Ниро Вульф и умолкнувший оратор (сборник) Стаут Рекс

Глава 12

Каким сложным оказалось это дело, я понял еще яснее на следующее утро, когда в одиннадцать часов Вульф спустился из оранжереи и принялся инструктировать Сола Пензера и Биля Гоура.

Тем, кто только видел, но не знал Сола Пензера, он мог показаться невзрачным, дурно выбритым, маленьким носатым человечком. Для тех, кто его знал, – для Вульфа и для меня, например, – внешность Сола ничего не значила. Он был одним из лучших детективов в Нью-Йорке и, хотя работы у него хватало, никогда не отказывал Вульфу в помощи. В это утро он сидел в кресле, держа на коленях видавшую виды кепку и ничего не записывая, так как всегда полагался на свою память, слушал Вульфа. Шеф обрисовал в общих чертах положение дел и велел Солу провести в отеле «Уолдорф» столько часов или дней, сколько понадобится, прислушиваясь и принюхиваясь ко всему и не упуская из виду никого и ничего.

Биль Гоур был мощного телосложения, крепко сбитый парень. Он получил задание отправиться в Ассоциацию промышленников и собрать кое-какие сведения. Вульф предварительно созвонился с Эрскином и заручился его содействием.

– Неужели дела обстоят так плохо? – спросил я, когда они ушли.

– Почему плохо? – нахмурился Вульф.

– Вы прекрасно знаете почему! Пятьдесят долларов в день на объедки! Что в этом гениального?

– А что может поделать гений в этой людской сутолоке?! Больше тысячи человек, у которых имеются мотивы для убийства и возможность его совершить… Черт меня дернул поддаться на твои уговоры!

– Нет уж, сэр! Даже не пытайтесь! – твердо сказал я. – Когда я прочитал вашу записку, я сразу понял, что вы захотите взвалить всю вину на меня. Признаюсь, не думал, что дело так безнадежно, пока не услышал, как вы приказывали Солу и Билю лазать по всем дырам, которые полиция давно обшарила. Если вы не хотите признаться в том, что побиты, вы еще можете выкрутиться. Я выпишу чек на десять тысяч долларов, а вы продиктуете мне письмо, в котором сообщите промышленникам, что в связи с заболеванием коклюшем, или лучше свинкой, вы…

– Заткнись! – рассердился он. – Как я могу вернуть деньги, которые не получал?

– Вы их получили. Чек пришел с утренней почтой, и я внес всю сумму на депозит.

– Боже мой! Они в банке?

– Да, сэр.

Он яростно надавил на звонок, чтобы Фриц принес ему пива. Никогда раньше мне не доводилось видеть его в состоянии, столь близком к панике.

Во избежание недоразумений мы получаем газеты в двух экземплярах, и, положив перед Вульфом его порцию, я сел за стол со своей. Сперва я принялся за «Газетт» и на первой же полосе увидел заголовки, сулившие интересные новости. Миссис Бун снова порадовала нас.

Кажется, я еще не упоминал о бумажнике Буна. Это потому, что его пропажа не могла иметь к убийству никакого отношения. Денег в нем Бун не носил, он держал их в портмоне, в заднем кармане брюк. В бумажнике были только его права на вождение машины и фотография жены в подвенечном наряде.

Новость, о которой сообщала «Газетт», заключалась в том, что сегодня утром миссис Бун получила по почте конверт, в котором находились автомобильные права мистера Буна и ее фотокарточка.

– Интересно, – нарочито громко произнес Вульф, желая привлечь мое внимание.

– Если бы мисс Гантер не связала меня по рукам и ногам, я бы съездил к миссис Бун за этим конвертом, – как бы между прочим заметил я.

– Его уже исследуют со всех сторон в лаборатории у Кремера, – буркнул Вульф, и мы снова уткнулись в газеты.

