Пешка в большой игре Корецкий Данил

Глава одиннадцатая

Капитан Васильев медленно брел по мокрой и грязной улице. Он был отстранен от оперативной работы и переведен на проверку эвакуаторов. Этим всегда занимались прапорщики.

Понижение вызвано заключением комиссии, проводившей служебное расследование. Убедительных оснований, объясняющих, почему бригада бросила объект наблюдения и направилась в квартиру Зонтикова, капитан не представил. Центр принял разговор о миллиарде, принесенном Клыку, и именно с ним связал незапланированную активность наблюдателей, тем более что деньги исчезли. От более серьезных неприятностей Васильева спасли показания командира милицейской спецгруппы и подполковника Дронова: оба подтвердили – из квартиры он ничего не выносил.

Но и того, что оставалось – нарушения задания и смерти напарника, – оказалось достаточно для вывода о неполном служебном соответствии. Насколько капитан знал кадровую практику, в ближайшее время от него попытаются избавиться. Выслуги, даже с учетом льгот службы на СРПБ – год за полтора, для пенсии не хватит.

Потому мысли у Васильева были такими же безрадостными, как окружающий пейзаж: грязная, в ямах и выбоинах улица, ободранные фасады переживших свой век домов, покосившийся забор вокруг так и не ставшего стройплощадкой пустыря, старая, давно не крашенная трансформаторная будка. Она же – эвакуатор номер семь.

Без особых предосторожностей капитан направился к объекту. На нем был костюм ремонтника из оперативного гардероба: фуфайка, черные суконные штаны, брезентовая сумка через плечо, солдатская шапка. Что может быть естественнее человека в таком наряде, заходящего в трансформаторную будку?

Специальным ключом он отпер железную дверь. При необходимости она мгновенно распахивалась от особого нажатия на пластинку с изображением черепа и надписью: «Не влезай, убьет!»

Внутри было душно, пыльно и тесно, как в настоящей трансформаторной будке, даже характерный монотонный гул присутствовал, хотя исходил из специального блока, включавшегося при открывании двери. Одновременно загоралась лампочка на пульте дежурного по сектору охраны спецсооружений, и, если в течение минуты не поступал сигнал отбоя, готовая к бою группа оперативного реагирования спешно отправлялась на место срабатывания.

Сейчас лампочка не загорелась, у пульта никого не было, не сидели в машине с включенным двигателем четыре вооруженных бойца. Развал системы госбезопасности привел к сокращению финансирования в первую очередь инженерных объектов. Даже их еженедельный контроль группой эксплуатационников на некоторое время прекратился, но умеющий смотреть вперед генерал Верлинов приказал хотя бы раз в месяц осуществлять проверки: «Иначе в них коммерческие палатки да платные сортиры пооткрывают!»

Но Васильев действовал так, будто все работало, как обычно, и дежурный сектора охраны, встрепенувшись, смотрел на красный огонек тревоги.

Вставив жетон из титанового сплава с буквой и шестизначной цифрой личного номера в незаметную щель распределительного щита, он негромко сказал:

– Капитан Васильев, иду транзитом, помощь не нужна.

При нормальной работе всех систем дежурный услышал бы эти слова, погасил тревожную лампочку и сделал запись в журнале пользования эвакуаторами.

Капитан, не вынимая жетона, нашел черную кнопку на щите.

В громадине трансформатора, точнее, искусно выполненного макета, бесшумно откинулась часть обшивки. Пригнувшись и высоко подняв ногу, словно в отсек подводной лодки, Васильев шагнул внутрь. Люк мгновенно закрылся.

Он находился в небольшом – два на полтора – помещении со стальными стенами, полом и потолком. В одной стене имелась незаметная щель для жетона. Моделируя ситуацию, когда жетон потерян, капитан резко провел рукой от щели вниз. Пол дрогнул и провалился, через секунду его заменил выдвинувшийся из стены стальной лист. Если бы Васильева преследовали враги и им удалось взломать входную дверь и обшивку люка, они увидели бы пустой отсек без всяких следов на толстом слое пыли.

