Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу! Холина Арина
– Спокойствие, – одернула ее подруга. – Не надо истерик. Как тебе кажется, он на тебя запал?
– Возможно.
Маша коротко поведала и про вечеринку, и про ресторан, и о том, что они говорили два с половиной часа, а потом вернулись на вечеринку, и теперь все женщины смотрят на нее с завистью…
– Ну и все! – Варя подобрела – она была счастлива, что сейчас не придется советовать, как завязать знакомство и поддержать разговор. – Он от тебя без ума!
– Да, но… – засомневалась Маша, но Варя ее перебила:
– Маш, никаких «но»! И вообще, я тебя не слышу, так что давай ты мне все завтра расскажешь?
Варя с грохотом положила трубку на базу, включила автоответчик и поклялась ни за что больше не подходить к телефону, даже если ей позвонит Даррен Стар с предложением писать сценарии для его проектов. Хотя… В красках представив, как ей звонит Даррен, Варя поняла, что будущего работодателя должна знать в лицо, и побежала к компьютеру. Даррен Стар оказался крупным мужчиной итальянского типа – чем-то похож на главного героя клана Сопрано. «С ним можно работать», – решила Варя и прилегла на кровать, чтобы как следует представить, как она будет работать с продюсером «Беверли Хиллз, 90210», «Мэллроуз плэйс» и «Секса в большом городе». Работалось замечательно: Варя купила большой дом на Голливудских холмах, старинный розовый «Кадиллак», познакомилась с Билли Зейном…
Зазвенел будильник – это значило, что до выхода из дома осталось полчаса. Варя бросилась в ванную, быстро побрила ноги бритвой, кое-как выщипала брови и накрасилась.
Богдан ждал ее у машины. Завидев Варю, пошел навстречу, обнял, поцеловал в макушку и спросил:
– Как дела?
Обычный вопрос, требующий ответа: «Хорошо, а у тебя?», но почему-то Варе, прижавшейся к его теплому и сильному плечу, захотелось ему рассказать…
О том, как нелегко писать сценарии для сериалов, которые, что ни делай, все равно получаются дурацкими, глупыми и никчемными. О том, что от нее ничего не зависит: идея достается сюжетчикам, диалогистам, продюсерам, американским партнерам – и они все, будто нарочно, делают все, чтобы сделать фильм как можно тупее. Актрисы влюбляются в главных героев и забывают, что по сценарию их следует ненавидеть, американцам кажется, что они одни во всем мире умеют работать, продюсеры от жадности нанимают таких гримеров и костюмеров, что хоть святых выноси. И единственное, что ты получаешь после того, как сериал заканчивается, – ощущение полной бессмысленности своей работы и некоторое материальное благополучие – контракт с дьяволом.
– Но ты ведь можешь писать сценарии для кино, – посоветовал Богдан после того, как Варя, разбавляя жалобы всхлипываниями, выложила ему все свои сомнения.
– Не могу, – буркнула Варя.
– Почему?!
– Потому что я боюсь, – мрачно заявила Варя. – И я не знаю, куда его нести, сценарий этот. И вообще я не знаю, как его придумать. Я могу сочинять дурацкие сериалы, а чтобы настоящее кино…
– Ой, да ладно! – хохотнул Богдан. – Хочешь, познакомлю тебя с продюсером?
– Хочу, – согласилась Варя и оглушительно высморкалась. – Кстати, Богдан, а ты чем занимаешься?
– Строю, – ответил он.
– Что строишь?
– Дома, здания под офисы, загородные особняки… – Он пожал плечами. – Кучу всего.
– Ух ты! То есть ты богат и страшно влиятелен?
– Вроде того, – усмехнулся Богдан. – Куда поедем?
– Давай к тебе, – предложила Варя. – Я влюбилась в твою террасу.
– Значит, я тут ни при чем? – в шутку рассердился Богдан.
– Ни при чем, – подтвердила Варя.
Варя лежала в шезлонге на террасе и думала о том, что такие мгновения стоят десяти лет жизни. Вспомнив, что ей уже тридцать, Варя переосмыслила замечание насчет десяти лет и остановилась на годе. Потом года тоже стала жалко, и Варя решила, что это просто один из самых счастливых вечеров за последнее время. Богдан долго ругался по телефону, употребляя малопонятные слова и выражения, а потом уехал, сказав, что на стройке – катастрофа.
И Варя осталась одна. Минуты две она боролась с искушением залезть во все ящики и шкафы, но искушение повергло ее в нокаут, и Варя, с подозрением оглядев стены, на которых вроде бы не оказалось видеокамер, решительно пошла в спальню.
– Странно, – произнесла она вслух.
Нигде – ни в гардеробе, ни на письменном столе, ни в комоде, ни в секретере – не было ничего личного. Аккуратные, пахнущие жасмином стопки белья. Деловые бумаги. Ни клочка, ни письма, ни фотографии.
