Затерянная мелодия любви Рэдклифф Анна
Взяв защитный крем, Анна присела рядом с Грэм.
– Вот, нанесите это на лицо и руки.
– Вы уверены, что это необходимо? – с неохотой спросила Грэм.
– Конечно, уверена! – воскликнула Анна, разозлившись на собственную беспечность. – Вы бы видели, какая красная у вас кожа! – Не успела она произнести эту фразу, как ей захотелось взять свои слова обратно. – О, господи! Простите!
Грэм открыла тюбик. – Не красная. Я знаю, как выгляжу, когда обгораю.
Анна подумала, что с таким цветом лица она выглядит еще изумительнее.
– Пока все не так уж плохо, но если вы сгорите, боюсь, Хэлен меня убьет.
– Так лучше? – спросила Грэм, нанеся лосьон на свое лицо и руки. Она повернулась к Анне, ее растрепанные волосы небрежно спадали на лоб. Солнце осветило ее лицо, создавая контраст с насыщенной чернотой ее волос и глаз. Она была великолепна, и, глядя на нее, Анна почувствовала, как у нее внутри что-то перевернулось. Она задрожала, но, не желая заострять на себе внимания, потянулась за тюбиком.
– Позвольте мне, – хрипло проговорила она.
Она намазала лосьоном подбородок и левую сторону шеи Грэм. – Вы пропустили немного, – мягко сказала она, нежно касаясь ее лица.
Грэм едва сдержалась, чтобы не отпрянуть назад. Но Анна почувствовала ее дискомфорт. Интересно, дело в незрячести Грэм или на то имелась другая причина?
– Спасибо, – серьезным тоном сказала Грэм, когда Анна убрала руку.
Чужое прикосновение испугало ее. Даже Хэлен редко к ней прикасалась. Грэм не чувствовала потребность в контакте ни с кем и ни с чем, кроме клавиш рояля. Но даже сейчас, она все еще ощущала необычный трепет от прикосновений Анны. Она попыталась контролировать выражение своего лица и не дрожать.
– Не за что, – ответила Анна.
Взгляд Грэм не выходил у нее из головы. Неужели столь невинное прикосновение могло напугать ее?
– О боже, Грэм! – воскликнула Хэлен, когда Грэм вошла в кухню. – Вы упали? Вам больно?
– Все в порядке, а что? – удивилась Грэм. Она была не просто в порядке, на самом деле она даже чувствовала некое воодушевление.
– У вас грязь на лице, а рубашка – то еще зрелище!
Грэм всегда внимательно относилась к одежде, и Хэлен не могла припомнить, чтобы она когда-либо видела ее в грязных брюках.
Грэм нахмурилась. – Я помогала Анне в огороде. Что, прямо совсем ужасно выгляжу?
Через несколько мгновений удивление Хэлен сменилось радостным смехом.
– Боюсь, вам бы ваш вид не понравился.
Грэм поставила стакан, не успев сделать даже одного глотка.
– Пойду, приму душ, – сухо сказала она и, со свойственной ей грацией и достоинством, направилась к выходу.
Хэлен смотрела ей вслед и слезы радости наворачивались на ее глазах.
Менее чем через неделю, Грэм удивил стук в дверь. Хэлен никогда не беспокоила ее, когда она была в своей комнате. Встав со стула перед открытым окном, она отозвалась:
– Да?
– Грэм, это Анна. У меня кое-что интересное для вас.
Грэм открыла дверь с вопросительным выражением на лице, но вместо объяснений Анна вручила ей пакет.
– Это вам, – сказала она, вдруг смутившись. Когда эта идея только пришла ей в голову, она казалась блестящей. А теперь, когда перед ней стояла Грэм, как всегда неприступная, она засомневалась.
С привычной вежливостью, Грэм пригласила ее войти.
– Пожалуйста, присаживайтесь.
