Наследник поручика гвардии Шестёра Юрий

– Чему ты радуешься? – удивился Илья.

– Как это чему?! – воскликнул Петр. – Ведь от Хоккайдо до Уссурийского края рукой подать! – он поправился. – По дальневосточным меркам, конечно. А мой дед еще полвека тому назад мечтал увидеть эти места, мимо которых проплывал на «Надежде» и которые в те времена назывались Тартарией.

– Тартарией?! Почему же тогда пролив между этой самой Тартарией и Хоккайдо с Сахалином называется Татарским, а не Тартарским, как-то логически напрашивается само собой? – недоумевал Илья.

– Ты прав. По этому поводу дед объяснял мне, что «тартарары» – это нечто, связанное с преисподней. Наверное, этот дикий и далекий край, находящийся на самом что ни на есть краю света, так и ассоциировался у наших предков с ней. Но со временем это неблагозвучное название пролива трансформировалось в другое, более понятное и близкое русскому человеку.

– Вполне возможно, – согласился Илья и задумался. – Вполне также возможно, что Муравьев-Амурский пожелает лично осмотреть большой залив Петра Великого на самом юге Уссурийского края.

– Почему ты так думаешь? – с замирающим сердцем заинтересованно спросил Петр.

Илья лукаво глянул на него:

– Да потому что он только в прошлом году заключил с Китаем Айгунский договор, по которому Амур до самого устья стал границей России с Китаем, а территория Уссурийского края стала считаться общей для обеих стран. Кстати, именно за это он и был возведен в графское достоинство с приставкой «Амурский». И если граф найдет в заливе Петра Великого бухту, пригодную для базирования морских сил Дальнего Востока, то непременно будет добиваться того, чтобы Уссурийский край полностью отошел к России.

– Ты прав в том смысле, что после проигранной нами Крымской войны в соответствии с Парижским мирным договором – будь он неладен! – России запрещено иметь порт на Камчатке. В связи с этим у нас на Дальнем Востоке остался только один порт – Николаевск-на-Амуре, основанный еще Невельским, доказавшим, что Сахалин является островом, малопригодным для базирования военных судов ввиду мелководных подходов к нему и замерзания Амурского лимана. Так что все вроде бы как сходится, Илюша, – заключил Илья. – Муравьев-Амурский действительно имеет все основания для личного обследования залива Петра Великого. Теперь у тебя будет реальная возможность увидеть своими глазами неведомую ранее Тартарию, о которой мечтал твой дед.

Глаза Петра осветились неподдельной радостью.

Вроде бы не так уж и далеко от Японии до залива Петра Великого, но время для Петра тянулось бесконечно долго. Он уже не раз заглядывал в штурманскую рубку, чтобы узнать расчетное время подхода к берегам залива, и в последний момент перед вахтой зашел туда опять.

– Не волнуйтесь, Петр Михайлович, – улыбнулся штурман, привыкший к его визитам. – Берег откроется как раз во время вашей вахты.

– Огромное спасибо, Николай Пантелеймонович, за добрую весть!

– Да вроде как не за что, Петр Михайлович, – штурман с высоты своего возраста с видимым интересом смотрел на засветившееся лицо юного мичмана. – Это же как-никак моя работа.

– Дай бог, чтобы она всегда приносила радость людям!

– Вашими устами, Петр Михайлович, да мед бы пить… – вздохнул тот, вспомнив о нагоняе, полученном от командира за неточный, по его мнению, учет течения в Сангарском проливе, разделяющем японские острова Хоккайдо и Хонсю, скорость и направление которого были на самом деле известны только приблизительно.

В целях экономии угля, фрегат шел под парусами. Петр нет-нет да с нетерпением посматривал на салинг грот-мачты, где находился наблюдатель, который и должен был первым увидеть берег залива. Однако уже в третий раз пробили склянки после того, как он заступил на вахту, а берег все не открывался – было от чего расстраиваться…

И вот наконец-то раздался долгожданный возглас наблюдателя:

– Вижу берег!

