Летопись Чертополоха Захаров Дмитрий

Глава 1

Камни света

ГОРОДСКОЙ ВЕСТНИК. Областное информационное издательство Санкт-Петербурга. Центральный район.

«Удивительное явление могли наблюдать горожане субботним утром 14 июня в районе Выборгского шоссе, в шести километрах от Зеленогорска. Над лесом сформировалась локальная область низкого атмосферного давления. Ветер образовал воронку, наподобие небольшого торнадо, золотое свечение видели с трассы проезжающие автомобилисты. Природный феномен длился не более двух минут и исчез. К сожалению, никто из свидетелей не сумел сделать достоверные снимки аномалии. Наши корреспонденты не получили объяснений от специалистов, однако из Петербурга уже отправилась группа метеорологов. Мы будем держать читателей в курсе событий»

Сыпучий хрящ издавал зловещее рычание. Он прижался спиной к скале, защищая свой тыл. От топота массивных копыт дрожала земля. Загривок покрыт панцирем из твердых, плотно прилегающих друг к другу пластин, такую защиту не прогрызть ни одному муравью. Но хитрые насекомые избрали иную тактику боя. Они отвлекли внимание зверя, вскарабкавшись на плоские белые камни, намереваясь кинутся на врага сверху. Хрящ задрал тонкую шею, угрожающе выставив длинный рог, желтый глаз горел ненавистью и жаждой крови. И это была его ошибка. Наследный принц Драган, сын Валтасара нырнул под брюхо зверя, и вонзил острые челюсти в незащищенное горло хищника. Хрящ завалился на бок, смяв кусты диких роз, острые колючки впились в брюхо животного, но он не почувствовал боли. Десяток муравьев набросились на поверженную добычу, мощные челюсти рвали яремную вену, сухую землю оросила черная кровь. Сыпучий хрящ издал предсмертный вздох и затих. Воины отступили, их работа закончена. Из глубоких нор суетливо выползали рабочие. Они облепили тушу со всех сторон, и поволокли ее в пещеру.

Наследный принц скромно принимал поздравления товарищей, золотая корона светилась на гладком лбу. Сын Валтасара должен сегодня ночью пройти обряд инициации, он немного волновался, а потом решил прогуляться по пустыне. Драган неторопливо направился к зияющему черному жерлу пещеры. Там проживают друзья бастарды, знатный муравей любил общаться с их детенышами. Бастарды лишены надменной кичливости, присущей остальным жителям Зеленой Страны.

Он пересек прогалину, заросшую выгоревшей на солнце травой, и оказался посреди нагромождения высоких скал. Над головой мелькнула черная тень, принц не придал этому значения – орлы не посмеют напасть на отпрыска королевского рода. И в то же мгновение, сильный удар в голову заставил его судорожно сомкнуть лапки. Он попытался нырнуть в скалистую расщелину, но второй удар отсек голову насекомого, и она покатилась по земле, как гладкий черный шар. Выпуклые глаза помертвели, затянувшись серой пленкой.

Двое склонились над поверженным насекомым. Мужчина вытер меч о траву, подобрал с земли корону, небрежно бросил ее в сумку.

– Это и есть Драган?

– Он, не иначе… Корону видишь?

– Откуда муравьи берут золото, тень их топтать?

– Говорят, под землей его навалом… – женщина брезгливо толкнула носком кожаного сапожка безжизненное тело насекомого.

– Дело сделано?!

– Точно так. Уходим, пока бастарды из своих пещер не повылезали.

Люди скрылись, сильный порыв ветра пронесся над выжженной землей, в небе горело равнодушное солнце, а на земле лежал скорчившийся трупик огромного муравья, наследного принца крови Драгана сына Валтасара.

Выборгское шоссе. 58. Километр. 08.45.

Мальчик стремительно бежал по лесу, босые ступни едва касались мшистой земли. Поодаль мчались два огромных пса. Чепрачного окраса кобель, морда как у маламута, с обведенными черными дугами вокруг узко посаженных медвежьих глаз, и рыжая сука, на шее белое пятно, и молочного цвета грудка. Собаки бесшумно скользили подле человека, как две молчаливые тени, готовые немедленно пустить в ход острые клыки, по первому зову юного хозяина. Рассвет смазал верхушки сосен бледной золотой талью, просыпались птицы, робко пробуя на вкус свежий воздух. Чуя поступь незнакомцев, в заросли папоротника нырнула змейка, сбилась в тугие кольца, и затаилась в корневищах столетнего дуба. Над верхушками корабельных сосен с отчаянными воплями носились сороки, оповещая лесную братию о появлении не званных пришельцев. Мальчик остановился, густые волосы рассыпались по плечам, на смуглой груди висит тонкая золотая тесьма, в тугой петле увязан овальный камешек, размером с голубиное яйцо. Широкий кожаный ремень опоясывает тонкую талию подростка. Он провел пальцами по рукояти искусно выполненного кинжала, висящего на бедре в простецких ножнах, опустился на четвереньки и слизал крупицу прозрачной росы с шершавого листка подорожника.

– Необычный вкус… Много соли! – голос у него был ясный, чистый, как у певчего в католическом храме.

Псы встали как вкопанные, подняли влажные носы к небу, внимательно нюхая воздух. Ребенок погладил животное по могучей холке.

– Тебе пора уходить Латона… – он грустно покачал головой. – Пора!

Рыжий пес протестующе зарычал, обнажив желтые клыки.

– Не сердись, девочка! – Мальчик опустился на колени, обнял псов, прижался лицом к мягкой шерсти кобеля. – Я позову вас, когда будет нужда. – Прощайте! – Он повернулся, и скрылся за сросшимися меж собой кривыми елями. Собаки неуверенно топтались на месте, Латона подняла острую морду к небу, и протяжно завыла. Притихшие сороки, возобновили скандальный галдеж. Бурбуль решительно мотнул большой головой, рыкнул на подругу, и прыгнул в чашу. Тихо поскуливая, рыжая собака потрусила за товарищем.

