Полет шершня Фоллетт Кен
Тот остановился. Лео тоже. Готова ли Карен выстрелить, Харальд не знал, но ведь Кляйс не знал тоже!
– Брось винтовку на землю, Лео! – приказала Карен.
Лео повиновался.
Харальд потянулся к пропеллеру и крутанул его.
Тот повернулся – с отчетливым, замечательно приятным на слух щелчком.
Петер Флемминг вел машину к замку. Рядом, на пассажирском месте, сидела Тильде Йесперсен.
– Остановимся так, чтобы не привлекать внимания, и посмотрим, как она себя поведет, – имея в виду Хермию, сказал Петер.
– Хорошо.
– О том, что случилось на Санде…
– Прошу тебя, давай об этом больше не говорить.
– Что, никогда? – Он подавил вспыхнувший гнев.
– Никогда.
Ему захотелось придушить ее.
В свете фар показалась деревушка с церковью и таверной, сразу за околицей – въездные ворота в имение.
– Извини, Петер, – произнесла Тильде. – Я сделала ошибку, но теперь все позади. Давай останемся просто друзьями и коллегами.
Он вдруг почувствовал, что ему на все наплевать, и на это тоже.
– Да пошло оно все, – пробормотал он, свернув в имение.
Справа от подъездной дороги виднелся заброшенный монастырь.
– Странно, – насторожилась Тильде. – Дверь церкви распахнута…
Петер, надеясь, что дело отвлечет его от неприятностей с Тильде, остановил «бьюик», выключил зажигание.
– Пошли посмотрим. – Он вынул фонарик из бардачка.
Войдя в церковь, они услышали придушенный хрип и, чуть погодя, стук. Этот шум вроде бы раздавался из «роллс-ройса», стоящего на деревянных чурках посреди церкви. Петер открыл багажник и направил луч фонарика на полицейского в форме, связанного, с кляпом во рту.
– Это что, твой Хансен?
– Самолет исчез! – не ответив, воскликнула Тильде.
В эту минуту раздался рев авиационного двигателя.
«Шершень» ожил и наклонился вперед, демонстрируя готовность взлететь.
Харальд подбежал туда, где замерли Кляйс и Лео, подхватил винтовку с земли и угрожающе наставил на них дуло, изображая готовность выстрелить, которой не было и в помине. Пятясь, медленно отступил и, обойдя вращающийся пропеллер, оказался у левой дверцы в кабину. Потянулся к ручке, распахнул дверцу, забросил винтовку на багажную полку позади сидений.
Забрался в кабину и тут боковым зрением заметил резкое движение на земле. Мимо Карен глянул в окно – там капитан Кляйс, сорвавшись с места, кинулся к самолету и почти сразу упал на землю, потому что раздался хлопок, оглушительный даже при работающем моторе. Это Карен выстрелила из хансеновского пистолета. Оконный проем помешал ей прицелиться так низко, как следовало, и она промахнулась.
Кляйс перекатился под фюзеляж, вынырнул с другой стороны и вспрыгнул на крыло. Харальд пытался захлопнуть дверцу, но Кляйс не давал. Он схватил Харальда за грудки, чтобы вытащить из кабины. Харальд сопротивлялся как мог. Карен, у которой пистолет был в левой руке, в тесноте кабины никак не могла развернуться и прицелиться в Кляйса. Подбежал Лео, но поучаствовать в схватке ему было не с руки.
Харальд исхитрился вытащить из кармана гаечный ключ и со всей силы дал Кляйсу по физиономии, острым концом до крови разбив ему скулу. Кляйс, однако, рук не разжал.
Карен, мимо Харальда дотянувшись до приборной доски, до упора нажала на газ. Мотор взревел громче, самолет дернуло вперед, Кляйс потерял равновесие и, чтобы удержаться, одной рукой ухватился за дверцу, а другой по-прежнему цеплялся за Харальда.
«Шершень» покатился быстрей, подскакивая на кочках. Харальд опять ударил Кляйса, и на этот раз тот вскрикнул, ослабил хватку и скатился на землю.
Харальд захлопнул дверь и потянулся к рычагу управления, но Карен вмешалась:
– Оставь, я сама, я могу это левой!
Самолет катился по дороге, набирая ход, и его снесло вправо.
– Не забывай про рулевые педали! Выравнивай! – крикнула Карен.
Харальд нажал на левую, чтобы вернуть самолет на дорогу. Ничего не произошло, и тогда он нажал на педаль со всей силы. Не сразу, но самолет круто развернулся налево, пересек дорогу и зарылся в длинную траву с другой ее стороны.
