Человек: 1. Теория большого надувательства Мухин Олег

4

– Знаешь, Сазонов, я слышал, у тебя есть чемодан, доверху набитый золотыми слитками. Огисо якобы выдал тебе аванс «жёлтым металлом». Это верно? – Жан-Жан, как всегда чисто выбритый, аккуратно причёсанный, облачённый в добротный, дорогой, с иголочки костюм, безукоризненно белую рубашку и синий галстук, сидел в кожаном глубоком кресле рядом с русским. Они вдвоём смотрели телевизор.

– Кто тебе сказал? Если Паскаль, то он снова всё переврал, – Сазонов в рваных потёртых джинсах, в чёрной мятой футболке с розовой надписью «Fink Ploy» на груди и в шлёпанцах на босу ногу подошёл к шкафу, вытащил алюминиевый кейс, тяжело установил его перед Жан-Жаном.

– На, удовлетвори своё любопытство.

Жан-Жан откинул крышку, присвистнул:

– О ля-ля! Такой массы «зелёных» я в жизни не видел! Сколько тут?

– Ровно три миллиона. Попадаются пачки с портретом МакКинли. Я раньше даже не подозревал, что существуют американские банкноты подобного номинала.

– Да, солидно, – француз поправил очки на носу. – Дашь сфотографироваться?

– Не прибедняйся. У самого в Париже или где там лежит кругленькая сумма в банке. А скоро жирную премию отхватишь, Огисо обещал… Давай выпьем, хватит чужие деньги щупать, давай, я уже налил, а то водка выдыхается.

Жан-Жан прихлопнул крышку, взял рюмку, они чокнулись.

– За что пьём? – спросил русский.

– За удачные испытания. Теперь от них зависит наше будущее.

Они вылили жгучую жидкость себе вовнутрь.

– На солёненький огурчик, закуси, – Сазонов наколол на вилку сразу парочку – один протянул Жан-Жану, другой надкусил сам. – Кстати, куда их повезли, не выяснил?

– Атолл Шэйк. Тоже в Тихом океане, – француз приятно хрустел огурцом. – Если тесты пройдут нормально, скоро буду дома. Ужасно соскучился по Франсуазе, а по Полю как! Чуть ли не каждый день снятся!.. Подумать жутко – не имел женщину двадцать пять месяцев! Я здесь почти с самого начала проекта. Как-то сказал об этом Огисо. Говорю, что, Огисо-сан, онанизмом мне прикажете заниматься? Я без женщины не могу. Дурным делаюсь, работаю плохо. А он, скотина, плечиками пожимает и придурковато улыбается. Говорит, вам за это неудобство огромные деньги платят, вы должны ситуацию понимать, не один вы такой, а если хотите, я вам могу надувную предоставить, с подогревом. Бр-р-р! Мерзость! С резиновой ни за что не лягу!..

Сазонов увеличил громкость у телевизора, сказал:

– Потише! Сейчас новости будут передавать. Может быть, что-нибудь и сообщат.

– …А Огисо, небось, ежедневно в свою Японию на вертолёте летает, гейш трахает. У-у-у, свинья жирная! – не унимался Жан-Жан.

На экране поползла заставка российских новостей, из динамиков потекла традиционная мелодия.

– Мне ваше русское телевидение не нравится. Слишком много рекламы, как и у нас. А фильмы вы показываете в основном американские. Превратились в колонию США! Не обижайся, но янки победили, выиграли холодную войну. Теперь используют вас как сырьевую базу для своих хищнических амбиций. Моя любимая Франция, правда, тоже пытается себе кусочек послаще отхватить… Симпатичная дикторша. Новенькая? Я её что-то раньше не видел…

– Да, ты прав. С приходом к власти Рогбачёва Россия, как единая сверхдержава, как, если хочешь, империя, развалилась до основания. С ней стали обращаться как с проституткой. Кто платил, тот и имел. Рогбачёв – меченый сатаной. Нет, я не считаю, что при коммунистах было замечательно, отнюдь, но то, что творилось в России при Гробачёве и Пьяньцине, просто омерзительно. Разрушать гораздо легче и, главное, выгоднее, чем создавать. Пьяньцин – элементарный алкоголик, ему на людей было наплевать… Что же касается Гэпэутина, то он по крайней мере трезвый на людях появлялся в отличие от предыдущего президента…

– А этот новый – Мёдознаев?

– Ещё непонятно, посмотрим, что будет дальше. Но то, что он любит «Пип Дёрпл», уже хорошо… Россия хоть и начинает потихоньку возвращать себе своё былое могущество, но ещё больна великой анархией. И если с этой болезнью не бороться, то… послушай, что за беспредел происходит! С ума сойти! Кошмар!.. В Москве на Красной площади террористы взорвали собор Василия Надменного! Уничтожили национальную святыню!.. Что творится!..

Глаза у Жан-Жана полезли на лоб.

– Ты не шутишь?

Новости закончились, пошёл рекламный ролик.

– Чёрт с ними со всеми! Давай ещё выпьем, – француз разлил русскую водку по рюмкам. – Вот водка мне ваша нравится, Сазонов. Да и ты – парень что надо. Есть предложение – бахнуть за нашу дружбу.

– Нет возражений.

Рюмки они опустошили одновременно.

– Подрежь колбаски, – сказал Жан-Жан.

– Хорошо сидим, – произнёс русский, беря левой рукой широкий острый нож из нержавейки.

– Отлично! – француз достал из внутреннего кармана пиджака пачку «Цента», ловко выбил сигарету, закурил. – Ты знаешь, Сазонов, я до сих пор не верю, что мы это сделали. Когда Огисо сказал, чем мне и многим другим предстоит заняться, я тогда подумал – он чокнутый! Поначалу ничего не получалось. Мы просто убивали людей. Резали их почём зря. Фактически задача состояла в следующем – пересадить мозг живого человека в робота. Ты не представляешь, как я работал. Я никогда так не работал! По восемнадцать часов в сутки! Цель была безумная, но жутко интересная. Я проявлял чудеса хирургии, однако всё было тщетно. Проблем вылезло столько, что на их решение ушло бы лет десять по меньшей мере. Несмотря на то, что они исполняли любую нашу прихоть. Они вкладывали деньги поистине бешеные. Заполонили лабораторию наисовременнейшим оборудованием… Знаешь, мне иногда снятся кошмары. Горы кровавых шевелящихся трупов с вырезанными головным и спинным мозгом… Да, бог покарает меня за это. Моё место в аду!.. Я отчаялся, я начал пить, хоть Огисо строго-настрого запретил пить кому бы то ни было. Я пил до тех пор, пока они не притащили сюда Хай Фая. Китаец – несомненно, их лучшая находка. Он – гений! Он – бриллиант! Если бы они его не откопали, проект рассыпался бы, как карточный домик. И никакие деньги не помогли бы.

