Год обмана Геласимов Андрей

Они оба замолчали, и тот, что сидел за рулем, обиженно сгорбил плечи. Через минуту машина остановилась у большого серого здания.

Это был офис моего босса.

– Дальше дорогу знаешь, – сказал главный, открывая дверцу с моей стороны. – И давай шевели булками. Там уже полчаса как ждут.

Внутри здания было пустынно. Все коридоры словно вымерли. Я шел по светлому полу, и мои шаги отдавались эхом где-то в дальних комнатах. «Куда все подевались? – думал я. – Время еще пяти нет. Война, что ли?» Двери некоторых кабинетов стояли открытыми, но и там не было никого. «Что-то случилось, пока я спал», – решил я.

В приемной у босса я тоже никого не встретил. Ни секретарши, ни посетителей, ни уборщицы – никого. «Сегодня не мой день, – подумал я. – Жизнь дала трещину».

– Воробьев? – донеслось из открытой двери кабинета. – Это вы?

– Я.

– Проходите сюда. Я вас давно жду.

Когда я вошел, он поднял голову от своих бумаг и устало откинулся на спинку кресла.

– Здравствуйте, Михаил.

– Здравствуйте… – начал я, но вдруг с ужасом понял, что не помню его имени-отчества.

– Павел Петрович, – усмехнулся он.

– Да, конечно, Павел Петрович. Здравствуйте, Павел Петрович.

– Садитесь вот здесь. Впрочем… хотите выпить?

Нельзя сказать, чтобы меня это совсем не удивило.

– Да, я как бы… недавно проснулся…

– Я знаю, – улыбнулся он. – С утра не пьете?

– Какое уж тут утро…

– Тем не менее? – Он вопросительно посмотрел на меня.

– А сока у вас нет?

– Минеральная.

– Хорошо, – сказал я.

Он кивнул мне на кожаный диван у стены, а сам открыл небольшой шкафчик.

– А я все-таки выпью чего-нибудь, – сказал он, вынимая бутылку виски. – Уверены, что не хотите?

Я отрицательно помотал головой.

– Хороший. – Он показал мне бутылку и вопросительно поднял брови.

Я снова помотал головой.

– Как хотите. Настоящий шотландский. У меня в Глазго есть один друг – присылает только элитные сорта.

– Хорошо, – сказал я сиплым голосом.

– Что, простите?

Я откашлялся и повторил:

– Хорошо, налейте чуть-чуть.

– И минералки? – Он улыбнулся.

– Чуть-чуть, – снова сказал я.

После того как мы выпили, он вынул сигареты и бросил их на диван.

– Ну как? – спросил он.

– Да-а, – протянул я.

– Вообще, конечно, виски надо пить в Шотландии. В уютном пабе с камином и за большим деревянным столом.

Я представил себе эту картину. В голове у меня зашумело.

– Классно.

– Что классно? – спросил он.

– Уже добежало.

– А что я вам говорил? Это не виски, а реактивный двигатель. Можно заливать в бак, и выиграешь любые гонки. «Формула-1», а не виски. Еще по одной?

– Давайте.

Теперь, я чувствовал, мне стало гораздо легче. Я совсем не ожидал, что босс окажется таким приятным человеком.

– Ну как? – снова спросил он, когда я проглотил вторую рюмку.

– Значительно лучше.

– Добежало?

– Давным-давно.

Он затянулся сигаретой поглубже, и на его лице появилась мечтательная улыбка.

– А мы в студенческие годы говорили «торкнуло».

– Сейчас тоже можно так говорить.

– А как еще?

– Еще? – Я на секунду задумался. – Можно сказать: «Вставило».

– А еще?

– «Забрало».

– А еще?

– «Плющит».

– «Плющит» как-то тяжеловато, – поморщился он. – «Торкнуло» все-таки лучше.

– Вообще-то «плющит» говорят, когда траву курят.

– Понятно, – протянул он, и лицо его стало задумчивым.

Мы замолчали.

– Еще по одной? – сказал он через минуту.

Я протянул ему свою рюмку.

– А почему на работе нет никого? – наконец спросил я о том, что меня удивило в самом начале. – Еще ведь не поздно.

Вместо ответа он удивленно посмотрел на меня, залпом выпил свой виски и слегка задержал дыхание.

– Сегодня же воскресенье, – еле слышно произнес он на выдохе.

– Воскресенье? – повторил я.

– Ну да. А вчера была суббота. Тоже здесь не было никого.

