Командировочные расходы Бенгин Николай
– Трупов не бывает, – нахмурился ассистент, – но недоразумения случаются. Кстати, бластер придется сдать.
– Это вряд ли, у меня разрешение.
– Тем не менее. Что до вашего желания пройти уровень поскорее – так это можно. Определю вам обоим минимальный градус – оно и быстрей получится, и легче, но, конечно, не так круто. Ну, как?
– Никак. Нам надо добраться до кают-компании, и все. Вы можете сказать – кто сейчас на Уровне? Конкретно, уроженки планеты Миэм сейчас там?
– Минуту, – ассистент заглянул в экран, висящий прямо над ним и оскалился скупой капральской ухмылкой. – Да, у нас в гостях сейчас есть миэмки, но у них высокий градус, имейте в виду.
– Я смогу их потом дождаться в кают-компании?
– Безусловно. Кстати, вы любовники?
– Кто?!
– Должен предупредить, что совместное путешествие на Первый уровень искренне влюбленных нежелательно, – ассистент нагло уставился на Гро. – Можно, что называется, «засветить» друг друга, мечтая встретиться, и тогда вместо случайного образа другие гости увидят ваши настоящие лица.
– Не понимаю, о чем вы, – отрезал Гро, – в любом случае мы просто коллеги.
– Тем не менее одному из вас придется пересесть в другую капсулу. При всем уважении, наши подъемники – одноместные.
Ассистент слегка посторонился. Биллинг увидел небольшое круглое помещение, еще пару гостеприимно распахнутых капсул и кольцо темных экранов под потолком. Все это больше напоминало лифтовой холл, чем салон мозговой стимуляции. Гро, что-то пробормотав, перебрался в другой подъемник. «Наверно, сами кабинеты у них наверху, – подумал Биллинг, – ладно, там и разберемся».
Через пару минут, отправив на «Небеса» Гро, ассистент занялся инспектором. Насчет бластера Биллинг остался неколебим, как скала, а пассажирский браслет отдал с таким видом, что ассистент даже несколько вышел из образа наглого пехотинца.
– Ну, что вы расстраиваетесь? Это такое приключение! Многие, между прочим, приходят сюда за истиной. Может быть, и вам она откроется.
– Сомневаюсь, – буркнул инспектор. – Мне б закончить поскорее.
– Не сомневайтесь, там будут указатели. Я вас на самый верхний – сороковой ярус отправляю, он и самый маленький. Ваш друг уже в пути. Держитесь крепче. Счастливо!
Стенка захлопнулась, подъемник рванул так, что потемнело в глазах. Солнечный зайчик заскользил вверх по шкале, отсчитывая многочисленные ярусы «Небес». Инспектор ругнулся и сел поудобнее. Подъемник стремительно летел вверх, «зайчик» бодро перебегал от одной цифры к другой, пока, наконец, не стал замедляться: 37… 38… 39… дошел до 40 и… двинулся дальше. Инспектор озадаченно смотрел на указатель, а тот двигался, двигался… и, наконец, замер далеко выше последней отметки.
Подъемник дернулся. Медленно, будто заедая, открылся выход. Потянуло холодным и нежилым духом. Так сквозит в заброшенном доме, когда хозяева давно съехали или умерли, стены еще стоят, но за ними только сумрак запустения да шелуха от бывших вещей и ушедшей жизни. Холодный ветер. Удручающе низкое и полутемное помещение с множеством грязно-серых колонн и сетчатых перегородок выглядит как загон для животных на подпольном мясном комбинате. Тусклое зарево матово-желтых потолков чуть дальше смешивается с пробивающимся откуда-то сбоку ясным дневным светом. Пол, местами чистый, но в основном покрытый красноватым песком, несильно, еле ощутимо качается под ногами.
«Спокойно, – уговаривал себя Биллинг, пытаясь унять совершенно беспредметный страх. – Ерунда какая-то, значит, я уже сплю. Это просто сон. Тут ничего настоящего не случается», – однако все же вытащил из кобуры бластер. Сквозь тихий шорох песка он ясно различал ритмичный, то звонкий, то почти пропадающий цокот. Биллинг повертел головой и чертыхнулся. Никаких намеков на обещанные указатели, только желтый потолок над головой да красный песок под ногами, и еще сетки между колонн, похожие на стены прозрачного лабиринта. Очень похожие… Ветер принес кислый, что-то напоминающих запах. «И что дальше? Притащится какое-нибудь чучело? Предполагается, что я начну бегать по этим сетчатым коридорам? Так это вряд ли». Биллинг широко расставил ноги и покрепче обхватил рукоять бластера. Приятная тяжесть в руке возвращала уверенность и чувство собственной силы.
По натуре Биллинг был спокойным и терпеливым человеком, довольно часто, что называется «упускал ситуацию», задним умом соображая, что надо было бы стукнуть кулаком, а не рассусоливать. Но этот тухлый, унылый чердак со сквозняками и зловещим цоканьем мог достать кого угодно.
– Пора знакомиться с местным командором, – громко сказал он, поднимая бластер, но так и застыл на месте. Удивительная фигура появилась из-за колонн и, не торопясь, зашагала по коридору меж сетчатых загородок. В правой руке она держала ультрамаринового цвета палочку, больше похожую на узкий пенал, а левую положила на то место между плеч, откуда положено расти голове. Но головы-то как раз и не было. «Так это пропавший стрелок с грузом», – догадался инспектор. Пешеход без головы тем временем спокойно прошел, можно сказать, прошествовал в нескольких шагах от Биллинга. Если бы не сетка и некоторая оторопь, инспектор мог запросто схватить его за плечо, а еще лучше за пенал.