Открытый с одной стороны стальной лифт скользил под землю. При ярком свете внутренней лампы капитан видел шероховатости уходящих вверх бетонных плит и стыковочные швы между ними. Спуск был недолгим – словно с четвертого этажа. Бетонные плиты сменились железной дверью. Васильев повернул ручку. Свет автоматически погас. За дверью простиралась чернота с красными огоньками вдали. Эвакуатор номер семь выходил в тоннель метро в трехстах метрах от узловой станции «Парк культуры».

Капитан на секунду задумался: не продолжить ли путь под землей? И отказался от этой мысли. Без необходимости не стоило рисковать на рельсах. К тому же если кто-то заметил монтера, входящего в будку, то может заинтересоваться – а почему он не вышел обратно? Да и вообще – прогулки под землей никакого удовольствия не доставляют.

Через несколько минут ремонтник вышел из трансформаторной будки. Расположенная в малолюдном месте, она находилась вблизи двух крупных магистралей, а следовательно, занимала стратегически выгодную точку. Как, впрочем, и все остальные эвакуаторы.

Задержанные при наблюдении за Каймаковым люди Седого вышли на свободу через четыре часа. Как только доставившие их омоновцы написали рапорта и ушли, они утратили сдержанность и молчаливость.

– Тачку бросил возле кабака с открытыми дверцами. – Круглолицый, с наглыми круглыми глазками Рудик, по-хозяйски развалившись на стуле, давал показания замордованному жизнью и службой старлею, заведомо неспособному купить «Ниссан-Патрол» на те деньги, которые он заработает, до конца жизни.

– Я ее никогда не закрываю. Зачем? Нас все знают, кто полезет? Разве самоубийца...

И тон, и поза, и подтекст уверенной речи были призваны оказать соответствующее воздействие на дознавателя. И оказывали его.

– Вот какие-то сволочи и подложили эти железки. Я могу, конечно, адвокату позвонить или еще кому, но думаю, вы и сами разберетесь...

Рудика сменил Эдик. Та же уверенная поза, та же наглая физиономия, тот же пугающий, с подтекстом, тон.

– Пообедали, зашел в сортир – отлить, а за бачком газетный сверток... Разворачиваю из интереса: пушка! Не наша, как в кино! Что делать? Дай, думаю, отвезу в милицию. И повезли... Заявление не успел написать о добровольной сдаче. Давайте листок, сейчас все как надо нарисую...

И поскольку дознаватель замешкался, Эдик навалился грудью на стол и со значением произнес:

– Она и неисправная к тому же! В ней бойка нет, а без бойка – хрен выстрелишь! А вынимается он очень просто, минутное дело, принесите – покажу!

Оставив задержанных в дежурке, дознаватель поднялся к начальнику отделения милиции и доложил собранные материалы.

– Так прямо и говорят: из группировки Седого? – переспросил тот без особого, впрочем, удивления. – Наглецы... Начальник пролистнул рапорта и объяснения.

– Не судимы? То-то и оно – честные граждане, за жабры не возьмешь. Завтра они адвоката приведут да семь свидетелей... Начальник задумался.

Еще десять лет назад взятые с таким арсеналом отправлялись прямиком на нары следственного изолятора, а потом за колючую проволоку зоны. Пистолет, автомат и граната перевешивали любые объяснения: пусть хоть марсиане из летающего блюдца сбросили – получите свои четыре года, а может, и пять – по максимуму. Тогда он рулил тяжелым асфальтовым катком, и стоило чуть повернуть руль, чтобы расплющить человека в лепешку. И тогда задержанные скрывали принадлежность к преступной группировке, а не бравировали ею.