– Там есть задержка во времени, нужно ее учитывать!
Харальд понял, о чем она. Такое бывает, когда правишь лодкой, только здесь еще хуже. Он нажал на правую педаль, чтобы вернуть самолет на дорогу, и когда тот стал разворачиваться, откорректировал угол поворота левой педалью. На этот раз дело пошло глаже, и, вернувшись на дорогу, он сумел выправиться.
– Вот теперь хорошо! – крикнула Карен.
Самолет набрал скорость.
И тут они увидели, что по дороге навстречу им едет машина.
Петер Флемминг включил первую передачу и вдавил в пол педаль газа. «Бьюик» рвануло вперед, как раз когда Тильде открыла дверь, торопясь сесть рядом с водителем. Вскрикнув, она выпустила дверцу и упала навзничь.
«Хоть бы шею себе сломала», – мельком подумал Петер.
Он выехал на дорогу, хлопая незакрытой дверцей. Когда рев мотора поднялся до визга, переключил на вторую. «Бьюик» мчал во всю прыть. В свете фар Петер увидел, что прямо на него катит маленький биплан, и уверенный, что ведет биплан Харальд Олафсен, вознамерился остановить его, пусть даже ценой собственной жизни.
Он переключил на третью скорость.
Харальд почувствовал рывок, когда Карен утопила рычаг управления и хвост вздернуло вверх.
– Ты машину видишь? – прокричал Харальд.
– Да! Он что, идет на таран?
– Да. – Харальд смотрел вперед, сосредоточенный на том, чтобы самолет не снесло с дороги. – Мы успеем взлететь?
– Не знаю…
– Ты должна знать!
– Будь готов свернуть, когда я скажу!
– Я готов!
Машина была уже совсем близко. Харальд понял, что пролететь над ней не удастся.
– Сворачивай! – крикнула Карен.
Он вдавил левую педаль. Самолет, на высокой скорости более послушный, резво свернул с дороги – слишком резво, встревожился Харальд, как бы нагрузка не оказалась велика для починенного шасси. Он спешно откорректировал поворот второй педалью.
Краем глаза он видел, что машина – это был «бьюик», такой же, как тот, на каком Петер Флемминг отвез его в Янсборгскую школу, – тоже свернула, по-прежнему целясь протаранить биплан.
Но у самолета был руль управления, тогда как ведущие колеса автомобиля забуксовали в мокрой траве. «Бьюик» занесло в сторону. Свет луны упал так, что Харальд узнал водителя, который пытался справиться с машиной. Петер Флемминг.
Самолет, покачнувшись, выровнялся, но тут Харальд увидел, что они вот-вот врежутся в бензиновую цистерну. Он придавил левую педаль, и правое крыло «шершня» прошло над ней всего на ладонь выше.
Петеру Флеммингу повезло меньше.
Оглянувшись, Харальд увидел, как «бьюик», выйдя из подчинения, с ужасающей неотвратимостью мчится к цистерне и на всех парах врезается в нее. Раздался взрыв, и весь парк озарило желтым сиянием. Харальд хотел убедиться, не загорелся ли хвост «шершня», но строго назад посмотреть было невозможно, так что оставалось надеяться на лучшее.
«Бьюик» полыхал.
– Веди! – завопила Карен. – Сейчас взлетаем!
Он вернулся мыслями к рулю управления, увидел, что впереди палатка солдатской столовой, и нажал на левую педаль, чтобы избежать столкновения.
Самолет вышел на прямую и набрал скорость.
Заслышав рев мотора, Хермия бросилась бежать. Уже на землях имения она увидела, как черная машина, очень похожая на ту, что была на станции, во всю мочь мчится по дороге, ведущей к замку. На глазах у Хермии машину занесло, она врезалась в стоящий на обочине грузовик. Раздался взрыв, обе машины объяло пламя.
– Петер! – раздался женский крик.
В свете пожара Хермия увидела женщину в голубом берете. Головоломка сложилась. Женщина следила за ней. В «бьюике» дожидался ее Петер Флемминг. Им не было нужды от станции идти за ней по пятам, они и так знали, куда она направляется, и прибыли в замок раньше. И что теперь?
Тут в глаза ей бросился маленький биплан, который катил по лужайке так, словно вот-вот взлетит. И вот женщина в голубом берете встала на одно колено, достала из сумки пистолет и прицелилась в самолет.
