Тайны Истинного мира Ефиминюк Марина
Я смело, с огромным энтузиазмом уселась за руль и тут же стушевалась от обилия кнопок, педалей и, собственно, большой баранки.
– Машка, трогайся! – Кричал Сэм на заднем сиденье, пытаясь усадить Алекса.
Раненый все время сползал на резиновые коврики.
– Как? – Растерялась я, начисто забыв про опасность в лице Эдички.
– Ты же умела водить! – Сэм, кажется, пребывал в отчаянии. – Машка, это как на велосипеде – один раз научишься и никогда не забудешь! – уверил он.
Наверное, я не умела ездить на велосипеде, как не умела управлять большим автомобилем. Руки, будто костяные, с влажными от волнения ладонями, лихорадочно крутили руль, как в старых советских кинофильмах. Но соседние машины с обеих сторон все равно пострадали. Одна лишилась зеркальца, зато вторая приобрела пяток отличных, очень заметных царапин. Едва не зацепив автобус, мы выбрались на проспект.
Я почувствовала, что от усердия вспотела и расстегнула одной рукой куртку.
– Машка, – взвизгнул Сэм, – очень прошу рули двумя руками!
– Алекса нужно в больницу!
– Какую больницу? – правильно рассудил мальчишка. – Что мы скажем – сердечный приступ? А как синяки объясним? Они точно решат, что ты его сбила.
Я кусала губы, вцепившись в руль мертвой хваткой и держа спину неестественно прямо.
Алекс застонал, снова приходя в себя. Он хрипло закашлял, и Сэм охнул:
– Кровищи-то сколько!
– Сколько? – Я оглянулась, забыв о дороге.
– Машка, рули! – Инферн испугался, наверное, больше, чем во время налета Эдички.
Александра между тем сотрясал жесткий приступ кашля, потом он успокоился и что-то сипло, через булькающий звук прошептал.
– Что он говорит? – Я обернулась, тут же неловко крутанув в сторону руль. Автомобиль резко вильнул.
– Осторожно!!! – Заорал Сэм, и я едва ушла от лобового столкновения с грузовиком.
Руки теперь тряслись с двойной силой, ели рычаг переключения скоростей нащупала.
– К доктору, пока не угробила всех! – просипел Алекс, а потом едва слышно назвал адрес, который я тут же забыла. Повторить он так и не успел, ведь его снова накрыла темнота.
– Ты адрес запомнил? – Истерично выкрикнула я.
– Да, к метро Щукинская, – отозвался мальчишка. – Маша, – обречено проговорил Сэм через пару секунд, – ты только что пропустила нужный поворот.
– А второго не будет? – По прямой получалось гнать очень даже лихо, но повороты вызывали панику.
– Второй будет, – хмуро отозвался мальчишка загробным голосом, – он ведет к развязке на третье транспортное кольцо. Там очень, очень много поворотов, сколько твоей душе угодно, Комарова.
– Моей душе угодно ехать только прямо. Ты не переживай, Сэм, повернем, – пообещала я. – Дай только понять, как тут тормозить.
Уже подъезжая к месту столкновения Эдички с беглецами, Владилена недовольно скривилась. Мелкая по своей сути драчка, но с огромным выбросом энергии, привлекла не только зевак, но и падких на сенсации телевизионщиков. Из-за их перегородивших движение автобусов с логотипами известных телеканалов, на проспекте уже образовался новый затор. Так что до места пришлось идти добрую сотню метров, и это окончательно разозлило женщину.
Ищейки образовали вокруг палатки с мороженым плотное кольцо, но оцепление не мешало черно-белой толпе глазеть с открытыми ртами, а операторам с камерами снимать человека, прилипшего к железной стенке с изображением смешного медведя.
Эдичка выглядел до омерзения нелепо, он был похож на странное чудовище. Окоченевший от ветра и мороза, он вяло шевелил руками и ногами, стараясь высвободиться. Только увидев сестру, бедолага утроил старания и, выбившись из последних сил, безвольно повис, опустив голову на грудь. Рядом ушлая торговка из палатки, тыча в Эдичку толстым коротким пальцем с грязным ногтем, живописала в микрофон, протянутый юной журналисткой, подробности произошедшего и довольно улыбалась в нацеленную камеру щербатым ртом. То тут, то там мерцали вспышки фотокамер, и общий гул возбужденных голосов бил по ушам.
