Ретранслятор Жеребьёв Владислав
– Тоже пси-бойцы приходили? – осторожно поинтересовался я. – Вроде нового порядка?
– Шутишь? – хохотнул седой. – Нет, конечно. Шавки просто, подручные. Комендант прислал. Представляешь, объявился в городе некий ферзь из наших, но с удивительной способностью возвращать все сторицей. Сколотил группу из таких же отмороженных и планомерно, один за другим, искоренил всех авторитетных паханов, а с ними и их бригады. Кого пожег живьем, кому внутренности выморозил, а кому в назидание мозги высушил и по городу отправил гулять. Человек был явно староформатный, военный. Люди говорили, что мочил он уголовников весьма грамотно, в лоб не атакуя и на огневой контакт не выходя, да так ловко, что со стороны нападавших ни одной жертвы.
Вот меня к нему и притащили тогда, пожженного да в болевом шоке. Прозвище у него было замечательное, Ханой. Ввиду сентиментальных чувств назвал он себя так, в честь прошлых заслуг. Был он свое время военным консультантом по диверсионной работе в одной восточной стране.
– Откуда знаешь? – удивился я.
– Да много я про него знаю. – Захар плотоядно оскалился. Зубы у фриза были гладкие, ровные, отнюдь не по возрасту. Такими бы да в глотку недругу, и грызть, рвать, чтоб кровь и ошметки мяса во все стороны… я поспешно отогнал от себя это наваждение, а седой, не заметив моего замешательства, продолжал свою скорбную исповедь.
– …сосед это мой оказался. Ты не поверишь. Я даже не помню, как звать-то его. Пару раз во дворе около гаражей пересекались, пиво с другими мужиками пили, судачили о разном. Знаю о нем одно. Мелочен, злопамятен, ленив. У такого снега зимой не допросишься. В общем, разошлись мы с ним кое-как. Предложил работать на себя, как очухаюсь, на кабальных условиях. Тактика у него была такая, зажать в угол и предложить единственный, по его мнению, выход.
– А ты?
– Отказался. Что я, шавка подзаборная, ишачить за здорово живешь, да питаться объедками с барского стола? Годы руками работал, знал за что, а тут дело другое.
– И что же? – улыбнулся я, поплотнее закутываясь бушлат. Заметно стемнело, да и ужин давно был готов. – Характерами не сошлись?
– Ну почти. – Захар бросил окурок на землю и с видом мстительного корсиканца втер его каблуком в землю. – Ханой беспредельщик и садист. Власти много, дорвался-таки. Всю жизнь мечтал повелевать, и тут такой шанс представился. Вроде и рулил Ханой в какой-то конторе, но там были рамки. Тут же ограничения отсутствовали.
– А что потом?
– Пришлось уходить из города, – просто пояснил седой, пожимая плечами. – На нем свет клином не сошелся. Сначала Ханой чувствовал себя безнаказанным, но потом отщепенцы, пси-бойцы, не пожелавшие плясать под его дудку, стали сбиваться в отряды и начали представлять силу, с которой приходится считаться.
– А как вы зарабатываете на хлеб насущный? – с интересом спросил я. – Шашлык вон, картоха, шматье новое да электричество. По нынешним меркам почти удел королей.
– Так и есть, – улыбнулся седой. – Жируем. Когда я сюда пришел с первыми бойцами, здесь разве что мышь не повесилась. Потом начали перебиваться помаленьку, ибо большая дорога стала интересовать тем меньше, чем большую силу каждый из нас в себе ощущал. Начали предлагать услуги конвоя, стали ходить в закрытые города за хабаром. Много чего делали, но истинный источник благосостояния в другом.
– И в чем же, если не секрет?
– Секрет, не секрет, а даже если и расскажу, то продать не сможешь. – Губы Захара расплылись в улыбке, и морщинок в уголках глаз у главы поселения заметно прибавилось. – Схрон один есть, военный бункер. Так получилось, что дорогу к нему да код от двери знаю только я. Вскрыть его по-иному невозможно, а любая попытка взлома блокирует портал напрочь, да и не важно это. Главное, он действующий и забит разными ништяками. Все они рабочие, все, понимаешь?
– С трудом, – честно признался я. – Но ты что-то говорил про закрытые города.
– Позже. – Захар встал со скамейки и, одернув куртку, шагнул по направлению к дому. – А лучше завтра, на свежую голову, так сказать. Поговоришь с Геной, потом ко мне. Пока же пошли внутрь. Ужин стынет.
Второе утро в общине боевых телепатов прошло в тягостном ожидании рандеву с рыжим Генкой. Сканер таки добыл себе ударную дозу спирта и теперь, не желая просыпаться, матерился во сне и тянул одеяло на голову.
– Алкаш. – Дима брезгливо повел носом, спешно открывая нараспашку окно в комнате рыжего. – Это надо было так нажраться.
– И что же мне теперь делать? – Я с сомнением топтался на пороге, ожидая дальнейших инструкций от нового знакомого.
– А ничего. – Дмитрий снова затормошил Гену, тряся его за плечи, но и эта, третья по счету попытка не увенчалась успехом. – Сейчас завтракать пойдем. Сегодня гречка с тушняком, а потом можешь с нами до нейтральной зоны прокатиться. Надо встретить караван торговцев и проводить его до границы области. От нейтралки, то Захарова зона, так что работа наша. Заодно шашлык отработаешь.
Признаться честно, перспектива находиться в четырех стенах мне не улыбалась, да и предстоящий контакт с живым с похмельным детектором лжи особой радости не доставлял, так что я с радостью согласился. Быстро закинув в себя положенный продукт и спешно поздоровавшись с остальными членами группы, мы вывалились во двор и пешочком отправились в гараж.
Группа Захара жила по нынешним меркам богато. Помимо «Нивы» нашелся старенький «Мерседес» с дизельным движком и в меру пошарканная «газель». Вся техника была на ходу.
– «Ниву» возьмем, – решил Дмитрий. Толкнув дверь в будку охранника, он некоторое время припирался с худым стариком в рабочем комбезе, а затем, довольный, бодро потопал в сторону «Нивы», вертя на пальце брелок с ключами. – Вот Петрович, вот жук, – поделился он со мной, запрыгивая на водительское сиденье. – Не хотел машину давать. Мол, в путевом листе за подписью Захара нас нет. Еле убедил.
– Строго у вас тут, – улыбнулся я.
– А ты что думал? – Дима повернул ключ зажигания и с сомнением уставился на температурную стрелку на панели приборов старенького автомобиля. – Это только кажется, что все хорошо и здорово. Если там машину потеряем, Захар нам с тобой головы оторвет в прямом смысле этого слова. По области машин пятьдесят осталось на ходу. Бензин тот же, или дизель, – кивок в сторону поблескивающего лакированными бортами «Мерседеса», – тоже стоят немало.