На верхнюю палубу тотчас высыпала вся команда, а на мостик поднялся граф Муравьев-Амурский в сопровождении командира и старшего офицера. Когда на горизонте показалась вершина куполообразной сопки, над фрегатом прогремело громогласное «ура!»

– С прибытием, ваше сиятельство, к берегам залива Петра Великого! – поздравил командир графа.

– Спасибо, Иван Семенович! Теперь нам с вами именно здесь и предстоит решить важную для нашего Отечества задачу.

– Уверен, ваше сиятельство, что мы ее непременно решим, и удобное место для базирования морских сил Дальнего Востока будет найдено! – твердо заверил Унковский генерал-губернатора Восточной Сибири.

– Дай-то бог… – задумчиво сказал граф, глядя на увеличивавшуюся по мере приближения сопку, покрытую густой растительностью. – Да это никак остров?! – вдруг воскликнул он, вглядываясь в очертания сопки через зрительную трубу. – Вот с него-то, пожалуй, и начнем обследование берегов залива. Вы, Иван Семенович, не будете против?

– Я, ваше сиятельство, как командир «Аскольда», состою при вас, а посему любое ваше предложение для меня – закон, – напомнил он.

Граф понимающе улыбнулся:

– Это, конечно, так. Но за безопасность фрегата персональную ответственность, разрешите напомнить вам, несете все-таки вы, Иван Семенович. И я, несмотря на мою высокую генерал-губернаторскую должность и чин генерал-лейтенанта, при принятии решений не только обязан, но и считаю необходимым советоваться с вами. Договорились?

– Безусловно, ваше сиятельство! – облегченно вздохнул Унковский.

«Умнейший человек! – благодарно подумал вахтенный офицер, слушая выяснение отношений между губернатором и командиром фрегата. – Учись, Петруша, у умных людей и мотай себе на ус», – он усмехнулся про себя, вспомнив, что у него над верхней губой только-только стала пробиваться редкая «растительность».

– А почему бы нам, собственно говоря, не назвать сей остров по имени вашего фрегата, Иван Семенович? – неожиданно предложил генерал-губернатор, всматриваясь в остров, который был хорошо виден уже и невооруженным глазом. – По-моему, – прикинул он, прислушиваясь к собственному голосу, – очень даже неплохо звучит: остров Аскольд.

– Я за это предложение, ваше сиятельство, голосую обеими руками, – не удержавшись, рассмеялся командир. – Это же память о нашем фрегате на века! – посмотрел он на счастливое лицо старшего офицера.

– А как к этому предложению относится наш юный мичман? – улыбнулся граф, обернувшись к вахтенному офицеру.

Лицо Петра порозовело от внимания к нему столь важной особы. Но он твердо и с достоинством ответил:

– Вашему предложению, ваше сиятельство, есть прецедент.

Генерал-губернатор с явным интересом посмотрел на него.

– Мой дед, мореплаватель и известный ученый, почти полвека тому назад открытый им атолл в Тихом океане назвал именем неказистого судна, на котором шел из Новоархангельска в Новую Зеландию. И теперь на картах всех морских держав можно прочитать – «атолл Екатерины». Так что, по моему мнению, фрегат «Аскольд» имеет не меньшие основания для такой чести.

Над мостиком повисла напряженная тишина. Все взгляды присутствовавших на нем офицеров обратились на графа.

– Я рад, господин мичман, что наши взгляды полностью совпадают, – после некоторой паузы произнес тот и пожал ему руку.

Капитан 1-го ранга Унковский облегченно вздохнул. «Надо будет присмотреться к Чуркину. Не по годам самостоятельное мышление. Даже сам Муравьев-Амурский, многоопытный вельможа, озадачен его ответом на вроде бы ничего не значащий вопрос», – решил он для себя, а вслух обратился к штурману по переговорной трубе:

– Николай Пантелеймонович! Поднимитесь на мостик! С картой, разумеется.

Штурман явился тотчас с планшетом в руках, к которому была приколота карта.

– Надпишите прямо сейчас, в присутствии их сиятельства, название острова – «остров Аскольд».

– Какого острова, Иван Семенович? – не понял тот.

