Человек: 1. Теория большого надувательства Мухин Олег

6

Сазонов отпустил такси метров за сто до девятиэтажника. Подойдя к двери подъезда, он понял, что цифры кода, сохранившиеся в его памяти, не потребуются – замок был раскурочен до такой степени, что от него осталось лишь название. Лифт не работал, и на шестой этаж пришлось идти пешком. Поднимаясь по ступенькам вверх, он то и дело натыкался на лепёшки земли, занесённые сюда подошвами жильцов, и на всевозможный бытовой мусор, начиная с обёрток от конфет и шоколада и заканчивая пустыми бутылками из-под минеральной воды и пива. Грязи было много, оттого что лестницу никто не подметал. Стены чья-то хулиганская рука расписала нецензурными словами. Ему особенно запомнился стишок, нацарапанный на белой штукатурке, видимо, ржавым гвоздём:

«Да, уровень культуры заметно возрос за время моего отсутствия», – подумал он. Практически все деревянные, обитые дерматином двери на этажах теперь были снаружи продублированы металлическими дверями, чтобы грабители не могли их взломать. Вид их напоминал тюремные камеры. «Позалезали в свои норы, как кроты», – подумал он.

Двести восемнадцатая квартира тоже имела стальную дверь, прикрывающую её обитателей от непрошеных гостей. Выкрашенная коричневой масляной краской она смотрела на Сазонова вставным стеклянным глазом. Где-то, этажом или двумя выше, на лестнице кто-то тихонько пел под гитару чистым, почти мальчишеским голосом. Что-то о цинковых гробах и матери, не дождавшейся сына. То ли об Афгане была песня, то ли о чеченской войне. Алекс вынул из кармана джинсовой куртки кубик жевательной резинки, снял с неё упаковку, пальцами размял жвачку и залепил ею кругляшок глазка. Затем он надавил на кнопку звонка. За двумя дверями раздалась приглушённая трель. Несколько минут подождал. Тихо. Снова нажал на кнопку. После третьего раза с противоположной стороны спросили:

– Кто?

Синтезированным голосом Натали Сазонов сказал:

– Открывай, это я, Наташка!

За дверью подумали, послышалась возня, щёлканье отпираемых засовов, металлическая дверь тяжело отворилась. На фоне освещённой прихожей возник наполовину голый человек. Лет тридцати пяти, грузный, с копной густых плохо причёсанных волос, с чёрными седоватыми усами, с покрытой шерстью, словно зверь, обнажённой грудью он водянистыми глазами, не мигая, уставился на Алекса.

– Ты кто такой?

Потом, выйдя наружу, он отодрал с глазка прилепленную жвачку, смачно матюгнулся и добавил:

– Что за шуточки?! Твоя работа?

Сазонов утвердительно кивнул.

– Чего ты хочешь? – спросил волосатый.

– Надо поговорить, – ответил Алекс.

– Ну, заходи.

Обстановка в прихожей не изменилась. Сазонов узнал и зеркало, и телефон, и ковёр, и встроенный шкаф для верхней одежды. Задница волосатого была обмотана широким махровым полотенцем, над краем которого нависал большой живот. Волосатый хлопнул дверями и произнёс:

– Говори.

Алекс слегка неуверенно начал:

– Здесь раньше жила Натали… Я хотел бы знать, куда она пропала.

– Ты ошибся, никакая Натали никогда не жила в этой квартире. Тут всегда я жил.

Ни тени смущения на лице полуголого.

– Дело в том, что она не только жила здесь, но и умерла на твоей шикарной кровати в спальне!

– Ты несёшь какую-то чушь. Кто ты такой?

– Странно, что ты ничего не слышал о Натали. Может быть, моя фамилия тебе знакома лучше? Она звучит так – Сазонов!

– Как? – переспросил он.

– Сазонов!

Его физиономия подозрительно вытянулась, он вдруг засуетился, заспешил в спальню, на ходу бросил:

– Сейчас, подожди, мне нужно одеться!

Алекс медленно последовал за ним, уже зная, зачем волосатый туда убежал.