– Например?
– Ну, литр бензина это две краюхи хлеба, полмагазина для АК или девка на ночь.
– Ну и расценки у вас, – в притворном ужасе я покачал головой.
– А что делать? – Развел руками пир. – Техники, перерабатывающей сырую нефть, в стране почти не осталось. Кое-кто пробавляется старыми запасами, кто-то пытается мастерить перегонки из подручных средств, но все это не то. Зальешь плохую горючку, полетит двигло, и приплыли.
Дождавшись, пока пожилой движок прогреется до необходимого минимума, Дима стронул машину с места и, выехав за КПП, мы покатили по пустынному шоссе в сторону города.
– Работа у нас не сложная, – вещал он, уверенно ведя машину по знакомому маршруту. – Встретим караван с торговцами, они между городами ходят, сбывают и закупают то, что нужно. Они нам причитающееся, мы их по своему сектору ответственности, да так, чтоб муха не уселась.
– А что торговцы? – Когда мы проскочили на полном ходу очередной ухаб и кузов ощутимо тряхнуло, я быстро, под ехидным взглядом пира, пристегнул ремень безопасности и поплотнее вцепился в ручку над дверью. – неужто они не могут себе охрану завести?
– Торговцы люди расчетливые, – пожал плечами мой собеседник. – На штатного пси-бойца нужны средства, и весьма немалые, да и вряд ли кто подрядится откровенно подставлять свою голову. Штатный охранник может приболеть, уйти вразнос, погибнуть в драке с другими, подобными ему, или просто получить пулю в лоб. Хлопоты одни и разорение, а у нас каждый раз штат и каждый раз мзда постоянная.
– А мне что делать? – вдруг спохватился я, поняв, что мало того, что на местности не ориентируюсь, так еще ничего и не умею. Захар плел что-то за ретранслятора, но для меня это была филькина грамота. – Как мне-то поступать?
– А никак, – снова оскалился Дима. – Сиди себе да щеки надувай. У нас тут такая репутация, против которой мало кто попрет.
– А если нападут? – настаивал я, понимая, в какую скользкую ситуацию попал. – Ты же говорил – торговцы. Значит, куча нужного у них.
– Не нападут, – вновь отмахнулся пир. – У Захара в этих краях авторитет, и все вокруг отлично знают, чем платит тот, кто посягнет на его владения.
Чем конкретно заплатит провинившийся, было понятно и без слов. Решив на всякий пожарный особо не выделяться и вести себя в точности как Дмитрий, я глубоко вздохнул и приготовился к приключению.
Караван предстояло дождаться на третьем километре Московского шоссе и проводить вплоть до Новгородской области, но расстояние Дмитрия не смущало.
– Еще засветло на базу вернемся, – пообещал он мне, притормаживая на обочине.
Выбравшись из тесного, неудобного салона, мы начали прохаживаться на месте, разминая затекшие члены и поглядывая на дорогу, откуда прямо из-за поворота должен был показаться конвой с городским сопровождением, поставленным комендантом. Сами торговцы, люди деловые, ждать себя не заставили, и уже через полчаса на шоссе выскочил первый тяжело груженный «Урал» с брезентовым тентом. Рядом с ним, уверенно чадя двигателем, на крейсерской скорости следовал «багги» с тремя бойцами в кузове, а вслед за первым грузовиком появился и второй, трехосный, тяжелый, марку которого мне определить не удалось.
– В «багги» Ханоевы бойцы, – с омерзением в голосе поделился Дмитрия. Любви к подручным коменданта он явно не питал, да и они к нему почти наверняка испытывали схожие чувства, так что ситуация продолжала накаляться.
– И что делать?
– Курить. Делай, как я. Сами подойдут, сами подорожные сдадут. Если будут сидеть в машине и не выходить, с места не трогайся. Обязаны они передать все сами. То же и мы делаем потом. Если попремся вперед, значит, боимся. Трусим, слабые.
Получилось ровно так, как и предупреждал Дмитрий. Колонна встала на невидимой границе между зонами влияния, впереди, нарезав круг, остановился и «багги». Никто из него выходить не спешил. Парни в автомобиле о чем-то оживленно спорили. Со стороны торговцев осколками цивилизации слышался смех и радостные возгласы. Дмитрий стоял спокойно, скрестив руки на груди и оперевщись на капот «Нивы». Лениво, из полуопущенных век пир наблюдал да действом, не проявляя инициативы и особо не реагируя на некоторые весьма колкие шутки, отпущенные в нашу сторону. Шуточки в основном отпускались относительно наших голых черепов и сходства с известным местом, но я, подражая пиру, сделал морду «тяпкой» и, спокойно покуривая у обочины, любовался пробегающими по небу облаками.
Однако торговцы, отлично понимавшие, что время это деньги, первыми проявили беспокойство. Из головного «Урала» выскочил низенький полный тип в костюме мышиного цвета и легком сером плаще и, поправляя на ходу шляпу, засеменил в сторону «багги». На торговца он был похож мало, скорее уж на бухгалтера или банковского клерка, что, может, и было верно, до катастрофы. Теперь вот пришлось бедняге менять специализацию.
Разговаривал толстяк с бойцами Ханоя минут пять, бурно жестикулируя и иногда переходя на сверхзвук. Те морщились и что-то отвечали невпопад. С увещеваний толстяк перешел к угрозам. Это было видно по его напряженному, раскрасневшемуся лицу и резким жестам. Сначала толстый, как сарделька, указательный палец торговца показал в сторону грузовиков, потом в сторону дороги, визгов тоже прибавилось. Уж не знаю, что он им сказал. Может быть, пообещал вообще никогда не приезжать на рынок, или при случае пожаловаться коменданту на проволочки в дороге, но действие это возымело. От «багги» отлепился сутулый крепыш, с бледной, почти пепельной кожей и азиатскими чертами лица, и, заправляя на ходу майку-алкоголичку под распахнутой курткой, чуть пришаркивая, нехотя направился в нашу сторону.
– Здорово, – процедил азиат сквозь зубы. – Конвой принимать будете, или вы тут на пикник выбрались?
– Будем, – вынырнул из-за стены отчуждения пир, – чего не принять. Тащи документы, распишемся и расходимся миром.
Азиат удалился, а Дима, хитро подмигнув мне, вытащил из кармана мятую пачку сигарет и довольно закурил.
– Все так, – усмехнулся он. – Странно, что про тебя вопросы задавать не стали, да если что, не их это дело.
Вскоре азиат вернулся, а с ним, семеня на полусогнутых, явился и толстяк-торговец с лоснящимся лицом. В руках у телепата имелся лист, на котором чьим-то размашистым почерком виднелась резолюция, а поверх нее самая обякновенная печать.