До самого вечера не произошло никаких событий. После ужина, когда мы вернулись в кабинет – это было незадолго до девяти часов, – принесли телеграмму. Я вскрыл ее и протянул Вульфу. Прочитав, он вернул ее мне. В телеграмме говорилось: «НИРО ВУЛЬФУ ЗАПАДНАЯ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ УЛИЦА ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛАЮТ НЕВОЗМОЖНОЙ ДАЛЬНЕЙШУЮ СЛЕЖКУ ЗА О’НИЛОМ ОДНАКО ЭТО НЕОБХОДИМО ХОТЯ НИКАКИХ ГАРАНТИЙ НЕЛЬЗЯ ДАТЬ БРЕСЛОУ».

Я вопросительно воззрился на Вульфа.

– Может быть, ты будешь любезен рассказать, что еще предпринял без моего ведома? – устало произнес он.

Я усмехнулся:

– Это вы расскажете мне, по какой ставке вы наняли Бреслоу.

– Стало быть, ты не в курсе?

– Нет. А вы?

– Свяжись с Бреслоу по телефону.

Это оказалось не так просто. В конце концов я вновь обратился к Лону Коэну в редакцию «Газетт» и через три минуты соединил Вульфа с Бреслоу, а сам взял параллельную трубку.

Даже по телефонному разговору можно было предположить, какое раздраженное лицо у Бреслоу и как его всего распирает от гнева.

– Да. Вульф? Удалось что-нибудь разузнать? Да? Да?

– Я хочу задать вам вопрос.

– Да? Что за вопрос? Да?

– Дайте же мне говорить! Скажите, когда вы будете готовы выслушать меня.

– Я готов. Черт возьми, в чем дело? Какой вопрос?

– Я хочу спросить о телеграмме, которую вы мне послали…

– Телеграмма? Какая телеграмма?! Я не посылал никакой телеграммы!

– Так я и знал. Произошла ошибка. Неправильно указана подпись. Я ждал телеграммы от человека по фамилии Брестоу. Извините, что потревожил вас. До свидания.

Бреслоу пытался продлить агонию, но Вульф повесил трубку.

– Итак, – заметил я, – он не посылал телеграммы. Но кто же?! И почему она подписана его фамилией?

Вульф посмотрел на стенные часы. Было начало десятого.

– Узнай, дома ли О’Нил. Только спроси. Разговаривать буду я.

Вульф на минуту задумался:

– Нет. Пожалуй, оставим его в покое на ночь. Примешься за него с утра, когда он выйдет из дому.

Глава 13

Наружное наблюдение, да еще в одиночку, в условиях Нью-Йорка может окончиться чем угодно, в зависимости от обстоятельств. У вас могут высохнуть мозги и невыносимо заболеть мышцы от напряженной десятичасовой слежки, во время которой вы прибегаете ко всем известным уловкам и ухищрениям и изобретаете новые, лишь бы не потерять из виду объект, и вдруг в одну секунду вы упускаете его из-за какой-нибудь мелочи, которую никто никогда не мог бы предусмотреть. Можно потерять его и в первые пять минут, особенно если он подозревает, что за ним следят. Зайдет в какую-нибудь контору или гостиницу и проведет там весь день – плевать ему на то, что вы треплете себе нервы.

Тут ничего нельзя загадывать заранее, но я ожидал, что проведу день впустую, тем более что было воскресенье. Вскоре после восьми утра я уже сидел в такси на Парк-авеню в районе Семидесятых улиц, в полусотне шагов от парадной двери дома, где проживал О’Нил. Я готов был побиться об заклад, что останусь на том же месте и шесть часов спустя, и двенадцать, хотя и допускал слабую возможность, что в одиннадцать утра мы отправимся в церковь, а в два – обедать в какой-нибудь ресторан.

Я даже не мог позволить себе удовольствия почитать воскресные выпуски газет, потому что не сводил глаз с подъезда. Шофер такси, мой старый приятель Герб Аронсон, не мог быть мне полезен, так как никогда не видел О’Нила. Время тянулось медленно, мы болтали о том о сем, и Герб почитывал мне вслух статейки из «Таймс».

В десять часов мы решили заключить пари. Надо было написать на бумажке время, когда наш объект высунет нос из своего убежища, и тот, кто больше ошибется, заплатит другому по центу за каждую проигранную минуту. Герб уже протягивал мне клочок газеты, чтобы я написал на нем свое время, как вдруг на тротуаре возник Дон О’Нил.

