Делай все наоборот Калинина Дарья

– За это можете не беспокоиться, – нехотя утешил меня Никитин. – У него на голове под волосами скрыта огромная рана и на шее следы удавки, и умер он по крайней мере за пару часов до рассвета, если не раньше. Если то, что вы говорите, правда, то убийца дождался рассвета, устроил убитого на кресте и укатил в противоположном направлении.

При этих словах по его лицу промелькнула тень. Во всем этом явно было что-то такое, что неплохо укладывалось в нашу версию и что отнюдь не радовало Никитина. Он стал совсем хмурым. Видя это, я решила немного утешить его и рассказать о том, что мне было хорошо известно, а именно, как ключи от «Ауди» Игоря оказались у нас. Против всякого ожидания, Никитин совсем не обрадовался. Он начал как-то странно пыхтеть и менять окраску.

– Не понимаю, чего вы так злитесь, – сказала на прощание вконец обнаглевшая и потерявшая всякий страх Мариша. – Мы вам правду рассказываем. Игорь сам дал нам ключи.

Никитин только рукой махнул. Ключи, «Ауди» и Игорь его, похоже, больше не интересовали.

Выйдя из милиции, Мариша крупным аллюром понеслась к рынку. Я догнала ее уже на полпути, возле газетного киоска, где она расплачивалась с продавцом за подробную карту района. По какой-то причине, может быть, чтобы не терять зря времени, Мариша все тем же аллюром бросилась к кустам, спрятавшись за которыми мы и разложили карту прямо на траве, а чтобы она не улетела, устроились прямо на ней, благо размером она была с одеяло.

– Смотри, – Мариша увлеченно ползала по карте, – вот та деревня, где на нас под утро спустили овчарку, а вот та реставрируемая часовенка, она отмечена крестиком. Значит, хутор должен быть буквально в десяти-пятнадцати километрах к югу. По крайней мере, дорога ведет только туда.

– Но в любом случае, – подхватила я, перемещаясь в другой конец карты, – убийца должен был вернуться к себе вот по этой дороге. Куда она ведет?

– В Ульяновку, а потом к райцентру, но до него далековато, за одну ночь не управишься. И то и другое – большие села, а между ними малые деревеньки и хутора, и в каждом из них мог укрыться преступник.

– Что там в этой Ульяновке такого, что выбило Никитина из колеи? – сокрушенно спрашивала меня Мариша.

Я ползала по карте, выглядевшей как небольшое одеяло, не находила там ничего примечательного и, пока гром не грянул, не замечала опасности.

– Даша, бежим! – скомандовала глазастая Мариша. – К нам мчится Игорь, и он не в том настроении, чтобы с ним общаться.

Со слабой надеждой, что меня обманывает слух, я подняла глаза и убедилась, что надежда моя напрасна. К нам действительно приближался Игорь, снова чем-то недовольный. Правда, девушки рядом с ним сегодня не наблюдалось, но даже это меня не утешило. Мы подскочили, словно нас подбросило пружиной, и кинулись в сторону торгового центра. Не то чтобы мы очень торопились, но карту свернуть не успели, оставив валяться на земле. Впрочем, она пролежала недолго, ветер подхватил ее и швырнул прямо в Игоря. Ему это не прибавило хорошего настроения, он выругался и прибавил шагу. Сомнений не было, он хотел с нами пообщаться.

– Главное – успеть войти вовнутрь, там он нас не найдет.

Мы быстро поднялись на второй этаж. Выбор товаров в магазине был невелик, спрятаться среди них не было ну никакой возможности! Я просто глазам не поверила, что здесь может быть так пустынно. Спартакиады и прочие спортивные состязания, требующие простора, можно было проводить в этом помещении, а не прятаться от разгневанного мужика. После метаний по этажу мы оказались в отделе игрушек, где не было практически никаких игрушек, и только в центре гордо высилась самая настоящая избушка на курьих ножках, выполнявшая роль декора. Она выглядела добротно сделанной, внутренняя обивка у нее была из какого-то пушистого материала, что только прибавило нам уверенности в правильности выбранного пути, да и сама избушка оказалась достаточно вместительной, чтобы укрыться в ней вдвоем и чувствовать себя там прекрасно. Сделали мы это как нельзя кстати, потому что буквально через минуту в отдел влетел пышущий жаром Игорь. Стремительным шагом он миновал наше укрытие и, не задерживаясь, пошел дальше.

– Посидим еще немного, – предложила я на всякий случай, и случай этот возник в персоне Лешего.

В глубокой задумчивости он прошел мимо пустого прилавка и остановился возле нас.

– Как твои дела? – подала я голос, едва он встал на якорь.

Леший подпрыгнул на месте и вытаращился на меня, выглядывающую из окошка избушки на курьих ножках.

– Ой, это ты! – обрадованно воскликнул он.

Не знаю, кого он ожидал увидеть. Судя по его испугу, настоящую Бабу Ягу и, должно быть, в обществе Кощея Бессмертного, потому как на Василису Премудрую Мариша никак не тянула, а Змей Горыныч только что покинул сцену.

– А я тут не одна, а с подружкой, – загадочно проворковала я. – Хочешь к нам?

Конечно, он хотел. Как только разглядел Маришу, сразу же и захотел. Он забрался к нам, и стало чуточку душно и тесно, но не настолько, чтобы вернуться в мир, полный опасностей.

– Леший, – умильно проговорила Мариша, – почему тебя не задержали вместе с нами?

– Потому что майор родной брат моей матери, – неохотно признался Леший.

