Тайник на Эльбе Насибов Александр
Официант нагнулся над чемоданом, раскрыл его. Штырева отщелкнула замки сумки. Официант увидел в ней плоскую коробочку с джемом, термос и под ними какую-то пёструю ткань — вероятно, полотенце.
Из чемодана была извлечена скромная закуска. Официант сходил за тарелками, принёс кофе.
— Закажите лодку, — распорядился Перцев.
Официант взглянул на удочки и понимающе кивнул.
— Проводник не нужен? Есть один, который знает, где лучше всего берет форель.
— Нет. — Перцев улыбнулся. — Я здесь бывал.
Официант удалился.
Неторопливо позавтракали. Затем из чемодана были вынуты складной сачок, коробка с блеснами и другое нехитрое снаряжение рыболова. Чемодан оставили на хранение официанту.
— Идём, дорогая. — Перцев ласково коснулся рукой подбородка спутницы. Та улыбнулась и взяла сумку.
Перцев, далеко откидываясь назад, гнал по озеру лодку. Сильные удары весел вспенивали тёмную, прозрачную воду, и там, где гребец вырывал из неё лопасти, оставались маленькие воронки.
— Хорошо, — сказал он, — если бы и вправду можно было, не думая ни о чем, провести здесь недельку. Как, Тамара?…
Штырева не ответила. Ей вспомнилась Сибирь, откуда она была родом, Байкал. Вот и вода здесь — синяя и тяжёлая, как там. И, наверное, такая же студёная. Она опустила за борт руку — будто иглы коснулись тонкой кожи запястья… Там, у Байкала, она выросла, в маленьком рыбачьем посёлке. И вспомнился Тамаре рассказ отца о том, каким был Байкал одной осенней ночью — двадцать шесть лет назад.
В ту ночь Прохор Штырев тайно, огородами и задами посёлка, вывел на берег семью — жену и шестилетнего сына, поочерёдно перенёс их на руках в карбас, покачивавшийся на якоре, погрузил на судёнышко немудрящий скарб, поставил парус, вытянул якорь. Парус наполнило ветром. Под килем заговорила вода. Карбас набрал ход, накренился и устремился прочь от берега. Прохор взял курс на север, где за полторы сотни километров жили дальние родственники.
Жена Прохора готовилась второй раз стать матерью. Сам он только недавно оправился от изнурительной лихорадки. А на огромном озере было неспокойно, надвигался шторм. Как же осмелился Прохор Штырев пуститься сейчас в далёкий и опасный путь?
Ничего другого ему не оставалось. Он сильно задолжал скупщикам рыбы. Те не хотели больше ждать. Под вечер Прохору тайно сообщили, что кредиторы явятся утром за единственным его достоянием — карбасом и сетями. Рыбак знал: если это случится, семья помрёт с голоду. Поэтому и решил идти в плавание. Здесь, на берегу, его ждала гибель. А на Байкале — бог не без милости, может, все обойдётся.
Незадолго перед рассветом сильный порыв ветра ударил в парус, резко накренил судёнышко. Через минуту все вокруг ревело и стонало. Волны, которые становились все круче и злее, яростно обрушивались на одинокий карбас.
При первых же порывах ветра Прохор отправил жену и сына в крохотную каютку на носу судна, плотно надвинул крышку люка. Сам он остался у руля, зорко следя за тем, чтобы карбас не оказался бортом к зыби. Обдаваемый каскадами ледяной воды, коченея на ветру, он не спускал глаз с паруса — только бы выдержал, не лопнул под напором бешеного ветра!
А шторм крепчал. Временами, словно делая передышку, ветер на несколько секунд стихал, чтобы затем с новой силой наброситься на карбас. В один из таких моментов, когда можно было перевести дух и оглядеться, ухо рыбака уловило какие-то новые звуки. Почудилось, что из каюты доносятся стоны. Прохор вздрогнул, поняв, что происходит там, внизу.
Медленно отодвинулась крышка люка. Из него показалась голова сына. Лицо мальчика было белое, в глазах застыл ужас. Он кричал, широко раскрывая рот, но Прохор не мог разобрать слов. Да и не нужны они были сейчас. Все стало ясно и так. Но рыбак ничем не мог помочь жене. Он был прикован к своему месту на корме — если б хоть на мгновение оставил руль, карбас развернуло бы бортом к волне и опрокинуло.