Мальчик бежал еще несколько минут в одиночестве, ветер разметал шелковые кудри. Он прижал ладонь к гладкому камешку, слабо загудела кожа, поднес амулет к глазам. Крошечные черные точки плясали как веселые крохотные муравьи.

– Здесь! – выдохнул ребенок, и поправил ножны. Вскоре на краю леса возникла завеса густой листвы. Оттуда раздалось громкое фырканье и рев мотора. Мальчик недовольно сморщился, обнажив острые белые зубы, и легко перемахнул широкую канаву, наполненную стоячей водой. Он стоял на окраине пустынного шоссе, красные габариты грузовика скрылись за поворотом. Клубы выхлопных газов оседали на землю, словно хлопья ядовитого тумана. Неожиданно, грузовик чихнул, как больное животное и остановился. Ребенок забавно сморщил нос, понюхал горячий асфальт, и рассмеялся.

– Будто жирный струч обожрался! – он безбоязненно вышел на дорогу.

Солнце уверенно карабкалось по чистому небосклону, день обещал быть жарким.

Надя крепко сжимала упругий руль. Из динамиков магнитолы уныло пел Род Стюарт, но даже печаль, сквозящая в сиплом голосе британца, не могла испортить ей радужного утреннего настроения. Сегодня она встречается с Димкой Рословым. Прекрасное субботнее утро, впереди отличный день. Жаркий нынче июнь стоит на северо-западе, она успела загореть, и смуглую кожу стройной блондинки выгодно оттеняли яркие синие глаза, и черные брови, доставшиеся в наследство от бабушки украинки. Она надела голубое платье с вызывающими разрезами, хотя оно едва ли уместно для эксперта МВД. Ну да, к черту условности! Синий цвет удачно подчеркивает загар. Дорога пустынна, по пути ей встретился лишь старенький грузовик, на обочине. Мотор издавал предсмертные хрипы, как агонизирующий астматик. Надя притормозила, опустила ветровое стекло.

– Помощь не нужна?!

Хмурый водитель не обернулся. Он раздраженно махнул рукой, вытер замасленным рукавом лоб, и погрузился с головой в урчащее жерло мотора, словно намереваясь выудить оттуда сказочный приз.

Девушка пожала плечами, и нажала педаль газа. Поведение недружелюбного шофера показалось ей странным, но уже через мгновение она позабыла об этом. Хрипнул Род Стюарт поперхнулся, и замолк на полуслове, голубой огонек магнитолы погас, привычное урчание двигателя «тойоты» стихло. Автомобиль прокатился по инерции несколько десятков метров и остановился. На шоссе стоял полуголый мальчик. Он был похож на кукольного индейца, какими их изображали в кинофильмах. Смуглая кожа, длинные черные волосы, дерзко разметавшиеся по плечам. На груди болтается обычный серый камешек, увязанный золоченым шнурком, на поясе у мальчугана висят ножны. В них покоится старинный кинжал. Рукоять кинжала усыпана драгоценными камнями. На округлой шишке эфеса сверкает багровый кабошон рубин. Мальчик улыбнулся, прозрачные как весеннее небо голубые глаза излучали безмятежное спокойствие.

Надя была осторожная женщина, десятилетний стаж работы в органах приучила ее мыслить линейными схемами. Она вышла из машины, и приблизилась к ребенку.

– Здравствуй, мальчик! Ты кто?! Откуда здесь взялся?!

Вопрос не являлся праздным. Пустынный перегон Выборгского шоссе, до ближайшего садоводства километров пять. И откуда у ребенка такой кинжал на поясе?! Самоцветы настоящие вне всяких сомнений. Хороший эксперт отличит старинный корунд от подделки без специальных приборов. А Надежда Петровна – хороший эксперт!

Ребенок повел себя необычно. Он шагнул к женщине, бесцеремонно взял прядь ее волос, медленно сжал кончиками пальцев.

– Ведьма! Красивая ведьма! – восторженно хлопнул в ладоши. – Ты отведешь меня к Страннику. – уверенно заявил он.

– Спасибо, конечно за комплимент, молодой человек! – усмехнулась Надя. – Разве тебя не учили, что трогать руками посторонних людей неприлично! И будь любезен, отвечай на вопросы старших!

Незнакомец будто и не слушал женщину. Он нырнул в машину, и улегся на заднем сиденье, словно намеревался там спать.

– Поехали!

– Слушаюсь! – иронично хмыкнула девушка. Она лихорадочно соображала. Паршивец чокнутый, это точно. Чем скорее она доставит его в больницу, тем лучше. Откуда у ребенка такой нож?! Не говоря уж об антикварной ценности, лезвие длинной добрых двадцать сантиметров! Она покосилась на диковинного пассажира. Тот по-хозяйски развалился на заднем сиденье, и смотрел на нее сквозь прикрытые ресницы.

– Ты не должна бояться меня, ведьма! – он ободряюще улыбнулся. – Я не причиню тебе вреда. Другое дело, Гальфрид. Возможно, он захочет встретиться с тобой. Это опасно.

– Кто такой Гальфрид? – она задала вопрос чисто автоматически, копирую манеру Рослова, не оставлять без внимания ничего сказанного людьми.

– Рыцарь. Наемник. – коротко ответил загадочный ребенок. – Но Гальфрид благородный, чистокровный одомит. Хотя и падший… Он не станет воевать с женщиной, даже если она ведьма. Он тебя просто убьет. Другое дело – Земфира. Полукровки жестоки и мстительны. Вот кого следует опасаться, так это Земфиры.

– Благодарю за предупреждение! – девушка вытерла со лба капли пота. Хотела вложить в тон долю сарказма, а получилось испуганно.

– Слово в радость! – кивнул мальчик, и закрыл глаза.