«Может, это потому, что он недавно переехал?» – подумала она, но засомневалась. По Вариным представлениям, новосел должен жить в окружении коробок с бессмысленным, но дорогим сердцу хламом. «Может, он педант?» – испугалась она.
Педантов Варя боялась до жути: они заставят ее складывать носки парами, помнить, куда она положила ключи от квартиры, выключать свет в ванной, класть на одно и то же место пульт от телика, уносить грязные чашки на кухню, а не прятать за монитором, они обязательно найдут под кроватью коробки от «Доширака» и использованные салфетки, а в холодильнике остатки борща, который Варя варила три месяца назад… В общем, превратят ее жизнь в ад.
Но так как очень уж сильно переживать было лень, Варя стянула с дивана плед, бросила его на шезлонг, смешала коктейль и устроилась так, чтобы смотреть на реку.
Зрелище было невероятное. Варя немедленно поняла, что деньги могут быть смыслом жизни – если на эти деньги ты покупаешь себе такой вид из окна.
Вся ее жизнь вдруг показалась Варе такой скромной, почти убогой, все достижения, приобретения и цели – ничтожными, мелкими, смешными. Сейчас ее окружала роскошь – настоящая роскошь, а не то, что Варя обычно называла роскошью – платье с распродажи из «Подиума», лампу из антикварного магазина – не шедевр, просто старая лампа, ужин в «Лалуне» – чтобы до отвала.
В этой квартире все было первоклассное: мраморная отделка, мебель из настоящего дерева, пледы из ламы, дорогое-дорогое постельное белье. Но главное, все было таким чистым, свежим, как будто новым, что от этого перехватывало дыхание.
Варя встала, прошлась по террасе, которая была, наверное, чуть меньше палубы «Титаника», заглянула на кухню и открыла двустворчатый холодильник.
«Что лежит в холодильнике миллионера?» – хихикнула она про себя.
В правом отделении были соки, воды и фрукты. Слева Варя обнаружила курицу с рисом, салат из креветок, белужью икру, зеленый суп, разные сыры, невероятное количество колбас и копченого мяса, молоко и йогурты.
Варя положила себе салат из креветок, сыр без плесени, буженину, налила стакан сока и вернулась на террасу. Сытую, укутанную в плед Варю разморило, и она, кое-как перебравшись в гостиную, заснула. «Пожить бы так хоть недельку…» – подумала она, проваливаясь в темноту.
Лиза любила музеи. В прохладных залах, где стояла старинная мебель, висели полотна старых мастеров и даже воздух казался особенным, ей было удивительно спокойно. Связь времен, уважение к традициям, вещи, которым люди словно отдали душу… Она блаженствовала.
И у Феди дома она ощущала то же самое – благоговение перед стариной, перед историей. Неловкость исчезла – осталось уважение к прекрасным вещам и к человеку, который все это бережно хранил и собирал.
Да! Она мечтала именно о таком мужчине! Не о каком-нибудь выскочке! Ей нужен был мужчина с корнями, с пониманием жизни.
Прабабушка Лизы была дворянкой. Хоть и не особенно богатой, но все-таки благородного происхождения. Прадед умер еще до революции, а прабабка предусмотрительно эмигрировала в Италию, где несколько лет жила с каким-то маркизом. Вместе они прогуляли его наследство, после чего маркиз женился на дочери газетного магната, а прабабушка познакомилась с известным русским художником-графиком и вернулась в Москву. Лизина бабушка была женой влиятельного чиновника из Госстроя, домохозяйкой и счастливой матерью, а мама Лизы, посредственная актриса, вышла замуж за режиссера и всю жизнь провела, разыгрывая домашнюю драму. У бабушки было трое братьев: один – ученый, теперь жил в Англии, второй стал главным редактором политического еженедельника, третий некогда считался одним из лучших кинооператоров «Мосфильма».
Двоюродная тетя Лизы жила в Англии, выйдя замуж за англичанина, двоюродный дядя стал банкиром, а вторая двоюродная тетка имела собственный торговый центр.
В этой большой, дружной, успешной семье Лиза, которая так и не поняла, что ей делать – удачно выйти замуж или взяться за карьеру, – была белой вороной, ее все любили, помогали и волновались о том, как сложится ее жизнь.
Лиза очень гордилась своей семьей, своими предками и раньше часто ходила на Остоженку – смотрела на трехэтажный дом, который некогда принадлежал ее прабабушке. Потом дом снесли, выстроили что-то большое и красивое, но Лиза знала, что она – одна из немногих, кто действительно может похвастаться своей семьей. И больше всего на свете ей хотелось, чтобы семья ее уважала, чтобы ею гордились.
– А где ты раньше жил? – поинтересовалась она, запивая любопытство прохладным белым вином.