Я понял, что потерялся во времени, и от этой мысли мне вдруг стало ужасно смешно. Я еле удерживался, чтобы не расхохотаться. Надо же, воскресенье! А я-то подумал! Рюмка у меня в руке дрожала, как от землетрясения.

– Пейте скорей, – сказал он. – А то сейчас прольете. Чего это вы развеселились? Даже лицо покраснело.

– Я не знал, какой сегодня день недели, – давясь от смеха, еле проговорил я.

– Так бывает. Я однажды забыл, какой месяц… Пейте, а то весь диван мне зальете. Нормально?

– Да, спасибо, – сказал я, проглотив виски и вытирая слезы тыльной стороной руки. – Ужасно стало смешно.

– А куда вы ездили с Сергеем все эти дни? – неожиданно спросил он.

Я мгновенно насторожился, поняв, что наступает самое главное.

– Особенно никуда. Так… познакомил его кое с кем… Была одна красивая женщина… Вчера всю ночь просидели с моими друзьями…

– Как у него дела?

– Сергей – молодец… Кажется, понимает уже, что к чему.

– Как он отреагировал?

– Да нормально… Хорошо отреагировал… Как он еще мог отреагировать?.. Нормальный пацан…

– У него кто-нибудь есть?

Я понял, что папа спрашивает про Марину. Не то чтобы конкретно про нее, но, в принципе, про Марину. Откуда-то он про нее узнал. Я подумал: «Интересно, а сколько он вообще знает?» Ведь это могла быть ловушка. Он мог просто-напросто меня проверять. Для этого, может быть, и раскрутился на свою выпивку? Виски-то у него был хороший, базара нет.

– Да нет вроде бы, – сказал я, решив сыграть вслепую. – Я ничего не заметил. Мы знакомы-то всего три дня.

– Ну, хорошо, хорошо. Ладно, – сказал он. – Ведь вы бы мне не солгали?

Он так внимательно посмотрел мне в глаза, что я чуть не отвернулся.

– Видите ли, в чем тут проблема, – продолжил он после небольшого молчания. – На самом-то деле меня очень волнуют все эти семейные дела.

Он глубоко вздохнул.

– Еще сигарету?

– Да, спасибо, – ответил я.

– Пока молодой, на это внимания особенного не обращаешь. А потом становится поздно. Поздно в том смысле, что уже ничего изменить нельзя. Прошлое ведь не изменишь. Вы понимаете? Его нельзя изменить.

– Я понимаю, – сказал я. – Прошлое не изменишь.

– Это вы пока умом понимаете. А когда сердцем начнете понимать, то все уже в прошлом. Все, что хочется изменить. Это какой-то непонятный парадокс. Все на свете можно изменить, но только не то, что ты уже сам сделал. Никакие деньги, никакие связи не помогают. Полный тупик. Дорога назад отрезана.

– Да, – сказал я, понятия не имея, что бы еще такого сказать.

Он замолчал, и мы сидели так, наверное, целый час.

– Лет двадцать пять назад, когда я учился в институте, со мной произошла одна странная вещь. Мелочь, казалось бы, но я никак не могу ее позабыть. Живу с ней, как с неудобным соседом. Хотелось бы от нее избавиться, да вот все никак! Ничего, впрочем, серьезного… Так, семейный случай.

Он замолчал на мгновение.

– У меня мама жила тогда в Сибири и вот как-то собралась на юг. Им тогда оплачивали проезд, тем, кто работал на железной дороге. Им самим и одному члену семьи. Мама взяла мою сестренку, она тогда в первом классе училась, и поехала на юг. Решила позагорать, отдохнуть немного. А пересадку они делали в Москве. У них здесь было часа два между поездами. Мы созвонились и договорились встретиться на вокзале. Я обещал показать им город, про свои дела рассказать. Мы тогда уже года два или три не виделись. В общем, это был хороший случай. Лето, тепло…

Он опять замолчал.

– Я их едва не пропустил. Все уже вышли из вагонов, и перрон почти опустел, и только потом я их заметил. Мама стояла с чемоданом чуть в стороне и держала мою сестру за руку. Наташка ела мороженое, а мама растерянно оборачивалась во все стороны. Она испугалась, что я не приду, а одной в Москве ей было страшно. Я в первую минуту даже не знал, как к ней подойти. Неловко как-то вдруг стало.

Он затянулся своей сигаретой.

– Странно, как это не находишь верных слов для тех, кого любишь.