Только сейчас Надя обратила внимание на то, что впервые за десять лет водительского стажа, покинула машину, оставив ключи в гнезде зажигания. Это ошибка. Она поспешно села на водительское сиденье, мотор взревел сам по себе, загорелись лампочки на приборной панели, Род Стюарт хрипло заныл что то унылое, аккурат с той ноты, на которой его грубо прервали. Чудеса!

– Скажи хотя бы, как тебя зовут, таинственный незнакомец? – усмехнулась девушка.

– Ратибор. Лучший из колдунов, которых знавала Вотчина одомитов, покровителей Зеленой Страны и провинций! – в тоне ребенка прозвучали неподдельные детские интонации хвастуна и заправского лгунишки.

– Ратибор… – Надя посмотрела в обзорное зеркало, мальчишка свернулся в клубочек, как домашний котенок, и засунул большой палец в рот. Салон «тойоты» наполнился запахом цветущего жасмина. Аромат был настолько ярок, словно кожаные сиденья опрыскали дорогими духами.

Надя Еременко была человеком действия, а потому, не раздумывая включила передачу, и «тойота» тронулась с места. Сначала отвести чудного мальчишку в управление, а там видно будет. Праздничное настроение не оказалось испорченным. Забавно начинается это утро! Будет что рассказать Димке! Она с нетерпением ждала встречи с Рословым, стрелка спидометра уверенно пересекла отметку сто километров в час. Через сорок пять минут она будет на месте…

ПРОВИНЦИЯ ЗЕЛЕНОЙ СТРАНЫ.

ГРАФСТВО СИНИЙ РОМ.

Замок властителя Синего Рома напоминал обглоданную рыбью кость. Черный шпиль, с развевающимся голубым флагом был похож на украденный кусочек неба. Вычурные окна в стиле зрелого барокко увиты стелящимся плющом и побегами дикого винограда. Ворота украшал такой же голубой флаг, но меньшего размера, на полотне красовалась выпуклая голова муравья, увенчанная золотой короной. Дон Громмель задрал голову, внимательно изучая яркий штандарт.

– В былые времена наши стяги украшали головы леопардов! Как ты считаешь, Лука?

У него был сиплый простуженный голос, а длинную шею покрывал толстый шарф из овечьей пряжи. Коренастый мопс, внимательно осмотрел замок. Выпуклые глаза животного слезились, в период цветения жимолости у него начиналась аллергия, он часто чихал, и тер морду лапами. Пес ухмыльнулся, но промолчал, и подмигнул маленькому пузатому человечку. Малыш презрительно сплюнул на землю, и потер кулаком багровый шишак под левым глазом.

– Ромы портят породу достойных обитателей провинции! Круп им в дышло!

– Индюк! – едко заметил мопс, задрал ногу, и обдал пахучей струей, вросший в землю зеленый камень.

Громмель с трудом сдержал улыбку.

– Вели открывать, Шнопс, а то не получишь вечером мыла.

– Слушаюсь! – толстяк послушно дернул массивную дверную ручку, мелодично зазвенел колокольчик, ворота медленно распахнулись, и мужчины прошествовали вовнутрь.

К гостям немедленно подлетели две огромных стрекозы, тонкие крылья трепетали в воздухе, поднимая с земли невесомую багровую пыль.

– Дон Громмель ван Остаде! Господин Лука! Какая честь для хозяев Синего Рома! Дон Адам Голубой спрашивал, где это, дескать мои друзья? Куда запропали? Вас ждут с нетерпением! – выпуклые золотые глаза светились как у придурковатых собак, челюсти благоговейно сжимались. Шнопс испуганно закрыл голову маленькими ладонями, и опустился на корточки. Мопс рассмеялся, обнажив короткие сточенные клыки.

Человек раздраженно отмахнулся, мгновенно извлек из складок длинного плаща изогнутый кинжал, в солнечных лучах сверкнуло кривое лезвие.

– Пошли прочь, тупые насекомые! Передайте Тощему Рому, что я сам без труда найду дорогу в его берлогу! Адам Голубой… индюшачье имя!

– Как будет угодно дону! Как будет угодно!

Стрекозы дружно взмыли в небо, и скрылись в черных анфиладах здания. Торица прошествовала дальше. Вдоль дороги раскинулись торговые ряды. Простолюдины и военные с праздным видом шлялись по улице, разглядывали выложенный на прилавках товар. Полотна голубой ткани, фальшивая серебряная посуда, примитивные подделки под Камни Света – прочая шелуха для невзыскательных туристов. За фасадом здания расположились многочисленные кузницы. Мирный народ ромов не оставлял тщеславной мысли о триумфе, оттуда полыхало красным маревом, доносился звон молотков, крики мастеров. Оружие ковалось круглые сутки напролет, Громмель отметил это событие, хотя блеклые серые глаза, прикрытые набрякшими веками, сохраняли сонно безразличное выражение.

Толстяк отряхнул мешковатые штаны от красной пыли.

– Круп им в дышло! – он тяжело дышал, румяное лицо покрылось белыми пятнами, багровый шишак приобрел жутковато синий цвет. – Я хотел достать посох, но споткнулся… – он дрожащими руками указывал на кривую палку, с металлическим острием на конце. – Славная могла быть битва, дон Громмель! Я запросто мог поразить врага!

– Не робей, пасюк! – усмехнулся мужчина. – Любой полукровка боится летающих стручей…

Возьми! – он кинул слуге кусочек обмылка, который тот с ловкостью поймал налету, благодарно кивнул, тотчас натер им шишку на лбу, а остаток бережно спрятал в залатанную полотняную сумку. Опухоль на глазах спала, Шнопс повеселел, и спешно ковылял за хозяином.

– Точно индюк! – повторил пес.

Им навстречу кинулся одноглазый бастард, одетый в кожаные штаны галифе и широкополую шляпу с гусиным пером. Он сунул под нос людям горсть ручных муравьев, и зашепелявил, проглатывая согласные.

– Благогодные доны! Собгаговолите поддержать коммерцию, добгого геловега! Гупите разумных мугавьев!