– Того самого, который красуется прямо по курсу фрегата, – несколько раздраженно ответил командир, явно недовольный, по его мнению, непонятливостью штурмана, да еще в присутствии генерал-губернатора.

Штурман растерянно посмотрел на остров, затем на карту.

– Но этот остров уже имеет название, Иван Семенович! – воскликнул он, предчувствуя очередной нагоняй от командира.

– Какое еще такое название?! – еле сдерживая себя, спросил Унковский, успев заметить мимолетную улыбку, пробежавшую по лицу графа.

– Остров «Маячный», – доложил штурман, показывая карандашом название на карте.

Лицо капитана 1-го ранга стало бледнеть.

– Откуда взялось, извольте спросить, это самое название?!

Штурман твердо посмотрел на командира:

– Клипер «Стрелок» под командой капитан-лейтенанта Федоровича весной этого года, после того, как сошел лед, посетил восточную часть залива Петра Великого, во время осмотра которой были обнаружены два острова и большой залив за ними. Им были даны названия: остров Маячный, остров Путятина и залив Стрелок. Когда клипер зашел в порт Хакодате для бункеровки углем, я, естественно, встретился с его штурманом и уточнил, как и положено, свою карту, сверив с его.

– Почему же вы, Николай Пантелеймонович, не доложили мне об этом? – уже мягче спросил командир.

– Потому что вы, Иван Семенович, как раз в то время беседовали в своей каюте с командиром этого клипера, и я посчитал, что вы в курсе всех этих дел. Поэтому прошу извинить меня за то, что не подстраховался с докладом вам по поводу внесенных мною изменений на карте залива Петра Великоо.

В это время к ним подошел генерал-губернатор и попросил штурмана показать ему на карте эти самые острова и залив.

– А как, господин штабс-капитан, называется вот этот пролив между островами Маячный и Путятина?

– У него пока нет названия, ваше сиятельство.

– Так в чем же дело, Иван Семенович?! Давайте и назовем этот пролив так, как мы и решили – пролив Аскольд, раз с названием острова возникла неувязка.

– Большое спасибо вам, ваше сиятельство, за столь достойный выход из возникшего по моей вине несколько щекотливого положения! – облегченно вздохнул командир. – А вы, Николай Пантелеймонович, прямо сейчас надпишите на карте предложение их сиятельства, узаконив тем самым название пролива.

И штурман остро заточенным карандашом надписал своим каллиграфическим почерком – «пролив Аскольд».

Сразу же после подъема Андреевского флага на кормовом флагштоке фрегата, стоящего на якоре, старший офицер объявил перед строем:

– Баркас под командованием лейтенанта Ведерникова отправляется для осмотра берегов залива Стрелок восточнее острова Путятина. С ним следуют мичманы Калмыков и Степанов… Катер под командованием мичмана Долгорукова отправляется для осмотра берегов залива Стрелок западнее острова Путятина. С ним следует мичман Чуркин. Обеим командам получить продовольствие на семь суток. Остальные господа офицеры будут задействованы в съемках берегов острова Маячного…

Катер отвалил от борта фрегата и, поставив парус, направился к западному проливу, отделяющему остров Путятина от материка.

Примерно посредине пролива Аскольд, разделяющего острова Маячный и Путятина, обнаружили островок из подводных и надводных скал. Самая высокая из них достигала футов ста десяти – ста двадцати в высоту. Пристали к нему, и Петр стал наносить его очертания на карту.

– Жаль, конечно, что только на глазок, Илюша, – посетовал он.

– Не горюй, Петруша. Мы ведь с тобой первопроходцы! – гордо глянул тот на друга. – За нами придут геодезисты и нанесут все открытые нами объекты с точностью до вершка.

– Так-то оно так… Тем не менее… – Петр вскинул голову, оторвавшись от карты. – Мы как первопроходцы имеем право давать названия открытым географическим объектам. Так?

– Так.

– Теперь представь себе следующую картину. Пролив Аскольд – это наш фрегат, посредине которого возвышаются эти камни, как капитанский мостик. А кто на мостике, Илюша?

