Афганский компромат Гончар Анатолий
— Черт его знает. — К немалой радости Ефимова, они наконец-то спустились на первый этаж. — Если это элементарная проверка на вшивость, проводимая по команде, полученной от кого-то, тогда все верно, совершенно правильно. А если как элемент тренировки, то я не понимаю. Этот «поход» не продвинет нас вперед, а наоборот, отбросит назад. Любая тренировка предполагает постепенность. — Они миновали лифты и спустились в гостиничный холл. — Люди не акклиматизировались, не втянулись в физические нагрузки, потому у многих сейчас произошла элементарная перетренировка. Если бы наращивание нагрузок было постепенным, то к концу обучения результаты оказались бы выше, чем будут теперь.
— Ну да, — согласился Трясогузкин. — Но начальству виднее.
— Ладно, чепуха это все. День прошел, да и фиг с ним. — Ефимов махнул рукой.
— Не спорю.
Они пересекли холл и вышли на улицу едва ли не последними. Весь личный состав за исключением ефрейтора Зудова находился на месте.
— Где Зудов? — требовательно спросил командир группы.
— Сейчас спустится, — ответил Арсанов, живущий с ним в одной комнате.
Тут у двери нарисовался капитан Кречетов.
— У тебя люди все? — едва успел спросить он Трясогузкина, как из-за его спины выскочил Зудов.
— Разрешите встать в строй?
Кречетов покосился на бойца, тяжело вздохнул и заявил:
— Вставай. Остальные на месте?
— У меня все, — ответил Михаил и оглянулся, словно еще раз пытаясь убедиться в том, что никто никуда не убежал и весь личный состав в наличии.
— У меня тоже.
— Все.
— Незаконно отсутствующих нет, — доложил командир четвертой группы.
— Хорошо. — Кречетов несколько минут помолчал, раздумывая, потом проговорил: — Зарядки сегодня не будет. Пять минут всем побыть на свежем воздухе. Раньше в гостиницу никто не заходит!
— И чего задницы морозить? — вставил свое слово неугомонный Прошкин.
Ефимов грозно зыркнул на него, но промолчал. Большого смысла в таком вот стоянии на улице он тоже не видел.
Глава 11
Два следующих дня пролетели в бесконечных занятиях. Спецназовцы укладывали веревки, сооружали различные виды носилок, соревновались в эвакуации раненых, вспоминали, как организовывать станцию страховки, учились быстро надевать страховочные системы, они же обвязки, и прочее, прочее, прочее.
Обещанных инструкторов в достаточном количестве все не было. А между тем у Игоря Николаевича выявился один изъян. Зачастую он не утруждал себя объяснениями, лишь ставил задачу. Обучаемые должны были сами догадаться, как ее выполнить. У Ефимова появилось нехорошее подозрение, что дедок слишком давно не проводил подобных занятий и попросту сам не помнил, как и что делается. Трудно было представить, как бы оно все обернулось, если бы не навыки, приобретенные ранее.
Ефимов обо всем этом думал, но молчал, а вот Прошкин не преминул озвучить:
— Да он сам ни черта не знает! Шустрик хренов! По горам скачет, козел старый, выпендривается, а у самого рюкзак пустой. Набил бы как наш, я бы на него посмотрел!.. Умник нашелся. Учит каждый день, а чему? Я и то больше знаю!..
— Ну, это ты слегка преувеличил. — Ефимов усмехнулся, но не стал отрицать всего того, что высказал старший сержант.
— Да задолбало все уже! Скорее бы домой! — Виктор уставился куда-то в глубину деревьев, словно рассчитывал увидеть там улицы родного города.
— Да мы только приехали. — К разговору присоединился Федор Боровиков.
— Мне домой нужно. У меня там дел выше крыши. — Прошкин провел ребром ладони по горлу.
— А у кого их нет? — Боровиков закончил маркирование веревки и бросил ее на землю. — А то ты не знал, куда шел служить.
— Да пошел ты!.. — огрызнулся Виктор, хотел добавить что-то еще, но в этот момент подошла его очередь двигаться по импровизированной переправе.
Махнув рукой на препирательства, он пристегнул карабины, не забыл замуфтовать их и побежал вдоль веревки, протянутой между деревьями. На подъеме Прошкин споткнулся и заскользил вниз.
— Хорошо пошел! — с мстительным удовольствием заметил Федор, повернулся к старшему прапорщику и заявил: — Достал он своим нытьем!
— Есть маленько, — покладисто согласился Ефимов.
Откровенно говоря, он давно привык к Витькиным закидонам. Без его реплик бойцам порой бывало откровенно скучно.
Поэтому Сергей посмотрел на Федора и с улыбкой заметил:
— В каждом цирке должен быть свой клоун.