Владилена скрипнула зубами, представляя заголовки завтрашних газеток. «Человек, залипший в стенке киоска!» «Нашествия липких людей!» «Я к вам прилип! Не ждали?!» Если бы Эдуард не приходился ей единокровным братом и к тому же не выполнял грязную работу, она бы, не задумываясь, его стерла без всяких мук совести. И была бы права. Посмешище!
– Почему здесь журналисты? Убрать немедленно! – прошипела она, расталкивая карателей, чтобы предстать пред братом во всей красе праведного гнева. – Где, черт возьми, Виталий?! Куда он смотрит?!
Эдуард чувствовал себя и униженным, и раздавленным, и усталым. Вид разъяренной будто фурия Владилены поверг его в еще большее уныние.
– Что у тебя произошло? – Владилена не говорила – плевалась ядом.
– Я ранил Александра! – Тут же выдвинул контраргумент Эдичка, но спорить с женщиной, тем более вися над ее головой, было жуть как невыгодно.
– Почему ты снова висишь? – Сестра, похоже, не собиралась помогать ему. Хотя уничтожить энергетический след, который прилепил несчастного к киоску, смогла бы только она.
– Я совсем разрядился, – пожаловался Эдик, – а тут Комарова со своим потоком… – Он жалобно посмотрел на женщину.
– Паяц! – бросила Владилена и развернулась. – Проверьте всех докторов в городе! – Отрывисто приказала она, когда ищейки уважительно расступились. – И найдите мне, наконец, Виталика!
– А что с ним делать? – Главный подразделения глуповато мотнул головой в сторону киоска. Без Виталика он боялся и шагу ступить, а уж тем более принимать серьезные, буквально жизненно важные решения.
– Повисит – сам отвалится! – Бросила женщина и зашагала обратно к автомобилю, четко выстукивая тонкими шпильками по ледяному асфальту.
Захлебываясь от раздражения, я снова вдавила кнопку старомодного звонка и держала так долго, что на лестничную площадку выглянула потревоженная соседка из квартиры напротив. Впрочем, не вступая в дебаты, она тут же убралась, стоило ей пересечься с моим яростным взглядом.
Александр буквально висел, поддерживаемый нами с двух сторон. Землисто-серое лицо его выражало крайнюю муку, изредка он закашливался, и тогда из уголка рта по подбородку шла тонкая кровяная дорожка. Было страшно, он умирал у нас с Сэмом на руках, и мы ничем не могли ему помочь.
В темном подъезде нас с интересом изучала облезлая лупоглазая кошка. Рядом с дверью на газетке стояли две консервные банки, видно, хозяин подкармливал бродяжку. В одной заветривался соевый паштет, похоже, в шутку названный производителями печеночным, в другой, с водой, плавал таракан-утопленник.
Я позвонила еще раз, и почувствовала, как липкий страх окончательно вылезает наружу.
– Господи, ну, пожалуйста! – От отчаяния я стукнула дверь носком ботинка, и вдруг заметила, как в мертвом глазке мелькнул кружок желтоватого цвета.
– Кто там? – донеслось до нас. Мы промолчали.
Через мгновенье, вероятно, понадобившееся хозяину, чтобы поразмыслить, пускать ли нас в жилище, раздался стук открываемого замка.
– Кто это? – спросил скрипучий голос.
В подъездной полумгле мы разглядели крючковатый нос и злобные маленькие глазки. Их обладатель охнул и попытался спешно запереться. Сэм виртуозным движением сунул ботинок на толстой подошве в щель закрывавшейся двери, и взвыл от боли, когда ногу ему хорошенько прищемило.
– Нам помощь нужна! – Неприветливо буркнула я, и мы буквально вломились в квартиру.
Порожек оказался для раненого непреодолимым препятствием. Споткнувшись, Алекс завалился лицом на не обремененный чистотой линолеум, и утянул нас за собой.