– Разумеется, капитан, – недоуменно пожал тот плечами.

– Вот именно! А посему предлагаю назвать этот скалистый островок посредине пролива так: «Камни Унковского». Как тебе мое предложение?

Илья восхищенно посмотрел на друга.

– Я бы, честно говоря, до такого не додумался. Ты, Петруша, оказывается, не только верный друг, но и справедливый человек. Наш командир действительно достоин такой чести. Так и надписывай – Камни Унковского…

Когда проходили между островом Путятина и материком, то слева открылась бухта. Илья, сидевший на руле, направил катер к входу в нее – и моряки застыли в изумлении. Зеркальная гладь поверхности воды была необыкновенной чистоты. Чарующие глаз берега, покрытые широколиственным лесом, и тишина…

– Какое чудо, Илья Николаевич! – негромко воскликнул Петр, словно боясь нарушить эту первозданную тишину.

– Ничего подобного в своей жизни я действительно не видел, – так же тихо ответил тот, завороженно осматривая открывшуюся перед ними панораму бухты. – Красота, которую невозможно передать словами…

– Только ради того, чтобы насладиться этим призрачным видением, стоило пересечь три океана. – заявил Петруша.

Матросы с интересом прислушивались к восторженному обмену мнениями господ офицеров. Они испытывали те же самые чувства, но, к сожалению, не могли столь же эмоционально выразить их словами.

– Думаю подойти вон к тому дальнему углу бухты, – Илья показал рукой в сторону, – и организовать там временную базу. Не возражаете, Петр Михайлович?

– Конечно нет, Илья Николаевич.

Друзья сидели у офицерской палатки на валунах, которые прикатили откуда-то матросы под командой младшего унтер-офицера. Петр, держа на коленях планшет с приколотым к нему листом ватмана, набрасывал карандашом схему бухты.

– Как назовем ее, Илюша?

– А у тебя есть какие-нибудь предложения? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Я бы, честно говоря, назвал бы ее Прекрасной, Восхитительной и так далее. Но это, однако, эмоции. Поэтому предлагаю дать ей нейтральное название – «бухта Тихая».

Илья посмотрел на зеркальную гладь бухты.

– Умеешь ты, Петруша, ухватить самое главное, – с некоторой долей зависти заметил он. – Ведь вход в бухту со стороны моря настолько надежно прикрыт высокими берегами острова Путятина, что в ней, наверное, даже во время шторма вряд ли будет какое-либо волнение. Поэтому со спокойной совестью надписывай – бухта Тихая.

К ним подошел Степан, вестовой Петра.

– Ваше благородие, что это за страшилище изловили братцы-матросики?

Петр посмотрел на нечто ракообразное длиной не менее пяди[69], которое вестовой бестрепетно держал пальцами.

– Да это, братец, никак креветка! Помните, Илья Николаевич, нам подавали их в лондонском ресторане «Трафальгар»? Только те были гораздо мельче.

– Помнить-то помню, но эта какая-то вся буро-зеленая и действительно очень большая. Брр…

– А вы что, разве с дворовыми мальчишками не ловили в своем имении раков? Так те же выглядели еще более омерзительно, а как сваришь их на костерке, так за уши не оттащишь! – ностальгически вздохнул Петр.

– И что же вы предлагаете делать с этой тварью?

Петр повернулся к Степану:

– А много их там? – он кивнул в сторону берега.

– Наверное, много, – оживился вестовой. – Матросики поймали эту самую… Как ее? – он мученически посмотрел на барина.

– Креветку, – подсказал тот.

– Вот именно, креветку, – обрадованно выговорил Степан незнакомое слово, – вон там, по берегу, в воде растут густые водоросли. А раз много водорослей, то должно быть много и креветок, – высказал предположение Степан.

– Логично, – согласился Петр к радости вестового. – Тогда передай квартирмейстеру, чтобы наловили этих самых креветок с дюжину и сварили их на пробу. Коку накажи, чтобы варил их так же, как и раков.

– Есть! – с сияющими глазами ответил Степан и побежал к берегу, где его с нетерпением ждали матросы, чтобы узнать мнение господ офицеров по поводу изловленного ими чудища.