– Никитин – твой дядя? – ахнула Мариша и тут же переменила тему: – А что ты знаешь про Ульяновку?

– Обычное село, – равнодушно ответил Леший, почесывая живот, и добавил: – Только там живут исключительно баптисты. У них и школа своя, и церковь, и больница. Верней, не церковь, а молельный или молитвенный дом, но это неважно.

Мы с Маришей многозначительно переглянулись и спросили:

– А как туда можно добраться?

– Автобус через час ходит, и ехать всего сорок минут.

Мне эта близость к месту пребывания предполагаемого убийцы очень не понравилась, но Марише, похоже, было все равно. Она собралась что-то сказать, но раздались шаги, и мы все, как по команде, затихли. Никому из нас не хотелось попасться на глаза покупателям. Это снова оказался Игорь. Переждав несколько минут для безопасности, мы выпихнули Лешего из домика, потому что он мешал нам пройти, и выскочили из магазина. «Ауди» Игоря поблизости не наблюдалось, и мы рванули на автовокзал.

Нам повезло, автобус отходил через полчаса. У нас хватило времени, чтобы пообедать. Мариша взяла котлету с макаронами, а я рыбу под майонезом. Выглядела она великолепно, вся была залита густым соусом, посыпана укропом и аппетитно румянилась. Мариша грустно жевала резиновые макароны и зеленоватую котлету и втайне завидовала, но от всех моих предложений по-братски, вернее, по-дружески поделить наш обед отказывалась.

Мы сели в автобус, и уже буквально через четверть часа меня начало мутить. Сначала я приписала это поездке, но, ступив на твердую почву, я не только не стала чувствовать себя лучше, а наоборот. Перед глазами плыли круги, и желудок просто разрывался от боли.

– Тебе надо к врачу, – заботливо сказала Мариша. – Я найду машину.

Мне пришлось кивнуть и присесть под каштаном, от души радуясь, что не поделилась с Маришей рыбой. Страшно подумать, что бы мы делали в незнакомом месте, отравившись одновременно. Мариша отсутствовала довольно долго, и я уже начала опасаться, что она заблудилась или забыла, где меня оставила, как вдруг рядом взвизгнули колеса «Скорой помощи» и Маришин голос с торжеством произнес:

– Вот она, а вы мне не верили. Видите, как ей плохо.

Причем, когда она произносила последнюю фразу, я что-то не заметила, чтобы сочувствия в ее голосе прибавилось. Меня заботливо запихнули в машину, и мы поехали. В больнице мне сообщили, что есть рыбу, выловленную из Десны ниже плотины, нельзя ни под каким соусом, да и просто жареную тоже не стоит. Никто не знает, что с ней там происходит, но мне еще здорово повезло, что выжила, а не потому, что попала к ним. Лекарств у них все равно нету, поэтому я могу рассчитывать только на свои силы и капельницу с физраствором, который у них остался еще со времен Союза, то есть раствора у них было много, и лежать я могла долго. Меня положили в маленькую палату, где, кроме моей, стояла еще одна кровать, ввели в вену иглу и оставили до утра.

Первое, что я увидела утром, были огромные васильковые глаза в обрамлении густых ресниц. Глаза украшали нежное девичье личико.

– Тебе лучше? – спросила миниатюрная обладательница этих чудесных глаз и прибавила: – Тебя всю ночь тошнило, ты наркоманка?

– Я рыбой отравилась, – ответила я, но, по-моему, мне не поверили, так как девушка продолжила:

– Мои братья помогают таким, как ты. Очень многие выздоравливают и потом остаются жить с нами. Ведь в нашей общине царят покой и любовь, а в мире это большая редкость. Я бы хотела, чтоб ты осталась у нас, по крайней мере до тех пор, пока тебе не станет лучше. Ты ведь не местная? Должно быть, сам господь привел тебя сюда, не стоит перечить ему. Он привел тебя сюда и устроил так, чтобы и я оказалась рядом с тобой. В этом тоже видна его воля.

Я ничего, кроме неприятия моим желудком столовской пищи, в этом не видела. А девушка между тем продолжала:

– Мои братья помогут тебе найти бога, и ты не захочешь больше колоться.

– Я и так не колюсь, – ответила я ей, на мой взгляд, довольно терпеливо, но она почему-то вздрогнула.

Вообще-то девушка казалась мне славной, к тому же не очень навязчивой, что вообще редкость среди так называемых верующих. Поэтому я и рискнула вступить с ней в диалог. Авось повезет узнать что-нибудь про наших приятелей.

– Просто я ищу одного моего знакомого, – пояснила я ей. – Вот он – настоящий наркоман. Может, ты знаешь такого маленького и жирного парня, который дружит со Стасем Гриценко?

– Такого не видела, но Стася знаю, могу спросить у своих братьев про него, они должны знать. Ты зайдешь ко мне, как только тебя выпишут, и я расскажу все, что сумела узнать про друзей Стася.

Определенно налаживался полезный контакт, но в этот момент в палату ворвалась моя шумная Мариша и бросилась ко мне с изъявлениями восторга:

– Ах ты, старая метелка! – заорала она в упоении при виде меня. – Как ты меня напугала, бесстыдница. Думала, что больше нам вместе на гулянки не ходить, дрянь ты этакая.