Анна осмотрелась, пораженная богатством убранства интерьера. Все, начиная от высокой кровати с пологом на четырёх столбиках, до изысканно украшенных шкафов и антикварных гардеробов, говорило об утонченном культурологическом вкусе. В повседневной жизни, Грэм производила достаточно аскетическое впечатление, и сейчас, Анне пришлось напомнить самой себе, что Грэм выросла и до сих пор является частью высшего общества. На сегодняшний день, единственным видимым проявлением ее богатого происхождения были ее манеры и вкус в одежде.
Анна внимательно смотрела, как Грэм открывает пакет. Грэм стояла у кровати, тщательно исследуя каждый предмет, с каждой секундой выражение ее лица становилось все более озадаченным. Она ничего не говорила, пока аккуратно разбирала странный подарок. Наконец она повернулась к Анне, удивленно приподняв брови.
– И что это? – спросила она.
Анна глубоко вздохнула.
– Две пары джинсов, три синие хлопковые рубашки, шесть белых футболок, носки и пара рабочих ботинок «Тимберлайн».
– Как интересно, – заметила Грэм, стараясь говорить ровным голосом. – И зачем?
– Вы не можете возделывать огород в костюме и обуви от именитых дизайнеров. Это настоящее преступление, – заявила Анна. Она не упомянула о том, что в той обуви, которую носила Грэм, было опасно приближаться к скользким склонам утеса.
– Я никогда в жизни не носила джинсы, – единственное, что смогла сказать Грэм. Никто раньше не набирался смелости, чтобы комментировать ее одежду. На самом деле подобная попытка могла спровоцировать самый резкий ответ. А тот факт, что Анна взяла на себя смелость купить ей одежду, поразил ее до глубины души.
– Это не простые джинсы, они со стрейчем, – заметила Анна. – Я решила, они вам больше понравятся.
– А как вы выбрали размер? – спросила Грэм, не переставая удивляться. Анна была одной из немногих людей, которые, казалось, ее не боялись. Еще одной была Кристина, но с ней было совсем иначе.
– Я выяснила ваши размеры, – объяснила Анна. – Просто позвонила вашему портному.
Грэм не могла скрыть своего удивления. – Вы позвонили Максу Файнермеру, чтобы спросить о джинсах? И что же он сказал?
Анна улыбнулась, вспоминая.
– Он сказал даже больше, чем мне нужно было знать о длине ваших рук, росте и объеме талии. Я долго пыталась убедить его в том, что ему не нужно шить джинсы самому, но он оказался слишком настойчивым, сказал, что шьет все ваши вещи. Он просто очарователен.
Она не упомянула о том, что он, несомненно, восхищался Грэм, и интересовался, когда он понадобится, чтобы сшить новый костюм. Он объяснил, что брюки Грэм должны быть определенной длины, чтобы можно было без труда нажимать на педаль фортепиано, и поскольку у Грэм нестандартно длинные руки, рукава рубашек нужно шить соответственно, но так чтобы ничто не мешало маэстро прикасаться к клавишам. Его восхищение Грэм никуда не пропало, даже после того, как она стала вести уединенную жизнь. Анна поняла, что Грэм производила незабываемое впечатление на всех, с кем пересекалась.
Пока Анна говорила, Грэм мягко улыбалась, одной рукой поглаживая манжет своей ирландской льняной рубашки.
– Бедный Макс, – засмеялась она, – наверное, еще до сих пор не пришел в себя.
– Примерьте их, – смело предложила Анна.
Грэм снова удивилась, но потом неожиданно рассмеялась.
– Хорошо, мисс Рид, я примерю. Если вы будете так любезны и извините меня на минутку.
Она собрала одежду и исчезла в соседней комнате, оставляя Анне воспоминания о своем смехе.
Глава восьмая
Наступил первый день лета. В это время года в пять утра было еще прохладно, но Грэм уже предпочитала завтракать на открытом воздухе. Она сидела в углублении патио, повернувшись лицом к морю. На небе едва обозначились первые признаки нового дня.
Хэлен, как обычно, принесла на подносе завтрак, но стоило ей увидеть Грэм, как она застыла на месте словно вкопанная.