– Отложим, – сказал я. – Вот он.

Что бы ни предпринял сейчас О’Нил, все ставило нас в затруднительное положение. Привратник уже обратил на нас внимание, даже пытался подозвать Герба для какого-то пассажира. О’Нил бросил в нашу сторону взгляд, и я прижался в угол, чтобы он меня не заметил. Потом он что-то сказал привратнику, и тот в ответ покачал головой. Хуже этого ничего не могло быть, разве что О’Нил направился бы к нам и увидел меня.

– Паршиво, – заметил Герб. – Он ждет такси, и нам придется последовать за ним, а когда он вернется, привратник скажет, что за ним следят.

– Что же прикажешь делать? – озлился я. – Переодеваться цветочницей и торговать на углу фиалками? В следующий раз ты сам разработаешь операцию. Кто знает, может быть, мы еще схватим его по обвинению в убийстве? Хотя мне лично кажется, что вся эта идея слежки за ним – пустая идея. Заводи! Он садится в такси!

Мы двинулись следом.

– Чушь какая-то, – проворчал Герб. – С тем же успехом мы можем подъехать к нему и спросить, куда он держит путь.

– Помалкивай, – оборвал я. – У него нет причин думать, что за ним следят, если его кто-нибудь не спугнул, – вот тогда наше дело швах. Держись поближе, чтобы не отстать на светофорах.

Герб хорошо знал свое дело. Движение в воскресное утро было небольшое, и вскоре следом за О’Нилом мы выехали на Сорок шестую улицу. Там О’Нил свернул влево. Через квартал, на Лексингтон-авеню, он снова свернул и остановился перед Центральным вокзалом. Герб тоже затормозил. Нас разделяли две машины. Выходя, я подмигнул Гербу: «Ну, что я тебе говорил? Он хочет бежать! Увидимся на суде».

Как только О’Нил рассчитался с таксистом и направился в здание вокзала, я последовал за ним. Я все еще не верил, что эта затея к чему-нибудь приведет. С большей приятностью я провел бы воскресенье у друзей в Гринвич-Виллидж за покером и виски. Тем временем О’Нил, ничего не подозревая, шагал по длинному коридору, затем пересек главный вестибюль с уверенностью человека, имеющего перед собой определенную цель. Наконец он свернул, но не к выходу на платформу, а к лестнице, ведущей наверх, в почтовое отделение. Я убавил шаг, не упуская О’Нила из виду. Он подошел к окошку, протянул квитанцию и минуту спустя получил посылку.

Хотя я находился метрах в двадцати пяти от О’Нила, посылка сразу насторожила меня. Это был небольшой квадратный кожаный чемоданчик. Он взял его и направился к выходу. Теперь я не столько боялся быть обнаруженным, сколько потерять О’Нила. Я буквально наступал ему на пятки. Он вдруг остановился, сунул свою ношу под пальто, прижал поплотнее рукой и застегнулся на все пуговицы. Потом, вместо того чтобы вернуться к подъезду, выходящему на Лексингтон-авеню, он пошел к выходу на Сорок вторую улицу и, выйдя, направился к отелю «Амбасадор», где обычно стояли такси. Меня он не видел. Вскоре подошло такси, он сел и хотел было захлопнуть дверцу, но я решил, что дальше так дело не пойдет. Конечно, было бы не худо узнать адрес, который он дал шоферу, но я понимал, что если из-за какой-нибудь случайности потеряю из виду кожаный чемоданчик, то мне придется искать другую работу. Я подбежал и придержал дверцу:

– Мистер О’Нил, привет! В центр! Не подвезете?

Не дожидаясь приглашения, я уселся рядом с ним и, желая быть хоть сколько-нибудь полезным, захлопнул дверцу.

О’Нил явно забеспокоился:

– Гудвин? Откуда вы взялись? Я не… Я еду в противоположном направлении.

– Неважно, – сказал я. – Я просто хотел задать вам несколько вопросов относительно чемоданчика, который вы прячете под пальто. – И добавил, уже шоферу: – Езжайте. На Восьмой улице повернете налево.