Что происходит? Если женщина в берете – соратница Петера Флемминга, тогда пилот биплана сражается на стороне сил добра… Не исключено даже, что это Харальд, уносящий ноги с пленкой в кармане…
Эту женщину надо остановить.
В свете пожара Харальд отчетливо видел, как фру Йесперсен целится в самолет.
Поделать он ничего не мог. «Шершень» несся прямо на нее, и если свернуть влево или вправо, добьешься только того, что подставишь ей бок. Харальд скрипнул зубами. Пули могут пробить крылья или фюзеляж, не причинив большого вреда, но могут попасть в мотор или систему управления, продырявить бак с горючим, убить его или Карен.
А потом он увидел еще одну женщину: с чемоданчиком в руке она со всех ног бежала по лужайке к той, что целилась, а добежав, с размаху треснула ее чемоданчиком по макушке.
– Хермия! – в изумлении вскричал он.
Фру Йесперсен свалилась на бок, выронив пистолет. Хермия, ударив ее еще раз, оружие подхватила.
И тут самолет проплыл над их головами, и стало ясно, что «шершень» уже в полете.
Харальд посмотрел вперед и понял, что они вот-вот врежутся в монастырскую колокольню.
Глава 31
Карен дернула рычаг влево, стукнув Харальда по колену. Набирая высоту, «шершень» вышел в вираж, но Харальд видел: поворачивать надо еще круче, или столкновения не избежать.
– Давай вправо! – взвизгнула Карен.
Он вспомнил, что тоже может рулить, с силой надавил на педаль и немедля почувствовал, что самолет пошел выше, но все-таки не сомневался, что правое крыло вот-вот чиркнет по кирпичной стене.
Все происходило невыносимо медлительно. Харальд приготовился к столкновению.
Крыло прошло в считанных сантиметрах от колокольни.
– Ух ты… – перевел дыхание Харальд.
Порывистый ветер бросал самолетик из стороны в сторону. Казалось, в любую минуту может швырнуть на землю. Однако Карен продолжала набирать высоту. Харальд стиснул зубы. Угол наклона составлял сто восемьдесят градусов. Наконец, уже высоко над замком, машина пошла ровней. Вспомнились слова Поуля Кирке насчет того, что у земли турбулентность выше.
Он посмотрел вниз. Цистерна еще горела, и в языках пламени было видно, как в одном исподнем выбегают из монастыря солдаты. Капитан Кляйс, размахивая руками, раздавал указания. Фру Йесперсен лежала недвижно – видимо, без сознания. Хермии Маунт он нигде не заметил. У входа в замок стояли слуги и, задрав голову, следили за самолетом.
Карен ткнула пальцем в циферблат на панели управления.
– Приглядывай вот за этим. Это указатель поворота-скольжения. Работай педалями, чтобы стрелка держалась прямо, как на двенадцать часов.
Яркий лунный свет проникал сквозь прозрачную крышу кабины, но для чтения показаний приборов его не хватало и Харальд светил фонариком на табло.
Они забирались все выше, замок внизу становился все меньше. Карен то и дело поглядывала по сторонам, хотя смотреть, кроме как на освещенный луной датский ландшафт, было не на что.
– Пристегнись, – сказала она. Он заметил, что сама она это уже сделала. – Не то пробьешь головой крышу, когда начнется болтанка.
Харальд пристегнул ремень. У него затеплилось чувство, что они, кажется, спаслись, и он позволил себе порадоваться.
– Я думал, уже конец! – признался он.
– И я, причем не один раз.
– Твои родители сойдут с ума от волнения.
– Я оставила им записку.
– А я своим – нет…
– Давай останемся живы, и они будут счастливы.
– Как ты себя чувствуешь? – Он коснулся ее щеки.
– Лихорадит немножко.
– У тебя температура. Надо побольше пить.
– Нет уж, спасибо. Лететь еще шесть часов, а удобств нет. Не хочу я писать в газету у тебя на глазах. Это погубит нашу прекрасную дружбу.
– Я закрою глаза.
– И поведешь самолет не глядя? Забудь об этом. Все будет в порядке.
Карен шутила, но он беспокоился за нее. Харальд и сам от пережитого чувствовал себя так, словно его поколотили, а ведь Карен проделала то же, что и он, с покалеченными конечностями. Хоть бы она выдержала!
– Взгляни на компас, – попросила Карен. – Как там наш курс?
Читать компас он научился, когда в церкви готовился к полету.
– Двести тридцать.
