Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших Гудкайнд Терри

Глава 64

Ричард отложил пучок сена. И стряхнул остатки травы с кожаного фартука. У него болели руки от обработки поверхности камня.

И все же, видя, как сияет и сверкает камень, глубоко вбирая в себя свет, он испытывал настоящий восторг.

Фигуры поднимались из мерцающего основания, сделанного из необработанного мрамора. Ричард специально сделал так, оставив внизу явные следы работы резцом, чтобы было отчетливо видно, что статуя изваяна человеческой рукой, и изваяна из камня.

Фигуры были чуть ли не в два человеческих роста. Отчасти скульптура была воплощением его любви к Кэлен – он не мог иначе, потому что Кэлен была его идеалом женщины, – и все же женщина в композиции не была Кэлен. Сильный мужчина и сильная женщина, объединенные одной целью. Они дополняли друг друга, эти две основные части того, что означало быть человеком.

Изогнутую секцию солнечных часов Виктор со своими работниками установил несколько дней назад, когда Ричард работал внизу, на строительстве императорского дворца. Они работали, не снимая со статуи покрова. Когда кольцо установили, Ричард приделал стрелу, служащую гномоном, и закончил держащую его руку. Основание стрелы было закреплено в золотой шар.

Виктору еще предстоит увидеть статую. Он уже места себе не находил от нетерпения.

Ричард смотрел на фигуры. Потемневшую комнату освещал только свет, проникающий в люк в потолке. Его освободили на день от работы на стройке, чтобы подготовить статую к перемещению вечером на площадь. В кузне за дверью стоял непрерывный грохот молотов. Рабочие Виктора выполняли работу по заказу дворца.

Ричард стоял чуть ли не в темноте, слушая доносившийся из кузницы шум, и смотрел на ту мощь, что создал. У них есть кости и мускулы, сухожилия и плоть.

Плоть в камне.

Не хватало только одной вещи. Осталось сделать только одно.

Ричард взял молоток и острый резец.

Когда он смотрел на статую, временами ему казалось, что Кэлен права и он использует магию при ваянии, хотя и знал, что это не так. Это всего лишь сознательное творение человеческого разума, и ничего больше.

Стоя тут, с молотком и резцом в руках, и глядя на воплощенное в камне видение, Ричард наслаждался сознанием того, что его творение получилось в точности таким, как он его задумал.

В этот краткий миг оно было завершено и принадлежало только ему одному.

На этот краткий миг она была чистым творением, нетронутым мыслями других.

На этот миг это было его творение, и только он понимал сердцем и душой его истинную ценность.

Ричард опустился на колени. Прижав резец ко лбу, он закрыл глаза, концентрируясь на завершающем штрихе.

– Клинок, будь точен сегодня.

Он надвинул на нос платок, чтобы не дышать пылью, и направил резец на метки на ровном месте, которое заранее подготовил как раз под трещиной. Ричард ударил молотком и начал вырезать на основании название статуи, чтобы его было видно всем.

Никки, стоя за углом дома, стоящего у поворота дороги, издали наблюдала, как Ричард покидает мастерскую, где ваял статую. Скорее всего он пошел за командой, которая потащит статую вниз. Он закрыл дверь, но не запер. Значит, он наверняка уходит ненадолго.

По всему склону холма трудился народ в самых разных мастерских. Мастера, от кожевенников до золотых дел мастеров, вносили свой вклад в непрерывный звон, скрип и скрежет, издаваемые всякими инструментами. Многие, проходя мимо Никки, одаривали ее одобрительными взглядами, но ее сердитый взгляд быстро охлаждал их пыл.

Как только Ричард исчез за углом кузницы, Никки тут же устремилась вниз. Она пообещала ему, что подождет, когда он закончил, прежде чем прийти посмотреть на статую. Она свое слово сдержала.

И все же Никки чувствовала себя неловко. Она не понимала, почему, но ощущение было такое, будто она явилась незваной в священное место. Ричард не приглашал ее прийти посмотреть. Он просил подождать, пока статуя не будет закончена. А поскольку статуя закончена, Никки не могла больше терпеть.