Хорошенько шмякнувшись, я чертыхнулась и подняла голову. Сверху вниз на меня смотрел карлик с длиннющим крючковатым носом, огромными остроконечными ушами, пугающей застывшей ухмылкой на морщинистом лице и заметным горбом на спине. Признаюсь, сначала мне показалось, что из-за игры света хозяин предстал в виде сказочного тролля, но, к вящему ужасу, он именно таков и выглядел.
– Маша Комарова. – Карлик сморщился, как от кислого. – Главный следователь Зачистки… – Он скривился, будто скушал червяка. – И инферн… – Тут несчастного совсем перекосило. – В моем доме! Вон! – Для наглядности он даже ткнул крючковатым пальцем куда-то в полоток, словно предлагая убраться через вентиляционную решетку.
Батюшки, это была почти светская беседа!
– Александра ранили! – Произнесла я, вставая и помогая мальчишке поднять Алекса. – Он назвал твой адрес.
Липрикон поджал тонкие губы, словно взвешивал все за и против, и, наконец, кивнул головой:
– Заносите в кабинет! Но как только очнется – вон! – Теперь направление его пальца было в сторону туалетной двери. Вероятно, теперь нам следовало исчезнуть через канализацию.
Комната, куда мы на последнем издыхании втащили Алекса, сильно отличалась от располагающей и даже уютной атмосферы на чердаке провинциального доктора. В кабинете карлика на стенах, оклеенных дешевыми пожелтевшими от времени обоями, красовались сложные четырехэтажные формулы, написанные фломастером, с ними соседствовали бурые пятна высохшей крови. При виде них меня передернуло, что не укрылось от глаз злобного липрикона. Пол был покрыт затоптанным линолеумом с геометрическим рисунком, не грязным, но давно немытым. Посреди комнаты стоял большой операционный стол, а рядом тумбочка на колесиках, явно вывезенная из какой-то лечебницы. Даже белое эмалированное суденышко с хирургическими инструментами напоминало о бесплатных стационарах во времена моего, надеюсь, безоблачного детства. Мне тут же захотелось схватить под мышки бережно уложенного на сероватую простынку Алекса и утащить подальше от негостеприимной квартиры и ее гнусного хозяина.
– Так… – Карлик на удивление шустро приковылял к столу и забрался на маленькую скамеечку, сделавшись со мной почти одного роста. – Очень интересно.
Он положил морщинистую ладонь на грудь Александра, и мое воображение тут же пририсовало кривые острые ногти к каждому длинному узловатому пальцу.
– Ну что, доктор? – Я вопрошающе глянула в безобразное лицо.
– Пусть инферн выйдет! – приказал карлик, не глядя ни на меня, ни на Сэма. Затем он деловито приподнял Алексу веки, вглядываясь в красноватые белки.
Я скрипнула зубами и хотела заявить, что мальчишка не сдвинется с места, а если у старого обормота нелюбовь к чертям, то…
– Мал еще на такое смотреть! – Рявкнул липрикон, пригвоздив Сомерсета злобным взглядом и прервав поток моих возмущенных умозаключений, а сам стал выискивать пульс на запястье пациента.
Сэм, как ни странно, тут же повиновался – тихо вышел и даже аккуратно прикрыл за собой дверь. Видно, он так устал строить из себя храбреца, что решил, впервые с момента нашего знакомства, послушаться старшего, не скажу, человека.
– Вскипяти воды! – крикнул ему вслед доктор.
– Зачем воды? – Всполошилась я и кивнула на Алекса: – Мы чего его резать будем?
– Резать? – Старик вскинул брови. – Можно и порезать, но я хотел просто чайку попить. Не обедал еще, знаешь ли.
– Чайку? – От непонимания я даже моргнула. Тут человек умирает, а он говорит о жратве?! Помоги мне, Боже!
– Будешь на подхвате, – коротко приказал доктор и осторожно спустился со скамеечки, облокотившись о крышку стола.
– Чего делать?
– Пока пуговицы расстегни!