Я тихонько поставил свою рюмку на маленький столик возле дивана.

– В общем, мы переехали на другой вокзал, гуляли по площади, сидели в кафе, но я все никак не мог сказать того, что было у меня на сердце. Словно какой-то замок мне повесили. А она все смотрела на меня такими глазами, что мне казалось, я вот-вот умру. Чем дольше длилась эта мука, тем больше я понимал свое бессилие. Ломался как дурак, говорил какие-то плоские вещи и с каждой минутой острее чувствовал, что все – я больше не вынесу. До этого я даже представить себе не мог, как может быть тяжело рядом с человеком, которого так любишь. Не знаю, что тогда на меня нашло. В общем, я не дождался отправления их поезда. Объявили посадку, и я ушел. Наврал что-то насчет экзамена и просто-напросто сбежал.

Он прикурил вторую сигарету от первой. Я сидел молча.

– А потом, когда я уже спустился в метро, у меня вдруг в сердце как будто что-то оборвалось. Я вдруг подумал: «Это же моя мама!», и мне так стало стыдно, что я чуть не завыл на всю станцию. Я выскочил из вагона и побежал наверх. Поезд уже должен был отправляться. Я бежал вдоль него и молился, чтобы его задержали. У них вагон был в самом дальнем конце. Когда я заскочил в него, проводница уже никого не впускала. Я протиснулся мимо нее и побежал по коридору, заглядывая в каждое купе. Где-то в середине я их нашел. Какие-то люди заталкивали чемоданы на верхние полки, Наташка прыгала у окна, а моя мама сидела около самой двери и плакала. Никто на ее слезы внимания не обращал. Человек уезжает – мало ли…

Он смолк. Я поднял голову, и мне показалось, что у него самого в глазах… Точно, конечно, я не могу сказать, но мне так показалось. Хотя, скорее всего, я ошибся.

– Короче, все эти семейные дела, – наконец заговорил он, – сплошная мука. Теперь это все повторяется с Сергеем… Мне очень хочется… В общем, я не хочу потерять его. Надеюсь, вы мне поможете. Ведь вы бы точно не стали мне лгать?

Он снова посмотрел мне прямо в глаза.

– Конечно, – сказал я. – Конечно, я врать не буду. Какой смысл?

Домой пришлось возвращаться на метро. Естественно, эти жлобы на своем БМВ не стали меня дожидаться. Я ехал в пустом вагоне и смотрел на черное стекло прямо перед собой, в котором маячила только одна физиономия. Волосы торчат дыбом, белое лицо, черные провалы вместо глаз. Тень отца Гамлета. Причем покачивается, когда вагон трясет.

Я сидел и думал о том, что со мной случилось за эти последние три дня. В голове у меня все так перепуталось, что я соображал уже с очень большим трудом. Все эти отцы, деньги, пьянки и проститутки вертелись у меня перед глазами, и я никак не мог уловить в этой толкотне чего-то самого важного. То я начинал думать, что надо вернуть долги родственникам и друзьям, а то вдруг вспоминал сумасшедшего дембеля, или внезапно откуда-то выплывала дамочка со скамейки из Александровского сада, а следом за ней Сережин папаша со своими жлобами. Зачем он все это мне рассказал?

Я закрывал глаза и тряс головой, стараясь избавиться от этих назойливых мыслей, но они возвращались, лезли в мой череп, сплетались друг с другом и завершались всегда одним и тем же. Каждый раз из-за всей этой толкотни, совсем неизвестно почему, выплывало лицо Марины. Оно улыбалось мне глазами и хитро подмигивало. В принципе, ничего странного в этом, наверное, не было. Вот только я почему-то чувствовал, что мне это нравится.

В следующие две недели ничего нового не произошло. Мы продолжали ездить в Кузьминки, а я врал своему боссу насчет познавательных экскурсий по злачным местам столицы. Всякий раз, когда мы приезжали к Марине, ее папаша снова убегал за сигаретами, а я играл с Мишей на кухне. Правда, бывали моменты, когда малыш не просыпался от того, что происходило в соседней комнате, и тогда я подкарауливал ее на пути в ванную и улыбался, а она улыбалась мне. Поправляла в полутьме волосы и улыбалась. Похоже, ей нравился этот наш небольшой секрет. Потом выползал юноша, возвращался с сигаретами заботливый папа, мы пили чай и уезжали. Все было просто чудесно.

Но вдруг этой сказке пришел конец.