Никки не хотела смотреть на нее на площади, вместе со всеми. Ей хотелось оказаться с ней наедине. Ей было наплевать на Орден. Она не хотела стоять со всей толпой, с людьми, которые могли и не распознать истинную значимость этой статуи. Для нее это личное, и она хотела увидеть скульптуру одна.

Никки незаметно добралась до двери. Она огляделась по сторонам, но все были заняты своим делом. Открыв дверь, она проскользнула внутрь.

В помещении было темно, стены оказались черными, но стоящую там статую прекрасно освещал льющийся с потолка свет. Никки не смотрела на статую, не отрывала глаз от пола, она быстро обошла большой камень, чтобы в первый раз увидеть статую спереди.

Дойдя до нужного места она повернулась, сердце бешено стучало.

Взгляд Никки медленно скользил вверх, охватывая ноги, одежду, руки и тела обоих людей, до самых лиц. И ей показалось, что огромный кулак сжал ей сердце.

То, что было в глазах Ричарда, обрело существование в этом прекрасном мраморе. Видеть это воплощенным целиком и полностью было подобно удару молнии.

В этот миг вся ее жизнь, все, что когда-либо с ней происходило, все, что она когда-то видела, слышала или делала, обрушилось на нее одновременно шквалом эмоций. Никки вскрикнула от боли, пораженная красотой статуи и еще больше пораженная красотой того, что эта статуя воплощала.

Ее взгляд упал на надпись, вырезанную на каменном основании.

ЖИЗНЬ.

Никки, заливаясь слезами, рухнула на пол, охваченная чудовищным стыдом, ужасом, отвращением. И внезапным ослепляющим пониманием.

…и чистой радостью.

Глава 65

Вернувшись обратно, Ричард укрыл статую тонким льняным покровом до предстоящей на следующий день церемонии освящения дворца, а потом помог Ицхаку с бригадой людей, знакомых ему по стройке, начать медленный процесс спуска скульптуры вниз, на дворцовую площадь. К счастью, дождей уже несколько дней не было, и почва была твердой.

Ицхак, отлично знакомый с подобного рода работой, прихватил смазанные жиром деревянные салазки, которые подложили под деревянные рельсы, поддерживающие деревянную платформу, на которую водрузили статую, чтобы лошадям было легче тащить все это сооружение по земле.

Склон холма был весь белый от мраморной пыли и осколков, и статуя была значительно легче, чем когда-то весь камень целиком. Виктору в свое время для перевоза мраморной глыбы пришлось нанимать специальный фургон. Статую же на фургоне перевозить было нельзя, поскольку она требовала куда более бережного обращения.

Все время перевозки Ицхак, размахивая красной шляпой, выкрикивал команды, предупреждения и молитвы. Ричард знал, что его статуя в надежных руках. Помогающие при транспортировке люди тоже заразились нервным напряжением Ицхака. Они чувствовали, что перевозят что-то очень важное, и им это нравилось. Перевозка статуи от кузницы до ступеней дворцовой площади заняла практически весь день.

Мужчины выровняли землю перед ступеньками, чтобы не было выступа. Упряжку из десяти лошадей завели за колонны. Через оконные и дверные проемы протащили длинные крепкие канаты и закрепили таким образом каменное основание, чтобы ровно затащить вверх по ступеням. На ступени положили деревянный настил, который перемещали по мере продвижения статуи вверх по лестнице. Помимо лошадей за канаты тянули еще десятки людей под руководством Ицхака. Дюйм за дюймом статуя вползала по ступенькам.

Ричард едва мог наблюдать за процессом. Если что-то пойдет не так, весь его труд разлетится на куски. Трещина уничтожит статую. Он улыбнулся, осознав, насколько глупо волноваться по поводу того, что доказательство его преступления перед Орденом может оказаться уничтоженным.

Когда камень наконец благополучно добрался до площади, под платформу насыпали песок и лишь потом убрали салазки. Затем осторожно стащили платформу с горы песка. Ну а перетащить статую с платформы на саму площадь было уже относительно просто. Наконец мрамор встал на мрамор. Рабочие с помощью обмотанных вокруг основания канатов дотащили скульптуру до места назначения в самом центре площади.