– Груз проверять будете? – ехидно поинтересовался парень у Димы. – Может, наркоту везут, может, людей…
От этих слов торговец гневно фыркнул и, картинно приняв позу гордого и обидчивого горца, отвернулся, однако из разговора не выпал.
– Коли б моя воля, – тихо зашипел толстяк, – то я бы на рынок не ногой. Вот вы где мне, вот, – пухлая ручка ударила в районе кадыка, и глаза торговца свернули таким испепеляющим огнем, что азиат съежился и отступил на пару шагов вперед, но вовремя спохватился.
– Остынь, пухленький, – криво усмехнулся он, когда Дмитрий поставил в документах последнюю подпись, а затем, передав копию расписки на клочке бумаги, спрятал подорожную в карман. – Как Ханой сказал, так и будет. А станешь ерепениться, быстро ощутишь, что такое на северо-западе не торговать.
Остальные бойцы коменданта, даже не потрудившись выбраться из маленького юркого авто, с наглыми ухмылками на рожах наблюдали за нашей перепалкой.
И тут нахлынуло. Мерзкое колющее чувство, как змея, вынырнуло из-под холодного камня и, стелясь по земле, двинулось в мою сторону. Натурально так получилось, естественно. Грешным делом подумал, будто мерзкая гадюка или еще какая тварь.
– Падай, – Дмитрий толкнул меня в плечо, и над моей головой, а точнее в том месте, где она до сих пор находилась, прошелся мощный электрический разряд, от чего волосы на всем теле встали дыбом.
Ругнувшись, пир перекатился за колесо «Нивы» и, стиснув зубы, ударил, да так, что воздух вокруг зашелся, заколыхался жарким маревом. Огненный хлыст взметнулся в воздух и что есть силы обрушился на «багги», где секунду назад находился наш противник, вот только автомобиль уже был пуст.
– Что происходит? – попытался спросить я, но кинувшийся на меня раскосый парламентер уже вцепился руками в горло, стараясь сломать кадык. В общем, было не до разговоров. Кровь бухала в висках, смрадный запах гнилых зубов ублюдка бил посильнее любого электрического разряда. Пришлось драться, да так, что никогда бы про себя не подумал. Первый удар по ушам вызвал у противника легкое недоумение, но хватка немного ослабла, что позволило протолкнуть в травмированное горло немного воздуха. Затем сознание будто отключилось, и место эмоций и растерянности заняла холодная ярость. Почувствовав, как внутри зарождается бешенство, я скрипнул зубами и, с легкостью оторвав руки азиата от горла, отшвырнул его в сторону. Встав, я медленно отряхнул одежду и, встретив новую атаку противника в лоб, резким прицельным ударом прошелся ребром ладони по кадыку. Услышав мерзкий хруст и увидев, как, закатив глаза, мой враг оседает на землю, будто мешок картошки, я шагнул вперед и, не обращая внимания на крики Дмитрия, выбрался на шоссе.
Секундное замешательство троих оставшихся тут же разрядилось жженым азотом, и две голубые молнии, чертя по асфальту черные полосы, устремились в мою сторону. «Что я делаю?» – мелькнуло у меня где-то внутри, но ярость, первозданное, дикое чувство, сметая весь тот хрупкий налет цивилизованности, толкнула меня вперед.
– Приплыл, – услышал я вой моего товарища, и мощный удар тока, призванный сжечь, испепелить, оставить от меня горстку черного склизкого пепла вперемешку с сажей, врезался в мою плоть.
Воздух вновь колыхнуло. Это позади меня, придавив азиата коленом, атаковал Дмитрий, заставляя нападавших вжаться в землю. Молнии посыпались со всех сторон, и день сменился ночью, а потом вновь днем, лишая солнечный свет своего блеска. Рев, ураганный вой огненного смерча, рванувшего вперед, встретил мерцающую стену электрического удара, и волна взрыва накрыла нас невидимым колпаком, оглушая и стараясь сбить с ног. Воздух искрил, кувыркался, где-то рыкнул и разразился свинцовой смертью автомат, а в такт ему заработал пулемет торговцев. Те, не став долго ждать, побросали свои средства передвижения и, заняв позицию обороны, подальше от сошедших с ума боевиков, решили причесать почву, да так, что звон гильз в один момент заглушил даже бушующий огонь.
На удивление проворно повел себя и толстяк-торговец. Вытащив из-за пазухи старенький ТТ, он ударил барахтавшегося под коленом Дмитрия азиата в висок, потом снова, а затем, перекатившись к дальнему колесу нашей «Нивы», сноровисто, почти как на учениях, начал отстреливать магазин, целясь по кустам, где укрылись два вольта Ханоя. Те, оказавшись между двух огней, пришли в недоумение. Ожидалась легкая добыча. Наверное, решили сначала положить Захаровых парней, но сомневались, и, увидев меня, решили более не раздумывать, а затем, когда разделались бы, занялись бы друзьями толстяка. Только вот промашка вышла.
Дальнейшие события разворачивались со скоростью мысли. Приняв на себя удар, я приготовился к ужасной боли, но ничего не произошло, а напротив, некий внутренний ресурс внутри меня гостеприимно принял в себя потоки ненависти и тут же молниеносно нанес удар. Резко, свирепо, почти по-звериному. Казалось, небо покачнулось, а солнце, освещавшее землю, вздрогнуло и, покосившись, попыталось уйти за горизонт. Бой кончился так же внезапно, как и начался. Вместо «багги», троих бойцов и кабины «Урала», вставшего на пути моего удара, разверзлась глубокая, метра четыре в поперечнике, траншея со спекшейся в камень землей.
Ярость схлынула, ушла в никуда, а ее место сменила усталость. Покачнувшись, я просто улыбнулся и, шагнув вперед, рухнул на асфальт, теряя сознание.
– Дмитрий… где. – Сознание вернулось резко, как будто кто-то вылил на голову ведро ледяной воды.
– В тюрьме, – зло и резко кинул Захар. Фриз сдерживался из последних сил, чтобы не пуститься вразнос, и только присутствие в моей палате Наташи сдерживало его от матерной брани. – Идиоты, – цедил он сквозь зубы. – Дебилы умалишенные. Ну ладно этот дурак. – Я приоткрыл глаза и с удивлением увидел выставленный в мою сторону указательный палец командира. – Но Димка! Ну как, скажите мне, можно было тащить зеленого бойца, пусть хоть и дури у него на троих хватит! А ты, ты, Артем Эдуардыч…
Я обернулся и с удивлением увидел толстого торговца, болтавшего ногами на высоком табурете.
– У тебя же уже не седых волос не осталось, а такого подвоха не почуял.
