.

– Будет дом охранять, а то мне одной страшно ночами бывает, – опустила глаза Катя, все еще удерживая старика за руку, словно он мог вырваться и побежать к воде топить щенка.

– Да зачем тебе лишний рот? Чем ты его кормить будешь? Сама ведь иногда голодная сидишь, – тихо спросил дед.

– Ничего, как-нибудь прокормимся, – улыбнулась Катя. На глазах у нее блестели слезы. Она быстро стерла их тыльной стороной руки и потянулась за щенком.

Дед Семен вынул визжащую собаку из-под мышки и потряс в руках.

– Да хилый какой-то кобель, – резюмировал дед, но тут же исправился: – Так это сука, а не кобель. Ну, выбрала себе подругу. – Старик усмехнулся, передавая собачку в руки Кате. – Помочь тебе ведро донести? – спросил он вдогонку.

Но девушка уже его не слышала. Она радостно смеялась, пока собачка лизала ей щеку. Щенок почувствовал себя в безопасности и перестал скулить, он радовался новой хозяйке. Катя посадила собачку себе за пазуху и, быстро поблагодарив деда, взяла свое ведро и потихоньку пошла обратно в деревню. Дед Семен снова вытерся кепкой, поднял свое ведро и пошел за Катей, приговаривая: «Ну что за бестолковая молодежь нынче пошла».

Всю дорогу Катя не ощущала тяжести ведра в руках. Все проблемы ее одинокой и бедной жизни отошли на второй план – мизерная зарплата, которой едва хватало на пропитание, старый деревянный дом, который требовал ремонта, злые языки соседей, хоть и жалевших будущую мать-одиночку, но все равно не дающих ей спокойно жить. Ее согревала мысль о том, что она спасла жизнь живому существу, которое сейчас пригрелось у нее на груди. Собачка, почувствовав тепло и защиту, уснула у Кати под кофтой.

Девушка дошла до дома быстрее обычного. Открыв скрипучую дверь, она зашла в свой небогатый дом. Дверь не запиралась и так и норовила слететь с петель. Катя собиралась починить ее позже, когда родит. Все равно пока на улице тепло, а воры к ней в дом вряд ли полезут – брать у нее явно нечего. Она поставила ведро на печку и подожгла заранее уложенные в нее дрова. Затем девушка осторожно, чтобы не сильно тревожить, достала щенка из-за пазухи и положила на свою постель на одеяло. Собачка настолько была утомлена невзгодами одного из первых дней своей жизни, что зевнула, потянулась, подрожав задними лапками и маленьким хвостиком, и стала спать дальше.

Катя села на краешек кровати рядом, поглаживая свой живот, и стала смотреть на щенка. В голову закралась плохая мысль – правда, что она будет делать с домашним животным? Сейчас собачка маленькая, много не съест, но скоро она вымахает в здоровенную псину, которой надо есть мясо. Хотя у многих в деревне есть собаки, и что-то не заметно, чтобы они кормили их чем-то особенным. Катя откинула грустные мысли. Последнее время она часто думала о еде, при беременности ей постоянно хотелось чего-то особенного, но она сама не знала чего именно. В их деревенский магазин редко привозили что-то, кроме хлеба, сыра и колбасы, так что она даже размечтаться как следует не могла.

Катя тяжело вздохнула и обняла свой живот. Нет, она не будет думать о плохом – теперь на ней лежит ответственность за двух живых существ, поэтому она будет радоваться этому, и жизнь как-нибудь наладится. Девушка тихонько встала с постели и пошла в подпол, где у нее хранились соленья, варенья и стояло молоко. Вернулась оттуда Катя с бутылочкой молока, которое ей нужно было растянуть на несколько дней. Поставив бутылку на стол, девушка пошарила в старом шкафу для посуды и извлекла из него треснувшее блюдце. Сдув с него пыль и протерев его подолом платья, Катя посмотрела сквозь блюдце на окно, пытаясь понять, насколько сильно оно повреждено. Поскольку трещины сильно не светились, Катя решила, что блюдце справится со своей прямой задачей.

Девушка решила сразу заняться воспитанием своего нового питомца, а спать на кровати собаке лучше не позволять. Поэтому, оставив блюдце на столе, Катя пошарила в старом сундуке и нашла там кучу непонятного тряпья. Она подумала, что это будет отличной подстилкой для собаки. Пока щенок еще маленький, пусть живет в доме, а когда подрастет, надо будет сколотить собаке будку во дворе. Все же животное должно охранять Катю от возможных опасностей. Поднявшись с колен, ведь так было удобнее рыться в сундуке, Катя прикрыла ладонью живот, вспоминая одну из таких опасностей. Вторая рука судорожно сжала тряпье, словно воспоминания могли вызвать к жизни что-то плохое.

Но Катя быстро отбросила страхи и, глубоко вздохнув для успокоения, неловко переваливаясь, зашагала в угол дома, где она собиралась устроить временное пристанище для своей собаки. Там девушка сложила старые тряпки гнездышком, чтобы животному было удобнее. Затем она вернулась к столу и налила в блюдце немного молока. Катя замерла в нерешительности – покормить маленького щеночка сразу же или приучать его к миске на полу? Однако жалость взяла верх, и девушка села на постель, аккуратно подняла собачку на руки и начала тыкать ее мордочкой в блюдце.

Щенок быстро проснулся, ведь его давно не кормили. Смешно дрыгая лапками, песик поудобнее уселся у Кати на коленях и радостно зачавкал. Катя смеялась, чего с ней давно не случалось, – щенок перепачкал всю мордочку молоком. Катя вытерла его и понесла на подстилку, где собаке теперь и предстояло жить.

Щенок был на удивление послушным. Он не стал скулить или вырываться из рук, а спокойно лег на тряпки, зевнул и уставился на хозяйку сонным взглядом. Катя села на табуретку напротив щенка и, глядя на него, заговорила:

– Как же тебя назвать? Лайкой? Да ты и не лаешь пока еще… По цвету тебя назвать? Какая-то ты непонятная, вроде серая, вроде рыжая по бокам, какая-то пегая, – задумчиво бубнила Катя, как вдруг ее осенило. – Ну, а что? Будешь ты Пегая.

Щенок зевнул, тихо пища, словно улыбнулся в ответ на понравившуюся ему кличку, и положил мордочку на лапы, собираясь спать. Катя с умилением поглядела на своего питомца, тихо встала и пересела за стол, собираясь попить чаю. Она поставила на печку старый железный чайник, а ведро кипятка сняла с огня. Девушка собиралась постирать свои вещи, но ее планы нарушило появление нового четвероногого жильца. Поэтому Катя, дожидаясь, пока закипит чайник, облокотилась на стол, подперла рукой подбородок и унеслась в воспоминания о своей жизни о в мечты о том, как она будет жить, когда у нее появится ребенок.

II

Катя Глуховцева родилась 25 лет назад в небольшой деревеньке Агаповке, где и прожила всю свою жизнь. Это была очень бедная российская деревня, расположенная в стороне от крупных городов, поэтому все жители старались выжить как могли.

