Темное прошлое прекрасного принца Хмельницкая Ольга
* * *
Они стояли на полянке, держа над костром большой прямоугольный кусок полиэтилена. Дождь капал им на головы, спины, плечи и голые кисти рук, барабанил по клеенке и собирался в лужу посередине. Тем не менее они продолжали стоять и мужественно защищать кострище. И у такого самоотверженного поведения был свой смысл, ибо над тлеющими углями, от которых поднимался вверх белый едкий дым, торчали длинные шампуры с нанизанными на них кусками мяса и кружочками лука. Юноша и девушка, по лицам которых текли потоки холодной воды, жарили шашлыки. Да, им было холодно. Да, им было мокро и неудобно, а руки затекли. Но зато медленно подрумянившееся мясо издавало ни с чем не сравнимый аромат, от которого у молодых людей текли слюнки.
– Когда-то я играл во время ливня, – говорил парень, соломенные вихры которого лихо торчали в разные стороны, – так к концу второго тайма поле превратилось в болото и нас начали кусать комары, а голкипер вообще не мог зайти во вратарскую площадку, потому что там было по колено воды. Знал бы, что придется регулярно играть в футбол в таких условиях, сразу бы пошел в ватерполисты!
– Это еще что, – подхватила девушка. – Я когда-то давала концерт в ночном клубе, где прорвало трубу, и мы с музыкантами чувствовали себя, как на «Титанике»: поливало и сверху, и снизу. А посетителям хоть бы хны – смеются, думают, что так и надо, что так задумано по сценарию. И все бы ничего, но у нас начало аппаратуру коротить, чуть не сгорели.
Девушка и молодой человек замолчали и посмотрели вниз, под полиэтилен, на шашлыки.
– Игорь, как ты думаешь, они все еще сырые? – с надеждой спросила барышня.
– Думаю, что да, – ответил молодой человек, любуясь ее юным лицом, большими серыми глазами и длинными ресницами, на концах которых дрожали дождевые капли. – Ты предлагаешь их съесть прямо сейчас?
– Ну, их можно забрать домой и дожарить на сковородке. Хотя это, конечно, и не так романтично.
Юный спортсмен, восходящая звезда российского футбола, все смотрел на свою прекрасную подругу.
– Ксения, ты выйдешь за меня замуж? – вдруг спросил он и покраснел так, что даже его уши стали слишком ярко, ненатурально малиновыми.
Девушка смотрела на его уши как завороженная и не отвечала. Молодой человек занервничал. Все-таки он делал брачное предложение первый раз в жизни и не знал, как это юное и цветущее создание, в которое его угораздило влюбиться, отреагирует на его протянутую руку и сердце.
– Ты будешь сидеть дома и заниматься детьми, а я буду играть в футбол, – прошептал он, чувствуя, что повышенное волнение вызвало в его организме некоторый физиологический сбой, и теперь ему срочно нужно в туалет.
Ксения молчала. Ее лицо было белым, как подвенечное платье. Пару раз она открыла и закрыла рот, но так ничего и не сказала. Молодой человек тоже молчал. Все, что он хотел сказать, уже прозвучало, и теперь он изо всех сил сжимал колени, потому что в туалет хотелось все сильнее. Красавица продолжала стоять столбом.
– Э-э-э-э, – начала она, но ее возлюбленный вдруг швырнул полиэтилен, который, падая, вылил на шашлыки пару литров воды, полностью затушив при этом угли, и кинулся в кусты.
– Да! Да-а-а-а!!! Я согласна! – закричала девушка, но он уже ее не слышал.
Футболист несся по кустам, присматривая укромное местечко.
– Игорь, я согласна! Давай поженимся! – взвыла певица хорошо поставленным голосом и ринулась за возлюбленным, продираясь через колючие заросли.
Игорь мчался как ветер, направляясь к густому лесочку, который виднелся неподалеку.
– Прости меня! Я так обрадовалась, что не могла и слова вымолвить! – рыдала Ксения, перепрыгивая через большую канаву. На скользком краю она не удержалась и рухнула вниз, в липкую жижу, но тут же вскочила, вскарабкалась вверх по склону и продолжила преследование. Футболист выбежал на берег неширокой реки, больше похожей на ручей, и в ужасе оглянулся. Его подруга, почти будущая жена, была уже рядом. Она плакала, размахивала руками и кричала: «Да, да, давай поженимся» – так громко, что из камышей начали взлетать перепуганные утки. Но ему ничего, ничего не нужно было в этот момент, кроме пары минут уединения, поэтому Игорь прыгнул в воду и быстро поплыл на противоположный берег, на котором как раз и рос тот густой лесок, который был ему так необходим. Ксения осталась на берегу в совершенно безутешном состоянии. К сожалению, она не умела плавать.
И угораздило же ее так влюбиться! От досады Василиса Николаевна Сусанина притопнула изящной ножкой в босоножке салатного цвета на высокой платформе и тряхнула головой, покрытой мелкими рыжими кудряшками. И ведь не девочка уже! У нее взрослая дочь! Ответственный работник продюсерского центра! Главный бухгалтер! У нее свой кабинет! И туда же! Она еще раз тяжело вздохнула и притопнула второй ножкой, а потом украдкой достала из портмоне фотографию любимого мужчины, вздохнула, на мгновение прижала ее к щеке и, перед тем как положить снимок на место, еще немного повздыхала и потопала.