А сын продолжал звать. Ему казалось, что отец не слышит или не понимает. Значит, надо подойти ближе. Он вылез из люка, выпрямился, шагнул вперёд.
«Вернись!… Назад в каюту, скорее!» Прохор кричал так, что сорвал голос, и с той минуты до конца своих дней говорил хриплым свистящим шёпотом. Но мальчик знал одно: надо во что бы то ни стало привести отца вниз, где так страшно стонет и мучается мать.
И он сделал по палубе ещё шаг.
За бортом росла волна. Большая, тяжёлая, она молча поднималась, нависая над карбасом. Вот она изогнулась, и на её вершине сверкнула белая корона пены. Ещё мгновение, и волна с грохотом обрушилась на палубу. Прохор вцепился в руль, стиснул челюсти, изо всех сил сопротивляясь клокочущему потоку, который бил его, мял, давил, стремясь оторвать от опоры и унести за борт.
Когда вода наконец схлынула и он смог открыть глаза, сына не было…
Утром ветер стал слабеть и к середине дня стих настолько, что Прохор рискнул привязать руль. Обезумевший от пережитого, полумёртвый от холода и истощения, он протиснулся в люк и свалился вниз, на сложенные сети. Когда глаза привыкли к полутьме каюты, он увидел жену. Та лежала в углу, тоже едва живая после страшной ночи, и рядом с ней — новорождённая девочка.
Тамара тяжело вздохнула. Да, таким вот и был первый день её жизни. Потом — школа, пионерский отряд, комсомол, Москва, куда она поехала учиться. Со второго курса института иностранных языков она ушла на специальную учёбу. И теперь — Германия, Карлслуст, где она уже третий год в роли простодушной, не очень умной немки.
Иногда Тамара мечтает. Война окончилась, она снова в Москве. Идёт по улице. У неё билет в Большой. Но до начала ещё час. Значит, можно не торопиться. Она подходит к киоску, берет эскимо. Нет, сразу два… И — разговаривает. По-русски! Смеётся. Тоже по-русски — звонко, во весь голос! Какое это огромное счастье, поймёт лишь человек, испытавший все то, что выпало на её долю.
Перцев ввёл лодку в маленький залив. Кругом громоздились серые ноздреватые скалы. Он оставил весла, выпрыгнул на камень, привязал лодку.
— Здесь? — спросила Штырева.
— Да. Только не торопись, я скажу.
Он взобрался на скалу, огляделся. Место подходящее. Залив и нижние ярусы скал укрыты от посторонних глаз. Хорошо просматривается участок озера перед ними. Вокруг ни души. Только вдали видна отчалившая от пристани лодка. В ней те самые парни, что приехали в одном с ними вагоне. Тоже рыболовы.
Перцев спустился, положил на камень сумку. В ней, в термосе с горячим кофе, был туго стянутый жгут проволоки — антенна. Перцев извлёк её, размотал, закинул на ближайшую сосну. Позаботившись, чтобы проволока была замаскирована в ветвях, протянул её конец по расселине вниз.
Штырева выбралась из лодки на камень, передала товарищу чехол с удочками и коробку блесен.
Усевшись на скале, Перцев неторопливо раскрыл чехол, вытащил и собрал спиннинг. Все это время он внимательно наблюдал за местностью. А двумя метрами ниже, на маленькой площадке, окружённой утёсами, девушка раскрыла сумку; отложив в сторону пёстрое полотенце, прикрывавшее портативную рацию, ловко подключила антенну, повернула ручку реостата и надела наушники.
Взмах, и Перцев послал леску с блесной далеко вперёд. Серебристая овальная пластинка мягко легла на воду, пошла вниз. Он стал осторожно вращать катушку. Леска наматывалась без усилия. Но что это? Лёгкий рывок. Конец удилища шевельнулся. Перцев чуть приподнял его. Есть!
А Штырева уже установила связь. Согнувшись над передатчиком, неотрывно глядя в лежащий перед ней лист бумаги, она торопливо работала ключом.
Новый заброс спиннинга — и ещё одна изящная рыбка с крапинками на спине и острым хвостовым плавником затрепетала на скале. Форель брала хорошо, и Перцев, не переставая зорко наблюдать вокруг, то и дело извлекал из озера новую добычу.
Внезапно он насторожился. Прямо в их бухту шла лодка. И в ней — те самые парни.