В деревне была животноводческая ферма, которая давала людям хоть какую-то работу. Здесь и работала дояркой Катина мама. Катя смутно помнила своих родителей – они давно умерли. Отец, как и многие мужчины из их деревни, часто уезжал на заработки. Поскольку такая жизнь мало кому нравилась, все мужчины выпивали, не был исключением и Катин отец. Однажды он так и не вернулся из очередного путешествия. Катина мама сильно переживала, ведь, несмотря на все недостатки своего мужа, она его любила. Через пару недель Катиного отца нашли мертвым в овраге недалеко от деревни – он слишком много выпил, сбился с дороги и замерз насмерть. На похоронах Катина мама была не в себе, она рыдала и не задумывалась о том, что не стоит бежать босиком по снегу и оставлять телогрейку расстегнутой. На следующий же день она слегла с высокой температурой. Кто знает, виноваты ли врачи, слишком долго добиравшиеся до деревни и не сумевшие дать ей качественное лекарство, или же молодая женщина не хотела жить без своего мужа дальше, но в любом случае, проболев две недели, Катина мама отправилась вслед за своим супругом, оставив ребенка одного на всем белом свете.

Кате тогда было семь лет, и она очень тяжело переживала смерть своих родителей. У девочки не осталось никакой родни во всем большом мире. Старый дом да место доярки на ферме – вот и все, что досталось Кате в наследство.

Чтобы ребенок не погиб, как и его родители, заботу о Кате взяла на себя ее соседка, тетя Люба. До двенадцати лет Катя жила у нее, однако же отрабатывая кусок хлеба уборкой по дому и помощью в огороде. Тетя Люба была властной женщиной, у нее самой росли четверо детей, поэтому давать поблажки лишнему рту, которого она приютила из милости, было не в ее правилах. Благодаря довольно суровому воспитанию Катя выросла скромной и доброй девочкой, умеющей справляться с любыми трудностями.

Пока Катя росла, в деревне было достаточно много молодежи. В ее классе в маленькой деревенской школе училось целых 15 человек. После окончания учебы все разъехались в поисках лучшей жизни. Кто-то сумел найти свое место в городе, кто-то не смог победить своей судьбы и вернулся в родную деревню. Катя же даже не пыталась что-то изменить в своей жизни – она уже с 11 лет работала дояркой на ферме, где когда-то работала и ее мать. В школе Катя особых успехов не показывала, да и когда ей было интересоваться наукой или читать книги вне школьной программы, если сразу же после школы девочка бежала домой, чтобы прополоть свой огород и огород тети Любы, а потом наготовить дров, а потом сбегать на ферму и поработать там, и еще надо убраться дома… Вечерами Катя засыпала не чувствуя ног. Поскольку все ее дни проходи ли в тяжелой физической работе, Катя не питала иллюзий относительно будущей красивой жизни вне деревни.

В одном классе с ней учился Женька Асютин, ее лучший друг. Он жил с родителями через два дома по улице. Иногда, когда у Кати бывали свободные минутки, он тащил ее к себе в гости, где его мама угощала ее пирогами с капустой. В такие моменты, сидя в гостях у Женьки, Кате было и горько и приятно одновременно. С одной стороны, так приятно было попасть в теплый и чистый дом, где о тебе заботились и давали покушать что-то вкусненькое. Женькина мама была доброй женщиной, она расспрашивала Катю о том, как у нее дела, как прошел день в школе, что опять заставила ее делать тетя Люба. И Катя рассказывала, одновременно уплетая за обе щеки врученный ей пирог, а Женька сидел напротив нее за столом и корчил ей рожи и пинал ее ногой под столом, и Катя смеялась. И от этого где-то в глубине души тихо-тихо поднималось чувство зависти на то, что у Женьки вот есть семья, где его любят и жалеют, а у нее нет никого на целом свете.

Тетя Люба кормила Катю и одевала в вещи, которые стали малы ее детям. Катя не жаловалась – все-таки тетка воспитала ее и не дала замерзнуть одной в пустом доме. Кому нужна сирота? А Кате повезло, ее подобрали и обогрели. Это были слова тети Любы, которые Катя затвердила себе и сама в них поверила.

Дружба с Женькой постепенно переросла в любовь, и подростки пытались найти хотя бы немного времени, чтобы провести его вместе. Но все было против них – мама заставляла Женьку учиться, надеясь, что он сможет вырваться из их деревни и сделать себе карьеру юриста в городе. Она выписывала книги и журналы и давала ему читать их, а потом строго спрашивала, что он запомнил. Изредка Женька уговаривал мать отпустить его к речке, куда приходила и Катя. Обычно они встречались вечерами, когда Катя шла забирать с выпаса корову тети Любы, а Женька валялся в густой траве и читал свои книжки. Он встречал Катю с букетиком ромашек, а потом они сидели рядышком и говорили обо всякой ерунде, как всякие юные влюбленные. Женька обещал, что станет юристом и потом заберет Катю к себе в город, а она только улыбалась и отмахивалась от него.

Когда Кате исполнилось шестнадцать лет, она вернулась в свой дом, пытаясь прожить на маленькую зарплату доярки. Тетя Люба подарила ей на выпускной козу, сказав, что животина в хозяйстве всегда пригодится. Катя была рада и этому. Иногда она все же заглядывала к тете Любе и помогала ей по старой памяти. Вроде бы жизнь шла своим чередом, без радостей, но и без огорчений. Но тут словно гром среди ясного неба прогремело известие – Женька уезжает учиться в город. Катя всегда об этом знала, и ей казалось, что она готова к расставанию, но как выяснилось, нет. Девушка плакала, и некому было ее утешить.

Всю неделю мать Женьки собирала его в дорогу. Она бегала по всей деревне и одалживала у знакомых то одежду поприличнее, то кусок повкуснее. Ведь ее ребенок должен был уехать в город, поступить в университет и остаться жить в общежитии. «Скоро городской будет, совсем там без нас зазнается», – со смехом и наворачивающими на глаза слезами говорила она.

Катя хотела бы повидаться с другом перед расставанием, но они никак не могли встретиться. И вот вечером, перед тем как уехать утром в город, Женька постучал в дверь Катиного дома.

– Катюха, на пару минут улизнул, пока мать не видит, – задыхаясь от быстрого бега, прошептал Женька. – Она думает, я за водой пошел. – Хихикнул он, но тут же посерьезнел: – А ты чего ревешь?

– Ну как же, бог знает, когда я теперь тебя увижу, – вытирая слезы подолом платья, ответила ему Катя.

– Да ладно, я же не навсегда уезжаю, – гордо подбоченился парень. – Буду приезжать на каникулах, а потом, как получше там устроюсь, сразу тебя к себе заберу.

– А маму свою ты забрать не хочешь? – со смехом ответила ему Катя, уже успевшая высушить свои слезы. Нехорошо провожать друга с заплаканным лицом. – А то все обо мне и обо мне.

– Нет… – Женька сразу как-то смутился. – Она не захочет в город. Мама постоянно говорит, что хочет в деревне остаться, что будет мне в городе обузой…

– Как и я… – тихо в сторону шепнула Катя, и Женька вроде бы не расслышал ее слов.

– Ты переставай плакать, а то будто на похоронах, – утешительно сказал Катин друг и вдруг снова протянул ей букет полевых ромашек.

Катя охнула, взяла цветы и потянулась к Женьке, чтобы обнять его и скрыть снова навернувшиеся слезы. Молодые люди неловко и скоро поцеловались, и Женька, виновато опуская глаза, убежал домой.

