Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших Гудкайнд Терри

Глава 54

Восстание продержалось день. Ричард оставался дома. Никки он тоже попросил никуда не ходить. Он сказал ей, что до него дошли слухи о возможных волнениях и что он не хочет, чтобы она пострадала.

А вот охота на мятежников продолжалась неделю. Тех, кто принимал участие в демонстрации, гвардейцы либо убивали прямо на улицах, либо волокли в казематы. Арестованных допрашивали до тех пор, пока они в конечном итоге не называли имена других. Тех, кого допрашивал Орден, как правило, всегда сознавались.

Волна арестов распространилась по всему городу, и длилось это многие дни. Сотни людей похоронили в небе. Постепенно загасили все огоньки волнений. И пепел сожаления посыпал языки. Больше всего люди хотели забыть обо всем этом. О демонстрации даже упоминали крайне редко, словно ее никогда и не было.

Ричард наконец вернулся на работу в транспортной компании, предпочитая пока что не рисковать, разъезжая на своем фургоне по ночам. Йори не говорил ни слова, когда они проезжали по городу мимо виселиц, на которых висели гниющие тела похороненных в небе.

Йори с Ричардом ездили на рудники за рудой для плавилен. Один раз съездили на песчаный карьер к востоку от города. На поездку туда и обратно ушел весь день. На следующий день они доставили камень в западную часть Убежища, где он был нужен для опоры. По ту сторону стен, возле зоны, где работали скульпторы, виднелись виселицы. Штук пятьдесят, а может, шестьдесят. Судя по всему, здесь тоже были репрессии.

На обратном пути они поехали мимо кузницы. Ричард спрыгнул с фургона, сказав Йори, что поднимется на холм пешком и присоединится к нему после поворота. Ричард сказал, что ему нужно известить кузнеца о следующей поставке.

Виктор обрабатывал молотом длинный стальной брусок, держа раскаленный добела металл на наковальне. Он поднял взгляд и, увидев Ричарда, швырнул металл в воду рядом с наковальней. Металл зашипел.

– Ричард! Рад тебя видеть!

Ричард заметил отсутствие нескольких рабочих.

– Заболели?

Виктор мрачно покачал головой.

Ричард отреагировал на известие лишь кивком.

– Рад, что у тебя все в порядке, Виктор. Я просто заскочил убедиться, что у тебя все хорошо.

– Я в порядке, Ричард. – Кузнец повесил голову. – Спасибо за совет. Иначе сейчас я уже мог быть похоронен в небе. – Он махнул на Убежище. – Видел? Многие скульпторы… Все висят на виселицах там, внизу.

Ричард видел тела, но не сообразил, что это скульпторы. Он знал, как они относились к тем статуям, которые ваяли. Как им было ненавистно ваять изображения смерти.

– Приска?

Виктор лишь скорбно покачал головой, слишком расстроенный, чтобы сказать вслух.

– Фаваль?

– Видел его вчера. – Виктор тяжело вздохнул. – Он сказал, что ты велел ему сидеть дома и жечь уголь. По-моему, он собирается переименовать одного из детей в твою честь.

– Если Приска… Что с твоей особой сталью?

Виктор указал на зажатый в щипцах брусок.

– Его заместитель продолжит дело. Ты не можешь смотаться за сталью? У меня не было поставок со дня волнений. Брат Нарев в мерзком настроении. Ему нужны железные суппорты для столбов. Он высказался, что лояльный Ордену и Создателю кузнец уже сделал бы их.

Ричард кивнул.

– Думаю, уже достаточно спокойно. Когда?

– Вообще-то прямо сейчас, но могу подождать и до послезавтра. Еще нужно сделать несколько резцов для тонкой работы, а мне не хватает людей, так что до послезавтра подождет.

– Значит, послезавтра. Думаю, к тому времени будет уже безопасно.

Ричард брел по улице домой, солнце село, но в сумерках видно было еще довольно хорошо. Он размышлял о Викторе, и тут из-за угла появились десять человек и заступили дорогу.

– Ричард Сайфер?

На них не было формы городских гвардейцев, но в последнее время это ничего не значило. Поговаривали, что есть спецкоманды, не в мундирах, которые тоже отлавливали мятежников.

– Верно. Что вам угодно?

Он заметил, что у каждого под плащом меч. И каждый держал руку на рукоятке засунутого за пояс кинжала.