Не отрывая от них глаз, Перцев нащупал и сбросил вниз камешек. Штырева подняла голову. Он чуть шевельнул рукой. Радистка передала сигнал перерыва и выключила станцию.
В ту минуту, когда лодка вошла в заливчик, Штырева сидела неподалёку от своего спутника, любуясь большой форелью, которую держала в руках.
— Как идут дела? — прокричал парень в очках, сидевший на корме.
Штырева встала и высоко подняла рыбу.
— Только одна? — разочарованно спросил парень.
— Для начала достаточно и одной, — рассудительно ответил Перцев.
Лодка повернула и удалилась.
— Продолжай, Тамара, — сказал Перцев.
— Осталось совсем немного. — Штырева осторожно спустилась вниз, вновь распаковала сумку и включила рацию.
Перцев забросил спиннинг.
Вскоре девушка сняла наушники, выключила станцию и сменила на скале Перцева, пока тот убирал антенну.
Однако уходить они не торопились. Роль рыболовов следовало вести до конца.
Спустившись вниз, Перцев уничтожил бумагу с текстом шифрованной радиограммы, затем зарыл в песок под приметной скалой передатчик и провод. В Карлслусте имелась вторая станция. А кто знает, что ещё с ними произойдёт на обратном пути?
Стемнело, когда их лодка причалила к пристани. Перцев расплатился, забрал в ресторане чемодан. Через полчаса должен был отходить поезд, и они направились на вокзал. Здесь уже ждали юноши, которых они повстречали на озере. Из сумки Штыревой торчали форельи хвосты. У попутчиков болтались на верёвочке четыре небольшие рыбки.
Парень в очках покосился на сумку.
— А говорили, не берет!
— Какой же рыбак хвастает на ловле? — Перцев усмехнулся. — В этом случае не жди удачи.
Глава двадцать четвёртая
Получив радиограмму карлслустской группы, Лыков вызвал Рыбина. Показал ему шифровку.
— Ну, — сказал Лыков, — какое складывается мнение? Можно принять их предложение?
— Вывозить самолётами такой груз?! — Рыбин пожал плечами. — Почти триста ящиков, и в каждом по шесть пудов, а то и больше!
— Да, Орест Иванович, около тридцати тонн.
— И — самолётами?
— А вы предложите другое.
— М-м… задача.
— Что ж, Керимов упоминает и о втором варианте — захватить архив и спрятать. Скажем, утопить в Эльбе. Упаковка позволяет — металлические запаянные ящики. Согласитесь вы на такое? Ага, нет! И вы, конечно, правы. Война-то продлится не месяц, не два, и что только не случится за это время!
— Но сложность операции… Это же десятки самолётов снаряжать!
Пригласили полковника Чистова. Тот явился, прочитал донесение из Карлслуста, поднял на Лыкова помолодевшие глаза.
— А ведь он умница, товарищ генерал, — взволнованно сказал Чистов. — Светлая, одним словом, голова. Я, если моё мнение будет спрошено, целиком поддерживаю эту идею.
Зазвонил телефон. Из соседнего отдела сообщили: человек, которым интересуется генерал Лыков, сегодня прилетел в Дюнкерк, а через час, пересев в другой самолёт, продолжил путь.
Речь шла о Фреде Теддере.
Вскоре принесли шифровку из Берлина: Зейферт вернулся в столицу Германии.
— А Упиц? — спросил генерал Лыков сотрудника, докладывавшего шифровку. — Учтите, он нас очень интересует.
— Ещё не установлено… Теперь посмотрите вот это.
Сотрудник передал генералу второе сообщение.
В нем указывалось, что на днях с запада на восток франко-германскую границу пересекла группа иностранных разведчиков. Сегодня за ней проследовали ещё две такие же группы. Несколько разведчиков выловлены постами немецкой полевой жандармерии. Похоже, что готовится какая-то специальная операция.
— Та же разведка, откуда и Теддер, — сказал Лыков.
Он снял трубку телефона прямой связи с начальником и попросил разрешения зайти.
Руководитель управления внимательно изучил документы, которые принёс Лыков.
— Смело, — сказал он, — смело и рискованно. Но другого и не придумаешь. Они правы. В принципе я — «за»!
Лыков вздохнул с облегчением.