Спальня практически ничем не отличалась от той, которую он когда-то давно покинул. Правда, теперь вместо мёртвой Натали на синих простынях лежала живая незнакомая ему девушка. Девушка была полностью голенькая. «Я отвлёк их от очень важного дела. Они занимались любовью», – подумал он. Её партнёр стоял рядом с кроватью, держа в руке пистолет с глушителем, дулом направленный на Сазонова. «Немецкий «хельмут»», – определил он марку оружия, а вслух сказал:

– Так это ты, значит, бабочек коллекционируешь.

– Стой там и не двигайся! – приказал волосатый. – А то просверлю в тебе дырку… И руки подними!

Алекс послушно выполнил условия.

– Золотце моё, – обратился бандит к девушке, – обыщи-ка его!

Девушка слезла с кровати; не стесняясь своей наготы, подошла к Сазонову. Полные груди у неё при ходьбе покачивались из стороны в сторону. Как только она приблизилась к Алексу, он схватил её и, словно котёнка, бросил назад на кровать. Опешившая девушка, пролетев полкомнаты, визжа, свалилась на матрас.

И в этот момент волосатый выстрелил. Пуля пробила ногу; Алекс, притворившись, что ему ужасно больно, как подкошенный, рухнул на пол. Он стонал и охал довольно натуралистично, штанина в районе раны окрасилась в багряный цвет. Бандит взял с тумбочки мобильный телефон, набрал номер и сказал в микрофон:

– Алло!.. Борис Михайлович, это я!.. У меня ЧП… Припёрся родственник того козла, с которым мы работали пару лет тому назад… Сазонов, помните?… Да… Я знаю, что у него не было родственников… Нет, не смотрел… Сильно брыкается, гад… Здоровый чёрт, Галку, как чинарик, швыранул… Пришлось его малость попортить… Нет, ногу ему проткнул… Да… Пока не выяснил… Сейчас допрошу его по всем правилам… Что с ним делать?… Ага… Жду… Так точно, шеф!..

Сазонов слышал весь диалог. Борис Михайлович собирался лично приехать. «Это мне подходит», – подумал он. Алекс неподвижно скорчился на полу, прикрыл глаза, затих, вроде как сознание потерял. Волосатый подошёл вплотную, ударил ногой в тапке ему в пах. Алекс не реагировал. Он повторил упражнение. Сазонов безмолвствовал. Тогда волосатый стал обыскивать лежащего, доставая из карманов джинсовой куртки их содержимое. Неожиданно потерявший сознание нанёс ему мощный удар в нос, и бандит отлетел к кровати, выронив «хельмут».

Сазонов спокойно поднялся; подобрав пистолет, нацелил его на волосатого. Кровавая струйка из разбитого носа залила губы, закапала с подбородка на голое тело бандита. Девочка на кровати с расширенными от страха глазами наблюдала за происходящим.

– Для чего вам понадобился Алекс? – спросил Сазонов.

Волосатый молчал. Алекс снова задал тот же вопрос. Бандит искал способ отомстить.

– Я даю тебе пять секунд, – произнёс Сазонов. – Если ты не скажешь, я узнаю это у твоего шефа, который едет сюда, а тебя прикончу. Раз… два… три… четыре…

– Мы должны были его напугать, сильно напугать. «Создать атмосферу полной безысходности и душевного опустошения», как сказал Михалыч, – плюясь кровью, заговорил бандит. – Мы даже пожертвовали Наташкой, такой тёлкой! До сих пор жалею, как вспомню… Это всё шеф придумал, его идея. Чтобы Алексу нутро перевернуть.

– Зачем? – Сазонов направил дуло ему прямо в лоб.

– Не имею понятия. Как я ни добивался, шеф ничего мне толком не объяснил. Зато хорошо заплатил. Я на те бабки тачку взял, «вэ-эм-вэ», не новую, конечно, но всё равно… Пришлось утрясать с полицией смерть Натали, но её причина была очевидна – передозировка наркотика…

– Натали и Алексу подсыпала наркотик?

– Да.

– Почему же она умерла, а он – нет?

