Бездна. Впервые после бога (сборник) Корчевский Юрий

По трапу они поднялись на судно Вернера. По его знаку матрос откинул люк трюма. Оба спустились. После дневного света в трюме оказалось сумрачно.

На полу лежали мешки, набитые соломой, а уже на них стояли плетеные из прутьев корзины. И даже в самой корзине стекло было переложено соломой.

Вернер бережно достал из корзины стеклянную вазу.

– Любуйся!

Ваза и в самом деле была неплоха, даже по современным меркам. Стекло немного отливало красноватым оттенком. Чаша была большой, а ножка представляла собой виноградную кисть.

– Подойди к свету, здесь темно.

Михаил подошел поближе к снопу света, падающему из открытого люка. Лучи света упали на грани стекла, пустив по трюму солнечные зайчики.

– Ну, любуйся, какая красота! – не выдержал Вернер.

– В самом деле, неплохо.

– Неплохо? Подожди, сейчас ты увидишь подлинную красоту.

Вернер взял из рук Михаила вазу и бережно уложил ее на место, а из другой корзины вытащил стеклянный кубок. Его стекло отливало синевой. Работа была изящная, края кубка оправлены серебром.

– Смотри, какая тонкая работа! – чувствовалось, что Вернер гордится своим товаром.

Михаил взял кубок, подошел к люку и посмотрел сквозь него на свет. Да, для человека, чувствующего красоту, вещица занятная.

– В Гардарике таких изделий еще не было! – похвастался Вернер.

– Продай! – неожиданно даже для себя предложил Михаил.

– Понравился кубок? Дарю!

– Нет, товар продай.

– Весь?

– Насколько хватит у меня денег.

– Деловые разговоры в трюме не ведутся. Но коли ты уже в трюме, смотри товар, потом о цене поговорим.

В плетеных корзинах были разные изделия: и стаканы, и чаши, и кружки, и стеклянные бусы – даже бутылки и кувшины. И каждое изделие – ручной работы, не было двух одинаковых предметов.

– Насмотрелся? Пошли наверх.

Вернер провел Михаила в малюсенькую каюту. Там помещались деревянная кровать, стол и один стул. В стене был небольшой шкаф для одежды. Но главное, что понравилось Михаилу, – есть крыша над головой. Случись дождь или непогода – есть где укрыться.

Вернер достал из стола листы бумаги. Михаил был удивлен.

На Руси простолюдины писали, вернее – царапали на кусках бересты, люди позажиточнее – на восковых табличках деревянным заостренным писалом. Дворяне – на пергаменте, но он был дорог. А тут – бумага! За все время нахождения здесь Михаил видел ее в первый раз – так же как и чернильницу с гусиными перьями.

– Где бумагу берешь, Вернер?

– Из Синда возят, рисовая. Продать?

– Я бы взял. Сколько стоит?

– Тебе отдам, за что купил. Подожди, я найду, сколько у меня и какого товара. Там же и цена есть.

Вернер долго считал, потом объявил цену.

– Учти, Михаил! За твою помощь я тебе на первый раз делаю скидку. Всего выходит на двенадцать серебряных талеров.

На сколько тянул талер, Михаил не знал. Он открыл калиту, высыпал на стол деньги и отложил в сторону серебро.

Немец молча достал небольшие весы – вроде аптечных. На одну чашу он отсчитал из своего кошеля двенадцать талеров, на другую положил серебро Михаила. Серебра не хватало. Немного, но не хватало.

– Ты можешь взять не весь товар, Михаил. Ведь у тебя судно меньше, и я сомневаюсь, что оно вместит все.

– Пожалуй, верно. Ладно, на сколько получилось, на столько и отдай.

Ушкуй подогнали к борту судна Вернера, с осторожностью перегрузили корзины на палубу, потом из трюма в трюм – мешки с соломой, а уж на них – корзины с товаром.