– Эй! – негромко позвал Биллинг, прикидывая, что, наверное, глупо окликать человека без ушей и всего прочего, что между ними бывает. Увязая в песке, он двинулся параллельным курсом. «Как просто, – подумал он, – я сейчас только заберу у него пенал и все. Там наверняка креофиты». Очередная сетка преградила дорогу. Пока Биллинг по-глупому тряс ее, укороченный пешеход неторопливо вышел на яркий дневной свет, инспектор даже разглядел тонкий голубой кант на пустом воротнике, и скрылся из виду. «Ну ладно, – пробормотал Биллинг, вспомнив о бластере, – привет командору».
Один выстрел расчистил широкую дорогу к свету. Пара колонн обрушилась, часть перегородок просто испарилась, песок местами превратился в стеклянные кляксы, но, когда пыль осела, Биллинг увидел впереди чистое небо. Через десяток шагов потолок, а вместе с ним и крыша над головой кончились. Ровные плиты пола далеко выпирали в ярко-синее небо. Прохладный ветер дул прямо в лицо. Здесь негде было прятаться, но никого и не было. «Значит, там, на краю, спуск есть», – догадался Биллинг. Он еще раз оглянулся на сумеречный чердак за спиной, щелкнул переводчиком огня и с удивившим самого азартом одной длинной очередью снес все ближайшие колонны. В крыше появилось несколько рваных дыр. Грохот падающих конструкций слился с характерным воем бластера.
– Ага! – закричал Биллинг, снова нажимая курок. – Как вам это, господин командор?
Бластер сделал еще несколько выстрелов и замолчал.
– Что за черт?! – пробормотал инспектор, вытаскивая магазин. Вместо пяти патронов, на двадцать выстрелов каждый, в гнезде красовался всего один, полностью отстрелянный. Раздраженно хмыкнув, он сунул пустой магазин в карман и пошел искать спуск. Плита слегка пружинила под ногами и вдруг качнулась вниз. Биллинг на секунду увидел далеко-далеко внизу крыши домиков на краю залива. Край плиты качнулся вверх и опять вниз. Инспектор плюхнулся на задницу и зашарил руками, пытаясь зацепиться за шероховатую поверхность. Бластер, звякнув, отлетел в сторону. Биллинг ощутил настоящий ужас. С каждым качком он понемногу соскальзывал к краю. Сдирая кожу с ладоней, он изо всех сил скреб по неумолимо клонившейся плите. Паника ледяным кипятком плеснула по нервам. Только теперь, увидев легкие облака под ногами, а сквозь них тонкие полоски улиц и аллей, он поверил в реальность происходящего.
Плита, сломавшись, как лепесток, повисла вертикально вдоль мачты гигантского подъемника. Если бы Биллинг в последний момент не зажмурился, то увидел бы в нескольких метрах прямо под собой бассейн, до краев заполненный прозрачно-голубой водой. Со страшным криком пролетев эти метры, он бултыхнулся в бассейн и от неожиданности так наглотался воды, что чуть не утоп. Заботливые руки подхватили и вытащили на поверхность. Кашляя, что-то невнятно бормоча, он смутно видел вокруг улыбки и дружеские лица.
– Вы настоящий герой, не знаю, как благодарить…
– Теперь они не прорвутся…
– Вы успели…
Над Биллингом навис знакомый силуэт санитарного робота. Несколько легких уколов вернули ясность мысли, но перед глазами еще немного плыло. Чуть повернув голову, он увидел край носилок, чью-то мокрую одежду на полу, низкий бортик над широкой голубой лентой воды и противоположенный край бассейна, выпирающий прямо в жутко-синее небо.
– А-а, э-э, – Биллинг почувствовал, что язык не вполне послушен. Сглотнул. Попробовал еще раз. – А… э… это и есть кают-компания?
– Конечно, – знакомое низкое контральто нежно прозвучало прямо над ухом, – это каюта, воин.
Рядом с санитарным роботом стояла миэмка, которую он столь неделикатно бросил на пол тогда в коридоре. На ней были все те же сверхтонкие одежды под белой накидкой, так же ярко блестели фиалковые глаза, но только теперь они смотрели не нахально, а дружески и как будто с удивлением. Робот тем временем занялся ободранными, кровоточащими ладонями. Почему-то особенно досталось левой. Биллинг аж зашипел от боли. Миэмка кивнула и положила руку ему на плечо.
– Раны болят, воин, но шрамы – украшают.
– А я вас искал, – заявил Биллинг. Он слишком устал, чтобы хитрить.
– Правда? – удивилась она. – Почему?