Не прошло и получаса, как Степан вернулся с миской в руках, полной больших красных креветок, еще подернутых парком. Петр уже не заметил брезгливого выражения на лице друга. «То-то!» – довольно улыбнувшись, сказал он про себя.

– Ну-с, приступим к дегустации.

Петр взял из миски креветку, отломил голову с длинными шипами на передней части, взял пальцами показавшееся нежное розоватое мясо и, держа креветку за хвост, вытянул его из панциря. Подул, чтобы несколько остудить, откусил довольно значительный кусок и стал не спеша жевать, прикрыв от удовольствия глаза. Илья и вестовой внимательно наблюдали за этим священнодействием.

– Ну и как? – не выдержал Илья.

– Восхитительно! Настоящий деликатес!

Илья наконец-то решился и взял креветку из миски.

– Бери и ты, Степан, – разрешил Петр.

Оба проделали с креветками те же манипуляции.

– Прямо-таки райское наслаждение! – изрек Илья, пережевывая нежное мясо креветки.

– Вкуснотища, ваше благородие! – поддержал его вестовой.

– А вы тоже хороши, – усмехнулся Петр. – Один обозвал это чудо страшилищем, другой – тварью, а сейчас поете ему хвалебные гимны и улепетываете за обе щеки.

– Так с виду оно так и есть на самом деле, – ничуть не смутился Илья. – А вот после того, как отварили, превратилось в настоящее чудо.

– Прямо-таки как царевна-лягушка, – рассмеялся Петр, довольный произведенным эффектом.

Взяли по второй креветке.

– А вы помните, Илья Николаевич, как англичане, ничтоже сумняшеся, взяли с нас в ресторане чуть ли не по шиллингу[70] за каждую порцию своих креветок-недомерков?

У Степана от удивления при названной сумме округлились глаза.

– Как же не помнить, Петр Михайлович! – рассмеялся тот. – Но, как говорили древние мудрецы, за удовольствие надо платить. Так что все по-честному.

Когда же съели по третьей креветке, Петр приказал вестовому отнести миску с оставшимися в ней креветками матросам.

– Пусть твои братцы тоже отведают. Да скажи им, что обеда не будет до тех пор, пока не наловят ведро креветок, чтобы хватило на всю братию.

Вестовой вскочил с валуна.

– Я мигом, ваше благородие! А ведро этих самых креветок наловить, так для них это что ни на есть плевое дело.

Через несколько минут матросы блаженно пережевывали мясо креветки да приговаривали:

– Ну, братцы, вкуснятина!

– Деликатес, как сказал мой барин, – уточнил Степан.

– Справедливый хозяин, однако, у тебя.

– Надо же! Прислал и нам отведать барского лакомства!

Мичманы Долгоруков и Чуркин были вызваны в капитанскую каюту для доклада о результатах осмотра западных берегов залива Стрелок. Петр расстелил на большом письменном столе карту и схемы двух бухт, а командир с генерал-губернатором склонились над ними.

– Поздравляю вас, Иван Семенович! – улыбнулся граф, показывая кончиком карандаша на надпись: «Камни Унковского».

Командир вопросительно посмотрел на мичмана Долгорукова, руководителя похода.

– Название этого географического объекта, Иван Семенович, предложено мичманом Чуркиным, – доложил он.

Командир перевел взгляд. Петр пояснил:

– Мое предложение просто. Если принять пролив Аскольд за фрегат, чьим именем он и назван, то посредине него возвышаются камни, напоминающие капитанский мостик, на котором и положено находиться его командиру. Вот, собственно, и все, Иван Семенович, – Чуркин посмотрел на командира, ожидая его решения.

– Толково! Очень толково и доходчиво! – восхищенно воскликнул генерал-губернатор. – Теперь вам, Иван Семенович, уже не отделаться общими фразами и придется-таки утвердить предложение мичманов. Я же, как вы, конечно, уже поняли, полностью на их стороне.