– Мы приготовили два пакетика, для него и для неё. Отдельно. И я подозреваю, что в её пакетике кроме наркотика был яд, либо там просто был очень сильный наркотик и чересчур большая доза. Эти пакетики мне передал Борис Михайлович. Наташка не знала, что умрёт…

Резким движением бандит попытался выбить пистолет из руки Сазонова, но Алекс увернулся и в свою очередь врезал рукояткой «хельмута» по черепу волосатого. Тот обмяк и отключился.

Сазонов осмотрел рану на ноге – кровь продолжала вытекать из тела. Пуля застряла внутри. «Чёрт с ней, – подумал он. – Прочнее буду.» Он надорвал грубую ткань штанины вокруг раны, извлёк из кармана куртки маленький алюминиевый баллончик, снял колпачок, надавил на головку. Телесного цвета жидкость, распыленная под давлением, заполнила рану и мгновенно застыла, закупорив выход крови и практически превратив поверхность кожи в монолит. Девочка на кровати удивлённо уставилась на Алекса.

– Класс! – сказала она, подразумевая то, что только что проделал Сазонов, и добавила. – …Ты меня не убьёшь?

Алекс спрятал баллончик в карман.

– Если будешь себя хорошо вести.

– Хочешь меня? – она улыбнулась, провела язычком по губам и призывно раздвинула ножки.

– В следующий раз…

В прихожей раздался звонок.

– Иди открой, – сказал Сазонов, – и не вздумай фокусничать – я не промахнусь. Впустишь его и сразу закроешь дверь.

Она пошла впереди, он – сзади.

В прихожей появились два новых человека: один – лысоватый старикашка среднего роста в длинном, до пят, сером плаще, другой – высокий, молодой, коротко стриженный в кожаной куртке и зелёных спортивных штанах, его телохранитель.

Как только девушка заперла дверь, Алекс, подобно приведению, тоже возник в прихожей с «хельмутом», крепко зажатым в руке. Старичок и телохранитель немного растерялись. Алекс произнёс:

– Только без глупостей. Аккуратно выньте руки из карманов. Оба.

Они повиновались.

– А теперь Борис Михайлович расскажет мне подробности об Алексе, – Сазонов придал своему лицу улыбающееся выражение.

– Что тебя интересует? – спросил шеф.

– Почему ты должен был испугать его?… Ну же!

– Так пожелал заказчик. Он предложил крупную сумму в валюте. Оплата осуществлялась долларами.

– Причина?

– Настоящей причины я не знаю. Тот, кто обсуждал со мной условия, был лишь посредником. От меня требовалось выполнить работу и получить расчёт.

– Кто нанимал тебя?

– Высокопоставленное лицо из местного КГБ, точнее, из Службы Безопасности. Если тебе нужно имя, я могу его назвать. Однако, боюсь, он сам толком не знает всей информации. Правда, он намекал, что за ним ещё кто-то стоит. Этот человек из СБ предоставил в моё распоряжение папку с личным делом Алекса Сазонова, где упоминались многочисленные сведения из его личной жизни. За ним велась слежка.

Туман рассеивался. Недостающие звенья можно было уже додумать без подсказок.

– Снимай штаны, – Сазонов обратился к телохранителю шефа, – они мне впору.

Телохранитель посмотрел на Бориса Михайловича, дескать, свихнулся парень что ли. Шеф кивнул, мол, выполняй. Под штанами у него оказались смешные пёстрые трусы с цветочками. Вид у телохранителя без штанов был комичный.

– Конечно, по хорошему надо бы тебя, – Сазонов глядел на шефа, – гниду паскудную, на тот свет отправить, чтобы не смердел, но это для тебя слишком просто и легко, поэтому помучайся, как твои жертвы мучались, почувствуй боль.

«Хельмут» выплюнул свинец в обе ноги Бориса Михайловича.

– Это тебе за Наташку, – сказал Алекс.

Ещё одна пуля угодила в ногу телохранителя.

– И тебе от меня подарочек. Ты же всё-таки телохранитель.