Француз стряхнул пепел и продолжил:

– Хай Фай круто изменил технологию. Он совершенно иначе взглянул на идею, подошёл к вопросу как электронщик. Пересадка мозга отпала вообще. Но я тоже пригодился, мы стали работать тандемом, взаимно дополняя друг друга…

– Ты не знаешь, как устроен «транссквизер»? – перебил его русский. Сазонов переключился на ещё один российский телеканал.

– Нет. Это сверхсекретно. Это тайна за семью печатями. Китаец рассуждал примерно так. Человек получает информацию через органы зрения и слуха, то есть посредством глаз и ушей, правда, нужно ещё добавить сюда кожное восприятие и вкусовое, включающее запахи. Однако основную роль играют всё-таки глаза и уши. Вот на них-то мы и обратили самое пристальное внимание. Входы в мозг, через которые поступает зрительная и звуковая информация, благодаря мне и Хай Фаю превратились в выходы информации из мозга. Что он там напаял, я не знаю, но он изготовил «транссквизер», выжимающий данные из «серого вещества». К сожалению, устройство не копирует, а как бы высасывает информацию, повреждая клетки мозга человека к тому же, поэтому, как тебе известно, от прошедших «транссквизерацию» уже нет никакого толку. Они становятся идиотами…

– Я всё думаю, почему Ван Дер Хеллден припёрся тогда ко мне? Помнишь? – русский извлёк из холодильника две запотевшие бутылки колы и поллитровку водки.

– Конечно… В тот день, когда они привезли тебя… Трудно сказать. Предполагаю, что он просто хотел вернуться домой, ведь до тебя он жил в твоей каюте. Может быть, каюта ассоциировалась в его наполовину выдавленном сознании с его домом, с местом, где, как ему казалось, безопасно, тем более, что обстановка была идентичная. Когда он обнаружил там чужого, он попытался тебя убить… А виновата спешка. Огисо торопил – быстрее, быстрее! Ублюдок узкоглазый! Ван Дер Хеллден успел прикончить троих моих ассистентов в лаборатории – замечательных специалистов, между прочим! – , я чудом уцелел…

Француз докурил сигарету, затушил её в круглой пепельнице.

– Доктор Менгеле! Давай-ка опять дёрнем «блондиночки», – русский наполнил рюмки до краёв.

– Хорошо пошла! – произнёс француз, закусывая тонко нарезанной копчёной колбасой. – …После голландца был перерыв. Хай Фай около полутора месяца доделывал

«транссквизер». Параллельно ты и твоя команда собирали тело. Должен заметить, ты тоже башковитый мужик. Технический совет насчитал шестнадцать или семнадцать, точно не помню, изобретений, применённых тобой в конструкции. Ты – молодец!.. Красивая девочка и поёт неплохо! – в это время на экране телевизора демонстрировался музыкальный клип. – Смотри, какие ножки! А попочка!.. После голландца мы угробили ещё двоих «добровольцев», те умерли на столе. Вечная им память!

– Кто они были? – спросил Сазонов, отхлёбывая холодную колу прямо из горлышка.

– Все «добровольцы» – это наркоманы и люди, приговорённые к смертной казни. В основном американцы, но попадались, как Ван Дер Хеллден, и из других стран. В той группе, которая сейчас на атолле, помимо четверых янки два немца и бельгиец.

– Жан-Жан, тебе не страшно от того, что мы тут придумали? У меня такое ощущение, что мы сотворили нечто похуже атомной бомбы. Кибернетические организмы, или, как их называет Хай Фай, «транссквизермены» обладают гигантскими способностями. Один «транссквизермен» стоит десятка – какой десятка! – , сотни обычных солдат. Его не берёт пуля, граната для него почти не опасна, возможно, лишь прямое попадание бронебойного снаряда представляет для него некоторую реальную угрозу, хотя я полностью не уверен, что это смертельно. Практически он бессмертен. Я представляю армию, состоящую целиком из «транссквизерменов» с телами, например, Шварцеллеггера. Миллион шварцеллеггеров могут захватить материк в течение считанных дней или даже часов! Мы выпустили джинна из бутылки. Вариант изготовленной модели будет постоянно усовершенствоваться. «Транссквизермена» сделают гораздо изощрённее, если не мы, то те, кто придут после нас. Найденная технология универсальна. Мне чудятся танки и самолёты, внутри которых нет живых людей. Танк или самолёт – это тело «транссквизермена», маленькая коробочка – человеческий мозг, она управляет телом, сеет смерть и ужас среди нормальных мирных жителей. Моё воображение рисует чудовищные картины!..

Француз закурил новую сигарету, затянулся, поправил сползшие на нос очки. Сазонов заметил, что рука с сигаретой у Жан-Жана подрагивала.

– Я стараюсь не думать о плохом. В конце концов того, кто изобрёл автомобиль, можно тоже посчитать убийцей, ведь основная масса людей гибнет на дорогах. Это относится к большинству вещей. Вопрос в том, каким образом использовать то или иное изобретение. Я не хочу думать о последствиях ранее невиданной на земле технологии. Мы заканчиваем работать с последней группой «добровольцев» – остался один человек —, и я уезжаю отсюда. Контракт прекращается. Меня ждут Франсуаза и Поль…

Сазонов взглянул на наручные часы, полностью убрал звук у телевизора; включив радиоприёмник, сказал:

– Давай послушаем Би-Би-Би, русскую службу. Время новостей… На, попей водички…

– Ты уже знаешь про Тэйлора? – спросил Жан-Жан.

– Да, от Патрика… Он вроде бы возглавлял сектор «Эй».

– Билли обнаружили вчера в его каюте, лежащим на кровати. Врач-патологоанатом сказал, что у Тэйлора произошла остановка сердца, и…

– Подожди-ка! – перебил русский. – Кажется, это то, что нам нужно…

«…Международная организация «Гринвёрлд» выразила протест американскому правительству в связи со вчерашним наземным испытанием атомной бомбы на атолле Шэйк. Атолл Шэйк расположен в юго-восточной части Тихого океана и является территорией США. Мощность ядерного заряда уточняется… С выпуском новостей вас познакомил наш сотрудник Себастьян Нижнегородцев…»

Сазонов перевёл текст сообщения на английский.

– Наконец-то! Свершилось! Дай бог, чтобы парни остались целы! Я держу пальцы крестиком! Необходимо выпить… наливаю. Сейчас как жахнем! Сазонов, это я от тебя нахватался жаргонных словечек…

– С кем поведёшься, с тем и наберёшься, – вставил слово русский.