– Здесь рядом, на Пречистенке, – лениво ответил Федя. – А до того в Испании, Мексике, Калифорнии и Бейруте.
– Что ты делал в Бейруте? – переспросила Лиза.
– Жил. И работал.
– О! – Лиза выразила недоумение и восхищение. – А это трудно – все время работать в разных местах?
– Я думаю, легко, если хорошо зарабатываешь, – хмыкнул Федя. – Вообще-то во Франции, в Нормандии, у меня основная резиденция. Я ее так чувствую – мой дом. Там спокойно, красиво, неподалеку живет разная богема. Там у меня есть Милен – экономка, две горничные, садовники, охрана.
– А ты сам русский?
– Я сам… не знаю кто. – Он усмехнулся. – Сейчас и не разберешь.
– Ну да… – кивнула Лиза.
– А ты бы хотела жить со мной в Нормандии? – спросил он, откинувшись на стуле.
– Странный вопрос, – мрачно констатировала Лиза. – Мы знакомы без году неделя.
– Ну чисто теоретически, – упрямствовал Федя, – ты бы хотела жить в Нормандии, среди яблоневых садов, в большом загородном доме…
Лиза задумалась.
– Не уверена, – медленно ответила она. – Все-таки город… Знаешь, хоть здесь и суета, и пыль, и грязь, и всякая морока… Я люблю город. Я бы согласилась жить, как ты. И знать, что где-то в Нормандии есть дом. Есть… приют.
– Здорово! – пылко воскликнул Федя. – Мы с тобой похожи. Очень трудно найти человека, который бы уважал кочевую жизнь. Пойдем в гостиную.
В гостиной они устроились перед камином, разожгли огонь, и Лиза погрузилась в истому.
– Ты довольна своей жизнью? – спросил Федя, глядя на пламя.
– Не совсем.
Это был сложный вопрос. С одной стороны, у нее были порядочные сбережения. И она всегда могла выйти за кого-нибудь замуж (в том, что по городу ходят десятки мужчин, желающих вступить с ней в официальные отношения, Лиза не сомневалась). В конце концов, она была известным фотографом.
Но во всем прослеживалась какая-то неустойчивость. Все браки распались – семью она так и не создала. И не была уверена, что готова создать. Ее фотографии покупали, некоторые ими восхищались, но осторожные журналы заказывали снимки только в крайнем случае. Журналы боялись рекламодателей, которым подавай гламур, а Лиза была капризной, не умела подстраиваться. При желании на те деньги, что она зарабатывала съемками, можно было бы прожить, но жить на эти деньги у Лизы не было никакого желания. Жить в одно время с Мадонной, Юлией Тимошенко и Скарлетт Йохансен и при этом быть полуфотографом, полусветской дамочкой, полуженой было как-то несерьезно. Лизе хотелось большего – все вокруг хотят большего. А как этого большего добиться, и вообще что такое это большее, Лиза не понимала.
Все это ей очень не хотелось никому рассказывать – она даже Варе ни разу не проговорилась, и только Маша однажды вытирала ей пьяные слезы и уверяла, что все получится.
Но Феде она почему-то все рассказала. Было в нем нечто, что давало надежду на то, что он поможет. Не делом, так словом. И Лиза сначала нехотя, а потом все с большим отчаянием выкладывала все свои страхи и сомнения.
«Если он скажет, что мне пора взрослеть, я его брошу прямо сейчас», – закончив исповедоваться, подумала Лиза.
– Я не хочу тебя ни в чем убеждать, – начал он, открыв новую бутылку французского вина. – Но мы думаем, что весь мир всегда будет относиться к нам, как папа с мамой. Для родителей мы – самые лучшие, что бы мы ни сделали. Но в жизни так не бывает. То есть бывает, но это надо заслужить. Чтобы тебя признали лучшим, нужно добиваться этого. Даже если ты Херб Ритц, тебе придется соглашаться с другими. Ты можешь оставаться собой, но зачастую тебе необходимо считаться с мнением рекламодателей или редактора журнала. Коллектив.
– Но я это ненавижу! – возмутилась Лиза. – Почему тогда я, а не кто-то еще, если все равно приходится подстраиваться?
– Ты сама ответила, – улыбнулся он. – Почему не кто-то еще? Потому что выбрали тебя. Тебя хотят. Надо этим пользоваться.
– Но я не могу общаться со всеми этими девицами, которые готовы повеситься, если у них трусы не из последней коллекции! – Лиза всплеснула руками.
– Рожай детей. Будь матерью. Подстраивайся под мужа.
– Н-да… Пони бегали по кругу, – пробормотала Лиза.
– Слушай, мои знакомые купили половину торгового центра. У них будет грандиозная реклама – по всему городу, во всех журналах. Хочешь, я тебя порекомендую?
– Да что ты? – ахнула Лиза.