Ей было ужасно стыдно. Особенно Василисе Николаевне было неловко за то, что в обществе человека, к которому у нее внезапно проснулась дикая страсть, она, ответственный работник, бухгалтер и вообще замужняя женщина, начинала глупо улыбаться и поддакивать каждому слову своего возлюбленного, не сводя с него восхищенных глаз. Почему-то ей казалось, что все это видят, и она стеснялась своих порывов, но поделать с собой ничего не могла. Она еще раз посмотрела на фотографию. Красивый мужчина, лет около пятидесяти. Седой, с очень черными глазами, унаследованными от предков-грузин. Музыкальный продюсер. Очень богатый человек. Ее начальник.
Зазвонил телефон, и Василиса Николаевна спрятала фотографию назад в портмоне.
– Васька! Купи мне колбасы! – рявкнула трубка.
Муж Василисы Николаевны всегда выражался таким вот образом, особенно когда был голоден. Голоден же Петр Сусанин, два месяца назад потерявший работу, был в последнее время почти постоянно.
– Ладно, куплю. Ливерной, – легко согласилась Василиса, которой в глубине души было ужасно жаль безработного супруга, бывшего милицейского капитана, уволенного из органов внутренних дел за излишне ревностное проведение допроса подозреваемого. Теперь Петр Петрович сидел дома, на шее у жены, голодный, злой и несчастный. Особенно его доставало, что не с кем было проводить допросы… А он уже так привык к этой маленькой радости!
– Васька, докторской купи, от ливерной у меня изжога, – не унималась трубка.
– А волшебное слово? – вздохнула Василиса и подумала о том, что вздыхать ей в последнее время приходится слишком часто. То из-за любви, то из-за колбасы.
– Пожалуйста, – сказал Петр Петрович, и, даже не видя супруга, Василиса Николаевна поняла, что он скривился. Это слово было явно не из лексикона капитана Сусанина.
– В холодильнике есть борщ и макароны, надо только разогреть, – намекнула Василиса. Впрочем, за четверть века семейной жизни Василиса Николаевна прекрасно усвоила, что достать борщ из холодильника и разогреть его супруг не в состоянии – абсолютно и категорически. Вот преступников ловить – это другое дело. Это азарт, адреналин, настоящая мужская работа. Еще, если сильно напрячься, он мог отрезать от батона колбасы толстый лапоть, кинуть его на хлеб и съесть, мерно работая широкими челюстями. А борщ достать – это было для Петра Петровича слишком сложно, долго и неинтересно.
Василиса положила трубку, снова вынула фотографию седовласого и черноглазого продюсера и прижала ее к щеке. Где-то в районе желудка потеплело, и сердце женщины забилось тяжело и часто, замирая от восторга.
Его машина приехала около десяти вечера, и Алена выглянула, чтобы увидеть, как коротко мигнет сигнализация автомобиля, и увидеть, как ее сосед, крупный, широкоплечий молодой человек, пройдет в подъезд. На секунду свет, падающий от лампочки, висящей перед подъездом, осветил его лицо и короткий светлый ежик волос. Резко хлопнула дверь. Потом вторая, внутренняя.
«Что-то вид у него сегодня озабоченный», – подумала Ватрушкина и снова села к телевизору, где на «Муз-ТВ» передавали ее любимый хит-парад.
Певец, исполнявший с экрана незатейливую песенку о девице, уехавшей за три моря в Африку и там, в стране пигмеев, макак и антилоп «гну», его, бедолагу, совсем забывшей, навевал невыносимую скуку. Такие страдальческие песенки кто только не пел, Алена даже пару раз подумывала о том, чтобы самой написать песню, исполнить ее и прославиться. Правда, дальше идеи дело не шло: у Алены не было ни слуха, ни голоса. Зато деловой хватки – с избытком: у Ватрушкиной было свое турагентство, дела которого шли очень неплохо. Настолько неплохо, что девушке пару раз предлагали его продать.
– Вах-вах-вах, – говорил очередной потенциальный покупатель елейным голоском и морщил кустистые брови, – ну скажи, зачем такой красавице работать? Зачем нервничать? Зачем вставать ни свет ни заря? Пачэму бы не прадать?! Хорошую цену дам.
Алена была в принципе не против: постоянный стресс из-за того, что кого-то из туристов укусила акула, кто-то наступил на тарантула, кто-то напился и опоздал на самолет, целая группа, вкусив ананасовки на пляже далекой тропической страны, расслабилась и осталась без денег и документов, а некая девица, посетившая Кению, после возвращения подала в суд на Аленино турагентство из-за случившейся с ней беременности. В последнем случае Ватрушкина никак не могла понять, чем она лично виновата и почему ее предприятие должно теперь содержать маленького черненького курчавого отпрыска незадачливой продавщицы овощного ларька, выигравшей поездку в лотерею. Тем не менее судебный процесс все еще шел и выматывал у Алены силы и средства.