Только вместо метелки, бесстыдницы, дряни и гулянок она употребила куда более крепкие выражения, заставившие мою новую подругу умерить свою нестерпимо розовую улыбку до приемлемо вежливой окраски и пойти к врачу за выпиской. Когда она вернулась, Мариши, к счастью, в палате не было. Я умолила ее сходить за соком. Ира, как, оказывается, звали девушку, светло улыбнулась и произнесла:

– Хорошо, что твоя подруга ушла, тебе совсем не надо сейчас видеться с нею.

Я с готовностью подписалась бы под каждым ее словом, а от себя могла добавить, что видеть мне мою Маришу не надо не только сейчас, но и знакомиться мне с ней в далеком детстве не надо было, и садиться за одну парту тоже, и общаться все школьные годы, когда она только и занималась тем, что втравляла меня в свои истории, не стоило. Но сил моих хватило лишь на то, чтобы слабо кивнуть.

– Вот, – сказала Ира, протягивая мне свернутую в четыре раза салфетку, – я написала свой адрес и нарисовала, как добраться до моего дома. Он только что покрашен в желтый цвет, его трудно перепутать. Мы живем вдвоем с бабушкой, она глуховата, но ты покричи, и она услышит.

Я лично сыта была по горло глухими бабушками, они не вызывали у меня больше симпатии, и я собиралась было отказаться, но ворвалась Мариша. В руках у нее была двухлитровая пластмассовая бутылка с надписью «Спрайт».

– Смотри, что я купила – настоящее яблочное вино. Крепленое и ароматное. Стояла за ним целый час, оно продается тут прямо из бочек, как у нас дома квас или молоко, представляешь? – вещала она и в полном упоении упрямо не замечала моих тоскливых взглядов.

– Какое вино! – пробормотала я. – Ты в своем уме? Я чудом не отправилась на тот свет, а ты мне наутро тащишь двухлитровую бутыль бормотухи. Ира, скажи хоть ты ей, – обратилась я к новой знакомой, но, к моему удивлению, ее в комнате уже не было. Исчезла, как эльф.

– Ушла, – удивленно отметила Мариша.

– Конечно, ушла, – сварливо сказала я, – любая нормальная девушка поспешит прочь, когда ты рядом, алкоголичка.

– А я приехала не одна, – сообщила Мариша, расположившись на моей кровати и отхлебывая мутную жидкость прямо из бутылки, подозрительно пахнущей бензином. – Сейчас придет Леший. Он меня на своем «Харлее» подвез.

– А где он?

– Под окном поставили, а что?

– Да не мотоцикл, а Леший где?

– А, он, – равнодушно махнула рукой Мариша. – Стоит за вином. Там, понимаешь, давали только по два литра в одни руки, а он как раз отходил за сигаретами, когда я брала. Ну, я и подумала, что раз вино такое дешевое, надо взять про запас. Вот и оставила его там стоять. Ты не бойся, он скоро будет.

Не успела я сказать, что совсем и не боюсь, как появился Леший с точной копией Маришиной бутылки, которую он тут же открыл. В палате резко усилился запах бензина. Мне тоже налили, и я с тоской поняла, что мне уже не отказаться от угощения. На запах никто внимания не обращал, я стала принюхиваться и внезапно поняла, что напала на след. Меня осенило.

– А откуда у вас эти бутылки? Вы что, тащили их с собой? – задала я вопрос, о коварной подоплеке которого мои друзья и не подозревали.

– Нет, конечно, – рассмеялась Мариша. – Леший нашел.

– И использовались они для хранения бензина, – заключила я.

– Ну и что? – искренне удивилась Мариша, которая с детства росла неприхотливой.

– Пахнет, – пояснила я ей.

– Это пустяки, – бодро сообщил Леший. – Можно сварить отличный глинтвейн. На огне бензин выпарится, мы добавим пряностей, сахара, и все будет отлично.

Так что день прошел приятно, меня отпустили прогуляться по больничному садику, сильно напоминавшему своей запущенностью джунгли. В самом его сердце я нашла Маришу и Лешего, которые все уже подготовили к варке глинтвейна. Мы уселись на пригнувшемся к земле стволе яблони и воздали должное кулинарным способностям Лешего. Напиток и в самом деле получился хорошим. Мы пили его несколько часов, а потом решили идти в гости к Ире. Я так чувствовала, что мои друзья просто минуты больше не смогут без нее прожить.

– Где салфетка? – спросила я, обыскав оба кармана своей больничной пижамы.

– Ой! – испугался Леший. – Я разжигал ею огонь и, кажется, сжег. Но не целиком! – поспешил воскликнуть он, увидев наши с Маришей лица.

На оставшемся клочке можно было разглядеть только название улицы и первую цифру дома.

– В конце концов, этого должно хватить. Не может быть тут нескольких улиц Ленина. Удивительно, что даже одна сохранилась, – сказала я, покончив с осмотром уцелевшего фрагмента салфетки.

Мы довольно скоро нашли эту улицу. Пришлось, конечно, поспрашивать. Я при этом стыдливо отходила в тень, так как сначала меня смущали взгляды прохожих, которые они кидали на мои полосатые штаны и просторную рубашку, но потом я привыкла и перестала обращать на это внимание. Только гулять в шлепанцах по улице Ленина было неудобно, так как она оказалась узким и пыльным тупичком, в котором играли детишки с внешностью малолетних преступников и их ручные животные. Шлепанцы увязали в пыли, и я постоянно останавливалась, чтобы выудить их оттуда.

В одну из таких остановок, нагнувшись над непослушной обувкой, краем глаза я заметила, как слева от меня мелькнула девичья фигурка, похожая на Ирину. Но она была в обществе дюжего парня, который ей что-то увлеченно рассказывал, и, похоже, девушке это было интересно. Так как Мариша и Леший ушкандыбали далеко вперед, а я сама броситься вдогонку за парочкой не могла – все из-за своих тапок, – то мне оставалось только заорать.