– Решайте, в конце концов, куда вам нужно! – Шофер раздраженно обернулся и воззрился на меня. – Это не ваша машина. Что вообще тут происходит? Ограбление?

– Все в порядке, – успокоил его О’Нил. – Это мой приятель. Езжайте.

Машина тронулась. Мы молчали. О’Нил нагнулся к шоферу и сказал:

– На Пятой авеню сверните направо.

Тот недовольно передернул плечами, но промолчал и, когда мы выехали на Пятую авеню, свернул вправо.

– Ладно, – сказал я, – как вам будет угодно. Но я думал сэкономить, время и поехать прямо к Ниро Вульфу. Он проявляет большой интерес к этому чемоданчику. Конечно, спорить в такси не стоит, тем более мы не приглянулись шоферу.

О’Нил снова наклонился и дал водителю свой домашний адрес. Поразмыслив в течение трех кварталов, я решил голосовать против. Из оружия при мне был только перочинный ножик. Наблюдая за домом О’Нила с восьми утра, я догадался, что у него не собирается заседание исполнительного комитета Национальной ассоциации промышленников, но если они там, и особенно если там генерал Эрскин, то от меня потребуются слишком большие усилия, чтобы уйти оттуда с чемоданчиком. Поэтому, понизив голос, я обратился к О’Нилу:

– Если шофер сознательный гражданин и из нашего разговора поймет, что тут дело связано с убийством, он остановится возле первого же полисмена. Может быть, вы этого хотите – вмешательства полиции? Тогда вам будет полезно узнать, что идея отправиться к вам домой мне не по душе, поэтому, если вы будете настаивать, мне придется показать привратнику свое удостоверение и попросить его позвонить в девятнадцатый полицейский участок на Сто тридцать пятой улице. Представляете, как переполошится ваш дом? Так почему бы нам не посидеть на скамеечке в парке? Погреемся на солнышке и обговорим все без свидетелей. Я понимаю, что выражает ваш взгляд, но учтите: я на двадцать лет моложе вас и каждое утро делаю зарядку.

Он насупился и буркнул шоферу:

– Остановитесь.

Хотя я сомневался, что у него было оружие, но, не желая, чтобы он шарил по карманам, сам рассчитался за такси. Когда машина отъехала, мы перешли через дорогу в Центральный парк и уселись на скамье. Левой рукой он поддерживал под пальто чемоданчик.

– Если вы позволите осмотреть мне его снаружи и внутри, это упростит дело, – сказал я.

– Послушайте, Гудвин, – он тщательно подбирал слова. – Я не буду высказывать негодование по поводу того, что вы следили за мной, и все такое прочее. Я только хочу объяснить вам, как чемоданчик – совершенно законным путем, учтите, – оказался у меня. Я не имею ни малейшего представления, что там находится, однако…

– Давайте посмотрим, – перебил я.

– Нет! – категорически отрезал он. – Насколько вам известно, чемоданчик принадлежит мне…

– Вот как?!

– Именно так. И я вправе осмотреть его сам, без посторонних. Я говорю не о юридическом, а о моральном праве. Вы предложили обратиться в полицию, с точки зрения закона правда, возможно, на вашей стороне. Но ведь вы сами предложили отправиться к Ниро Вульфу? Вы считаете, что полиция отнесется к этому благосклонно?

– Зато благосклонно отнесется Вульф.

– Не сомневаюсь, – О’Нил продолжал настойчиво гнуть свою линию. – Вот видите, ни вы, ни я не желаем вмешательства полиции. Наши интересы совпадают. Давайте взглянем на дело с вашей точки зрения… Вы хотите приехать к своему шефу и сказать: «Вы послали меня выполнить то-то и то-то, я все сделал, вот вам результаты», – и передать ему чемоданчик. Вот чего вы хотите. Так?

– Совершенно точно. Поехали.