Голая девочка, находящаяся тоже в прихожей, завопила из-за боязни, что и ей что-нибудь достанется напоследок. Однако Сазонов не обращал на неё внимание; он стащил свои синие исковерканные джинсы, натянул целёхонькие спортивные штаны. Шеф и телохранитель, лёжа на ковре, грязно матерились. Шеф орал:

– Ты – покойник! Я тебя из-под земли достану! Ты у меня будешь кровью блевать!

Алекс навис над ним:

– Заткнись, падаль! Накаркаешь на себя беду! Скажи спасибо, что я тебе яйца не отстрелил. А меня убить невозможно, потому что я не человек. Знаете, кто я такой? Никаких родственников у Алекса действительно не было и нет, тот урод из КГБ не ошибся. Алекс Сазонов – это я!

Девочка перестала дрожать, Борис Михайлович замолчал, у телохранителя глаза вылезли из орбит.

– Не советую преследовать меня, – сказал Алекс, – в следующий раз не помилую.

Его больше не волновали обитатели и гости двухсот восемнадцатой квартиры. Он ушёл, хлопнув двумя дверями вместо прощания…

Сазонова выдавили из переполненного автобуса в центре города, как из тюбика зубную пасту. Ступив на тротуар и увидев, во что превратилась его куртка после поездки – верхняя пуговица отлетела, накладной карман надорван —, Алекс обнаружил, что у него пропал бумажник с деньгами. Паспорт, лежавший в кармане рубашки, к счастью, не исчез. Алекс рассмеялся: «Узнаю тебя, Россия! Обокрали «сквиза», а я даже не заметил!»

Пересекая запруженную народом площадь, он с интересом смотрел на изменения. С тех пор, когда он последний раз был здесь, центральная улица города преобразилась до неузнаваемости. Грязи практически не стало, а старый разбитый асфальт сменила новая цветная плитка, выложенная узорами. На каждом шагу встречались симпатичные коммерческие магазинчики, пестрящие яркой рекламой. И Алексу на минуту показалось, что он находится где-то в Европе, в одном из сытых и благополучных европейских городков. Однако стоило ему только свернуть с центральной улицы в переулок, как уши совковости вылезли снова: серые неказистые дома, загаженные пешеходные дорожки, изрытая ямами проезжая часть. Контраст был разительный. Тут же Алекс увидел ободранного черномазого нищего, копающегося в мусорном баке, что-то из него достающего и сразу съедающего. Когда Сазонов вернулся на центральную улицу, к нему подошёл розовощёкий человек с томиком библии в руке.

– Вы знаете, что Христос умер за вас две тысячи лет тому назад? – спросил он.

– Серьёзно? – вопросом на вопрос ответил Алекс.

– Он умер, чтобы вы оценили его страдания, чтобы прониклись к нему любовью, чтобы возблагодарили его за учение. Иисус умер, чтобы вы сегодня отвернулись от суеты сует и обратились к богу.

– А вы знаете, что библия, согласно книге рекордов Пеннисса является бестселлером – самой продаваемой книгой в мире?…

По-видимому, розовощёкому этот факт не был известен, потому что рот у него странным образом перекосился.

– …Так что у вас и таких как вы здорово получается заколачивать на религии звонкую монету.

Розовощёкий пробормотал:

– Ведь я, собственно…

И испарился.

Денег на покупку библии у Алекса не было. Как не было денег и на обратную дорогу. Двигаясь по центральной улице города, он выбирал подходящее коммерческое заведение, пока не нашёл нужное.

У входа в полуподвальное помещение с вывеской «Игральные автоматы» сидел на стуле мужчина, играющий в компьютерную игру под названием «Стена». Плоская коробочка в его руках издавала электронные звуки, а он нажимал на кнопки. Он складывал кирпичную стену, и у него получалось. Мужчина не обратил на Сазонова никакого внимания. «Видимо, увлёкшийся игрой охранник», – спускаясь по ступенькам вниз, подумал Алекс. В зале людей было мало. Игральные автоматы гудели, пощёлкивали, мигали разноцветными огнями и своим видом создавали обстановку, напоминающую центральный пост управления каким-нибудь ракетно-космическим комплексом. Сазонову понравился чисто электронный автомат.