— Да ну его! — Боровиков не отреагировал на шутку. — Товарищ старший прапорщик, у нас когда восхождение намечается?
— Вроде бы на завтра. — Ефимов пожал плечами. — Но это не точно. Окончательное решение будет принято сегодня.
— А куда пойдем?
— Да не знаю я, Федя, — сознался Ефимов. — Нам-то с тобой какая разница? Куда поведут, туда и пойдем.
— Согласен.
На этом разговор закончился. Федору настала пора переходить учебную переправу, а Сергей погрузился в раздумья. Болевые ощущения в мышцах немного пошли на убыль. Спуск по лестнице доставлял изрядные неудобства, но все же не был теперь столь мучителен, как на следующий день после восхождения, когда каждый шаг причинял резкую боль. Да уж, увы и ах! Прежней уверенности в своих силах у Ефимова не было.
«А если и на этот раз случится нечто подобное? — мелькнула в голове Сергея почти паническая мысль, и от одного этого по его телу разлился предательский жар. — Вдруг история повторится? Может, отказаться от восхождения? Передохнуть? В принципе ничего страшного, подумаешь, одно восхождение пропущу. А, блин!.. Нет уж, пойду. А там видно будет. К черту, допрусь, куда я на фиг денусь? Что, все пойдут, а я, значит, останусь? Чертов спуск. Вон Мише легче было. Просто в случае чего пойду медленнее. Лететь не буду. На ровной местности догоню, если что. Решено. Так и сделаю». — Он все еще продолжал себя уговаривать, когда со стороны гостиницы появился капитан Кречетов.
Ротный шел быстро и скоро оказался напротив Ефимова.
— Командиры групп, ко мне! — приказал он и остановился в ожидании.
— Что-нибудь новенькое? — поинтересовался старший прапорщик.
— Нет, — ответил ротный и пнул ветку, оказавшуюся под ногой.
Подошли вызванные офицеры, капитан вновь пнул все ту же ветку.
— Во время обеденного перерыва пойти на склад за альпинистскими касками и кошками. У старшины спросите, скольких кошек у нас не хватает, и дополучите. Чтобы были у каждого! — потребовал Кречетов. — И карабины по шесть штук на человека.
— Опять весь обеденный перерыв коту под хвост! — Иудин по примеру ротного пнул ни в чем не повинную ветку.
Она отлетела и неслабо ударила Трясогузкина по коленке. Тот ойкнул, болезненно поморщился и угрожающе двинулся вперед.
— Ты идиот? — рявкнул он.
— Мишаня, я ж не нарочно! — Оправдываясь, Иудин выставил руки, будто защищался, и попятился.
— Закончили! — требовательно повысил голос ротный.
Михаил остановился, потер ушибленное место, снова поморщился.
— Мышцы и без того болят, да ты еще!.. — Он зло зыркнул в сторону растерянно улыбающегося Дениса.
— Так я же говорю, не специально.
— Я тебе тоже не специально как въеду!..
— Я сказал, закончили! — Ротный начал злиться. — Мне еще ваших разборок не хватало.
— Да мы и ничего. — Денис виновато развел руками.
— Все получить, мне доложить. И смотрите, записывайте, кому что выдаете. Вы получаете — вам и сдавать. Если чего-то недостанет, то придется покупать.
— А сразу деньгами? — подал голос Васякин.
— Нет, — отрезал Кречетов. — Меня сразу предупредили: деньгами возместить потерю нельзя. Так что думайте. Вы и ваши заместители, через… — Тут капитан взглянул на часы, но точное время определять не стал. — В обеденный перерыв ко мне на совещание!
— Во сколько именно? — Иудин слегка ссутулился, сделал один шаг, бочком приблизился к Михаилу, все еще исходившему благородным негодованием.
— Время доведу позже, — пообещал ротный. — А сейчас все свободны, — скомандовал он и в третий раз пнул все ту же злополучную ветку.
После чего Кречетов развернулся и отправился разбираться с какими-то своими служебными, канцелярскими вопросами. Увы, без бумажных дел не обходилось даже здесь.
Иудин посмотрел в спину уходящего капитана, скорчил виноватую, но и радостную рожу, подвалил к Трясогузкину, по-братски приобнял его и принялся вдохновенно убеждать в искренности своей дружбы:
— Мишаня, да хватит тебе. Не злись, братан! Мы же с тобой…
— Иди к черту! — заявил Михаил и попробовал стряхнуть Дениса со своего плеча, но не тут-то было.
Тот вцепился в него как клещ.
— Мишаня, я ведь и правда не нарочно! Ты же на меня не злишься?
— Я же сказал, отстань!