При ближайшем рассмотрении товар оказался заурядной подделкой, обычные насекомые из разворованного муравейника.

– Пошел вон! – слуга замахнулся своим посохом.

Бастард тотчас узнал дона Громмеля, не без шутовства отвесил поклон, сдернув с лысеющего черепа шляпу с пером, и растворился в толпе. На красной земле шныряли разбросанные им насекомые.

Визитеры прошли через железные ворота, и оказались в цветущем саду, залитом ярким солнечным светом. Воздух пах сладкими мимозами и астрами. Выложенная плитами дорожка из разноцветных самоцветов, излучала все цвета радуги. Зеленый малахит, дымчатый, как шкура благородного дегу топаз, голубой лазурит, переливающийся опал, пурпурная яшма. Для добычи таких камней требовались годы, трудолюбивые ромы не теряли времени даром на все, что касалось роскоши и красоты. В окружении зарослей желтых роз среди благоуханной тени расположилась увитая гиацинтами беседка. От приторного аромата кружилась голова, в прозрачном бассейне плескались золотые рыбки каждая размером с хорошую треску. Лука понюхал цветы, и громко чихнул, а Шнопс тотчас встал на цыпочки, перегнулся через золоченую ограду, запустил трехпалую ладонь в воду, и взбил мутную пену. Рыбы испуганно метались по кругу, со дна поднялся гигантский рак, и кося на чужака выпуклым черным глазом, устремился в атаку. Толстяк испуганно отпрянул, забрызгав штаны каплями соленой воды. Громмель равнодушно сорвал лепесток розы, прижал к сухим губам шелковую ткань.

– Сухой цвет, мертвый вкус… – пробурчал он непонятные слова.

– Будь осторожен, одомит! – мопс натянул длинный поводок.

Из беседки, навстречу посетителям вышел мужчина в длинном голубом платье. Его окружали ленивые павлины, красивые птицы распускали веером ажурные хвосты, вытягивали длинные шеи, и оглашали окрест омерзительными воплями. Разевая загнутые клювы, они демонстрировали острые зубы, и трубчатые желтые языки, с основания которых стекали капли тягучего бурого яда. Шнопс воинственно размахивал своим посохом, пытаясь держаться за спиной хозяина. Хозяин сделал страшные глаза.

– Брысь!

Птицы недовольно галдя, разбегались прочь по каменным аллеям сада.

– Любишь ты никчемную роскошь, Адам Голубой! – без улыбки сказал Громмель. – А лепестки мертвые…

– Люблю! – сокрушенно кивнул головой ром. – Каюсь! Но ты изменишь свое мнение, когда я угощу тебя лучшим отваром, что можно сыскать во всей провинции! Привет уважаемому Луке!

Длинные пальцы графа были унизаны тяжелыми перстнями, в мочках ушей свисали белые серьги, волосы на макушке выбриты, как это принято у ромов. Мужчины обменялись вежливыми поклонами, мопс сдержанно кивнул, рукопожатия не последовало – визит одомита был сугубо официальным.

– Рад видеть благородного дона Громмеля! Прошу посетить мой скромный дом, и угоститься лучшей олениной во всей округе!

– Слово в радость! – кивнул мужчина, и зашагал следом за хозяином, собака ковыляла рядом, уморительно переваливаясь на коротких лапах.

– О слуге позаботятся. – Тощий Ром снисходительно посмотрел на чумазого Шнопса. – Твоя демократичность граничит с чудачеством, превосходный дон! Взять в прислужники чуня, это верх легкомыслия! Что скажут в Совете одомитов?

– Я вхожу в этот Совет, если ты не забыл! – сухо отрезал мужчина. – Этот человек – полукровка.

Его отец – падший одомит, согрешивший с чуней. Будь любезен накормить его и спрятать в тень. И пусть его обслужат люди, а не стручи. Шнопс боится стручей, а мыло нынче недешево стоит. И не утруждай нас столь высокопарным именем-Адам Голубой! У меня развивается комплекс неполноценности. – он поправил свой шарф, и шагнул под узорчатую арку, отлитую из чистейшего серебра.

Тощий Ром щелкнул пальцами, к слуге тотчас подбежали два коренастых бульдога, Лука сдержанно зарычал, но псы не обратили внимания на собрата, и повлекли толстяка в тень, отбрасываемую высокими кипарисами.

Парадная зала утопала в роскоши. Повсюду висели красочные штандарты, с изображением коронованного муравья. По углам застыли чучела крокодилов, драконов и сыпучих хрящей в натуральную величину. Таксидермисты поработали на славу, драконы казалось, готовы были извергнуть потоки огненной лавы из зубастых пастей, а у одного из хрящей на длинном рогу запеклись следы бурой крови несчастной жертвы лютого хищника. Потолочный плафон, расписанный лучшими мастерами Синего Рома, изображал сцены охоты на девятиглавую гидру. Дюжина обнаженных борцов копошились в прибрежной тине. Мускулы на их спинах вздулись как корабельные канаты. Двое лежали в воде, растерзанные чудовищем, остальные сжимали в руках тонкие сети. Картина поражала своей натуралистичностью. Громмель долго стоял, задрав голову, отчего иллюзия выглядела объемной. Гранитные обелиски, обрамленные серебряными багетами, занимали большую часть высоких стен. Вытесанные сцены из твердого камня запечатлели драматические эпизоды минувших трех войн, сцена триумфа ромов, и поверженных врагов. Мужчина хрипло прокашлялся.

– Мне, как одомиту следует доложить Совету о наглядной агитации, и призыву к бунту порабощенного народа ромов!

– Ромам нельзя доверять, родное сердце! – мопс вскочил на скамью, и тщательно обнюхивал расставленные на столе блюда и напитки.

Тощий Ром побагровел.

– Великоречивый дон шутит, я полагаю!