– Да, но только там придется выслушивать их указания, – предупредил Федя. – Ты готова?
– Да. То есть нет. Или да. Не знаю, – растерялась Лиза.
– Слушай, попробуй, а? – предложил Федя. – Считай, что это игра.
– Шахматы? – улыбнулась Лиза.
– Бокс, – усмехнулся Федя.
Он встал с широкого кожаного дивана, подошел к ней, наклонился над креслом, оперся руками на подлокотники, и Лизу окатило горячей волной. Федор коснулся ее губ, и у нее по затылку побежали мурашки – она закрыла глаза, положила руки на его мускулистые плечи и подумала о том, что он лучший мужчина в мире. Первый раз у них был теплый, а не горячий, спокойный, а не страстный секс, и Лиза чувствовала такое доверие, такую нежность и такую глубину чувств, что ей хотелось разрыдаться от переполнявших ее эмоций, но она лишь крепче прижимала его к себе и чаще заглядывала в глаза, словно хотела найти в них ответ на свою, а может, на их общую жизнь.
Глава 5
– Он о-о-очень умный! – восторгалась Маша. – Делает вид, что все это не имеет значения, но он учился в Кембридже, английский знает, как родной, и может рассказать обо всем на свете!
– Тебе мужчина нужен или энциклопедия? – съязвила Варя.
– У меня вот где… – Маша провела рукой по горлу, – этот ваш дешевый цинизм! Почему я должна все время приобщаться к вашим ехидным шуткам и прочей бесчеловечной галиматье? Мне нравятся умные, образованные мужчины, я не люблю весь этот ваш светский треп, и я, в конце концов, познакомилась с человеком, которого искала всю жизнь!
– Маш, Маш, Маш! Прости! – примирительно сказала Варя. – Привычка. Нездоровая. Я рада за тебя. Главное, чтобы он был хорошим человеком.
– Почему он должен оказаться плохим? – все еще кипятилась Маша.
– Маш, потому что любой незнакомый человек может быть не таким, каким кажется! Ты что, ищешь во мне врага?!
– Нет, я не ищу врагов, – поостыла Маша. – Просто вы такие… легкомысленные.
– Маш, что с тобой происходит? – обиделась Варя. – Мы столько лет дружим, и единственное, что ты можешь сказать обо мне и о Лизе, – что мы легкомысленные?
– Варя, извини, я просто устала. – Маша приложила ладони к вискам. – Я так нервничаю. Понимаешь, это идеальный мужчина – я влюбилась, я пропала…
– Ну, ну, ну… – Варя перегнулась через стол и похлопала Машу по плечу.
– Вы с Лизой другие. Вы так все легко начинаете и так просто заканчиваете… Я не могу так: «О, это не вариант, начнем все заново…» Я каждый раз до смерти боюсь, что снова ничего не получится, что я не найду того единственного… Я так хочу иметь мужа, семью, детей, а мне ведь уже тридцать, и я…
– Маш, ку-ку, тебе всего лишь тридцать, и это только в двадцать кажется, что тридцать – старость, – утешала ее Варя. – Мы-то знаем, что это не так.
– Да, знаем, но в тридцать уже думаешь о разных серьезных вещах! – сопротивлялась Маша. – И если я сейчас чего-то не сделаю, вся моя жизнь развалится. Мне так надоели эти тусовки, клубы… Я хочу тишины!
– Это говорит сотрудник радиостанции. – Варя попыталась пошутить, но Маша лишь посмотрела на нее с отчаянием. – Ладно, Маш, извини, мне еще ехать на мозговой штурм. – Варя достала из бумажника кредитную карту. – У нас там новый сериал на подходе.
– Я останусь, – вяло проговорила Маша. – Надо подумать.
Кондиционер заклинило на позиции «мороз». Двадцать человек курили сигареты одну за другой, пили кофе, скатывались на обсуждение политики, последнего фильма Балабанова. Варе казалось, что эта нервотрепка не закончится никогда. Почему они все думают, что делают что-то новое и особенное? Главная героиня, как обычно, бедная и несчастная, в конце станет богатой и счастливой, а в промежутке будет бороться с врагами, интриганами, мерзавцами и завистниками. Вот вам завязка, придумайте, дорогие мои, несколько отпетых мерзавцев, завистников и врагов, а также очень хорошего миллионера, у которого будут свои мерзавцы, завистники, враги, и она сначала его не полюбит, а потом полюбит, но им будут мешать… И так шестьдесят серий.
От сигарет в голове у Вари образовался туман. Она спрашивала себя: что здесь делает она, девушка из интеллигентной семьи, мама – адвокат, папа – политолог?
Она же понимает, что все это лажа, и все понимают, но всех это устраивает, потому что за лажу платят хорошие деньги, а ее – нет, хотя деньги, конечно, имеют значение…
Да еще этот сумасшедший кондиционер!