— Мишаня…
— Да не злюсь я, вот пристал!
Только после этих слов Иудин отлип от Трясогузкина. Тот облегченно вздохнул и направился к своей группе.
Глава 12
— Какого хрена? — Кречетов явно был не в духе.
После обеда трое контрактников ушли в магазин, не испросив на это разрешения абсолютно ни у кого.
— Вы что, не можете уследить за своим личным составом? Какие вы на хрен командиры групп? Вы же для них Вася, Петя, Мишаня!
— Да мы… — попробовал оправдаться старший лейтенант Иудин.
— Заглохни! — рявкнул ротный. — Да вас скоро открытым текстом посылать будут!
«Отдельные личности кое-кого уже посылают», — с тоской подумал Ефимов.
В последнее время он исполнял обязанности помощника командира батальона по физической подготовке, находился в отрыве от своего подразделения. Тем не менее старший прапорщик знал, что стоило ротному уйти в отпуск, как личный состав начинал потихонечку слетать с катушек. Со дня заключения контракта бойцы заметно изменились к лучшему, но имелись отдельные личности, которые так и не набрались ума. Поэтому далеко не все изменения, происходящие в роте, нравились Ефимову.
Впрочем, что касалось его группы, то большей частью личного состава Ефимов оставался доволен. Боровиков, Агушев, Горелов, Арсанов, Дударенков — много ли могло найтись бойцов лучше их? А как можно драться без тихони Жбанова или балбеса Зудова? На что способна группа без вечно ноющего, но надежного в бою Прошкина? Да что там говорить…
Разве что новоприбывшие. Вот с ними еще предстояло разобраться.
— Вы безмозглые, ничего не умеющие делать идиоты!.. — разорялся ротный.
— Михалыч! — перебил капитана Ефимов. — Разреши мне сказать.
Кречетов недовольно скривился, но кивнул.
— В том, что они не могут управлять личным составом…
— Почему не можем, можем!.. — опять встрял Иудин, но ротный так зыркнул на него, что тот заткнулся.
— Так вот, в этом по большей части твоя вина. Вместо того чтобы помочь молодому лейтенанту в становлении, сегодня подсказать, завтра поощрить, ты с самого начала шпынял его, зачастую выставлял дураком перед личным составом. Самое главное в том, что ты взял все руководство на себя, ничего не оставил командирам групп. Что они могут? Поощрить толком не способны. Отпустить бойца без твоего разрешения хоть на пять минут не имеют права. Наказать — это да. Но и тут ты можешь запросто отменить любое их решение, принятое в отношении твоих любимчиков. Нельзя спрашивать с командиров групп, если без твоего одобрения они не могут вообще ничего. Ты замкнул весь личный состав на себя. — Ефимов кивнул в сторону притихших офицеров и спросил: — Как их будут слушаться? Зачем подчиняться командирам, которые не имеют никаких полномочий? Кто сейчас начинает их посылать? Именно те солдатики, которых ты приблизил к себе. Потому что эти оболтусы знают, что сколь бы безобразно они себя ни вели, ничего им не будет. Командир роты защитит. И еще вот что. На днях я посмотрел, как происходит выдача горного снаряжения, и обалдел. У нас что, анархия? Кто первый встал, того и тапки?! Имущество разобрали, а кто что взял — неизвестно. Старшине по фигу. Вообще всем плевать. Хоть какой-то учет должен быть. Вон Аркадий Борисович! — Ефимов бросил уничижительный взгляд на заместителя командира роты. — Он сграбастал карабины, полученные Михаилом Константиновичем, и только посмеивается. Пропадут, кто за них отвечать будет? Миша опять окажется крайним? — Ефимов в досаде махнул рукой, понял, что выговорился, и решил закруглиться. — Вот такая у нас ситуация.
На несколько секунд в комнате воцарилось молчание.
Затем Кречетов проговорил:
— Уел, Михалыч! — Всем было видно, что ротный сильно злится, но сдерживается. — Согласен, моя вина есть. Да, я все взвалил на себя. — Тут он ткнул пальцем в Иудина, сидящего напротив, и продолжил: — Но если бы они хотели служить, не были бы такими обленившимися, то никто не посылал бы их в пешее сексуальное путешествие! В конце концов, тебя же слушаются?!
Ефимов не стал отрицать очевидное, промолчал. Бойцы действительно слушались его, но этому способствовало множество факторов, в том числе и возраст.
Ротный сказал что-то еще, но как-то без особого энтузиазма, и совещание как бы само собой сошло на нет.
А вечером, когда личный состав готовился ко сну, в номере ротного состоялся разговор тет-атет между Ефимовым и Кречетовым.
— Саша! — убеждал ротного Ефимов. — Надо потихоньку поднимать наших командиров групп. Иначе рота развалится.
