Год обмана Геласимов Андрей
Я посмотрел на нее, но она ничего не сказала. Только глаза ее в темной прихожей чуть-чуть заблестели.
– А это… мой друг Михаил. – Пацан мой опять немного запнулся.
– Ну, проходите, будем пить чай, – отозвался папаша.
– Как добрались? – продолжал он, после того как мы все уселись вокруг очень скромненького такого стола.
– Нормально, – ответил пацан. – Как всегда, на метро.
Я посмотрел на него, но он сразу же отвернулся.
Фиг его знает, зачем он врал. Но я решил посидеть, помолчать. Мне-то какое дело? Главное, чтобы платили. За бабки я мог подтвердить, что мы сюда доползли по-пластунски.
Марина тоже помалкивала. Сидела, глазами на нас смотрела. То на меня, то на Сережу этого.
– Долго пришлось идти? – не унимался насчет метро папаша.
– Да нет, – сказал пацан. – Только грязно очень. Весна. Я все ботинки испачкал.
«Так вот зачем он пошел пешком от универмага», – догадался я.
Однако почему он врет, мне все равно было непонятно.
– А вы на какой станции вышли? – настырно продолжал отец.
– Там, где всегда… – начал пацан, но тот быстро его перебил:
– Так «Кузьминки» сегодня закрыты. У них там ремонт.
Я чуть не поперхнулся своим чаем.
– …на «Волгоградском проспекте», – другим голосом закончил пацан.
«Ну и рожа у него теперь! – весело подумал я. – Интересно, как он будет выкручиваться?»
– Я всегда оттуда хожу, – продолжал он. – Это очень полезно… и… и… главное…
Дальше он уже не нашел, что сказать. Видимо, совсем растерялся. Лицо у него стало просто жалким. Я уже еле удерживался от хохота. Тут еще папаша решил его доконать:
– Надо было на «Текстильщиках» выходить. Так было бы гораздо ближе. После «Волгоградского проспекта» идут «Текстильщики», и только потом – «Кузьминки».
Естественно. Откуда этот Сережа мог знать порядок станций на одной из паршивых веток любимого метро? Полный разгром. Десять ноль в пользу бедных.
Как говорил в черно-белом телевизоре Николай Озеров: «Такой хоккей нам не нужен». Еще рассказывали, что он однажды в прямом эфире сматерился, и его за это посадили в тюрьму. Но мне всегда казалось, что врали. Люди вообще любят приврать.
– Я очень часто хожу пешком… по две-три станции…
Он еще пытался держать марку, но папаша уже повернулся ко мне:
– Михаил, вам еще чаю?
И рожа у него была хитрая-прехитрая.
Через десять минут я остался на кухне один. Марина утащила моего пацана к себе в комнату, а папаша решил выскочить за сигаретами. От «Мальборо» он отказался. «Спасибо, жидовских не курим». Заявил, что предпочитает «наши». Больше всего уважает «Яву». Желательно явскую. Ну, что же, у каждого свои приколы. Я остался сидеть и ждать.
Через минуту примерно, после того как убежал этот папаша, где-то в квартире быстро затопали, и на пороге кухни появился заспанный карапуз. Он стоял, покачиваясь, напротив меня и тер лицо пухлыми кулаками.
– Ты кто? – наконец сказал он, зевнув розовым ртом.
– Я Миша. А ты кто?
– Это я Миша. А ты кто-то чужой.
– Я скоро уйду.
– Хорошо, – сказал он. – А где папа?
– Вышел за сигаретами. Сейчас придет. Сколько тебе лет, Миша?
– Пять. А тебе?
– Мне двадцать три.
– Ты уже взрослый. – Он опять зевнул и задрожал, как котенок.
– Надо штаны надеть, – сказал я. – Где ты их снял?
– Марина сняла. Она всегда меня усыпляет.
– Сейчас она тоже придет. Хочешь чаю?
– С сахаром, – твердо сказал он.
Выпив, не отрываясь, целую кружку, он с интересом посмотрел на меня.
– Знаешь, почему у тебя борода?