Но пришла новая эпоха. Теперь он сидел за рулем детского трехколесного велосипеда, а вокруг носились «КамАЗы» с номерами личного транспорта, угнанные где-нибудь в Западной Европе «Вольво» и «Мерседесы» с поддельными номерами и вообще без номеров, огромные асфальтовые катки практически неуязвимых преступных организаций, набитые оружием «Ниссаны», и надо было держать ухо востро, чтобы они не расплющили в лепешку тебя самого. А уж таранить окружающих монстров дело совершенно глупое, бессмысленное и смертельно опасное.

Есть, конечно, спецподразделения, вносящие переполох в ряды новых хозяев жизни, – они бэтээрами переворачивают асфальтовые катки, гранатометами расстреливают обнаглевшие «КамАЗы», у них закрытые масками лица и непреклонная решимость смести нечисть, стоящую на пути. И сметают: кто не вовремя дернулся или замешкался выполнить команду – мгновенно получают ботинком в пах или прикладом между глаз, а кто взялся за пушки – тут же превращаются в трупы. Поэтому ребят в масках боятся, послушно поднимают руки и даже пасть не открывают. Но потом дело передается обычным чиновникам: следователь, прокурор и судья не носят бронежилетов, не умеют уворачиваться от пуль и стрелять навскидку, а самое главное, не имеют привычки к личному риску. Они едут на жалких трехколесных велосипедах, а бэтээры уже ушли, и надо самим заботиться о своей безопасности... Вот и держись тихонько в ряду следования, выдерживай дистанцию и интервал, уступай дорогу, когда сигналят. А если попадется какой-нибудь пеший и еще более жалкий правонарушитель – вот на нем и отыграешься, переедешь вдоль и поперек и отчитаешься о результатах служебной деятельности.

– И что ты предлагаешь с ними делать? – спросил начальник, глядя перед собой.

Дознаватель пожал плечами.

– Материал собран, докладываю на ваше усмотрение.

Пальцы начальника выбили дробь по рапортам и объяснениям.

Если он спустит дело на тормозах, то абсолютно ничем не рискует ни в служебном, ни в личном плане. А если залупится... Действительно, навезут свидетелей да адвокатов, боек кто-нибудь вынет или подпилит, и пушку признают неисправной. И хотя неисправность ответственности никак не отменяет, прокурор глаза вытаращит: «Сырым материалом дело на корню загубили! Подозреваемые не признаются, доказательства дохлые, версия защиты не опровергнута! Из-за этого приходится бандитов выпускать!» Или судья заведется: «С такими доказательствами на процесс выходить стыдно! Сейчас не тридцать седьмой год! Основательней надо дела готовить!» В любом случае он виноватым и окажется. Прокурор представление внесет или суд частное определение задвинет – вот и готов выговор, а то и неполное служебное. И это бы ладно, хуже, если гранату в окно закинут... Или автоматом прострочат у подъезда. Вполне реальный вариант, куда более вероятный, чем суровый приговор этим ублюдкам.

Потому что сами они, их дружки-приятели, покровители кровно заинтересованы в безнаказанности, любые силы бросят, связи, деньги, ни перед чем не остановятся... А кто кровно заинтересован, чтобы закон соблюсти да при этом карьерой и жизнью рисковать?

– Свяжись с руоповцами, может, они этих хамов заберут, – сказал начальник. – А если нет – сам решай.

В РУОПе задержанными не заинтересовались.

– Сейчас у каждого второго оружие, – сказал ответивший по телефону дежурный. – Разбирайтесь сами.

Старший лейтенант размышлял недолго. Он прекрасно понимал все то, о чем подумал начальник, и вовсе не хотел брать весь риск на себя. Жена, мальчик и девочка, тесная двухкомнатка на окраине, стандартная картонно-реечная дверь. А под формой у него обычное человеческое тело, легко пробиваемое ножом или пулей. И, заведя врагов как представитель власти, он будет разбираться с ними как частное лицо, ибо власть его никак не защищает и даже пистолета не выдает во внеслужебное время. И если разобраться, то на хер ему это нужно?

Прощаясь, Рудик протянул дознавателю несколько десятитысячных купюр.