– Грэм? – позвала она удивленным голосом.
Грэм обернулась, ее взгляд был задумчивым. – Да? Что случилось?
Удивлению Хэлен не было предела, но она постаралась быстро взять себя в руки. – Я… Это… Вы выглядите очень мило.
Слегка нахмурившись, Грэм наклонила голову. Она не сразу поняла, о чем говорила Хэлен.
– Я выгляжу… А-а, вы про джинсы! Вы заметили обновление моего гардероба. Кажется, я к ним еще не привыкла.
– Где вы их взяли?
– Анна решила, что моя одежда не подходит, – ответила Грэм.
– Анна купила эту одежду? – удивленно воскликнула Хэлен. Она не могла припомнить, чтобы кто-то взял на себя такую смелость, как купить Грэм одежду. Слишком уж она была особенной. Ее удивило не только то, что Анне хватило на это храбрости, но и то, с каким апломбом Грэм приняла этот жест.
– Вам нравится? – поинтересовалась ее мнением Грэм.
Хэлен с неподдельным интересом разглядывала обновленную Грэм. У нее были широкие плечи, узкие бедра и жилистая спина. Белая футболка очертила продольные мышцы на ее груди и руках. Узкие джинсы подчеркнули стройность ее ног и высокий рост. Грэм как будто помолодела лет на десять, она казалась сильной и гибкой, словно пантера. Сколько Хэлен ее знала, внешний вид Грэм всегда отличался изысканностью, благородством и непременно элегантностью. Присущая ей от природы андрогинность, прекрасно гармонировала с ее творческой личностью. Грэм как личность всегда была на втором плане после Грэм музыканта. На сцене ее пол не имел значения. Впервые Хэлен увидела в Грэм сексуальную женщину. Это была ошеломляющая, и в то же время, удивительно приятная перемена.
– Выглядите очень неплохо, – умудрилась сказать Хэлен тоном, не выдававшим ее изумления. Она боялась, что излишний энтузиазм может смутить Грэм. Но в то же время отдавала себе отчет в том, что Грэм наверняка сгорает от нетерпения поскорее узнать, как она выглядит.
Грэм отстраненно кивнула, вспоминая реакцию Анны, когда та увидела ее в обновках. Анна так долго молчала, что Грэм начала думать, что забыла застегнуть пуговицу в деликатном месте.
– Ну? – с нотками нетерпения спросила Грэм. – Мне идет, или стоит позвонить Максу?
Прочистив горло, Анна сказала:
– Джинсы великолепно сели. Вы выглядите просто потрясающе.
Она сказала – потрясающе. Грэм было интересно, что видела Анна, глядя на нее. Она никогда раньше об этом не задумывалась. Ей было все равно, какой ее видят окружающие. Ее интересовала лишь музыка. Почему вдруг это стало важным сейчас, когда она ничего не может никому предложить, она не могла понять. А то, что ей не все равно, что думает о ней Анна Рид, было еще большей загадкой. И, тем не менее, она не могла отрицать, что ей понравилось надевать эту одежду, и, делая это, она вспоминала комплимент Анны.
– Хэлен, ради бога, поставьте уже этот поднос, – резко сказала Грэм, раздраженная собственными воспоминаниями. Что вообще все это значит?!
Когда Хэлен вернулась через час, Грэм уже не было, а завтрак остался нетронутым.
Несколько часов спустя Грэм вышла на прогулку в сад. Она направилась к морю, смутно ощущая легкий солоноватый бриз и радуясь ласковому солнцу. С самого утра ее занимали мысли о музыке. Намек на мелодию зародился в ее сознании, и неуловимо дрейфовал в его отдаленных уголках, не позволяя ей сосредоточиться ни на чем другом. Ноты были расплывчатыми, но они были, и это казалось просто невероятным. Забытое много лет назад чувство пробудилось в ее душе, и внутренний голос, давно молчавший, напомнил ей о вещах, некогда жизненно важных для нее. Почему музыка возвращалась к ней сейчас, она не знала, и даже боялась задавать себе это вопрос.