– Ну, же, граф! Не следует буквально понимать собеседника! Не станешь ведь ты убивать величайшего мага и колдуна всех провинций в собственном доме?! – широко улыбнулся Громмель ван Остаде. – Тем паче, я полагаю, на картинах изображены жалкие чуни и прочие бастарды. Не так ли?! – лицо мага излучало саму безмятежность.

«Черт его побери, этого хитрого одомита!» – подумал граф. – «Если то, что о нем рассказывают правда, хотя бы наполовину, едва ли меч поможет его убить!» Он широко улыбнулся, провел пальцами по сбритой макушке, и гостеприимно простер руку к столу.

– Я вспылил, каюсь. Сказываются две минувшие войны. Застудил колено в болотах Топной Чуни. Однако прежде чем мы приступим к трапезе, хочу спросить. Чем обязан визиту?

– Пустяки… – колдун задумчиво щелкнул пальцами. – Прогуливались в твоих угодьях, вот и вспомнил о своем племяннике.

– Это великий маг!

– Могу я его видеть?

– Увы! С раннего утра он убежал со своими псами на поляны. Должен скоро вернуться.

– Лжет! – лаконично объявил мопс.

– Странно, что я не чувствую его запаха! – безразличные до сего момента глаза мага вперились в лицо графа, зрачки сузились до игольных точек. Тощий Ром попытался отвести взгляд в сторону, но не смог. Пальцы рук, сжимающие рукоять меча безвольно разжались, надменные губы раскрылись как у выброшенной на берег рыбины, лицо приобрело тупое выражение оглушенного бастарда.

– Я говорю чистейшую правду… – голос звучал плоско, мертво, лишенный басовых нот. – Мальчик ушел ранним утром… И собаки с ним. С тех пор его никто не видел…

– Не посещал ли он накануне Ворота Домны?

– Да… Вернее нет. Он спрашивал про Ворота Домны. Я не хотел рассказывать, но он – великий маг…

– Даже более великий, чем его дядя?! – губы Громмеля искривились в язвительной ухмылке, но глаза неотрывно сверлили лицо графа.

– Думаю это так. Мальчик самый могущественный колдун из всех, кого знала Вселенная.

– Довольно! – гневно крикнул колдун, и отвернулся.

Тощий Ром глупо улыбнулся, вытер ладонью вспотевший лоб, тоскливо огляделся по сторонам. Под потолком кружил струн, его крылья работали как пропеллеры, поднимая с каменных плит крошки невесомой золотой пыли. Лука деловито обследовал разносолы, отхватил кусок свежей оленины, и яростно чавкал, мотал тупорылой головой, пытаясь перегрызть тугие жилы.

– О чем мы сейчас говорили? – переспросил ром.

– Ты стал рассеянным, граф! – Громмель шутливо погрозил длинным пальцем. – Я жду не дождусь твоей хваленой оленины!

– Конечно! Прошу извинить, отведать мяса и испить нектар!

– Все проверено, можно кушать! – довольно хрюкнул Лука.

Колдун поклонился, и уселся за стол.

– Прекрасный гость изволит позвать мою челядь для пиршества? – ром изобразил на вытянутом лице гримасу благочестия и радости. – Они почтут за великую честь пировать за одним столом с именитым одомитом, славным доном Громмеллем ван Остаде, бесстрашным гауптманом Трех войн, и наместником самого оберст-генерала Эргена Сладкоречивого…

– Хватит! – мужчина поднял ладонь, с трудом сдерживая приступ раздражения. За сладкой патокой лести, что источал граф своей речью, сквозила неприкрытая издевка и обида порабощенного властителя. – Зови своих подданных. Сегодня я просто хочу выпить, поесть и отдохнуть в твоей компании. Эпитеты оставим для официального приема.

– Мудро. Мы ведь с тобой не осилим все, что здесь наготовлено!

Оба принужденно рассмеялись, многозначительно хихикнул мопс. Граф хлопнул в ладоши, в зал тотчас вбежали несколько человек. Нарядно одетые в расшитые серебром голубые платья, у мужчин выбритые макушки, тяжелые серьги в ушах, покатые плечи и выпуклые животы – признак красоты и благосостояния среди зажиточного люда. Женщины хорошенькие, светловолосые изредка смуглые – результат многолетнего ига одомитов, почти полностью обнаженные, с покрашенными хной сосками. Люди почтительно кивали знатному гостю, шепотом переговаривались, рассаживались по местам.

Умелый виночерпий объявился бесшумно из-за спины, со своим кувшином, но Громмель угадал его появление за несколько шагов. Рука метнулась к клинку, но тотчас он расслабился. Единственное уязвимое место на теле колдуна точка между шейными позвонками, ахиллова пята бессмертного мага, была надежно закрыта толстым шарфом. Его фирменный знак. Многие одоимты интеллектуалы носили такой же шарф, копируя маститого соотечественника. И только два человека во всех провинциях знали о том, что овечья шерсть не защищает колдуна от простуды. Прекрасный Громмель ван Остаде, и преданный как боевой пес полукровка Шнопс. Под слоем ткани крепился надежный металлический костяк, защищающий бессмертного мага от вражеского оружия. Каждое утро слуга проверял надежность замка, и прилеплял крохотный волосок к узкой уключине. Уже более семи лет, с последнего покушения на жизнь гауптмана, ежедневно повторялся этот ритуал.

Тощий Ром на правах хозяина дома произносил длинный цветастый тост. Ромы мастерски умели писать картины, строить красивые уютные жилища, разводить потрясающие по красоте цветники, сочинять тосты и заниматься любовью. Они совершенно были непригодны к военному ремеслу, хотя во время Второй войны сражались отчаянно, слов нет. Но противостоять одомитам – дело плевое. Однако будучи ловкими дипломатами, ромы блестяще овладели искусством лжи и убеждения. Громмель рассеянно слушал хозяина дома, зная по опыту, что стоит начать всерьез воспринимать все ту требуху, что несет этот пузатый, разряженный как ядовитый павлин говорун, он потеряет душевный покой. А со лжецами ромами этого делать нельзя.