– Ага. – Трясущимися руками я зачем-то расстегнула пуговицы на куртке, а потом ее и совсем скинула на пол. Стула в кабинете не имелось.
– Да, не себе, – снова покосился на меня доктор, – а ему!
Руки задрожали в два раза сильнее, и, досадно поморщившись, непослушными пальцами я осторожно расстегнула пальто Александра, все в пятнах крови. Свитер пришлось разрезать ножницами. Как раз под сердцем у Алекса чернела точка, очень похожая на пулевое ранение, а вокруг нее образовался воспаленный синеватый ободок. Мужчина дышал тяжело, с перерывами, словно кто-то невидимый крохотными порциями отмерял для него воздух, не позволяя наполнить грудь. И тут под кожей показался бугорок, от неожиданности я даже отшатнулась.
– Доктор! – испуганно позвала я. – Доктор, тут что-то… – Бугорок пополз вверх, в сторону груди, потом застыл на мгновение и стал поспешно двигаться к животу. – Тут что-то шевелится! Под кожей! – Взгляд, словно заколдованный следил за перемещающейся тварью. Непроизвольно палец мой дотронулся до шишки, и вдруг нечто попыталось цапнуть меня, словно пиранья жертву. Под натянувшейся кожей явственно проступила круглая головка с широко открытой пастью и рядом тонких, как иголки, клыков.
К горлу подступила тошнота, а лицо Александра поплыло и подернулось дымкой. Медсестра из меня вышла никудышная. Хуже, наверное, только водитель.
– Так, – доктор, наконец, вернулся, – держи! – Он протянул мне стаканчик с прозрачной жидкостью, попахивающей сивухой.
– Это для него? – переспросила я, снова кивнув на Алекса.
– Для тебя! – рявкнул карлик, выходя из себя. – Чтобы не мутило!
Залпом опрокинув в себя лекарство, я почувствовала, как глотку сдавливает спазм. От самого языка до желудка пробежала обжигающая волна, а рот наполнился неприятной сладковатой слюной.
– Что это? – прохрипела я, вытирая слезы. – Похоже на водку.
– Обижаешь! – Доктор растянул безобразные губы в издевательской улыбке. – Чистый спирт!
– Ну, все! – Неожиданно я поняла, что голова закружилась, зато тело расслабилось, и перестали, будто у припадочной, трястись руки. – Раньше я только психовала, а теперь я еще и пьяная!
– Так легче пережить, – серьезно отозвался липрикон. – Если будешь называть меня дядя Ваня, я буду называть тебя Маша. Согласна?
– Вполне. – Я вдруг поняла, что широко улыбаюсь. Предложи старик в тот момент станцевать польку-бабочку, то согласилась бы без колебаний.
– Маша, – казалось, доктор смаковал мое имя, – держи руки своему другу.
Я крепко схватила запястья Алекса, вдавливая их в холодный стол. Дядя Ваня осторожно положил морщинистые ладони на успокоившуюся шишку, а потом со всей силы надавил так, что, кажется, у раненного хрустнули ребра. Алекс вскрикнул, приходя в сознание, выгнулся и открыл глаза. Что это был за взгляд – ясный, чистый, очень осмысленный.
– Держи руки! – напомнил доктор.
Я со всей возможной силой перехватила запястья, когда Александр попытался пошевелиться. Тут доктор снова обрушился на несчастного, и я едва удержалась на ногах от страха. Раненый сморщился от боли, и тут из его глаз, открытого рта, носа, ушей неожиданно вырвалось жидкое красноватое пламя, превратив моего приятеля в подобие огнедышащего дракона. Через секунду, наполненную болезненно ярким светом, поток весь вылился наружу и заскользил по воздуху алым головастиком с тонким хвостом. Он сделал над потолком стремительный круг и завис на секунду. Тварь лениво мотнула хвостом, и я, задрав голову, четко разглядела слепую, лишенную глаз головку и широкую линию пасти. Через мгновение головастик оголил страшные клыки и ринулся на меня. От страха я разинула рот и забыла прикрыться прозрачной стенкой, которая у меня недавно стала так отличного получаться, оставшись незащищенной. Буквально перед моим изумленным лицом головастик вспыхнул и растаял, не оставив следа.