Она чувствовала ноты, искала формы, как вдруг наткнулась на проходе на что-то большое и твердое. У нее не было времени среагировать, и она мгновенно очутилась в зарослях.
– Черт! – закричала она, стараясь освободиться из цепких витков плюща.
– О боже, Грэм, – вскрикнула Анна, подбегая к ней. – О господи, вы поранились?
Она начала отчаянно раздвигать виноградную лозу, в попытке поднять Грэм. Господи, только бы она не ушиблась!
Грэм крепко сжала руки Анны, успокаивая ее неистовый порыв.
– Со мной все в порядке. Просто дайте мне руку и помогите подняться.
Одной рукой Анна сжала руку Грэм, а второй обняла ее за талию. Она в очередной раз удивилась силе, которую почувствовала в столь хрупком на первый взгляд теле. У нее перехватило дыхание, когда ее взволнованные глаза нашли лицо Грэм.
– О боже, вы порезались, – вскрикнула она. Дрожащими пальцами она стерла струйку крови с подбородка Грэм.
– Что это было? – тихо спросила Грэм, стараясь сохранять собственное достоинство.
Анна выглядела расстроенной.
– Моя тачка! Как я могла быть такой безответственной? – Она готова была расплакаться. – Боже, вы же и правда могли пораниться!
Грэм стояла напротив Анны.
– Твоя тачка?
– Да, – жалостливо протянула она. Мысль о том, что Грэм могла пострадать, казалась невыносимой. Она вдруг начала видеть в Ярдли лабиринт бесконечных препятствий, поджидающих ничего неподозревающую Грэм. Каждый раз, когда она смотрела, как Грэм идет по неровной плиточной дорожке или поднимается по осыпавшимся ступенькам у обрыва, ее сердце тревожно замирало. Ей хотелось закричать каждый раз, когда она видела, как Грэм тянется к кофейнику через плиту, потому что знала, как легко ее рукав может попасть под огонь. Она проклинала безбожные силы, которые забрали у Грэм зрение, и хотела уберечь этого невероятного человека от всего мира. Анну убивала мысль о том, что она сама могла стать причиной вреда. В вопросах, которые касались Грэм, она не могла думать рационально. Она крепко ее держала, одной рукой вытирая пятна с футболки.
Грэм взяла Анну за руку и засмеялась:
– Это ловушка?
Анна погладила ее длинные нежные пальцы, думая о том, какой уязвимой была Грэм, несмотря на свою демонстративную независимость.
– Нет, всего лишь мое легкомыслие, – сдавленным голосом сказала она.
Услышав дрожь в голосе Анны, Грэм вдруг стала серьезной. Она сжала Анну за плечи обеими руками и посмотрела ей прямо в лицо.
– Я не в первый раз упала, – нежно сказала она. – Со мной все в порядке.
Анна ступила ближе, непроизвольно сократив расстояние между ними до нескольких сантиметров.
– Нет, не в порядке. У вас кровь на лице и чертополох в волосах.
Грэм снова засмеялась, от чего у Анны потеплело в душе.
– Ради бога, выньте его! Для одного утра достаточно уже позора.
Аккуратно убирая следы винограда из густых волос, Анна нежно прошептала:
– Вы не можете выглядеть недостойно, даже если очень постараетесь. Не знаю как, но вы превратили простые джинсы и футболку в произведение искусства.
Ее сердце бешено колотилось, и по какой-то непонятной причине, у нее не получалось контролировать собственное дыхание. Они стояли так близко, что она чувствовала легкий аромат духов Грэм. Он заполнил все ее чувства, и весь остальной мир исчез из ее сознания. Анна вдруг почувствовала неясное волнение в животе.
Легкая улыбка появилась на губах Грэм, она распрямила плечи, продолжая держать Анну за предплечья.
– Теперь я лучше выгляжу?
– Вы прекрасны, – пробормотала Анна.