– Ира! – завопила я во всю силу своих легких, и хотя чувствовала я себя еще ослабевшей, но получилось хорошо.

Возившиеся в пыли дети замерли от восторга, а котята, щенки и цыплята бросились врассыпную. Девушка, на чье внимание я и рассчитывала, вздрогнула и обернулась. Это и в самом деле оказалась Ира, она сделала движение, чтобы пойти ко мне, но парень перехватил ее. Он что-то горячо стал шептать ей на ухо, и в результате его уговоров Ира не вернулась по тропинке ко мне, а только махнула рукой:

– Зайди утром, я кое-что узнала.

Этим обещанием и пришлось удовольствоваться. К тому времени, когда ко мне подоспели Леший с Маришей, на тропинке никого уже не было. Мы все-таки прошлись до Ириного дома, где и в самом деле нас встретила старушка, которую только такая любящая внучка, как Ира, могла назвать глуховатой. Бабушка была глуха как пень. Мы орали как оглашенные и даже исполнили пантомиму в трех лицах, представляющую меня, ее внучку и третьего неизвестного, чье имя хотелось бы узнать. Старушка смотрела с удовольствием и счастливо смеялась, но понять, о чем речь, отказывалась. Наконец один из местных мальчишек сжалился над нами, а может, ему просто надоело слушать повторяющийся речитатив про внучку и ее кавалера, но он сбегал в дом и притащил оттуда слуховой аппарат. С его помощью мы быстро установили контакт со старушкой, и она поведала нам, что Ира ушла. На этом месте мы все заскрежетали зубами.

Но потом бабушка напряглась и выдала пару интересных замечаний. Оказывается, Иру вызвал к себе Сам Елизар, который болеет уже несколько дней, а вот только ему получше стало, и он за Ирой послал. Слово «Сам» было произнесено подчеркнуто с большой буквы. Должно быть, на наших лицах не отразилось ожидаемого почтения, или, возможно, нам полагалось пасть ниц, а мы этого по незнанию не сделали, но бабушка сочла своим долгом разъяснить нам, кто такой этот Елизар. Он оказался главой всех баптистов района или чем-то в этом роде. Во всяком случае достаточно большим человеком, чтобы суметь заставить себя уважать.

Мы бы не постеснялись и сходили в гости к этому большому человеку, но старушка не знала адреса. Ее указаниям не было цены, но только для человека сугубо местного, и не просто местного, а прожившего в этом селе безвылазно все последние пять десятков лет. Потому что для нас ее объяснения вроде: «От сгоревшего курятника Вутенича, того, что прошлым летом перебрался в город к дочке, надо повернуть направо и, дойдя до рога, где до пожара была колонка, свернуть в проулочек за поленницей старой Явдошки».

Поэтому я вернулась в больницу, где все мне очень обрадовались, так как думали, что я сбежала вместе с их драгоценными штанами, а оказывается, я вернулась, и штаны тоже на мне, а Мариша с Лешим поехали обратно, причем Леший умудрился дважды потерять управление, пока делал круг на площади у меня перед окном. Мариша цеплялась за него изо всех сил и, кажется, ничего странного в манере своего друга вести мотоцикл не замечала.

На следующий день они вернулись за мной, чтобы идти в гости к Ире, и стало понятно, что как-то они все-таки умудрились доехать, и даже мотоцикл почти не пострадал. Иры дома не оказалось, она так и не возвращалась и дома не ночевала. Бабушкино почтение перед Елизаром сильно поуменьшилось со вчерашнего дня, и она от души поддержала наше стремление пообщаться с ним. Она даже проводила нас до его дома, но там нам сказали, что Он уехал в Германию по приглашению братьев, а Ира действительно вчера приходила, но ушла сразу же, а куда – никто не знает. Может быть, пошла к мужу?

Дело становилось все интереснее. Выплывали новые действующие лица и требовали к себе внимания. Ирин муж оказался дома и, несмотря на раннее время, был изрядно пьян и потому словоохотлив.

– Эта Ирка никакая мне не жена, – довольно сообщил он нам. – Разве жена бегает все время к бабке? Она со мной и не живет вовсе. Наши родители считали, что нам надо пожениться, и под это дело дарили дом и машину. Я и стал приставать к Ирке, чтоб соглашалась. Она согласилась, а после свадьбы – на попятный. Не понравилось, что свадьбу гуляли шесть дней, а потом еще и выходные прихватили. Я ее с тех пор в своем доме и не видел, а вот вчера заходила. Только не могу понять зачем. Спрашивала про каких-то наркоманов, которых я будто бы приглашал к себе. Но я ей так и сказал, что ничего не помню.

Двое наркоманов да еще вдобавок те, о которых спрашивала Ира, нас тоже заинтересовали чрезвычайно. Однако мы не спешили выказывать свой интерес. Ирин муж не выглядел человеком, склонным к чистому альтруизму, скорее он походил на прожженного делягу, которому опасно открывать свои карты, так как он неминуемо использует их в своих целях, и цели эти тоже будут далеки от альтруизма. Поэтому мы все, не сговариваясь, тщательно изображали полное равнодушие к его рассказу. Видя такое, он нет чтобы обидеться да замолчать – ничего подобного, полезные сведения просто полезли из него в устрашающих количествах. Он выложил нам всю подноготную своей супруги. По его словам оказалось, что в девицах она была и ничего, то есть когда он на ней женился, то не ожидал никаких эксцессов, а они не преминули последовать.