– Себе оставь. Мне зарплаты хватает. А ты ведь «временно не работаешь», – мрачно сказал старлей.

Кожаные куртки весело заржали, явно не поняв насмешки.

– Хороший парень, правда? – Эдик протянул крепкую лапу, и, хотя старлей не собирался прощаться за руку с бандитом, его ладонь, словно загипнотизированный удавом кролик, против воли прыгнула в железный захват.

– Слышь, друг, пушку жалко, классная пушка, – жарко зашептал Эдик. – Я завтра ржавый «браунинг» принесу – поменяемся. Лады? Ну, будь здоров!

«Быки» Рваного просидели под стражей по пять суток. Оружие было пришпилено к ним намертво отпечатками пальцев, его исправность удостоверена при изъятии, из Главка уголовного розыска несколько раз интересовались ходом дела, потом они трое суток провели в изоляторе временного содержания, потом прокурор санкционировал арест.

Однако и сами арестованные, и их адвокат посчитали такую меру пресечения слишком суровой и обжаловали ее в суд по новому, ориентированному на правовые модели западных государств закону. Друзья арестованных обошли их соседей, которые вначале готовы были упасть в обморок при виде визитеров, но, узнав, что только и требуется подписать характеристику, ставили подписи с большим энтузиазмом.

Судья учел доводы, жалобы и прекрасные характеристики с места жительства и изменил меру пресечения на более мягкую – подписку о невыезде.

Имеющие по три судимости граждане Лепешкин и Медведев оказались на свободе и получили полную возможность «поломать» свое дело. Для этого надо было воздействовать на свидетелей, которые обычно не проявляют несговорчивости, особенно в последнее время. Адвокат легко выписал из протоколов адреса всех очевидцев происшествия. Их было четверо: два «волкодава» из уголовного розыска и двое понятых. У «волкодавов» в графе «Место жительства» стояло одинаковое: Огарева, 6 – официальный адрес Министерства внутренних дел.

– Подстеречь бы ментов и заколбасить, – мечтательно проговорил Лепешкин, более известный в своей среде под кличкой Дурь. – Ухо до сих пор не слышит.

– Они тебя сами заколбасят, – возразил Медведев, он же Скокарь. – У меня яйца чуть не отвалились, и сейчас спать не могу. Я с ними вязаться не подписываюсь. А на тех двух фуцанов давай наедем.

Адрес у понятых тоже оказался один: Чехова, дом восемь, квартира двадцать три.

Но когда блатные добрались до места, то обнаружили, что после дома номер два начинался сплошной бетонный забор длиной в целый квартал, а следующее за ним здание имело номер двенадцать. По верху забора шли изогнутые внутрь кронштейны – скорее всего державшие колючую проволоку. Контрольно-пропускной пункт не имел какой-то вывески, но на зеленых воротах краснели выпуклые пятиконечные звезды.

– Так они вояки, – догадался Дурь. – Значит, голый вассер!

– Да, облом, – согласился Скокарь. – Давай хоть по мастырке забьем... Они сидели на ящиках у забора воинской части, использовавшейся одиннадцатым отделом КГБ для маскировки сотрудников и секретных операций, затягивались папиросами с анашой и молча глядели перед собой.

Место было уединенным: бетонная стена с одной стороны, глухие торцы домов – с другой. В полусотне метров пролегала оживленная магистраль.

– Глянь, чего-то?

Кривой палец с расплющенными суставами указал вперед.

– Тю! Подвал какой-то...

В торце дома напротив были устроены бетонные ступени, уводящие на пару метров ниже уровня земли, где виднелась основательная даже на вид железная дверь, ведущая в спецсооружение: эвакуатор номер двадцать шесть.

– Хрен там, подвал! Склад это. И место подходящее. – Скокарь подобрался. – Не зря же мы сюда притащились!

– Давай хоть темноты подождем...

– Да нет тут никого. Стань на стреме, я свистну...