– Почему?
– Потому что ты много рыбы ел. Косточки в горле застряли, а потом на лице вылезли.
– Ты думаешь?
– Конечно. У папы тоже всегда так.
Я решил поддержать беседу.
– А ты гречневую кашу любишь?
– С молоком не люблю, – ответил малыш. – Только с сахаром.
– А знаешь, из чего ее делают?
– Нет.
– Ее делают из греков. Ловят их маленькими, пока не подросли, и делают из них кашу.
– А кто такие греки? – спросил он.
Я понял, что проиграл.
– Два ноль в твою пользу, Михаил. Но штаны все-таки надо найти.
Он спрыгнул с табурета и прошлепал из кухни. Через минуту вернулся по-прежнему без штанов, зато принес большую конструкцию, построенную из «Лего».
– Что это за мавзолей у тебя?
– Это дом.
– А кто в нем живет?
Он высыпал на пол штук пять или шесть пластиковых фигурок.
– Солдатики, – сказал я. – Тогда это у тебя не дом, а казарма.
– Это Геракл и Геркулес, – возразил он. – Они не солдатики, а сильняки. Как Шварценеггер.
– Тогда это точно не казарма, – согласился я. – Кстати, помнишь, я говорил тебе насчет греков…
В эту минуту появилась Марина. Волосы у нее были растрепаны. Одной рукой она застегивала халат, другой прикрывала ворот у горла.
– Мы тебя разбудили? – быстро сказала она. – Пойдем, не мешай нашему гостю. Где твои штаны?
– Это не гость, а Миша, – громко сказал малыш. – Я хочу с ним играть.
– Ты не беспокойся, – улыбнулся я ей. – Мы тут управимся. Иди, иди, а то скоро отец придет.
Она внимательно посмотрела на меня и медленно улыбнулась. За ее спиной мелькнуло красное лицо этого Сережи. Он тоже заглянул в кухню, а потом заперся в ванной.
– Не беспокойся, – повторил я. – У меня с детьми хорошо получается.
На следующий день я решил больше не выпускать инициативы из своих рук. Взялся за бизнес, так надо вести его по-настоящему. «Учиться, учиться и учиться», – как завещал великий папа. По-любому ведь придется ответ держать. Педагогика – вещь серьезная. Требует глубокого научно-методического подхода.
– Сегодня учимся бухать, – сказал я своему воспитаннику, снова оторвав его от компьютера. – Чего ты там все время делаешь?
– Так, ерунду одну, – отозвался он. – А «бухать» я уже умею.
– Нет, – протянул я и загадочно улыбнулся. – Пару раз напиться на какой-нибудь наркоманской вечеринке – это не значит «бухать». С этого дня у тебя начинается новая жизнь. Радуйся, ты попал в руки профессионала. Я чемпион Москвы в полутяжелом весе.
– А почему не в тяжелом?
– Я над этим работаю. Но среди полутяжей мне равных нет.
– Хорошо, – сказал он с улыбкой. – Когда начнем?
– Сперва нужно пройти теоретическую подготовку.
– Да? Это как?
– Нужно ознакомиться с правилами для главбухов.
– Главбухи-то здесь при чем?
– Те, кто бухают не по науке, – это просто любители. Махровая самодеятельность. Главбухи, мой дорогой, – это уже элита.
– Понятно, – снова улыбнулся он.
– Правило номер один: бухать так бухать. Нельзя стать настоящим главбухом, если у тебя остаются сомнения. Главное, чтобы в сердце было искреннее желание стать маленьким пьяным поросенком. Воля здесь ни при чем. Надо по-настоящему захотеть. Тогда у тебя, может быть, получится. Сейчас уже настоящих мастеров почти не осталось, одни любители. Но я тебя научу.
Пацан мой улыбался до ушей, но молчал.
– Правило номер два: главбух должен быть художником. Без поэтического отношения к делу ничего не выходит. Ты любишь море?
– Да.
– Думай о нем, когда пьешь.
– Меня укачает.
– Тогда думай о женщине.
– О Марине?