– Как преданные Имперскому Ордену офицеры мы обязаны арестовать вас по подозрению в мятеже.

Когда Никки проснулась, Ричарда все еще не было. Она недовольно заворчала, затем перевернулась на спину и увидела, что сквозь занавески пробивается свет. Судя по всему, рассвело совсем недавно.

Зевнув, она потянулась, заведя руки за голову, и уставилась в потолок – чистый и свежепобеленный. И почувствовала, как в ней закипает злость. Ее беспокоило отсутствие Ричарда по ночам, но запретить ему работать так усиленно она не могла, иначе почувствовала бы себя мошенницей. Ведь в ее намерения входило заставить его понять, как тяжело приходится работать простым людям, чтобы сводить концы с концами, чтобы он понял, что Орден – единственная надежда простых людей улучшить свою жизнь.

Она предупредила, чтобы Ричард не вмешивался в предстоящие народные выступления. И была довольна, что он не стал спорить. Более того, Ричард вроде бы был даже против этих людей. Ее удивило, что во время демонстраций он даже не пошел на работу. И велел Камилю и Набби, причем в самых суровых выражениях, держаться подальше от этого восстания.

Теперь, когда восстание подавили, а власти арестовали большинство мятежников, стало снова безопасно, и Ричард наконец смог вернуться на работу. Восстание было сильным потрясением. Ордену нужно прилагать больше усилий, чтобы втолковать людям, что их долг помогать тем, кому повезло меньше. Тогда не будет никаких волнений на улицах. Потому-то и убрали многих чиновников – за то, что недостаточно трудились на дело Ордена. Хоть какая-то польза от этого восстания.

Никки плеснула в лицо воды из тазика, который Ричард однажды принес домой. Цветочки на нем подходили по цвету к краске на стенах и коврике, который Ричард приобрел на сэкономленные средства. Он, без сомнения, очень изобретателен, ухитряясь экономить из своей скудной зарплаты.

Скинув потную ночную рубашку, она обмылась как могла влажной тряпочкой. Стало легче. Никки терпеть не могла показываться Ричарду потной и грязной.

Она увидела, что миска с жарким, которое она приготовила ему на ужин, так и стоит нетронутая на столе. Он не сказал, что будет работать ночью, но иногда ему бывало просто некогда заскочить домой. Когда он работал по ночам, то, как правило, приходил домой незадолго до рассвета, так что Никки ждала его с минуты на минуту.

Наверняка он придет голодный. Может, приготовить ему яичницу? Ричард любит яичницу. Никки поймала себя на том, что улыбается. Проснувшись, она рассердилась, а вот теперь, думая о том, что нравится Ричарду, – стоит и улыбается. Она провела рукой по волосам, уже с нетерпением поджидая его появления, чтобы спросить, не хочет ли он яичницы. Он наверняка скажет «да», и тогда она с удовольствием сделает то, что он хочет.

Никки терпеть не могла делать то, что ему не нравилось.

С той жуткой ночи с Гейди прошло несколько месяцев. Это было ошибкой. Никки поняла это задним числом. Сперва-то она радовалась – не потому, конечно, что хотела заняться сексом с этим отвратительным хамом. Она была так унижена отказом Ричарда, так хотела ему отмстить. Сначала она упивалась тем, что делал с ней Гейди, упивалась болью, потому что такую же боль испытывала и Кэлен. Никки наслаждалась этим лишь в том смысле, что это было наказанием Ричарду – за то, как он с ней обошелся. Ничто не могло причинить Ричарду большей боли, чем когда причиняли боль Кэлен.

Гейди ненавидел Ричарда. И поимев Никки, он тоже таким образом мстил ему, и это снова делало Гейди королем. Как бы сильно он ни хотел Никки, отомстить Ричарду он хотел куда больше. Ричард отнял у Гейди его королевство и забрал себе. Никки с дорогой душой помогла этому мелкому бычку снова стать королем. Она знала, что Ричард слышит каждый ее крик боли и понимает, что Кэлен испытывает ту же боль.

Но пока Гейди трудился на ней со всем прилежанием, стараясь изо всех сил как можно больше унизить Ричарда тем, что творит с ней, слова Ричарда «Никки, пожалуйста, не надо. Ты делаешь хуже только себе» неотступно преследовали ее.