Когда все закончилось, Ицхак встал рядом с Ричардом, промокая лоб своей красной шляпой. Статуя и солнечные часы были укрыты белым покровом, поэтому Ицхак по-прежнему не мог ее видеть. И все же он чувствовал, что перед ним стоит что-то очень значительное.

– Когда? – только и спросил Ицхак.

Ричард понял.

– Точно не скажу. Брат Нарев освятит дворец завтра, в присутствии официальных лиц, специально прибывших сюда, чтобы увидеть, на что ушли отнятые ими у народа деньги. Думаю, завтра представители власти вместе со всеми остальными, кто придет на церемонию, увидят одновременно и статую, и дворец. Это всего лишь очередная демонстрация того, как видит Орден место человека в этом мире. Не думаю, что они будут устраивать специальную церемонию открытия статуи или что-то в этом роде.

Судя по тому, что Ричарду довелось слышать, церемония эта имела для Братства Ордена огромное значение. Огромные затраты на строительство дворца, помимо колоссальных затрат на ведение войны, требовали обоснования. Нужно было показать народу, оплачивающему все это не только потом, но и кровью, куда идут деньги. Братство Ордена правило посредством Имперского Ордена и вынужденно сотрудничало со всякими жестокими мерзавцами, действовавшими с полного одобрения Ордена. Эти костоломы уничтожали тела тех, кто осмеливался восстать, а Орден хотел уничтожить саму идею такого рода восстания еще до того, как та успеет распространиться, потому что именно такие идеи наиболее опасны.

Для этой цели было очень важно вдохновить чиновничество, этих исполнителей тирании Ордена. Ричард полагал, что послушники поведут приехавших с периферии чиновников на экскурсию: показать им эти изображения человеческой низменности, стоявшие вдоль тысячефутовой стены, чтобы те не забывали отдавать по назначению деньги, конфискованные с помощью меча – меча, которым размахивали с благословения Ордена. Этим мелким чиновникам разрешалось урывать свою долю за верную службу Ордену, но, без сомнения, им надо было весьма доходчиво втолковать, чтобы не зарывались.

Братство Ордена, как любой аристократический правитель, правило, используя метод подавления народа, что осуществлялось либо моральным устрашением, либо физической расправой, либо тем и другим одновременно. Тирании необходима постоянная напряженность, дабы иллюзия справедливой власти не улетучилась от гнусных деяний и палачей не скинули народные массы, многократно превосходящие их по численности.

Поэтому-то Ричард знал, что не может повести народ за собой. Не мог же он в самом деле дубинкой вколачивать им понимание, что бить дубинкой нехорошо, потому что жизнь каждого из них имеет огромную ценность, тогда как Орден вколотил в них покорность, сперва заставив поверить, что их жизнь не представляет собой никакой ценности. Свободным народом не правят. Свободу сначала нужно научиться ценить, а лишь потом требовать.

– Судя по тому, что я слышал, событие будет грандиозное, – заметил Ицхак. – На освящение императорского дворца народ стекается со всех сторон. Город забит приезжими.

Рабочие, помогавшие устанавливать статую, вернулись на стройку. Ричард огляделся по сторонам.

– Удивляюсь, что никто из чиновников не пришел заранее посмотреть на дворец.

– Они все на сборище Братства Ордена, – отмахнулся шляпой Ицхак. – В центре Алтур-Ранга. Большое дело. Еда, выпивка, речи. Ты ведь знаешь, насколько Орден обожает всякие сборища. Тоска смертная, надо полагать. Насколько мне известно о такого рода посиделках, чиновники будут слушать о нуждах Ордена и об их долге заставлять народ жертвовать на эти самые нужды. Братья всех их держат в узде.

Что означает, что братья тоже заняты. Слишком заняты, чтобы заявиться на стройку для проверки какой-то там статуи, что изваял какой-то там раб. Статуя Ричарда значения не имеет. Это всего лишь отправная точка для государственной экскурсии вдоль многих миль стен с бесчисленными изображениями великого дела Ордена, осуществляемого Братством Ордена под руководством Нарева.