Следующим утром вся деревня провожала Женю Асютина в город с автобусной остановки. Несмотря на то что день был радостный – ведь перед простым парнишкой из захолустной деревни открывались большие перспективы, – его самые близкие люди были печальны. С трудом скрывая свою печаль, украдкой вытирала слезы уголком косынки мама Жени, а за ее спиной плакала и Катя. От этой печальной картины даже Жене было не по себе. Он сидел в салоне автобуса и глядел через стекло на маму и Катю. Когда автобус тронулся, Женя помахал им на прощание рукой. Ему убыло приятно видеть, как Катя подошла к его маме, и они обнялись и зарыдали.

С этого момента для Кати побежали печальные дни. Сначала Женька часто ей писал и рассказывал, как ему сложно учиться, как он скучает по дому и по ней. Но со временем писем стало меньше. Катя иногда заходила в гости к маме Жени, но та тоже редко получала от него письма. На обещанные каникулы он тоже не приезжал, ссылаясь на то, что у него началась практика, что ему нужно сидеть в библиотеке и т. д. Каждый раз у Жени находилась причина не возвращаться в родную Агаповку.

Постепенно дружба Кати и мамы Жени сошла на нет. Обе были целыми днями в делах, к тому же Кате приходилось ухаживать за тетей Любой, здоровье которой с каждым днем становилось все хуже и хуже. Четверо детей тети, как и Женя, давно сбежали из деревни в город и не навещали родную мать. Катя же помнила добро, сделанное этой женщиной, и не оставляла ее одну.

Раз в неделю в деревню приезжал врач, и однажды он сказал Кате, что тете Любе осталось жить совсем недолго. Он посоветовал известить ее родных, что Катя незамедлительно и сделала. Через неделю приехала дочь тети Любы Тамара. Катя хотела рассказать ей, как чувствует себя ее мать, какие лекарства нужно давать ей, но Тамара высокомерно посмотрела на простую деревенскую девушку и выставила ее за дверь со словами: «Уж как-нибудь разберемся без всяких тут».

За неделю до приезда Тамары тетя Люба вроде бы начала чувствовать себя лучше, но Катя понимала, что это лишь затишье перед бурей. Вскоре болезнь даст о себе знать с утроенной силой, поэтому за больной надо следить каждую минуту и вовремя давать лекарство. Катя надеялась, что Тамара будет внимательна к матери, которую не видела уже несколько лет. Но в глубине души девушка чувствовала, что случится что-то плохое.

Тетя Люба, будучи в шаге от смерти, начала испытывать добрые чувства к своей преемнице. Раньше она думала, что успела растратить всю свою любовь на четверых детей, но годы, проведенные без них, то время, что рядом была только Катя, пробудили в сердце старой женщины былые чувства. Она пыталась пару раз заговаривать с Катей о наследстве. Конечно, у тети Любы были припасены кое-какие копейки, которые вряд ли помогли бы девушке устроить свою жизнь лучше или перебраться в город, но все же пошли бы на пользу. Однако Катя каждый раз останавливала излияния тети Любы и говорила, что ухаживает за ней не из-за денег или другой выгоды, а по доброте душевной.

Тамара ничего не знала об этих беседах, но случилось кое-что неприятное. Тете Любе внезапно стало плохо, а ее дочь не просто не хотела ей помочь и дать хотя бы стакан воды. Тамара просто шарахнулась в сторону, когда ее старая мать начала ужасно кашлять и просить помощи. Ее дочь стояла рядом с кроватью и загораживалась стулом от родной матери, чтобы та ненароком не заразила ее какой-нибудь немощью. Тетя Люба как рыба открывала и закрывала рот и тянула к Тамаре свои старые жилистые руки, но никак не могла сказать то, чего хотела. Из ее рта вырывались только хриплые, жуткие звуки. Наконец она кое-как нащупала рядом с кроватью на тумбочке бумагу и карандаш и трясущимися руками вывела: «Позови Катю».

Наконец Тамара пришла в себя и, дрожа, взяла бумажку. Увиденное ужасно ее разозлило, и она накричала на больную и едва ли не умирающую мать. Гнев переборол брезгливость, и Тамара наконец-то дала тете Любе лекарства. Старая женщина выпила их и успокоилась. Она смотрела на дочь широко открытыми глазами, лицо ее стало белее мела. В этот момент тетя Люба думала, что вырастила настоящее чудовище, которое неспособно любить. И чужая девочка Катя показалась ей сейчас в сто раз ближе и роднее.

Но поделать ничего тетя Люба не могла – в доме теперь всем заправляла Тамара. Естественно, она не позвала Катю. Пару дней Тамара не разговаривала с матерью, лишь давала ей лекарства. Наконец тете Любе стало лучше, и она решила поговорить с дочерью насчет наследства.

– Томушка, милая, поди ко мне, посиди рядом, – с трудом проговорила пожилая женщина.

Тамара, бегавшая по дому в поисках чистого полотенца, не сразу услышала слабый голос матери. Да и услышав, не особо поторопилась к ней.

– Тебе что-то нужно? – резко спросила она, наконец соизволив подойти к старушке.

– Том, я ведь умру скоро, – начала было говорить тетя Люба, но дочь тут же перебила ее:

– Мама, не нужно этого говорить. Ты поправишься, все будет хорошо, – Тамара отошла от кровати, вытирая волосы полотенцем.

Мать смотрела слезящимися глазами на дочь.

– Тома, я все бумаги уже подготовила, дом тебе останется, участок – Варе, Никите и Саше – деньги, да вы и так знаете. – Старушка сначала показала трясущимся пальцем на шкаф, а затем закашлялась.

Тамара быстро вернулась к матери, отбросив злополучное полотенце, и взяла ее за руку.

– Мама, ты же понимаешь, что я к тебе не за деньгами приехала. Ты самое дорогое, что у меня есть, – вроде бы даже искренне произнесла Тамара.

– Послушай, милая, дай мне эти бумаги.

– Зачем? – с подозрением в голосе спросила Тамара.

– Хочу отписать пять тысяч Кате. Она за мной ухаживала, старалась. – Старушке было очень тяжело говорить.

– Вот оно что. Опять эта Катя, – вспылила Тамара, бросила руку матери и вскочила с краешка постели. – Что же она к тебе лезет, змея подколодная? Специально ведь теперь тебя обхаживала, в надежде на твою доброту. – Тамара как заведенная бегала кругами по комнате, крича все громче и громче. – Ну я ей покажу! Я прямо сейчас к ней пойду и за волосы ее оттаскаю! – Тетя Люба смотрела на дочь испуганными глазами, но боялась что-либо сказать. – Я вообще никогда не понимала, зачем она тебе сдалась. На что было тащить в дом эту хитрую девку? Ничего бы ей не сделалось одной. Дом был, не замерзла бы насмерть.

Тетя Люба слушала все это и бледнела с каждой минутой. Ей было страшно, что у нее такая злая и бессердечная дочь. Старушка крепилась, в ней росло возмущение, и наконец из последних сил она приподнялась на своей постели и громко крикнула:

– Не смей так говорить в моем доме!

Тамара оторопела и замолчала. Тетя Люба медленно опускалась обратно на постель, кровь прилила к ее лицу. Любой человек бы понял, что от такого перенапряжения старому человеку стало еще хуже. Но только не Тамара. Она скорчила злобную гримасу, сложила руки на груди и, злобно бросив: «Ах вот ты как», резко повернулась и пошла собираться.