– О ком хочешь. Лишь бы это была поэзия. Какие стихи тебе нравятся?
– Есенин.
– Отлично. Он тоже бухал. Надо распределить выпивку по поэтам. Есенин пусть будет водка.
– Лучше рябиновая настойка.
– Молодец. Кто еще?
– Пушкин.
– Это шампанское. Еще?
– Байрон.
– Я не читал. Сам придумай.
– Наверное, коньяк…
– Ты должен быть уверен.
– Да, точно коньяк.
– У нас еще остались вина. Сначала красное.
Он ответил не сразу.
– Может, Блок?..
– Откуда мне знать? Я стихов не читаю.
– Нет, Блок – это белое вино.
– А кто тогда красное? – спросил я.
– Франсуа Вийон… – он опять подумал. – Да, точно! Франсуа Вийон.
– Венгр?
– Нет, француз. Его повесили за воровство и разбой.
– Хороший поэт. Дашь потом почитать. Кто у нас будет отвечать за портвейны?
– Я не знаю. Я портвейна не пил.
– Значит, есть пробелы. Ладно, будем ликвидировать. Вот тебе и домашнее задание. Сегодня – портвейн, а завтра ныряй в папину библиотеку.
– У него нет стихов.
– Ну, сходи в Ленинку. В общем, на этом пока все. Всякие виски-шмиски оставим на другое занятие. Нельзя мешать все в одну кучу. Собирай пока этих пацанов, и мы их сегодня проверим.
– Больше нет правил? – разочарованно спросил он.
– Еще как минимум два. Но вначале контрольный вопрос. Кто был самый верный ленинец, на которого всем нам надо равняться?
Его лицо выразило сильное удивление. Потом он задумался и наконец улыбнулся:
– Бухарин?
– Пять баллов. Начинаешь улавливать суть. Следующее правило гласит: никогда не забывай про бухучет. Если ты перестал считать, ты уже не главбух, а просто бухарик. Надо всегда знать, сколько уже выпито. В этом случае ты способен мыслить стратегически и верно распределять остающиеся ресурсы. Это понятно?
– Как божий день.
– И, наконец, золотое правило главбухов. Не блевать. Ни при каких обстоятельствах. Это унижает человеческое достоинство.
Обговорив с ним еще кое-какие детали, я сел на телефон и стал искать подходящую пьянку.
Вариантов, как всегда, было много. Две свадьбы, один мальчишник, встреча бывших одноклассников, презентация в туристической фирме, девичник и несколько попоек без всякого повода. Все это было хорошо, но не хватало стиля. Требовалось внутреннее напряжение всей композиции.
Наконец я наткнулся на то, что искал. Пару месяцев назад четверых знакомых пацанов выперли из университета. Что-то они там напились и набедокурили. Сегодня их всех провожали в армию. Это было как раз то, что надо. Сдержанное мужское горе и проникновенное сочувствие товарищей.
Когда мы вошли, все посмотрели на нас с неодобрением.
Я представил своего ученика и вынул из пакета три бутылки водки «Финляндия».
Лица сидевших просветлели.
Вслед за этим Сережа достал из своей сумки большую упаковку пива «Карлсберг».
Глаза присутствующих затеплились уважением.
Наконец я сообщил, что в машине еще пять таких упаковок, и со всех сторон к нам потянулись крепкие мужские руки.
Поприветствовав всех собравшихся, мы получили место в углу дивана. Я пододвинул к себе початую бутылку водки, и началась практическая часть нашего занятия.
За столом обсуждалась проблема – как откосить. Двое призывников были уже настолько пьяны, что не принимали участия в дискуссии. Однако двое других живо прислушивались к советам бывалых людей. Громче всех выступал один дембель. Он только что вернулся на гражданку и по привычке считал, что все должны его слушать. Армия портит людей, вселяя в них необоснованные иллюзии.
– Косить надо с умом, мужики, – выкрикивал дембель с таким напряжением, что у него покраснела шея и часть лица.
– Косить надо так, чтобы не было мучительно больно, – проговорил мой сосед слева, заедая водку зеленым луком.