– …Послушай, переключи на NNN; извини, но мне надоели ваши русские передачи. Я понимаю, что ты предпочитаешь родной язык английскому и поговорить тебе на русском здесь не с кем, но уважь гостя, пожалуйста…

Они выпили ещё раз, затем ещё, потом снова. Они потихоньку приходили в состояние безмятежной расслабленности, комфортабельного онемения, когда тёплая волна от желудка разливается по всему телу, создавая уют и умиротворение, когда нервозность и подавленность уступают место спокойствию и удовлетворённости, когда окружающий мир, нарисованный мрачными грязными цветами, начинает сверкать яркими сочными красками.

Русский принёс очередную бутылку. Они опять выпили. Остановить их было невозможно. Они явно решили превысить все нормы. Они перестали обращать внимание на телевизор. Войдя в раж, спели удивительную песню на англо-русско-французском языке чудовищными голосами и каждый на свой собственный манер. Француз измазал дорогой, с иголочки костюм и белоснежную рубашку соусом и маринадом, галстук съехал набок. Сазонов почти не пострадал, если не считать мокрого пятна в районе ширинки, которое красноречиво свидетельствовало о не совсем удачном посещении туалета. Оба выглядели, как закоренелые алкоголики. Они уже больше не закусывали. Они надирались до поросячьего визга.

Первым начал целоваться русский. Француз не возражал, наоборот, горячо приветствовал. Они пили и целовались. Когда же совершенно невменяемые, напившиеся вдрызг, они повалились на кровать, целуясь, шепча что-то приятное и весёлое друг другу на ухо и по-дурацки улыбаясь при этом, со стороны стало казаться, что отношения между ними приобретают гомосексуальный характер.

Иногда в порыве любовной страсти Жан-Жан выкрикивал что-то вроде:

– Сазонов, дорогуша, я тебя обожаю! Левша ты мой гениальный! Дай-ка я тебя в губки чмокну!

И они продолжали шептаться и обниматься, пока окончательно не затихли. Они уснули, как младенцы, так и оставив светиться экран телевизора. А перед тем, как полностью вырубиться, Сазонов в который раз почувствовал, что тело перестало ему

принадлежать…

Времени хронически не хватало. «Где Жан-Жан? – напряжённо думал русский. – В столовой его нет. Договорились ведь встретиться в «Вавилоне», а после вместе с разноязыкой толпой отправиться на утреннюю прогулку. Где он? Без него я не справлюсь!» Сазонов посмотрел на наручные часы. До отхода лифтов – двадцать минут. Вот уже меньше – девятнадцать. Он спокойным шагом проследовал к выходу, минуя мужчин, сидящих за столами, поедающих всевозможную пищу, негромко переговаривающихся, жестикулирующих, курящих. Многих он знал лично – они были из его сектора —, многих понаслышке. Но сейчас они не здоровались с ним, да и он не приветствовал их. Ситуация с некоторых пор изменилась. Он теперь был чужой человек, незнакомый.

Как только Сазонов выбрался из столовой, он тут же бросился бежать вниз по лестничным пролётам. Хорошо, что никто не встретился ему на пути. Его быстрый бег привлёк бы нездоровое любопытство. А доносчиков на корабле всегда было в избытке.

«А-а, теперь всё равно!» – подумалось ему. Он спустился на три палубы ниже, запетлял лабиринтами коридоров. До каюты Жан-Жана – рукой подать. Однако он не спешил. Может, это ловушка? Он медленно бесшумно приблизился к двери, прислушался. Тихо. Ни единого звука. Русский осторожно тронул ручку, мягко надавил на дверь. Она была заперта. Тогда он вытащил из кармана куртки дубликат ключа, вставил в замочную скважину, плавно провернул. Чуть-чуть приоткрыл дверь – ничего не произошло. Приоткрыл настолько, чтобы протиснуться самому. Вошёл в помещение и сразу же закрыл дверь. В каюте было темно. Электричество он не включал, смог без освещения осмотреться, сориентироваться.

Жан-Жан лежал на боку на кровати, до подбородка укрывшись одеялом, правая рука свешивалась с края. Казалось, он спал, но Сазонов вдруг отчётливо понял, что Жан-Жан не спит. «Остановилось сердце, как у Тэйлора!» – подумал он. Он подошёл поближе, присел на корточки, рукой коснулся головы француза. Точно в центре лба зияла круглая дырка от пули – с рваными обожжёнными краями. На полу у кровати валялись разбитые очки. Жан-Жана больше не существовало!

«Сволочь японская! Как мне хочется тебя собственными руками удавить! Жан-Жана убил, паскуда! – русский представил, как дёрнулась голова француза, когда её прострелили. – Итак, ты сделал первый ход. Очередь за мной. Игра началась.

Смертельная игра. В ней победит самый хитрый.» Сазонов пошарил под подушкой, заглянул в ящики, поискал на стеллажах. Пистолета нигде не было. Ещё один прокол. Огисо пока набирает очки. Перевес пока на его стороне. Сазонов осторожно вышел из

каюты, огляделся – никого. Все пальцы были измазаны чем-то красным. Господи, да это же кровь Жан-Жана! Он вытер руки о внутреннюю сторону куртки. Посмотрел на циферблат часов. Ровно через две минуты лифты двинутся вверх. Японцы пунктуальны, по-немецки педантичны. Кто не успел, тот опаздал. И хотя можно было успеть, он передумал ехать на лифте. Он начал спускаться вниз, туда, где заканчивалась жилая зона…

Это место не представляло труда обнаружить, потому что Жан-Жан достаточно подробно описал, как сюда добраться. Коридор имел короткое ответвление – тупик. В конце тупика на переборке висел большой ящик, за стеклом которого Сазонов увидел красный пузатый огнетушитель. С жёлтыми замысловатыми символами-иероглифами на нём. Внутри ящика была приклеена бумажка, исписанная тоже столбиками значков.

Всё это была лишь бутафория. Так, для отвода глаз. Сазонов раскрыл прозрачную дверцу, легко вытащил тяжёлый огнетушитель, снял ящик с петель. Гладкая переборка обманула бы любого, но ни его. Он прощупал поверхность, остро заточенным ножом вырезал кусок обшивки. Под ней оказался маленький овальный люк с задраенной металлической крышкой. Русский раскрутил штурвальчик, толкнул крышку люка.

Образовавшийся лаз вёл на лестницу аварийного выхода из машинного отделения корабля на верхнюю палубу. Он попробовал протиснуться в лаз, выставив вперёд левую руку. Ничего не получилось. Слишком маленькое отверстие, он застрял. Сазонов снял куртку цвета хаки, попытался снова. Результат тот же. Куртка не при чём. «Что же делать? Может быть, этот лаз рассчитан только на японцев, на маленьких людей? Тогда я попал!» И тут до него дошло. Он выставил вперёд обе руки и фактически как бы нырнул в лаз, помогая себе двигаться телом.