В комнате повисла напряженная пауза. Дядя Ваня довольно вытирал руки о застиранное полотенце, меня страшно колотило от нервного напряжения.
– Сильно, видно, разрядился, – махнул он головой. – От простого червя не смог отбиться. Такой гадостью дети в школе балуются, чтобы приятелям жизнь медом не казалась…
– Червя? – Машинально повторила я, все еще разглядывая точку перед собой, где только что исчез сгусток энергии.
А потом перед глазами закрутило и потемнело, снова подступила тошнота, и с грохотом я свалилась на пол в глубоком обмороке.
Широкая улица с громким названием, ведущая к самому сердцу города, застыла в мертвом заторе глазастых автомобилей. Сильный ветер налетал ледяными порывами, мне было очень холодно в тоненьком пальтишке, и я ежилась в ожидании чуда. Сейчас город, наполненный тьмой, огнями витрин, гудками автомобилей, людским гвалтом, казался чужим и знакомым одновременно.
Я стояла рядом с памятником известному поэту, напротив большого кинотеатра и переливавшегося всеми цветами радуги казино. Вокруг бурлила черно-белая толпа, в которой то и дело яркими мазками выделялись цветные люди. Я ждала, сжимая в кармане маленький мешочек и не питая иллюзий насчет собственной судьбы. Меня постараются стереть. Прямо сейчас.
Из переулка появился знакомый автомобиль, остановился. Из него вышли люди, а потом показался тот, кого я ждала. Он даже не подумал прятаться и делать вид, что приехал один. В сущности зачем? Мы оба все понимали.
Мне не было ни больно, ни страшно, только горечь во рту, где-то под языком. Тот, кто предал однажды, не задумываясь, совершит подлость снова.
Мужчина поплотнее запахнул куртку и поправил ярко-красный, словно горящий, шарф. Он быстро приближался ко мне. Я не увидела его лица, оно представилось мне размазанной кляксой.
– Ты принесла?
– Привет, Данила! – Я вытащила из кармана мешочек и, подвесив за шнурок на указательный пальчик, позволила ему покачиваться как маятнику.
Мужчина протянул руку, которая заметно дрожала. Только тут я осознала, как сильно он напуган. Наверное, он прав, люди за его спиной никогда не шутят.
– Ты очень сильно вляпался, Данила, – хмыкнула я, не давая ему забрать вожделенную вещицу.
– Не один, – буркнул он зло. А потом нас накрыла горячая волна и резкий тошнотворный запах…
– Пришла в себя, – сказал кто-то издалека и снова сунул под нос ватку, смоченную в нашатыре.
Я попыталась отодвинуться и открыла глаза. Комната плыла, надо мной склонился дядя Ваня и испуганный Сомерсет с жаром тыкал под нос лекарство.
– Хватит, – я оттолкнула его руку.
Кресло, в которое меня усадили в беспамятстве, недовольно скрипело от старости. Надолго ли я отключилась? Возможно, на минуту, а увидела события целого часа.
Какие странные игры ведет подсознание, постепенно, по капле приоткрывая завесу секретов.
Алекс, укрытый тонкой простыней, лежал на узкой детской кровати, его ноги полностью не помещались на коротком матрасе, свешиваясь. Лицо отдавало синевой, губы были почти черными, и он сильно напоминал инферна.
– С ним будет все нормально. – Доктор поймал мой взгляд, обращенный к другу. – Отлежится, восстановится через пару дней.
– Ага… – Ноги подкосились, когда я попыталась подняться, и я упала обратно в промятые подушки кресла.
– Вы должны уйти, – безапелляционно заявил дядя Ваня и быстро вышел из комнаты.
– Что? – Мы с Сэмом возмущенно переглянулись, и я быстро последовала за стариком. – Куда мы повезем Сашу? Посмотри на него! – Горбун даже не оглянулся, ковыляя на кухню. – Ты не можешь нас сейчас выставить на улицу!
– Послушай, девонька! – Дядя Ваня стал наливать в большую чашку заварку. – Я же сказал, откачаю, и уматывайте. Заметь, за работу я даже денег не взял! Хотя мои услуги стоят дорого.