– Не ярись, – Артем Эдуардыч спрыгнул со стула и засеменил через комнату. – Ты мне и так грузовик теперь должен. Твой боец пожег, хоть и не спорю, удовольствие мне эта драка доставила немалое. Тварей Ханоевых положил, будто мух ладонью прихлопнул. Они его бьют, а он улыбается, и знай волна за волной зачерпывает. Потом как хрястнул – и ничего. Хорошо хоть парни мои из кабины убрались.
Дела же после моего фееричного обморока разворачивались следующим образом. Дождавшись пока воздух успокоится, Дима выбрался из оврага и осторожно, готовый в любой момент рухнуть на землю, направился в мою сторону. Драться он больше не мог, точнее уже не мог себе позволить. Немалый запас энергии пир исчерпал в первых двух заходах, а когда я принимал основной натиск на свою буйную голову, огрызался резкими всполохами да глушил азиата.
Остановившись около черной траншеи, пир присел на корточки и с сомнением дотронулся до черной, матовой поверхности.
– Гладкая, – резюмировал он. – Как стекло. Гладкая и холодная, будто лед.
– Товарищу своему помоги, – толстяк поднялся с земли и, убирая на ходу пистолет, затрусил в сторону колонны, поминутно хватаясь за голову при виде «мертвого» «Урала». Вскоре оценили ущерб. Машина восстановлению не подлежала, о чем толстяк незамедлительно и сообщил пиру. Сгорели пару ящиков с консервами. Как они вообще могли гореть, торговцы сказать затруднились, однако сам факт порчи имущества был налицо. Хорошо хоть шли налегке, так что прочие товары спокойно перебросили в свободный грузовик.
Травмированных тоже не наблюдалось. Несколько ссадин и ушибов. Кто-то особо любопытный лишился бороды или шевелюры, но вся честная компания отделалась легким испугом.
– Почему они атаковали? – Дмитрий, казалось, обращался в никуда, однако вездесущий толстяк уже тряс бумагами и требовал предстать пред светлы очи Захара.
Проверив мой пульс (мне в тот момент было весьма неплохо в отключке), объясняться и подписывать бумаги пришлось тому же Дмитрию, а заодно и оказывать посильную помощь в переброске оставшегося товара.
– Грузи его. – Кто-то из торговцев помог Дмитрию и, подхватив меня любимого, перенесли и погрузили на заднее сиденье, на удивление неплохо сохранившееся после последней стычки «Нивы». У ветхого транспорта был покалечен бок и треснуло лобовое, но когда Дима повернул ключ зажигания, движок стартанул уверенно и четко.
– К Захару поедем, – резюмировал толстяк, бесцеремонно забираясь на переднее пассажирское.
– К Ханою скататься не хочешь? – Пир в последний раз проверил мой пульс и, облегченно вздохнув, переключил внимание на дорогу.
– С комендантом разговор особый, – отрезал торговец и для убедительности взмахнул пухлой ручонкой. – Свидетелей, что его уроды атаковали первыми, выше крыши, так что, даже если полезет с разборками и начнет утверждать обратное, так ославим, что не один путь продовольственный больше по рынку не проляжет. А ты, голубь, правь прямо к Захару. Дело у меня к нему есть.
– Захар тебя и не примет, – попытался отвертеться Дмитрий, но толстяк был непреклонен.
– Езжай, голубь, – настойчиво кивнул он. – Да как прибудем к КПП, передай, что прибыл Артем Эдуардыч, старинный друг. Ты будешь удивлен, как скоро Захар не то что нас примет, но и колонну внутрь впустит да чаем напоит.
– Посмотрим, – просто пожал плечами Дмитрий. В любом случае сопровождение сегодня явно отменялось. Один боец был выведен из строя, второй исчерпал ресурс, да и объясниться с хозяином района по поводу ЧП следовало незамедлительно. На том и порешили, и уменьшившаяся, но воодушевленная колонна вновь двинулась вперед.
До базы добрались, когда смеркалось. Охрана по периметру уже включала прожекторы, и подъезды к базе прилежно освещались софитами, прогоняющими мрак и не дающими диверсанту даже малейшего шанса затаиться в темноте.
– Богато живет Захар, – усмехнулся толстяк, видя шарящие по асфальту световые лучи. – Забурел. Вон какие себе хоромы отгрохал. Электричества, бойцов, водки небось хоть отбавляй, а я меж тем ноги сбивай да голову свою подставляй под удар ради таких вот.
– Не гневи бога, торговец, – подкатив к периметру, Дмитрий с неприязнью окинул взглядом фигуру выделяющегося торгаша. Одет тот был занятно. Кожаные туфли на мягком ходу, плотной ткани дорогие брюки, сорочка и то, похоже, шелковая, а уж кашне и плащ и вовсе выпадали из этой реальности. Исключением, пожалуй, была шляпа. Мятая, потертая, в некоторых местах ее виднелись прорехи, но даже шляпа, явно намекающая на статус владельца, имелась не у каждого. – Сам поперек себя шире. – И, не слушая гневные возгласы Артема Эдуардовича, отправился на доклад.
Захар выслушал молча. Почти не ярился, а затем приказал арестовать пира и отправить в подвал.
– Пусть посидит, подумает, – про себя пробубнил фриз.
Об этом я узнал уже позже, а сейчас, как главный свидетель, я отвечал на вопросы местного командира.
– Значит, первые атаковали, – в который уже раз спрашивал Захар.
– Первые, – кивал я, приподнявшись на койке на локтях. – У него вон хоть спроси.
Им являлся толстяк торговец, и, надо отдать должное, он полностью подтверждал мою легенду.
– Глупость, глупость и ничего больше. – Скрестив руки на груди, седой расхаживал по комнате. – Спровоцировали ублюдков. Те же всегда рады поживиться. На своей земле напасть не могут, Ханоевы сканеры враз засекут, а на нейтралке осмелились-таки. Да и Димка хорош. Сколько уже лет в сопровождении. Отлично рыночных крыс знает, а все туда же.
– Ты, Захар, не ярись попусту, – торговец вновь забрался на табурет, обвел комнату взглядом. – Нечисто тут. Я когда барыши подсчитывал, сам Ханой ко мне заскочил…
– Иди ты, – седой удивленно покачал головой. – Комендант, и собственной персоной снизошел.
– Ну тем не менее, – Артем Эдуардович развел руками. – Значится, зашел, посмотрел маршрут, а затем снял уже выделенную охрану и поставил этих четверых.
– Кто они, кстати?
– Да пес его знает. Азиата я видел пару раз. Он, наверное, даже не боец, так, принеси-подай, а вот трое остальных, что в машине сидели, тех я и вовсе не видел. Морды у всех уголовные, аж смотреть противно. Сколько отбросов на своем веку повидал, а таких неприятных субъектов еще не видел. Затем и вовсе чудеса пошли. Ханой прошел до ворот склада и о чем-то долго совещался с тройкой парней, а под конец, диво дивное, кажется, им деньги давал. Я из кабины рассмотреть не смог, но Васька, мой водитель, парень глазастый. Клялся, что что-то желтое и круглое сначала было в руках Ханоя, а затем перекочевало к одному из бандитов. Тот зыкнул опасливо да спрятал за пазуху.