За перегородкой шла тёмная вертикальная шахта, в одну из стен которой были вделаны стальные рифлёные скобы. За них-то он и уцепился. Он полностью втянул своё тело в шахту; почувствовав под ногами опору, полез вверх. Где-то под ногами слышался приглушённый шум работающих двигателей корабля. Он довольно быстро добрался до выхода из, казалось бы, бесконечно длинного колодца. Крышка люка была неплотно прикрыта, поэтому тонкая полоска света проникала в тоннель. «Интересно, если я сейчас сорвусь вниз, то останусь цел или нет?» – промелькнула сумасшедшая мыслишка.

Задрайки были открыты. Сазонов толкнул крышку, она почему-то не сдвинулась с места. Что-то мешало ей приподняться. Он внимательно осмотрел её – наверное, снаружи крышка прихвачена сваркой. Ничего не оставалось, как постараться открыть её силой. Он надавил на крышку рукой. Бесполезно. Увеличил нажим. Крышка не поддавалась. Он добавил ещё. Под воздействием чудовищного, нечеловеческого усилия сварка лопнула, крышка, лязгнув, распахнулась. На Сазонова из квадратного проёма смотрело светлеющее голубое небо.

Он высунул голову из люка. Справа, метрах в семидесяти в огороженной колючей проволокой прогулочной зоне он увидел людей из «Вавилона», поднявшихся сюда на лифтах. Их было несколько десятков, а то и вся сотня: учёные, изобретатели, специалисты своего дела, профессионалы, собранные здесь со всего мира ради чьей-то фантастической прихоти. Русский вспомнил коллекцию бабочек в доме у Натали. «В них тоже совсем скоро, как в Жан-Жана, воткнут булавки, только в отличие от бабочек их не выставят на всеобщее обозрение, а просто утопят в океане.» Что-то там, в загоне, было не так. Солдаты-японцы, всегда охранявшие зону вне её, по периметру, сегодня находились внутри вместе с охраняемыми. Они грубо расталкивали людей, кого-то искали. Русский заметил Патрика и Паскаля, ожесточённо ругающихся с солдатами. «Они ищут меня! – подумал он. – Если бы я пошёл той дорогой, меня бы давно уже повязали.» Слева, невдалеке от лаза, стояли два монстра – похожие на крокодилов громадные вертолёты в полном боевом оснащении. Сазонов выбрался из шахты и побежал к ближайшему. Управлять вертолётом он не умел…

Огисо первым увидел, что винт у «единицы» начинает вращаться. Он понял и ужаснулся. Конечно, русский тут переиграл его, однако это не конец. Огисо отдал быстрые команды, солдаты бросились к вертолёту, на ходу стреляя по нему из автоматов. Геликоптёр оторвался от палубы, но снова плюхнулся на шасси. Тот, кто сидел в кабине, плохо справлялся с пилотированием. Солдаты вели огонь, не причиняющий винтокрылой машине значительного вреда. Неожиданно вертолёт резко взмыл в небо. Ещё немного и он улетит! Один морской пехотинец притащил базуку. Огисо отнял её у солдата, прицелился. Объект нервно болтался в воздухе, не позволяя точно попасть в него. Отдача ударила в плечо японца, реактивный снаряд угодил в подвесной топливный бак. Геликоптёр охватило пламя. Огисо возликовал, но рано. Вертолёт ответил пулемётной очередью, крупнокалиберными патронами расстреляв бочки с горючим. Бочки взрывались и горели. Растёкшееся из них топливо образовало огненную стену, к которой нельзя было приблизиться. Превратившийся же в факел вертолёт рухнул на вертолётную площадку.

Солдаты и подключившиеся к ним матросы стали бороться с пожаром: раскручивали шланги, несли огнетушители. Огисо с удивлением для себя увидел русского, живого и невредимого, без парика, одетого в чёрную футболку, прожжённые, измазанные сажей армейские штаны и высокие кожаные ботинки. Русский бежал по трапам к ракетам. «Стреляйте!» – заорал, что было мочи, Огисо. Русский был уже у пусковой установки. «Стреляй в него!» – вопил Огисо, рукой указывая на русского солдату, вооружённому гранатомётом. Солдат выстрелил. Огисо увидел, как русскому оторвало голову прямым попаданием снаряда, и его тело свалилось за пусковую установку.

Наконец-то! Уничтожен! Огисо хохотал от восторга. И если бы он сам это не увидел, а ему кто-то бы рассказал о том, что случилось несколько минут спустя, Огисо ни за что не поверил бы лжецу. С пусковой установки левого борта самопроизвольно стартовала ракета класса «банзай» и, сделав головокружительный зигзаг, взяла курс на Японию. Огисо готов был поклясться, что к её гладкой поверхности каким-то немыслимым образом прилепился русский, у которого отсутствовала голова. Узкие щелочки глаз японца расширились до предела. «Дьявол!» – застонал он. Это было последнее, что он произнёс в своей жизни, так как зазубренный металлический осколок взорвавшегося вертолёта, «единицы», через секунду воткнулся ему в спину.

5

Я сидел на улице за столиком ресторанчика и читал газету. В руках у меня был свежий выпуск «Daily Tales». Напротив, через дорогу, высилось внешне малопримечательное здание, войдя в которое более полутора лет тому назад, я попал во владения Драббаха. Теперь же тут располагался отель, и один из его номеров занимал господин по фамилии Сазуки, то есть я. Все мои настойчивые попытки выяснить, куда исчезла компания «Drabbah Electronix», не привели ни к чему. Оказалось, что никто в отеле и в прилегающем к нему районе не только не знал этого, но и никогда не слышал подобного названия. А я, откровенно говоря, очень рассчитывал на успех. После событий, произошедших с ракетным крейсером «Осака», фирма Драббаха была единственной оставшейся зацепкой, чтобы до конца разобраться в истории, приключившейся со мной. Тогдашнее сообщение радиостанции Би-Би-Би навсегда сохранится в ячейках моей памяти.

Официант принёс чашечку кофе, я вылил его вовнутрь себя, не почувствовав вкуса. Нет, пожалуй, существует ещё ниточка, за которую стоит потянуть – отправиться в Гибралтар, где, по словам Альберто, имелась какая-то секретная лаборатория. Да, мысль заслуживает внимания. Почему бы мне туда и не съездить?

Выскочив из-за угла, к ресторанчику подкатил автомобиль. Если бы я не разучился удивляться, то я бы удивился. С автомобилем мы были давние знакомые. На его чёрном крыле красной краской была начертано: «aspid». Из чёрной машины вылез чёрный человек, направившийся в мою сторону. Облачённый в чёрное Роберт, водитель «аспида», по-прежнему не желал снимать свои тёмные очки. Вопреки остальному миру он не менялся.