– Спасибо, Петр Михайлович, за подарок, – сдерживая волнение, подвел итог обсуждению вопроса капитан 1-го ранга. – А вы, Николай Пантелеймонович, – обратился он к штурману, – перенесите это название на общую карту залива Петра Великого…

После окончания доклада и уточнения возникших по ходу вопросов Муравьев-Амурский обратился к Унковскому:

– Ну что же, Иван Семенович. В закрытых от ветров бухтах залива Стрелок можно разместить не только эскадру, но и весь будущий Дальневосточный флот России. Из них есть два выхода в залив Петра Великого, а следовательно, и в Японское море, что очень важно с военной точки зрения. А то обстоятельство, что они сковываются льдом в зимнее время, так это беда всего побережья российского Дальнего Востока, – он задумался. – Таким образом, залив Стрелок с его бухтами может рассматриваться в качестве одного из вариантов базирования морских сил Дальнего Востока.

– Полностью согласен с вами, ваше сиятельство!

– Остается только оценить бухту, о которой в восторженных выражениях доносил мне вице-адмирал Путятин. Он обнаружил ее еще в прошлом году во время пребывания в заливе Петра Великого на колесном пароходе-корвете «Америка». Так что, Иван Семенович, после окончания описания острова Маячный назначаю курс вот на этот безымянный пролив, – он указал кончиком остро, по-штурмански, заточенного карандаша на пролив, расположенный посредине западного берега Уссурийского залива.

– Ваше сиятельство! Разрешите в заключение преподнести вам презент от офицеров нашей экспедиции? – обратился Илья к генерал-губернатору.

– Вы прямо-таки заинтриговали меня, господин мичман, – несколько иронически улыбнулся тот.

– Поскольку инициатором презента и его исполнителем является мичман Чуркин, то, как говорится, ему и карты в руки.

Петр сделал шаг вперед.

– Разрешите, Иван Семенович, – обратился он к командиру, – вызвать моего вестового?

Унковский позвонил в колокольчик, и в дверях каюты показался его вестовой.

– Савелий, позови-ка вестового мичмана Чуркина!

– Есть! – ответил тот, и тут же в дверях появился Степан с большим подносом в руках.

Петр взял у него серебряный поднос с высокой горкой красных, еще дымящихся креветок и торжественно поставил его на стол перед графом.

– Да это никак креветки?! – удивленно воскликнул командир. – Но какие огромные! Пожалуй, с пядь каждая, никак не меньше!

– Вам, господа мичманы, действительно удалось удивить меня, – заявил граф, – Как же все-таки богат дарами природы Уссурийский край! А ведь это только самое начало его освоения, и еще неизвестно, чем он сможет удивить нас, русских людей, прибывших к его берегам. А посему благодарю вас и за презент, преподнесенный мне как символ богатства этого края, и за работу, которую вы выполнили по обследованию залива Стрелок.

– Служим Отечеству! – с сияющими от счастья глазами дружно ответили юные мичманы.

«Аскольд», дымя трубой, приближался к проливу, указанному генерал-губернатором. Генерал-губернатор с явным интересом и нескрываемым удовольствием осматривал берега пролива, которым шел «Аскольд» на малом ходу.

– Не напоминает ли этот пролив вам, Иван Семенович, – с внутренней улыбкой обратился он к капитану, – какой-либо другой, которым приходилось хаживать за время вашей службы, будучи адъютантом у адмирала Михаила Петровича Лазарева?

– Вы, ваше сиятельство, прямо-таки читаете мои мысли! – удивился тот. – Не только напоминает, а я как бы наяву иду проливом Босфор, соединяющим Черное море с Мраморным.

– То-то и оно! – удовлетворенно воскликнул граф. – Вы совершенно правильно поставили под сомнение мое определение «напоминает». Но на самом же деле мы идем не проливом Босфор, а проливом Босфор-Восточный! Вот так, Иван Семенович!