Во-первых, она ударилась в религию. Сам-то он тоже верующий, сказал муженек, опасливо косясь на внимающую Ирину бабушку, но надо же и предел знать, а она этот предел явно перешла. Потом она отказывалась стирать его носки, но это мелочи, он человек неприхотливый, может походить и в грязных, но вот в те несколько ночей, которые они провели под одной крышей, она отказывалась от всяких супружеских обязанностей, а это уже полное свинство. К тому же в эти самые ночи дома она не ночевала, а шаталась по округе по делам своей религиозной деятельности. Вернее, она так говорила, а на самом деле, он уверен, занималась грязным сексом со всякими вонючими нариками. Помощь она им оказывала, как же – знаем мы эту помощь. Тут Ирин муженек скорчил настолько скептическую рожу, что бабушка, до этого довольно хладнокровно слушавшая его, не выдержала и возмутилась:

– Что ты выдумал, паскудник! У самого полный дом шлюх, а про Иру гадости болтаешь. Дрянной ты мужик, от такого всякая сбежит, и никто ее не осудит.

Это мы с Маришей поняли уже и без ее слов. Но все равно приятно, когда кто-то поддерживает твое мнение, поэтому мы сомкнули ряды вокруг бабушки и всем видом показывали, что поддерживаем ее. Это вызвало странную реакцию мужа. Он заорал:

– Думаете, я не знаю, что внучка ваша к Елизару по ночам шастает, как он сюда явится, так она к нему. Вот и вчера я видел, как она зашла к нему перед ужином, да обратно я ее что-то не дождался. Часа три потерял возле его дома, кругами ходил, а ее не было – и все. Потом приятеля попросил покараулить, сбегал за мальком и снова ждал. Не выходила она от Елизара и не стеснялась тем, что жена его тоже была дома. Вот она какая, ваша внучка, – с торжеством закончил он.

Нас с Маришей его слова заставили призадуматься, так как у Елизара нам сказали прямо обратную вещь. Стало быть, кто-то лгал, и было очень похоже, что лгали люди Елизара, а также густо нарумяненная особа, которой полагалось быть его женой. Ирин муж производил впечатление оскорбленного в лучших чувствах человека, которому поведение жены нанесло удар в самое сердце, и ему не терпится поделиться своим горем с любым даже самым неподходящим слушателем.

К сожалению, он стал повторяться в своих обвинениях и жалобах, и слушать его было не столь занимательно, как вначале. Поэтому мы с Маришей поторопились откланяться и оставили его наедине с бабушкой, которой, кажется, было что ему сказать. Ее голос разносился по всей округе. Как глуховатый человек, она говорила излишне громко, и последние ее слова мы услышали уже, когда свернули за поворот.

– Напрасно ты про Иру говоришь, у них горе случилось, человека убили, а вот эти девочки видели, как его убивают, и тех, кто убивает, тоже видели. Они теперь их ищут.

– Представляешь, что делается, – говорила мне Мариша на обратном пути, который мы проделали в недавно и явно неудачно реанимированном автобусе. – Про нас теперь все знают благодаря стараниям Ириной бабушки. Надо рассчитывать на визит убийц, вряд ли они станут ждать нашего следующего шага. А твоя Ирка не простая штучка, надо было сразу же в нее вцепляться, а так – где ее теперь искать? Чего ты сразу не выложила, что она знала Стася?

– А ты мне дала хоть рот раскрыть? – возмутилась я, болезненно морщась от дребезжания автобуса, отдававшегося в моей голове так, что мне казалось, будто я чувствую все неровности дороги, а их – видит бог – было немало. – Ты на меня налетела со своим жаргоном да еще бутылкой с вином перед носом размахивала. Распространяла, одним словом, аромат порока, не говоря уж про запах бензина. Тебе надо быть более сдержанной, девушку, говорят, это красит.

За время обратной дороги до нашего, а точней, Игорева дома мне удалось внушить Марише правильный взгляд на случившееся, и, выходя из автобуса, она соглашалась со мной, что виновата исключительно сама в том, что нам не удалось побеседовать по душам с Ирой, когда такая возможность предоставлялась.

– Но кто мог знать, что эта твоя Ирка окажется такой важной особой, – посетовала вконец расстроенная Мариша, подходя к дому.

Настроение у нас так и не улучшилось, решительно сегодняшний день сделал все, чтобы вынудить нас расплачиваться за ошибки прошлого. Возле дома нас встречал Игорь, и его нельзя было, даже с натяжкой, назвать приветливым.

– Явились, – мрачно пробурчал он так, словно это вовсе и не он не показывался дома в течение двух дней, о чем мне было доподлинно известно со слов Мариши, которая две последние ночи, пока я валялась в больнице, баррикадировала мебелью двери и спала в страшной духоте при закрытых окнах, чтобы не оказаться посреди ночи наедине с Игорем, жаждущим объяснений. Но она могла бы и не дергаться, так как Игорь не появлялся.

– Я должен за вами бегать? – возмущался Игорь.

Бывают же такие люди, что всю душу из вас вынут, если у них плохое настроение. Игорь припомнил нам все наши прегрешения, не забыл ни одного пустяка, ни одной самой мелкой неприятности, которые он имел по нашей милости. Про угон своей драгоценной машины почему-то молчал, мы не сомневались, что он приберегает это на десерт, поэтому обед прошел в напряженном внимании. Мы ждали возложения на наши головы венца позора и жестокого приговора, но Игорь не торопился.