Началось, впрочем, вроде бы ни с чего. Пустяк, сущая безделица. Я, как всегда, заехал за этим Сережей в десять утра, а он, как всегда, при моем появлении выключил компьютер.

– Ты спать-то ложишься хоть иногда? Или опять всю ночь просидел в своем интернете?

– Я спал, – сказал он.

– На каком сайте?

– Правда, спал. Я только полчаса назад загрузился. Болтал с одним пацаном из Штатов.

– Чего говорит?

– Погода, говорит, отличная.

– Это где?

– Во Флориде.

– Купаются уже, небось?

– Легко. Там круглый год лето.

– А у нас дубак, – сказал я, падая в огромное кожаное кресло.

– Правда?

– Ага. Заморозки ночью пришли. Даже лужи везде замерзли. Кончилась весна.

– Вот блин! – чертыхнулся мой Сережа.

– Ты чего?

– Обещал Марине свозить ее кое-куда. Вместе с маленьким Мишкой.

– В другой раз съездим, – лениво протянул я в ответ. – Делов-то!

– Да я и так уже раза три откладывал. Сегодня пообещал сто процентов.

– Пообещай в четвертый раз. Главное, что ты не отказываешь. Скажем, что у меня нет времени. Машина-то, типа, моя. Ты у нас из Калуги!

Я засмеялся, но он продолжал стоять посреди комнаты с хмурым лицом.

– Ты чего, Серега? Да фиг с ним, с морозом! Поехали, если так. Куда собрались-то?

– Я сам все равно не смогу.

– О чем тогда мы базарим?

– Говорю тебе – обещал.

– А почему не сможешь?

– Отец только что позвонил. Говорит, чтобы ты меня к нему привез в офис.

– Значит, не поедем сегодня «чик-чик». Надолго?

– Говорит, на весь день. Он хочет, чтобы я сидел на его переговорах с итальянцами. Достал уже!

Он резко швырнул в стену теннисный мяч. Я еле увернулся, когда тот отскочил обратно.

– Ну, давай я ее без тебя отвезу. Скажу, что ты заболел, а у меня как раз день свободный.

– Блин! – заорал он изо всех сил.

Я раньше и не видел, чтобы он так заводился.

– Он достал меня! Чего он ко мне лезет?!

Я молча сидел и смотрел на этого юношу. «Мне бы его проблемы», – мелькнуло у меня в голове.

– Ты не грузись. Говорю, давай вместо тебя съезжу. Фиг с ними, с заморозками. Куда ехать-то?

Он неожиданно быстро успокоился. Сел в кресло напротив, зажал руки между колен и через минуту был уже в полном порядке.

«Папина школа, – отметил я про себя. – Далеко мальчик пойдет. Перебесится и пойдет, куда надо».

– Заберешь ее из института в двенадцать часов, а потом отвезешь в Лыткарино – она там на лошадях катается.

– На лошадях? А где это?

– За Люберцами. Первый поворот направо. Там, кажется, написано «Чкалово» на указателе.

– Прикол! Ты-то откуда знаешь?

– Знаю! – Он опять чуть не сорвался, но тут же взял себя в руки. – Ездил с ней на автобусе. Из Кузьминок идет 348-й и еще «Автолайн» – маршрутка. На автобусе – полчаса, на маршрутке – минут двадцать.

– Уау, – протянул я. – Впечатляет! Мы уже, оказывается, знакомы с жизнью народа. Прикинь, что любовь с людьми делает. Тебя скоро и вправду от нормального человека нельзя будет отличить!

– Перестань, – поморщился мой Сергей. – Не забудь, в двенадцать у нее кончается зачет по танцу.

Он на мгновение задумался.

– Как думаешь, что лучше надеть для переговоров?

Приехав в театральный институт, я немного растерялся. Полутемное фойе, обклеенное афишами, было до отказа забито народом. Меня со всех сторон толкали, мяли, тянули и стукали. Поплыв по течению вместе с толпой, я очутился где-то в подвале. Вскоре выяснилось, что это буфет. Выбравшись оттуда, на лестнице между первым и вторым этажом я нашел расписание. Разобраться в нем самому оказалось просто невозможно. Какая-то добрая девушка объяснила мне, где находится танцкласс. У девушки были в джинсах такие ноги, что я даже чуть-чуть растерялся. Приглядевшись, я понял, что тут почти у всех такие ноги. Это место начинало мне нравиться. Правда, вели они себя как заполошные. И гомосеков, по ходу, было хоть отбавляй.