– Бобби! – воскликнул я. – Сколько лет, сколько зим! Присаживайся, старина! Что тебе заказать?

Я подал знак официанту. Роберт в нерешительности раздумывал, как себя вести со мной. По-видимому, он не ожидал столь радушного приёма. Однако предложение сесть принял и даже сказал:

– Я выпью кофе.

Я заказал две порции.

– Боб, если мы в следующий раз снова встретимся через полтора года, а сегодня наше с тобой общение опять сведётся лишь к нескольким ничего не значащим фразам, я бы хотел, чтобы ты ответил на ужасно интересующий меня вопрос. Я просто не выдержу такой срок вторично и сгорю от любопытства. В прямом смысле… Почему ты постоянно носишь чёрные очки, ведь солнца нет, и, похоже, собирается дождь?

Официант молниеносно принёс горячий кофе. Негр, сделав глоток, ответил:

– Это не очки. Это глаза. Я слепой от рождения. Мой хозяин, мистер Майкл Саймон Третий – пошли, бог, ему здоровья! – дал мне зрение таким вот способом.

Я изобразил на лице любопытство – у меня неплохо получалось – и пригляделся. Действительно, очки отличались от обычных конструкций коробчатостью формы, они плотно прилегали к поверхности кожи. Глаз видно не было. Вероятно, Роберт прочёл на моей физиономии кроме любопытства ещё и недоверие, потому что он добавил к сказанному:

– К сожалению, я не могу их снять и показать вам, поскольку устройство частично вживлено в мою голову, я и сплю с ними… Ничего страшного, я привык.

Шутливый тон моего вопроса приобрёл горьковатый вкус. Я сказал:

– Извини, Бобби, я не знал.

– Мистер Сазонофф, – он по-прежнему неправильно выговаривал мою фамилию. – Я приехал за вами. Мой хозяин, мистер Майкл Саймон Третий, просит вас прибыть в его

резиденцию.

– Ну, во-первых, я теперь не Сазонов, а Сазуки, а, во-вторых, за кого вы все меня держите?! За дурака или мальчика для битья?! Я не желаю, чтобы меня в очередной раз дырявили или втягивали в скверную историю в качестве подопытного животного… Куда исчезла фирма Драббаха?!

Я повысил голос, чтобы у Бобби создалось впечатление, что я раздосадован, что я невероятно зол. Размешивая ложечкой сахар, он спокойно произнёс:

– Господин Сазуки, очень жаль, но у меня нет ответа на любой ваш вопрос, так или иначе связанный с делами моего хозяина. Я всего лишь водитель вон того замечательного автомобиля. Только мистер Майкл Саймон Третий способен удовлетворить ваш интерес и никто другой.

Ну и хитрая бестия этот негр! Наверняка в курсе всех грязных операций своего босса. Да, они прекрасно понимают, что возможность докопаться до истины я не упущу. На этом и играют. Тем не менее, я продолжал прикидываться оскорблённым.

– Он хочет использовать меня вместо кондома, или он надеется каким-то образом меня прикончить? А что будет, если я откажусь?

– Конечно, то, что вы сейчас услышите, слабо утешит вас, господин Сазуки, однако я всё же скажу. Мистер Майкл Саймон Третий гарантирует вашу неприкосновенность. Мистер Майкл Саймон Третий просил передать, что он не собирается причинять вам зла. Он просто хочет поговорить с вами и кое-что уточнить. Если же вы откажетесь ехать, то он не настаивает, хотя мистеру Майклу Саймону Третьему будет и досадно…

Заладил – Майкл Саймон Третий, Майкл Саймон Третий! Почему не Четвёртый? Кто он вообще такой?

– Кое-кто тоже гарантировал полную мою безопасность, а потом из базуки в меня стрелял! Почему бы ему самому не приехать ко мне?

Бобби допил кофе, бросил на столик несколько монет, собрался уходить.

– Для него это опасно. Так вы едете или нет?

Я сдался:

– Ладно. Посмотрим на твоего хозяина, что за фрукт.

Перевес был явно на их стороне. Они диктовали условия. Мне пришлось подчиниться, несмотря на значительный риск. Я опрокинул содержимое чашки в рот, не почувствовав ничего, прибавил к Робертовским монетам купюру с портретом королевы, и мы направились к автомашине…

«Аспид» свернул со скоростного шоссе, по которому мы неслись, словно бешеные, на просёлочную асфальтированную дорожку. Автомобиль неспешно покатился среди зелени лугов и кустарников. Вокруг было довольно красиво, природа возрождалась после зимнего безвременья. Впереди между изумрудных крон деревьев, как в сказке, возник удивительно симпатичный замок. Четыре высокие башни, напоминающие шахматные фигуры – ладьи, стояли по углам. Заканчивающиеся зубцами стены хорошо сохранились вопреки столетиям, но заросли мхом и лишайником. В узкие окна были вделаны замысловатые решётки, всюду застеклённые. Над одной из башен развевалось цветное полотнище. Замок создавал впечатление торжественности и величия. Перед замком имелся сухой неглубокий ров, через который был перекинут старинный мост на цепях. Машина въехала в ворота.

Бобби припарковал «аспид» во внутреннем дворике рядом с роскошным «гепардом». Здесь также стояли новенькие спортивные «бета джульетта» и «жёлтый дьявол». Каждая

автомашина стоила целое состояние. Вместе с Бобби мы вошли в холл замка. Красная ковровая дорожка, лежащая на чёрных мраморных ступенях спиральной лестницы, уводила куда-то вверх, под самую крышу. На обтянутых бархатом панелях висели

подёрнутые трещинками картины в золочёных рамах, изображающие либо средневековые батальные сцены, либо морские пейзажи. Мы двинулись по спирали.

На лестничных площадках то и дело встречались пузатые китайские вазы, наполненные живыми цветами, или изумительной работы часы в вычурных корпусах, показывающие почему-то совершенно разное время. Мы свернули с лестницы в длинный тёмный коридор. Роберт проводил меня до ближайшей двери и впустил в помещение за ней.

Полной противоположностью увиденному до этого была обстановка помещения, куда я попал. Прямоугольной формы оно несло на себе достойный отпечаток современной цивилизации, воплощало традиции дизайна конца двадцатого, начала двадцать первого столетия. В грузном кресле – которое-то и креслом нельзя было назвать, скорее это был трон, но сделанный из пластика, нержавеющей стали и натуральной кожи —, установленном на некотором возвышении, постаменте, сидел довольно молодой человек, мужчина, закинув ногу на ногу. Одет он был в изысканный белый фрак, такого же цвета рубашку и брюки, а также белые туфли. Белый галстук-бабочка дополнял коллекцию. Его длинные, не менее белые, чем вся его одежда, волосы были собраны в тугой узел на затылке. Человек, перебирая пальцами, катал по ладони левой руки два крупных золотых шара. Прозрачное стекло, делившее помещение пополам, отгораживало его от меня.