Пока Гейди брал ее, Никки старалась представить, что это Ричард, пыталась получить Ричарда хотя бы опосредованно. Но она не могла заставить себя поверить в это, даже чтобы получить удовольствие от фантазии. Она знала, что Ричард никогда не стал бы вот так унижать женщину и причинять ей боль. Ни на одну секунду не могла она представить, что это Ричард.

Более того, Никки начала понимать, что слова Ричарда – не просьба избавить Кэлен от боли, он хотел избавить от боли ее, Никки. Как бы он ее ни ненавидел, он не хотел видеть, как ей причиняют боль.

Ничто из всего им сказанного не могло сильней ранить ей сердце. Доброта – это самая жестокая вещь, которую он только мог с ней сделать.

И последующая боль была ее наказанием. Никки было так стыдно за то, что натворила, что она притворялась перед Ричардом, что ничуть не пострадала. Она хотела избавить его от беспокойства, что Кэлен страдает, как и она. На следующее утро она сообщила Ричарду, что совершила ошибку. Никки не ждала прощения. Она просто хотела, чтобы он знал: она была не права, и она сожалеет.

Ричард ничего не сказал. Он лишь смотрел на нее своими серыми глазами, пока она говорила, а потом ушел на работу.

Кровь у нее шла три дня.

Гейди растрезвонил своим приятелям, что поимел ее. И к ее вящему унижению, поведал во всех подробностях. К удивлению Гейди, Камиль и Набби рассвирепели. Они вознамерились залить ему глаза раскаленным воском и сделать кое-что еще. Что именно, Никки в точности не знала, но догадывалась. Гроза была настолько серьезной, что Гейди предпочел в тот же день удрать и вступить в армию Имперского Ордена. Он вступил туда как раз вовремя, чтобы отправиться со своей частью на север, где шли военные действия. В тот день Гейди напыщенно вещал Камилю и Набби, что уходит, чтобы стать героем.

Никки услышала шаги в коридоре. Улыбнувшись, она выложила на доску три яйца. Но, вопреки ее ожиданиям, Ричард не вошел в комнату. Кто-то постучал в дверь.

Никки отошла на середину комнаты.

– Кто там?

– Никки, это я, Камиль.

Его голос звучал так взволнованно, что она испугалась.

– Я одета. Заходи.

Молодой человек, тяжело дыша, ворвался в комнату. Он был бледен, по щекам текли слезы.

– Они арестовали Ричарда! Прошлой ночью. Они взяли его.

Никки даже не поняла, что яйца из ее рук падают на пол.

Глава 55

Никки в сопровождении Камиля поднялась по двенадцати каменным ступеням – в казармы городской гвардии. Казармы – настоящая крепость, заруженную высокими мощными стенами. Никки не просила Камиля сопровождать ее, но сильно подозревала, что ему могла помешать пойти только смерть. Она никак не могла понять, как Ричарду удается вызывать в людях такое чувство.

Когда они покинули дом, Никки была так потрясена случившимся, что плохо понимала происходящее, но все-таки заметила – все обитатели их дома сильно встревожены. Чуть ли не из всех окон выглядывали лица, когда они с Камилем вылетели из дома и помчались по улице. Даже из соседних домов вышли люди и смотрели ей вслед. И у всех были очень мрачные лица.

Что же заставляло всех так переживать за этого человека?

И почему она сама переживает за него?

Внутри грязных казарм толпились люди. Небритый старик с ввалившимися щеками тупо стоял, глядя в никуда. Круглощекие женщины в косынках плакали, а вопящие дети цеплялись за их подолы. Другие женщины стояли с пустыми лицами, будто в очереди за хлебом или просом. Маленький ребенок в одной рубашонке одиноко стоял, засунув крошечный кулачок в рот, и вопил.

У всех было похоронное настроение.

Городские гвардейцы, по большей части здоровенные молодцы с равнодушными лицами, проталкивались сквозь толпу в темные коридоры. Низкая деревянная перегородка разделяла помещение пополам, и вся толпа стояла на одной половине. А за перегородкой переговаривались гвардейцы. За простым столом сидели какие-то люди, гвардейцы приносили им доклады, обменивались шуточками или получали очередные приказы.

Никки протолкалась через толпу к самой перегородке – на перегородку напирали женщины, надеясь, что их вызовут, надеясь узнать хоть что-то, надеясь на чудесное вмешательство самого Создателя. Но вместо этого получали лишь оскорбления.