Тем не менее продавать свое турагентство Ватрушкина не соглашалась. Чем, скажите на милость, она тогда стала бы заниматься? Мужа у нее нет. Вернее, когда-то он был, но давно ушел. Алена даже не знала – почему: она не спросила, а муж не сказал. Или спросила, и он ответил, но Алена уже забыла содержание его объяснений. Детей у Ватрушкиной тоже не было. Правда, имелась любимая младшая сестра, но она жила отдельно. Таким образом, Алена занималась делом, которое ее уже давно не радовало, но продать его не решалась, так как тогда заниматься ей было бы нечем совершенно. А к чему приводят безделье и скука, девушке было прекрасно известно – ни к чему хорошему, об этом в свое время отлично написал Лесков в своей повести «Леди Макбет Мценского уезда». В общем и целом Ватрушкиной было грустно. И только выходящий утром из подъезда и вечером заходящий в него сосед, живший с Аленой на одной площадке, внушал ей странный оптимизм. То ли вид у него был настолько уверенный, что это передавалось Алене, то ли еще какие-то мистические свойства были у этого яркого голубоглазого блондина, весельчака и балагура, но Ватрушкину его вид успокаивал, хотя они даже не были толком знакомы. Так, скажут друг другу «привет» на лестнице и дальше пойдут в разные стороны.
– И все же вид у него какой-то уж слишком невеселый сегодня, – снова пробормотала Алена, вспоминая, как ее сосед шел к подъезду. – Интересно, что у него случилось?
В этот момент сигнализация снова пискнула под окнами знакомым тембром, и подошедшая к окну Ватрушкина увидела, как ее сосед бежит по лужам к своему автомобилю, поднимая тучи брызг.
– Да, точно что-то стряслось, – сказала Алена, провожая глазами машину.
Но тут на «Муз-ТВ» начала звучать песня, которую пела Ксения Дюк, о которой вся страна знала, что у нее страстный роман с футболистом, и Ватрушкина тотчас же забыла о странном поведении своего соседа.
Рем Фильчиков, музыкальный продюсер и бизнесмен широкого профиля, тоже, по странному совпадению, сидел перед телевизором и тоже смотрел «Муз-ТВ», но испытывал при этом совершенно иные, чем Алена, чувства. Пела его протеже. Пела хорошо. Но эта самая протеже в последнее время стала большой проблемой. Она, видите ли, влюбилась в футболиста. От возмущения Рем в бешенстве швырнул в угол пару подушек. Впрочем, то, что Ксения Дюк, в которую его продюсерский центр вбухал огромную кучу денег, влюбилась именно в футболиста, в форварда столичного клуба, было хорошо. Форвард этот был длинноног, вихраст, хорош собой и широко известен, и аналогия Виктория Адамс – Дэвид Бэкхем скорее помогла бы карьере юной певички, нежели повредила бы.
Проблема была в том, что красавица действительно влюбилась. Без задних ног, если таковые у нее имелись. Ее чувства были столь дикими и необузданными, что ни о чем, кроме как о своем возлюбленном, она и думать не могла. А теперь, когда они, по слухам, поссорились… Какие там песни! Какие там гастроли! Похудевшая, чем-то поцарапанная и постоянно сокрушавшаяся о своем неумении плавать, Ксения Дюк являла собой жалкое зрелище. Каждые пять минут ее исхудавшая рука тянулась к мобильному телефону. Она звонила и звонила, но без всякого успеха, потому что номер возлюбленного был заблокирован.
– Нет, это ужас! Ромео и Джульетта наших дней! – вслух сказал Рем, выключил телевизор и встал. – Что же делать?!
Он заходил туда и обратно по комнате, а потом подобрал валявшиеся в углу две подушки и снова в ярости швырнул их в стену. Когда вторая подушка еще была в воздухе, Рему пришло в голову, что надо бы позвонить бухгалтеру Василисе Николаевне Сусаниной и узнать точную сумму убытков, нанесенных бюджету продюсерского центра шекспировскими страстями подопечной, а потом связаться с психологом. Где-то он слышал, что есть методики, позволяющие бороться с несчастной любовью.
– А если методики не помогут, – взревел Рем, – тогда я выкуплю этого долбаного футболиста и сделаю из него оперного певца! Даже если он будет сопротивляться! Или нет… Я сделаю из него чучело, перевяжу его розовой ленточкой и подарю Дюк на день рождения. Или нет… Лучше я заставлю его жениться на ней – и через три месяца совместного проживания ее страсть как ветром сдует.
Он снова сел на роскошный кожаный диван, нашарил мобильный телефон и принялся звонить бухгалтерше Сусаниной.
– Васька, колбаски купила? – спросил Василису, втащившую в прихожую большой пакет, безработный муж Петр Петрович, волосы которого были густыми, темными, с легкой проседью на висках и торчали в разные стороны, как у Антошки в старом советском мультике.
– Ага, купила, – кивнула жена, бухгалтер и ответственный работник, и посмотрела на супруга сверху вниз. Она была почти на голову его выше.
– Много? – повеселел Петр Сусанин, обожавший колбасу такой искренней и жаркой любовью, как будто это была юная красотка. Поев колбаски, он становился бодр и весел, словно покурил марихуаны. Особенно Петру нравилось сочетание докторской и пепси-лайт. Петр Петрович принюхался, пытаясь уловить из пакета вожделенный запах.
– Килограмм, – ответила Василиса, – я купила тебе целый килограмм колбасы.
– Ты мой любимый пупсик, – пробормотал Петр. – Ты моя обожаемая крошка. Давай сюда пакет!
Василиса скептически хмыкнула, но пакет отдала. Петр Петрович тут же сунул туда свой нос и глубоко вдохнул. Сусанина подумала о том, что Рем Фильчиков, в которого она влюбилась, так никогда не поступил бы. Он не стал бы совать нос в пакет, потому что хорошо воспитан. И жадно «запихиваться» бутербродом тоже не стал бы. Рем любил эскарго в чесночном соусе и ел их серебряной двузубой вилкой.