– Чует мое сердце, не к добру это, – вновь покачал головой седой. Остановившись около двери, он окинул меня взглядом и обронив: – Дурак, – вышел вон, громко хлопнув дверью.
– Чего это он? – испугался я.
– Злится, – пояснила молчавшая до этого Наташа. – Он всегда злится, когда что-то не понимает. Но думаю, скоро все станет ясно.
– С чего ты взяла?
– Ханой просто так никому не платит. Ничего в конвое не изменилось, кроме тебя. Мысли есть по этому поводу, и в их достоверность верить неохота. Будем надеяться… – И тоже ничего не объяснив, девушка покинула мою комнату, оставив меня наедине с сидящим на табурете толстяком-торговцем.
Тот довольно хрюкнул и тоже направился к выходу.
– Обожаю загадки, – довольно поделился он, светясь лучезарной улыбкой человека, которому только предстоит самое замечательное на этом свете. – Даже горечь от безвременной утраты удивительно надежного средства передвижения не так остра, когда в жизни есть интрига.
Проводив взглядом Артема Эдуардовича, я откинул одеяло и, опустив босые ноги, обвел взглядом комнату в поисках ботинок. Надо было что-то делать. Но вот что? Этот вопрос я собирался задать седому, но сразу после того, как выясню судьбу Димы. Решено еще было обязательно заскочить в столовую и забросить в беснующийся желудок немного еды, что я и начал воплощать, как только обнаружил свои туфли с носками прямо под кроватью. Похоже, злоключения мои здесь только начинались.
На кухне ко мне отнеслись осторожно. Дородная тетка средних лет, пожалуй, единственный тут человек, не обладавший каким-либо из смертельных навыков, после моих сбивчивых объяснений выдала жестяную миску с кашей, ломоть хлеба и пук зеленого лука, а после указала на дверь.
– Топай, – сурово произнесла она, кивнув в сторону выхода, и я ни нашел ничего другого, как последовать ее совету.
Выбравшись на крыльцо, я уселся и вознамерился было позавтракать, если бы не появление на горизонте моего сомнительного друга. Вынырнув, уже, наверное, по привычке, из-за дровяного сарая, Гриша-сканер, щерясь во все свои двадцать четыре зуба, бодрым шагом направился прямиком ко мне. Вида он был в этот раз приличного. Трезв, побрит и даже, кажется, пах какой-то туалетной водой.
– Здорово, – поприветствовал меня вновь прибывший и не дожидаясь разрешения, плюхнулся рядом. – Ну вы вчера учудили. Весь рынок на ушах стоит!
– Это не мы, – отрезал я, отправляя в рот добрую порцию каши. – Ханоевы бойцы все начали, а мы исключительно по инструкции.
– Ага, конечно, – произвел рыжий двойное согласие, из которого было ясно, что он мне ни на грош не верит. Впрочем, его право. Наглая рыжая морда Гришки мне тоже была несимпатична. – Но ты помни, вопрос сканирования все еще актуален, да и потом, Захар после ваших выкрутасов злее некуда. Давно я его таким не видел.
– Ну, хорошо, Димкина вина, допустим, но неужели из-за такой оплошности да в кутузку.
– Не скажи, братка, – гаденько зашипел рыжий. – Такая оплошность жизни стоит, да и потом, никто Димку тебя на дело тащить не неволил. Положить тебя там хотели, парень, понимаешь? По тебе били, не по конвою. Понимаешь ты, дурья твоя башка? Не зря на тебя две группы вышли, ой не зря. Ханою ты нужен, живой или мертвый, без разницы. Пока тебя можно голеньким брать, так что он и старается. Нет, прав я все-таки был. Надо тебя сканить. Может, беду на себя накликали, а ты тут кашу на крылечке хаваешь и в ус не дуешь.
Я же в этом мире ничего не понимал. Пытаясь разобраться в себе, в способностях, в изменившемся мире, я все больше и больше запутывался. Верить было некому, надеяться уж и подавно, и именно потому, немного поразмыслив, я решил покинуть общину, о чем позже и сообщил Захару при встрече. Впрочем, разговор наш был не только о моем отходе, но и о многом другом.
– Сегодня был на рынке, – цедил сквозь зубы седой, откинувшись в кресле и пуская дымные кольца в потолок своего кабинета. Захар тут был единственный, у кого был собственный кабинет, отдельная спальня с душем и кладовая с одеждой и боеприпасами. Что уж говорить, прав был толстый торговец. Устроился тут Захар и правда неплохо. – Был на рынке, – вновь повторил хозяин кабинета. – Говорил с Ханоем.
– И что? – наудачу поинтересовался я.
– Отрицает, – просто кивнул мой собеседник. – Говорит, что Артему Эдуардовичу примерещилось от жадности. С ним, мол, такое случается, но Артему я верить готов, а вот коменданту ни капельки.
– Что с Дмитрием?
– С ним вообще не очень понятно.
За целый день я так и не увидел пира. Замки на подвальной двери были крепки, а бдительная охрана не допускала связи арестанта с внешним миром.
– Мысли твои.
– Думаю. – Захар поскреб подбородок. – Странно все. Димка человек здравомыслящий, трижды подумает, прежде чем открытую местность пересечь без поддержки, а тут такой ляп. Посему выходит, будто перекупили его, а если так, то можно понять череду провалов в некоторых наших начинаниях.
В предательство пира не верилось даже мне, человеку, с ним мало знакомому. Захару не верилось вдвойне. Наташа, присутствующая при нашем разговоре, и вовсе отказывалась воспринимать любую информацию, пятнающую честь друга.
– Бред, – девушка тряхнула непослушной челкой. – Ну зачем ему, ради бога, так подставляться.
– А еще больший бред, что ты уходишь, – закончил за всех давно уже висящую в воздухе мысль седой. – Чего ерепенишься, спрашивается? Думаешь, всех круче? Да если бы не мы, гнил бы ты сейчас в подземке…
– …а может и не гнил, – вдруг нахмурился я. Все эти званые друзья и новые начальники начали мне сильно надоедать. Нет, ну конечно, я благодарен за то, что нашли, помыли, одели, чаем напоили, но не буду же я теперь из-за всего этого всю оставшуюся жизнь в ножки кланяться? – Давай так, Захар. Начистоту только.
– Давай, – вдруг легко согласился фриз.