– Привет, Алекс! Рад тебя видеть! – сказал он, как ни в чём не бывало. – Как поживаешь? – незнакомцу было известно моё имя, которое, надо признаться, я и сам уже начал подзабывать, точнее, давненько им не пользовался. – Я знал, что ты ухватишься за

возможность заглянуть за занавес. Ты чрезвычайно любопытен. Наверное, в детстве любил разбирать игрушки, чтобы выяснить, как они устроены?…

– Тебя зовут Майкл Саймон Третий? – спросил я.

– Да, ты прав. Извини, что не предлагаю тебе сесть. Думаю, теперь для тебя это не имеет особого значения.

Я приблизился вплотную к стеклу, постучал по нему пальцем.

– Ты здорово меня боишься, если заслонился щитом, не так ли?

– Ну что ты! Ты для меня совершенно неопасен, разве что чуть-чуть. Стекло установлено в большей степени в твоих интересах, нежели в моих…

Человек говорил по ту сторону толстого стекла, а звук шёл в моей половине. Где-то тут располагались динамики, а у него – микрофон. В общем-то при желании можно было бы его и отключить, если он надоест мне в конечном счёте своей болтовнёй.

– …А вот господам Огисо и Драббаху я постоянно вбивал в их чугунные мозги, чтобы они были предельно осторожны с тобой, но, как видно, мой совет они восприняли недостаточно серьёзно… Разреши тебя поздравить с новой головой! Надеюсь, она не хуже

той, что досталась тебе на «Осаке»? Я вижу, ты приобрёл и новое лицо; оно не похоже ни на лицо Сазонова, ни на лицо Парсонса, нечто среднее между азиатским типом и европейским. Знаешь, Сазуки-сан, а мне нравится…

– Так, значит, вся эта затея по созданию кибернетических людей принадлежит тебе, или кто-то ещё стоит за твоей спиной? Кто ты? Какова главная цель? Для чего это нужно? Ты хочешь править миром?

– Прежде чем ответить на твои вопросы, Алекс, позволь мне сначала сказать тебе парочку слов. Я пригласил тебя сюда не для того, чтобы убрать, как нежелательного свидетеля моей деятельности. Я попробую объяснить тебе свою позицию. Ты же нужен мне в качестве ну если ни друга, то хотя бы в качестве сторонника. Однако сразу предупреждаю, в случае полного взаимного непонимания и расхождения во взглядах я не буду преследовать тебя и пытаться умертвить. Ты заработал право жить столько, сколько сможешь…

Он перевёл дыхание.

– Я являюсь главой корпорации «American Electric». Компания, основанная ещё моим дедом, стала приобретать известность при отце, Майкле Саймоне Втором. Я же сумел

довести её мощь до ранее невиданных масштабов. Корпорация, ориентированная в основном на радиоэлектронную продукцию, завоёвывающую, кстати, всё большую и большую популярность на планете, превратилась, благодаря моим усилиям, в огромную

разветвлённую империю, имеющую свои многочисленные отделения почти во всех странах мира, где правительством гарантируется стабильность в бизнесе. Суммарный годовой оборот «American Electric» превысил сто миллиардов долларов, достигнув уровня годового бюджета целой страны или нескольких стран.

Я сделался сказочно богатым. Мой отец даже не мечтал о подобном состоянии. Знаешь, обладая колоссальными деньгами, человек, как правило, сходит с ума. Не каждый способен выдержать испытание всевозможными соблазнами, которые становятся доступными. Я мог себе позволить, что угодно: покупать острова и футбольные команды, высокие титулы и фешенебельные дома, дворцы и замки, ездить на «долоресах» и

«крэйзилаках», летать на собственных реактивных «генрихах», плавать на яхтах, купить билет в космос, одеваться, как короли, есть любую еду, известную на земле, спать с голливудскими звёздами. Я мог позволить себе осуществление самой заветной мечты и страсти, на какую был способен, безумствовать: купаться в бассейне с шампанским, просаживать в казино за вечер столько, сколько обычный человек не зарабатывает за всю его жизнь, испражняться в золотой унитаз и так далее. И кое-что из перечисленного, надо заметить, я себе позволил.

Но потом, спустя время, когда я очень близко столкнулся с так называемым «высшим обществом», как говорится, с самими «сливками» Америки, да и не только её, я понял, что, став одним из них, меня ждут впереди либо наркотики, алкоголь и секс, с каждым разом всё в увеличивающихся дозах, либо работа ради работы – безостановочное делание денег неизвестно для чего. И первый вариант, и второй меня не интересовали. Я достиг предела, когда деньги перестают играть важнейшую роль в жизни человека, и он начинает думать, а что дальше?…

Я слушал Майкла Саймона Третьего, не перебивая. Он увлечённо продолжал, катая золотые шары по ладони:

– Итак, я столкнулся с проблемой выбора. Деньги у меня были, у меня не было смысла жизни. Я его потерял. Я хочу сказать, что настоящего, действительно весомого, в моём понимании, смысла жизни на земле, по-видимому, не существует. Человечество находит его в различного рода бредовых теориях, абсолютно не представляя, для чего оно вообще возникло и куда движется. Жизнь человека довольно коротка. Подобно бабочкам-однодневкам человеческое существо рождается, чтобы едва-едва рассмотреть, где это оно, собственно говоря, находится, и что его окружает, и затем, не поняв практически ничего, умереть, распасться на химические элементы.

Основная масса людей обременена пустяковыми заботами, на которые тратится всё отпущенное им богом время. Некоторые всё-таки задаются вопросом, для чего я живу? и, не найдя ответа, но чтобы хоть как-то оправдать своё появление на свет, придумывают себе свой личный смысл – будь то зарабатывание денег, слава и известность, власть, продолжение рода, любовь к близкому человеку, получение удовольствий, новых ощущений, либо просто видя смысл жизни в том, чтобы послушать как можно больше музыки, например. Меня больше не устраивало видеть смысл жизни в процветании «Электрика», я искал теперь нечто, на что можно было бы истратить мой огромный капитал, но истратить его с умом.

Вероятно, крупицы будущей идеи возникли в моей голове, когда я смотрел научно-фантастические фильмы, связанные с роботоподобными людьми. Может, это был «Триумфатор» или «Андроид», или «Кибермен», или что-то вроде того, я не знаю. По мере накопления информации в подсознании крупинки складывались, словно паззл, в некую картинку, постоянно пополняющуюся свежими штрихами и оттенками, до тех пор, пока я не увидел то, что на ней изображено.