Биллинг попытался сесть прямо, но санитарный робот решительно уложил пациента на спину и покатил носилки вглубь помещения. Здесь было довольно много народа, к удивлению инспектора, все с серьезным армейским оружием наперевес, и явно штатского вида мужчины с массивными ожерельями на шеях, и дамы. Одна, красноволосая, похожая на тумбочку девица издалека что-то прокричала и начала энергично пробиваться сквозь толпу в его сторону. Среди этого мелькания он все-таки успел заметить ультрамариновый пенал. Его небрежно крутил между пальцами высокий, довольно стройный субъект. Он стоял, отвернувшись, почти прямо по курсу носилок и разговаривал с каким-то коротышкой. Биллинг на всякий случай прикрыл глаза, из-под опущенных век внимательно наблюдая за обоими. Лиц пока что было не разглядеть, только толстые металлические ожерелья одинаково сверкали на шеях, но робот неуклонно катил в нужную сторону.
– Так зачем же ты искал меня? – подала голос идущая рядышком миэмка.
– Прошу прощения, – проворчал Биллинг, стараясь не отвлекаться, – на ходу неудобно…
– Да ты настоящий воин, – рассмеялась миэмка, – лежать голым перед дамой удобно, а разговаривать – нет?!
– А?! – Биллинг скосил глаза и в следующую секунду судорожно прикрылся забинтованными ладонями, наподобие фигового листка. – О, черт! Отвернитесь!
– Зачем? Я все уже видела. А всем остальным, – она широким жестом обвела зал, через который они двигались, гостей, с любопытством глазевших на них, – тоже отвернуться прикажешь? И потом, совершенно нечего стесняться – у тебя большое, красивое тело. А то самое, что ты так безуспешно пытаешься зажать ладошками, на мой взгляд, достойно лучшего обхождения.
Она, все еще посмеиваясь, снова положила руку ему на плечо, и Биллинг почувствовал, что от стыда готов провалиться сквозь носилки. А тут еще робот резко остановился и всеми сенсорами уставился на пациента.
– А тебе чего? – прохрипел Биллинг.
– Вы слишком напряжены, – заявил робот. – Необходимо расслабление.
Биллинг ощутил легкий укол в предплечье. Теплая волна прошла от кончиков пальцев на ногах до макушки. Сквозь накатывающий сон он попытался вспомнить что-то такое важное. Что-то такое… Улыбаясь, миэмка сняла с себя накидку и укрыла инспектора.
– Ладно, воин, отдыхай. После поговорим.
Пройдя еще немного, робот вкатил носилки в медмодуль. Белые жалюзи опустились, и засыпающий Биллинг оказался, наконец, в изолированном и безопасном месте. Лечебная автоматика взялась за дело, восстанавливая поврежденные ткани, очищая кровь, нормализуя работу взбудораженных органов и перегруженной стрессами нервной системы. Несколько минут интенсивной терапии привели тело инспектора в порядок, но когда Биллинг пришел в себя, первое, что сделал, – застонал. Как вспомнил себя голышом на каталке и дружеский взгляд фиалковых глаз, так и застонал. А потом ощутил осторожный поцелуй на губах.
– Все уже прошло, воин, – тихий шепот чуть щекотал ухо. – Все хорошо…
Инспектор лежал, не открывая глаз, потому что боялся спугнуть дивный сон. Сон?!! Он резко поднялся и подозрительно взглянул сверху вниз на тонкую фигуру, присевшую на корточки рядом с изголовьем носилок.
– Мы где сейчас?
– Что? – миэмка удивленно смотрела на взъерошенного инспектора.
– Это кают-компания?
– Не уверена. Вряд ли. Это же «Небеса», тут никогда не знаешь, что глюк, а где правда.
Биллинг, стыдливо отвернувшись, поискал взглядом одежду, аккуратной стопкой лежавшую прямо под носом.
– Мне надо быстро попасть в эту чертову каюту.
– Зачем?
– Просто мне надо спросить кой о чем тебя и твою подружку. Безо всяких глюков.
– И как это ты собираешься сделать там, если я – тут? – поинтересовалась миэмка. – И, вообще-то, я здесь не с подружкой, а с сестрой.
Биллинг с сомнением покачал головой.
– Может, и так, а может, ты мне просто снишься, а настоящие миэмки совсем в другом месте.
– Ага, – лукаво улыбнулась миэмка, – а хочешь, докажу, что я настоящая?
– Как это?
– Закрой глаза.
– Зачем? – тупо спросил Биллинг.
– Увидишь, – она придвинулась совсем близко. – Ну не бойся, воин. Ты же ничего не теряешь. Если я – глюк, значит, проснешься и все, а если самая настоящая… – она нежно накрыла ладонями его глаза и чуть слышно прошептала: – Мы уплывем.
Биллинг не понял, какая тут связь, но спорить не стал. Через пять минут он точно знал, что миэмка настоящая, еще через пять понял, что такое «уплыть», а еще через десять лежал с блаженной улыбкой идиота, расслабленно положив ладонь на упругую женскую грудь, так приятно оказавшуюся под рукой.
– Ну, ты монстр, – пробормотала миэмка, – даже для «Небес» это что-то.
В том, что касалось любовных похождений, инспектор вполне заслуженно считался добропорядочным, высоконравственным олухом. Если бы на Короне состоялся парад целомудренных холостяков, его бы как минимум назначили правофланговым. Но теперь, не испытывая никаких угрызений, в том числе и совести, он потянулся, самодовольно хрюкнув насчет того, что есть еще заряды в бластере.
– Вообще, странно, что я тебя раньше не встречала, Может, ты – рахат?
– Лукум, – автоматически ответил Биллинг. Миэмка резко перевернулась на живот и не мигая уставилась на инспектора. Черты ее лица странно заострились, в глазах клубился туман.