– В штаны прудить и дурочку валять бесполезно, – продолжал орать дембель, не слушая никого. – Я вам как «дед» говорю. Врачи такие мастырки секут на раз. Вломят в учебке по-взрослому – вообще забудешь, где туалет.
После четвертой рюмки моего Сережу повело на разговоры.
– Пойдем, покурим, – ткнул он меня локтем в бок.
Когда выходили в коридор, я видел, как его качнуло.
– Нужно подержать паузу, – сказал я ему.
– Все нормально, – ответил он и плюнул на пол.
– Тошнит?
– Нормально. Дай сигарету.
Мы закурили и постояли молча несколько секунд.
– Знаешь, зачем я тебя вчера с собой взял к Марине? – наконец заговорил он.
«Конечно, знаю, – подумал я. – Похвастаться захотел».
– Чтобы не следили за мной, – продолжал он.
– Не понял, – сказал я. – Ты что, на ЦРУ работаешь?
– Папочка меня без присмотра не оставляет. А когда ты рядом, никто поблизости уже не крутится. Тебя, наверное, достаточно. Я еще в первый день заметил.
«Да? – подумал я. – А в квартиру-то чего тогда потащил? Мог бы и в машине оставить…»
– Я не хочу, чтобы он про Марину узнал.
– Почему? – спросил я.
– Я ее тогда больше не увижу.
– Убьют? – Я слегка усмехнулся.
– Не убьют, – серьезно ответил он. – Но спрячут так далеко, что фиг найдешь.
– Где это?
– Где угодно. В Сибири, в Европе, в Америке.
– В Штаты она бы, наверное, не отказалась поехать, – опять усмехнулся я.
– Скорее всего, – сказал он. – Поэтому я и взял тебя с собой.
– А чего это папа так взъелся?
– Хочет, чтобы я женился на одной итальянке.
– Богатая?
– У нее отец телевизионный магнат…
В эту минуту дверь из квартиры открылась, и на пороге показался пьяный дембель.
– Мужики! – завопил он. – Вот вы где! А мы вас везде обыскались.
– Сейчас придем, – быстро ответил я. – Нам поговорить надо.
– Все нормально, мужики! Вы мне только скажите, где там у вас еще пиво лежало.
Я дал ему ключи и объяснил, где стоит наш «лендровер».
– Дверь только потом посмотри.
– Конечно, – заплетающимся языком сказал дембель и утопал вниз.
– А еще ее отец владеет заводами по переработке руды и двумя футбольными командами, – сказал мой Сергей.
– Какими?
– Не знаю. Кажется, из второй лиги.
– Ну, все равно. – Я уважительно покачал головой. – Это же итальянский чемпионат. Женись. Чего ты раздумываешь?
– Я ее никогда не видел.
– Ну и что! Итальянки просто чума какие красивые.
– А Марина?
– Да хрен с ней, с Мариной! Ты что, дурак, что ли?
– Сам ты!..
Он оборвал себя на полуслове, но я видел, какого труда ему стоило удержаться.
– Пошел ты! – наконец выдавил он и пнул дверь ногой.
Хорошо хоть не меня.
Я остался один в коридоре.
Через минуту на лестнице запыхтел этот дембель. Он тащил все пять упаковок и был абсолютно счастлив.
– Классная у тебя тачка! – заорал он. – Слышь, тебя как зовут-то? Я позабыл.
– Михаил, – отозвался я.
– А! Ну, молодец, Михаил! Отличный из тебя получится воин.
Он, очевидно, решил, что это меня провожают в армию.
Дверь за ним хлопнула, и я снова остался один. Пора было возвращаться.
За столом все еще продолжался разговор на тему «как откосить».
– Ну, и далеко там зашло? – примирительным тоном сказал я, усаживаясь рядом с Сергеем.
– Где? – спросил он.
– В Италии.
Видно было, что он сначала не хотел отвечать, но потом все-таки раскололся:
– Мой отец подарил ее отцу катер.
Я даже ушам своим не поверил.
– Для рыбной ловли?