— Но… масштабы операции таковы, что придётся испрашивать специальное разрешение. Подготовьтесь, Сергей Сергеевич. Вы руководите этой группой, вам и докладывать.
— Надо сегодня. Предстоит огромная работа, а во времени мы чрезвычайно ограничены.
— Да, сегодня.
Генерал Лыков и его начальник вернулись в управление поздно вечером. План их был принят.
— Связь сегодня будет? — спросил руководитель управления.
— Да. — Лыков взглянул на часы. — Через пятьдесят минут.
— Сообщите им о Теддере. И — подбодрите. Они знаете как волнуются!…
— Ещё бы.
— И запретите действовать, пока у нас не будет все обеспечено. До тех пор пусть не дышат. Ждать. Ждать, отдыхать, набираться сил.
— Ясно.
— Хочу сообщить одну новость — надо, чтобы вы были в курсе… Окончательно решено устроить после войны суд над главными нацистскими военными преступниками. Имеются в виду Гитлер, Геринг, Гиммлер, Геббельс, Риббентроп, Крупп, Шахт и некоторые другие.
— Понимаю.
— А суду нужны документы. Побольше документов… Видите, как непрерывно возрастает важность задачи, решаемой сейчас в Карлслусте нашими разведчиками.
— Да, товарищ начальник.
— Условимся так. Свой участок вы поручаете кому-нибудь из заместителей, а сами целиком переключаетесь на подготовку и проведение операции.
— Я как раз хотел просить об этом.
— Вот и отлично. Лучше всего, если переселитесь поближе к месту действия.
— Это и моё желание.
— И Рыбин с вами?
— Да, и он.
— Дальше. С утра свяжитесь с командованием бомбардировочной авиации дальнего действия, все уточните, проконсультируйтесь, и пусть помаленьку начинают. А вы тем временем займитесь людьми. Людей отбирайте лично. Проследите, чтобы не меньше половины десантников были водителями, знакомыми с немецкой техникой. Повторяю: сами все проверьте.
— Будет исполнено.
— Хочу надеяться на благополучный исход операции. — Начальник оставил кресло, подошёл к Лыкову, дружески его обнял. — Трудная предстоит работа. Ведь таких масштабов мы с вами ещё не знали, а?
— Время сейчас другое. Техники, ресурсов много.
— Да, это не сорок первый. Взрослее стали. Взрослее и сильнее.
Спустя неделю над Карлслустом появилась девятка советских бомбардировщиков. Одно звено, отделившись, произвело удар по железнодорожному узлу и двум автомобильным дорогам, которые шли на Карлслуст с Запада. Остальные самолёты обрушили фугаски на северо-восточную окраину города, где были расположены все крупные автомобильные базы. Бомбы превратили их в развалины. Большинство машин было разбито и сожжено.
Точно через двадцать четыре часа налёт советской авиации повторился. Обработке с воздуха подверглись склады горючего, дислоцированные все на той же северо-восточной окраине.
Разбив цистерны с нефтью, самолёты вновь сбросили серию фугасок на автобазы, а затем уложили около десятка бомб в пустынной местности
— между городом и лесом на берегу Эльбы, возле моста и развилки дорог.
Утром, тотчас же по окончании первого налёта на город, Аскер позвонил у двери дома № 15 по Берлинерплац. Всю эту неделю разведчики наблюдали за домом; они узнали фамилию его владельца, установили, что он одинок, живёт обособленно, убедились в том, что Упиц и Зейферт выехали из Карлслуста.
Отворил мужчина в халате, с фарфоровой трубкой в зубах.
— Я бы хотел повидать господина Карла Айпеля, — сказал Аскер.
— Айпель перед вами.
— Я с поручением от генерала Зейферта.
Хозяин дома посторонился. Аскер вошёл.
— Пароль? — спросил Айпель.
— Достаю. — Аскер опустил пальцы в карман жилета. — Покажите свой!
Айпель отпер ящик шведского бюро, извлёк из него обломок расчёски. Когда он вернулся к гостю, тот все ещё рылся в жилетном кармане.
На секунду прервав своё занятие, Аскер сунул в рот сигарету.
— Я по поводу бомбёжки. Мы в недоумении…
— Но это другие машины!
— Советские. Сам видел тёмные звезды на крыльях в свете прожекторов…
— Тогда надо немедленно связаться с Теддером. Вы ещё…
— Это можно сделать только вечером.