Понимаешь, немаловажным фактором, повлиявшим на окончательное решение, помимо прочего, послужило то обстоятельство, что я стал стареть. У меня появились седые волосы, морщины под глазами. И хотя я ещё, естественно, молод и полон сил, во мне начался процесс увядания, я перевалил через пиковую точку, вершину горы, стал спускаться вниз, к её подножию, то есть к смерти…

Я добавил увеличение, приблизил изображение. Его лицо было покрыто сеточкой морщинок и мелкими ямочками от какой-то кожной болезни, густо замазанными гримом. Волосы свои он, похоже, красил.

– …Я неожиданно осознал, что пока мы молоды, нас не волнует слово «смерть»; мы понимаем, что когда-то умрём, но это «когда-то» всячески отодвигаем, стараемся не думать о смерти. С возрастом человека охватывает паника, он ощущает, что конец неминуем. И всё равно никак не может постичь, как это так, меня не будет. Разве такое возможно? Человек бегает, суетится, достигает каких-то меркантильных целей, а потом в один прекрасный момент – бац! ему уже не нужно ничего, и он никому не нужен. Он просто превращается в груду мяса с костями. Что-нибудь может быть глупее? Я посчитал это чертовски несправедливым. Почему я должен умирать, ни в чём не разобравшись? Разве мы стали разумными затем, чтобы мало чем отличаться от животных?… Ты можешь себе представить всех живших на земле людей одновременно? Чудовищные горы трупов! Небоскрёбы из мертвецов! Среди них – светлейшие умы, таланты, гении, уникальные произведения природы. Все они умерли. Это страшно!

Бессмертие – вот та главная идея, ради которой я отдал свои миллиарды. Я не захотел дожидаться, когда где-нибудь – или в Штатах, или в Англии, или в любой другой стране – найдут какой-нибудь там ген, влияющий на здоровье человека либо на процесс старения. Я мог бы просто не дождаться того момента, когда наука научилась бы реально продлевать жизнь. Да и не решили бы эти открытия проблему кардинально. Клонирование, например. Не бессмертие это вовсе. Я же достиг желаемого иначе…

Нет, я не хочу править существующим миром, хотя подобная возможность в принципе сейчас и имеется. Этот мир устарел, в нём больше нет ничего, что бы меня прельщало. У меня теперь есть новый мир, гораздо заманчивей предыдущего, с новыми ценностями. Я не собираюсь уничтожать старый мир, он сам себя уничтожит. Пусть мой мир будет параллельным. Посмотрим, кто из нас быстрее окочурится… – в его глазах появились весёлые искорки. – Надеюсь, я ответил тебе, Алекс?

– Значит, ты решил стать вечным, чтобы совершенно не зависеть от времени и случая, выясняя, для чего нас придумал всевышний?

– Да, чтобы узнать, как устроена игрушка…

– Кто участвовал ещё в осуществлении твоего плана? – спросил я.

– Если тебе нужны подробности, я вкратце расскажу. У меня были друзья в ЦРУ и Пентагоне. Я подключил их, без их помощи я бы не справился. Надо признать, они провели поистине гигантскую работу по сбору специалистов для лаборатории со всего света. Правда, сейчас они перешли из разряда моих друзей в стан врагов, так как захотели претендовать на право распоряжаться технологией, однако я убедил их, что с гибелью ракетного крейсера «Осака» погиб и проект. Чрезвычайные меры секретности, побудившие ЦРУ – а это была их задумка – разместить лабораторию на борту корабля, причём принадлежащего ВМФ Японии, обернулись в конце концов против них же. У меня имелись другие предложения на этот счёт, но они слушать меня не пожелали. С некоторых пор ситуация вышла из-под моего контроля.

Мистер Майкл Саймон Третий перебросил ногу.

– И никто не уцелел с «Осаки»?

– Разве ты не слышал официальное сообщение? Оно не раз передавалось в эфире. Не только никто не уцелел, но и невозможно собрать то, что осталось от судна после взрыва.

– Тогда я не понимаю, каким образом ты собираешься строить новый мир, упоминаемый тобой?… Может, ты хочешь…

– Нет, я не буду превращать тебя в батискаф, чтобы найти «транссквизер», как назвал его Хай Фай, на дне Тихого океана, тем более что его там нет. Я перехитрил их. За час до катастрофы я вывез и Великого Китайца, и его замечательный прибор на вертолёте, на «тройке». Когда я посмотрел видео, где вы с французом ломали комедию перед Огисо, якобы напиваясь, а на самом деле обговаривая последние детали предстоящей акции, до меня вдруг дошло тогда, что ты намереваешься сделать. Ты влез в тело, предназначавшееся для Парсонса! Операция прошла гладко. Никто не заметил подмены, ведь по комплекции вы с ним были одинаковы, к тому же бритоголовые все на одно лицо, и Жан-Жан тебя прикрывал. Я не сказал ничего Огисо, а он хватился поздно…

Я представил своё тело с треугольником из родинок на ноге, лежащее в холодильнике там, на «Осаке». Что с ним стало?

– …Судовой радист, связавшийся с нашим вертолётом, успел сообщить, что на борту крейсера сильный пожар, один из подопытных хотел угнать «единицу», и кто-то запустил ракету класса «банзай». Мне кажется, пожар добрался до арсенала и…

Я вспомнил тот фантастический полёт. Я очень опасался японской ПВО, поэтому удерживал ракету как можно ближе к поверхности воды. Я сказал:

– Подозреваю, что «добровольцев» набирали не из наркоманов и приговорённых к смертной казни, а из числа нормальных людей.

– Я не выяснял досконально, но у меня сложилось такое же мнение; я беседовал с большинством, психических отклонений не заметил. ЦРУ и Пентагон в очередной раз перестраховались. С точки зрения непредсказуемости поведения после проведения

эксперимента изначально ущербных подопытных, вероятно, они были правы…

– …А с моральной точки зрения они действовали как фашисты.

– О какой морали ты говоришь?

– Те, которых отправили на атолл, выжили?

– К сожалению, нет. Ударная волна и гамма-лучи погубили их.

– Смерти, смерти, смерти… Сначала Драббах, потом «добровольцы», затем Тэйлор, Жан-Жан, сотня шведов, американцев, немцев, французов, голландцев… плюс японцы.

Твоё бессмертие дорого обошлось простым смертным. Ты такая же сволочь, как и твои друзья, Майкл! Не удивлюсь, если окажется, что это ты подорвал крейсер, предварительно заложив мины перед тем, как сбежать на вертолёте.

– Если бы ни я, твои ошмётки уже сожрали бы рыбы!

– Ты меня просто использовал, – я сильно ударил по стеклу. Он не испугался, стекло было крепкое. Он невозмутимо перекатывал шарики. Я попробовал приподнять стекло.