Когда они закончили работу, солнце стало садиться. Решили заночевать вместе – так безопаснее, а утром разойтись. Вернер хотел идти в Великий Новгород, распродать остатки стекла и набрать воска и зерна.

– Ты знаешь, Михаил, провизия стоит дорого. За трюм с зерном я могу выручить трюм стеклянных изделий. У вас зерно стоит втрое дешевле, чем у нас. Потом в Венецию – и сюда. Я за одну такую ходку могу купить хороший каменный дом в Ростоке.

– Ничего себе! – удивился Михаил.

– Да! Не удивляйся! Лучше торговли может быть только владение серебряными копями или работорговля. Но с ней много мороки, уж очень товар… ммм… специфичный.

От удивления Михаил едва не онемел.

– Это как же?

– Ну, в той же Кафе или на нумидийских берегах, в Персии громадные рынки невольников со всех стран. Хочешь, купи молодого мужчину для работы, хочешь – молодую девушку для услады.

Читал в свое время Михаил о рабах, о работорговле, но больше соотносил это с Древним миром – с Римом, Египтом. А в этой жизни с рабами не сталкивался. Как это можно – купить или продать человека? В его голове такое просто не укладывалось.

Пока беседовали, «уговорили» бутылку бургундского. Вернер оказался любителем вин и имел в трюме несколько ящиков.

Команды судов развели костры, варили еду и тоже общались между собой.

Спать улеглись у костров, оружие держали рядом.

Утром, едва поднялись, Вернер сказал:

– Кажется, надо уносить отсюда ноги.

– Почему?

– Видишь вон ту тучу на горизонте? Вскоре будет буря.

– Надо команды покормить.

– Позже, иначе команды рыб кормить будут.

Вернер явно был встревожен. Он приказал своей команде подняться на судно и приготовиться к отплытию. Немец хотел войти в Волхов раньше, чем поднимется ветер и грянет буря.

Глядя на него, засобирался и Михаил. Попасть в бурю для него сейчас – значит потерять товар.

На прощание купцы обнялись, и каждый поднялся на свое судно.

Первым отплыл Вернер, за ним – Михаил.

Теперь держали курс на Свирь. Небольшой ветерок стих, парус безвольно обвис, но Григорий с командой на веслах гнали ушкуй вперед.

К полудню ветер возобновился. Парус надулся, скорость возросла.

Григорий дал гребцам отдохнуть, потом снова усадил за весла.

Ветер все усиливался, и ушкуй теперь просто летел по волнам. Начали подниматься волны, и Михаил убедился, что немец был прав – будет буря.

Они успели войти в Свирь до шторма. Подогнали ушкуй к берегу, притянули швартовыми за нос и корму.

– Все, отдыхаем! – распорядился Михаил. – Да и покушать пора.

Конечно, судя по солнцу, уже часа четыре пополудни, а ни у кого с утра маковой росинки во рту не было. Зато теперь никакая буря им не страшна.

Со стороны Ладоги слышались раскаты грома, ползли темные тучи.

Команда успела развести костер, сварить кулеш и поесть. А потом хлынул дождь.

Команда укрылась в трюме. В нем было темно, практически весь трюм был занят хрупким товаром, но сквозь настил палубы не проникал дождь и не дул ветер. Кому крупно не повезло – так это вахтенному, которого выставили на палубе. Он промок.

Гребцы, натрудившись за день, уснули.

Михаил решил сменить Афанасия – не все же время ему одному мокнуть на палубе. Натянув на себя войлочную накидку – она укрывала от ветра и долго не пропускала воду, – Михаил поднялся на палубу. Обрадованный Афанасий тут же юркнул в трюм. Он сильно продрог, с одежды потоками стекала вода.

А природа продолжала показывать светопреставление. Из-за низких черных туч сверкали молнии, громыхал гром, стеной стояла вода – такой силы шел ливень. Ветер свирепствовал такой, что косые дождевые струи иногда летели почти горизонтально. Ушкуй раскачивало килевой качкой.