– У тебя из-за меня могут быть проблемы, хоть в сложившейся ситуации я себя виновным и не чувствую. Ваши разборки с Ханоем, пусть они вашими и остаются. Мне все это побоку. Касаемо всего остального, ну там выживания в ваших далеко не рафинированных условиях, то спорный вопрос. Пищу, кров и одежду я, знамо дело, отработаю, но вмешиваться в чужие терки, даже если я их причина, я не буду. Так и знай.
Одной из многих причин моего ухода был конфликт Ханоя и Захара за сферы влияния. Естественно, каждый из них хотел прибрать, даже не меня, а мой редкий ретрансляторский дар, в выгодность которого я верил все больше и больше, к рукам. Первым успел седой, выслав наперехват группу своих боевиков, а когда комендант понял, что птичка упорхнула, решил перевес в живой силе противника устранить и даже пожертвовал ради такого дела четырех своих пси-бойцов.
Другой, не менее важной причиной стало откровенное нежелание работать хоть на кого-то в этом сумасшедшем доме. В данной ситуации нужно было спрятаться, залечь на дно, дать себе отдышаться, а затем уже лезть в разборки умирающего мира. Слишком много непонятных вещей произошло за последнее время, чтобы выбрасывать их просто так из головы. Мое появление в больнице было явно подстроено. До этого ни один сканер не мог нащупать меня, а тут аж два пеленга. Где я находился до этого? Почему моя медицинская карта имеет настоящее имя и поддельную биографию? Ответы на эти вопросы сулили многое, но самих ответов не было. Хотелось разобраться, но позже, а теперь на дно, прочь, в деревню. Туда, где меня не найдет ни один сканер.
В виновность Дмитрия я почему-то не верил. Что-то внутри меня говорило, что это если не несчастный случай, то чья-то немыслимая каверза, куда умудрился впутаться пир. Окончательное мое решение об уходе зависело от ответа седого, и я спросил в лоб, глядя прямо в глаза.
– Что планируете с Димой делать?
– Нарушение инструкции, – пожал плечами Захар. – Подставил всю общину, люди могли невиновные пострадать. Если бы был другой, то вздернули бы и всего делов. Тут же изгнание. Дадим вещички в руки, и пусть гуляет на все четыре стороны. С такой славой его не в один крупный отряд в области не возьмут.
Я улыбнулся и кивнул. Решение было принято.
Сенечка искренне боялся своего шефа, так как считал его хоть и сильным телепатом, но человеком, начисто лишенным рассудка. Время становления в отряде Ханоя он не застал, но старожилы, из тех, кто выжил и до сих пор имел доступ к коменданту, поговаривали, что теперь-то он успокоился, стал, что ли, рассудительнее, а до того вел себя будто бешеный зверь. Также имелся слух, что ко всему, что произошло с этим миром, Ханой лично приложил руку и был кем-то вроде живого бога, существа баснословной силы, мифического кентавра в рукотворном лабиринте собственных страхов, жестокости и боли.
Вот и сегодня, примостившись на подоконнике, Сенечка доедал ворованную ветчину и не спешил к шефу на доклад. Да тот бы и не пустил, наверное, а если бы открыл дверь, то размазал проглота по стенке одним только взглядом. Что-то у Ханоя не заладилось. То ли его бойцы откусили больше, чем смогли прожевать, то ли сам комендант где-то просчитался, но как сорока на хвосте принесла, погибло трое бойцов и старинный приятель Сенечки, Венька-бурят, получивший свое погоняло в зоне из-за своих азиатских корней.
– Где ты там, шельма? А ну, нахрен, сюда! – Голос хозяина сработал как удар электрошокера, и, пряча на ходу ворованную ветчину, Сенечка заспешил в кабинет шефа.
– Тут я, Ханой, ну чего ты, право! Все тружусь, тружусь, глаз не сомкнул со вчерашнего дня, а ты напраслину возводишь.
Комендант был средних лет мужиком с военной выправкой, шевелюрой неопределенного цвета и глазами бешеными и страшными. С таким раз взглядом встретишься и тут же уверуешь в плохое. Мыслей Ханоя никто понять не мог. Даже самый прожженный сканер, едва коснувшись сознания коменданта, в ужасе отшатывался и замыкался в себе. Сенечка как-то спросил одного из смельчаков, что такого ужасного он увидел. Сканер ответил кратко:
– Пустота. Безысходность. – Большего из него вытащить не удалось.
Представ пред светлы очи босса, проглот был как всегда весел и придурковат, что безмерно нравилось Ханою. Шибко умных он около себя держать не любил, но и работать с полными дебилами тоже не мог, и потому приходилось выискивать золотую середину.
– Звали, босс?
Комендант хмуро взглянул на подчиненного и, скрипнув креслом, развернулся к нему вполоборота.
– Все горло сорвал, – ехидно пояснил он. – Ну что, выяснил? Что это за фрукт?
– Естественно. Наш агент у Захара работает не покладая рук. Зовут фрукта Андрей Петрович Скворцов. Тридцать лет. Капитан инженерных войск в отставке. Крутиков, тезка мой, опознал его по словесному описанию, а еще подтвердил, что именно пси-бойцы Захара отбили его на ничейной территории, милитаристской зоне почти, во вполне транспортабельном состоянии. Касаемо наших потерь…
– На потери плевать, – комендант грохнул кулаком по столу, да так, что стоящая на нем чашка подпрыгнула, жалобно зазвенев ложкой. – Не те кадры, чтобы о них печалиться. Ясно главное – он рентралсятор, но вот из каких, понять не могу.
– Не понял, босс, – Сенечка придал своему лицу выражение еще более придурковатое, чем в самом начале разговора. Как и любой проглот, пиявка и приспособленец, он имел недюжий ум и именно потому мог притворяться умственно отсталым. – Что значит из каких? Разве не один вы ретранслятор?
– Печально, но нет. – Взгляд Ханоя на долю секунды стал осмысленным. – Есть еще. Ты думаешь, подобные возможности даются человеку просто так? Все эти пиры, фризы, вольты, сканеры и даже твоя мерзопакостная особенность не более чем побочный эффект, как, впрочем, и нестабильная работа любой электроники. – Поняв, что сболтнул лишнее, комендант нахмурился. – Ладно, Сеня, дуй отсюда, пока кишки не выпустил, и не вздумай трепать. Ты же знаешь, я на расправу скор.
Упрашивать проглота, не понаслышке знающего крутой нрав хозяина, дважды не пришлось, и, подобострастно кивнув, он кинулся за дверь кабинета. На сегодня он был свободен. Откусывая на ходу ворованную ветчину, Сенечка спешно покинул главный корпус и, проскочив между дремлющих у входа охранников, ловко влился в плотный поток рыночного люда.
Цивилизации больше не существовало. По крайней мере, той ее части, что отвечала за быт и комфорт. Выживал сильнейший, умнейший, выносливый, а если все эти три качества соединялись в одном теле, то получался неплохой коктейль превосходства над остальными. Сенечка был только умным, за счет чего не просто выжил, а стал личным адъютантом нового правителя города, под чьим началом служило порядка сорока бойцов различных свойств и емкостей.