Не оглядываясь на мать, Тамара переоделась, взяла свою сумку и ушла из дома, громко хлопнув дверью. Через минуту она вернулась к дому и для верности заперла входную дверь на замок, единственный ключ от которого был у нее с собой. Поскольку ближайшего автобуса Тамаре пришлось бы ждать еще три часа, она постояла минуту в нерешительности посреди дороги, а потом ее осенило. Она отправилась в гости к своей бывшей однокласснице, жившей на другом конце деревни. У той она и просидела дотемна, совсем не вспоминая свою больную мать.

Ближе к полуночи Тамара вернулась домой, отперла дверь ключом и, громко топая, пошла к себе в комнату. Переодевшись, она наконец-то решила заглянуть к матери, которая как-то слишком подозрительно не реагировала на позднее возвращение дочери. Включив свет в ее комнате, Тамара замерла, закрыв себе рот рукой, чтобы подавить крик.

Тетя Люба лежала посреди комнаты, лицом вниз, протянув вперед руку с листком бумаги. Лекарства с тумбочки были опрокинуты на пол. Видимо, старушке стало плохо, и она пыталась взять свои таблетки, но не могла их ухватить. Рассыпав их, она попыталась наклониться, но упала с кровати и поползла к двери, в надежде найти помощь. Тамара так и не смогла подойти к умершей матери. Оставив все как есть, она побежала по соседям и стала звать их на помощь.

Катя узнала о трагедии только на следующее утро. Она увидела толпу людей возле дома тети Любы и немедленно побежала туда же. Проталкиваясь среди соседей по улице, Катя кое-как пробралась к дверям, но тут путь ей преградила Тамара.

– Тома, что с тетей Любой? – срывающимся голосом спросила Катя. Внутри у нее все переворачивалось от страха и горя.

– Пошла прочь отсюда, – тихо, но решительно, отрезала Тамара. Она стояла в дверях, сложив руки на груди и сверлила Катю гневным взглядом.

– Она умерла, да? – еле слышно шепнула Катя, пытавшаяся заглянуть внутрь дома. Она словно не слышала слов Тамары, настолько ее мысли были поглощены тревогой за единственного близкого человека.

– Конечно, – сухо ответила Тамара. – И виновата в этом ты.

На секунду Катя замерла, не понимая, что говорит дочь тети Любы. Как Катя могла оказаться виновной в гибели старой женщины? Разве что не пришла вовремя ей на помощь, не сидела рядом и не давала лекарства? Но ведь рядом с тетей Любой была ее родная дочь, уж она должна была позаботиться о матери? Мысли Кати путались.

Тамара же тем временем, так и не дождавшись ответа, внезапно сдвинулась с места и резко толкнула Катю в грудь.

– Убирайся прочь из моего дома, – закричала она, чем не только напугала Катю, но и привлекла внимание всех соседей. – Довела мою мать до смерти, а теперь лезешь вину свою заглаживать? – Катя оторопело смотрела на Тамару и не шевелилась. Та снова толкнула нежданную гостью. – Я знаю, зачем ты к ней постоянно ходила. Ты хотела, чтобы она дом на тебя переписала. Так вот, не дождешься, тварь! – Тамара еще раз толкнула Катю, от чего та отлетела на пару шагов, чудом не врезавшись в соседей.

Народ расступался, кое-кто охал, некоторые одобрительно кивали: «Правильно, я тоже всегда так думала».

По щекам Кати текли слезы. Мало того что ей не позволили даже попрощаться с человеком, который когда-то о ней заботился, так еще и обвиняют в его смерти. Кате было очень плохо. Тамара снова налетела на нее и толкнула еще раз, и теперь Катя вылетела во двор, споткнулась и упала на траву.

– Знаешь, что она пыталась сказать перед смертью? Она тебя проклинала! – не унималась Тамара. – Мама хотела рассказать, как ты ее довела до болезни!

Катя рыдала, качала головой и тихо шептала «Нет, нет…» Тамара собиралась ударить ее, но тут вмешались соседи.

– Тамар, ты же говорила, что уже мертвой мать нашла. Как же она тебе могла перед смертью что-то сказать? – удивленно поинтересовалась одна из подруг тети Любы.

Катя воспользовалась моментом, вскочила на ноги и побежала домой, заливаясь слезами. Это было для нее слишком тяжелым испытанием. Она не разговаривала ни с кем несколько дней, а вся деревня разделилась на два лагеря по отношению к бедной девушке. Те соседи, кто побывал в доме тети Любы и своими глазами увидел, как умерла бедная старушка, были на стороне Кати. Они знали, что это Тамара не ухаживала за матерью и та, умирая, пыталась вывести на листе бумаги благодарность Кате, ухаживавшей за ней. На нем было написано: «Катенька, прости за все. Оставляю тебе…», а дальше тетя Люба дописать не успела. Записку из рук умершей взяла одна из ее подруг, но Тамара выхватила и в порыве гнева разорвала ее. Родной дочери неприятно было читать последние слова матери, обращенные не к ней. Поэтому она и сорвалась на Катю, опозорив ее перед всей деревней.

Те, кто не знал правды, шушукались у Кати за спиной и обвиняли ее в том, чего она не совершала. При любом удобном случае они говорили ей гадости или демонстративно не разговаривали. Девушке нельзя было спокойно сходить за водой или прийти на работу на ферму. Катя замкнулась в себе и старалась поменьше общаться с людьми.

Однако справедливость все же восторжествовала. Постепенно слухи сошли на нет, потому что добрые люди распространили правдивую историю. Теперь вся деревня дружно осуждала Тамару, которая уехала вскоре после похорон тети Любы и появилась потом в последний раз, когда продавала дом своей матери. Тамара, ее сестра и братья навсегда порвали со своими корнями, уехав прочь из деревни и отрезав все возможные пути отступления. Даже если бы им захотелось побывать в тех местах, где прошло их детство и юность, они бы не вернулись, потому что городская жизнь и жажда денег завладели ими полностью. Да и если бы они вернулись, вряд ли кто-то бы им обрадовался.

А вот Катя, которая неизменно жила в родной Агаповке, была мила людям. Девушка постоянно трудилась, чтобы выжить самой и помочь другим по мере сил. Она заглядывала к старикам в дома, помогала им по хозяйству и ничего не брала за это.

Катя прожила в Агаповке 24 года, и, кроме того скандального случая с тетей Любой, в их деревне ничего не происходило. Жизнь текла спокойно и размеренно. Подрастала молодежь и уезжала в города за красивой жизнь. Старики оставались одни и доживали за счет своих огородов и скудной пенсии. За столько лет многие пожилые люди, которых Катя знала с детства, умерли, а их дома скупили люди побогаче, которые заглядывали в деревню только на лето, чтобы отдохнуть от городской суеты. Такие приезжие и поселились в старом доме тети Любы, отремонтировали его и изредка приезжали в Агаповку.

В деревне жили очень разные люди. У некоторых не было ни гроша за душой, но они готовы были отдать последнее, чтобы помочь ближнему. К таким относилась и Катя. Другие же не помогли бы никому, даже если человек умирал на их глазах. И Кате, жившей долгое время в одном месте и видевшей менявшихся людей, казалось, что бессердечных людей становится все больше и больше. Она не хотела в это верить, надеясь, что добро в мире все же восторжествует и все обездоленные однажды станут счастливы. Но жизнь упорно доказывала ей обратное. Жизнь словно специально учила Катю, что никому в этом мире нельзя доверять.