– Спасибо, Вася, – с чувством сказал муж, вынырнув из пакета. – Ты все-таки нормальный человек.
И, взяв добычу под мышку, понес ее на кухню. Кухня у Сусаниных была большая, с бордовым кафелем на полу, подвесным потолком и белоснежной мебелью. В углу, на холодильнике, стоял телевизор.
– Звонила Полина, – сообщил Петр Петрович, жуя бутерброд и косясь одним глазом на экран. – От нее ушел муж.
Василиса не сразу поняла, о чем говорит ее супруг.
– Петр, – обратилась она к мужу, – я сколько раз тебя просила не разговаривать со мной с набитым ртом – я же ничего не могу разобрать! Что там с нашей Полиночкой?
– От нее ушел муж! Муж у-ш-е-л! – повторил Сусанин и прощально помахал рукой в воздухе. – Адью! О’ревуар! Переметнулся к ее лучшей подруге Майе. То есть к бывшей лучшей подруге. Теперь наша дочь снова свободна как ветер и готовится Майю убить. Я, как отец и бывший сотрудник правоохранительных органов, выступаю консультантом в этом ее нелегком предприятии.
Воцарилась напряженная тишина. Василиса молчала. Ее муж жевал.
– Ты шутишь? – спросила Сусанина.
– К сожалению, нет. Мы же не хотим, чтобы ее взяли с поличным прямо на месте преступления? Значит, надо ей помочь.
Василиса села на стул и обхватила плечи руками. Ее тонкое интеллигентное лицо с изящным носом, бровями вразлет и высоким красивым лбом в один момент осунулось.
– Что же ты не сообщил, сразу мне не сказал? Давно она звонила? – спросила мужа Василиса Николаевна. – Неужели Рома ушел от нашей Полиночки! Я не могу поверить.
– Ну и что, что не позвонил тебе раньше, – сказал Петр Петрович, засовывая в рот еще один кусок колбасы. – Это разве что-нибудь изменило бы?
Сусанина встала и принялась расхаживать по кухне. Муж следил за ее перемещениями сытым взглядом.
– Но эта Майя, – простонала Василиса Николаевна, – далеко не так красива, как наша девочка!
– Не скажи, – возразил Петр Петрович, – конечно, у нее короткие ноги, прыщи на лице и глаза косят, но она из-за внешности не комплексует, а это самое главное. Ведь мужчина – он же не способен разобраться, красива женщина или нет. Он наблюдает за ней, и если она ведет себя так, как будто хороша собой, он тоже решает, что она… как минимум симпатичная.
– У нее же совсем нет талии и есть лишний вес!
– Ну и что?
– А наша дочь красавица! Умница! С высшим юридическим образованием! А это чучело огородное – кто? Химик?
– Химик. Она еще в школе собиралась поступать на химический факультет университета. Помнишь?
– Смутно, – сказала Василиса и покачала головой с мелкими светлыми кудряшками, перехваченными синей лентой.
– Хе-хе, – хихикнул Сусанин, – я даже знаю, что Майя поступила в вуз только потому, что ее старшая сестра Алена заплатила кому надо большую взятку. Училась-то она средне.
– Да, я пару раз видела ее старшую сестру. Такая высокая круглолицая брюнетка.
– Ага.
– А где сейчас работает Майя?
– В НИИ. Я уже навел справки.
– Зачем? – оторопела Василиса. – Зачем тебе справки?
– Ну как же! – вскричал Петр Петрович, теряя терпение. – Ты что, Васька, не понимаешь? Наша Полина готовит ее убийство, а я не в курсе последних подробностей о том, кого она собирается отправить на тот свет? Я знаю толк в убийствах, Вася. И в расследовании убийств толк тоже знаю.
– А может, – аккуратно начала Василиса, борясь с чувством, что она попала в дурдом, – тебе просто попытаться отговорить нашу дочь от убийства Майи? Ну его, этого ее бывшего мужа! Ну скажи, ну чем он в свое время ей понравился? Рыжий, тощий поэт неопределенных занятий с горящим взором. Я всегда считала, что они не пара. Ну что это такое, когда жена содержит безработного мужа, да еще и стихи его издает за свои деньги? И хорошо, что эта Майя, которая, кстати, мне тоже никогда не нравилась, увела нашего зятя. А Полина, красавица, мужа себе найдет другого. И намного, намного лучше прежнего.
– Полину отговорить невозможно, – покачал головой Петр Петрович. – Она ужасно упрямая, вся в меня. И уж если она решила убить Майю, то обязательно так и сделает. Единственное, что мы можем сделать, это помочь ей, чтобы она при этом не попалась.
Тут у Василисы Николаевны наконец прошел первый шок.
– А что, – медленно начала она, – в уголовном кодексе есть статья, предусматривающая смертную казнь за увод чужого мужа? Вы, отец и дочь, страж порядка и юрист! Вы что, не понимаете, что собираетесь совершить тяжкое преступление?
От волнения Василиса побледнела, и на ее высоком аристократическом лбу появились мелкие капельки пота.