– Великолепное решение, ваше сиятельство! – с энтузиазмом согласился тот и обратился к штурману, который находился тут же с планшетом и приколотой к нему картой: – Надпишите, Николай Пантелеймонович, – «пролив Босфор-Восточный»…

Когда фрегат плавно повернул вправо, к входу в бухту, указанную на карте, генерал-губернатор впился руками в планширь ограждения мостика, подавшись всем телом вперед. Он так и остался стоять, не меняя позы, пока «Аскольд» не подошел к ее изгибу.

– Это же чудо, Иван Семенович! – почти шепотом воскликнул граф, словно боясь, что чудное видение вдруг исчезнет. – Нельзя ли остановить судно здесь?

– Стоп машина! – приказал тот вахтенному офицеру.

Стихли вздохи паровой машины, и фрегат еще некоторое время по инерции тихо скользил по глади воды.

– Если мы с вами, Иван Семенович, дали проливу название Босфор, пусть и Восточный, то это, несомненно, бухта Золотой Рог, – наконец произнес генерал-губернатор, отошедший от произведенного на него впечатления. – По аналогии, разумеется, с одноименной бухтой, на берегах которой раскинулся турецкий город Стамбул, более известный русским как Константинополь, – пояснил он.

– Я в восторге от такого предложения, ваше сиятельство! – заверил командир. – Ведь в этой бухте, закрытой от всех ветров, может разместиться не только эскадра, а целый флот!

Граф перевел взгляд на высокую сопку над северным берегом бухты, в небе над ней парили орлы. Он усмехнулся:

– Вот вам и еще одно готовое название – «сопка Орлиное Гнездо».

– С этим названием трудно не согласиться, ваше сиятельство, – подтвердил Унковский, всматриваясь в орлов.

– Что-то наше обсуждение названий объектов больше напоминает монолог, который исполняю я один, – улыбнулся граф. – У вас есть какие-то свои предложения, Иван Семенович?

Тот обвел взглядом берега бухты:

– Меня, честно говоря, заинтересовал вон тот мыс на внутреннем изгибе бухты, – и он неожиданно обратился к вахтенному офицеру: – Хотелось бы услышать о нем ваше мнение, Петр Михайлович.

– С удовольствием скажу, Иван Семенович, – ничуть не смутился Чуркин. – Этот высокий каменный мыс, обрамленный широколиственными лесами, имеет прекрасный, я бы даже сказал, величественный вид, и достойно вписывается в восхитительную панораму не менее величественной бухты Золотой Рог.

– Вы, случайно, не пишите стихи, господин мичман? – заинтересованно спросил граф. – У вас явно выражено поэтическое дарование.

– Нет, ваше сиятельство! Мой дед – заведующий кафедрой естественной истории Петербургского университета, и посему я с детства больше интересовался жучками-паучками, по его выражению.

– Так вот, оказывается, откуда ваши глубокие познания в области морской фауны? – улыбнулся граф. – Я имею в виду креветок, которыми вы угощали нас, – уточнил он. – Стало быть, вы пошли по стопам отца?

– Я с малолетства воспитывался в семье деда, и он достойно заменил мне рано умершего отца, – продолжил Петр. – Дед не только известный ученый, но и мореплаватель, путешественник. Его автобиографический роман о приключениях в дальних странах с детства стал моей настольной книгой.

– В таком случае не могли бы вы одолжить его мне? Я бы в свободное время с удовольствием почитал его.

– Непременно, ваше сиятельство!

Генерал-губернатор посмотрел в сторону мыса, упомянутого Унковским.

– Извините, Иван Семенович, мы несколько отвлеклись от темы, которую обсуждали. Я имею в виду название мыса, который так поэтично описал Петр Михайлович.

– Именно поэтому, ваше сиятельство, я и предлагаю назвать этот мыс его именем.

Граф оценивающе посмотрел на мичмана, в растерянности переводившего взгляд с него на командира.

– Правильно говорят, что долг платежом красен, – намекнул капитан на «Камни Унковского». – Разумеется, в виде аванса за будущие заслуги мичмана перед Отечеством, в коих я нисколько не сомневаюсь.

Петр с замиранием сердца следил за кончиком карандаша штурмана, который оставлял на карте надпись – «мыс Чуркина».