Если официальные лица и братья были слишком заняты, чтобы прийти сюда сегодня, то горожане – нет. Большинство скорее всего придет завтра на торжество, но сперва они хотели сами посмотреть дворец, без всяких скучных речей, которые наверняка будут завтра звучать на протяжении всей церемонии. Ричард наблюдал, как люди переходят от одного скульптурного изображения к другому, с перекошенными от огорчения лицами.

Охранники держали народ на почтительном расстоянии, не позволяя войти в лабиринты комнат и коридоров, уже закрытых верхними этажами, а кое-где и крышей. Теперь, когда статую водрузили на место, стражники двинулись, чтобы очистить вход во дворец.

За последнюю неделю Ричард спал от силы несколько часов. И теперь, когда статуя уже стояла на месте, на него навалилась усталость. После тяжкого труда практически без сна и без пищи он готов был рухнуть прямо там, где стоит.

Из длинных теней вынырнул Виктор. Некоторые рабочие уже уходили, но остальные пробудут на работе еще несколько часов. Ричард только сейчас понял, что на транспортировку статуи ушел почти весь день. Горячка работы закончилась, и теперь взмокшая от пота рубашка казалась ледяным панцирем.

– На-ка. – Виктор протянул Ричарду кусок лярда. – Съешь. В честь того, что ты закончил.

Поблагодарив друга, Ричард с жадностью проглотил лярд. Голова раскалывалась. Он сделал все, что мог, чтобы показать то, что народу необходимо увидеть. Но с окончанием работы Ричард вдруг ощутил себя потерянным. Он понимал только, как ему ненавистно, что работа закончена, что у него больше нет благородного занятия. Оно давало ему силы жить дальше.

– Ицхак, я едва на ногах стою. Сможешь меня немного подвезти на своем фургоне?

Ицхак хлопнул Ричарда по плечу.

– Пошли, поедешь сзади. Уверен, Йори возражать не будет. Хотя бы часть пути он тебя провезет. А я должен оставаться здесь, приглядывать за фургонами и лошадьми.

Ричард поблагодарил улыбающегося Виктора.

– Утром, друзья мои, когда станет совсем светло, мы снимем покров и увидим красоту в последний раз. А потом… Ну, кто знает…

– Значит, завтра, – лукаво рассмеялся Виктор. – Сомневаюсь, что усну нынче ночью.

Казалось, на Ричарда навалилась усталость всех последних месяцев. Он забрался сзади в фургон Ицхака и пожелал тому спокойно ночи. Ицхак ушел, а Ричард, свернувшись калачиком, уснул прежде, чем пришел Йори. И даже не почувствовал, как фургон тронулся в путь.

Никки наблюдала, как Ричард уходит с Ицхаком. Она хотела сделать все по-своему. Хотела сделать это сама. Хотела внести что-то стоящее.

Только тогда она сможет посмотреть ему в глаза.

Никки знала совершенно точно, как Орден отреагирует на статую. Они сочтут ее угрозой. И не допустят, чтобы народ ее увидел. Орден уничтожит ее. И никто об этом даже не узнает.

Ломая пальцы, Никки прикидывала, как ей подступиться к этому делу. С чего начать. И тут ее осенило. Она уже бывала у него. Он помог Ричарду. Он друг Ричарда. Никки понеслась по стройке и вверх по холму.

Она совершенно выдохлась, пока добралась до кузницы. Мрачный кузнец складывал инструменты. Он уже загасил угли в печи. Запахи, предметы, даже металлическая пыль и сажа вызвали у нее радостное воспоминание об оружейном заводе отца. Теперь-то она понимала то выражение в глазах отца. Она сомневалась, что отец сам его полностью понимал, но она-то теперь понимала! Кузнец мрачно поглядел на нее, когда она ворвалась в кузницу.

– Господин Касселла! Вы мне нужны!

Тот нахмурился еще сильней.

– В чем дело? Почему вы плачете? Что-то с Ричардом? Они его…

– Нет. Ничего такого. – Никки схватила его за могучую руки и потянула за собой. Это было все равно что пытаться сдвинуть скалу. – Пожалуйста! Пойдемте со мной! Это важно!