– Вася, – набычился Петр Петрович, – Вася, это ты не понимаешь, а не мы. Дело не в том, что Майя увела у нашей Полины мужа, а в том, что наша дочь доверяла своей подруге! – в его тоне прорезались высокопарные нотки. – А та предала их дружбу! То есть флиртовала с Полинкиным супругом, глазки ему строила, намеки всякие делала. Это удар в спину. И то, что наша дочь собирается убить эту мерзавку, я вполне понимаю и оправдываю, – добавил он с пафосом.
Петр Петрович замолчал и отрезал себе еще колбасы. Тут только Василиса Николаевна услышала, что у нее звонит телефон, но она была настолько потрясена и выбита из колеи, что не стала брать трубку.
По вечерам на Алену обычно накатывала депрессия. Где-то она прочитала, что так происходит со всеми, кто много работает и живет один – днем производственные проблемы отодвигают вопросы личной жизни на второй, а то и на третий план, но вечером, когда человек приходит с работы, ему нужно обязательно окунуться в вихрь домашних забот и вкусить семейного общения. И ничего с этим не поделаешь, потому что человек – животное общественное и даже отчасти стадное. Алена была интровертом, ей нравилось одиночество, но не до такой степени. В результате каждый вечер она засиживалась на работе допоздна, а потом до одури смотрела телевизор и ела зеленый горошек прямо из банки. Если бы на нее было кому смотреть, Ватрушкина так бы не поступала, но смотреть на нее было абсолютно некому, поэтому Алена ходила по дому в застиранной майке цвета пожухлой травы и уныло жевала горошек. В голову ей при этом лезли разные мысли от: «Мной никто не интересуется, потому что я толстая» до: «Одиночество – бич жителей современных мегаполисов».
– Даже если бы я была на десять килограммов легче, это ничего бы не поменяло, – сказала Алена, отставляя в сторону пустую банку. – Может, дать объявление в газету?
Ей немедленно стало противно. Почему-то она имела стойкое предубеждение против брачных объявлений и знакомств по Интернету. Ей хотелось сказки. Так, чтобы внезапно посмотреть человеку в глаза и… ах! Утонуть. Задохнуться. Раствориться. Потерять голову в кустах и больше ее не находить. И правда, зачем голова, если есть счастье? Но такой естественный путь – увидели друг друга, сдружились, влюбились, женились – не предполагал использования брачных объявлений. Алена искренне верила, что чудеса случаются исключительно внезапно, когда их ждешь меньше всего. Ватрушкина одернула свою застиранную майку, больше похожую на сарафан, потому что свисала почти до колен, и начала думать о чудесах. Чудом было бы, например, если бы сейчас ей в дверь позвонил ее симпатичный голубоглазый сосед… Тут у Алены появилась отличная мысль припереть соседскую машину своей, загородив ему выезд и тем вынуждая молодого человека познакомиться с ней поближе. Но от этой хитропопой мысли повеяло затхлым душком брачных объявлений, и Ватрушкина тут же ее отвергла.
– Чудо, чудо, мне нужно чудо! – напевала она, намазывая в ванной комнате лицо кремом. – Чудо-о-о-о!
В этот момент в дверь позвонили. Алена, которая никого не ждала, замерла и два раза хлопнула большими карими глазами.
– Мысль материальна, это еще Сенека говорил, – пробормотала девушка, – как пить дать, это он, мой герой. Скорее всего, ему нужны соль или спички!
Девушка сбросила свою майку и заметалась по квартире в поисках приличной одежды.
– Даже если это и не он, все равно в майке до колен выходить нельзя, – сказала сама себе Алена, натягивая лифчик, потом джинсы и пытаясь вспомнить, где она оставила свою черненькую футболочку, которая так ее стройнила. Футболочка никак не находилась, и Алена с ужасом осознала, что визитер сейчас уйдет, не дождавшись, когда ему откроют.
На своей работе Алене часто приходилось быстро принимать решения. Вот и сейчас она, плюнув на запропастившуюся куда-то футболку, схватила плащ, накинула его и, набрав в грудь побольше воздуха, распахнула дверь.
Никакого голубоглазого человека там, разумеется, не было. Прямо на Ватрушкину смотрела женщина средних лет с короткой темной стрижкой.
– Здравствуйте, я живу по соседству, – сказала тетя, – валерьянки не одолжите? Ко мне приехала сестра, и что-то сердце у нее прихватило.
– Конечно, минуточку, – пробормотала Алена и пошла на кухню, где у нее была аптечка.
– Спасибо, – кивнула женщина со стрижкой, опуская в карман пузырек, – я заплачу…
– Ну что вы, – замахала Ватрушкина руками, – не надо!
Только она закрыла за гостьей дверь, как опять позвонили. Но и на этот раз это был не красивый сосед Алены, а ее сестра Майя. Рядом с ней стоял высокий, худощавый молодой человек с глазами, в которых плескалось вдохновение. Он был ярко, просто невероятно рыжим. По его лицу были рассыпаны мелкие коричневые веснушки.
– Привет, Алена, – сказала Майя. – Знакомься, это Роман, мой бойфренд и будущий супруг.
– Очень приятно, – вежливо кивнула Алена.
Только теперь она осознала, что сосед никак не мог позвонить в ее дверь, потому что его машины не было под окнами. А это со всей очевидностью свидетельствовало о том, что хозяина автомобиля дома не было. После своего поспешного отъезда он так и не вернулся.