Еще одним человеком, который вызывал в жизни Кати приятные воспоминания, была мама ее школьной любви Жени Асютина. Прошло уже 7 лет с тех пор, как он уехал в город и позабыл про родную деревню. Женя очень редко писал своей ма тери, поэтому она знала о нем лишь то, что он окончил университет с отличием и стал работать юристом в крупной компании. Раз в полгода Женя присылал матери чек на несколько тысяч рублей, и вся деревня возмущалась его жадностью и нелюбовью к родной матери, которая отправила его в город на последние сбережения.

И вот настал день, когда и мама Жени умерла. Катя даже и не думала, что Женя приедет в их деревню на похороны. С чего бы вдруг ему это делать, если до сих пор он ни разу не показал носу в родные места. Однако случилось настоящее чудо.

Прошло три дня со смерти мамы Жени, в полдень должны были состояться похороны. Вся деревня собралась возле дома усопшей, и Катя тоже бежала туда с работы. Еще с дороги она заметила дорогую иномарку, стоящую возле хлипкого деревянного забора. Девушка даже боялась подумать, что это приехал ее бывший возлюбленный, которого она тайно ждала и мечтала увидеть хоть разок столько лет. Сердце печально защемило – каким же он стал за столько лет разлуки? Наверное, суровый взрослый мужчина, который только и думает, что о работе. Катя даже не знала, женат ли Женька… Женька… Наверное, теперь ей надо называть его Евгений Николаевич, все-таки не дети уже, вон сколько лет прошло.

Все эти годы, что не было Жени, Катя преданно ждала его. Сначала она и вправду верила, что однажды он за ней вернется, а потом, когда письма стали приходить все реже и реже, надежда постепенно растаяла. Но любовь так и хранилась где-то глубоко в душе, даже несмотря на такое предательство. К Кате даже несколько раз сватались местные парни, потому что она была не такой уж и плохой партией – свой дом и участок, нет обузы в виде старых родителей, да к тому же она была работящей девушкой, из такой обязательно получилась бы хорошая жена. Но Катя отказывала, втайне мечтая о возвращении своего непутевого возлюбленного. Катя не понимала, что нельзя доверять человеку, который оставил тебя с горой обещаний и бросил на произвол судьбы собственную мать.

Но Катя забыла обо всем на свете, когда снова увидела Женю. Он вышел из дома своей матери, такой красивый и высокий, что у девушки перехватило дыхание. Уезжал из Агаповки худой, нескладный парнишка, а вернулся прекрасный, стройный и подтянутый мужчина в строгом костюме. Женька шел, опустив голову и засунув руки в карманы черных брюк, а ветер, не на шутку разыгравшийся в печальный день похорон (беду надует, сказали бы старожилы деревни), трепал его черный галстук и полы черного пиджака. Катя замерла посреди дороги, так и не решаясь приблизиться к похоронной процессии.

Женька не смотрел на людей вокруг себя, он не поднимал глаз, словно стыдился того, что так долго не приезжал, а теперь приехал, но было уже поздно. Катя видела это и понимала его чувства, и поэтому она решила подойти к нему. Она даже не сомневалась, что он узнает ее. За столько лет Катя не изменилась – все те же светлые волосы, спрятанные под белую косынку, все такое же коричневое платье на стройной фигурке и те же яркие голубые глаза, сияющие при любых невзгодах. Она инстинктивно поправила на себе платье, проведя пару раз руками по подолу, и тихо пошла к толпе людей, сопровождающих гроб.

Женькина мама покинула этот мир в прекрасную летнюю пору, когда солнце сияет на голубом небосводе, озаряя каждый уголок деревни. Толпа людей вместе с гробом прошли через всю деревню, а затем вышли в поле, за которым, возле леса, находилось местное кладбище. Катя шла, постепенно обгоняя одного человека за другим, чтобы добраться до Женьки, шедшего в самом начале толпы возле гроба. И пока она шла, ей казалось таким странным, что в этот чудесный день, полный жизни, победила смерть. Мир вокруг был так прекрасен – колосилась сочная трава, пестревшая цветами всех видов и форм, в воздухе деловито гудели насекомые, ветер играл ярко-зелеными листьями деревьев. И посреди этой красоты шла мрачная, унылая толпа одетых в черное людей, часть из которых плакала, а другая часть смотрела на великолепие природы затуманенными печальными глазами, думая о том, что однажды придет и их день.

Возможно, Катя тоже предалась бы общим печалям, но она не могла. Она просто не могла грустить, когда вернулся тот, кого она так долго любила. Да, ей очень жалко маму Жени, но ее уже не вернуть. Да и смерть пожилой женщины была куда лучше, чем у тети Любы. В этот момент Катя даже не подумала о том, что мама Жени также печалилась перед смертью из-за нерадивого сына, который бросил ее и не приезжал к ней несколько лет.

Катя наконец-то догнала Женю и молча пошла рядом с ним. Внезапно он поднял глаза, словно почувствовал рядом близкого человека. Бледное лицо со следом, прочерченным одной скупой мужской слезой, преобразилось – он узнал Катю. Подмигнув ей, Женя обнял девушку за плечи, и они так и пошли рядом.

Молодые люди не обмолвились и словом, пока процессия шла к кладбищу, пока гроб опускали в могилу. Затем они по очереди молча кинули по горсти земли на прощание. Могилу стали закапывать, Катя вытерла слезы и посмотрела на Женьку. Он готов был зарыдать, и она нежно погладила его по спине, а затем прижалась щекой к его плечу. Женька удивленно вскинул на Катю взгляд, но не стал отстраняться, а, наоборот, приобнял ее за талию. Катя же этого удивленного взгляда не увидела вовсе, потому что искренне печалилась о Женькиной матери.

Вернувшись в деревню, Женька пошел в свой старый дом. Перед этим он взял Катю за руку, поцеловал ее и сказал:

– Катюшка, я по тебе так скучал! Нам обязательно надо будет поговорить, я останусь на несколько дней. Надо разобраться с делами, ты же понимаешь.

С этими словами он быстро убежал в дом, не дав Кате сказать и слова. А она хотела высказать ему так много: и как ждала его, и как бегала ночами на дорогу ждать его возвращения, и как видела о нем сны, и как отказывала другим парням. Он бы непременно оценил это. Ей так хотелось внимания и любви. Не важно, заберет Женька ее с собой в город или останется с ней здесь, – она будет рада любому раскладу событий.

Катя вернулась домой и весь оставшийся день не могла ни о чем думать, кроме Женьки. Все валилось у нее из рук, работа не клеилась, и она часто садилась помечтать о своем любимом. Посреди дня Катя даже решила пойти и украдкой посмотреть, что же делает Женька.

В дом умершей тянулись люди, заходили и по одному, и парами, говорили, что жалеют мать Жени, ведь она была чудесной женщиной. Женька принимал соболезнования, пожимал всем руки. Катя увидела это, заглянув в окно дома, но поняла, что сейчас лучше не мешаться.

Вечером, когда на улице стемнело и Катя уже собралась ложиться спать, в дверь раздался тихий стук. Девушка спросила, кто там.