Свистнул Скокарь только минут через двадцать. Замок оказался «хитрым», какой-то неизвестной системы, что удивило опытного вора. Он никак не мог подобрать отмычку, но, когда, пропихивая стальные проволочки, уперся ногой в правый нижний, а рукой – в левый верхний угол двери, раздался щелчок, и она внезапно открылась.

Скокарь и Дурь вошли в помещение эвакуатора, к которому в то же самое время двигался капитан Васильев.

Рейс из Тбилиси прибыл по расписанию, что было очень удивительно: график не соблюдался с начала военных действий, а последние полгода изза отсутствия керосина самолеты не летали вообще.

Официальные лица, встречающие министра внешних экономических связей Грузии, отнесли такую точность на счет высокого ранга гостя. Представители московской воровской общины наверняка знали, что министр попал в столицу вовремя благодаря Резо Ментешашвили, которому надо было срочно разрешить спор вокруг общаковых денег.

Резо вышел раньше министра, первым спустился по трапу и, ответив на почтительные приветствия земляков из грузинского постпредства, подошел к трем осанистым, представительным мужчинам – ворам в авторитете: Крестному, Антарктиде и Змею, обнялся с каждым, троекратно прислонясь щекой к щеке. Встречающим приходилось нагибаться – рост Очкарика составлял сто шестьдесят шесть сантиметров.

В одежде гость подражал американским гангстерам тридцатых годов: остроносые лакированные штиблеты, к которым очень подошли бы гетры, длинное, пиджачного типа, пальто с белым платочком в нагрудном кармане и поднятым воротником, непокрытая голова с тщательно уложенной прической. Лицо Резо было бледным, вокруг глаз залегали темные круги, из-за которых он получил свою кличку.

Хотя за безопасность прибывшего на разбор авторитета кровью отвечала пригласившая община, Очкарика сопровождали два «гладиатора» весом по сто двадцать килограммов.

Министра ожидала «Чайка» старой модели, вопреки правилам пропущенная прямо на летное поле. Очкарика усадили в восьмиметровый «Линкольн», также стоящий неподалеку от трапа. Один за другим лимузины выкатились за ворота контрольно-пропускного пункта. Охрана с большим усердием козыряла «Линкольну», Резо принял это как должное. В конце концов, министр прибыл просить кредит в шестьсот миллионов рублей, а он должен был определить судьбу вдвое большей суммы.

В тот же день с небольшим опозданием прибыл самолет из Еревана, что тоже было удивительно, так как проблемы авиасообщения со ставшими суверенными республиками Закавказья не отличались разнообразием и сводились к отсутствию регулярных рейсов. Никаких официальных представителей или сколь-нибудь заметных людей на борту не было. Трое молодых парней не выделялись в толпе пассажиров, смуглых и по-южному шумных. Им и следовало не привлекать внимания: боевики Армянской национальной армии прибыли в Москву для выполнения специальной акции.

Парней никто не встречал, «крутые» извозчики сунулись было со своими услугами, но что-то их отпугнуло и заставило переключиться на других денежных кавказцев со столь же смуглыми лицами и крупными носами, но без излучаемой волны явственно ощутимой угрозы.

Парни забыли свои имена и были готовы умереть, выполняя порученное задание. На время операции они сами выбрали себе прозвища. Поэтому один назывался Смелый, второй – Мститель, а третий совсем безыскусно – Герой.

На забитой машинами площади они осмотрелись, перебросились гортанными фразами и подошли к потрепанной «Волге» с дремлющим за рулем пожилым водителем. Смелый постучал в стекло и, не выпуская из рук, показал водителю бумажку с адресом.

– Пятьдесят штук, и поехали, – кивнул тот. Боевики молча сели в машину.

Они действовали точно в соответствии с полученной инструкцией, потому что сами думать и принимать решения не умели. Они умели убивать и умирать. Но если в части первого каждый имел определенный опыт, то насчет второго каждый располагал только предположениями. И очень боялся сплоховать, когда подойдет время. Этим и объяснялось владевшее ими напряжение и мрачная решимость, устремленность к смерти, остро воспринимаемая окружающими людьми.