– До вечера из дома не выходить, – проинструктировал он нас.

Мы взвыли в один голос. Жара, сказали мы, жуткая, а машину свою он все равно получил обратно в целости и сохранности, так нельзя ли смягчить?

– Хорошо, – пробурчал Игорь. – Только в сад и под присмотром хозяйки.

При создавшейся ситуации это было по-божески, поэтому мы не рискнули спорить и пошли загорать под деревьями в садике. Там мы провели остаток дня, потом ужинали, потом кормили кур и смотрели, как хозяйка доит корову, потом снова ужинали. Поэтому в нашу комнату мы пришли, когда совсем уже стемнело.

– Приятно иногда разнообразия ради провести одну или две ночки мирно и в своей кровати, – выразила Мариша нашу общую мысль.

Я от души согласилась с ней и с блаженным вздохом забралась к себе под одеяло, протянула руку к тумбочке, на которой лежала моя книга, которую я уже целую неделю намеревалась прочесть, но времени все не хватало. Должно быть, с ней что-то было не в порядке, заклятие там какое-нибудь или нечто вроде того, препятствующее мне читать именно эту книгу. Потому что, стоило мне взять ее в руки, как бабочкой выпорхнул белый конверт и, кружась, опустился на пол. Томимая каким-то нехорошим чувством, я нагнулась под пристальным взглядом Мариши, подняла его, распечатала и достала из него бумажку. Она была исписана неровными строчками так, словно над ее составлением трудился сильно спешащий человек или у него не было под рукой подходящих письменных принадлежностей. Записка гласила:

«Даша, будь сегодня ближе к полуночи на городском кладбище. В милицию ни в коем случае не сообщайте. Объясню все при встрече. Это очень важно, я узнала, кто виноват в гибели Стася. Ира».

– Ну, что ты скажешь? – прервала Мариша затянувшееся молчание.

С тяжелым вздохом, и это было значительно безопаснее, чем как-то реагировать на ее вопрос, я все-таки ответила:

– Похоже, нам не удастся спокойно поспать этой ночью.

– Кто бы сомневался! – воскликнула Мариша. – Но я спрашиваю, что конкретно мы предпримем? Как тебе кажется, это письмо написала Ира? Это ее почерк? Ведь тут может быть ловушка, если написала не она.

– Откуда я могу знать, ее это почерк или нет, если ее саму я видела один раз и, сама понимаешь, никакой оживленной переписки мы не вели. И потом, ловушкой это может оказаться даже в том случае, если письмо написала она. Во-первых, ее могли вынудить написать его, а во-вторых, повторяю, я видела ее только один раз, а личная симпатия в таких делах не играет ровно никакой роли. Но я рада, что ты осознаешь опасность, возможно, это поможет тебе хоть на сей раз быть благоразумной девочкой. Надеюсь, ты не попрешься на кладбище к назначенному сроку?

Робкая надежда, прозвучавшая в моих словах, развеялась как дым при одном взгляде на пылающую опасным энтузиазмом Маришу. Мне было слишком хорошо знакомо это ее состояние, чтобы заранее не предсказать, что ничем хорошим для нас оно кончиться просто не может. Поэтому, решив предпринять все доступные мне шаги для собственного спасения, я сказала:

– Мы должны показать эту записку Никитину. Все-таки он профессионал и лучше разбирается во всяких таких делах.

– Ты что, не понимаешь, – заголосила Мариша, перекрывая надрывающихся южноамериканских страдалиц в соседней комнате, – у нас не получится по времени. Чтобы найти Никитина, втолковать ему, в чем дело, и вернуться обратно, у нас уйдет куда больше часа, а сейчас уже и так ближе к полуночи, то есть сейчас самое время отправляться на кладбище.

Я в корне была с ней не согласна. На мой взгляд, время для прогулок по кладбищу было самое неподходящее. Ладно бы еще мое родное кладбище, я имею в виду то, где покоятся мои любимые бабушки и дедушки. Тогда еще можно было бы как-то оправдать свою безумную ночную вылазку тем, что меня внезапно потянуло на их милые могилки, а так как человек я компанейский, то захватила с собой и подружку. Но шататься среди могил, в которых лежат совершенно посторонние покойники, которые вряд ли будут рады нашему визиту, просто верх неприличия. И это еще если не принимать во внимание, что на кладбище нас будет поджидать засада из невероятно расплодившихся в этих краях наркоманов, жаждущих покончить с нами раз и навсегда. Нет, ни о каких ночных визитах без санкции на то Никитина и речи быть не может.

Только я собралась довести свои соображения до слуха Мариши и даже открыла для этого рот, как обнаружилась странная вещь. Мариши в комнате не было! Мгновение назад была, а теперь пропала, растворилась, и, стало быть, свое мнение я преспокойно могла оставить при себе. Меня это почему-то не обрадовало, и я стремительно бросилась за ней следом. Догнала уже во дворе, где она стягивала с веревки белые в мелкий горошек хозяйские простыни.

– Что ты делаешь? – спросила я, будучи в полной прострации от того, что в начале двенадцатого ночи Мариша решила заняться хозяйственными хлопотами, которыми она даже в более спокойные времена безжалостно пренебрегала. – Зачем тебе эти простыни, они же не первой молодости.

– Ты что, вообразила, что я их ворую? – искренне возмутилась Мариша. – Они для маскировки.

– Белые? – в полном отчаянии простонала я. – На дворе-то ночь.