Ксения Дюк лежала на диване в квартире, которую она снимала, потому что денег на то, чтобы купить свое собственное жилье в столице, у нее не было – и не предвиделось. Конечно, кое-какие деньги у молодой и перспективной певицы водились, но и расходы были большие. Например, надо было где-то жить, а съем квартиры обходился очень дорого, что отодвигало мечту о собственной квартире в туманную даль. Но все это Ксению совершенно не интересовало. Уже четыре дня она могла думать только об одном – почему, ну почему она сразу же не сказала «да»? Ведь очевидно, что Игорь принял ее молчание за отказ. И сошел с ума от горя. Побежал через кусты сломя голову, бросился в речку, намереваясь утопиться… Не выдержав, Ксения опять зарыдала. Слезы брызнули из ее глаз, оросив рамку, в которую была вставлена фотография. Многообещающее музыкальное дарование Ксения Дюк обнималась на ней с юным, но невероятно талантливым футболистом Игорем Пуканцевым.
– Игоо-о-орь… Любовь моя-я-я! – заголосила Дюк.
От постоянных рыданий у нее охрип голос и распухли глаза. В общем, красивая и юная певица пребывала в состоянии глубокого упадка. Дюк взяла с тумбочки мобильный телефон и в сотый раз попыталась позвонить Пуканцеву, но телефон Игоря оказался заблокирован, как всегда, в последнее время, что вызвало выделение еще нескольких миллилитров слез.
– Может, отправить ему телеграмму? – гадала Ксения. – Но куда?
Она точно знала, что дома Игорь после того ужасного случая на пикнике не появлялся. Его телефон не отвечал. На базе, куда Дюк подъехала, чтобы найти возлюбленного и прояснить его судьбу, его тоже не было, а товарищи Игоря краснели, бледнели и отводили глаза в сторону. В результате Ксения почти утвердилась в мысли, что ее обожаемый Игорь таки утопился, но ей об этом не говорят, чтобы не травмировать.
– Ромео, тебя я прямо в губы поцелую, быть может, яд на них еще остался, он мне поможет умереть блаженно, – неточно процитировала Ксения Шекспира.
Утопиться вслед за Игорем казалось ей самым правильным решением.
– Значит, так, – прошипела Василиса Николаевна, решительным движением отодвигая от мужа колбасу, – либо вы оставляете свои подлые планы насчет убийства, либо я, как честная гражданка, пишу заявление в прокуратуру.
– О чем? – спокойно спросил Петр Петрович. – О чем именно ты хочешь написать, Васька?
– О планируемом преступлении!
– Которое собираются совершить твои дочь и муж? – уточнил Сусанин.
Василиса взяла с тарелки кусок колбасы и впилась в нее зубами. Колбаска оказалась неожиданно вкусной.
– Ну да, – кивнула Сусанина, – или еще лучше так. Ты отказываешься от своих подлых планов, а я покупаю двадцать килограммов докторской. Тебе как раз хватит до следующего воскресенья.
Петр Петрович тяжело вздохнул.
– Да я не собираюсь ее убивать! – сказал он. – Мне-то она ничего не сделала! Ее хочет убить Полина. Потому что подруга увела у нашей девочки мужа. Прямо из-под носа. В худших традициях. Представляешь, эта Майя вовсю крутила роман с нашим зятем и постоянно врала Полиночке. Постоянно! А та верила.
– Каждый день кто-то у кого-то уводит мужа, – парировала Василиса, – если бы за это каждый раз убивали – наш город давно скукожился бы до размеров монастыря среднего размера. Человек – существо полигамное. К тому же, согласно последним исследованиям, мужчина не может отказать женщине в сексе, если ему его предлагают. Это генетический закон. Мужчина всегда соглашается.
– Но не все же при этом уходят из семьи! – сказал Петр Петрович, покраснел и, чтобы скрыть свое замешательство, принялся собирать со стола крошки и выбрасывать их в форточку.
Его тон Сусаниной не понравился.
– А ну-ка расскажи поподробнее о том, что «некоторые при этом из семьи не уходят», – попросила она.
– Вот! – назидательно поднял вверх палец Сусанин. – Ты уже готова меня убить. А ведь я изменял тебе всего один раз, и то… двадцать лет назад.
– С кем? – спросила Василиса Николаевна, пристально глядя на мужа большими темными глазами, сияющими на худом нервном лице. – Скажи мне, с кем ты мне изменял?
– С Лизой Гондураскиной. Помнишь, у тебя была такая приятельница в институте? У нее была большая и красивая грудь. Я не устоял. Тем более что она меня активно соблазняла.
Василиса Николаевна подошла к окну и несколько минут стояла, глядя на капли, падающие на подоконник и разлетающиеся на мельчайшие брызги. Ноздри ее аристократического носа раздувались, как у быка перед корридой. Тишину нарушало только мерное гудение большого белого холодильника. Василиса чувствовала, как раздваивается ее сознание. С одной стороны, ее чувства к мужу давно улетучились. С другой – было ужасно неприятно сознавать, что в свое время его соблазнила Гондураскина.
– Ладно, – сказала она, – Петр, делайте что хотите. Но я в этом участвовать не хочу.
Сусанин, напевая легкомысленную песенку, принес из комнаты несколько листов офисной бумаги и принялся разрабатывать план убийства.
Рем Фильчиков долго ждал с трубкой у телефона, но ему никто не отвечал.
«Странно, – подумал продюсер, – обычно Василиса хватает трубку с таким рвением, как будто ей звонят из Кремля. Может, не слышит звонка?»