– Кать, это я. Открой, пожалуйста, – услышала она голос Женьки.

Катя, ни секунды не раздумывая, распахнула дверь. На пороге стоял Женька все в том же черном строгом костюме, в котором он и был весь день. Он прятал что-то за спиной. Катя улыбнулась и отступила в сторону, приглашая его войти.

Женька зашел в дом, слегка покачиваясь. За ним тянулся легкий запах алкоголя. Катя насторожилась, но сомнения тут же ее покинули – конечно же он выпил, ведь он потерял мать, а чьи нервы такое выдержат. Тем временем Женька прошел в комнату и бухнулся на стул возле круглого стола.

– Катюш, это тебе, – расплывшись в улыбке, он шлепнул на стол такой родной для Кати букетик полевых ромашек. Девушка только и успела подумать, где он успел их достать в такой тяжелый день.

– Ой, что же я стою как столб! – засуетилась Катя. – Будешь чай? – ласково спросила она у Женьки, уже потянувшись за чайником.

– Давай, отчего ж не выпить. Я, правда, уже выпил, – пьяно хохотнул Женька, но тут же взял себя в руки под суровым взглядом Кати.

– Почему ты так ни разу и не приехал? – задала вопрос, который мучил ее уже семь лет, Катя.

Женька как-то сразу протрезвел.

– Понимаешь, было столько всего… – Женька заерзал на стуле, закинул ногу на ногу и облокотился на стол. – У меня и минуты свободной не было. Сначала учеба, потом работа. – Перечисляя, он помахал в воздухе рукой, а потом нерешительно поднял на Катю глаза. Та одобрительно кивала, понимая все его проблемы.

Женька начал рассказывать о своей жизни в городе. Он сыпал юридическими терминами, словно пытаясь покрасоваться перед Катей, но ей не нужно было все это говорить. Она и так была влюблена по уши. Катя хлопотала на кухне, подбрасывая дрова в печку, чтобы чайник поскорее закипел, доставала и мыла самые красивые свои чашки, она даже вытащила из шкафа печенье, припасенное на важный день. А разве сегодня не важный день? – подумала она.

Наконец чай был готов, и Катя тоже села за стол напротив Женьки, оперлась подбородком на руку и стала блаженно смотреть на своего старого друга.

– Знаешь, как я по тебе скучала, как я тебя ждала, – тихо выдохнула девушка.

Женька сразу же прервал поток своих излияний о работе юриста и уставился на нее.

– Я по тебе тоже скучал, – ответил он. – Ты простишь меня, я ведь даже писать тебе перестал.

– Главное, что сейчас ты здесь, – сказала Катя и покраснела. – Давай чай пить, пока не остыл, – добавила она, опустив глаза в чашку и наливая туда кипяток, который и не думал остывать.

– А я ведь так любил тебя, когда мы в школе учились, – тихо добавил Женька и подвинул свой стул поближе к Кате.

Девушка покраснела еще больше и даже не думала поднимать глаза на своего любимого. Женька же решил пойти в наступление. Он встал и, нетвердо стоя на ногах, подошел к Кате и начал гладить ее по плечу.

– Жень, тебе лучше домой пойти, поспать, – ответила девушка, убирая его руку со своего плеча. – Давай завтра договорим. Ты ведь сегодня мать похоронил.

Женька и не думал убирать руку, напротив, он настойчивее стал поглаживать Катю, опуская руку все ниже. Катя резко вскочила, опрокинув свой стул.

– Жень, уйди, пожалуйста. Ты слишком много выпил, – сказала Катя уже громче, но не рискуя кричать. Не хватало ей еще опозорить своего друга на всю деревню, а заодно опозориться и самой…

Резкий звук падения стула слегка озадачил Женьку, и он наконец убрал от Кати руки. Он виновато опустил голову и начал извиняться:

– Кать, прости, я не хотел. Ты ведь понимаешь. Ты одна меня понимаешь. Мне очень тяжело, я маму так долго не видел и не увижу уже никогда. – Голова Женьки повисла, словно у куклы. – Я пойду, правда. Мне надо выспаться. Давай завтра поговорим и забудем, что тут было. Хорошо?

Катя кивнула, все же не решаясь подойти к Женьке ближе. Их разделял стол, за который она успела аккуратно и незаметно зайти. Женька, все еще покачиваясь, начал пятиться к дверям, пока не скрылся за дверью, которую тихо за собой закрыл. Катя так и стояла на месте, закрывая рот рукой, чтобы не расплакаться. На столе лежал завядший букетик ромашек.

Всю ночь девушка не могла сомкнуть глаз. Ее душили рыдания, и подушка была мокрой от слез. С самого детства, когда ее отец умер из-за лишней выпивки, Катя боялась нетрезвых людей. Как мог Женька так поступить с ней? Напиться и начать приставать? Ведь он, как никто другой, знал о ее страхах. Ближе к утру Катя все же успокоилась и даже заснула на пару часов. Она утешила себя мыслью о том, что Женька сделал так из-за своего горя, он просто не знал, куда себя деть и что делать после смерти матери. Любящее сердце Кати было готово простить и оправдать Женьку любыми способами.

Утром следующего дня девушка, как обычно, отправилась на работу на ферму. День прошел в привычных заботах – убраться в коровниках, почистить деревенских кормилиц, подоить самых упрямых коров, ни в какую не соглашавшихся давать молоко специальному аппарату для доения. Измотанная за целый день, Катя вечером отправилась домой. Когда она проходила мимо дома Женьки, ее окликнул старый друг.

– Кать, не хочешь помочь мне разобраться с мамиными вещами? – спросил Женька, повиснув в дверном проеме. В доме горел яркий свет, и от Женьки на дорогу падала какая-то странная и пугающая тень, похожая на маленького чертенка.

Катя почему-то засмотрелась на эту тень, но быстро стряхнула с себя оцепенение и ответила:

– Конечно, Жень. Сейчас только молоко домой отнесу и сразу к тебе прибегу.

– Хорошо, буду ждать, – улыбнулся парень и скрылся в доме. – Дверь не запираю, – раздалось из-за уже закрытой двери.

Катя поспешила домой. Наскоро закинув пару бутылок с молоком в подпол, девушка быстро взлетела по ступенькам обратно в дом и полезла в шкаф, пытаясь найти платье поприличнее. Ей было стыдно идти в гости в обычной рабочей одежде, да к тому же еще и испачканной коровьим навозом. В шкафу обнаружилось симпатичное синее платье в цветочек, которое Катя не надевала со времен школьного выпускного. «Кажется, не самый лучший вариант, но больше у меня все равно ничего нет», – печально подумала Катя, натягивая старое платье. За столько лет ее фигура ничуть не изменилась, и платье село как влитое.

Катя была бы рада покрутиться перед зеркалом в полный рост и оценить свою внешность, но она не могла этого сделать, потому что в ее доме отродясь не водилось зеркала. Обычно ей хватало собственного отражения в металлическом боку чайника или в ведре воды, но сейчас ей особенно хотелось выглядеть красиво. Поскольку смотреться все равно было некуда, Катя поспешила домой к Женьке. Наверняка он уже ее заждался.