Чего тут только не было, на этом самом рынке. Сенечка иногда диву давался, откуда столько хабара может раздобыть простой люд. Имелись даже мясные и овощные лотки местных фермеров, где обеспеченный человек мог позволить себе шмат сала или, ну скажем, яблоко. Сочное, наливное, что тает во рту. От этих мыслей рот проглота наполнился слюной, и он ускорил шаг, стараясь проскочить все эти деликатесы современного мирка как можно быстрее. Дальше шла одежда, самых разнообразных покроев, фасонов и материалов. Тут можно было найти вполне приличную рабочую робу или деловой костюм, но за последнее торгаши ломили такую цену что у приличного человека мог случиться инфаркт. Помимо старья и складских запасов, имелись и новоделы. Простые швейные машинки, в отличие от своих электронных собратьев, работали исправно, и многие умельцы, сколотив артели, ловко вписались во вдруг опустевшую нишу.
Имелись и оружейные ряды. Новенькие, еще в солидоле, автоматы Калашникова со складов длительного хранения, подствольники, ручные гранатометы, станковые пулеметы и боеприпас, и тут шла самая бойкая торговля. Пси-бойцами стали немногие, единицы можно сказать, а простому человеку, чтобы отбиться от бандитов, требовался верный ствол, и каждый здравомыслящий гражданин старался обзавестись таковым, чего бы это ни стоило. Вот и сейчас тут шла оживленная торговля. Пять сорок пять меняли на картошку, шесть семьдесят два давали за шмат свинины, или даже девку на ночь. Об «Абаканах» или «Утесах» вообще речи не было. Они тут стояли особняком, и только особые ценители пострелять или пустить пыль в глаза важно прохаживались мимо диковинок, надували щеки и старались сбить цену.
Рядов с электроникой было меньше всего. С десяток лотков около дальней стены рынка, и вот там действительно было людно. Для торговых дел Ханой расщедрился и даже выставил рабочий дизельный генератор, с трансформатором, вытащенный каким-то бедолагой из закрытого города, чтобы торгаши могли показывать работу своего товара. Цены тут были запредельные. За лампочку десять патронов к АК, за фонарик с батарейками вынь да положь пять кило свинины или опять же девку. За телевизор с видиком, так вообще хоть сам в рабство иди. Однажды трое фризов пригнали на рынок новенький «Лендровер». Стопроцентно рабочий, блестящий, кажется, даже сиденья были в полиэтилене. Комендант явился сам поглядеть на этакое чудо и в итоге машину купил, а парни после сделки будто испарились. Еще через неделю автопарк Ханоя пополнился тремя новыми работающими автомобилями и одним фургоном марки «Фиат».
Был на рынке и угол невольничий, и покупателей там было не много. В основном появлялись на несколько минут, набегом, выбирали людей для тяжелых работ, владелец отцеплял несчастного от стойла и давал новому хозяину в руки цепь. На том и расходились. Были тут и должники, и в край опустившиеся. Пригодные для тяжелых работ, но тупые. Гулящие девки, задолжавшие своим смотрящим по вольности, воры, грабители, погоревшие на деле. Да, в общем, мало ли кто и как терял собственную свободу. В этот день Сенечка двигался именно туда. Зачем, понять было несложно. В кармане у проглота имелось с десяток патронов, и ноги сами завели его в женский ряд. Закинув руки за спину, парень двинулся по рядку, плотоядно шаря взглядом по немытым телам.
– Что изволите? – Продавец был хмур и неулыбчив. Видать, самому новая стезя не нравилась, но поделать ничего не мог.
– Девку бы мне, – процедил сквозь зубы адъютант коменданта города. – Почище да помоложе.
– Экий эстет, – смерив взглядом невзрачную фигуру Сенечки, торговец чуть было не усмехнулся, и только опыт бывалого торгаша заставил сдержать эмоции. Бывало, что хорошо одетый покупатель имел за душой пару грошей, в то время как корявый замухрышка способен был расплатиться стереомагнитофоном или коровьей тушей. – Дорого такая стоит.
– Дорого не дорого, – Сенечка обвел скучающим взглядом залетного денди ряды обвисших грудей и целлюлитных задниц и тяжело покачал головой, – но что-то подходящего товара не вижу.
– А тебе зачем? – продолжал глумиться торговец, делая при этом серьезное лицо. – Кухарок у меня есть пара. Готовят так, что пальчики оближешь и добавки попросишь. Есть медсестры, массажистки, даже одна учительница русского языка и литературы, только та стара, наверное, будет.
– Не нужны мне стряпухи и медсестры. – Оскалился проглот, поняв наконец, что этот здоровый детина в кожаном мясницком фартуке попросту над ним издевается. – А коли моя плата не по нраву, то могу и у других посмотреть.
– Да что ты, дорогой, – вдруг оживился продавец, поняв, что верный покупатель вот-вот уйдет к конкурентам, оставив его без барыша. – Я же спрашиваю, для чего?! Есть и для любовных утех. Постарше, помладше. Чистенькие они сейчас ой какая редкость. Все насквозь гнилые.
– А с чистенькими что? – оживился Сенечка, в нетерпении притоптывая на месте.
– Есть одна, – понизив голос до громкого шепота, поделился работорговец. – Только отдам ее за сто патронов к АК и никак не меньше.
– Золотая что ль? – ахнул от такой наглости парень. – А ну-ка покажи это диво! Небось, и десятка патронов не стоит.
Пока таким образом происходили торги, в дальнем конце невольничьего ряда появился человек и, чуть прихрамывая, неспешно заковылял в сторону спорщиков. Сенечка почувствовал неладное первый. Резкий озноб, пробежав по позвоночнику, заставил волосы на голове зашевелиться, а слюну во рту превратил в отравленное зелье, горькое, едкое… проглот спешно сплюнул на землю, вмиг потеряв интерес к покупке, и опасливо заозирался по сторонам. Продавец, человек, лишенный всех способностей, кроме торговых, сначала немного удивился, но, увидев побледневшее, покрывшееся испариной лицо покупателя, нехотя положил руку на прятавшийся под кожаным передником ТТ.