Он позвонил еще раз, но Василиса Николаевна, подавленная новостями об уходе зятя и планируемом убийстве разлучницы Майи, опять не ответила.
Тогда Рем набрал номер Ксении Дюк.
– Але, – прошептала девушка в трубку голосом улитки, везущей на спине кирпич.
– Ксения, здравствуй, – рявкнул Фильчиков. – Как ты себя чувствуешь?
– Собираюсь умереть от горя, – прохрипела Ксения.
Рем опять страшно разозлился. Елки-палки! В нее, в это тощее смазливое существо, вложено столько денег! Ну любовь у тебя, ну так сцепи зубы и выполняй свои обязанности согласно контракту! Он стукнул кулаком по столу. В этот момент он был готов удушить Дюк собственными руками.
– Ксения, – сказал он вслух почти ласково, – Ксюшенька, завтра тебе нужно прийти в студию к десяти часам и записать песни для нового альбома. Иначе мы сорвем все мыслимые и немыслимые сроки. Сможешь прийти?
– Не знаю, – прошелестела Дюк уныло, прижимая к груди рамку с фотографией Пуканцева.
Рем опять впал в ярость.
– Девочка моя, – улыбнулся он, с трудом заставляя себя говорить спокойно, – я не хочу тебя пугать, но ты нарываешься на неприятности. Ты очень много должна, понимаешь? Ты должна нашему продюсерскому центру очень много денег, – произнес он по слогам, – мно-го де-нег. Ферштеен?
– Да, – вздохнула Дюк, – я понимаю, но хотела бы взять бюллетень на пару недель. Или отпуск.
– Что?! – взревел Рем. – На пару недель?!
– Да, – подтвердила Ксения, – я очень плохо себя чувствую. У меня тяжелый стресс. К тому же я записалась в бассейн. Мне обязательно нужно научиться плавать. Срочно.
Фильчиков чуть не лопнул от возмущения. Он нажал на кнопку «отбой» и задумался. Ему нужно было обязательно решить возникшую проблему. И желательно не позже, чем настанет десять часов завтрашнего утра.
Майя сидела, закинув ногу за ногу. У младшей сестры Алены были близко посаженные серые глаза, довольно большой нос и светлые волосы, собранные в хвостик сзади. Ее спутник пил чай, сдувая плавающие на поверхности воды чаинки к противоположной стороне чашки. Его волосы в искусственном свете казались медными. Торт назывался «Корсика» и почти весь состоял из сливок. Сверху это произведение кондитерского искусства было украшено шоколадной решеткой, которая наверняка что-то символизировала, и шоколадной же трубкой, которая тоже наверняка имела какой-то потаенный смысл. Все это венчал ярко-желтый цветок, больше похожий на костер.
– Да, Аленка, это потрясающий детектив, – говорила сестра, жестикулируя, – главный герой там успешный бизнесмен, очень жесткий, которого все боятся.
– Ага, – кивнула сестра, – а как книга называется и кто написал?
– Не помню, – пожала плечами Майя, – но у этого бизнесмена, оказывается, есть проблемы – трудное детство, родители-алкоголики, беспризорщина, в общем, он не может спать по ночам, потому что его мучают кошмары. При этом внешне он вполне благополучен, у него есть огромная промышленная империя, несколько домов и машин, толковые сотрудники и жена-фотомодель.
– А где же загадка? – не поняла Алена. – Ну, это же детектив.
– Загадка? А, будет позже, – сказала сестра, пододвигая к себе кусок торта с желтым цветком. – Дело в том, что этот бизнесмен решил стать губернатором и нанять себе команду пиарщиков.
– Нанял?
– Угу. И в составе коллектива была девушка Катя.
– Ну все, дальше все ясно, можешь не рассказывать.
– Что тебе ясно? – рассердилась Майя, и ее серые, близко посаженные глаза скосились от возмущения почти к самому носу. – Ну что тут может быть ясно?
– Они влюбились друг в друга. Или он в нее. Или она в него.
Рыжий бойфренд, не отрываясь от чая, скептически поднял одну бровь и долго ее не опускал. Он молчал и в женский разговор не вмешивался.
– Вот! Видишь, как все неоднозначно! – воскликнула Майя. – Или она в него, или он в нее!
– Но на самом деле, конечно, они оба влюбились друг в друга.
– Да, – кивнула Майя, – так и было. И давно я не встречала, чтобы любовь так хорошо описывалась. Такая хорошая, правильная любовь, которая лечит душу и делает человека самим собой. Потрясающе! Я читала и рыдала от зависти к героям.
– А что, есть любовь неправильная? – спросил Роман. В его голосе звучал здоровый скепсис.
– Сколько угодно! – воскликнула Майя. – Да на каждом шагу.
Ее рыжий спутник поднял другую бровь. По-видимому, он не был согласен с этим утверждением.
– Так чем все закончилось? – спросила Алена, осторожно пробуя торт. – Ну, влюбились они друг в друга. И на здоровье! Где детектив-то? Или у них образовался любовный треугольник из жены, олигарха и пиарщицы?
Майя встала, подошла в буфету, вытащила оттуда лимон и отрезала дольку – себе в чай. В квартире сестры она чувствовала себя как дома. Роман смотрел на Майю.
– Кто-то из ближайшего окружения ему, этому бизнесмену, изо всех сил гадил, – пояснила сестра, – и, конечно же, постарался перевести стрелки на Катю и сделать так, чтобы все улики были против нее. Чтобы главный герой, ну тот, с тяжелым детством, поверил, что это она, Катерина, его предала. Понимаешь? Это такой двойной удар. Он только-только начал спать нормально по ночам, а тут – такое!