– Поедем, обязательно поедем, заверяю вас, Гудвин. – Он говорил так проникновенно, что я чуть не прослезился. – Но какое значение имеет – когда мы поедем? Сейчас или через четыре часа? Никакого! Я никогда в жизни не нарушал слова. Я – бизнесмен, а весь американский бизнес зиждется на честности, абсолютной честности! Мое предложение: я отправляюсь в свою контору, а вы в три часа приедете за мной, или мы встретимся, где вам будет угодно, и отвезем чемоданчик Ниро Вульфу.

– Я не…

– Не перебивайте. Несмотря на бесспорность моих моральных прав, я готов отблагодарить вас, если вы окажете мне услугу. В три часа, когда мы встретимся, я вручу вам тысячу долларов наличными. Гарантирую, что Вульф ничего не узнает об этом. Будь у меня с собой деньги, я дал бы вам эту тысячу сейчас же. Я никогда в жизни не нарушал обещаний.

Я взглянул на часы и сказал:

– Десять тысяч.

Он не удивился, только опечалился.

– О такой сумме не может быть и речи, – сказал он грустно. – Тысяча – предел.

Я ухмыльнулся:

– Интересно, до какой суммы я мог бы догнать, но уже без десяти одиннадцать, и через десять минут мистер Вульф спустится в кабинет. Я не люблю заставлять его ждать. К несчастью, сегодня воскресенье, а по воскресеньям я не беру взяток. Так что забудьте об этом. Выбирайте: либо я и вы с чемоданчиком под полой немедленно поедем к мистеру Вульфу, либо вы отдадите мне чемоданчик, а сами отправитесь погулять. В ином случае я подзываю полисмена, вон того, который ходит по той стороне, и прошу позвонить в участок, чего, признаюсь, я желаю меньше всего, но вы слишком упорно настаиваете на своих моральных правах. До сих пор я не спешил, но так как мистер Вульф скоро спустится в кабинет, даю вам две минуты на размышление.

Он сделал еще одну попытку:

– Четыре часа! Всего четыре часа отсрочки! Я согласен на пять тысяч, поедемте со мной, я вам их тут же вручу…

– Нет. Забудьте об этом. Ведь сегодня воскресенье. Пошли. Дайте-ка сюда чемоданчик.

– Я не выпущу его из рук!

– Как вам будет угодно. – Я встал, вышел на тротуар и стал ждать такси, не спуская глаз с О’Нила.

Глава 14

Десять полых черных валиков, примерно в три дюйма диаметром и шесть дюймов длиной, стояли двумя ровными рядами на письменном столе Вульфа. Рядом лежал чемоданчик из добротной толстой кожи, слегка поцарапанный и потертый. Сверху на крышке была оттиснута большая цифра «4», а на внутренней стороне приклеена карточка: «Бюро регулирования цен, канцелярия Ченни Буна, директора».

Я сидел за своим столом, Вульф – за своим. Дон О’Нил, засунув руки в карманы брюк, нервно шагал из угла в угол. Прием проходил далеко не в дружественной обстановке. Я уже сделал Вульфу обстоятельный доклад, не забыв, конечно, упомянуть о предложении О’Нила одарить меня пятью тысячами далларов. Вульф был настолько самоуверен, что рассматривал любую попытку подкупить меня как личное оскорбление, – то есть оскорбляют его, а не меня! Я часто задумывался, кого бы он порицал, если бы я вдруг принял взятку, – себя или меня?

Пока что мой шеф безоговорочно отверг домогательства высокого гостя единолично и раньше всех прослушать валики, и когда О’Нил понял, что его притязания тщетны, на его лице появилось такое выражение, что я, для вящего спокойствия, обыскал его.

Оружия у него не оказалось, но это отнюдь не разрядило обстановку. Возникла проблема, как же прослушать эти валики. Завтра, в рабочий день, это было бы проще простого, но в воскресенье… И тут пришел на помощь О’Нил. Глава компании «Стенофон» являлся членом Ассоциации промышленников, и О’Нил был с ним знаком. Он позвонил к нему домой и, не раскрывая никаких подробностей, просил о содействии. Последовало распоряжение управляющему конторой взять из демонстрационного зала диктофон и привезти к Вульфу. Именно его мы сидели и ждали, вернее, сидели Вульф и я, а наш гость без устали метался по комнате.