Игра заключалась в том, чтобы в трёх окошечках с меняющимися картинками сразу выпали три «джокера». Теоретически вероятность была мизерная. Алекс настроился на игру. К кнопкам он не притрагивался при этом. Автомат ожил, и в окошечках замелькали картинки. Сазонов нашёл первого «джокера», оставил его в первом прямоугольнике. Потом проделал то же самое со вторым «джокером». Когда третий «шутник» появился в окошечке, автомат лязгнул и высыпал в приёмный лоток целую горсть пластмассовых жетонов. Алекс рассовал по карманам выигрыш и принялся терзать машину снова. Он успокоился только тогда, когда полностью опустошил содержимое электрического шкафа. Сазонов уловил любопытные и даже восхищённые взгляды людей, безрезультатно играющих здесь же.

Обменяв в кассе жетоны на пухлую пачку рублей, он сказал самому себе: «Ну вот, теперь мне хватит на билет до столицы. И у меня есть ещё достаточно времени, чтобы успеть вернуться и присоединиться к своей экскурсионной группе, отбывающей послезавтра вечером в Лондон».

Он вышел из зала игровых автоматов, настроился на волну радиостанции «Маяк» и, не спеша, побрёл на железнодорожную станцию.

7

Он попробовал вытащить левую ногу. Ничего не получилось – обе ноги были придавлены плитой. Он упёрся руками в пол и что было силы потянул тело на себя. Бесполезно! Тогда он саккумулировал всю мощь, сидящую внутри, и снова рванул.

Что-то треснуло, лопнуло, заскрежетало, однако ноги стали выползать из-под чудовищного пресса. Сквозь инфракрасные линзы он увидел, в каком они плачевном состоянии: штанины вместе с кожей слезли чулком; жидкость, имитирующая кровь, выливалась, булькая; металл местами слегка деформировался. Тем не менее, когда он полностью выдернул ступни, разумеется, без его любимых кроссовок фирмы «Кубок», и проверил работоспособность нижних конечностей, ноги действовали нормально, гидравлика, которую он сам изобретал, не подвела. Встать не представлялось никакой возможности, он находился как бы в бетонной могиле, имеющей свободное пространство в треть его роста высотой. Можно было только постараться, подобно жуку, прокопать себе проход в куче обломков. «Хорошо, что мне не нужен воздух, – подумал он, – а то бы уже давно задохнулся!»

Он начал разгребать завал, двигаясь наугад. Самое скверное заключалось в том, что временами совершенно пропадало изображение, и сознание погружалось в абсолютный мрак, в котором периодически вспыхивали какие-то странные искры. Раньше он такого явления не наблюдал. «Не иначе есть повреждения в глубинах тела. Всё из-за этой плиты. Ведь основной удар пришёлся в живот. Электроника, наверное, замыкает», – предположил он. Перемещаясь по сложной траектории, он лез туда, куда получалось лезть. Неоднократно упирался в непробиваемые тупики, приходилось возвращаться назад, искать другую дорогу. Кожа на пальцах рук не выдерживала, рвалась, обнажая отшлифованную сверхпрочную сталь. В какой-то момент ему показалось, что вместо того, чтобы стремиться вбок и вверх, он углубляется вниз. Он потерял ориентировку, запутался в месиве из штукатурки, камней, осколков стекла и ещё бог знает чего. Он уже стал сомневаться, что когда-нибудь вообще выберется на поверхность, когда отодвинув в сторону деревянную обуглившуюся доску, обнаружил за ней выход из гробницы.

Он протолкнул тело вперёд, свалился в мутную лужу. Встав на ноги и переключив зрение на нормальное, осмотрелся. Вид вокруг него напоминал скорее преисподнюю, чем что-то реальное. Здания с пустыми глазницами окон, с почти кое-где до фундамента разрушенными стенами, без крыш, горбато торчали среди гор исковерканных останков. Тот дом, в котором он до этого был, и который примерно пару часов назад назывался библиотекой, испускал чёрный густой столб дыма. Там что-то интенсивно горело. «Книги», – подумал он.