– Деньги у нас есть, так что не надо благотворительности! – огрызнулась я. А потом честно призналась: – Да нам и ехать некуда. Мы по уши в дерь… в неприятностях.
– Маша, – он разбавил чайную заварку кипятком и положил три куска рафинада, – Зачистка сюда нагрянет в лучшем случае к вечеру, в худшем – через пару часов. Они сейчас, скорее всего, всех докторов проверяют. В городе нас немного, подпольную практику стараются прятать подальше от Зачистки. Поэтому оставаться в этой квартире вам не безопасно, да и я потом хлопот не оберусь.
Я осеклась и села на табуретку. Отчего-то я все время воспринимала слова старика в самом паршивом свете, но всякий раз он выворачивал разговор так, будто сильно озаботился нашей судьбой, а я неблагодарно обвиняю его в черствости.
– Чаю будешь? – очень буднично спросил он. Над его кружкой змеился горячий полупрозрачный дымок.
Тяжело вздохнув, я покачала головой.
– Послушай, – вдруг старик оживился, – может, вам переждать у твоего приятеля? Он ведь не откажет по старой дружбе?
– Моего приятеля? – озадачилась я.
– Данилы Покровского. – Дядя Ваня шумно отхлебнул огненного чая. – Он живет в соседнем подъезде.
Я почувствовала, как сердце пропустил удар.
– Данила Покровский жив? – Стараясь, чтобы в голосе не сквозило откровенное изумление, осторожно переспросила я.
– Конечно, жив, – кивнул карлик. – Его мать на днях приходила. Плакала, говорила, что с ним чего-то произошло. Вроде, цвет ему стерли что ли. – Он махнул безобразной рукой и по-стариковски охнул. – Но ты знаешь, у меня принцип: со «стертыми» не работаю, еще хуже боюсь сделать.
– Где именно живет Данила? – перебила я словоохотливого доктора.
Глава 7
Ему было очень тяжело подниматься по лестнице, и ходить по длинным коридорам конторы. Встречные уважительно кланялись, уступали дорогу, подобострастно улыбались. Господи, как же он их всех ненавидел! Всех до единого, от уборщиц до главы Зачистки, которая по своей глупости могла сравниться разве что с курицей. И, скорее всего, птица оказалась бы умнее!
Владимир нетвердой рукой опирался на трость с золотым набалдашником в виде головы льва, раскрывшего пасть.
В приемной Владилены как всегда толпился народ в ожидании аудиенции, тут же вился и шлейф ее прихлебателей, готовых выполнить любую, даже самую сумасбродную ее просьбу. «Собрала курятник!» – старик раздраженно сощурился и окинул взглядом худенькую секретаршу с желтым знаком Низших на руке. Та побледнела и, не спуская завороженного взгляда с обезображенного лица Владимира, медленно поднялась, не в силах произнести ни слова, а уж тем более, связного предложения.
Появление главы Верхушки произвело фурор. Во всех кабинетах немедленно зашептались, поползли сплетни. Его приезд мог означать либо близкий конец правления Владилены Безжалостной, либо ее дальнейшее повышение. Собственно, и то и другое по своей сути было бы неплохо, ведь тогда мерзкая бабенка исчезла бы из Зачистки.
Старик еще не добрался до кабинета руководителя, а работники уже организовали тотализатор. Ставки распределились три к одному за выдворение Владилены.
Владимир, не останавливаясь ни на мгновение, прошел к двери кабинета и без стука, по-хозяйски открыл ее.
Яркая черноволосая женщина за столом оторвала взгляд от экрана телевизора, спрятанного за разъезжающейся ширмой, и тотчас поднялась, как и ее секретарша. Разве что, в отличии от Леночки, с нарочитой медлительностью и невероятным самомнением в красиво подведенных глазах.
Визит главы Верхушки мог означать одно: досадный промах карателей и смехотворное поведение Эдички стало известно наверху, и разразился приличный скандал. Старик, чтоб ему пусто стало, никогда не ходил кругами. Женщина прекрасно знала, что сейчас в три секунды он обольет ее грязью и уйдет вполне успокоенный.