Она видела биение пульса на атласной шее Грэм, и по непонятной причине ей хотелось прикоснуться к пульсирующему участку. Может, из-за страха, вызванного падением Грэм, может, из-за сожаления, которое не покидало ее после прочтения статей о прежней жизни Грэм, а может, из-за душераздирающей грустной музыки, которую Грэм играла в полном одиночестве, но что-то придало ей смелости убрать непослушные локоны со лба Грэм и нежно провести по ее атласной щеке. Ее пальцы задержались на мраморной шее, в этот момент она видела только Грэм.
Почувствовав на себе прикосновение Анны, Грэм закрыла глаза, чувствуя, как по ее телу прокатилась легкая волна трепета. Едва заметный румянец появился на ее обычно бледных щеках. Она медленно подбирала слова, будто впервые пересекала незнакомую комнату.
– Я чувствую морскую соль и тепло солнца на вашей коже. Ваши руки пахнут землей – насыщенной, темной, живой. Вы живая, и в этом и заключается истинная красота.
Анна чувствовала каждое слово, так же, как музыку Грэм, каким-то глубинным чувством, о существовании которого она раньше не догадывалась. Не задумываясь, она положила руку на талию Грэм и, прислонившись щекой к ее футболке, нежно обняла ее.
– Спасибо, – прошептала Анна ей в плечо.
Грэм отчетливо услышала сердцебиение Анны, почувствовала, как вздымается ее грудь, и уловила дрожь в ее теле. Она слегка вздрогнула и аккуратно подалась назад.
– Каменная скамейка все еще здесь, под белым кленом?
– Да, – тихо произнесла Анна, почувствовав, как вздрогнула Грэм. Она должна была отпустить ее, и не понимала, почему это так трудно сделать.
– Если вы не против компании, я бы хотела ненадолго присесть. – Грэм нужно было пространство, но ей не хотелось уходить.
– Я буду только рада компании, – мягко произнесла Анна. – Вы знаете дорогу?
Грэм засмеялась.
– Когда-то знала. На дороге есть еще препятствия?
– Все чисто.
Анна внимательно наблюдала, как Грэм аккуратно, но уверенно продвигалась к скамейке. И только убедившись, что Грэм успешно дошла до места, она смогла вернуться к работе. Но даже после этого она периодически поднимала взгляд, чтобы просто посмотреть на нее.
Анна была рада, что Грэм с таким великодушием приняла в подарок новую одежду. Ей нравились элегантные брюки и рубашки, которые обычно носила Грэм, но и в джинсах Грэм была великолепна. Анна все еще отчетливо помнила свою реакцию, когда впервые увидела Грэм в облегающей одежде. Футболка обнажила ее чувственную и одновременно мускулистую фигуру. Анна не могла оторвать от нее взгляда, как будто какое-то неведомое чувство проникло в нее и взволновало ее сердце. Когда Грэм поинтересовалась ее мнением, Анна не могла признаться, что ей приходило в голову лишь одно слово – «неотразима». Но именно такой она и была, какой только может быть аристократичная женщина. И всякий раз, когда Анна видела ее, она все больше осознавала физическую привлекательность Грэм. Ей стоило задуматься над своими чувствами к Грэм, потому что она определенно что-то чувствовала и бесполезно было это отрицать.
Она продолжила вырывать корни, а затем пересадила лилейник, разросшийся в невероятном беспорядке. Хотя они и не разговаривали, она чувствовала присутствие Грэм, и это приносило ей умиротворение. Подняв в очередной раз голову, Анна поразилась задумчивому выражению на ее лице. Она привыкла, что Грэм часто погружалась в свои мысли, но обычно это сопровождалось какими-то болезненными воспоминаниями. Сегодня же все было иначе.
– Где вы сейчас? – тихо позвала Анна, откладывая в сторону инструменты.
Грэм слегка улыбнулась.
– Я пытаюсь уловить мелодию, но боюсь, не совсем удачно. Она целый день меня преследует.