Свитер и то, что осталось от джинсов, после путешествия под землёй превратились в настоящие лохмотья. Из-под разодранных мускулов на груди выглядывали окуляры второй пары глаз, спасшие его на «Осаке», когда к чёрту снесло башку. Если бы его сейчас увидел кто-то из людей, то тот оторопел бы. Но никого нигде не было. Он выбрался из лужи, оторвал куски оболочки, мешающие идти, пошёл, сам не зная куда.

Обрывки водопроводных и канализационных труб, крошево из мраморной плитки, кафеля, черепицы, кварца, кирпича, искорёженные предметы, назначение которых лишь смутно угадывалось, пыль и грязь, нагромождение каких-то непонятных изуродованных механизмов – вот, что встречалось на пути.

Он шёл и шёл, а пейзаж не менялся. Те же развороченные дома, те же заваленные мусором улицы, на улицы совершенно не похожие, порой абсолютно непроходимые. Небо было свинцовое, кое-где – тёмно-синее до почти чёрного. Впереди что-то горело. Он приблизился. Какая-то бесформенная шипящая масса. «Где же люди? – подумал он. – Неужели все погибли при землетрясении?» Опасаясь воздействия высокой температуры, он быстро обогнул горевшее, но, пройдя несколько шагов, обернулся. С краю, в уже тлеющем месте, он уловил фрагмент костей руки человека. Он вдруг понял, ЧТО это горит. По общему объёму там было не меньше пяти-семи человек, хотя, может быть, и больше.

Он пошарил в эфире. Ни одна радиостанция не работала! Эфир был пуст, лишь щелчки и помехи. Он подключил телеприёмник – в глазах возникла картинка включённого экрана телевизора, у которого отсутствовала антенна. «Странно, – озадачился он, – вероятно, я серьёзно испорчен.» Однако где-то в закоулках ячеек вкрались сомнения. И чем дальше он продвигался, тем подозрения становились сильнее.

Город он знал плохо, поэтому не имел чёткой цели в конце пути. Он просто хотел разобраться, что произошло, и какие последствия получились в результате. Он блуждал по бесконечному лабиринту довольно долго. К сожалению, его наручные часы потерялись где-то в библиотеке, а хронометр внутри тела почему-то не был предусмотрен, и время приходилось определять ориентировочно. Справа и слева что-то опять дымилось, но он не пошёл выяснять, что это такое. Эфир по-прежнему безмолвствовал. Ни одна живая душа не попадалась на дороге. Не было слышно ни плача, ни вопля. Он всячески отгонял от себя мысль, которая всё прочней и прочней укоренялась в мозгу. «Слишком страшно, чтобы в это поверить. Слишком жестоко и несправедливо. Слишком жутко», – думал он.

Неожиданно перед ним предстала река. Река, ещё вчера искрившаяся на солнце, катившая свои зеленоватые воды в море, сегодня казалась мёртвой и мрачной, она парила. Вода была грязно-пепельного цвета, как от сажи и копоти, носящихся в воздухе и оседающих на ней, так и от отражающегося аспидного неба. С левой стороны высился мост, точнее то, что от него осталось – из воды торчали сваи, разорванные рельсы неестественно выгибались, обгоревший локомотив и четыре пристёгнутых к нему вагона образовывали цепочку, один конец которой размещался на мосту, другой уходил на дно реки. Вид у вагонов и локомотива был ужасный.

Он решил пойти направо, вдоль реки, здесь почти не было завалов, мешающих нормальному ходу. Радио– и телестанции не подавали никаких признаков жизни. Человеческих существ, а также движущихся объектов не просматривалось, несмотря на то, что он всякий раз менял увеличение, заглядывая во все подозрительные места.

Он попробовал связаться со спутником. Линия функционировала! В его мозгу, не в голове, а там, внутри тела, имелся небольшой банк данных с телефонными номерами своих знакомых. Он позвонил в Россию, Японию, потом в Канаду и Аргентину. Везде молчали! Он набирал цифры снова и снова, опять и опять. Никакого ответа!