— Михалыч! — Кречетов сидел за столом и нервно вращал пальцами авторучку, лежавшую на нем. — Их не поднимешь, они в край обленившиеся. Я приказал им заполнить журналы боевой подготовки. Прошла неделя, и что? Хрен там!..
— Да я все понимаю. — Сергей действительно видел, что не все так просто. — Но, может, наши командиры групп такие лишь по одной причине? Допустим, они знают, что любые их старания ты не оценишь, даже накажешь за инициативу? Беда в том, что рота привыкла к тому, что ты единолично заправляешь всем. Стоит тебе уйти куда-то на повышение, и роты как дисциплинированной боевой единицы вскоре не будет. Надо менять себя, свое отношение к офицерам и к личному составу. Саша, иногда ты просто великолепно работаешь с бойцами, можешь объяснить, доказать, показать собственным примером. Но случается и по-другому. — Ефимов хотел сказать «чаще всего», но смягчил высказывание. — Через слово оскорбления. Понимаешь, если пару лет назад бойцы-желторотики воспринимали это еще более-менее нормально, спокойно, то теперь прошло время, многое изменилось. Большинство наших солдат успело понюхать пороха. Все, что прежде пропускалось ими мимо ушей, сейчас воспринимается как оскорбление, да, собственно, таковым и является.
— Михалыч! — Кречетов выглядел уставшим. — Но ведь по-другому с ними нельзя, чуть проявишь слабину — на шею сядут.
— Не спорю, в какой-то мере ты прав. «Сколько солдата ни целуй — везде задница». Эта поговорка появилась недаром, — согласился Ефимов. — Но наши бойцы по большей части уже взрослые дяди. Они хотят соответствующего отношения к себе. Да и пацанов тоже следует хоть немного уважать. Костяк роты уже несколько лет один и тот же. Ты же всех бойцов прекрасно знаешь. Среди них единицы таких, которые признают только дубину. С остальными вполне можно работать на понимании.
— Идеалист ты, Михалыч! — Кречетов почесал подмышку, продолжать трудный разговор ему явно не хотелось. — Ладно, пора спать. Завтра нам обещали тяжелый день.
— Спокойной ночи, — сказал Ефимов, кивнул ротному и вышел в коридор.
Только за ним закрылась дверь, как Кречетов встал, с силой пнул тапок, подвернувшийся под ногу, и проговорил самому себе:
— Помочь, поднять, научить!.. А меня кто учил? Ни фига подобного. Все сам! Мне что, было легко? Михалычу просто рассуждать! Когда эти великовозрастные вундеркинды пришли в роту, его на месте месяцами не было, он в своем спортзале отирался. А я все один! Ни одного толкового командира группы и десятки каких-то ни разу не воевавших рыл с дешевыми понтами и претензиями! Я должен был с ними по уставу? Если бы я их наказывал за невыполнение приказов, то сам бы крайним и оставался. Чем их застращать? Выговорами? Да клали они на них с прибором! Словами никого не исправишь! А вот опоздала какая сука к разводу, набил морду, следующий раз задумается, да и не только он. На меня тоже постоянно дергались, но я поломал этих сволочей. А скольких пришлось отучать от алкоголя? Да взять того же ефрейтора Жбанова. Пил ведь, тварь, а сейчас нормальный солдат. Отучил? Да, конечно. А Зудов? Вечный нарушитель дисциплины, но сейчас все в порядке, без залетов, потому что знает, у меня строго! Нет, Михалыч, ты не прав. Только так, в стальном кулаке! И почаще обзывать их уродами! Они такие и есть. Стоит только отвернуться — сразу нагадят. А что до командиров групп, то как им поможешь, если они сами шевелиться не собираются? Взять того же Трясогузкина. У него косяков не мерено. Человек он вроде неплохой, но в армии нет такой должности: «хороший парень». А остальные?.. — Ротный тяжело вздохнул и ткнул кулаком в выключатель.
Свет в комнате погас. Он бухнулся на кровать не раздеваясь, укрылся одеялом и закрыл глаза.
Глава 13
Ночью Сергей долго не мог уснуть. Сегодняшний разговор с ротным будоражил его мысли. В словах Кречетова была своя сермяжная правда. Уставы устарели и не отвечали требованиям современности. Они не раз переписывались, но многие положения оставались неизменными с шестидесятых годов.
Например, обязанности старшины роты изначально писались для срочника, находящегося на службе круглые сутки. Таковыми они и оставались во всех последующих редакциях. Для заместителей командиров групп вообще не имелось отдельного положения. Им приходилось руководствоваться тем, что когда-то было написано для заместителей командиров взводов, опять же срочников. И так далее.