– Вы ее слышите? – спросила Анна, понимая, что Грэм никогда не говорила с ней о музыке. И то, что она вот так просто ответила, свидетельствовало о том, что Грэм все еще витала в своих мыслях.
– Почти. Она здесь, словно шепот в ушах, но у меня никак не получается сфокусироваться на ней.
– Почему бы вам ее не напеть? – предложила Анна, воспользовавшись приподнятым настроением Грэм. – Возможно, это поможет.
Грэм наклонила набок голову и слегка нахмурилась:
– Вы не будете против посторонних звуков?
– Конечно же, нет! – засмеялась Анна.
Улыбнувшись, она вернулась к своей работе, наслаждаясь глубоким, насыщенным голосом Грэм. Постепенно до нее стали доноситься фрагменты прекрасной мелодии, и она присела на корточки, прислушиваясь к напеву. Она отложила инструменты в сторону и теперь смотрела на Грэм.
Грэм сидела с закрытыми глазами, залитая солнечным светом. Анна не знала, что было прекраснее – она или ее музыка. Но точно знала, что никогда еще не получала такого удовольствия, просто глядя на другого человека.
Замолчав, Грэм повернулась к Анне.
– Вы перестали работать.
– Я слушаю, – призналась Анна голосом, наполненным эмоциями.
Грэм наклонилась вперед, приняв сосредоточенный вид.
– Вам нравится?
Подойдя к ней, Анна опустилась на колени и легонько коснулась бедра Грэм. Она не могла подобрать слов, чтобы выразить свое очарование мелодией. Ноты струились с таким изяществом, словно это была не мелодия, а нежная ласка. Музыка Грэм тронула ее до глубины души, ей хотелось плакать, танцевать и крепко обнять любимого человека.
– Это невероятно, я даже не могу описать свои ощущения. Просто слушая вас, у меня как будто выросли крылья, мне захотелось делать несвойственные мне вещи. Ничего подобного я еще не испытывала. Это так прекрасно!
Грэм долго молчала.
Ее взгляд устремился вдаль, в другое время, в другое место, где мир вокруг дышал музыкой. Тогда еще, она наивно полагала, что ее жизнь наполнена не только музыкой, но и любовью. Теперь же она знала, что ошибалась. Невинная реакция Анны на столь неуверенную мелодию, не похожую даже на фрагмент того, что она некогда создавала в одно мгновение, с болью напомнила ей о той, кем она более не была. Она погладила Анну по руке, которая лежала на ее бедре и посмотрела в ее сторону, изо всех сил желая увидеть ее. А когда не смогла, поднесла руку к щеке Анны.
– Интересно, можете ли вы слышать то, что я чувствую. Почему-то мне кажется, что можете. Вы были так добры в своих высказываниях. Спасибо.
Анна застыла на месте, сосредоточившись на ощущениях, вызванных прикосновением Грэм. Несмотря на его мимолетность, оно сильно на нее подействовало. Но еще более – печаль в глазах Грэм, когда она невидящим взглядом искала Анну. Неужели не существует способа, облегчить ее бесконечные страдания?
Анна не заметила, как обхватила Грэм за талию и очутилась в ее объятиях, пока пыталась подобрать слова, чтобы передать переполняющие ее эмоции.
Почувствовав на себе тепло от тела Анны, Грэм отклонилась назад. Она высвободила свою руку, разрывая связь между ними.
– Думаю, мне пора идти. У вас есть дела, и у меня тоже.
Анна сдержалась от возражения, она сама была смущена тем, как сильно ей хотелось, чтобы Грэм осталась. К тому времени, когда у нее получилось взять себя в руки, Грэм уже шла по направлению к дому. Анна смотрела ей вслед со смущением и болью. Возможно, ее жалкие неадекватные попытки описать свои чувства к музыке Грэм, показались ей оскорбительными? В чем бы ни заключалась причина столь внезапного ухода Грэм, Анна вернулась к работе, как никогда остро ощущая свое одиночество.