– Но мне надо все убрать на ночь, – обвел он свободной рукой кузницу.

Никки снова дернула его за руку. Слезы щипали ей глаза.

– Ну пожалуйста! Это очень важно!

Он провел рукой по лицу.

– Ну, тогда показывайте дорогу.

Никки чувствовала себя несколько глупо, волоча за руку здоровенного кузнеца. Он спросил, куда они, собственно, направляются, но Никки не ответила. Она хотела добраться, пока не стемнело.

Добравшись до площади, они обнаружили, что наверху ступеней патрулируют стражники и на саму площадь не пускают. Никки заметила поблизости Ицхака, загружавшего в фургон длинные жерди. Никки окликнула его, и Ицхак подбежал к ним.

– Никки! В чем дело? Вы жутко выглядите…

– Я должна показать вам обоим статую. Сейчас же.

Взгляд Виктора потемнел.

– Ее откроют завтра, когда Ричард…

– Нет!!! Вы должны увидеть ее сейчас!

Ицхак, чуть наклонившись к Никки, тихонько проговорил:

– Мы не можем туда попасть. Там охрана.

– Я могу. – Никки сердито вытерла слезы. Ее голос снова приобрел властные интонации – те самые властные и суровые интонации, с какими она выносила приговор бесчисленным жертвам и отправляла людей на смерть. – Ждите тут.

Оба мужчины отшатнулись под ее угрожающим взором.

Никки выпрямилась и вздернула подбородок. И снова стала сестрой Тьмы.

Никки размеренным шагом пошла по ступенькам, словно дворец принадлежал ей. Так и было. Она – королева рабов. И эти люди – ее подчиненные.

Она – госпожа Смерть.

Охранники воинственно приблизились к ней, чувствуя, что эта женщина в черном представляет собой угрозу. Но не успели они и рта раскрыть, как Никки заговорила первой.

– Что вы тут делаете? – прошипела она.

– Что делаем? – переспросил один. – Охраняем императорский дворец, вот что мы делаем.

– Как ты смеешь пререкаться со мной? Ты знаешь, кто я?

– Ну… вообще-то нет…

– Госпожа Смерть. Может, тебе доводилось слышать обо мне?

Все двенадцать стражников застыли. Никки видела, как их глаза снова оглядывают ее черное платье, потом светлые волосы и синие глаза. И по их реакции на увиденное Никки было очевидно, что ее репутация бежит впереди нее. Не давая им рта раскрыть, она заговорила снова:

– Что, по-вашему, тут делает супруга императора Джеганя? Вы считаете, что я прибыла без моего господина? Конечно же, нет, вы, сборище идиотов!

– Император… – выдохнули одновременно несколько голосов в полном шоке.

– Совершенно верно. Император прибывает на завтрашнюю церемонию освящения. Я прибыла, чтобы сначала самой ознакомиться, и что я обнаружила? Идиоты! Стоите тут, заткнув уши пальцами, когда вам давно следует отправиться поприветствовать императора, который прибудет в город буквально через несколько часов!

Глаза стражников полезли на лоб.

– Но… Нам никто не сказал! Когда он прибывает? Нас не проинформировали…

– И вы всерьез полагаете, что столь важная персона, как Джегань, хочет, чтобы о его местонахождении узнал каждый окрестный убийца? А если в окрестностях бродят убийцы, пока вы, идиоты, торчите здесь?!

Охранники дружно поклонились.

– Откуда? – спросил сержант. – Откуда прибывает Его Превосходительство?

– Он прибывает с севера.

Сержант облизнул губы.

– Но… Но по какой дороге? Есть много путей…

Никки подбоченилась.

– Вы считаете, что Его Превосходительство заранее объявит о своем маршруте? Да еще таким, как вы? Если будет охраняться только одна дорога, то убийцы поймут, откуда ждать императора, не так ли? Должны быть взяты под охрану все дороги! А вы вместо этого торчите тут!

Солдаты, лепеча оправдания, принялись кланяться, горя желанием отправиться исполнять свой долг, но не зная, куда им идти.

Никки, скрипнув зубами, подалась к сержанту.