Многое, написанное в уставах, было хорошо и правильно. Но при том подходе, который на данный момент существовал в Вооруженных силах Российской Федерации, воспользоваться этими моментами было невозможно.
Допустим, за отказ от выполнения приказа законы и воинские уставы предусматривают жесткое наказание, вплоть до лишения свободы. Но были ли они когда-либо применены? Может, и так, но Ефимов о таких случаях не знал.
А почему? Неужели в нашей славной армии все так вот сразу берут под козырек и бегут на полусогнутых выполнять команду? Конечно, нет. Почему же тогда не появляются в уголовном производстве дела такого рода?
Ответ таков: проблема в самом устройстве современной армии. Ведь что получается? Есть солдат, не просто нерадивый, а полностью игнорирующий приказы своего командира роты, группы, взвода, неважно чего. Действуя в полном соответствии с уставом, тот подводит этого военнослужащего под статью, связанную с невыполнением приказа.
Ладно, пусть так, а что дальше? Потом командир, на подразделении которого висит уголовное дело, обязательно получает как минимум выговор, а то и предупреждение о полном служебном несоответствии «за неумение работать с личным составом» или что-то в этом роде. Как следствие — лишение премий и торможение в дальнейшем карьерном росте.
К тому же, чтобы жить по уставу, самому командованию следует неукоснительно соблюдать его. А как же тогда постоянные переработки, не учтенные ни в каких табелях? Ведь строевой офицер всегда приходит на службу на полчаса, а то и час раньше положенного. Домой он вообще частенько отправляется глубокой ночью. А выходные, которых вопреки здравому смыслу получается не более четырех в месяц?
Если ты спрашиваешь с подчиненных строго по уставу, то логично и с тебя требовать то же самое. А как ты сможешь это сделать, если подобные нарушения идут с самых верхов? Предыдущий министр требовал от офицеров работать по двадцать шесть часов в сутки. Если командир должен так вот пахать, то личный состав просто обязан волочиться следом за ним. Новый министр, похоже, пока не вникал в эту проблему, и все продолжало катиться по старым рельсам.
Существует и другой путь, точнее сказать, параллельная дорожка, основанная на понимании, кропотливой работе с каждым, поиске психологического подхода к людям и так далее. Но все это требует гораздо больших усилий и времени, которого у офицера порой и вовсе нет.
Короче говоря, получается так, что неуставными средствами, то есть мордобитием, применением силы, подчинить себе личный состав и наладить дисциплину можно куда быстрее, проще и даже безопаснее с точки зрения того же закона. Редко какой нормальный мужик побежит жаловаться на то, что ему набили морду, особенно если знает, что получил за дело.
Еще одним бичом армии продолжала оставаться коллективная ответственность. Если напортачил один, то отвечают все. Опоздал Филькин — задерживается вся рота, отсутствует Иванов — его ищут всем коллективом. Пупкин что-то натворил — на казарменное положение садится весь батальон. Совершили уголовное преступление Сидоров, Петров, Петенко — такому же наказанию подвергается вся бригада.
Вот и получалось, что каким бы хорошим, умелым ни был командир, но его карьера зависит от самого последнего мерзавца. Точно так же, как и прежде, над любым должностным лицом продолжал висеть дамоклов меч в виде солдата-негодника. Этот человек с ружьем в любой момент был способен совершить что-то, из-за чего командир мог не только лишиться премии, но и вообще вылететь со службы.
Увы, так получалось, что личная ответственность уходила на второй план. На передний выползала командирская. Оттуда и шли все попытки сокрыть происшествия и даже преступления.
«Ладно, — рассуждал Ефимов. — Такая ответственность командиров еще как-то объяснима в отношении срочников, но контрактники — это те же наемные работники, что и на любом предприятии. Хотел бы я посмотреть, что стало бы с обществом, если бы директоров заводов, фабрик, бизнесменов отстраняли от работы за проступки подчиненных? — Старший прапорщик представил себе Романа Абрамовича, уволенного от своего бизнеса, и заулыбался. — А если и дальше рассуждать подобным образом, то получается вот что. Если министра обвинили в совершении уголовного преступления, то премьер и президент должны оставить свои посты! Да, именно так. Ведь если разобраться, то выходит, что должны нести всю полноту ответственности за любые действия такого министра. Президент и премьер-министр выбирали себе его сами. Кстати, в отличие от армейских командиров. Офицеры — существа подневольные. Они работают с теми людьми, которых им дали. — Тут мысли Ефимова вновь вернулись к ротному: — Кто его готовил к работе с людьми? Когда? В училище? Не смешно. В части? А было ли там время на это? Едва приехав, он угодил в Чечню. Когда ему было добиваться понимания? Не серьезно. Там хватало времени лишь на то, чтобы сломать, заставить подчиняться, а потом спешно натаскивать. Да и кто мог этому научить молодого лейтенанта? Капитаны и майоры почти такого же возраста? При существовавшей тогда системе присвоения званий подавляющее большинство офицеров проскакивало по должностям со скоростью метеора. В лучшем случае офицер более-менее осваивал свою специальность и умение оформлять документы. На то, чтобы грамотно работать с личным составом, не оставалось времени. Приезд в часть — Чечня — и через полтора года капитан. Еще три, а то и два года службы — и выдвижение на вышестоящую должность. Как итог — в двадцать пять лет майор. А дальше, если повезет или есть блат, то еще до тридцати — подполковник.