– Варь, что делать с бабой олигарха? – спросила руководитель проекта Инна.
– Я думаю, что баба олигарха не должна быть сукой. Пусть будет просто глупой дурой, которую все используют, и использовать ее станет главная вражина нашей героини. Она ей наплетет, что если та что-то сделает, то олигарх будет ее страшно уважать. А потом, в самом конце, она станет хорошей и выйдет замуж за начальника охраны. – Варя выпалила первое, что взбрело в голову.
Как обычно, она решила, что сейчас все будут над ней смеяться, а руководительница проекта встанет и укажет на дверь. «Такой несусветной глупости я в жизни не слышала! – скажет руководительница. – Мы пригласили вас по ошибке. Извольте выйти вон».
Но Инна лишь закивала головой, буркнула «отлично» и записала что-то в большой красной книге.
На трясущихся ногах Лиза зашла в ресторан «Галерея». Федор топал где-то сзади. В большой сумке от «Сони Рикель» Лиза несла портфолио. «Ничего-ничего, я дорого одета, хорошо выгляжу, я работала с лучшими журналами…» – уговаривала она себя. Первый раз в жизни речь шла о больших деньгах, которые Лиза могла заработать сама. И если она их заработает, ее будущее обеспечено. Ее станут приглашать, ублажать, заваливать работой. Она станет богатой и знаменитой – и вся ее семья будет ею гордиться.
В ресторане их ждали полный холеный мужчина, средних лет женщина с короткой стрижкой, небритый молодой человек и девушка с длинными темными волосами. Они все поздоровались, после чего заговорила женщина среднего возраста – она, как выяснилось, была старшим менеджером отдела рекламы.
– Мы планируем агрессивную стратегию выхода на рынок, основной концепцией которого является… – бодро завела женщина, и Лиза тут же отключилась.
Очнулась она лишь тогда, когда услышала пронзительный голос темноволосой девушки – менеджера по связям с общественностью. Обе они говорили одно и то же, только молодой человек – артдиректор – более-менее внятно изъяснился насчет того, что Лизе предлагается фотографировать.
«Они меня съедят, – жаловалась про себя Лиза. – Я стану кем-то другим».
– …полторы тысячи долларов съемочный день, – договорил холеный мужчина. – Вас устраивает?
– Вполне, – стараясь не визжать от восторга, важно ответила Лиза и радостно подумала: «Ну и пусть едят! Подавятся!»
Варя уже минут десять сидела в туалете. Ей казалось, что здесь, в кабинке, безопасно. Не надо придумывать глупые истории, не надо злиться на щенячий энтузиазм коллег. К тому же тут по сравнению с комнатой было тепло.
Хлопнула дверь.
– Алло! – услышала Варя. – Это ты?
– Лен, короче, слушай. У меня времени мало. Живет телка типа Ксении Собчак – вся из себя золотая молодежь, украшение общества, и все такое. Как положено, все ее ненавидят, а потом ее родители погибают в автокатастрофе, и оказывается, что у нее нет ни копейки денег. Деньги куда-то делись. Вот, ну и ей, типа, надо начинать все заново, но ее все, само собой, чмарят, на работу не берут, да еще и папаша как-то подозрительно погиб. Такая женская история а-ля «Блондинка в законе» с детективом. Лен, как тебе? Честно нравится? Ну, я не знаю… У меня сейчас работы до фига, но напишу, думаю, за год. А чего торопиться? И потом, что я с ним буду делать? В кино все свои – там им хватает амбициозных сценаристов… Я не занудствую, просто у нас все кино по родственной линии.
По голосу Варя не могла понять, кто говорит там, за дверью, но это явно была какая-то девушка из их бригады.
– Ладно, я пошла, Лен, давай. Спасибо за поддержку.
Снова хлопнула дверь, Варя выбралась из кабинки, и тут зазвонил ее телефон.
– Ты готова к встрече с прекрасным? – поинтересовался Богдан.
– Ты о себе?
– Нет! – расхохотался Богдан. – О продюсере, Сергее Цейтлине. Мы с ним завтра обедаем, присоединяйся. Встреча тебя ни к чему не обязывает.
– Э-ээ… Ну, давай, – согласилась Варя. – Спасибо, ты такой заботливый.
– Когда-нибудь и ты мне пригодишься, – пообещал он.
Маша рассказывала Никите о своей семье. О просторной даче в Аксиньине, о теплой террасе, о плетеных креслах-качалках, о запахе пирогов, о черной глубокой реке, о плакучих ивах, о черноплодке, из которой бабушка делала настойки…
– Конечно, папа был не очень известным актером по сравнению там с Роланом Быковым или Андреем Мироновым, но его знали, его любила Галина Брежнева – как актера, а потом вдруг все это растворилось, и мне даже казалось, что мне все это приснилось, – жаловалась Маша. – Я не скучаю по тем временам, меня скорее удивляет, как странно устроена жизнь.