Глава девятая
Солнце почти зашло за горизонт, когда Грэм обогнула угол розового сада. Она резко остановилась, услышав, как громко хлопнула кухонная дверь. До нее отчетливо донесся рассерженный голос Анны.
– Мистер Рейнольдс, – разъяренно обратилась Анна, – не подскажете, что это?
Он посмотрел на канистру в ее руках, не понимая причины ее гнева. Ему в очередной раз подумалось, какая привлекательная перед ним стоит женщина, особенно в этих хлопковых шортах, открывающих взору ее подтянутые ноги.
– Это растворитель для распыления.
Анна грубо его перебила.
– И что он делает на кухонной столешнице?
– Наверное, я оставил его здесь, когда отвлекся на телефонный звонок. – Он смущенно смотрел на нее. Она показалась ему слегка вспыльчивой. – Вы сказали, что я могу воспользоваться телефоном.
Он улыбнулся ей своей самой очаровательной улыбкой, которая всегда срабатывала с его женой.
– Да, сказала, – согласилась она с металлом в голосе. – А еще я настоятельно просила не разбрасывать повсюду свои инструменты, и уж тем более не приносить ничего в дом. – Она перевела дыхание, пытаясь контролировать свой пыл. – Это понятно?
– От этого растворителя можно получить ожог. Но он маркирован так, чтобы каждый мог увидеть специальное предупреждение.
– Нет, мистер Рейнольдс, не каждый, – взорвалась Анна. – Вы уволены. Пришлите мне счет за проделанную работу.
Она повернулась и хлопнула дверью, ее всю трясло. Она слышала, как за спиной открылась дверь, и была готова еще раз дать ему отпор. Но в дверях стояла Грэм, ее лицо было серьезным.
– Это вовсе не обязательно, Анна, – тихо сказала она.
Анна была слишком взвинченной, чтобы вести себя предусмотрительно. Она не находила себе места, с того момента, как Грэм внезапно оставила ее в саду и все еще переживала по поводу ее утреннего падения. Ей стало плохо, при виде открытой канистры с токсичным веществом на кухне, где Грэм любила готовить для себя обед.
– Нет, обязательно! Это было очень опасно!
– Я сама могу о себе позаботиться.
– Да, конечно! – перебила ее Анна, повысив голос. – Вы можете. Я прекрасно знаю, что вы многое можете. Но, черт возьми, Грэм, вы не видите! И не дело, расставлять опасные предметы у вас на пути. Вы такая упрямая, и… я не прощу себе, если с вами что-нибудь случится!
Ее голос срывался, но она ничего не могла с этим поделать. В последнее время ее эмоциональный фон напоминал американские горки. У нее резко менялось настроение, чего раньше никогда не наблюдалось. Она могла проснуться утром, чувствуя себя на вершине мира, а к обеду быть грустной и опустошенной. Анна не переживала подобного даже во время развода с мужем! Ее постоянно терзали опасения: не дай бог что-то случится с Грэм! К своему ужасу, она почувствовала, как у нее навернулись слезы.
Даже через комнату Грэм чувствовала ее переживания.
– Анна, – утешительно произнесла она и, подойдя к ней, взяла ее за плечи. – Посмотрите на меня.
Грэм бережно прикоснулась к лицу Анны, выражение ее лица было настойчивым. Переведя дыхание, Анна подняла взгляд на Грэм.
– Я осторожна, мне пришлось научиться. Увольте его, потому что он не следует вашим инструкциям. Но не позволяйте моей слепоте обременять вас ненужными страхами. Достаточно уже того, что я у нее в плену. В какой-то степени я это заслужила.
– Нет! Грэм, вы не могли. О, Грэм, не говорите так!
Одним пальцем Грэм провела по губам Анны.
– Это уже не имеет значения.