Генерал-губернатор Муравьев-Амурский с капитаном 1-го ранга Унковским сидели в адмиральской каюте за широким письменным столом, где была расстелена карта залива Петра Великого.

– Подведем итоги наших изысканий, Иван Семенович, – предложил граф. – Я имел намерение осмотреть еще и залив Посьета на самом западе залива Петра Великого, однако необходимость в этом отпала как бы сама собой.

– Я догадываюсь, по какой причине, ваше сиятельство.

– Именно по той причине, что мы с вами, Иван Семенович, мыслим одними и теми же категориями, – удовлетворенно отметил генерал-губернатор. – Бухта Золотой Рог при всех достоинствах прочих бухт залива Стрелок обладает одним решающим преимуществом, – он внимательно посмотрел на собеседника, как бы желая тем самым подчеркнуть важность сказанного. – Она расположена на юге полуострова, омываемого водами Амурского и Уссурийского заливов, а посему может быть надежно прикрыта обороной со стороны суши. А это, как вы понимаете, имеет исключительное значение для пункта базирования Военно-морских сил. Вспомним, хотя бы недавнюю оборону Севастополя, прославившую на весь мир его героических защитников[71].

– Разрешите, ваше сиятельство, прервать ход ваших мыслей?

Тот согласно кивнул головой.

– Не только я, но и все офицеры объединенной эскадры Дальнего Востока, начальником штаба которой и является ваш покорный слуга, отдают должное вашим неустанным усилиям по обследованию берегов залива Петра Великого. А посему не только предлагаю, но и настаиваю, назвать этот довольно значительный полуостров вашим именем, а именно – «полуостровом Муравьева-Амурского».

В каюте повисла напряженная тишина.

– Я признателен вам, Иван Семенович, – после некоторой паузы взволнованно произнес граф, – за ваше предложение и не имею оснований к его отклонению. Хотя должен признаться, это очень ценный подарок не только лично для меня, но и для всего моего рода. – Тем не менее разрешите продолжить, – он перешел на деловой тон. – Ввиду вышесказанного, я принимаю решение основать в бухте Золотой Рог военный пост, который намерен именовать Владивостоком. Я надеюсь, это название не требует расшифровки?

– «Владей Востоком»! Очень точное и правильное название, ваше сиятельство!

– Со временем, – продолжил генерал-губернатор, – сюда будут переведены все военные суда из Николаевска-на-Амуре и других мест Дальнего Востока. А после сооружения фортов на сопках к северу от бухты Золотой Рог на полуострове… Муравьева-Амурского, – он несколько запнулся, – и установки береговых батарей на Русском острове, прикрывающем вход в бухту Золотой Рог со стороны Японского моря, Владивосток станет неприступной нашей морской крепостью на Тихом океане как с моря, так и с суши!

В адмиральской каюте опять повисла тишина.

– Я, честно говоря, потрясен вашими грандиозными планами, ваше сиятельство! – первым прервал ее Унковский. – Но у меня есть одно небольшое сомнение, – он вопросительно посмотрел на генерал-губернатора.

– Извольте изложить, Иван Семенович!

– Дело в том, что в соответствии с условиями Айгунского трактата, подписанного вами в прошлом году, территория Уссурийского края в равной степени принадлежит как России, так и Китаю. Я ничего не путаю?

Граф облегченно вздохнул.

– Вы совершенно правы, Иван Семенович! Но с моей точки зрения генерал-губернатора Восточной Сибири, Айгунский трактат, если так можно выразиться, является лишь промежуточным договором. И теперь, когда определено столь прекрасное место для базирования морских сил Дальнего Востока, я ничуть не сомневаюсь, что уже в следующем году территория Уссурийского края целиком и полностью отойдет под юрисдикцию Российской империи. Это с уверенностью можно считать уже свершившимся фактом[72].

– В этом случае у меня больше нет ни малейших сомнений в том, что Владивосток со временем станет форпостом России на Тихом океане!..

17 сентября того же, 1859 года фрегат «Аскольд», поврежденный насквозь гнилью, с расшатанным корпусом вышел в обратное плавание на Балтику, в Кронштадт.