– Ну, и как же ты умудрилась стать экономистом? – полюбопытствовал Никита.
Они сидели в тихом загородном ресторане на берегу реки. Никита заехал за ней после работы и почти насильно увез ужинать – Маша требовала душ, другую одежду, но он заявил, что она выглядит прекрасно.
– От злости. – Маша пожала плечами. – Когда мне было четырнадцать, мама снова с кем-то развелась, и я дико злилась, что она не работает, а все ждет, когда кто-нибудь решит, что смысл его жизни – сделать ее счастливой. И мне почему-то казалось, что если я стану экономистом, то уж точно не пропаду. Вообще-то так оно и есть, но…
– Что «но»?
– Но я чувствую, что это не мое. Понимаешь, я промахнулась. Сделала страшную ошибку. Я читаю газеты, еженедельники и думаю: ну почему не я? Я бы так хотела стать во главе какого-нибудь серьезного издания, делать что-то полезное, интересное и вообще быть одной из тех, кто совершает что-то для истории, а не просто принимает участие в демографическом процессе. Понимаешь?
Никита странно на нее посмотрел, но ничего не сказал.
Официант принес горячее, Маша принялась за судак в сложном икорном соусе, но перехватила взгляд Никиты и чуть не подавилась. Его взгляд был тяжелый и злой. Маша и сама не поняла, чего испугалась, – тем более что в следующее мгновение он смотрел на нее с нежностью и вниманием. Но на долю секунды у нее пересохло в горле и хотелось бежать, громко крича: «Помогите!», размахивая руками, – подальше, очень далеко, лишь бы не испытывать жуткую, беспочвенную, одуряющую панику.
– Невкусно? – забеспокоился Никита.
– Все хорошо, – отмахнулась Маша. – Показалось, что кость проглотила. У меня так бывает – боюсь, что кость застрянет в горле. До ужаса.
Вечером Лиза ждала Варю на веранде ресторана «Снобс» и немного злилась из-за того, что легко и привычно согласилась на встречу. Она была возбуждена и хотела подумать о том, как снимать рекламу. Нужно было пересмотреть кучу журналов, покопаться в Интернете, изучить новые тенденции, а вместо этого придется переливать из пустого в порожнее. Лиза поймала себя на том, что посиделки с подружками, на которых они болтали по пять, а то и по шесть часов, не казались уже такими заманчивыми, как раньше. «Бла-бла-бла…» – подумала Лиза о том, чем ей предстояло заниматься. Она чувствовала себя на подъеме, ей хотелось что-то делать, быть активной, занятой, преуспевающей и жаловаться, что ни на что не хватает времени – работа, работа, еще раз работа.
– Фу, привет, бежала от Рождественского бульвара, такая пробка! – ворвалась на веранду Варя, размахивая сумкой. – Воды! – крикнула она официантке. – Как дела?
– Хорошо дела, – сохраняя спокойствие, ответила Лиза. – Буду снимать рекламу для Кирсанова.
– Для этих вот брендов класса люкс? – ахнула Варя.
Лиза важно кивнула.
– Да ты что?! – еще больше удивилась подруга.
– Да, меня Федя познакомил, и они мне заказали всю рекламную кампанию.
– Ни фига себе! – Варя всплеснула руками. – Круто как… Лиз, я за тебя очень рада. Но ты же не хотела рекламой заниматься. Ты хотела, как Клавихо, стать фотохудожницей, и чтобы все тебя уважали за твою неповторимую индивидуальность.
Лиза рассердилась, но сдержалась.
– Знаешь, мне предложили такие деньги, что отказаться – все равно что расписаться в собственной безнадежности, – непринужденно ответила она.
– А-а… – то ли согласилась, то ли смирилась Варя.
Обе почувствовали напряжение. Что-то пошло не так. Варя ожидала, что Лиза начнет метаться, ныть, паниковать, стенать на то, что рекламщики ее поимеют, жаловаться, что художник вынужден творить с гантелями в руках, что мир несправедлив…
Но Лиза ничего такого не сказала. Она была такой твердой, решительной и самоуверенной, что Варя не знала, с какого бока к ней подступиться.
– Ты с Машей не общалась? – поинтересовалась она.
– Нет. – Лиза покачала головой. – Я ей не звонила, и она мне. По-моему, Маша должна сделать первый шаг – все-таки это она мне нахамила.
– Просто международная дипломатия, – усмехнулась Варя. – Лиза, если ты забыла: это наша подруга Маша, она всегда такая. Мы ей всегда сами звоним, когда она дурит, ведь Маше потом долго бывает стыдно, и она не в состоянии сделать первый шаг.
– Значит, ей пора меняться, если хочет общаться с людьми, – отрезала Лиза. – Мне надоело играть в эти игры.