Наконец граф закончил, все аплодировали. Маг невнимательно хлопнул в ладоши, и пригубил из бокала. У него перехватило дыхание. Нектар из смоквы оказался потрясающим! Даже не ощутима ядреная крепость напитка! Словно он глотнул огненную вытяжку из розовых лепестков.

– Ай да нектар! – выдохнул колдун.

– Слово в радость! Наши женщины собирают зрелые смоквы в долине. Секрет приготовления известен только ромам!

Тощий Ром сиял от восторга, он сделал незаметный жест виночерпию, тот быстро цедил пурпурную жидкость в бокал знатного гостя. Напротив сидела улыбчивая брюнетка. Она не сводила черных как масленичные ягоды глаз с мужчины, и медленно облизала пухлые губы розовым язычком.

– Ты и есть та самая знаменитость?! – голос у девушки был низким, чуть хриплым. Именно таких черноволосых смуглых бестий предпочитают одомиты! Вот так Тощий Ром! Хитер, хрящ сыпучий!

– Будь внимателен, одомит! – мопс восседал рядом с человеком, на специальной подушечке. Он проглотил сочный кусок мяса, громко рыгнул. – Хитрая девица, родное сердце!

– Спасибо, Лука! Я разберусь. Это зависит от того, что именно ты имеешь в виду, красавица! – усмехнулся Громмель. – Известных людей немало в Зеленой Стране. И не сердись на моего партнера. Он весьма бдительно относится к любым новым знакомствам. – Он погладил собаку по голове, и с наслаждением вгрызся зубами в кусок парной оленины. Алая кровь стекала по щекам. И здесь граф угодил! Олень был совсем юный, не пуганный, иначе бы мясо приобрело волокнистую жесткость.

– Я не сержусь. Мне нравится Лука. Говорят, ты – знаменитый маг, колдун и чародей! А в прошлом – бесстрашный гаупттман, погубивший не одну сотню ромов, чуней и бастардов! – женщина подалась вперед грудью, в отличии от остальных девиц ее соски не были накрашены, отчего она казалась голой, беззащитной на фоне своих подруг, а оттого особенно желанной.

– Спасибо за комплимент! Война – скучное занятие по сравнению с любовью.

– Слово в радость! – пушистые ресницы девушки дрогнули. – Пойдем танцевать?

В залу незаметно вошли музыканты, и ударили по струнам, высоко над сводами замка гремела лихая мелодия, весьма популярная среди молодежи одомитов довоенной поры. Громмель почувствовал, как ноги сами выделают коленца под столом, и не помышляя больше о коварных замыслах Тощего Рома, невзирая на угрюмое сопения мопса, пошел танцевать с незнакомкой.

Она прильнула к нему всем телом, поместила губы в ушную раковину, и тихонько, словно ручная змея свистела мелодию. Девушка знала толк в танцах, изношенное сердце колдуна забилось часто и тревожно.

– Ты – полукровка? – он отстранился. Рядом танцевали остальные ромы, разбившись на пары. Схваченная в обнимку Тощим Ромом худая блондинка, старательно целовала партнера в лоб и щеки. Поравнявшись с колдуном, граф лукаво ему подмигнул.

– Отец был одомит… – девушка ожгла его щеку губами.

– А как тебя зовут?

– Земфира…

– Красивое имя… – они неожиданно оказались в затемненном углу залы. Женщина уверенно дернула рукой портьеру, и распахнула потаенную дверцу. Внутри было темно, сухо, пахло прелыми цветочными лепестками. Женские руки жадно срывали с него одежду, а губы, такие настойчивые, бесстыдные, ненасытные исследовали каждый сантиметр тела любовника. За тонкой портьерой играла музыка, гремели бокалы, возбужденно смеялись женщины, сдержанно басили мужчины. Громмель ван Остаде ничего этого не слышал. Только глухие, как удары военные барабанов удары сердца, раскаленные губы женщины, и жидкая магма, истекающая из каждой клеточки ее волшебного тела. Потом он кажется кричал. Она тоже кричала. И пришла тишина, покой, и звон в ушах, словно часто машут крыльями неутомимые стручи. Земфира незаметно выскользнула из комнаты. Колдун быстро привел свою одежду в порядок, машинально сунул пальцы под сбившийся на бок шарф, и похолодел. Волоска на месте уключины не было! Как ни в чем не бывало, он вернулся за стол, не дожидаясь виночерпия, налил себе в бокал нектара. Мопс укоризненно покачал круглой головой.

– Надо было меня слушать, родное сердце! – пес негодующе чихнул, демонстративно пукнул, испортив воздух и отвернулся.

ТОПНАЯ ЧУНЬ.

– Что бы твою шкуру мыши проели, Груздь окаянный! – пронзительно кричал маленький человечек, с ног до головы измазанный липкой зеленой глиной. – Я все расскажу Расстегаю младшему! Тень твою топтать! – на его лбу, под слоем грязи красовалась оранжевая татуировка, дракон пожирающий солнце. Высший знак чуни, приближенной к царскому престолу.

– Я случайно выронил… – бубнил долговязый парень. Он отчаянно косил, и было невозможно понять, куда именно в настоящий момент смотрит. Меся длинными ногами болотную жижу, Груздь опустил руки в воду и проходился ими как бреднем, загребая потоки тягучей липкой грязи.

– Случайно! – передразнил товарища высокопоставленный чуня. – Ты это потом царю Расстегаю объясни, а я послушаю.

– Ты должен оказать мне дружескую помощь, Сипуч! Мы ведь с тобой товарищи, верно?

Сипуч наудачу провел рукой по дну, поймал трепыхающеюся лягушку, в сердцах отшвырнул ее в сторону, несчастное земноводное ударилось о ствол поваленного дерева, длинные конечности безвольно обмякли, рыжее брюшко в черных пятнышках беззащитно колыхалось на мелководье. Чуня кипел от злости, и не сразу понял, что совершил святотатство.