– Отведи своих людей на одну из северных дорог. Немедленно. Это твой долг. Все дороги должны быть взяты под охрану. Выбирай любую!

Солдаты, непрерывно кланяясь, расступились. Отойдя от нее буквально на несколько футов, они понеслись сломя голову. Никки смотрела, как по пути они прихватывают собой других стражников.

Как только солдаты испарились с площади, Никки повернулась к обоим ошарашенным мужчинам. Они вместе поднялись по ступенькам, которые теперь никто не охранял. Некоторые из тех, кто пришел посмотреть на скульптуры у стен, услышав вопли, повернулись посмотреть, что это она делает. Коленопреклоненные женщины, молившиеся перед изображенным в камне Светом, падающим на неправедных людей, оглядывались через плечо.

Едва Виктор с Ицхаком добрались до площади, как Никки развязала веревки, схватила покров обеими руками и сдернула со статуи.

Они застыли.

Полукружье стен вокруг площади было заполнено изображениями человеческой ничтожности. Повсюду вокруг человек был изображен маленьким, ничтожным, деформированным, никчемным, безмозглым, жестоким, хищным, алчным, мерзким и грешным. Он был изображен навечно раздираемый потусторонними силами, контролирующими каждый аспект его жалкого существования, существования в котле неизбывного зла, когда смерть – единственное спасение.

Те, кто обрел добродетель в этом мире, под защитой Света Создателя, выглядели безжизненными, лица у них пустые, безвольные, тела, как у высохших трупов. Они смотрели в мир пустым, без единой искорки мысли взглядом, а вокруг них плясали крысы, под ногами извивались змеи, а над головой вились стервятники.

И в центре этого водоворота искалеченной жизни, этого убожества и ничтожества гордо возвышалась во всей своей сияющей красоте изваянная Ричардом статуя.

Она была сокрушительным приговором всему, что было вокруг нее.

Казалось, окружавшее статую убожество и уродство потеряло всю свою значимость. Уродливые скульптуры на стенах, казалось, кричат о своей лживости перед лицом этой совершенной красоты и истины.

Две возвышающиеся в центре площади фигуры являли собой воплощение гармонии и красоты. Фигура мужчины демонстрировала гордую мужественность. Фигура женщины, хоть и одетая, не оставляла никаких сомнений в своей женственности. И оба воплощали собой красоту человеческого тела как чувственного, благородного и невинного. Казалось, что окружающее убожество отшатнулось в ужасе перед этой благородной чистотой.

Более того, изваянная Ричардом статуя демонстрировала волю, целеустремленность и мудрость. Это была манифестация человеческой силы, способностей и воли. Это была сама жизнь. Это было воплощение свободной воли человечества.

Это было в точности то, что гласило единственное слово на основании:

ЖИЗНЬ

Это была жизнь, какой она должна быть: гордая, разумная и свободная.

Это было воспеванием индивидуума, благородства человеческого духа.

Все изображения на стенах предлагали смерть.

Эта же статуя предлагала жизнь.

Виктор и Ицхак плакали, упав на колени.

Кузнец, протянув к статуе руку, смеялся сквозь слезы.

– Он сделал это! Сделал то, что обещал! Плоть в камне. Величие. Красоту.

Люди, пришедшие посмотреть на другие скульптуры, теперь начали собираться к центру площади. Они смотрели широко раскрытыми глазами, многие впервые видели изображение человека как воплощение добра. В статуе была такая убеждающая сила, что это сводило на нет все изображенное на стенах. А то, что ее изваял человек, лишь подчеркивало заключенную в ней истину.

Многие зрители смотрели с тем же озарением, что снизошло на Никки.

Скульпторы забросили свою работу и прибежали посмотреть на статую. С лесов спустились каменщики. Штукатуры побросали ведра с раствором. Возницы забыли о своих лошадях. Землекопы побросали лопаты. Народ стекался со всех сторон к возвышавшейся на площади статуе.

Толпа росла и росла. Человеческий поток обтекал статую, люди глазели, разинув рты. Многие, плача, падали на колени, но плакали они от радости. Многие, как кузнец, смеялись сквозь слезы счастья, заливающие их радостные лица. Очень немногие в страхе закрывали глаза.