– Вот как. – Варя внимательно посмотрела на приятельницу.
– Да, Варь, люди меняются, – завелась Лиза. – Время от времени чувствуешь, что ты из чего-то выросла. В детстве – из штанов, а когда взрослеешь – из рамок, из отношений, из предубеждений.
– То есть. Маша стала для тебя мала? – все так же спокойно поинтересовалась Варя.
– Варя, ну не о том, не о том ты говоришь! – вспыхнула Лиза. – Машка хорошая, ты же знаешь – я ее люблю, как сестру, у меня вообще ближе вас никого нет, но…
– Но ты говоришь о ней снисходительно, – строго заметила Варя. – А так нельзя.
– Хорошо, больше не буду, – покорилась Лиза, но затаила раздражение на всех, у кого в глазу бревно.
Она еще не знала, что за бревно в глазу у Вари, но была уверена, что оно есть. Лиза немного предвосхитила события, но в конечном счете оказалась права.
– У тебя бассейн? – Маша смотрела на него так, словно Никита признался, что держит в саду уссурийского тигра.
Бассейн всегда был ее мечтой. Не надувной и не крошечный, как в бане, а настоящий бассейн, чтобы в нем можно было плавать и зимой, и летом.
– И воду можно подогреть?
– Можно, – усмехнулся Никита. – Хочешь посмотреть?
Маша понимала, что к мужчине, насчет которого строишь большие планы, ехать на первом же свидании домой «смотреть бассейн» – не самое разумное дело. Но…
«Вдруг он подлец, и я его больше никогда не увижу? – подумала она. – И так и не выясню, каково это – бассейн в саду?»
– Очень хочу посмотреть. – Маша затрясла головой.
– Тем более здесь недалеко, – добавил Никита, отдавая кредитку официанту.
Спустя минут двадцать они свернули на дорогу, с обеих сторон которой тянулись заборы. Некоторое время петляли по улицам, пока не добрались до кованой ограды, за которой виднелись сосны, ели, дубы, березы и дом. Ворота открылись, они проехали по аллее и остановились у входа в дом. Эта внушительная постройка из серого камня казалась пародией на английские замки, но, присмотревшись, Маша поняла, что дом действительно старый и строили его явно не в прошлом веке.
– Уникальный дом, – сообщил Никита. – Ему двести лет. Уцелел чудом. Вообще-то от него мало что осталось, но я его восстановил. Знаешь, потратил такое количество денег, что самому неловко вспоминать, сколько все это стоило.
– А зачем тебе это надо?
– Ну… – Он задумался. – Я люблю жить там, где уже кто-то жил.
Маша вздохнула. Она так рьяно уверяла друзей, что новый хороший дом в пригороде лучше старого отсыревшего дома в центре, что почти сама в это поверила. Но от воспоминаний об их с мамочкой квартире на Петровском бульваре щемило сердце. Стены там, казалось, дышали историей, и даже по совершенно новому асфальту каблуки цокали как-то особенно, а машины неслись со звуком, напоминающим стук пролетки. Гуляя по Сретенке, Маша кожей чувствовала, что здесь когда-то на санях мчался пьяненький Есенин, на Чистых Прудах ей виделся спешащий Маяковский, а на Тверской, у памятника Пушкину, она представляла себе встречу с друзьями-поэтами интеллигентного Валентина Катаева…
В Куркине Маша чувствовала себя переселенцем из Старого Света, захватчиком, человеком, рвущимся в будущее – потому что ему стыдно вспомнить прошлое.
Она с нежностью взглянула на Никиту и вдруг представила себе, как идет с ним к алтарю Елоховской церкви – в платье от Валентино, расшитом жемчугом, и в роскошной кружевной фате. Внезапно охрипнув от разгулявшегося воображения, Маша закашлялась и спросила севшим голосом:
– А бассейн где?
– Там. – Никита кивнул головой и повел ее в дом. Они насквозь прошли холл и очутились на террасе, за которой вытянулся бассейн.
Маша подошла ближе и заглянула в голубую прозрачную воду. Дно бассейна украшала мозаика с рыбками, стенки были отделаны золотистой плиткой, а по бортам стояли деревянные шезлонги и елки в кадках.
– Потрясающе… – прошептала Маша. – Такой вкус! Такое изящество!
– Да-да, – усмехнулся Никита. – Мой дизайнер предупреждал, что все это будет производить неизгладимое впечатление на девушек.
– Э-э… – смутилась Маша. – Наверное, это был очень хороший дизайнер. Кхе-кхе…
– Пойдем в дом. – Он взял ее под локоть.
Они прошли в большую гостиную с диванами, тяжелыми креслами, с маленькими стеклянными и большими деревянными столами, на которых стояли массивные серебряные пепельницы, стопками лежали журналы и газеты. «Мужская обстановка», – подумала Маша.