Почувствовал ее и водитель, враз пожалевший, что позарился на пятьдесят тысяч.

– Вы проездом в Москву или как? – дрогнувшим голосом спросил он.

– В гости, отец, – отозвался Мститель. – К брату едем.

Смелый развернул вторую бумажку, на которой было написано: «Александр Каймаков, социолог».

Через час боевики сидели в просторной квартире на Флотской, за заранее приготовленным национальным столом: бастурма, сыр, зелень, лаваш, ариса, кюфта, «Двин», «Севан». Будто в Ереване в застойные довоенные годы. Пить вообще-то не положено, но Смелый разрешил понемножку.

Хозяин, Арсен, тоже поднял рюмку: за победу выпили, за народ, за воссоединение исконных земель, опять за победу...

– Тут у тебя хорошо, – обвел взглядом комнату размякший Мститель. – У нас ни тепла, ни света, на хлебе и воде сидим...

– В чужих руках всегда балда толще.

Арсен тяжело вздохнул.

– Здесь только на первый взгляд сладко. Недавно у меня всю шашлычную разнесли, двоих насмерть уложили. Сам еле уцелел – за мангал успел спрятаться. Да и так... То чрезвычайное положение – и хватают на каждом углу, носом к стенке ставят, обыскивают, слово скажешь – прикладом между глаз!

Он налил себе коньяка и, не предложив гостям, выпил – грубое нарушение этикета свидетельствовало, что Арсен не в своей тарелке.

– То чеченцы с русскими разборки устраивают, а те всех кавказцев подряд мочат...

– А у тебя кто стрелял? – поинтересовался Мститель.

– Точно разве скажешь, – уклончиво ответил Арсен. – Тут сейчас шорох большой: общаковую кассу шопнули, там, говорят, миллиарда три...

– А кто шопнул? – вскинулся Смелый.

Хозяин пожал плечами.

– По-разному говорят. Дело темное... На хазе мясня была, человек десять завалили, а чемодана нету... Может, менты, может, еще кто... Какого-то бомжа ищут, да и кент пахана в подозрении. Он чужой – пришел и ушел, а потом все началось и общак вертанули.

– Чего ж его не спросят? – Смелого тема явно заинтересовала.

– Это их дела, – отмахнулся Арсен. – На толковище с пахана спрашивать будут. Нас не касается.

Он встал, поднял крышку дивана и вытащил маленький автомат с откидным проволочным прикладом, пистолет и гранату.

– Вот что я вам приготовил, как просили. Зачем столько? Это ж не в генерала стрелять?

Боевики осмотрели оружие.

– Чешский «скорпион». – Смелый вскинул автомат, прицелился. – Из такого наши в Ростове генерала и пришили.

Мститель и Герой солидно кивнули, хотя хорошо знали, что в Ростове, по ошибке, вместо приговоренного генерала застрелили полковника, его заместителя. Ничего, все равно молодцы ребята: показали, что у AHA длинные руки: Правда, уйти не сумели, менты ростовские их уже через два часа повязали. Ну и что? Недаром старшие говорили: не бойтесь, ничего вам не будет, побоятся – мы за вас и заложников возьмем, и самолет захватим, и метро взорвем...

И правда – побоялись, ничего не сделали. Ну дали пятнадцать лет, двенадцать, восемь. Это разве наказание? Если бы русские террористы приехали в Арцах и на глазах у всех средь бела дня старшего офицера расстреляли, им бы разве простили? Хоть официальный суд, хоть трибунал AHA. Нет! Настоящее наказание одно – после него уже ни кюфту не кушаешь, ни коньяк не пьешь, ни с бабами ничего не делаешь. А пятнадцать лет только на бумаге строго. Через два года выйдут, через три – самое много. И в зоне будут хорошо жить: и кушать вкусно, и выпивать, и женщин приведут. Главное – ребята знают: вернутся героями. И дома им купят, и машины, и денег дадут сколько надо.