– Повтори.
– А что? – слегка встревожился Биллинг.
– Повтори!
– Ну, лукум.
– Откуда знаешь?
– Что знаю? Рахат-лукум – это сладость такая.
– Не валяй дурака. Идем, – она стала быстро и ловко одеваться, потом кинула инспектору его одежду, – не стоит медлить.
– И далеко это мы собираемся? – раздраженно осведомился Биллинг. Такой резкий переход от романтики к суете ему не понравился совсем. В памяти начали всплывать старые слухи о коварстве миэмок, о заморочках с продажей несчастных женихов в рабство и прочий бред. Он неторопливо натягивал одежду, твердо решив быть начеку.
– Мы идем к Лукуму, он Светлый, – миэмка внимательно посмотрела на инспектора. – Если дойдем, конечно.
– А зачем?
– Увидишь, – она неожиданно опустилась на колени и здорово хлопнулась головой об пол. – О рахат! Когда сила исполнит тебя, вспомни о той недостойной мочалке, что открыла путь! – Миэмка еще раз звучно приложилась к полу, но, как заметил Биллинг, все же не так сильно и чуть повернув голову, чтоб не стукнуться тем же местом.
– Может, ты, конечно, и не рахат, – проворчала она, медленно поднимаясь и потирая лоб, – но на всякий случай все должно быть по правилам. Идем.
– У тебя сотрясение мозга, – констатировал Биллинг, – и, наверно, не первое. А я никуда не иду.
Миэмка, как будто не слыша, шагнула к выходу из медмодуля. В распахнувшуюся дверь влетел ледяной ветер. Там снаружи была ночь. Две желтые луны висели над угрюмой равниной, освещая пологие голые холмы, далекую гряду гор и узкую белую дорожку, что начиналась прямо от двери.
– Паршиво, – сообщила миэмка, осторожно выглядывая наружу, – очень паршиво. Хотя тропа все-таки есть.
– Закрой дверь. Дует, – тяжелый бас раздался, как удар грома. Биллинг даже не сразу сообразил, что в модуле появился еще кто-то. Побледневшая миэмка медленно сползала вдоль стенки. Дверь сама собой начала закрываться. Стало еще холодней и заметно потемнело. Биллинг почему-то никак не мог оглянуться, только бестолково вертел головой, стараясь понять, откуда же, черт возьми, взялся голос. «Все-таки надо было уходить, – подумал он тоскливо, – или все равно?»
– Это ничего, милостивый государь, что ты рожи моей не видишь, – продолжал бас гулко, как из трубы. – Так себе зрелище. Да и я твою не вижу. Оно и к лучшему.
– Что с ней? – прохрипел Биллинг, тыча рукой в сторону миэмки, лежащей безо всяких признаков жизни.
– Похвальная забота. Вы любовники? А, да – вижу. Секс. Кстати, можешь сказать ее имя?
От такой наглости Биллинг просто обалдел, зато смог, наконец, развернуться и на расстоянии пары шагов увидел странного крепыша, медленно и неестественно качавшего головой, с вытаращенными слепыми глазами. Особую жуть придавали торчавшие дыбом рыжие волосы, медленно шевелившиеся, как тоненькие желто-красные щупальца. Была еще какая-то неправильность в этой голове, но какая именно, Биллинг не мог сообразить.
– Что с ней? – повторил он.
– Леди отдыхает, – заявил слепой. – Притомил ты ее, мил друг. Да-а-а.
– Ладно врать-то, – разозлился Биллинг. – Что ты за чучело такое?
– Я – Прыгун. А ты вот непонятно кто.
– Можешь толком сказать, что с ней?
– Могу. А тебе это надо?.. А! Вижу, что надо. Вникай, любезный, – она-то светлой масти, а я нынче, как видишь, – не совсем. Хах-хах… – слепой засмеялся каким-то болезненным смехом и осекся. – Раз я тут, она, считай, ушла. А тебе должно быть стыдно, занимался любовью с девушкой, а имени не спросил. Нравы… Но лунитов потешил, что говорить, сильно порадовал.
– О чем ты? – упавшим голосом спросил Биллинг. Он сразу представил себе хихикающих инопланетных пиявок, уставившихся в объемные мониторы. А там крупным планом…
– Выделения… да, выделения, как это сказать… чувств. Ну вот, не эмоций, а чувств, если, конечно, ты, милый мой, понимаешь разницу. По секрету скажу – они для этого, посчитай, целый уровень здесь содержат. И не только уровень… и не только здесь.
– А-а-а. Гм, то есть они чуют что-то такое, что я чувствую, стоят рядом и жрут. Значит, правду говорят, что они у людей душу сосут? Тем и питаются.
– Бред и дурь. Что ж они раньше ели, до первого контакта? И чем, извиняюсь, какают? – он покачал головой, и Биллинг вдруг понял, что казалось ему таким неправильным – голова была перевернута. Биллинг смутно удивился, что не разглядел этого раньше – Прыгун висел вниз головой. Толстый, отливающий золотом канат плотно опутывал все его тело, оставляя свободной только голову со свисающими вниз волосами, крепко стягивал босые ноги, так что одна была согнута в колене, а другая вытянута, и уходил вверх.
– Смотрю, тебя это корежит? – беззаботно спросил Прыгун.