– Мистер О’Нил, – раскрыл глаза Вульф. – Ваше метание взад-вперед чрезвычайно нас раздражает.

– Я отсюда не уйду, – не останавливаясь, заявил О’Нил.

– Может быть, связать его? – предложил я.

Отмахнувшись от меня, Вульф снова обратился к О’Нилу:

– Возможно, нам придется ждать еще час-другой. Что вы имели в виду, говоря, что эта вещь попала к вам законным путем? Объясните.

– Объясню, когда сочту нужным.

– Фу! Я не считаю вас глупцом!

– Убирайтесь к черту!

Вульф не терпел такого обращения.

– Значит, вы действительно глупец! – резко сказал он. – У вас только две возможности: либо прибегнуть к силе, либо обратиться в полицию. Первое безнадежно – мистер Гудвин может сунуть вас в мешок и забросить на полку. А иметь дело с полицией у вас определенно нет желания, хотя мне непонятно почему. Ведь вы говорите, чемоданчик попал к вам законным путем. Так вот, когда привезут диктофон и мы научимся им пользоваться, мистер Гудвин выставит вас на улицу и мы одни прослушаем эти валики. Что вы на это скажете?

О’Нил резко остановился, вынул руки из карманов и взглянул на Вульфа:

– Вы этого не сделаете!

– Я – нет. Это сделает мистер Гудвин.

– Будьте вы прокляты! Что вы от меня хотите?

– Узнать, где вы раздобыли чемоданчик.

– Ладно, расскажу. Вчера вечером…

– Простите. Арчи, блокнот. Продолжайте.

– Вчера вечером, около половины девятого, мне позвонила женщина и назвалась Дороти Унгер, секретаршей-стенографисткой нью-йоркского отделения Бюро регулирования цен. Она сказала, что совершила ошибку: в пакет, адресованный мне, положила то, что следовало отправить другому адресату. Вспомнила она об этом, лишь вернувшись домой, и боится, что ее уволят. Она попросила меня, когда я получу пакет, вернуть его ей и дала свой адрес. Я поинтересовался, что в нем содержится, и она сказала, что квитанция на получение посылки. Я обещал исполнить ее просьбу.

– И конечно, позвонили ей? – подхватил Вульф.

– Нет. У нее дома нет телефона. Сегодня утром я получил пакет, и в нем…

– Но ведь сегодня воскресенье, – заметил Вульф.

– Знаю, будь оно проклято! Пакет пришел срочной почтой. В нем находились циркуляры относительно лимитов на цены и то, о чем она говорила, – квитанция. Если бы не воскресенье, я позвонил бы в Бюро регулирования цен. – О’Нил махнул рукой. – А впрочем, какая разница, что я хотел сделать! Что я сделал, вы знаете. И вообще вы знаете об этом больше, чем я. Ведь это вы все подстроили?

– Вы так думаете? – приподнял бровь Вульф.

– Не думаю, а уверен! – выкрикнул О’Нил. – Иначе Гудвин не оказался бы там! Какую глупость я совершил, явившись к вам в пятницу! Вы, значит, решили найти себе жертву среди членов ассоциации, и ваш выбор пал на меня! Не удивительно, что вы считаете меня глупцом!

Он пронзил Вульфа взглядом, прошел к красному кожаному креслу и, усевшись, сказал совершенно другим тоном, спокойно и сдержанно:

– Но вы увидите, что я не так уж глуп!

– Это заявление ничем не подтверждается, – насупившись, отозвался Вульф. – Скажите, при вас ли пакет, который вы получили?

– Нет.

– А где он? Дома?

– Да.

– Позвоните, пусть кто-нибудь привезет его сюда.

– Ни за что! Я отдам его на экспертизу, но только не вам.

– Тогда вы тем более не узнаете, что записано на валиках, – нахохлился Вульф.

На этот раз О’Нил не пытался спорить. Он воспользовался телефоном на моем столе и распорядился найти на полке пакет и доставить его к Ниро Вульфу. Я подивился. Я готов был поставить пять против одного, что такого пакета вообще не существует в природе и его не окажется на полке, потому что прислуга по ошибке вымела его.