«Разве такое возможно?! Я не могу постичь смысла в случившемся! То, что свершилось, самая громадная глупость, сделанная людьми! Самоубийство! Как они пошли на это? Ведь оно не свойственно человеку! Кто начал первым? Теперь не определишь, просто некому определять. Да и какая разница, чья ракета взлетела раньше: русская, американская, китайская, корейская или арабская?! Что толку, если сначала надавил на кнопку Бен Гаден или президент Соединённых Штатов?! Кому стало лучше? Кто победил? Победил холокост! – подумал он. – Войну развязал, конечно, конкретный человек, с именем и фамилией, но были и те, кто подталкивали его к этому безумному шагу, такие же маньяки, как и он, и были те, которые спокойно ждали, когда, наконец, он решится, чтобы самим поучаствовать в бойне. Поэтому главы государств, обладающие дичайшим правом распоряжаться чужими жизнями, воспользовались шансом посходить с ума.

Нельзя считать только Гитлера единственным автором второй мировой войны, правительства других стран планеты, преследующие свои корыстные преступные цели или сохраняющие нейтралитет, не менее его виноваты в её возникновении. Однако игры с ядерным оружием заканчиваются всеобщей смертью. Кто оказался в выигрыше? Кучки подонков, сидящие в бункерах на разных континентах, не знающие теперь, хватит ли им еды, кислорода и водки, чтобы дождаться того момента, когда им будет можно вылезти на поверхность без антирадиационного костюма и противогаза, заменившие себе солнечный свет на лампы дневного света, наполненный запахами воздух на затхлую атмосферу подземелья? Сгорело всё живое: люди – дети и взрослые, мужчины и женщины, чёрные и белые, верующие и атеисты, дураки и умные, честные и лживые, смелые и трусы, евреи и истинные арийцы, коммунисты и националисты, карлики и гиганты, нищие и богатые; сгорели птицы, животные, насекомые, те, что плавали, бегали, летали; сгорели деревья, кустарники, трава. Зачем они это сделали?! Ведь каждый знал, что в случае если разразится третья мировая, атомная война, победителей не будет, однако они допустили всесожжение!»

Его цепкий взгляд уловил неясное движение. Ближе к Темзе, на набережной, что-то слабо шевелилось. Он направился туда. Сперва он даже не понял, что это. Что-то обожжённое, большое, в крови, но, главное, живое, возникло перед объективами. Это был ворон. Вернее то, что несколько часов тому назад называлось вороном. Взрыв поджёг оперение и сбросил птицу на землю. Ворон не кричал, не стонал, он просто дрожал от боли, пытался взмахнуть крыльями и не мог. Жить ему оставалось недолго. Ворон повернул голову, всю в ожогах и сгустках запёкшейся крови, в сторону подошедшего, посмотрел ему прямо в глаза, как бы спрашивая, ты, человек, самое умное существо в мире, зачем ты это сотворил? Алекс не выдержал укоряющего взгляда птицы. Если бы он умел плакать, он бы, наверное, заплакал. «Нет воронов, нет Британии», – печально подумал он.

Он отправился дальше. Впереди всё видимое пространство было окутано густым чёрным дымом, близлежащие дома горели особенно сильно. Об аллее из деревьев напоминали лишь крючковатые пни, встречавшиеся на пути через равные расстояния. Он вошёл в плотное облако дыма. Куски копоти попадали на линзы, поэтому ему постоянно приходилось их протирать. Видимость была отвратительная. «Господи! – подумал он. – За что ты наказал бестолковых детей своих?! Да, они были грешниками, это верно, но разве не было среди них невинных душ, чистых и незапятнанных скверной? Почему ты всех уровнял?!»

Сквозь постепенно редеющий чёрный дым он вдруг различил нечто высокое и величественное. Он прошёл ещё дальше, чтобы получше рассмотреть. Теперь стена из копоти и сажи оказалась у него за спиной. «Чёрт возьми! Не может быть! Невероятно!

Мистика какая-то!» – невольно воскликнул он, задрав голову вверх. Прямо перед ним стояла прекрасная старинная башня с часами. И что удивительно, в отличие от апокалиптического хаоса, окружающего её, башня была абсолютно целёхонькая, как будто атомная война её вовсе не касалась, и ей не было никакого дела до происходящего вокруг. Но самое поразительное заключалось в том, что часы на башне шли и показывали время – без четверти три. Башню эту он хорошо знал. Её изображение было известно большинству людей, живших на земле. Это был знаменитый Биг Бен, Большой Бенджамин!