Груздь посмотрел на издохшее земноводное, взглядом полным ужаса и боли.

– Что ты наделал, дружище?!

– Черт побери! Я решил, что это комок глины!

– Что ты наделал?!

– Заткнись! – огрызнулся Сипуч. – Это ты виноват! Я тщательно спланировал похищение, царь Расстегай отвалил бы нам неслыханную награду, а ты выронил камень!

– Матушка Сушеница Топяная не прощает убийства жаб. Теперь жди три года несчастий!

– Нас с тобой это не коснется. – криво усмехнулся чуня. Я уже доложил Расстегаю младшему о находке. – Ты знаешь, какой вид казни предпочитает его святейшество благородный царь?

– Н-нет…

– Очень хорошо! – грязное лицо осветила яростная ухмылка, кожа на лбу сморщилась, дракон улыбался вместе с человеком. Сипуч хотел отвлечь товарища от мысли про совершенное им только что кощунство, убийство лягушки. – Я тебе расскажу. Мой кузен служил в карательном отряде. Паек хороший, дополнительная одежда, крепкий сон, пара кило мыла в год. Добрая служба. Он мог запросто общаться с царем, во время экзекуции. Приговоренного раздевают донага, погружают в Худую яму, и оставляют там куковать до рассвета… Как тебе это нравится, дружище Груздь?!

Долговязый нахмурился.

– Это та самая Худая яма, за выгребным сараем?

– Хорошо соображаешь!

– Ее выкопали после Второй войны, по царскому приказу…

– Умница!

Груздь зарделся от похвалы товарища.

– Туда раньше помещали пленных ромов. Я приходил смотреть… Кричали они бедные! Те кто посильнее часа четыре кряду страдали. Так и надрывались сердечные… Оно понятно! Выгребная яма кишит пасюками. Твари все огромные, жуть!

– Молодец, Груздь… – Сипуч без сил опустился на сухую кочку. – Ты очень живо описал наше ближайшее будущее, – он сжал голову руками, и раскачивался на месте, словно намереваясь запеть песню.

– Но ведь я случайно его выронил! – отчаянно закричал долговязый. – Он такой маленький, а пальцы у меня вспотели, вот он выскользнул! Я все объясню Расстегаю младшему. Царь должен понять. И покаюсь, что ты убил жабу не нарочно, в сердцах! – он встал на четвереньки полз по болоту, сгребая кочки размокшего мха, прелые листья, истлевшие палки. Ползал взад и вперед, отчаянно всхлипывая. – Я все ему объясню…

– Я бы тень твою топтал… – печально, без злости проговорил чуня. Он провел ладонью по татуировке. Ему было страшно. Он видел, что сделал разгневанный Расстегай со своим камердинером. У того была такая же важная тэту на лбу, только вместо дракона выколот струч. Высшая иерархия. Кажется, царственный Расстегай заподозрил слугу в краже. Могучего телосложения богатырь, визжал как девчонка, когда заплечные снимали кожу с его лба, лишая привилегий. Палачи умело следили за тем, что бы жертва не впала в спасительную спячку.

– Найдем… – прошепелявил Груздь. Он набрал полный рот грязной воды, и отфыркивался как ондатра. – Я тебя прикрою. Скажу, что ты по ошибке наступил на жабу.

Сипуч задумчиво посмотрел на бледный солнечный диск, затянутый серой пеленой. Слабые лучи и так едва проникали сквозь густой покров листвы, через пару часов наступят сумерки, а еще через три часа их начнут искать. У обоих мужчин слишком заметная внешность. Один – сметливый карлик, другой долговязый косой верзила и конечный идиот. После Второй войны территория Топной Чуни уменьшилась почти вдвое прежней. Высокие плодородные земли забрали себе ромы и одониты, оставив порабощенному народу чуни топи, заполненные священными лягушками и ужами, и русло широкой реки, которая, если верить старожилам, раньше впадала в море. Однако теперь пойма затянулась густой ряской. Чуни вымирают, это факт. Жаб в провинции значительно больше чем людей. Они бесцеремонно проникают в жилища, чуни кормят их молочком рожениц, отбирая у грудничков. В какую форму выльется гнев вспыльчивого Расстегая?! Тут и защита Сушеницы Топяной не поможет, он только что убил ее любимое детище. Три года несчастий… Старики говорят, что накануне Третьей, самой кровопролитной из войн убивали лягушек. Худая яма – это самое меньшее, что ему грозит! Чуня с ненавистью посмотрел на косого товарища. Тот бормотал что-то неразборчивое, кажется молился, взбивая со дна мутную пену. Благодаря фантастическому замыслу Сипуча Багрового, этот безмозглый образина похитил из-под носа у знатного рома одно из семи чудес света! Похитил, чтобы тотчас оборонить в болоте. Конечно, проще всего было позвать подмогу, но тогда расправа неизбежна, пока никто кроме них двоих не знает о пропаже, но этот олух обязательно проговорится. И про лягушку расскажет… Расстегай младший ждет известия в своем летнем дворце, а они барахтаются в болоте как две безмозглые жабы! Словно в подтверждение его мыслей, Груздь тяжело вздохнул.

– Виноват я перед тобой, дружище, а накажут обоих… Вот она, кровушка сытья!

Он оступился, и едва не угодил в клокочущую трясину. На поверхность поднялись жирные, лопающиеся пузыри, воздух наполнился едким запахом аммиака.

– Ты прям как заправский ассенизатор! – не удержался от ядовитого замечания Сипуч.

– Разыщем… – сопел долговязый, боязливо косясь на трясину.

– Проболтается… – пробормотал себе под нос чуня. – Как пить даст, растреплет!

– Что ты сказал?! – пыхтел косой.

– Ты – молодец! – крикнул Сипуч. Он приподнялся на ноги, во рту появился неприятный привкус, словно он лизал кору старого дерева. – Ступай левее, еще левее…

Груздь послушно приближался к опасной трясине.