– Но в итоге он, конечно, вывел главного злодея на чистую воду и помирился с любимой.
– Почти. Ему охранники рассказали о своих подозрениях, но он проверил – и вычислил злодея. А злодей-то рассчитывал, что он, бизнесмен, не будет искать главного врага, потому что ему подставят вместо него Катю. Понимаешь?
– Понимаешь. Как книга-то называется?
– Не помню, – вздохнула Майя, – помню только, что у меня мурашки по телу бегали, когда я это читала, и дыхание перехватывало. Он, этот бизнесмен, настоящий герой. Он мужчина. Мужчина должен быть героем!
– Как патетично, – не удержался от комментария Роман.
– Ты у нас всегда была очень эмоциональной, – поддакнула ему Алена.
Майя блеснула серыми глазами и возмущенно засопела – она была младшей, и ее все время считали ребенком. Иногда девушку это очень раздражало. Роман отодвинул чашку и встал.
– Ладно, вы тут воркуйте, а я пойду куплю сигарет, – сказал он. – Алена, ты какие куришь?
– Никакие, – сказала Алена, – я не курю, я берегу здоровье.
– И правильно, – вклинилась Майя, – ты молодец. А мы вот курим! Ром, купи мне еще и «Орбит» грейпфрутовый, – попросила она.
Роман кивнул, накинул куртку и вышел. Алена пошла за ним – закрывать дверь.
…Василиса перезвонила Рему уже за полночь.
– Рем Яковлевич, вы мне звонили? Что-то случилось? – спросила она.
Ее голос дрожал, и Фильчиков мгновенно перестал думать о Ксении, о деньгах, о работе и о футболисте. Он вслушивался в голос Сусаниной, и его сердце поневоле начало биться сильнее и чаще. Рем лег на кровать, прижимая трубку к уху, и уставился в потолок с лепниной.
«Стоп, успокойся, – сказал он сам себе, прижимая руку к груди, – она замужем, у нее все хорошо».
Фильчиков давно привык к повышенному женскому вниманию. И не потому, что был таким уж красивым мужчиной или интересной личностью. Просто он был богат и влиятелен. И постоянно помнил о том, что женщины, которые встречаются на его пути, очень сильно заинтересованы в его деньгах и очень мало – в нем самом.
– Есть такой анекдот. Некрасивых мужчин нет. Есть мужчины, ограниченные материальные ресурсы которых не позволяют женщинам оценить все богатство их внутреннего мира, – говорил ему один товарищ, маленький, толстый, носатый и увешанный длинноногими модельками, как дерево грушами.
Рем, который был посимпатичнее своего носатого товарища, но чуть победнее, этот анекдот очень любил и часто его рассказывал. Он точно знал, что Василиса, стройная, очень высокая, с пышными кудряшками и длинной шеей, видит в нем человека, а не денежный мешок. Она была его ровесницей, красивой, уверенной в себе женщиной, находящейся в самом зените мудрости.
– Рем Яковлевич, – позвала в трубку Сусанина. Ее голос звенел, как колокольчик.
– Василиса, привет, – ответил наконец Рем, отрываясь от созерцания лепнины, – да, кое-что случилось. Ксения Дюк создала нам большие проблемы.
– Наслышана, – сказала Василиса, прислушиваясь к жизнерадостному храпу мужа за стенкой, – несчастная любовь.
– Именно, – вздохнул Рем. – У нее любовь, а у нашего продюсерского центра контракт со звукозаписывающей фирмой. Другими словами, если она завтра к десяти утра не явится в студию и не начнет работать, наши убытки достигнут катастрофических масштабов. Именно точную сумму возможных убытков я бы и просил тебя, Василиса, подсчитать. Кроме того, в последние несколько дней она отменила несколько концертов. Опять же, подчеркиваю, из-за хандры, вызванной этой ее, – он печально вздохнул, – разнесчастной любовью. И эти убытки тоже посчитайте.
– Ясно, – кивнула головой Сусанина, – а когда доложить?
– Как сделаете.
– Рем Яковлевич, я, может, через два часа сделаю.
– Ну, значит, привезете калькуляцию ко мне домой. Я не буду спать. Знаете, где я живу?
– Знаю. В «Алых парусах», – ответила Василиса Николаевна, задыхаясь от любви.
Храп мужа становился все громче, заливистее и мешал разговаривать.
– Хорошо. Я вас жду.
Он положил трубку. Василиса убрала мобильник от покрасневшего уха и запрыгала по прихожей, как счастливый кенгуру, объевшийся галлюциногенных грибов. Ее кудри при этом красиво разлетались в разные стороны.
– Ну что, симпатичный он? – спросила Майя сестру, как только дверь за Романом закрылась.
– Трудно сказать, – дипломатично ушла от ответа Алена, – очень уж рыжий. Но если тебе нравится, какое это имеет значение? Ты же знаешь, что я всегда буду на твоей стороне.
Майя продолжала восхищенно щебетать.
– Видела, какие у него красивые глаза? И какие чудесные стихи он пишет, – говорила сестра. – Кстати, – поменяла она тему, – ты не могла бы одолжить мне немного денег? У меня очень маленькая зарплата… Пока, во всяком случае. Может, меня скоро повысят?