Капитан Кречетов довольно долго ходил в командирах групп, опыта набирался сам и убедился в том, что с позиции силы работать гораздо легче. Став ротным, он не изменил этому опыту, тем более что другого у него попросту не было. Он же хорошо видел, что стоит только дать слабину, за которую порой принимаются порядочность, уважение, просто доброе отношение к человеку, и личный состав начинает наглеть. Как следствие — чрезвычайные происшествия и служебные взыскания, идущие за ним. Вот и ложилось на подкорку непреложной аксиомой убеждение в том, что личный состав нужно держать в кулаке. — Сергей открыл глаза, поглядел в темноту. — Нет, надо менять устав. Ответственность командира должна оставаться исключительно на уровне боевой подготовки. За свою дисциплинированность военнослужащий должен отвечать сам».
Рассуждая таким образом, Ефимов не оправдывал действий командира роты. Он понимал его, но все же не принимал.
«Людей, особенно тех, с кем многое прошел, следует если не ценить, то хотя бы проявлять к ним чуть больше уважения». — Мысли мелькали подобно чехарде калейдоскопа, не давали Сергею уснуть.
Когда же он наконец-то забылся в дреме, ему пригрезилось продолжение все того же никак не кончающегося сна.
Прапорщик вскрыл пакет, вытащил из него папку, распахнул ее. Он сразу понял, что в руках у него фотокопии каких-то официальных бумаг, где собственно текстовые документы перемежались немногочисленными снимками. Теперь ему следовало по каким-то неведомым критериям определить — это именно то, что ожидал полковник, или нет.
Сергей направил луч фонаря на листок, лежавший сверху, пробежал глазами первые строки текста, оказавшегося чем-то вроде предисловия, недоверчиво хмыкнул и принялся читать дальше. Вначале то, что он видел, показалось ему чем-то фантастическим. Но чем сильнее Ефимов вчитывался в текст, тем больше убеждался в том, что документы, лежавшие у него на коленях, подлинные. Когда он окончательно это понял, волосы на голове зашевелились, встали дыбом. Такое казалось ему невозможным. Ефимов прекратил чтение, взял в руки фотографию, за ней другую, третью.
— Черт! — По телу прапорщика разбежался жар.
Он быстро просмотрел еще несколько фото и с задумчивым видом проговорил:
— Не хилые бумажки. Жахнут так, что мало не покажется.
Сергей бросил взгляд в сторону моджахедов, будто опасаясь, что кто-то из них может заглянуть в папку, но убедился в беспричинности своего беспокойства и вновь погрузился в документы. Ефимов не столько читал их, сколько выхватывал содержание. Спроси его кто-нибудь сейчас, зачем он это делал, если уже и так все было понятно, прапорщик ни за что не сумел бы ответить на этот вопрос. Сергей остановился только тогда, когда оказалась перевернута последняя страница.
Кругом по-прежнему царила ночь, но внутренние часы подсказывали Ефимову, что она близится к своему завершению. Сергей сложил документы обратно в папку, убрал ее в пакет и сунул за пазуху. Потом он нагнулся, поднял с земли сумку с деньгами и взвесил ее на руке. Теперь он уже нисколько не сомневался в том, что бумаги, прижатые к его груди, того стоили.
Прапорщик выключил фонарик, вышел из кромешной темноты скал.
— Рафик! — окликнул он моджахеда, стоявшего в неподвижности и терпеливо ждущего.
Когда тот приблизился, Сергей протянул ему обещанные деньги.
Афганец принял их и поблагодарил. К немалому удивлению Сергея, он даже толком не посмотрел на то, что ему вручили, не пересчитал купюры и решительно шагнул в глубину ночи.
Только теперь, оставшись в одиночестве, Ефимов обратил внимание на то, что стало гораздо темнее. Месяц и звезды исчезли за тучами, заволокшими небо. Повеяло сыростью. Следовало уходить.