– Так ты все-таки видишь?
– Разумеется, только по-другому. Могу рассказать. Хочешь?
– Не очень.
– И правильно. Представь себе легкие курильщика табака изнутри. Крупным планом. И все в паутине.
– Я же сказал…
– Да я слышал. А ты как гнойный такой нарост.
– Благодарю.
– Не стоит. Так что хотел, нахальный ты мой?
– Смотря что ты можешь, – усмехнулся Биллинг, глядя на связанную фигуру, медленно качающуюся на веревке.
– Хм. Кое-что могу. Например, дать почувствовать, что я чувствую… тебе.
Биллинга захлестнула боль. Она шла от ног, раскаленными ручьями растекалась по телу и черными каплями застревала в голове. Через две секунды все прошло. Биллинг только ахнуть успел.
– Ну и как? Хочешь еще поболтать?
Биллинг оторопело покрутил головой.
– Ну, как хочешь. А я оттого тут, что ниточки интересные через тебя проходят. И опять же, леди, которую ты даже не знаешь, как зовут, что-то насчет рахата говорила. Потому, уважаемый, давай так. Спроси о чем-нибудь важном, а там посмотрим, что получится. А?
– Что за ниточки?
– Процессы. Течение вещей. Линии судьбы… Как мне сказать, чтоб ты понял?
– Попроще.
– Хм-м, – незрячие глаза пристально смотрели сквозь Биллинга, – определенно тут есть узор. Сказать, что ли, о слепрах? По-любому хуже не будет, – забормотал рахат, дергая плечами, словно хотел высвободить связанные за спиной руки. – Итак! Все вокруг тебя да и сам ты как есть – это следствие чего-то. Много-много следствий многих причин – получился ты. А каждое следствие это причина чего-то другого, точнее говоря, какая-то из причин. Одно без другого не бывает. Вот если б ты, любезный, действительно был рахат, то сам бы видел, что «следствие-причина» суть нечто единое и, как ни странно звучит, принципиально неделимое. Так вот это и есть «слепр» – истинный первоэлемент Вселенной. Сцепляясь друг с другом, слепры создают нити и всю ткань нашего мира. Будь ты рахатом – смог бы по этим нитям скользить, видеть истоки и перспективы и развилки возможностей или как я – прыгать, висеть и созерцать узоры…
– А самая первая причина? Эти «слепры» откуда-то начинаются? – без особого интереса осведомился Биллинг.
– Первопричина – разумеется, Свет. Луч ударяет во мрак внешнего хаоса – высекаются первичные слепры. Их легко отличить по молочной белизне и колоссальной мощности. Заурядное газовое скопление сверхбыстро, по космическим меркам, становится суперзвездой, очередная мелкая секта вдруг делается мировой религией, народ мирных домоседов превращается в матерого завоевателя. Любой рахат сразу увидит белый отсвет в истоках. Но потом, конечно, энергия падает до красновато-желтой, среднекомнатной, так сказать, температуры. Это, конечно, упрощенная картина. Свет, собственно говоря, везде светит более или менее равномерно. Высекутся первичные слепры или нет – это и от Света зависит и от свойств пространства в конкретной точке.
– И в чем смысл?
– Отражение! Всеобщее свойство материи, заключающееся в воспроизведении признаков, свойств и отношений отражаемого объекта. Слепры проминают материю под себя. Понятно?
– Угу.
– Не «угу», а ничего тебе не понятно. Первичные слепры – импульс, а как и куда он шарахнет, зависит от точки приложения. Материя воспроизведет все, что надо, и новые нити вторичных слепров войдут в ткань мира. Дальше рулит только печать хаоса – «Случайность», да взаимодействие с другими нитями.
– Ага. А когда катастрофа какая – это, значит, они рвутся, твои нитки?
– Если не упускать всю промежуточную цепочку элементарных слепров, соединяющих некий процесс с его эффектами, то очевидно, что на самом деле нити никогда не рвутся, зато могут менять направления. Астероид, например, врезался в космическую станцию – все погибли. Цепочка слепров заметно изменила ход, и некоторые воспринимают это как катастрофу, – связанная фигура болезненно дернулась, рыжие волосы заплелись в некоторое подобие косички. – Ну все, уважаемый, у меня тоже нервы есть, что мог сказал, твое дело вникать. Давай, задавай свой главный вопрос, и расстаемся.
– Любой?
– Да, но последний.
– Я здесь ищу креофиты. У кого они сейчас? Его имя?
– Угу. Знать бы еще, о чем это. Я сейчас из конкретики только образы понимаю. Имя, пожалуй, тоже не потяну. Поэтому просто представь себе эти свои цацки поярче, а я покажу лицо хранителя.
– Желательно и место увидеть.
– Выбирай. Лицо или место?
– Черт побери, – заволновался Биллинг. В эту минуту он действительно поверил, что увидит все, что попросит, – ладно, давай лицо, про ультрамариновый пенал я и сам знаю.
– Как хочешь. Начинаем.
– Минутку. А ты ведь тоже какой-то ниткой интересовался, да?
– Это мое дело. Я ведь тебе, уважаемый, лишних вопросов не задаю. Значит, так, думай о своей проблеме старательно, потом протяни руку и коснись моих волос.
– И все?
– Все. Я говорю ритуальную фразу, ты касаешься волос. Готов?