Михаил представить себе не мог, что творится сейчас на Ладоге. Хорошо, что он послушал Вернера и не стал разводить костер для приготовления пищи. В такую бурю корабль могло ударить о берег или просто разнести в щепки.

Часа через три-четыре он промерз и промок. Вернувшись в трюм, разбудил Митяя:

– Иди, твоя очередь.

Сам же улегся на его место.

В трюме было сухо и тепло – ни ветра, ни ослепляющего света молний. Только и чувствуется, что качка. Так и уснул.

А утром, едва открыли люк, в глаза ударило яркое солнце. И – никакого дождя и ветра.

Команда, кряхтя, выползала из трюма. От неудобных поз, в которых заснули вконец уставшие люди, затекли руки и ноги, ныла спина.

Развели костер, который от сырых дров не столько грел, сколько дымил, отпугивая комаров – их здесь было немерено. Кое-как сварили похлебку, поели – и сразу в путь.

Идти пришлось на веслах против течения.

Только к полудню поднялся небольшой ветерок, наполнив парус и позволив гребцам отдохнуть. А дальше – знакомым уже путем.

Михаил решил сначала добраться до Твери. Город был старинный, богатый, должны найтись покупатели на необычный груз. Кроме того, по берегам Волги располагались и другие города – Ярославль, Нижний Новгород. В Москву бы завернуть, только Михаил опасался, что после пожара людям не до красот венецианского стекла, дома надо отстраивать.

Через десять дней он достиг Твери. Город и в самом деле был богат – только три города на Руси печатали деньги: Москва, Великий Новгород и Тверь.

Перед тем как причалить, Григорий посоветовал Михаилу:

– Хозяин, без нужды не говори, что ты из Московии, тем паче что ты литвин.

– Почему?

– Для Новгорода, так же как для Твери и Рязани, Москва – как красная тряпка для быка. Они давнишние враги, и как бы нас за лазутчиков московских не сочли. А с теми разговор короткий: на дыбу, а оттуда – на виселицу.

Перспектива болтаться с пеньковым галстуком на шее Михаила не прельщала. Потому, когда мытарь спросил, из каких он краев, Михаил ответил, что из Нижнего Новгорода. Почему он так сказал, и сам не понял. Но мытарь кивнул удовлетворенно.

На торгу Михаил встал сам, выложив на арендованный прилавок стеклянные бусы. Они были разноцветные и играли на солнце.

Женщины подходили, заинтересованно примеряли, но, узнав цену, разочарованно отходили. За день Михаилу удалось продать всего пару украшений.

На следующий день Михаил решил действовать иначе. Остановив извозчика, спросил, не знает ли он, где живут родовитые да богатые дворяне.

– Да кто же не знает? – едва не обиделся тот. – Садись, мигом довезу.

– Я тебя на весь день нанимаю. Сколько стоить будет?

– Две деньги.

– Держи задатком одну.

Михаил погрузил на повозку две плетеные корзины.

– Езжай, братец.

Ехать пришлось недолго – впрочем, и город был меньше, чем Великий Новгород.

Подвода встала у двухэтажного деревянного дома.

– Туточки боярин Садыков проживает.

– Татарин, что ли? Уж больно фамилия татарская.

– Из обрусевших, давно из Орды перебрался.

Ну ладно, татарин так татарин. Михаил постучал в ворота.

Вышел холоп из прислуги.

– Дело имею к боярину.

– Как доложить?

– Купец Михаил Миронов, привез заморский товар.

Мужик почесал в затылке и захлопнул калитку. Сколько ждать и ждать ли вообще – неизвестно.

Однако вскоре калитка открылась.

– Заходи.

Михаил взял в обе руки по плетеной корзине и пошел вслед за холопом.

Его провели в трапезную – большой зал с пустым обеденным столом.

Через какое-то время спустился со второго этажа и сам боярин. Татарское его происхождение не оставляло сомнений – раскосые глаза на скуластом лице, усы со свисающими к подбородку концами.