– Правильно иду?!

– Точно! Я вспомнил. Ты его аккурат возле той коряги выронил.

– Там трясина…

– Не буксуй! – стукнул каблуком Сипуч. – Тень твою топтать! Двигай смело налево, если что подстрахую! Положись на меня, дружище! – он быстро протянул тонкую ветвь. – Если что, вытащу Шагни влево, и опусти руку, он точно там лежит…

Опасливо косясь на густую маслянистую пойму, долговязый дурачок медленно приближался к собственной погибели. Чуня услышал, как часто и быстро, взахлеб колотиться его сердце.

– Еще пару шажков…

– Жаль, что нам за работу не запла… – он не успел закончить фразу, порция метана вырвалась на поверхность. Груздь взмахнул руками, и осел в трясину почти по грудь. Он почему то глупо улыбнулся, и замахал руками как заправская мельница, но провалился еще глубже. В считанные секунды он погружался на дно, и вот, на поверхности осталась только лопоухая голова, грязная до отвращения, и косые глаза, смотрящие в разные стороны, будто в последние мгновения своей жизни, чуня хотел постичь всю мировую картину своим несовершенным разумом.

– Сипуч… – прохрипел он едва слышно. – Сипуч, помоги… – в уголки рта втекала черная вода, он зажмурил глаза, пытаясь впасть в спячку, но не успел. Трясина поглощала свою жертву слишком быстро.

– Чтобы твою шкуру мыши проели… – прошептал Сипуч Багряный, и отвернулся. Некоторое время за спиной бурлила вода, затем все стихло. Чуня обернулся. Мертвая гладь медленно затягивалась зеленой ряской. Над болотами зависла зловещая тишина. Мужчина нагнулся завязать шнурок, и из отворота штанов на землю выпал маленький серый камень. Размером с голубиное яйцо, усыпанный крошечными черными точками. Он приблизил камень к лицу, точки обернулись насекомыми, отдаленно напоминающие муравьев. Они выстроились в цепочку, указывая направление пути. Чуня вдруг ощутил неведомый призыв, будто он знает, куда ему идти и зачем. Он решительно подтянул шнурок, и зашагал по взгорью, в сторону провинции Синих Ромов. С каблуков осыпалась подсыхающая глина, грязные штаны встали колом, Сипуч не обращал на это внимания. Он уверенно шагал вперед. Поднявшись на холм, он прикрыл ладонью глаза от солнца На бледной коже набухали желваки. Все чуни болезненно воспринимают солнечный свет. Чувствительная кожа тотчас покрывается цветущими карбункулами. Помогает обычное мыло, но оно очень дорого стоит. Далеко внизу раздался угрожающий многоголосый вой, бряцанье оружия. Сипуч обернулся. Из зарослей прибрежной осоки, на холм вырвались вооруженные преследователи. Он даже разглядел царя Расстегая в длинной пурпурной мантии, с серебряной короной на плешивой голове, и жирной татуировкой на лбу – кривая свастика, вписанная в алый круг. На развевающихся зеленых стягах горделиво красовались огненно-красные жабы – символ царской власти.

– Слишком много чести для третьего советника Его Величества, Сипуча Багряного! – покачал головой чуня. Однако, для размышлений не было времени. В воздухе просвистела стрела, будто комар запел душным июльским вечером. Острие вонзилось в землю в десятке метров от беглеца. Камень гудел в кулаке, словно пойманный майский жук. Сипуч разжал кулак, точки сместились, указывая на север. Новая стрела заныла, разрывая тягучую воздушную массу, и впилась в корневище дерева. За холмом находились земли графства Синего Рома. Вторжение чуней без выдачи визы рассматривалось как объявление войны. Но похоже, разгневанный Расстегай позабыл о Конвенции, подписанной участниками Вотчины по окончании Третьей войны. Вспыльчивый царь настолько увлекся погоней за советником, что готов был нарушить границу. На верхушке холма уже собирались вооруженные ратники ромов.

– Помоги мне, матушка Сушеница Топяная! – прошептал чуня, и кинулся бежать по холму…

09. 35. 15 ИЮНЯ. Набережная реки Карповки. Дом 12.

Надя лихо притормозила возле подъезда. Она плохо отдавала себе отчет, что делает. И почему вместо того, что бы честь по чести, сдать мальчишку в полицию, привезла его к себе домой?! Может быть, из-за того, что ей недавно исполнилось тридцать два года, она умна, молода и красива, одно голубое платье с умопомрачительными разрезами чего стоит! А детей так и нет… Она уже и не разборчива вовсе… как в том анекдоте. «Готова родить от любого. Семена Марковича не предлагать!» Не получается… С Димкой точно все получится! У него такое яркое мужское начало, сперматозоиды любой презерватив прогрызут! Скоро, очень скоро у них обязательно все сладится. Она видит, какими жадными глазами он на нее смотрит… Сорок лет-для мужчины самый сок!

Мальчик открыл глаза, и спокойно глядел на новую знакомую.

– Ты выспался? – не имея опыта, она разговаривает с ребенком как с дебилом. Скорчила гримасу, будто сладкая мумия на пасхальной открытке!

– Я не спал. – широко распахнутыми глазами он изучал дома, улицы, машины. Мимо с грохотом промчался трамвай, ребенок проводил его восхищенным взглядом.

– Какая красивая телега!

– Это трамвай.

Он втянул воздух носом, отмечая новые запахи, и улыбнулся.

– Почему ты не отвезла меня псам, ведьма?

– Каким еще псам?!

– Так ты называешь полицию. Ты хотела это сделать, я знаю.

Вот тебе раз! Ясновидящий младенец, реинкарнация Ванги и Нострадамуса в облике очаровательного голубоглазого мальчонки!

– Не знаю… – откровенно призналась Надя. – Ты спал, мне не хотелось тебя будить.

– Я не спал. Здесь твое жилище?