– Нет! – вдруг закричал Биллинг. – Не то! Меня убить хотели… здесь… мерзость прямо в каюте напала… Я хочу знать, кто это!
– Это ярко, – прокомментировал висящий вниз головой слепец, – такая дуга кислотно-пурпурная… Может, ты и правда рахат? – Он опять дернулся в своих путах, как от резкой боли и заговорил быстро, словно боясь не успеть: – Если ты за потоком увидишь проход, постарайся добраться, тогда уцелеешь… или хоть образ запомни, а когда умрешь и проснешься, вспомни. Понял? Просто вспомни образ прохода, тогда, может, и сам найдешь дорогу. Ты понял? Это огромные возможности… Прощай… Начинаем…
Прыгун вытянулся, как струна, рыжие волосы стянулись в настоящую тугую косичку, заговорил тягуче, как сквозь зубы:
– О Спящий, сейчас ты уйдешь в ослепительно черную тьму. Не беги и не бойся ее, и тогда ты увидишь ответ на вопрос. Ты запомнишь его… ты запомнишь его! Руку!!!
Биллинг автоматически протянул левую руку и схватился за косичку. Сознание мгновенно расширилось, впуская шквал новых истин. И первая – нельзя было трогать косичку!! Перед глазами мелькала дымящая рука, конвульсивно стиснутые пальцы и сыплющий искрами хвост рыжих волос. Потом он понял, что это не сознание расширилось, а собственный визг закладывает уши. А затем очередной разряд бросил его в пустоту. Уже падая в обещанную черную тьму, он расслышал стихающие нецензурные вопли Прыгуна.
…Поток расплавленного стекла, широкий, как занавес, неистовый, как лавина… Могучий и чистый среди мутно-серого киселя… Мысли ломаются на куски, и склеивать их ни к чему. Им с Прыгуном просто не повезло – они нырнули каждый за своим вопросом, но оказалось, что за одним. Короткое замыкание… Он повис в прохладном тумане против летящего вниз Потока… летящего от убийственно яркого Света навстречу кромешной, ледяной тьме. Здесь на самой грани яростной силы и мудрой безмятежности не было тайн.
– РИ-РУ…
И этот вибрирующий звук в тишине, и вся дурь и глупости мира, плоские шутки и темные страсти, большие катастрофы и мелкие пакости, все обрело окончательный смысл… Когда знаешь все – думать не о чем… Истина, как открытая книга, для тех, кто умеет видеть, не обязательно руками ощупывать буквы…
Вот несчастные, вечно озабоченные луниты. Их модули всегда в крупных городах, всегда недалеко от дворцов и стадионов, в глубокой тайне собирают они свой урожай. Как все серьезно, как сладко и безнадежно грустно… Еще при первых контактах обычный плеск людских страстей открыл для них океан эмоций… Зачарованные, они шагнули в эту странную, роскошную, живую стихию и… утонули. Уже много поколений лунитов жадно ловят вспышки человеческих желаний. Их наука открыла пути, как собирать и хранить ментальные искры души, что так попусту разбрасывают люди…
– КУ-УР…
Какая-то мысль шевельнулась в сознании того, кто недавно назывался инспектором Биллингом. Шевельнулась и пропала – он продолжал всем существом созерцать стеклянное полотно Потока…
Главную тайну берегут не луниты, а люди. Ее знают немногие. Единицы из миллиардов. Тайна и дает им достаточно власти, чтоб хранить ее. Глубокое наслаждение лунитов ароматами чуждых им человеческих эмоций само по себе с огромной силой искажает ментальное поле. Медленно сгорая в блаженстве, луниты прожигают дыры во внешнем образе мира, что окутывает Прямую реальность, и те, кто назвали себя рахатами, проскальзывают туда и обратно…
– О-О-О-О…
Посторонняя мысль вновь надоедливо зашевелилась и растаяла в грандиозной панораме, проступившей сквозь стеклянное полотно. Прямая реальность – грозное пространство слепров. Бесконечная чаша. Великий океан, поднятый на дыбы ветрами Хаоса. Волны как раскаленные горы, встающие из мрака… в бегущих узорах пены лепестки чистого беспечного света…
– Д-Д-Д!!!
Мысль свернулась пружинкой вопроса. Откуда нелепый шум посреди вечности? Он сосредоточился на странных звуках, и они сразу сложились в цепочку:
– Убе-ри-ру-ку-уро-о-д!!!
Среди высоких истин это звучало бессмысленно. «Какая рука? Я же Дух, пустое эхо Вселенной?!» Но мудрая тишина кончилась. В нарастающем визге и грохоте пришло чувство тела. Он ощутил собственные ладони и в одной из них что-то мокрое и отвратительно живое. Пальцы разжались сами, и ослепительный, стеклянный, орущий тысячью глоток Поток жадно бросился на него…
«Я умер», – понял Биллинг. Жуткий визгливый грохот сменился серым монотонным шумом и глухим постукиванием в ушах, яростный свет остался далеко позади, а из наступающей тьмы стал медленно появляться рот. Оцепенев, он мог только смотреть на эти разевающиеся в беззвучном, мучительном крике толстые губы. Проступило чужое, покрытое крупными каплями пота, лицо. Несмотря на гримасу боли, это желтоватое, как будто сплюснутое лицо казалось смутно знакомым. Вот стала видна вся фигура, корчившаяся на полу пассажирской каюты. Человек одной рукой бил по ковровому покрытию, а коленями судорожно сжимал то, что осталось от другой. Из обрубка, торчавшего вместо кисти, кровь совсем не текла, зато шел темный и сладковатый (Биллинг ощутил это) дымок. Человек быстро поднялся, на секунду застыл и вдруг стал вертеться и прыгать задом наперед, размахивая обрубком. Биллинг с изумлением смотрел, как на нем вновь появляется ладонь, а следом пальцы. Они не то чтобы отрастали, а как будто возникали из воздуха и приделывались обратно на свое место. Человек перестал танцевать и замер, глядя на исцелившуюся руку. Только резкие багровые шрамы еще пересекали ладонь, но и они таяли, исчезали один за другим.