Сергей опустил руку в карман, немного помедлил, загнул усики чеки, но ставить автомат на предохранитель не стал. Он прислушался к тишине и поспешил в обратный путь.
Несмотря на темень, прапорщик двигался быстро, почти бегом, стремясь как можно скорее удалиться от места встречи. Все его чувства обострились. Ему казалось, что он впитывал в себя все звуки и запахи. Даже ночь теперь не казалась Ефимову такой беспросветно черной. Ствол автомата рыскал вдоль горизонта, палец замер на спусковой скобе.
Только отойдя от каменной гряды метров на триста, Сергей позволил себе замедлить шаг. Миновав таким манером несколько десятков метров, он поставил оружие на предохранитель.
А темнота все сгущалась. Вслед за сыростью пришел туман. Сергей сунул руку в нагрудный карман в поисках компаса, но его там не оказалось.
«Вот бестолочь!» — обругал он сам себя за то, что впопыхах забыл взять с собой столь нужную вещь и теперь вынужден был идти почти наугад, интуитивно выбирать путь.
Казалось бы, зная местность, прапорщик не должен ошибиться, но он оказался почти в километре от нужной точки. Свою промашку Сергей заметил лишь тогда, когда у горизонта взлетел осветительный снаряд. Прапорщик остановился и кое-как разглядел флажок, лежавший под ногами и некогда обозначавший границу минного поля.
Осознание того, что он напоролся на мины, обдало Ефимова мертвящим холодом.
Тем не менее давняя привычка подшучивать над самим собой вылилась в простую мысль:
«Зато теперь я точно знаю, где нахожусь».
Он действительно знал это минное поле. Оно окружало газонасосную станцию, расположенную неподалеку.
«Ну и что дальше?»
Сергей быстро просчитал варианты и понял, что пытаться разглядеть в полутьме демаскирующие признаки мин, спрятанных в земле, такая же бесполезная задача, как искать иголку в стоге сена. Стоять же и ждать, когда его увидят с газонасосной станции и придут на выручку, ему не позволяло чувство собственного достоинства.
«Как поступить? — Вопрос, заданный самому себе, требовал скорейшего решения, и Ефимов не замедлил его принять. — А если бегом? Где наша не пропадала. Допустим, наступлю. Но мине же тоже надо какое-то время, чтобы взорваться. Пока то, пока се. Если бежать быстро, то, может, ничего и не оторвет». — Твердя про себя слова глупого самоуспокоения, Сергей, сориентировавшись, выбрал, как ему казалось, кратчайшее расстояние до границы минного поля, набрал полные легкие воздуха, резко выдохнул и рванул с места.
— Сергей Михайлович, пора вставать! — сквозь сон пробился бубнящий голос Трясогузкина. — Время!..
— Да, встаю. — Ефимов сел, удивляясь, как это он умудрился не услышать звонок будильника и проспать.
«А вот Михаил-то молодец! Всегда бы так», — подумал старший прапорщик.
Глава 14
Рота построилась. Капитан Кречетов принял доклады, отошел в сторону и начал что-то оживленно обсуждать с майором Конягиным. Впрочем, в ожидании инструкторов чесал языками и весь личный состав.
— Я вот что себе купил. — Федор Боровиков вытащил из рюкзака и показал Ефимову телескопическую палку, в выдвинутом состоянии очень напоминающую лыжную. — Вытаскивается и при любой длине закрепляется вот так. — Он покрутил нечто наподобие небольшой муфточки.
— Хорошая вещь. — Сергей с интересом разглядывал приобретение Федора.
— Товарищ старший прапорщик, хотите, я одну вам отдам? — предложил Боровиков.
Ефимов в первую долю секунды хотел отказаться по привычке и из-за природного упрямства, но вспомнил про недавний конфуз и согласно кивнул.
— Да, давай. На подъеме она мне ни к чему, а вот на спуске пригодится.
Палка перекочевала из рук в руки.
— Федя, пожалуйста, прицепи ее к рюкзаку, — тут же попросил Ефимов.
— А я, наоборот, на подъеме буду эту штуку использовать. — Боровиков подумал, сунул сложенную палку в пустой боковой карман рюкзака Ефимова, для надежности затянул клапан и констатировал: — Нормально, болтаться не будет.
— Спасибо, Федя. Если понравится, я себе тоже такую куплю.
— Да вы мою у себя оставьте.
— Ладно, посмотрим, — уклончиво ответил Ефимов, про себя твердо решив, что если с палкой действительно окажется легче идти, то он не станет пользоваться чужой добротой, а сходит в магазин и купит себе точно такую же.
Как говорится, надо и совесть иметь.
Наконец-то появились инструкторы, и через пару минут спецназовцы начали движение.