Осмыслив увиденное, народ помчался привести других. Вскоре с холма начали спускаться мастеровые. Мужчины и женщины – те кто пришел посмотреть строительство – теперь побежали домой, они хотели, чтобы и их ближние посмотрели на то, что стоит на дворцовой площади.

Это было нечто, чего подавляющее большинство этих людей не видели ни разу в жизни.

Прозрение для слепца.

Вода для жаждущего.

Жизнь для умирающего.

Глава 66

Кэлен достала карту и спокойно сверилась с ней. Трудно сказать наверняка. Она осмотрела соседние дома на той же улице и заметила, что остальные дома в куда более плохом состоянии.

– Ну, и что ты думаешь? – тихо спросила Кара.

Кэлен сунула карту обратно под тулуп и поддернула его на плечах, чтобы не торчала рукоятка меча Ричарда. Собственный меч был спрятан под плащом. По крайней мере хоть солнце только-только зашло.

– Не знаю. Скоро стемнеет. Думаю, есть только один способ убедиться.

Кара покосилась на прохожих. Жители этого города были просто на удивление нелюбопытными. Лошадей они оставили за городом, так что быстро удрать в случае чего не удастся. Но общее равнодушие местных жителей несколько уменьшило опасения Кэлен.

Они с Карой решили быть как можно неприметней. Ей казалось, что они будут выглядеть как надо в обычной дорожной одежде, но в такой дыре, как Алтур-Ранг, им обеим оказалось практически невозможным оставаться незамеченными. Задним числом Кэлен пожалела, что они не выбрали времени подобрать себе какие-нибудь лохмотья. Кэлен чувствовала, что они с Карой столь же неприметны, как пара размалеванных шлюх на деревенской ярмарке.

Кэлен решительно поднялась по ступенькам, словно знает, куда идет и зачем. Кара последовала за ней. Коридор внутри оказался чистым. И пахло свежевымытыми деревянными полами. Кэлен направилась к ближайшей двери справа. Дальше по коридору виднелась лестница. Если это тот самый дом, то здесь должна быть нужная им дверь.

Оглядевшись по сторонам, Кэлен тихонько постучала. Никакого ответа. Она постучала опять, посильней. Подергала за ручку. Заперто. Еще раз проверив коридор, Кэлен достала кинжал и отжала замок. Схватив Кару за рукав, она втащила ее внутрь.

Внутри обе мгновенно встали в боевую стойку. Но в комнате никого не оказалось. Первое, что увидела Кэлен, – это два матраса. А потом увидела мешок Ричарда.

Опустившись на колено в дальнем углу, она раскрыла мешок и увидела внутри его вещи. Облачение боевого чародея лежало на самом дне. Со слезами на глазах Кэлен прижала мешок к груди.

Она не видела его больше года. Чуть не половину того времени, что она с ним знакома, он был вдали от нее. Казалось, что она больше не выдержит ни одного лишнего мгновения.

Вдруг Кэлен услышала шум. Кара схватила за руку размахивающего ножом юнца. Плавным движением морд-сит заломила ему руку за спину.

– Кара! Нет! – вскинула руку Кэлен.

Скорчив кислую мину, Кара убрала эйджил от горла паренька. Глаза парня округлились от страха и возмущения.

– Воровки! Вы воровки! Это не твое! Положи на место!

Кэлен подошла к парню, жестом велев не орать.

– Ты Камиль или Набби?

Юноша удивленно заморгал. Облизнув губы, он оглянулся на возвышавшуюся позади него женщину.

– Я Камиль. А кто вы? Откуда вы знаете мое имя?

– Я друг. Гейди сказал мне…

– Значит, никакой вы не друг!

Прежде чем он успел позвать на помощь, Кара закрыла ему рот рукой.

Кэлен цыкнула на парня.

– Гейди убил одного нашего друга. После того, как мы поймали его, Гейди поведал нам твое имя.

Увидев, что паренек буквально сражен этой новостью, Кэлен жестом велела Каре убрать руку.

– Гейди кого-то убил?

– Точно, – ответила Кара.