«Бог его знает, что это такое, но рожа явно знакомая», – подумал Биллинг, прислушиваясь к новому звуку, вплетавшемуся в равномерный шум полета. Что-то похожее на вой, а может, гудок… нет, скорее гул урагана…
Человек, наконец, устал таращиться на собственную руку, попятился к массивному, на толстых резных ножках столу, ловко подхватил с него большой радужный шар. Вид этой красивой и, по-видимому, тяжелой сферы почему-то встревожил Биллинга. Разноцветная оболочка играла и переливалась, точно мыльный пузырь, но как-то странно, будто выворачиваясь изнутри. «Да ведь это только видимость, – думал он, присматриваясь к шару, – там ничего нет, я чувствую. Там даже пустоты нет, и все-таки там что-то есть».
– Ты сам-то понял, чего завернул, пиявка хренова? – раздался прямо в ухе знакомый насмешливый бас.
– А?!
Картинка рассыпалась разноцветным песком и стерлась. Далекий гул урагана постепенно становился ближе, заполняя голову, пространство, весь мир, но бас звучал по-прежнему четко.
– Я тебе советую, цепкий ты мой, перевернуться ногами вверх, а то так и будешь всю динамику задом наперед смотреть. Мы же внизу, а не в вышине… Так что ты там увидел такого? Дай-ка и я посмотрю… А ты б лучше Проход искал, пока цел…
Биллинг ничего не ответил. Его резко крутнуло, и он снова увидел незнакомца с шаром. Лицо у того выглядело решительно по-другому – не желтовато-сплюснутое, а круглое и розовое, как у младенца, но это был все тот же человек. Теперь он сидел на корточках в углу коридора, в самом дальнем конце которого виднелась дверь пассажирской каюты и номер четыреста двенадцать. Радужный шар лежал прямо пред ним. Среди ярких цветных разводов четко выделялось большое темно-фиолетовое пятно с чуть мерцающими краями.
– Это луч, – прошептал Биллинг, – я знаю, это вывернутый луч. Лезвие мира…
– Да куда смотришь? Это где ж тут лезвие? Это – вот это, что ли? О! О… это же… – уверенный бас стих, утонув в гуле летящего урагана. Биллинг понимал, что стихия вот-вот сомнет и уничтожит его, но продолжал упорно всматриваться в шар, как будто от этого что-то зависело. Незнакомец тем временем беззаботно сунул руку прямо в фиолетовое пятно, и с противоположенной стороны шара высунулась такая же по форме рука, но только серого цвета и размером раза в два больше.
– Кракен!!! – панический крик прорезал рев урагана. Бас срывался на дискант, но все равно перекрывал грохот стихий. – Кракен!! Он здесь!.. Здесь!!! Кра-а-а…
Серое подобие руки еще увеличилось, человек сделал какое-то движение, и огромная серая ладонь рассеялась в воздухе. «Так это была рука, – успел подумать Биллинг, – пальцы, а не червяки…» Он хотел увидеть, как было дальше, но время истекло. Звуки исчезли. Холодная сила Потока наполнила его и разорвала на тысячу частей, и каждую – в пыль, и пыль – в ничто… но перед тем он еще увидел в глубине черного урагана почти прижавшиеся друг к другу, похожие на башни две каменные скалы и неяркий свет между ними. Желтый круг, как в прицеле. Это был Проход, до которого он так и не успел добраться.
Часть вторая
За каждое ничего
Глава 7
Продолжительность минуты зависит от того, по какую сторону двери в туалет вы находитесь.
(Закон относительности Бэланса[10])
В глубокой тишине корабельной обсерватории дежурный капитан люкслайнера «Лотос» размышлял об одном из самых удивительных феноменов Вселенной. Он размышлял о невезении.
Неторопливо и аккуратно, с истинно лунитской скрупулезностью капитан пытался выстроить логически непротиворечивую модель этого странного, чудесного явления, способного отравить жизнь когда и кому угодно. На самом деле это был религиозный вопрос. По вере лунитов, незамутненной и простой: «Любая случайность, в том числе везение и невезение – суть свидетельства Божественного присутствия, каждое из которых должно приниматься с надлежаще равным вниманием».
Таким образом, данный феномен имел окончательное, имеющее статус БИ (Безусловной Истины), объяснение и в дальнейших исследованиях не нуждался. Но, изучая богословские труды по теории вероятности или душеполезные рассуждения о Высшей справедливости, а особенно места о поучительных случаях аномального невезения, капитан не находил ответа на главный вопрос. Он не мог понять, почему с таким сокрушительным постоянством не везет именно ему.
Везде и всегда он предчувствовал нехорошее стечение обстоятельств и, в общем-то, дожидался. Сейчас, в соответствии с полетным расписанием, он должен был с полным правом вкушать ментальный нектар наравне со свободными от дежурства (то есть всеми остальными) членами экипажа, но этого, разумеется, не случилось. Как обычно, цепочка событий и обстоятельств легла загадочным узором, отделив его от Прекрасного, оставив в ниже-среднем состоянии души. И теперь, раскинувшись под корабельным обзорным куполом, вместо того, чтоб дисциплинированно воспринимать льющийся оттуда смысловой поток, капитан предавался темным и опасным размышлениям.
А между тем поток пел об отклонениях от оптимальности. Как всегда в живом полете, их было много, и некоторые относились к категории потенциально грозных. Пока капитаном медленно, но неотвратимо овладевали еретические сомнения, сенсоры нащупали в некотором удалении от корабля маленькую неправильность гравитационного поля, а в самом «Лотосе» между Вторым и Третьим ярусами пассажирского модуля фиксировалось относительно небольшое – всего в полтора градуса – снижение температуры значительной области воздушного пространства. Такие колебания происходили на корабле регулярно, отклонение состояло лишь в том, что климатический контроль никак не мог восстановить заданный температурный режим.
– Ну вот, вы побывали на «Небесах». Вижу, будет о чем вспомнить, – бодро констатировал ассистент, с легкой тревогой поглядывая на бледное лицо Биллинга. – Что-то всегда остается в памяти, не правда ли?
Это был все тот же Третий ассистент командора Первого уровня, обладатель камуфляжного комбинезона, выдающегося подбородка и скупой капральской улыбки, в данный момент больше похожий на опытную сиделку у капризного больного.
– Вот теперь все в порядке, все хорошо, – приговаривал он, переводя кресло под инспектором в сидячее положение, – теперь можно расслабиться. Вы ведь с самого начала в кают-компанию хотели? Она тут недалеко, вниз по лестнице.
– Это все? – вымолвил Биллинг. Он чувствовал себя настолько скверно, что даже тихо говорить мог с трудом. Если б ассистент командора сейчас сообщил ему, что произошла авария и Биллинг в результате этой самой аварии лишился рук, ног и большей части внутренних органов, он совершенно бы не удивился. Но хуже всего было с головой. Он осторожно потрогал затылок в полной уверенности, что обнаружит там что-нибудь вроде вмятины или, наоборот, огромной шишки. На ощупь все казалось в порядке, но болело так, что хотелось выть.
– Возможно легкое недомогание, – сообщил ассистент, – но вы не беспокойтесь, через несколько секунд это пройдет.
– Легкое?! – прохрипел Биллинг. Он еще раз пощупал затылок, но кроме знакомой лысины ничего не обнаружил. – Здесь есть врач?
– Конечно. Но скажите, что именно вас беспокоит?
– Меня ничего не беспокоит. У меня болит!! – уже в полный голос заорал Биллинг.
– Где?
– Везде! Но особенно здесь, – он схватился ладонями за голову и тут вдруг обнаружил, что боль прошла. Тошнота осталась, ощущение вывихнутости во всем теле и в каждом органе по отдельности осталось, но боль прошла. Совсем.
– Да, – согласился ассистент, – очень редко, но такое случается. Однако, я вижу, вам уже легче?
Биллинг угрюмо молчал.
– Я прав, – согласился сам с собой ассистент. – Итак, вот ваш пассажирский браслет, бластер возьмите, пожалуйста.
– А разве… – Биллинг моментально вспомнил, как выронил свой бластер там, наверху. – А откуда вы его взяли?
– Вы про бластер? Ну, честно говоря, мы не могли отправить его на «Небеса» вместе с вами. Но у вас был точно такой же. Правильно? Ничуть не хуже.
Биллинг молча вынул обойму. Одного патрона не хватало. Он оглядел знакомую капсулу подъемника и солнечный зайчик вместо указателя, со щелчком вставил обойму на место, смутно удивившись, почему левую руку саднит больше, чем правую… Воспоминания о «Небесах» всплывали яркими, разрозненными кусками, и почему-то волнами накатывала тоска. Будто он что-то важное не успел или не так сделал и теперь нельзя узнать что…
– Ну вот, – продолжал ассистент, пристально следя за манипуляциями Биллинга, – теперь кают-компания к вашим услугам, однако я должен сообщить – это особое место, можно сказать, святое. Что бы ни случилось на «Небесах» – никакие мысли о мести тут недопустимы, только дружба и нежность ко всем, кто прошел Уровень вместе с вами. Имейте в виду, штрафы за нанесение увечий или синяков в кают-компании очень серьезные. И ни в коем случае не доставайте оружие – это абсолютно запрещено.
– Я не собираюсь никого увечить.
– И славно, – ассистент помог инспектору подняться и легким нажатием распахнул неприметную дверь в стене между капсулами. – Прошу! Отдохните, заодно и друга своего можете подождать. Он еще не выходил.
– Да ведь сразу же можно было! – выпалил Биллинг. Теперь он узнал этот небольшой круглый зал с открытыми люками резервных капсул, с квадратными экранами над головой. – Просто надо было открыть мне эту дверь, черт бы вас всех побрал!