Карен заложила вираж вправо.
– Думаю, надо держать на двести пятьдесят. Скажешь, когда встанем на курс.
Харальд светил фонариком на компас, пока тот не показал нужный курс:
– Готово.
– Время?
– Двенадцать сорок.
– Следовало бы записать, но мы не взяли карандаш.
– Вряд ли я такое забуду.
– Хочу подняться над этим рваным облаком, – сказала Карен. – На какой мы высоте?
Харальд посветил на высотомер.
– Тысяча шестьсот метров.
– Значит, облако на тысяче семистах.
Минуты спустя самолет плотно окутало чем-то похожим на дым – они вошли в облако.
– Свети на указатель скорости ветра, – попросила Карен. – Скажешь, если наша скорость изменится.
– Зачем?
– Когда летишь вслепую, трудно держать самолет на нужной высоте. Можно задрать нос и этого не заметить. Но если такое случится, мы узнаем: наша скорость увеличится или упадет.
Лететь вслепую оказалось неприятно.
«Видимо, так и случаются катастрофы», – думал Харальд.
В тумане самолет легко может врезаться, например, в гору. К счастью, в Дании гор нет. Но если в то же облако случится попасть другому самолету, оба пилота узнают об этом, только когда будет уже поздно.
Через несколько минут лунный свет пронизал облако, и стало видно, как оно клубится, завихряется за окном. И тут, к облегчению Харальда, облако осталось внизу, неся на себе тень летящего над ним «шершня».
Карен подала рычаг управления вперед, чтобы выровняться.
– Видишь указатель оборотов двигателя?
– Две тысячи двести, – посветив себе, ответил Харальд.
– Без рывков установи дроссель так, чтобы дошло до тысячи девятисот.
Харальд послушался.
– Используем мощность для регуляции высоты, – объяснила Карен. – Дроссель вперед – поднимаемся, дроссель назад – идем вниз.
– А как мы контролируем скорость?
– Положением самолета. Нос вниз – ускоряемся, нос вверх – идем тише.
– Понял.
– Но Боже избави задрать нос слишком сильно – мотор заглохнет, потеряешь тягу и рухнешь.
– И как тогда надо поступить?
– Надо опустить нос и увеличить число оборотов. Звучит просто… вот если б еще инстинкт самосохранения не требовал задрать нос!
– Я это запомню.
– А теперь ненадолго возьми управление на себя, – попросила Карен. – Смотри за тем, чтобы лететь прямо и ровно. Все, давай, управление на тебе.
Харальд с силой сжал рычаг правой рукой.
– В таких случаях полагается отвечать: «Управление на мне». Таким образом, первый и второй пилоты не попадут в положение, когда один думает, что самолет ведет другой.
– Управление на мне, – без особой уверенности повторил Харальд.
Казалось, самолет существовал сам по себе. Сворачивал и нырял, повинуясь движению воздушных масс. Пришлось предельно сосредоточиться, чтобы крылья не перекашивало, а нос не заваливался.
– Ты чувствуешь, что приходится придерживать рычаг управления, а он все норовит и норовит вырваться? – спросила Карен.
– Чувствую.
– Это потому, что мы уже израсходовали часть горючего и центр тяжести самолета сместился. Видишь вон тот рычажок в переднем верхнем углу твоей двери?
– Вижу, – глянул он мельком.
– Это регулятор подстройки. Я поставила его в положение до упора, когда мы взлетали. Тогда бак был полный, хвост тяжелый, а теперь самолету нужна перебалансировка.
– И как это делается?
– Просто. Ослабь свою хватку, не дави на рычаг. Чувствуешь, как он рвется вперед сам по себе?
– Да.
– Отодвинь регулятор подстройки. Теперь удерживать рычаг будет легче.
Харальд кивнул. Действительно, Карен права.
– Найди положение регулятора, чтобы держать рычаг, не прилагая усилий.
Харальд осторожно продвинул рычажок. Рычаг управления снова вжался ему в ладонь.
– Перебор, – пробормотал он и дал маленькую поправку. – Вот теперь хорошо.
– Подстраивать можно также руль управления, передвигая вот эту круглую ручку в зубчатой рейке, здесь, внизу панели управления. Когда настроен как следует, самолет летит прямо и ровно, и рукоятки не оказывают сопротивления.
Харальд, проверки ради, отпустил руку. «Шершень» летел как ни в чем не бывало. Он вернул руку на место.