На этот раз бойцы были разделены на две части. Восхождение они начали разными маршрутами на две высоты. Игорь Николаевич вел первую и четвертую группу. Старшим с ними шел майор Конягин.
Капитан Кречетов возглавил вторую и третью группы. Их сопровождал Андрей Павлович, высокий худой инструктор, в свои тридцать пять успевший покорить почти все самые значимые вершины бывшего Советского Союза.
Было пасмурно, морозец совсем небольшой — два-три градуса, никак не больше. При почти полном отсутствии ветра о лучшей погоде в ноябре не приходилось и мечтать.
Игорь Николаевич не изменил своим привычкам. Он резво скакал вверх, ничуть не озабочиваясь судьбой тех, кого вел.
На этот раз боевой порядок смешался почти сразу. Одни уползали назад, другие рванули вперед. Колонна растягивалась, хотя несколько дней акклиматизации давали себя знать. Разрывы между спецназовцами теперь не были столь велики, как в прошлый раз.
Ефимов, вначале ощущавший боль в мышцах, постепенно привык к темпу движения и чувствовал себя вполне прилично. Ныли колени, но к этому неудобству он давно привык и почти не обращал на него внимания.
Постепенно подъем становился круче, и в какой-то момент Сергей начал замечать, что скорость, с которой они поднимались, значительно замедлилась. Игорь Николаевич стал изредка останавливаться, переводить дух.
— Сдох буланый! — мстительно процедил Прошкин и мечтательно добавил: — Ему бы мой рюкзачок!
— Злой ты! — пошутил Сергей и тут же задумался над собственной проблемой.
Поднимался он опять довольно легко, но как оно будет на спуске? Этот вопрос пока оставался без ответа.
«Ничего, — думал он. — У меня, спасибо Федору, палочка-выручалочка есть. Буду с самого начала опираться на нее, и все пойдет нормально».
Сергей подбадривал себя такими мыслями и шагал бодро, едва не наступал инструктору на пятки.
Местность, по которой они поднимались, по большей части оказалась поросшей травой, чем-то напоминавшей болотную осоку. Она была такая же кустистая, корни ее образовывали нечто похожее на небольшие кочки. Длинные стебли-листья не имели режущей кромки и были чуть более узкими, чем у осоки.
Выбравшись на относительно ровную площадку, Игорь Николаевич остановился и стянул со спины рюкзак.
— Привал, — объявил он. — Десять минут отдыхаем, затем будем отрабатывать работу в связках.
Глава 15
Вторая и четвертая группы тем временем двигались по маршруту, ведущему к ближайшему леднику. Их скорость была такой же высокой, как и у двух других групп.
До конечной точки оставалось пройти еще треть расстояния, когда заметно потянуло ледниковой свежестью. Под ногами бойцов появился слой снега, постепенно переросший в кашу, достававшую до колен. Двигаться стало труднее.
Капитан Кречетов, вначале шагавший в передовом десятке, постепенно уползал все ниже и ниже. Мышцы ног не успели восстановиться после ознакомительного восхождения и отказывались повиноваться. Капитан тяжело дышал, по его лицу обильными струями тек пот. Чтобы хоть как-то предотвратить перегрев тела, Кречетов расстегнул ветрозащитную куртку.
Они шли и шли, а ледник никак не желал становиться ближе. Когда до него оставалось рукой подать, ноги капитана налились свинцом. Он сделал еще несколько шагов, окончательно обессилел, плюхнулся в снег и молча проводил взглядом рядового Никитенко, замыкавшего колонну.
— Ну, твари, вы у меня получите! Туристы, блин! — мстительно прошипел капитан, глядя на удаляющуюся вереницу людей.
Окликнуть кого-либо и просить помощи? Нет, этого ротный делать не собирался. Он так и сидел на месте, пока слегка передохнувшие «туристы» не начали спуск.
Кречетов встал, опершись на палку. Полы его куртки трепыхались из стороны в сторону под порывами налетающего ветра. Ротный исподлобья смотрел на людей, приближающихся к нему.
— Строиться! — попытался рявкнуть он, но смог издать лишь неразборчивый хрип.
Капитан не стал дожидаться, когда все соберутся. Видимо, слишком велика была ярость, бушевавшая в нем.
Он прокашлялся и закричал:
— Командиры групп, что за херня? Почему бросили своего ротного? Чего молчите? Все, блин, такие крутые! Суки, подонки! — Кречетов уже исходил пеной. — Почему ни одна тварь меня не подождала? Чего, суки, молчите? Ну, я вам такое устрою!.. Козлы вы все до единого, блин!
— Товарищ капитан, прошлый же раз… — попытался вставить свое слово Сармантов, один из любимцев ротного.
— Молчи, придурок!
— Почему это я придурок?