– И очень хорошо, – авторитетно заметила Мариша. – Кто, по-твоему, может бродить ночами по кладбищу?

У меня были кое-какие соображения на этот счет, но я сочла возможным придержать их при себе.

– Призраки, – конфиденциально понизив голос, сообщила Мариша.

Об этой стороне медали я как-то до сих пор не задумывалась. И теперь мне стало совсем нехорошо, а Мариша тем временем бодро стягивала с веревки не только две простыни, но и две голубенькие наволочки. Спросить, зачем ей наволочки, я не решилась, справедливо опасаясь услышать в ответ то, что мне отнюдь не понравится.

– Ну вот, – бодро проговорила Мариша, покончив с бельем, – теперь мы полностью подготовлены.

– К чему? – тоскливо спросила я, но Мариша уже выскочила на дорогу, и ответа на свой вопрос я могла ждать хоть до второго пришествия Иисуса Христа.

Мариша была так увлечена своей идеей, а я тем, чтобы не упустить ее из виду, – а то я знала, с нее сталось бы и одной отправиться на встречу, а я потом оправдывайся всю оставшуюся жизнь, если бы с ней что-нибудь там случилось. В общем, мы не обратили внимания на промчавшуюся в темноте машину. А между тем она остановилась возле нашего дома, и из нее вылезли Игорь с Никитиным.

– Где девчонки? – с некоторой долей тревоги в голосе спросил Игорь у бабки Марьи.

– Где же им быть? – удивилась добрая старушка. – Дома были, а недавно выбежали на двор, наверное, в саду гуляют.

– Как же, гуляют они в саду! – завопил Игорь на перепуганную бабку Марью, которая по такому случаю даже оторвалась от светившегося южными страстями экрана телевизора. – Видели мы их, почесали по улице! – продолжал разоряться Игорь, присовокупив вдобавок: – Я глазам своим не поверил, решил, дурак, что обознался. Но ведь нет, ушли и не попрощались. Надо хоть посмотреть, может, записку оставили, куда пошли.

С этими словами он выскочил из комнаты.

– Что за девки? – недоуменно покачала головой бабка Марья, наивно полагавшая, что стала свидетельницей побега двух девчонок на свидание с кавалерами.

Игорь появился очень скоро, размахивая в воздухе Ириной запиской с прямо-таки удивительной смесью торжества и отвращения на лице, словно в руках у него было боевое знамя противника.

– Конечно, – оскорбленным тоном вещей Кассандры, которой уже надоело всем талдычить про одно и то же, сказал он, – все, как я и предполагал. Они рванули на кладбище.

Он протянул письмо Никитину, который прямо-таки впился в него глазами. А у бабки Марьи чуть не выпала вставная челюсть. Она уже приготовилась сказать о том, что в ее время девушки выбирали более приятные уголки для свиданий, но ее опередил Никитин.

– Они могут попасть в беду, – озабоченно произнес он. – Убийцы ни перед чем теперь не остановятся, им терять нечего. Если они каким-то образом пронюхают о готовящейся встрече, девчонок нам больше не видать.

– Батюшки, – ахнула бабка Марья, – а я-то думаю, чего это вокруг дома крутятся разные личности? Вроде для кавалеров таких приличных девок вид у них слишком замызганный, а это, оказывается, вот кто был.

Услышав это, Игорь взволнованно забегал кругами по комнате. Результатом его спринта стало заявление, концовка которого звучала в глубоком миноре:

– Я должен пойти за ними, а ты, Серега, беги за своими ребятами, и вы тоже подтягивайтесь на подмогу, авось успеете.

С этими словами он выскочил из дома так быстро, что не услышал вопроса Никитина, который интересовался, на какое кладбище он собирается отправиться. А если бы услышал, вопрос заставил бы его сильно призадуматься, но так как он ничего не услышал, его и беспокоило совсем другое. Из оружия у него были только стартовый пистолет да монтировка, которая валялась у него в багажнике с незапамятных времен и отчего-то сильно проржавела. С таким арсеналом идти в одиночку против озлобившихся на его подруг местных бандитов было по меньшей мере недальновидно, не говоря уж о том, что непочтительно, но Игорь даже если и подумал про это, то мимоходом. Он гнал свою «Ауди» к кладбищу, на котором уже побывал днем раньше в сопровождении очаровательной аборигенки Светы, которая с удовольствием показывала ему местные красоты, в число которых, по местным понятиям, входило и старое кладбище. О том, что он каждый день проезжает мимо еще одного скопления могильных камней – по дороге к центру, – он как-то не вспомнил.

Мы же с Маришей, напротив, каждый день по нескольку раз проходили мимо этого кладбища, оно как нельзя лучше отложилось в нашей памяти, поэтому мы отправились прямиком к нему. Моя бедная подруга еще радовалась по пути, что, мол, кладбище близко от дома, идти далеко не надо. Будет время, чтобы подготовиться к встрече. Меня от ее благоразумия прямо-таки в дрожь бросало.

Мы сошли с дороги, и буквально через секунду по ней со свистом промчалась машина.

– Почему они тут все так гоняют, жить им надоело, что ли? – недовольно пробормотала Мариша, прячась за кустом с серебрившейся в темноте листвой.

Передохнув секунду в маленьком, но густо заросшем колючками овражке, мы подкрались к темным деревьям, окружавшим кладбище, и притаились под ними, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Все было тихо. Машин на дороге и визитеров среди могил не наблюдалось.

– Похоже, мы пришли раньше их, – прошептала я. – Но тут же мы ничего не увидим и ни с кем не встретимся, надо пробраться поближе к могилам.