Сенечка срисовал незнакомца мгновенно. Сутулые плечи, длинный плащ и надвинутая на глаза шляпа. Ничего примечательного в этом парне не было, исключая разве что хромоту. Посетители невольничьих рядов делились на три категории. Первые являлись сюда по делу, окруженные охраной из людей и пси-бойцов. Появлялись внезапно, скрипя кожаными куртками и сверкая драгоценными камнями на пальцах. Закупали много, в основном для торфяных разработок или угольных шахт, а затем, расплатившись, исчезали так же внезапно, как и появились. Второй тип, в который проглот вписывался идеально, являлись хоть и в одиночку, но не скрывая своего лица. Таким было плевать, что о них подумают люди, да и большинству людей на таких вот странных типов было положить с прибором. Являлись такие, дабы удовлетворить свои черные желания, гаденькие мыслишки, потаенные мечты. Третий тип, те, кто посещали рабовладельческий рынок из чистого любопытства. Такие ничего не покупали, ничего не спрашивали у надсмотрщиков, а просто пялились на невольников, будто на диковинных зверей, в душе радуясь, что не стоят сейчас на их месте. Лица, эти люди, как правило, прятали, да и походку старались изменить до неузнаваемости, из-за чего местные завсегдатаи прозвали их хромунами. За глаза, впрочем, звали, а в лицо, вот так вот, стоя на расстоянии удара, звать боялись. Да те и внимания ни на кого не обращали. Пришлые были и все. Являлись по своим делам, тихо и мирно, и так же беспроблемно исчезали.
Однако пришелец был не из таких. Он не прятался, не сторонился солнечной стороны и вроде бы даже не замечал, что творилось вокруг. Он просто шел вперед, к только одному ему видимой цели. Остановившись на полдороги, метрах в тридцати от продавца и Сенечки, «шляпа» кивнул и просто, по-мальчишески, поманил проглота к себе.
– Это меня, – пискнул тот, сплевывая на землю горькую слюну. – Вернусь скоро. – И под недоумевающим взглядом работорговца «паразит» заспешил к незнакомцу.
Когда расстояние между странным гостем и Сенечкой сократилось до метра, тот остановился и с ожиданием во взгляде вытянулся в струнку, будто прилежный служака.
– Долго ты, – голос у незнакомца был мягкий, почти бархатный. Такой мог быть у дикторов телевидения, артистов разговорного жанра, любых других людей, зарабатывающих на хлеб собственными голосовыми связками, однако стали в голосе было хоть отбавляй. – Совсем нюх потерял или забыл, поди.
– Не забыл, что ты, – проглот в ужасе замахал трясущимися руками. – Но хожу по лезвию, ей-богу. Если Ханой узнает, что я для тебя тут делаю, кожу с живого сдерет и сожрать заставит. Он ведь может, я видел такое.
– Не узнает, если делать будешь с умом, – незнакомец тихо рассмеялся и еще плотнее нахлобучил на голову шляпу. – Все выполнил? В точности так, как я говорил?
– Сделал в лучшем виде, – снова затараторил Сенечка, глотая слова. – Как ретранслятора обнаружили, так сразу весточку Захару послал. Потом с Димой, с этим преподобным повозиться пришлось, но благо он уж и не вспомнит, а полколонны тот парень положил.
– И что теперь? – поинтересовался незнакомец. – Как теперь себя Ханой и Захар поведут?
– Понять, как поведут, дело нехитрое, – гаденько усмехнулся проглот. – Захар-то думает, что его бойца купили. Ханой же, наоборот, решит, что все у него на мази. Только с калибром промашка вышла. Только вот не пойму, зачем это все тебе. Неужели ты хочешь этих двух стравить? Да не выйдет. Ханой хоть и крут, но войну из-за наемников развязывать не будет. Да и Захар максимум турнет своего пира со двора да другого наймет.
– Надо тебе уходить, – прервал незнакомец излияния Сенечки на полуслове. – Дам машину и ствол. Уходит ретранслятор, и ты мне скажешь, куда и зачем.
– А если Ханой…
– Да успокойся, – не выдержал незнакомец. В первый раз за весь разговор в его тоне появились нотки раздражения и неприязни. – Ничего тебе твой дражайший босс не сделает, или бояться ты его стал больше, чем меня? Ну? Отвечай…
Мысль уйти к чертовой матери из «родного» коллектива при последующем обдумывании показалась не такой уж и здравой, но отказываться от своих слов я не собирался, и потому через час после разговора с седым я побросал тот нехитрый скарб, коим успел обзавестись за эти пару дней, в наволочку и, дождавшись пока стемнеет, выбрался во двор. Путь мой пролегал мимо окна цокольного этажа, где весь этот день находился мой новый приятель Дмитрий.
Присев на корточки около прутьев решетки, я тихонько свистнул, и в ту же секунду из темноты раздался ответный свист, а вскоре в свете луны нарисовалось и недовольное лицо пира.
– Что пришел? – хмуро поинтересовался он. – Тоже считаешь, что я тебя под петлю подводил?
– Я? – Ладонь прошлась по черепу и остановилась на уродливом квадратном шраме. – Даже не знаю. Мне все эти разборки поперек горла стоят. Не успел глаза открыть, а рядом с тобой уже грызутся за кость, а той костью еще ты же и являешься. Да и не верю я, Дим, что у тебя подобные мысли были. Все доводы и подозрения за уши притянуты. Кто мог знать, что мы с тобой в сопровождение пойдем?
– Да никто, – печально вздохнула оконная решетка. – Разве что завхоз, когда ключи выдавал. То, что мы с тобой в сторону гаража топали, так туда толпа народу за день дорожку проторит. Нет. Никто.
– А с чего ты вообще решил меня с собой взять? – поинтересовался я. – Опасное же дело. Ну ладно моя дурная голова, но у тебя-то соображалка работает получше других.
– И то правда, – замешкался пир. – Сначала и не думал я об этом. Думал Натаху подтянуть. Но сейчас, вот так думаю…
– …будто не твоя мысль.
– Откуда знаешь? – охнул узник.
– Подожди. – Я присел на траву и, вытащив из кармана куртки папиросы, закурил. – Тут подумать надо. О фризах, пирах, вольтах и прочей братии я уже слышал. Кое-что узнал и про проглотов с ретрансляторами. Но вот скажи мне начистоту. Есть такие, что чужие мысли за свои выдавать могут? Ну, внушать на расстоянии.
– Отродясь о таких не слышал, – честно поведала темнота. – Сканеры в голову лезут, да только и могут, что считать. Если особенность такая есть, то это не просто пси-боец, это высшая лига вроде тебя с Ханоем. Но к чему ты это?
– Да вот уйти решил.
– Сдурел?! – ахнул Дима, приблизившись к решетке почти вплотную. – Ты же один, будь хоть трижды ретранслятор, не протянешь. Либо бандиты завалят, либо под воздействие брошенных городов.
– Стой, что за города такие? Все слышу о них, но в толк взять не могу…
– …тише. Идет кто-то.
И правда, в дальнем конце дорожки, около изгороди послышались торопливые шаги. Начинался обход, и мне пришлось убраться в тень кустов, чтобы охрана периметра не начала задавать вопросов. Укрывшись в зарослях, я проводил пару фризов взглядом и, для верности обождав еще пару минут, вновь устремился к окошку.