Никки схватила за рукав проходящего мимо гвардейца. Он смерил ее с ног до головы грозным взглядом. Никки напомнила себе, что лишена своего могущества, и выпустила его рукав.

– Не скажете ли, кто здесь главный?

Он снова оглядел ее с ног до головы и, видимо, счел ее безмужней, а следовательно, доступной. Лицо его расплылось в притворной улыбке.

– Вон там, – указал он. – За столом. Народный Защитник Мускин.

За столом сидел мужчина средних лет, зарывшись в кипы бумаг. Тело его выглядело так, словно таяло на солнце. Его свободная белая рубашка была вся в темных пятнах пота.

Гвардейцы говорили ему что-то на ухо, а его унылый взгляд бесцельно шарил по комнате. Другие чиновники, сидевшие за столом по обе стороны от него, перебирали бумаги, вяло беседовали друг с другом, или с другими чиновниками и гвардейцами, непрерывно снующими по помещению.

Защитник Мускин, чью лысину три с половиной волосины прикрывали так же хорошо, как спящую черепаху несколько травинок, оглядел комнату. Его темные глаза все время двигались, скользя по гвардейцам, чиновникам, толпе посетителей. Скользнув по лицу Никки, Мускин не проявил ни малейшего интереса. Все они были гражданами Ордена, одинаковыми частичками, каждый совершенно незначителен сам по себе.

– Можно с ним поговорить? – спросила Никки. – Это важно.

Улыбка гвардейца стала издевательской.

– Ну конечно, важно. – Он ткнул пальцем на толпу. – В очередь. Жди, когда дойдет до тебя.

У Никки с Камилем не было выбора. Пришлось ждать. Никки была слишком хорошо знакома с нравами и обычаями этих мелких чиновников, чтобы устраивать скандал. Они буквально расцветают, когда кто-то начинает скандалить. Она прислонилась плечом к стене с грязными потеками от многочисленных плеч. Камиль пристроился рядом.

Очередь не двигалась, потому что чиновники никого не принимали. Никки не знала, может, есть специальное время для приема граждан. Но у них не было выбора – оставалось только ждать своей очереди. Утро тянулось, а очередь все не двигалась. Позади них с Камилем тоже скопился народ.

– Камиль, – тихо проговорила Никки, прождав несколько часов, – ты не обязан торчать тут со мной. Ты можешь идти домой.

Глаза парня были красными и опухшими.

– Я хочу подождать. – К удивлению Никки, в голосе его сквозило недоверие. – Я беспокоюсь за Ричарда, – добавил он так, что это прозвучало как обвинение.

– Я тоже за него беспокоюсь. Иначе зачем я, по-твоему, здесь?

– Я пришел к тебе только потому, что испугался за Ричарда и не знал, что делать. Все остальные либо на работе, либо ушли за хлебом. – Камиль повернулся и прислонился спиной к стене. – Я не верю, что ты волнуешься за него, но я просто не знал, что делать.

Никки смахнула со лба взмокшую прядь.

– Я тебе не нравлюсь, верно?

Он по-прежнему не смотрел на нее.

– Да.

– Могу я спросить, почему?

Камиль стрельнул глазами по сторонам, чтобы проверить, не слушает ли их кто. Но все были погружены в свои собственные заботы.

– Ты – жена Ричарда, и ты предала его. Ты привела Гейди к себе в комнату. Ты шлюха.

Никки заморгала, удивленная его словами. Камиль, прежде чем продолжить, снова огляделся.

– Мы не понимаем, почему такой человек, как Ричард, живет с тобой. Каждая безмужняя женщина в нашем доме, да и в соседних тоже, говорила мне, что, будь она его женой, никогда бы в жизни не легла с другим мужчиной. Они все в один голос твердят, что не понимают, почему ты так поступила с Ричардом. Все огорчились за него, но он нас даже слушать не захотел, когда мы пытались сказать ему об этом.

Никки отвернулась. Она внезапно не смогла больше смотреть на юношу, только что обозвавшего ее нехорошим словом, и по праву.

– Ты ничего не понимаешь, – прошептала она.

Краем глаза она заметила, как Камиль пожал плечами.

– Ты права. Я не понимаю. Я не понимаю, как можно сделать такую гадость такому мужу, как Ричард, который так тяжело работает и так хорошо о тебе заботится. Чтобы сотворить такое, нужно быть очень плохим человеком, которому совершенно наплевать на собственного мужа.

Никки почувствовала, как по щекам текут слезы.