Облако под ними было не сплошным, а с прорехами, в которых порой виднелась освещенная луной земля. Миновав Зеланд, они летели над морем.
– Проверь-ка высотометр, – попросила Карен.
Оторвать взгляд, чтобы посмотреть на панель управления, удалось с трудом: не верилось, что можно одновременно вести самолет и следить за приборами. Оказалось, они поднялись на две тысячи триста метров.
– Как это произошло? – удивился он.
– Ты слишком высоко задираешь нос. Это естественно. Подсознательно боишься врезаться в землю, поэтому набираешь высоту.
Он взял рычаг на себя. Нос опустился, и Харальд увидел еще один самолет, с большими крестами на крыльях. От страха перехватило дыхание.
Карен самолет тоже заметила и испугалась не меньше.
– Вот черт! Люфтваффе!
– Вижу, – ответил Харальд.
Самолет находился левее их и ниже, но быстро набирал высоту.
Карен, перехватив рычаг, рывком опустила нос.
– Управление на мне, – сказала она.
– Управление на тебе.
«Шершень» вошел в пике. Харальд разглядел, что нагоняет их «Мессершмит-110», двухмоторный ночной истребитель, легкоотличимый по двум лопастям на хвостовом стабилизаторе и похожей на теплицу длинной крыше кабины. Вспомнилось, как Арне под впечатлением рассказывал про вооружение таких «мессершмитов»: на носу установлены пушки и пулеметы, и пулемет заднего боя торчит из кабины. Именно такие сбивают союзнические бомбардировщики после того, как их засекает радиостанция на Санде.
«Шершень» был полностью беззащитен.
– Что будем делать? – спросил Харальд.
– Попытаемся спрятаться в облаке. Черт, нельзя было допускать, чтобы ты так высоко забрался.
«Хорнет мот» стремительно шел вниз. Харальд взглянул на указатель скорости: они делали сто тридцать узлов. Словно катишься вниз на «американских горках». Он заметил вдруг, что вцепился в край своего сиденья.
– Это не опасно? – спросил он.
– Опасней будет, если подстрелят.
Немецкий самолет приближался неумолимо. Он был намного мощнее «шершня». Вспышка, треск пулемета. Харальд хоть и предполагал, что немец будет стрелять, все-таки не смог сдержать изумленного, испуганного вопля.
Карен свернула влево, чтобы уйти от пуль. «Мессершмит» внизу проскочил мимо, огонь прекратился, мотор «шершня» гудел ровно. В них не попали. Да, и Арне как-то говорил, что быстрому самолету в медленный попасть сложно. Может, это их и спасло.
Выглянув в окно, он увидел, что истребитель исчезает вдали.
– Похоже, мы вне досягаемости, – сказал он.
– Ненадолго, – ответила Карен.
И точно, немец вернулся. Время тянулось, «шершень» снижался под защиту облака, а быстроходный «мессершмит» делал широкий разворот. Харальд отметил, что их скорость достигла ста шестидесяти узлов. Облако, маняще близкое, никак не начиналось.
Снова сверкнули огни, застрекотал пулемет. На этот раз «мессер» был ближе и угол атаки лучше. К ужасу Харальда, в обшивке нижнего левого крыла появилась рваная дырка. Карен дернула рычаг управления, и «шершень» ушел в вираж.
И тут они оказались в облаке. Пулемет умолк.
– Слава Богу, – пробормотал Харальд. Было холодно, но его прошиб пот.
Потянув рычаг на себя, Карен вывела самолет из пике. Харальд, светя фонариком на высотомер, следил, как стрелка замедляет свой бег и успокаивается на отметке в тысячу семьсот метров. Скорость также понемногу вернулась к нормальному показателю полета в восемьдесят узлов.
Карен снова заложила вираж, изменив направление, чтобы истребителю не удалось их найти, просто выйдя на их прошлый курс.
– Сбавь обороты до тысячи шестисот, – велела она. – Мы проскочим вон под тем облаком.
– Может, останемся в нем?
– Нельзя. Если долго лететь в облаке, теряешь ориентацию, не понимаешь, где верх, где низ. Приборы подсказывают, что происходит, но ты им не веришь. Именно так случаются катастрофы.
Нащупав в темноте рычаг, Харальд потянул его на себя.
– Как думаешь, истребитель случайно здесь оказался? – спросила Карен. – Или нас обнаружили эти их радиолучи?
Харальд сосредоточенно нахмурился, довольный тем, что есть над чем подумать и можно отвлечься от неприятного ощущения опасности.