Сделать это было бы нетрудно, но Мариша настаивала на маскировке, уверяя, что в случае чего это спасет нас. Пришлось заматываться в простыни и натягивать на голову наволочки, что здорово ухудшило и без того скверную видимость. Мы спотыкались на каждом шагу и производили столько шума, что, если бы в округе нашелся хоть один злоумышленник, ему не стоило бы труда незаметно подобраться к нам, так как, кроме своих шагов, мы не слышали ничего.

– Послушай, если нас позвала сюда действительно Ира, то, увидев наши наряды, она может испугаться и сбежать, а мы опять останемся с носом. Предлагаю опуститься на четвереньки, тогда она нас не увидит и соответственно не испугается, – предложила Мариша.

Мне уже было все равно, и я не стала спорить. Так с двумя голубенькими наволочками в цветочек, напяленными на головы, мы и ползали между могил до тех пор, пока в душу не закралось подозрение, что мы что-то делаем не так.

– Могилы какие-то странные, – сообщила я Марише после того, как мы сделали очередной круг по кладбищу и никого не встретили. – Ни одной с крестом, зато почти на каждой звезды. К чему бы это?

– Что ты говоришь! – завопили Мариша, совсем забыв о том, что своим криком может привлечь к нам бог весть чье внимание. – Где звезды?

– Не так уж их и мало, чтобы не заметить, – язвительно прошипела я, будучи уже не вполне в себе после долгого пребывания в непривычной позе. – Разуй глаза.

– В самом деле, – согласилась Мариша после некоторого времени, когда она сосредоточенно изучала соседние надгробия. – Знаешь, что я думаю? Я думаю…

– Что мы на еврейском кладбище, – договорила я за нее. – А значит, в городе должно быть минимум еще одно кладбище, где нам и была назначена встреча.

– Может, еще успеем? – нерешительно проговорила Мариша.

У меня были сильные сомнения насчет того, стоит ли нам успевать, но Мариша уже мчалась к дороге. Между ушедших в землю надгробий мелькало ее одеяние, и в самом деле впечатление создавалось жуткое. Наволочка развевалась вокруг ее головы, и в лунном свете создавалось полное впечатление бледного нимба вокруг волос. Я не знала точно, бывают ли у привидений нимбы, но выглядело это именно так. Я бросилась за ней, на дорогу мы вылетели практически одновременно. И надо же было такому случиться, чтобы именно в этот миг на пустынной (все то время, пока мы тихо-мирно блуждали по кладбищу) дороге появился мотоциклист.

Сквозь придорожные кусты мы продирались с таким азартом, что шума мотоцикла не услышали, а если бы и услышали, то не придали бы ему большого значения, так как я лично совершенно выбросила из головы, во что наряжена. Поэтому я в полном недоумении наблюдала, как мотоциклист вдруг пронзительно взвизгнул и вывернул руль. Машина, потеряв управление, естественно, вместе со своим ездоком полетела в придорожную канаву, откуда он выкарабкался с такой быстротой, что мы даже не успели за него толком испугаться. Ощутив под ногами твердую почву, он припустил по дороге, петляя, как заяц, и вереща так, что закладывало уши.

– Странный он какой-то, бросил прекрасный мотоцикл, – недоуменно сказала Мариша. – А что ты там с ним делаешь? – полюбопытствовала она, видя, что я спустилась в канаву.

– Помоги мне, – постанывая от натуги, попросила я. – Надо вытащить его на дорогу.

Мариша помогла мне выкатить драндулет из канавы, которая, к счастью, оказалась неглубокой, и ласково сказала:

– Молодец ты, Дашка, всегда заботишься о людях, не то что некоторые…

– О чем ты? – не поняла я.

– Ну, ты же помогаешь тому парню, который перепугался при виде нас, вытолкать его мотоцикл на дорогу, чтобы завтра ему пришлось меньше возиться, – миролюбиво пояснила Мариша.

– Да ничего подобного у меня и в мыслях не было. Если он такой идиот, что верит в привидения, то пускай ищет завтра свой мотоцикл у милиции. А сегодня он нам самим пригодится. Садись давай.

Так как времени у нас было в обрез, то снимать с себя балахоны из простыней мы не стали, ограничившись только тем, что избавились от наволочек. Мотоцикл завелся практически сразу, но педаль газа была у него такая тугая, что нам с Маришей пришлось давить на нее вместе. О том, как управлять мотоциклом, я имела самое приблизительное представление. Собственно, весь опыт общения с данным предметом технического прогресса сводился у меня к двум поездкам в обществе моего тогдашнего друга и нескольким поломкам во время этих поездок. Но мой приятель обращался со своим мотоциклом так лихо, что мне казалось, у меня получится не хуже. На самом деле все оказалось не так.

Сначала все шло хорошо, ну, относительно хорошо. Во всяком случае, мы никуда не падали и сворачивали почти вовремя и почти туда, куда намеревались. Но когда мы въехали в густо населенную часть города и пришло время спросить, где у них тут самое посещаемое в ночные часы кладбище, выяснилось, что я не знаю, как тормозить. Поэтому мы продолжали мчаться все с той же скоростью мимо редких прохожих, которые, обалдев, таращились нам вслед. Получить у них ответ на интересующий нас вопрос не удавалось, потому что для этого пришлось бы задержаться, а мотоцикл делать остановку отказывался. Наконец мы очутились на базарной площади, на которой в это время суток торговли уже не было и, стало быть, имелось достаточно места для маневрирования.