– Здравствуй, боярин, – Михаил поклонился.

Боярин слегка кивнул.

– Мне холоп доложил, что ты товар заморский показать хочешь.

– Истинно так, боярин. Вот он.

Михаил достал из корзины кубок из синеватого стекла, оправленный в серебро, и поставил на стол.

Узкие глаза татарина на мгновение расширились. Он взял в руки кубок, цокнул языком:

– А еще?

Михаил извлек вазу. Боярин тоже осмотрел ее, поставил на стол.

– И это все?

– Не гневайся, боярин, в трюме моего корабля еще много дивных вещиц.

– Тогда вези сюда.

Михаил решил схитрить. Он вернул кубок и вазу в плетеные корзины.

– Не могу.

Пока он ехал на подводе, выспросил у возницы фамилии богатых дворян и сейчас решил сыграть на соперничестве.

Боярин в удивлении вскинул брови.

– Обещал к полудню быть на судне – приедет боярин Левашов. А до того никому ни одной вещицы не показывать. Я ведь к тебе из уважения.

– Это Степан Никитич? Да ведь он жмот!

– Как знаешь, боярин.

Михаил подхватил корзины и направился к выходу. Не очень быстро, чтобы у татарина оставалось время подумать.

– Стой!

Михаил остановился.

– Где стоит твое судно?

– На причале, где же ему еще быть?

– Езжай к себе. Сейчас холопы оседлают коней, и я буду. А до того чтобы ты никому ничего не говорил и не показывал.

Михаил с корзинами уселся на подводу:

– Езжай к причалу.

Он успел доехать и приказал команде выставить из трюма на палубу корзины. Не лезть же боярину в самом деле в трюм!

Из переулка вынеслась кавалькада всадников, в переднем Михаил узнал Садыкова. На боярине были богато украшенный на восточный манер халат, опоясанный наборным поясом с саблей, высокая шапка. Кончики сафьяновых красных сапог загибались вверх. Ни дать ни взять – татарин.

Холопы подхватили боярского жеребца под уздцы.

Боярин легко спрыгнул с коня и важно поднялся по трапу на палубу. Команда склонилась перед ним в поясном поклоне. Боярин милостиво кивнул – приличия были соблюдены.

– Показывай.

Шоу началось. Михаил вынимал из корзин стеклянные изделия и вертел ими перед внешне безразличным взором боярина.

– Якши! – наконец не выдержал тот. – Беру все.

– Как все? А Левашов?

– Я первый. Сколько?

Михаил достал записи, подсчитал, умножил вчетверо. Вернер продал ему со скидкой, так чего стесняться? Он же не соль рыбакам продает. Выходило – гривна и еще два рубля серебром.

Боярин засопел, но повернулся и поманил пальцем. От его свиты отделился человек, подбежал:

– Рассчитайся.

Мужичок, вероятно, был казначеем.

– Доставишь сам, дом знаешь.

Боярин важно сошел на берег, лихо вскочил на коня, и кавалькада умчалась.

Первый блин получился не комом. Пришлось нанимать еще две подводы и осторожно грузить корзины. Потом все их перевязали веревкой.

За передней подводой шел сам Михаил, приглядывая за грузом. За двумя другими шли Митяй и Афанасий.

У дома боярина их уже ждал казначей с холопами. Он пересчитал корзины, кивнул. Холопы осторожно понесли покупки в дом.

Михаил расплатился с возчиками двух подвод. А тому, с кем ехал утром, сказал:

– Вези нас на причал. Вот тебе деньги, завтра с утра будь там.

Утром он решил ехать в кремль к Великому князю тверскому Михаилу Борисовичу.

Однако только он уселся на подводу, как к пристани выехали трое конных.

Остановившись, оба верховых спрыгнули с коней, придержали скакуна третьего, поддержали стремя – приехавший был явно дворянских кровей.

Михаил слез с телеги и поклонился. Он не знал, кто перед ним, но от поклона спина не разломится.