В танцклассе их тоже оказалось полно. Ходили вдоль стен, делали ручками и отставляли попы. Народу вообще тусовалось порядочно. Какие-то пузатые дядьки с бородами и в пиджаках кричали друг на друга, размахивая руками. У входа, куда я втиснулся через обшарпанную дверь, столпилось человек двадцать. Половина из них держали видеокамеры. Впрочем, там было что поснимать.

Я, наверное, приехал слишком рано, и зачет у них еще не закончился. Видимо, это был перерыв. В дальнем углу, там, где было больше всего зеркал, как раз и тусовались все эти девчонки. Одни стояли с прямыми спинками, другие раздвинули ножки и уселись прямо на полу, третьи подняли ножки на эти перила и гнулись так, что дух захватывало. Некоторые, как лошадки, просто стояли на месте и переступали с ноги на ногу. На всех были одинаковые черные купальники, какие-то тапочки и ленты вокруг головы. «Ну что же, – подумал я. – Выходит, не зря приехал».

Один из бородатых мужиков кинулся к ним и начал что-то объяснять. По ходу он так увлекся, что начал лапать их одну за другой. Сначала вроде бы незаметно, а потом уже в полный рост. Девчонки хихикали, но терпели. Наверное, это был какой-нибудь танцевальный босс. А может, им это нравилось. Так или иначе, он точно был опытный козел.

– Так, все приготовились! – закричал вдруг один из голубых. – Начинаем!

Откуда-то вынырнула старушка в мужском костюме. Погасив сигарету, она уселась перед роялем. Девчонки вспорхнули с места, и я увидел Марину.

Она стояла, как лапочка, во втором ряду и, сморщив лоб, смотрела прямо на меня. Я улыбнулся, поднимая руку, но в этот момент заиграла музыка.

«Интересно, как это человек может быть до такой степени не похож на самого себя, – думал я, глядя, как она танцует. – Вот ведь всего-то – надень купальник, убери волосы – и совсем другая Марина! Такая новая, строгая и чужая. Откуда только что взялось? И, главное, как хорошо она танцует».

Я вдруг поймал себя на ощущении, что мне не нравится присутствие всей этой толпы зрителей. Переступив с ноги на ногу, я будто нечаянно толкнул стоявшего слева пацана с камерой.

– Осторожней! – зашипел он.

– Простите, пожалуйста. Я случайно.

– Я ведь снимаю!

– Конечно, конечно, – прошептал я и снова наступил ему на ногу.

Пока мы так перешептывались, старушка закончила играть. Все оживились. Бородатый опять бросился к девчонкам, а я воспользовался неразберихой и нашел себе местечко на скамейке возле стены. Едва я присел, решив подождать, пока все закончится, как из этой толкотни вынырнула Марина.

– А где Сергей? – спросила она, склоняясь ко мне и хмуря брови.

От нее повеяло таким теплом, что я задержал дыхание. На лбу у нее блестели капли пота.

– Где он?

– Он… заболел… – медленно сказал я, обалдевший от ее запаха.

– Заболел?

Она прикусила нижнюю губу и сморщила лоб.

– Не расстраивайся… – начал я, но она резко выпрямилась и исчезла в толпе.

– …на фига он нам вообще нужен? – договорил я в пустоту.

Правда, это был скорее риторический вопрос. Сережа явно нужен был нам обоим.

В машине она еще некоторое время хмурилась, о чем-то думая и постукивая ботинками в пол. Наконец встряхнула головой и посмотрела на меня.

– Тебе хоть понравилось?

– Да я поздно приехал. Не видел почти ничего.

– А то, что видел?

– То, что видел, понравилось. Только голубых многовато.

– Они не все голубые. Некоторые просто так выглядят.

– Да? А зачем?

– Ну, не знаю. Сейчас модно.

– Педерасты?!

– Ну, да. У нас в институте некоторые мальчишки специально прикидываются.

– Чтобы выглядеть педерастами?

– Да. А чего ты удивляешься? Сейчас модно. Элтон Джон – голубой, Джордж Майкл – голубой, Киану Ривз – тоже. Рикки Мартин. У них там сейчас все голубые. Поэтому у нас тоже считается круто.

– Нет уж, спасибо, – сказал я, выворачивая руль до отказа.

На дорогах был такой гололед, что машину то и дело бросало в стороны. Хорошо хоть у меня все колеса были ведущие.

– А что с ним все-таки приключилось? – спросила она.