Так что бояться нечего, когда такая организация за спиной. Лишь бы менты на месте не шлепнули. Для того и нужно оружие – отбиться. Иначе этого ученого голыми руками задушили бы...

– Надо женщину – по телефону позвонить, – сказал Мститель, приноравливаясь выхватывать из кармана и из-за пояса никелированный иностранный пистолет. – Чтобы грамотная, с высшим образованием и без акцента.

– Зачем с высшим образованием? – удивился Арсен.

– Так сказали.

– Как сказали, так и сделаем. Сейчас Галку приведу, соседку. Она умная, в банке работает. А за что его?

– Землетрясение у нас делал, гад! – выругался Герой. – Сколько людей из-за него погибло!

– Вах, вах! – Арсен схватился за голову. – Так это он?! Ну и сволочь! А как узнали?

– По радио передали, – сказал Мститель. – «Немецкая волна». Старшие слышали.

– За такое дело я бы и сам... – Арсен ушел звать соседку.

– На словах все смелые, – выругался Герой. – Чем здесь сидеть, ехал бы к нам, в окопы.

Они допили бутылку «Двина». Коньяк был хороший, довоенный.

– Надо, Галочка, брату помочь друга найти, – щебетал Арсен, вводя пухлую миловидную молодую женщину. – Он от милиции прячется, всего боится. Почитай, как сказать надо, когда ответят...

Соседка внимательно прочитала отпечатанный на машинке текст, составленный специалистами контрразведывательного отдела AHA, положила листок перед собой и набрала номер.

– Бухгалтерия? Здравствуйте! Это из Всероссийского радио. Мы передали в эфир вашу статью "Куда же делось мыло? ". Сейчас начисляем гонорар автору, а адреса его у нас нет. Подскажите, пожалуйста... Фамилия Каймаков... Да, Александр...

Наступила томительная пауза. Боевики сверлили глазами лицо женщины. Арсен дернул Смелого за рукав, но тот зло отбросил его руку.

– Ленинский проспект, сто пятьдесят два, квартира десять. Записала, спасибо.

Рассыпаясь в благодарностях, Арсен стал нахваливать соседку:

– Красавица, умница, всегда поможет, в доме чисто, готовит – пальчики оближешь!

– Выпей с нами, дэвушка, – с нарочитым акцентом сказал Герой и потянулся к бутылке. – Мы женщин годами не видим, воюем все время за Карабах. Лучшие бойцы! Ты про Армянскую национальную армию слышала? Вот раз в Ростове... Мститель ткнул его в бок, и он сконфуженно замолчал.

Не переставая благодарить, Арсен проводил соседку до двери.

– Напился – ум потерял, – зло сказал Смелый. – Не до баб сейчас! И болтай меньше – язык отрежу!

– Этот адрес далеко отсюда? – нетерпеливо спросил Мститель вернувшегося Арсена.

– Как от Еревана до Октемберяна, – ответил хозяин. – Тут все далеко.

– Чего ты меня дергал? – раздраженно спросил Смелый. – Нашел время!

Арсен многозначительно смотрел ему в глаза.

– То, что фамилию вашего друга я уже слышал. Возможно, это он забрал три миллиарда.

Глава двенадцатая

Кадровый сотрудник Центрального разведывательного управления США Роберт Смит действовал всегда под «крышей» журналиста. В нынешний свой визит он получил аккредитацию на международном симпозиуме политологов «Политическая стабильность в условиях государственных изменений в Восточной Европе».

На самом деле причиной его приезда стала публикация в солидной российской газете, перепечатанная рядом западных средств массовой информации и переданная радиостанцией «Немецкая волна». Содержание статьи и комментарии специалистов давали основания полагать, что впервые в открытой печати появился след тектонического оружия.