– Ну вот, а теперь коронный трюк моего дизайнера, та-да-дам! – протрубил Никита и подвел Машу к красивому камину. Возле камина, в котором потрескивали дрова, стоял огромный угловой диван, а на полу красовалась шкура зебры.
– Да-а… – удивилась Маша. – На этом месте девушки, наверное, падают замертво…
– Только самые впечатлительные, – усмехнулся Никита. – Ты не хочешь выпить?
– Клубничную «маргариту», – сообщила Маша в надежде, что как следует клубничную «маргариту» приготовить не смогут и ее хоть что-нибудь здесь разочарует.
Но Никита покричал, явилась пожилая женщина в черном платье с брошью, и спустя десять минут Маша блаженствовала на диване со стаканом восхитительной, в меру приторной клубничной «маргариты», с тарелкой сырного ассорти, вазой с фруктами и самым привлекательным мужчиной во Вселенной.
Глава 6
Варя вернулась домой, швырнула на диван сумку и в миллион первый раз пообещала себе поменять в коридоре плитку, на которую один из ее бывших швырнул в порыве страсти масляный обогреватель. Обогреватель Варя тоже не поменяла: она считала его жертвой, инвалидом и не находила мужества выкинуть из жизни. Несмотря на то что зимой в квартире было холодно, в окна дуло, а инвалид грел еле-еле, Варя его жалела и временами, когда становилось особенно грустно и одиноко, накрывала пледом.
В доме у Вари было много чего, что удивляло ее знакомых: обогреватель-инвалид; потолок в ванной – Варя никак не могла его покрасить, потому что ей, несмотря на здравый смысл, нравились разводы и пятна, оставшиеся после того, как у соседей сверху протекла стиральная машина; деревянные оконные рамы, которые ей несколько раз обтачивали, выпрямляли, но так и не довели до ума – зимой из щелей залетали снежинки. Варя втайне от знакомых ненавидела стеклопакеты: ей казалось, что они разрушают романтику жилища. Но еще более яростно она ненавидела застекленные лоджии: она даже говорила, что уедет из страны только потому, что не может жить там, где люди добровольно лишают себя света и воздуха, а ко всему прочему выставляют на балкон всякий хлам.
…Сумка, как обычно, приземлилась мимо дивана. Диван стоял там, где раньше была кухня (пока Варя не сломала перегородки), то есть далеко, но на туалетном столике в прихожей были навалены счета, косметика, духи, фен, щипцы для завивки и распрямления волос, прокладки – все то, что Варя постепенно перетащила из ванной, чтобы каждое утро ругаться и обещать себе разгрести прихожую.
Скинув обувь и одежду, она уселась на пол, оперлась о кровать и задумалась о странном тягостном ощущении, которое осталось после встречи с Лизой. Лиза вела себя так, как обычно выделываются девочки из представительств домов моды: пытаются сделать вид, что они стоят дороже, чем есть на самом деле. Варя вспомнила «представительниц» одной компании, торгующей одеждой прет-а-порте, которая устроила презентацию в честь весенней коллекции «Дизель». С виду не отличишь от дамочек из высшего общества (представительницам одежда достается с бешеной скидкой), из-за чего им кажется, что они достигли высшей степени интеллектуального и духовного совершенства. Обувь, аксессуары, прически – все самое модное, но взгляд такой, словно она тебя подкараулит в темном переулке и запросто грохнет по голове кирпичом – только ради того, чтобы отнять кошелек от Жан-Поля Готье.
Варя, а также Маша и некогда Лиза не выносили этих выскочек: посмотри-какая-крутая-у-меня-задница, но сейчас Лиза… Неужели это та самая Лиза, с которой они как-то раз восемь часов кряду составляли список самых сексуальных мужчин планеты?
– Робби Уильямс! – подпрыгивала Лиза. – Неделя секса и страсти на Гавайах, но ничего серьезного.
– А вот с Джорджем Клуни у меня был бы мощный роман на полгода или на год, а потом бы я изменила ему с Робертом Родригесом, с которым мы бы жили несколько лет где-нибудь между Марокко и Лос-Анджелесом! – восклицала Варя.
Неужели эта та самая Лиза, с которой они как-то раз прогуляли все деньги и поехали на такси к Маше, чтобы она оплатила дорогу и уложила их спать, а Маши не оказалось дома, и Варя полчаса искала ее по телефону, а Лиза страстно уговаривала таксиста не волноваться, а таксист готов был сам им заплатить, лишь бы избавиться от двух сумасшедших девиц?
Лиза, которая уверяла, что друзья – это такие люди, чьи недостатки ты принимаешь как неотъемлемую часть достоинств? И эта самая Лиза собирается выкинуть Машу, как старые джинсы, только потому, что неожиданно – за считаные дни – «выросла» над собой?
Читать бесплатно другие книги:
