Вершина угла Павловский Сережа
– Я заметил, что стал материться от безделья. Мне помогает мат, – вдруг подумалось мне.
– В каком смысле?
– Сидишь ты на месте или идёшь, что-то делаешь, но молча, а рядом никого нет или есть. Ты что-то делаешь, а потом так тяжело вздыхаешь и в выдохе говоришь: «Оооойбляяяя».
– Ха-ха-ха-ха.
– Сразу ведь легче становится. Или не становится, но я чувствую себя уже чуточку лучше, потом зеваю и вслух так: «Ыыххйооооаныйыот».
– Хе-хе-хе.
– Короче, мне помогает. По-любому ты так же делаешь, просто за собой не замечаешь.
– Во ты гонишь, Автор. Это в тебе говорит что-то старческое. Ты – кряхчун, ёпто. Ха-ха-ха-ха.
– Это я.
– Это тоже я.
Мой член в это время ещё слегка увеличился в размерах, мешая ходьбе. Я приподнял его на двенадцать часов, и мне снова в голову пришло что-то из области ссыкливой фантастики.
– Гаста, я только что подумал о том, что мужики становятся импотентами от передрочения или перетрахивания, – с опаской произнёс я.
– Ёб твою мать, – Гаста засмеялся. – Автор, что за херня тебе в голову сегодня лезет?
– Что если нам при рождении даётся, допустим, миллион стояков…
– Да ну, – перебил меня Гаста, – миллион – мало, давай лучше два.
– Да хоть миллиард. Мы же дрочим…
– Да мы с тобой не только дрочим, мы ещё и сосим, – снова перебил меня Гаста.
– Это я.
– Это тоже я. Ха-ха.
– Один оргазм – минус стояк. Понимаешь, о чём я?
– Да, – Гаста продолжал смеяться.
– И вот так мы дрочим, трахаемся, а количество стояков всё уменьшается и уменьшается. А если количество стояков уменьшается даже не после оргазма, а просто так – встал член, потом лёг – минус стояк? – произнеся это, я с ужасом сжал свой, пока ещё стоявший, хер.
– Ха-ха-ха, – продолжал смеяться Гаста, – приходит тип к врачу и говорит: «Доктор, у меня проблемы с эрекцией», а доктор срывается с места и, тыча пальцем на пациента, начинает орать: «Дрочила! Все посмотрите на дрочилу!» Ха-ха-ха.
– Ха-ха-ха, да-да. И такой: «Медсестра, иди зацени дрочилу!» – продолжил я.
– Ха-ха-ха. Потом в коридор, к очереди и продолжает: «Дрочила, смотрите, у меня в кабинете дрочила!»
– Ха-ха. Так что ты теперь думай, прежде чем захочешь бездумно подрочить, – завершил я свою мысль.
– Как скажешь, братик, хе-хе-хе.
Мы дошли до мастерской.
– Щя, пять сек, – Гаста быстро туда занырнул; почти сразу же – через минуту или раньше – вышел.
– Уже всё?
– Я сдал, через два часа вернёмся. Там вообще-то очередь, меня могли сбрить и сказать, чтоб я зашёл через две недели.
– Так это нам ещё повезло, что мы через два часа зайдём?
– Ага, нам повезло, что у меня тут свой чувак, который за пятихот сверху согласился посмотреть мой аппарат вне очереди.
– И что там сломалось?
– Через два часа вернёмся, он скажет. Двинули к Ксюхану, он уже ждёт.
– Может, я был слегка неосмотрителен, когда легко писанулся на его тему с контрольными? – засомневался я.
– И я о том же, – кивнул Гаста. – Ты ещё и за меня писанулся.
– Тебе-то свадьбу отщёлкать, пожрёшь там на халву и бухнёшь, а мне вот не известно ещё, что за контрольные делать придётся.
– Сам же замутил всё.
– Это я!
– Это ты! – кивнул Гаста.
Ксюхан был слегка помят после работы, но встретил нас стандартно: с бутылкой пивандрия в руках и коронной фразой.
– Здоровчаныч!
– Вздрочняныч! – отреагировал Гаста.
– Ха-ха-ха, – я, смеясь, пожал ему руку.
– Чё ты материшься? – повернулся он к Гасте.
– А чё, чё, слышь, пошёл на хуй! – сказал Гаста голосом, будто схватил себя за яйца.
– Ха-ха, защекан, лови факулю! Есть выпить?
– Ты ж сосёшь уже пивасик, – кивнул Гаста на бутыль.
– Шмурное – это хуйня! – невозмутимо ответил Ксюхан.
– Могу тебе плеснуть только виски из писки, – расщедрился Гаста.
– Нет уж, нет уж, ешьте пизду сами, она с волосами, – вежливо отказался Ксюхан.
– Господа, мне уже надоел ваш ацкей хуймор, давайте непосредственно к делу, – мне часто доводилось слушать их гон, иной раз уши вяли от этого бреда.
– Короче, Автор, – начал Ксюхан, шаря рукой по карманам, – так, блядь, у меня тут где-то была бумажка с темами…
– Надеюсь, там не квантовая физика, – проскулил я себе под нос.
– Так, сейчас, вот она, – он протянул мне свёрнутый вчетверо тетрадный листок в клеточку.
Я развернул его. Аккуратным красивым почерком отличницы там было написано: «Социология: что такое репрезентативность? Раскр…» Я пробежал глазами ниже: «Политология: Политические режимы…»
– Это всё?
– Да.
– Это чё, твой почерк, что ли? – я не мог поверить, что Ксюхан так пишет.
– Дай зазыпать, – листок выхватил Гаста, – ха-ха-ха, а цветными пастами тоже пользуешься?
– Ха-ха-ха, – я тоже заржал.
– Да это я училку попросил записать мне темы, ептить! – зло произнёс Ксюхан.
– Учителку, – хохотнул Гаста.
– Преподавалку, – озвучил я свой вариант.
– Вротберушкуижопопопрашайку, не один ли хер, как она называется! – Ксюхан выдернул листок у Гасты, посмотрел на него и протянул мне обратно. – Надо, чтобы была исписана тетрадка в двенадцать листов, сделаешь?
– На каждый предмет по тетрадке?
– Да.
– А никто не спалит, что почерк не твой?
– Похуй!
– Я испишу тебе две тетрадки, ты сдашь – и всё, больше ничего не надо будет?
– Ещё защита, нужно будет рассказать всё, что написано в тетрадке.
– Может, я на компе замучу, а ты перепишешь? Заодно, пока будешь переписывать, слегка воткнёшь и разовьёшь двигательную память, а то потом ещё предъявишь мне за почерк, – предложил я сделать всё иначе.
– …
– А что, – не дав ничего сказать Ксюхану, я продолжил, – напечатанные нельзя сдавать, что ли? Всё равно же защита будет.
– Да там хуй победи, у кого-то можно, у кого-то – нет, – задумался Ксюхан.
– Здорово ты учишься, Ксюша, – влез Гаста, – ваще ни хуя не отдупляешь.
– Ты там не пизди вообще, фотограф! – огрызнулся Ксюхан. – Ну ладно, забей, сделай на компе, а я потом раздуплю и разрулю.
– Когда тебе это надо?
– В марте сессия, кажется.
– Ну ты и лоб! – снова засмеялся Гаста.
– А чё, вот мне надо помнить всякий хлам, – отбился Ксюхан, показывая Гасте фак.
– А чё не купишь готовые контрольные? – спросил я.
– А я собирался, руки не доходили, и нарисовался варик с тобой.
– Вернее, ты сам его нарисовал, – поправил я его.
– Хули нам, кабанам!
– Всё? – я посмотрел на Ксюхана.
– Нет, ещё свадьба!
– Это не ко мне, – я повернулся к Гасте.
– И не ко мне, – снова отозвался Гаста дебильным голосом и захихикал.
– Ты в пятницу трубишь? – спросил его Ксюхан.
– Да, моя смена.
– В пятницу, в одиннадцать утра надо быть у ЗАГСа.
– Ты мне вчера говорил, я помню.
– А чё говоришь, что трубишь? – возмутился Ксюхан.
– Очочо, слыш, пошол нахуй! – ещё дебильнее повторил Гаста. – Подменюсь, чё – вот чё, – он сунул средний палец Ксюхану прямо в нос.
– Фу, отвали!
– Раз всё, тогда погнали, – обратился я к Гасте. Их вычурный юмор мне уже порядком поднадоел.
– Ага, погнали, – кивнул Гаста.
– А вы куда сейчас? – Ксюхан опустошил бутылку и воткнул её в снег.
– Забирать фотоаппарат из ремонта.
– АаааааээЭЭЭЭ, – мощно отрыгнул Ксюхан, – ну давайте, короче, Автор, две недели тебе хватит?
– Да.
– А! Эта… ийк, – он громко икнул, – ой, бля, кто-то вспомнил – срать пошёл.
– Ха-ха-ха-ха, – мы с Гастой дружно заржали.
– В конце ещё надо будет список литературы замутить, – вспомнил Ксюхан, не обращая внимания на наш смех.
– Которой я пользовался?
– Да.
– Сделаю.
– Всё, бывайте, ихтиандры.
Мы разошлись с Ксюханом и двинули обратно в мастерскую за фотоаппаратом.
– Гони бабки, щенок! – вежливо попросил Гаста, когда мы пришли на место.
– На, – я достал сумму. – А если бы ты мне ещё в попу дал, я бы тебе сверху сотыгу накинул.
– Ой, – Гаста сменил тон, – да в попу я тебе бонусом дам, братушка, – он зашёл в мастерскую.
Я достал наркофон и посмотрел на дисплей: ни СМС, ни пропущенных вызовов зафиксировано не было. Через несколько минут вышел Гаста с фотоаппаратом в руках.
– Я, бляхо, человек-рентген.
– Видишь большие члены сквозь стены?
– Я оказался прав – был наёбнут затвор.
– Починили?
– Заменили.
– Так быстро?
– Я сам охуел. Подфартило.
– А по деньгам сколько получилось? Сдачи не осталось? – мне вдруг стало немного жаль свои деньги, и я был бы рад, если бы хоть немножко получилось вернуть обратно в щель перевёрнутой голой женщины.
– Ха, мне едва хватило!
– Значит, я тебе ещё должен?
– Забей, братан, я знал, что будет больше. Всё равно же мне потом пришлось бы фот нести в ремонт, – Гаста произнёс это с удовольствием, как мне показалось, – а так ты почти половину пробашлял. Ха-ха-ха!
– Ах ты, сукин крот и сукин бобр!
– Хе-хе, это я! – улыбался довольный Гаста.
– Ты здорово влип, мистер хрен! – погрозил я ему пальцем, изображая серьёзного мафиози, и закричал, толкая его в сугроб: – Верни мне мои деньги, сука! Люди, помогите! Меня грабят жулики!
– А, бля, тихо, ха-ха-ха, – захохотал Гаста, – сейчас снова понесём его в ремонт.
– Сейчас тебя понесём в ремонт! – я слепил комок из снега и кинул ему в спину.
Мы ещё немного прогулялись и разошлись по домам.
День клонился к вечеру, Елеанна не звонила. Несколько раз я порывался набрать её сам, но боялся, что покажусь настойчивым. Я слушал музло и больше ничего не делал, медленно засыпая и думая, что ещё один день моей жизни уходит в… в алебастр! Вспомнив старое выражение, я хихикнул.
– А я ведь снова не спас мир, не накормил всех голодающих и даже не помог бабушке перейти через дорогу, – удручённо пробубнил я, зевая. Получились едва различимые звуки.
Глубоким вечером в колонках зазвучали помехи, наркофон начал шевелиться на полке и петь песню в бля_миноре. Я быстро к нему подскочил и, увидев надпись на дисплее – «Елеанна», сильно заволновался.
– Ололо, – сказал я пересохшим от волнения голосом в наркофон.
– Привет, это Елеанна.
– Да, да, я узнал. Привет!
– Не отвлекаю тебя?
– Меня? Да я вообще всегда не занят.
– Везёт тебе.
– Я ждал твоего звонка. Чем занималась весь день?
– Оо! Да так, маялась разной фигнёй, готовилась немножко к последнему экзамену: переписывала недостающие лекции, учила билеты.
– А когда последний экзамен?
– В среду.
– Уже скоро, – я совсем не знал, что ей сказать.
– Да, – наступила пауза.
– А завтра ты тоже будешь готовиться? – я боялся звать её гулять, потому что был не готов услышать отказ.
– Ты погулять хочешь?
– Да, было бы круто, уже подготовил ответы.
– Какие ответы? – не поняла девушка.
– На случай, если ты захочешь взять у меня… интервью, – напомнил я, еле сдержав себя от пошлости.
– Аааа, – она засмеялась, – ну можно, я думаю, только ненадолго.
– Конечно, давай, во сколько ты сможешь?
– Давай днём, где-нибудь в три, тебе нормально будет?
– Да.
– Хорошо. А где?
– Можно возле тебя.
– Ладно. Тогда созвонимся ещё завтра.
– Отлично.
– Пока.
– Пока, – я отключился и решил пересмотреть уже, казалось, утерянный смысл прожитого дня.
вс.
Наше первое свидание получилось ещё хуже, чем первый блин – гомом. Был сильный ветер, который в буквальном смысле сносил с ног. Мы оба замёрзли уже минут через двадцать с начала встречи. Но я всё же выяснил, что у неё нет парня, и от этого она мне стала нравиться ещё больше. Мне было жаль прерывать эту прогулку, особенно потому, что я понимал – погода в ближайшие дни вряд ли улучшится.
– А по гостям ты, конечно, не ходишь? – спросил я, когда мы уже прощались.
– Хожу, – вдруг отреагировала она.
– И что, сможешь прийти ко мне в гости?
– Смогу, – Елеанна улыбнулась.
– И у тебя точно нет парня? – решил я ещё раз уточнить.
– Нет! – твёрдо заявила девушка.
– А если я тебя изнасилую? – я не мог поверить в то, что услышал.
– Ты же не изнасиловал меня ночью, когда провожал домой.
– Так кто ж насилует зимой на улице? То ли дело в тепле, где члену комфортнее.
– Пошляк! – засмеялась Елеанна.
– Это я, – машинально отреагировал я.
– Если обещаешь не насиловать, я обещаю прийти к тебе завтра на чай, заодно взять интервью, – добавила она после небольшой паузы.
– Обещаю!
– Ты чем завтра будешь занят?
– Днём буду работать и готовиться к интервью, а вечером – ждать тебя в гости и давать интервью.
– Только встреть меня, я же не знаю, куда идти.
– Конечно, встречу!
Договорившись на завтра, мы попрощались, и я побежал домой.
пн.
Вечером следующего дня я был взволнован ещё сильнее, чем при знакомстве. У меня уже давно не было в гостях девушки, и перед приходом Елеанны я решил прибраться, хотя в этом не было особой необходимости.
А ещё мне постоянно казалось, что в моей комнате что-то не так. Я начал переставлять вещи с места на место, стал прикидывать, что и где будет выглядеть лучше, пока не ударился ногой об угол шкафа. Матернулся, потёр ушибленное место и плюнул на это дело, решив оставить всё, как есть.
Я объяснил Елеанне, на каком автобусе можно доехать и где выйти, встретил её на остановке и привёл домой.
Родители были уже дома, и я попросил маму замутить нам чай.
Елеанна зашла ко мне в комнату, осмотрела её и села на кровать.
– Такая маленькая комната, – сказала она, глядя на цветы. – Ты разводишь фиалки?
– Мама, – сказал я. – Она любит цветы и всю квартиру заставила цветами; когда их стало некуда ставить, она некоторые перенесла ко мне. Тут не только фиалки.
– Красивые цветы, – Елеанна продолжала на них смотреть.
Я чуть было не ляпнул: «Забирай себе хоть все», потом подумал, что любоваться фиалками и разводить их – две большие разницы, и промолчал.
– А вот это что за чудо? – Елеанна подошла к самому экзотическому цветку в моей комнате.
– Это пахистахис жёлтый, – блеснул я знаниями. – Ха-ха, будто на кирпичном языке разговариваю, – попытался я пошутить.
– На каком языке? – Елеанна, похоже, ничего про него не знала.
– Да это так, детский прикол – солнечный и кирпичный языки. Когда я был мелким, лежал в больнице, там со мной в палате лежали несколько человек из интерната, вот они и болтали на кирпичном языке.
– Как это? – не понимала Елеанна.
– Ну типа, – я попытался вспомнить хоть одну фразу, которую когда-то знал в детстве; ничего не вспомнив, я решил просто с ней поздороваться на кирпичном. – Присивесет, Еселесе… асаннаса, – может, я не совсем правильно сказал, но она всё равно ничего про него не знала.
– Глупость какая-то. И в чём прикол? – Елеанна смотрела на меня, улыбаясь.
– После каждого слога надо ставить букву «с» и последнюю гласную этого слога, если я правильно запомнил.