Ее губы едва скривились в чуть заметной усмешке.
– Владилена? – Мужчина проковылял в центр кабинета и ткнул в ее сторону трясущимся пальцем. – Над нами хохочет весь Истинный мир! Что твой братец устроил сегодня на проспекте? – Мужчина рокотал от возмущения. – Мне звонили из Питера, они плачут над «успехами» в работе столичной Зачистки! Я пришел сказать, что Верхушка решила назначить нового человека на должность главы Зачистки!
Он сказал последние слова специально громко и четко, чтобы притихший коридор смог расслышать каждую фразу и слово, а потом обсосать, как сладкую конфетку, перевернув и извратив смысл. Все свидетели выговора легко прочувствовали изящное и виртуозное по своему исполнению унижение, которому глава Верхушки подверг подопечную, но на ее лице не дрогнул ни единый мускул. Только тонкие пальцы с длинными красными ногтями впились в крышку стола, костяшки побелели от напряжения, а потом женщина хищно недобро улыбнулась.
Похоже, на этот раз семерка выживших из ума стариков настроилась весьма решительно.
– Леночка, – певуче позвала она, и ее голос прозвенел в наступившей тишине, – прикрой дверь, деточка.
Секретарь опрометью бросилась выполнять приказание, а когда дверь была закрыта, оставив главу Верхушки и главу Зачистки наедине, Владилена сузила глаза и жестом указала на кожаное кресло:
– Присядь, Владимир. Кажется, нам надо обсудить один вопрос, прежде чем ты продолжишь свою обличительную речь.
– Не вижу смысла задерживаться здесь дольше, ты должна сдать дела… – Рявкнул Владимир, и на морщинистой худой шее подпрыгнул кадык.
– Поделись, как себя чувствует маленькая Дашенька, твоя внучка-сирота? – мягко перебила его Владилена, выходя из-за стола.
Ах, как ей не хотелось доставать из кубышки этот последний козырной туз, но ничего не оставалось, как только выложить все карты на стол. В работе, как на войне, любое оружие сгодится.
Владимир стал белее простыни и упал без сил в кресло, не отводя от лица женщины затравленного взгляда. Слишком быстро они поменялись местами: палач и жертва. У них у обоих было слишком много общих тайн.
Я не знала, что хотела найти в доме у Данилы Покровского и о чем спросить. В сущности его не было, для меня он представлялся смутным призраком прошлого. Он умер вместе с воспоминанием о его предательстве. Но забыть, значит ли простить? Совсем не значит.
И все равно рядом с указанной дядей Ваней дверью меня охватило волнение. Я нажала на звонок, внутри квартиры весело заквакало. Потом раздались быстрые шаги, и на пороге, широко распахнув дверь, появилась высокая полная женщина. На меня пахнуло жареным луком и куриным бульоном. Длинные с проседью волосы незнакомки были собраны на затылке в пучок, простое платье прикрывал красный фартук с изображением Деда Мороза. Рано постаревшее лицо женщины с неестественно синими глазами раскраснелось от кухонного жара, на ее руке светились зеленые квадраты.
Узнавание произошло не сразу. Женщине понадобилось несколько секунд, чтобы с уст сползла мимолетная улыбка, а глаза сузились до тонких щелочек. В следующее мгновение она с такой яростью захлопнула перед моим носом дверь, что я отшатнулась, и сверху с паутины свалился трудяга, подъездный паук.
Я кашлянула и снова нажала на звонок, женщина никуда не отходила и, скорее всего, стояла, прислонив ухо к двери.
– Убирайся! – услышала я. – Ты достаточно принесла ему горя! Убирайся!
– Послушайте, как вас там? – Я настойчиво подергала дверь. – Мне нужно увидеть Данилу! Это очень важно!
Женщина на другой стороне затаилась, молчала.
– Я ничего не помню! – почти в отчаянии крикнула я. – Всего пару дней назад я вернула себе цвет!