На улице стемнело, и уже успели включиться два фонаря – единственные пока работавшие на всей улице. В деревне постоянно было темно, потому что новые фонари то ломались, то разворовывались местными пьяницами на новые лампочки и цветные металлы. Жители Агаповки привыкли ходить по темноте, деревня была небольшая, и местные жители хорошо знали все дорожки и тропинки. До Женькиного дома идти было три минуты быстрым шагом. Катя пролетела это расстояние как на крыльях и остановилась перед дверью, тяжело дыша. Она поправила волосы, одернула платье и только сейчас поняла, что забыла переобуться и снять свои грязные кирзовые короткие сапоги, в которых работала в коровнике. Вот ведь незадача! И как только она могла упустить из виду такой важный момент! Сейчас ведь она войдет и наследит в доме Женьки, а он ведь теперь городской житель, наверняка ему станет противно…

Катя уже собиралась развернуться и побежать домой, но тут она услышала Женькин голос: «Кать, чего ты там на пороге топчешься, заходи уже!» Тяжело вздохнув, Катя сняла свои сапоги и пошла в дом босиком. Она толкнула тяжелую деревянную дверь, та со скрипом подалась, и девушке по глазам ударил яркий свет.

Все в этом доме было так же, как и много лет назад, когда они с Женькой были школьниками: и этот круглый стол с желтой скатертью, бахрому на которой Катя так любила заплетать в косички, и этот красный абажур прямо над столом, и шкаф с красивыми стеклянными графинами, на гранях которых причудливо играл свет от абажура. Не хватало только Женькиной мамы, которая обычно выбегала с кухни с полным подносом горячих пирожков. Сейчас же вместо них на столе стояли картонные коробки, а рядом с ними Женька, складывавший что-то в них.

Катя подошла ближе. Деревянный пол в неотапливаемом доме неприятно холодил ступни, несмотря на то что на улице стояла теплая погода. Но девушка привыкла терпеть неудобства. Ее внимание было приковано к Женьке, который замер на месте с фотографией в руках. Катя подошла ближе и заглянула через плечо на фото.

– Помнишь, когда мы сделали эту фотографию? – спросил Женька, оборачиваясь на Катю.

Она кивнула.

Она хорошо помнила тот момент. Стоял май, самый лучший месяц в ее жизни. Она была частой гостьей в доме Женьки, а он тогда светился от надежд на прекрасное будущее – в мае ему предстояло уехать в город. В том мае у них были и свидания возле реки, и прогулки при лунном свете, и робкие поцелуи под кустами сирени, что росли возле забора Катиного дома. На фотографии Женькина мама обнимала своего сына, а рядом к нему прижималась Катя. Их сфотографировал парень, который учился с ними в одной школе и закончил ее на два года раньше. Его звали Сергеем, и он тоже сумел перебраться из Агаповки в город, однако приезжал домой гораздо чаще, чем впоследствии Женька. В тот май Сергей вернулся с подарками для всей своей родни, а заодно привез и фотоаппарат, на который снимал не только своих родственников, но и всю деревню. Женькина мама хранила эту фотографию как единственное напоминание о сыне, который ее покинул.

– Хорошие тогда были дни, – с печалью в голосе произнес Женька и собрался кинуть фотографию на дно коробки, но Катя не позволила.

– Дай, я ее себе на память заберу, – сказала она, аккуратно вытаскивая фото из сжатых пальцев Жени. Он почему-то вцепился в карточку и не хотел ее выпускать. – А то вдруг опять пропадешь на несколько лет.

Женька выпустил фото после слов Кати.

– Не пропаду, – как-то чересчур бодро сказал он, словно сам не веря в свои слова. – Давай лучше разбираться. У мамы столько всего, я даже не знаю, что с этими вещами делать. Может, продать их? – спросил Женя, вынимая из шкафа мамины графины.

Катя удивленно на него посмотрела. Что поделаешь, человек прожил в городе несколько лет, ему и в голову не приходит раздать эти вещи другим людям, тем, кому они могут понадобиться. Катя хотела было сказать ему об этом, но тут Женя выдал вообще очень сильно удивившую ее фразу:

– Или может просто их выкинуть? – Он уже вертел в руках небольшую шкатулочку, раздумывая над тем, как она открывается. – Хотя жалко бросать, все-таки память.

Внезапно коробочка в руках у Жени открылась, и на пол полетели его письма, которые он присылал матери из города. Бедная женщина хранила их и, судя по состоянию, очень часто перечитывала.

Женька покраснел, когда понял, что это за бумажки, и, поставив шкатулку на стол, наклонился их собрать. Катя тоже присоединилась к сбору писем. Через минуту в руках у нее была небольшая пачка, которую Женькина мама перевязывала розовой шелковой ленточкой.

– Могло бы и побольше за семь лет накопиться, – сказала Катя, взвешивая на ладони Женькины письма.

– Слушай, я все понимаю, мне очень стыдно, – вспылил Женька, до этого времени старавшийся держать себя в руках и замолкавший, как только разговор касался его отсутствия. – А что мне было делать? Думаешь, на работе в моей фирме нужны деревенщины? А я именно такой для них и был. Мне приходилось ото всех скрывать, откуда я родом. Я ведь как проклятый вкалывал на нескольких работах, пока учился, ночами не спал, чтобы денег на квартиру накопить и прописку себе поменять. – Женька ходил взад и вперед по комнате, размахивая руками, но не слишком сильно повышая голос. – Ну приехал бы я сюда, что меня ожидало бы? Мамины слезы и просьбы приезжать почаще? Я бы не выдержал, забрал ее к себе в город, а кто бы там о ней заботился? Я целыми днями на работе.

– А тут о ней кто заботился? – не выдержала Катя. – Тебе слезы матери видеть не хотелось? Ну так я их постоянно видела.

Женя остолбенел и удивленно посмотрел на Катю. Откуда только в этой скромнице взялось столько возмущения?

– Ты ни о ком, кроме себя, не думал! – продолжала она высказывать ему все, что накопилось в душе за последние годы. – Родную мать не жалел. Ладно, ты не приезжал, занят был. Но письмо-то написать или посылку отправить тебе тоже тяжело было? Просто две строчки черкнуть со словами «Люблю, скучаю»? Она ведь на почту по несколько раз на день бегала, все ждала от тебя весточки. Да если бы ты ее в город забрал, она и протянула бы подольше. Любовь жить помогает.

Всю тираду Кати Женька стоял пристыженный, словно мальчишка, когда-то покинувший деревню. И когда Катя наконец замолчала, он тяжело опустился на стул, не смея поднять на свою обвинительницу глаза.

– Ты права. Ты во всем права, – тихо начал он. – Но ведь уже ничего не вернуть, правда? Кать, теперь я вернулся, и все будет по-другому. Я продам мамин дом и вернусь в город. Но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты согласна? – наконец поднял он свои черные глаза, которые заглядывали Кате прямо в душу.

– Мне надо подумать, – уклончиво ответила девушка. – У меня тут дом, у меня тут все…

– Что у тебя тут? Дырявая крыша над головой и каторжная работа за копейки? – подколол ее Женька, садясь на стуле поудобнее. Теперь, когда Катя высказала все свои претензии, можно снова вести себя смело.

– Зато это все мое, родное, и я этого не предавала. – Катя слегка обиделась и отвернулась от Женьки, сложив руки на груди.