Электроника срабатывала, но что-то ещё мешало ему подняться.

– Ну-ну, полегче! – сказал обладатель невиданной никогда ранее на земле технологии. – И не нужно насиловать микросхемы, здесь предусмотрена механическая блокировка, против которой ты бессилен, – потом он добавил: – Я дал тебе новое тело, Алекс. Тело поистине великолепное. Тело, о каком ты и мечтать не смел. В построении которого, кстати, ты сам принимал живейшее участие, и сегодня ты пользуешься результатами своего труда тоже. Ему не страшны человеческие болезни. Природа не сумела полностью защитить человека, ежедневно люди гибнут от всякой заразы. Ты получил в отличие от мягкого, слабого, непрочного человеческого крепкое, надёжное, долговечное тело. Теперь тебе наплевать на старость, на авиакатастрофы; если тебя собьёт машина, ты останешься цел.

– Благодаря тебе я перестал быть человеком. Я – не человек. Ты сделал из меня «сквиза», «выжимку».

– Выжимку из тебя сделали до того, как ты попал в лабораторию на «Осаке»! Сейчас ты больше человек, чем был, когда имел органическую плоть и кровь. Прежде всего, у тебя почти нет страха. Страха перед боссами, перед безработицей, страха, что завтра тебе нечего будет есть, страха перед войной, страха прожить свою жизнь впустую, ничего не успев, страха смерти. Ты стал могущественным. Человечество для тебя – ничто. Ты на несколько порядков выше. Его проблемы ты для себя решил. Ты обладаешь тем же интеллектом, что и раньше, и даже лучшим, так как после операции вспомнил то, что давно забыл. Объём твоей новой памяти грандиозен, ты можешь затолкать туда все книги, к примеру, напечатанные на планете.

Ты говоришь, что ты не человек. А что такое человек? Роберт – человек или нет? У него искусственные глаза, телекамеры вместо глаз, однако он видит лучше меня! Если человеку сделать искусственные руки и ноги, внутренние органы, влить синтетическую кровь, будет ли он, как и прежде, человеком? Безусловно! Человека определяет разум, его мозг. Мысль – вот что такое человек. Чего тебе не хватает? Кожного восприятия и вкусового? Ты забыл, как пахнут цветы? Или тебе недостаёт огромного, возбуждённого, сочащегося спермой члена между ног, чтобы воткнуть его в какую-нибудь красотку? Ты многого хочешь сразу. Твоё тело – лишь первая модель. Мы создадим тело ещё совершеннее. Хотя, не исключено, что такую вещь, как получение удовольствия от совокупления с женщиной, мы заменим на нечто более полезное. Потребность в женщине – это одна из зависимостей и несвобод для мужчины. Наркотик.

«Он, наверное, гей, – подумал я. – Или импотент.»

– Ответь мне, Алекс, – сказал он, – а почему ты всё же предпочёл влезть в чужое тело, хотя мог остаться в своём собственном?

– Да потому, что я иначе бы не выжил! Как только я попал на борт корабля, я понял, что все, находящиеся там, – покойники! Вы заставили меня так поступить! – я почти кричал.

– Нет, не поэтому. Уверен, ты бы нашёл иной способ выбраться оттуда. А знаешь, почему? Потому что ты этого хотел! Ты сообразил – тебе это подходит по всем статьям. Потому что тебя изнасиловало общество, в котором ты жил, правительство насрало на тебя, ты потерял веру в людей. Тебя давно превратили в робота, в винтик сатанинской машины. Разве нет?

В общем, если честно, он был прав. Он видел меня насквозь, словно рентген.

– Ладно, – сказал, помолчав, я, – Хватит!.. Что тебе от меня нужно?

– Мне было бы достаточно, чтобы ты задумался над тем, что я тебе сказал, и решил для себя, с кем ты. Мне было бы очень неприятно считать тебя своим врагом. Тем более что ты мне симпатичен. Мне импонирует твоя находчивость, твоя тяга к жизни. Да и где-то ты близок мне по духу, и, кроме того, мой дед был выходцем из России. Его звали не Майкл Саймон, а Михаил Симонов, к твоему сведению. Я был бы счастлив, если бы ты стал помогать мне, помогать добровольно. Предстоит выполнить гигантский объём работы.

– Что за работа? – спросил я. – Какие у тебя планы?

Мистер Майкл Саймон Третий вытащил из внутреннего кармана белоснежного фрака плоскую чёрную коробочку, нажал на кнопку. В моей половине вспыхнул большого размера экран телевизора, вмонтированного в стену. Я увидел раскосого Хай Фая, Великого Китайца; с ним был кто-то, кому он что-то оживлённо объяснял. Этот «кто-то» был ужасно похож на знаменитейшего американского певца Джайкла Мэксона. Точно, это он! Те же длинные, набриолиненные волосы, частично прикрывающие лицо, та же плохо отбеленная кожа, взгляд старика-ребёнка, белые перчатки на руках. Они шли среди нагромождения оборудования, поставленных один на другой приборов, свисающих связок разноцветных проводов. Звука не было. Прокомментировал Михаил Симонов Третий:

– Ты не ошибся, это действительно Джайкл Мэксон, а не «транссквизермен» с его внешностью. Это «живая» трансляция, он – в восточной башне, во флаг-башне. Хай Фай предлагает ему бессмертие, которое Джайкл ищет всю свою жизнь…

Ходили упорные слухи, что Мэксон вбил себе в голову, что он должен прожить 150 лет. Для чего он якобы ел только полезные, экологически чистые продукты, пил исключительно минеральную воду, спал в барокамере с кислородом, носил перчатки и маску, чтобы не заразиться болезнями от окружающих.

– …За деньги, разумеется. Я израсходовал практически всё, что заработал. В настоящий момент мне необходимы средства на дальнейшие исследования. И я возьму их у богатейших людей мира. Джайкл не самый богатый, но он мой человек. Посмотри, как горят его глаза! Конечно, это не значит, что моё бессмертие только для «тугих кошельков». Богатые заплатят за тех, кто за себя заплатить не может.

– Ты сам будешь отбирать людей для своего нового мира?

– Да, я и никто другой!

– А если какой-нибудь гений или учёный не захочет?

– Пусть умирает!

– Среди твоих клиентов будут султаны и короли, президенты и бизнесмены, не так ли?

– Только те, кого выберу я. Это будет узкий круг лиц, чтобы не переполошить человечество в целом. Отдавать ему технологию чрезвычайно опасно. Оно извратит задуманное мной. Главное, успеть, пока существует возможность, пока ЦРУ до меня не добралось.

– Не проще ли было бы усовершенствовать «транссквизер» и сделать миллион майклов саймонов третьих?