– Я боярин Левашов. Ты почему Садыкову, а не мне заморские диковины показал и продал?

– Не гневись, боярин, как раз к тебе собирался.

– Небось татарин все лучшее забрал?

– Как можно! Самого лучшего он не видел, оно в трюме.

– Показывай.

Боярин взошел на палубу. От кого и как он узнал, было непонятно. Видно, были свои люди в окружении Садыкова – они и оповестили Левашова.

Люди из команды достали из трюма корзины.

– Это все? – грозно спросил боярин.

– Как есть все, боярин!

– Показывай!

Михаил извлекал изделия венецианских мастеров. Боярин искоса поглядывал и только раз спросил:

– У Садыкова такие есть?

– Здесь лучше.

– Забираю все.

– Ты даже цену не узнал, боярин.

Сверившись с записями, Михаил еще вчера вечером подсчитал остаток и цену.

– Две гривны.

Щеки боярина побагровели.

– Вчера Садыкову дешевле продал, бестия!

– Так сегодня товар куда как лучше!

– Не врешь? Перекрестись!

– Как можно! – Михаил перекрестился.

Боярин довольно ухмыльнулся.

– Так-то оно лучше. Держи!

Он вытащил из-за пазухи серебряные гривны и отдал Михаилу.

– С тобой останется мой человек, он дом покажет.

Тем же образом, что и вчера, корзины на подводах доставили в дом боярина.

Михаил вернулся на судно окрыленный. Такого успеха он не ожидал. Всего три дня в Твери, а товар уже продан. И выручка – сам-четыре! Всегда бы так.

– Куда теперь? – спросил Григорий.

– В Москву.

– В Твери товары брать будем?

– Нет.

Тверь от Москвы недалеко, и цены на товары здесь практически московские. «Овчинка выделки не стоит», – решил Михаил. Он был технарем, и ему хорошо давались точные науки, а вот с географией, историей и литературой он не очень дружил. Но тем не менее из школьного курса истории помнил, что Москва возвысится, подмяв под себя и Новгородскую республику, и Великое княжество Тверское. И «принуждение к миру», как говорили его современники, пройдет не совсем бескровно. А потом будут опричники Ивана Грозного с многочисленными жертвами среди новгородских жителей.

Потому он и хотел обосноваться в Москве. В принципе в плане спокойствия и безопасности – лучше Ярославль или Суздаль, но, на его взгляд, выглядели они уж очень маленькими, провинциальными. Москва, правда, тоже невелика, но там жизнь все-таки кипит и торговля бойкая.

Михаил лелеял надежду открыть в Москве свою лавку, купить дом и вести оседлую жизнь. Ходить за товарами самому, конечно, интересно, и купить можно выгодно – взять хотя бы встречу с Вернером, принесшую ему изрядную прибыль. Но ему была больше по нраву жизнь стабильная, без эксцессов.

У Волока Ламского перетащили лошадьми ушкуй, и вскоре они уже были в Москве.

Михаил ее не сразу и узнал – едва ли не четверть города выгорела. В городе стоял запах гари, по пепелищам бродили люди, отыскивая уцелевшее добро. М-да, пожалуй, правильно, что он завернул для торговли в Тверь. Хотя то там, то сям уже стучали топоры, и на расчищенных участках возводились новые избы. У кого были деньги на строевой лес, торопились до осени, до холодов возвести себе жилье. Ватажка хороших плотников могла сложить избу за десять дней – с окнами, полами, крыльцом. Много времени уходило на кладку печи, печники были в дефиците, да и сохнуть печь до первой растопки должна была долго.

Походил по столице княжества Михаил, посмотрел на разорение, повздыхал. Мало того что деревянная Русь горит повсеместно, так еще удельные и великие князья города разрушают, никак власть поделить не могут. А еще уничтожают людей, в плен угоняют и тоже жгут враги внешние: литовцы, татары ордынские и крымские – да несть им числа.