– Я забочусь о Ричарде куда больше, чем ты можешь себе представить.

Он не ответил. Повернувшись, она поглядела на него. Камиль тихонечко качался у стенки. Ему было слишком стыдно за нее, он был слишком зол на нее, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Камиль, помнишь, как мы пришли жить в ваш дом?

Парень кивнул, по-прежнему не глядя на нее.

– Помнишь, как ты, Набби и Гейди обращались с Ричардом, каких гадостей ему наговорили? Какими гнусными словами его обзывали? Как угрожали ему ножами?

– Я совершил ошибку, – ответил он, и похоже, искренне.

– Вот и я тоже допустила ошибку, Камиль. – Никки даже не пыталась скрыть слез. Добрая половина женщин в комнате плакали. – Я не могу тебе объяснить, но мы с Ричардом поссорились. Я разозлилась на него. Я была не права. Было глупо с моей стороны сделать такое. Я допустила ужасную ошибку.

Никки шмыгнула носом и достала маленький платочек. Камиль следил за ней краем глаза.

– Я признаю, что это не такого же рода ошибка, как ваше с Набби поведение при первой встрече с Ричардом, но тем не менее это ошибка. Я тоже грубо сыграла.

– Ты не хочешь Гейди?

– Да меня от него тошнит! Я просто использовала его, потому что была зла на Ричарда.

– И ты сожалеешь?

У Никки дрожал подбородок.

– Конечно, сожалею.

– Ты больше так не сделаешь, даже если рассердишься на него? Не пойдешь с другим?

– Нет. Я сказала Ричарду, что допустила ошибку, что мне очень жаль, что я больше никогда так с ним не поступлю. Я говорила искренне.

Камиль некоторое время размышлял, глядя на женщину с ребенком. Ребенок плакал не переставая, потому что хотел на ручки. Женщина что-то тихо проговорила, и малыш прижался к ее ноге и надулся, но кричать перестал.

– Если Ричард может простить тебя, то мне тоже не следует на тебя сердиться. Он твой муж. Вы должны разбираться между собой, не мое это дело. – Он коснулся ее руки. – Ты допустила глупую ошибку. Но теперь все кончено. Не плач больше из-за этого, ладно? Теперь есть дела поважней.

Никки кивнула, улыбаясь сквозь слезы.

Камиль едва заметно улыбнулся.

– Мы с Набби сказали Гейди, что отрежем ему… сказали, что зарежем его за то, что он сделал с Ричардом. Гейди пригрозил нам ножом, и мы дали ему уйти. Гейди обожает свой ножик. Ему уже доводилось резать им людей. Серьезно резать. Он велел нам дать ему пройти, потому что собирается вступить в армию, что он своим ножом будет выпускать кишки врагам Ордена, что станет героем войны и у него будет много женщин куда лучше жены Ричарда.

– Уверена, что буду не единственной женщиной, пожалевшей о том, что вообще с ним повстречалась.

Только далеко за полдень Народный Защитник Мускин начал прием граждан. У Никки спина разламывалась, но это было ничто в сравнении с тревогой за Ричарда. Два гвардейца подводили людей по одному к столу Мускина.

Очередь продвигалась довольно быстро, потому что Защитник не терпел долгих разговоров. Он быстро пролистывал какие-то бумаги, прежде чем что-то сказать просителю. Но в комнате было так шумно от плача и криков, что Никки не слышала ни слова.

Когда подошла ее очередь, один из гвардейцев отодвинул Камиля в сторону.

– Граждане могут разговаривать с Защитником только по одному.

Никки жестом велела Камилю отойти в сторону и не устраивать скандала. Гвардейцы взяли ее под руки и чуть ли не волоком потащили к Защитнику. Никки возмутило, что с ней обращаются так грубо, как с какой-то обыкновенной… гражданкой.

Она всегда пользовалась определенной властью, иногда гласной, иногда негласной, и никогда особенно не задумывалась над этим. Она хотела, чтобы Ричард познал, как живет обычный трудовой народ. А Ричард вроде бы вполне процветает.

Гвардейцы стояли вплотную к ней, на тот случай, если она вдруг задумает что-нибудь учинить. Они тут всякого навидались. Никки вспыхнула от такого обращения с ней.

– Защитник Мускин, моего мужа…

– Имя. – Его темные глаза скользили по очереди. Наверняка прикидывает, сколько осталось до ужина.