Если бы он не разучился удивляться, то он был бы ошеломлён. И здание парламента позади башни, и автомобильный мост рядом с нею, попавшие в зону взрыва, были разрушены и сожжены. Двухэтажный омнибус, находящийся буквально в десяти метрах от неё, был похож на пустую измятую консервную банку, к тому же побывавшую в костре. «Что за дьявол?! – подумал он. – Чудеса да и только! Я не верю своим глазам!»

Он перестал понимать ситуацию. Если его новое тело, все те неправдоподобные для постороннего события, которые с ним случились, включая армагеддон, мало-помалу приобретали статус чего-то конкретного, пусть и из ряда вон выходящего, но более-менее логичного, то стопятидесятилетний, ничуть не затронутый бомбой Биг Бен, торчащий, как член, посреди уничтоженного города, поставил его в тупик. Он был в замешательстве. Башня с часами не вписывалась ни в какие объяснимые рамки. Он, не отрываясь, рассматривал её, то приближая изображение, то удаляя, не находил ответа, почему она не развалилась при мощном взрыве, и спрашивал сам себя, а не чудится ли мне она?

Неожиданно снова начались неполадки со зрением. Картинка то совсем пропадала, то появлялась вновь, то теряла цветность, и временами он видел Большого Бена в чёрно-белом варианте. Он попробовал переключиться на дополнительную пару глаз. Обзор, естественно, ухудшился, однако качество картинки не улучшилось, наблюдались те же эффекты. «Всё-таки, видимо, есть повреждения в схемах», – подумал он.

Между тем небо ещё сильнее потемнело. И с высоты, кружась, стали падать хлопья чего-то чёрного и липкого. Интенсивность их падения достигла такого количества, что через минуту его с головы до ног облепило чёрной слизью. Он растёр пальцами комочек. Это был снег, чёрный снег. Снег летом! Придав ландшафту более траурный оттенок, снег внезапно прекратился, словно кто-то наверху резко закрыл кран.

«Способны ли «сквизы» сходить с ума? – задал он себе вопрос. – А почему бы и нет? Сходят же с ума электронные машины. Мощные электрические поля могут меня вывести из строя так же, как любое напичканное платами запоминающее устройство. Кроме того, Майкл Саймон Третий сказал, что «сквизы», увезённые на атолл Шэйк, не выдержали ядерного взрыва. И хотя я не подвергся прямому воздействию атомной бомбы, частичное воздействие на меня было оказано. Поэтому, не исключено, что то, что я вижу, – плод моей фантазии, вызванной какими-то глубинными нарушениями внутри моего тела.

А может быть, реальность закончилась операционным столом в лаборатории на борту ракетного крейсера «Осака»? И я в настоящий момент всё ещё лежу там с «транссквизером», присосавшимся к черепушке? А может быть, действительность прекратилась с моим падением вместе со стулом и чертёнком Дэмом в кабинете президента Драббаха? Я тогда ударился затылком об пол и потерял сознание, и произошедшее после этого – лишь результат сотрясения мозга? Или, может быть, я просто заснул на кровати рядом с обворожительной живой Натали после бурно проведённой с ней ночи, заполненной вином, сексом и наркотиками? Кто знает, что есть явь, а что сон? Может быть, вся история человечества – чей-то сон, прекрасный и кошмарный одновременно? Сон одного или миллиардов существ из другой галактики, другого измерения, другого, параллельного мира, удивительного, непонятного?

Как проверить, сумасшедший я или нет? Снится мне окружающее или не снится? Умножить два на два и узнать, сколько будет в итоге? И если получится четыре, то тогда всё о’кей, я – нормальный? Нет, по-видимому, золотое правило для «сквиза» аналогично золотому правилу для человека. Оно будет звучать следующим образом: если сумасшедший «сквиз» говорит, что он сумасшедший, значит он не сумасшедший.