Она нежно убрала волосы с шеи Анны, пропустив ее густые пряди между своими пальцами, прежде чем опустить руки. Тихим голосом она добавила:
– Есть вещи, которые вы обо мне не знаете, Анна. Вещи, которые предопределили мою судьбу, как сказали бы некоторые. Возможно, в этом есть доля истины. Лично я давно перестала задаваться этими вопросами. Как бы там ни было, я не могу позволить вам стать жертвой моего прошлого. Вы должны жить своей жизнью и не волноваться обо мне. Обещаете?
Анна кивнула, впечатленная словами Грэм настолько, что ее голова продолжала кивать еще несколько секунд.
– Я постараюсь, я обещаю.
Грэм казалась удовлетворенной и отступила назад.
– Спасибо.
– Грэм! – позвала Анна, когда та повернулась, чтобы уйти. – Хотите сегодня закончим со счетами?
Грэм отрицательно покачала головой. – Нет, я пришлю за вами, когда буду готова.
Анна почувствовала разочарование, и внезапно предстоящий вечер показался ей бесконечно длинным и пустым.
К тому времени, когда Хэлен вошла в кухню, Анна уже сварила кофе, поставила хлеб в духовку и нетерпеливо ходила из стороны в сторону. Этой ночью она почти не спала, и ее нервы были на пределе.
– Вы уже на ногах в такую рань? – удивилась Хэлен.
Резко обернувшись, Анна быстро спросила:
– Хэлен, где Грэм? Я не видела ее уже три дня. Я искала ее у моря вчера и сегодня, и в саду тоже. Ее нигде нет, и за мной она не присылала. Что происходит?
Испугавшись настроения Анны, Хэлен быстро собралась. На протяжении стольких лет, она защищала Грэм Ярдли и теперь делала это автоматически.
– А что? Она в музыкальной комнате.
– В музыкальной комнате, – холодно повторила Анна, стараясь держать себя в руках. – Она всегда открывает двери на террасу, когда находится там. Почему сейчас… Что происходит?
– С ней все в порядке, – продолжала настаивать Хэлен, хотя ее лицо выдавало неуверенность.
– И поэтому вы возвращаете обратно подносы с нетронутой едой уже два дня подряд? Потому что с ней все в порядке? Черт возьми, Хэлен! Расскажите мне что происходит!
Хэлен опустила плечи, пытаясь сохранять спокойствие. Тяжело вздохнув, она присела за стол, и Анна последовала за ней.
– Грэм в музыкальной комнате, работает. Она что-то пишет, хотя не делала этого со времен аварии. Я не уверена, что у нее хорошо получается. Прошло так много времени! Я приношу ей еду, но она даже ни к чему не прикасается и отправляет меня обратно. Я знаю, что за последние двое суток она не сомкнула глаз. И это начинает меня очень сильно беспокоить.
Анна посмотрела на нее с недоверием.
– Я не один раз проходила мимо музыкальной комнаты. Она не играет, в комнате темно, – вздохнула Анна. – Ну конечно, а почему должно быть иначе? Ей же не нужен свет. – Ответила она на свои вопросы. – Похоже, что так оно и есть, да?
– Да, особенно если двери на террасу закрыты, – подтвердила Хэлен. – Не знаю, Анна, понимаете ли вы, что все это значит. Я сама не уверена, что понимаю. Грэм ничего не писала после той аварии. Вернее, да, она писала фрагменты – те грустные мелодии, которые она иногда играет. Но ничего цельного, и не так увлеченно, как сейчас. Я долго молилась, чтобы она снова начала работать. Но теперь я уже не уверена, что это пойдет ей во благо. Если у нее не получится, не думаю, что ее душа сможет вынести еще одно разочарование.
– Дайте мне поднос с завтраком, – тихо сказала Анна.
– Нет, Анна, ей это не понравится, – запротестовала Хэлен.
– Хэлен, мне плевать, понравится это Грэм или нет! Вы так и собираетесь стоять в стороне до конца своих дней и смотреть, как день за днем она умирает?!
Хэлен не могла скрыть своего шока, грубые слова пронзили ее в самое сердце. Она в изумлении смотрела на Анну.