— Хорошо. — Аскер похлопал руками по карманам. — Дайте спички. Сейчас я сообщу одну важную весть… Нас никто не слушает?
— Я один в доме. — Айпель нашарил в кармане халата коробок, извлёк спичку, зажёг её, заботливо прикрыл огонёк ладонями.
— Ничего, ничего, я сам…
Аскер протянул к огоньку руки. Щёлк! На запястьях Айпеля сомкнулись наручники.
Ещё через три дня в берлинском кабинете генерала Зейферта раздался звонок городского телефона.
Генерал снял трубку, назвал себя.
— Кто слушает? — переспросил голос. — Повторите.
— Генерал Зейферт!
— Ага, хорошо!… Господин генерал, с вами говорит Карл Айпель.
— Айпель?
— Да, господин генерал. Карл Айпель. Мой адрес: Карлслуст, Берлинерплац…
— А!… — Зейферт беспокойно шевельнулся в кресле, плотнее прижал к уху трубку. — Вы в Берлине?
— Да, господин генерал.
— Что же случилось?
— Нам необходимо встретиться. Это очень спешно. Как можно скорее!
— Где вы находитесь?
— В самом центре, на пересечении Унтер-ден-Линден и Фридрихштрассе.
— Хорошо. Ждите меня там.
— Понял, господин генерал.
— Постойте!… Но как я вас узнаю?
— Не беспокойтесь, я подойду.
Повесив трубку, Аскер вышел из телефонной, будки, походил по тротуару, задержался возле афишной тумбы. Весь низ её занимали два плаката. На одном по серому полю была косо нарисована чёрная тень мужчины в пальто с поднятым воротником и надвинутой на лоб шляпе. Другой плакат изображал телефонистку, сидящую у коммутатора, с наушниками на голове. Телефонистка строго глядела на Аскера и предостерегающе прижимала палец к губам. Подпись под обоими плакатами была одна и та же: «Пст!» Плакаты призывали к бдительности.
Вскоре возле тротуара притормозил автомобиль. За рулём сидел представительный мужчина в штатском. Аскер отметил дорогую, изящно обмятую шляпу, выбритые до синевы пухлые щеки, ослепительно белый крахмальный воротничок, перстень с камнем на пальце.
В свою очередь Зейферт оглядел стоящего на тротуаре человека. Тот был в очках с желтоватыми стёклами. Короткий пиджак и брюки гольф подчёркивали линии сильного, хорошо развитого тела. На голове косо сидела зелёная австрийская шляпа. Взгляд Зейферта задержался на синих с чёрным чулках и жёлтых башмаках щёголя. «Попугай, — подумал генерал, брезгливо скривив губы, — черт знает что за вкус».
Они встретились глазами, Зейферт притронулся к кнопке сигнала. Аскер шагнул вперёд, дверка автомобиля отворилась, и он оказался на сиденье, рядом с эсэсовским генералом.
— Ну, — сказал Зейферт, когда машина выбралась на середину улицы,
— слушаю вас, господин…
— Айпель, — подсказал Аскер.
— Да, господин Айпель. Так что у вас произошло?
Аскер раскрыл бумажник, вынул обломок расчёски и поднял так, чтобы Зейферт мог его рассмотреть, не отрывая от дороги глаз.
Генерал извлёк из жилетного кармана вторую часть пароля.
— В порядке, — сказал он, убедившись, что части расчёски сошлись.
— Но зачем вы приехали? Сунуться прямо в Берлин!…
— Я не мог иначе.
— Что же случилось? — В голосе Зейферта звучала досада.
— Я бы на край света забрался, если бы это помогло сохранить тайник и архивы.
— Сохранить тайник? Что все это означает?
— Поразительно. — Аскер зло шевельнул плечом. — Будто вы не знаете, что Карлслуст бомбят!
— Что такое? — Зейферт всем корпусом повернулся к собеседнику. — Что вы сказали?
— Бомбят, — повторил Аскер. — За три дня было три налёта.
— Не может быть!
Теперь был удивлён Аскер.
— Вы действительно не знаете об этом? — спросил он.
— Разумеется, нет. С группенфюрером Упицем мы были в отъезде, далеко отсюда, на Востоке, вернулись этой ночью. Но, мой бог, кто же бомбит Карлслуст? Чьи самолёты?
— Русские.