Он встал со стула, подошел к своей подруге и тихо прошептал ей на ухо:

– Кать, давай не будем ссориться? И так в наших жизнях столько лет потеряно.

Катя сдалась. Она не могла долго обижаться на Женьку, даже если он был совершенно не прав. Пара вернулась к тому, с чего начинался вечер, – они стали разбирать вещи Жениной мамы. Коробки быстро наполнялись всякими безделушками и предметами обихода. Катя посоветовала Женьке все же отдать эти вещи жителям деревни. Бедным старикам и старушкам могли понадобиться и праздничный сервиз (который был уже заметно потрепан жизнью, одной чашки недоставало вовсе, а на остальных были заметны трещины и сколы), и старый утюг, и ведра, и прочие мелочи, без которых так трудно прожить.

Периодически Женька разглядывал ту или иную вещь, которую прекрасно помнил с детства. Но сейчас он смотрел на это новыми глазами и порывался забрать кое-что с собой. По его словам, старый мамин патефон в городе будет настоящим раритетом и вызовет зависть у всех его знакомых, приходящих в гости. А если отнести эту вещь в магазин, за нее можно выручить приличные деньги. Катя удивлялась и смеялась, спрашивая, кому может понадобиться эта старая развалина, с трудом проигрывавшая виниловые пластинки. В конце концов она уговорила своего друга отдать все вещи нуждающимся, а с собой в город забрать патефон. Женька радостно паковал вещи по коробкам, прислушиваясь к советам Кати, кому какая вещь понадобится.

Они закончили разбирать все уже за полночь. Уставшие Женя и Катя сели за стол, но Женька тут же вскочил на ноги и побежал собирать поздний ужин. Катя собиралась ему помочь, но он велел ей сидеть и отдыхать. И пока парень носился по комнате, притаскивая то хлеб, то колбасу, то горячий чайник, Катя смотрела по сторонам, вызывая в памяти приятные воспоминания об этом доме. Она думала о том, что скоро участок земли купят новые люди, которые или снесут дом вовсе, или переделают его до неузнаваемости. Она больше не войдет в эту уютную комнату, не пройдет по скрипучим половицам, не сядет за этот стол… На душе у девушки было очень печально.

Наконец Женька собрал на стол все, что нашлось у него в доме. Молодые люди пили чай, ели бутерброды с колбасой и вспоминали былые времена. Катя совсем забыла, что ей на работу на следующей день, а когда внезапно вспомнила об этом, чуть было не вскочила с места. Женька очень удивился ее странной реакции, но, узнав причину, стал отправлять Катю домой. Она предлагала помочь ему убрать со стола, но парень только рассмеялся и, притянув Катю к себе и чмокнув ее в макушку, сказал:

– Иди уже домой, дуреха, завтра увидимся!

И Катя пошла. За дверью она тихонько обула свои ужасные сапоги. Правда, в этот момент она была им несказанно рада, потому что ноги у нее замерзли. Она шла к дому и думала о том, как чудесно они посидели вместе с Женькой, сколько лет у нее не было такого прекрасного вечера. Девушка даже не возмущалась из-за того, что Женька не заметил ее босых ног и не предложил обуть что-нибудь.

Несколько дней Катя и Женька раздавали все оставшиеся в доме вещи. Местные старики и старушки благодарили Катю, которая и раньше помогала им по мере сил, а сейчас еще хоть немного облагодетельствовала их материально. Люди в Агаповке были рады даже такой мелочи, как новое ведро.

Каждый день Катя старалась убежать с работы побыстрее, ведь ее ждал Женька. Она не задумывалась, почему он остался в деревне на целую неделю, когда в городе его наверняка ждала работа. «Отпуск взял», – отмахивался Женька, но Катя все равно озадачивалась. Как бы ему дали отпуск, если он не говорил никому, что отправляется на похороны матери? И еще, каждый раз, когда речь заходила о возвращении в город, Женька как-то странно менялся в лице, словно его там поджидало что-то нехорошее. Катя нутром чувствовала какой-то подвох, но сердце все равно заставляло ее любить и верить.

Неделя отпуска Женьки подходила к концу. Катя ждала этого дня с замиранием сердца. И вот настал момент, когда ее любимый сел в свой дорогой автомобиль и поехал по пыльной проселочной дороге мимо кладбища в сторону города. Он обещал вернуться через неделю, когда появятся покупатели на дом и участок, и сразу же после этого он заберет Катю с собой. Ей оставалась неделя, чтобы собрать все вещи, попрощаться со всеми и приготовиться к отъезду.

Катя хоть и была деревенской девушкой, но она не была слишком наивной. Она не стала сразу увольняться с фермы по совету Жени. Ведь и в прошлый раз он обещал вернуться, а прошло с того времени целых семь лет. Собираться Кате тоже было недолго. Как говорится, нищему собраться – только подпоясаться. Девушке нечего было брать с собой в город.

Неделя пролетела очень быстро, тем более в ожидании возвращения Женьки. На этот раз он ее не обманул. Каждый вечер Катя стояла возле кустов сирени и смотрела на дорогу, пока наконец там не показался столп пыли, возвещавший о том, что по полю едет машина. Это действительно был Женька, причем не один, а с покупателями на дом.

Катя ждала, что он остановится возле нее и возьмет с собой, чтобы в последний раз взглянуть на пустые комнаты вместе. Но Женя проехал мимо и еще долго разговаривал с молодой парой, покупавшей дом. Катя расстроилась и не показывалась на глаза своему любимому – она думала, что он ее стыдится и поэтому не зовет.

Вечером Женька постучал в Катину дверь и, когда она ему открыла, радостно схватил ее на руки и закружил по дому.

– Катька, я так удачно продал дом! Я и не думал, что мне за него столько дадут! – как ребенок радовался удачной сделке Женька, а Катя только охала и просила поставить ее на пол.

Женя выполнил ее просьбу, а затем схватил ее за руку и потащил за собой улицу. Катя сопротивлялась, потому что одета она была в свое рабочее платье. Сегодня на ферме было мало работы, поэтому платье осталось чистым, но девушке все равно хотелось переодеться. Женька же не слушал никаких возражений и вел девушку к своей машине. Парень открыл багажник и достал оттуда корзину:

– Кать, пойдем к речке, у нас же там есть чудесное место. Надо отметить, что ты скоро ко мне переедешь. – Женька улыбался и Катя, притворно тяжело вздохнув, пошла с ним.

В корзинке оказалось все необходимое для пикника: мягкий плед, который они расстелили на траве, вкусная еда и бутылка шампанского. Всю картину портили только пластиковые стаканчики, из которых молодым людям пришлось пить праздничный напиток. Катя была счастлива. Парочка лежала, обнявшись, и смотрела на звезды и яркую луну. Женька нежно поцеловал Катю в шею, она не стала отстраняться. Тогда он поцеловал ее в губы уже более настойчиво, а руку запустил под платье. Катя осторожно отвела его руку:

– Жень, я так не могу. Я всю жизнь росла с мыслью, что у меня будут отношения с мужчиной только после свадьбы. – С этими словами Катя села, поправляя волосы, упавшие на лицо.

– Будет тебе и свадьба, милая, все будет честь по чести, как только в город переберемся, – уговаривал ее Женька, настойчиво целуя в плечико.

– А почему бы нам тут не расписаться? – спрашивала Катя, пытаясь оттянуть неизбежное.