Несколько раз агенты сообщали, что в СССР довольно успешно ведется работа над сейсмической бомбой. Но конкретных фактов добыть не сумел никто. Косвенным подтверждением давней информации стал целый ряд «политических землетрясений», совпавший с распадом СССР и привлекший внимание аналитиков ведущих разведывательных служб мира.

Особую тревогу ЦРУ вызвали неожиданные замлетрясения в сейсмически спокойных районах США – Сан-Франциско и Лос-Анджелесе.

Смит провел на симпозиуме не более часа, потом высказал намерение немедленно передать репортаж об открытии и отправился в посольство, где встретился со вторым секретарем Джоном Джейсоном, который на самом деле являлся руководителем местной резидентуры, о чем, в соответствии с новым духом взаимоотношений между государствами и их разведками, была официально уведомлена российская сторона.

– Мы проверили этого парня со всех сторон. – Джейсон бросил перед коллегой довольно пухлое досье. – Похоже, он совершенно чист и наткнулся на это дело случайно. Думаю, ты можешь с ним встретиться. Вначале через агента, потом напрямую.

– А есть ли подходящий агент? – спросил Смит, просматривая досье с быстротой и внимательностью, выдающими наработанный навык.

Резидент замялся.

– Мы подготовили троих... На черную поверхность стола легли еще три досье.

Смит так же быстро просмотрел их и с сомнением покачал головой.

– Наш парень довольно замкнут, круг общения ограничен, новые знакомства практически не заводит. Как подвести к нему проститутку, крупье казино или бармена валютной гостиницы? Тут нужно совсем другое...

Он надолго задумался. В просторном офисе стояла почти полная тишина, лишь тонко звенели стекла, вибрируя в такт электронному лучу противоподслушивающей системы.

– А что с тем парнем из больницы? – наконец спросил разведчик.

Джейсон был профессионалом и знал, что услышит этот вопрос.

Еще одно досье легло на стопку предыдущих.

– Был арестован за спекуляцию валютой, осужден, провел в колонии четыре года...

– Если бы он работал на КГБ, то не оказался бы за решеткой. Они не дают своих людей в обиду, – перебил Смит.

– Скорей всего так.

– Он инженер, работал в конструкторском бюро, по образованию соответствует нашему парню...

– Пожалуй.

– Почему же ты достал его досье последним?

Резидент помолчал.

– Потому, что не верю в случайности. Он ведь случайно оказался в одной палате с тобой?

– Да, это написано во всех наших учебниках... Но ни один учебник не может предусмотреть все, что происходит в жизни. К тому же других вариантов у нас нет, – вслух размышлял Смит. – И в конце концов, чем мы рискуем? Мы же не доверяем ему государственные секреты Соединенных Штатов! Думаю, надо его использовать.

Джейсон пожал плечами.

– Давай. Я поручу подготовить вашу встречу.

Не веря в случайности, резидент ЦРУ был и прав, и не прав одновременно, ибо жизнь куда более диалектична, чем учебники диамата или тактики разведки.

Клячкин действительно не случайно оказался в одной палате со Смитом. Но в тюрьму он попал случайно, хотя в этой случайности тоже была изрядная доля закономерности.

В конце восьмидесятых монолит КГБ незаметно для окружающих начал трескаться изнутри. Всегда существовавшее, но тщательно скрываемое недовольство профессионалов сыска дилетантами из комсомольско-партийных органов, насаждаемыми на командные должности, в политуправление, кадровый аппарат и даже оперативно-следственные подразделения, начало прорываться наружу.

Одряхлевший партийный монстр корчился под стрелами требований департизации и невольно ослаблял мертвую хватку. Все чаще кадровые сотрудники на партсобраниях и оперативных совещаниях поднимали вопрос о некомпетентности партбоссов, начавших службу с подполковничьего, а иногда и еще более высокого звания, но не знающих разницы между конспиративной и явочной квартирой или между агентом и доверенным лицом. Шатающиеся кресла заставляли тех предпринимать, ответные шаги.