Когда О’Нил сел на место, Вульф сказал:

– Вас ждут большие трудности, если вы хотите убедить кого-нибудь в том, что все это было подстроено мной или мистером Гудвином. Если вы в этом уверены – почему же не желаете обратиться в полицию? Ведь мистер Гудвин хотел это сделать.

– Ничего он не хотел. – О’Нил продолжал сохранять спокойствие. – Он только пугал меня.

– А почему вы испугались?

– Вам чертовски хорошо известно почему! Потому что я хотел знать, что записано на валиках!

– Так… И вы даже готовы были уплатить пять тысяч. Стоит ли это такой суммы?

– Я должен отвечать?

– Вовсе нет.

Сдерживаясь, чтобы не послать Вульфа подальше, О’Нил сказал:

– А я отвечу! Потому что у меня, так же как и у вас, есть причины подозревать, что Бун записал на валиках нечто, могущее иметь отношение к убийству!

Вульф укоризненно покачал головой:

– Вы сами себе противоречите. Позавчера, сидя в этом самом кабинете, вы говорили, что Ассоциации промышленников незачем вмешиваться в это дело и что вас лично оно не интересует. И вы же пытались подкупить мистера Гудвина, чтобы прослушать валики без свидетелей. Вы хотели обставить всех нас – полицию, ФБР, меня…

– Да, хотел, если вы называете это «обставить»! Я не верил вам раньше, а теперь…

Я мог бы подробно изложить все, что говорилось, это записано у меня в блокноте, но овчинка не стоит выделки. Мне так надоело переливание из пустого в порожнее, что я как ребенок обрадовался, когда у двери раздался звонок.

О’Нил вскочил с кресла и следом за мной бросился в переднюю. На крыльце стояла средних лет женщина. О’Нил взял у нее пакет.

Вернувшись в кабинет, он протянул пакет Вульфу, и мы принялись разглядывать его со всех сторон. Это был фирменный пакет нью-йоркского отделения Бюро регулирования цен. Адрес и фамилия О’Нила напечатаны на пишущей машинке. В правом углу наклеена одна трехцветная марка, а чуть левее – еще пять. Печатными буквами синим карандашом наверху написано: «Срочной почтой». В пакете лежал циркуляр бюро от 27 марта – длинный список изделий из цветных металлов с указанием предельных цен на них.

Вульф вернул пакет О’Нилу, и тот сунул его в карман.

– Почтовые служащие с каждым годом становятся все более небрежными, – заметил я. – Марка в углу проштемпелевана, а остальные нет.

– Как? – О’Нил вытащил пакет из кармана и осмотрел его. – Ну и что?

– Ничего, – успокоил его Вульф. – Просто мистер Гудвин любит похвастать своей наблюдательностью.

Я обиделся на Вульфа за его манеру делать мне замечания в присутствии посторонних и только было раскрыл рот, чтобы выразить свое возмущение, как снова раздался звонок. О’Нил опять последовал за мной, словно проходил испытательный срок в должности привратника.

Пришел человек из фирмы «Стенофон». О’Нил рассыпался перед ним в благодарностях, извинился, что нарушил его воскресный отдых и так далее и тому подобное, а я помог внести в дом аппарат. Он был не так уж тяжел, потому что О’Нил объяснил по телефону, что нам нужен не весь диктофон, а только та часть, которая воспроизводит звук. Человек, доставивший аппарат, за пять минут проинструктировал нас, как им пользоваться, и откланялся.

Проводив гостя, я вернулся в кабинет. Вульф бросил на меня многозначительный взгляд и сказал:

– А теперь, Арчи, подай мистеру О’Нилу пальто и шляпу. Он хочет уйти.

О’Нил рассмеялся или, во всяком случае, попытался рассмеяться.

Желая испытать его, я сделал к нему два быстрых шага. Он отскочил.

– Так вот оно что! – хрипло сказал он. – Захотели перехитрить О’Нила? Не советую!