Зейферт присвистнул.
— Полагаете, нащупывают?
— Уверен!
— Погодите, погодите. — Зейферт передёрнул плечами. — Все это совершенно невероятно!…
— Что ж, я могу и ошибиться. — Аскер извлёк из кармана и развернул карту Карлслуста. — Судите сами. Синим обозначены объекты, которые бомбили при первом налёте, позавчера. Коричневая штриховка — результат вчерашнего налёта. Красным отмечено то, что советские самолёты обрабатывали сегодня перед рассветом.
Зейферт притормозил, посмотрел на карту. Уже с первого взгляда было ясно, что район бомбёжки настойчиво приближается к лесу на берегу Эльбы, у моста, возле развилки дорог.
— Ну? — Аскер сложил карту.
Генерал не ответил.
— Шеф взбешён, — негромко сказал Аскер.
— Он уже знает?
— Ему сообщено ещё вчера.
— Что же делать?
— Не знаю. — Аскер выдержал паузу. — Одно очевидно: если русские будут продолжать такими же темпами, то дней через пять-шесть они доберутся до хранилища. Тогда архивы взлетят на воздух.
Аскер смолк. Молчал и Зейферт. Прошло несколько минут. Автомобиль свернул направо, в какую-то улицу, затем сделал второй поворот и поехал в обратном направлении.
— Мне надо в управление, — сказал генерал.
— Но мы же ничего не решили!
— Встретимся вечером. В девять часов, на прежнем месте.
— Учтите, генерал, время не терпит, — сказал Аскер. — Шеф предупредил, что бросит все и примчится сюда, если мы с вами окажемся рохлями и провороним тайник. Но тогда вам трудно будет позавидовать…
— Хорошо, хорошо, — раздражённо прервал его Зейферт. — Вся эта история тревожит меня не меньше кого бы то ни было.
Он подвёл машину к тротуару, остановил, выжидательно поглядел на пассажира. Тот вылез.
Вечером Зейферт прибыл к месту встречи точно в назначенное время. В машине был ещё один человек.
— Познакомьтесь, — сказал генерал. — Это группенфюрер Упиц. Он будет руководить перевозкой архивов в новое хранилище.
Аскер на мгновение прикрыл веки, пряча вспыхнувшие в глазах огоньки.
Он знал: сейчас, почти за семьсот километров отсюда, по ту сторону фронта, в маленьком городке близ Варшавы, только что отбитом у фашистов, кипит подготовка к заключительному этапу операции. В городок прибывают десятки участников операции, на расположенный неподалёку аэродром садятся самолёты особой службы. Люди проверяют оружие и снаряжение, проводят тренировки. Там же находятся руководители и старшие товарищи Аскера — генерал Лыков и полковник Рыбин. Все они готовятся прийти на подмогу действующим в Карлслусте разведчикам, чтобы довести до конца задуманное. Родина не жалеет на это ни сил, ни средств. Но все окажется напрасным, из группы генерала Лыкова не уйдёт в воздух ни один самолёт, не тронется с места ни один десантник, если Аскер и его товарищи не добьются главного — не принудят нацистов принять решение об эвакуации карлслустского тайника. Бомбардировки объектов в Карлслусте, операция на Берлинерплац, 15, приезд Аскера в Берлин и встреча с генералом Зейфертом — все это совершено с одной лишь целью: убедить нацистов, что тайнику в Карлслусте грозит неминуемое уничтожение и архивы должны быть убраны оттуда и переведены в другое хранилище, более надёжное.
И это, кажется, удалось!
— В новое хранилище? — переспросил Аскер, удобнее устраиваясь в машине. — После встречи с вами мне тоже пришла в голову эта мысль. Что ж, полагаю, шеф будет доволен. Но я опасаюсь, что русская разведка… Мне кажется, она может помешать.
Он старался говорить спокойно, но сейчас не узнавал собственного голоса.
— Бомбардировки в Карлслусте — работа русской разведки. — Зейферт включил передачу и тронул автомобиль.
— Не могу себе уяснить, зачем это русским! — Аскер пожал плечами.
— Им, как я понимаю, нужны архивы, но не пепелища.
— Разумеется, — усмехнулся Улиц. — Но когда до архивов нельзя добраться, их предпочтительнее уничтожить, чем отдать противнику.
— Вот оно что, — протянул Аскер.