Через короткую паузу щелкнул замок, и женщина распахнула дверь, пропуская меня внутрь. Мы стояли в узком коридорчике так близко, что я могла разглядеть каждую морщинку у глаз. Мы неловко молчали, отчего очень хотелось провалиться под пол, но мне нужно было проверить Данилу. Ведь я так и не вспомнила, чем закончилась наша с ним встреча.
– Даниле тоже стерли цвет, – в голосе матери послышались слезы, – он тоже ничего не помнит.
Я согласно кивнула. Прекрасно понимаю, что ощущала женщина, когда драгоценное чадо не могло узнать ее.
– Он в комнате. – Она кивнула на закрытую дверь.
Молодой человек, смотревший в окно бессмысленным взором, показался мне чужим. Он был высок, кудряв, и совершенно бесцветен. Услышав шорох, Данила обернулся. Я никогда не видела такого убийственно пустого лица. Мы глядели друг на друга, двое незнакомых людей, так и не вспомнивших, что связывало их прежде.
– Привет… – От вставшего поперек горла комка сел голос.
– Ты кто? – просто спросил он и нахмурился.
Я будто зачарованная села на диван, застеленный клетчатым шерстяным пледом. На противоположной стене висела фотография широко улыбавшегося Данилы, но его ярко-синие глаза таили в себе невеселый холодок. Лицо той, что была рядом с ним, кто-то вырезал, и в кружке виднелась картонка подложки. Сейчас я точно знала, что никогда прежде не приходила в эту маленькую темную комнатку.
– Я Маша, – слова отчего-то давались со страшным трудом. – Маша Комарова.
– Маша Комарова? – Переспросил он и сделал в мою сторону неловкий шажок, споткнувшись о стопку книг, лежавших прямо на полу. Томик «Ромео и Джульетты» в замызганном перелете отлетел к моим ногам, раскрывшись. Внутри стояла синяя размазанная печать детской библиотеки. Я вскочила, стараясь поддержать Данилу, и он буквально упал в мои объятия. С изумлением, граничившим с ужасом, я поняла, что руки привычно обнимают его плечи. Голова забыла навсегда, зато тело напомнило. Неприятное чувство.
В смятении я отодвинулась и неловко упала на диван, не сводя взгляда с его лишенного ярких красок сосредоточенного лица. Перед глазами все время крутилась другая картинка, как он вожделенно и жадно тянет руку к болтающемуся на моем пальце мешочку.
Зря я сюда прискакала, как наскипидаренная. Никаких ответов, никаких вопросов, только неясный страх и обида.
– Я пойду, – я неловко потопталась у порога комнаты, а потом быстро вышла, не попрощавшись с хозяйкой.
Мне вслед только донесся удивленный окрик:
– Куда ты, Маша?
Я хлопнула дверью, чувствуя изнеможение, и прислонилась спиной к стене. Как будто отработала цирковой номер в клетке с голодными львами.
Неожиданно рядом, испугав меня до полусмерти, мелькнула неясная черная тень.
Я вскинулась, и перед расширенными от удивления глазами появилась страшная морда со змеиными желтоватыми глазами, круглыми, как блюдца, и широко раскрытой пастью, из которой торчали мелкие клыки.
– Дьявол!!! – Пальцы сами собой щелкнули, и чудище со всего маху налетело на невидимую стену. Оно хрюкнуло, булькнуло и медленно сползло мне под ноги. Чуть посторонившись, я разглядела фигуру в черном матерчатом плаще, наподобие тех, что встречаются на старинных готических гравюрах, и ноги в тяжелых солдатских ботинках. Точно такими же меня избили несколько дней назад в съемной квартире на окраине города. Молодчик зашевелился и застонал, тяжело поднимаясь. Я выставила вперед ладонь, не позволяя ему встать и сужая пространство настолько, чтобы несчастный оставался на коленях.
– Ты кто? – Жажда мести оказалась сильнее предосторожности. Ведь соседи наверняка засекут потасовку и вызовут милицию. Даже мамаша Данилы могла выскочить на лестничную клетку, привлеченная шумом.
Разбойник молчал, только тряс головой, прикрытой огромным капюшоном. Повторять вопрос я не думала, просто надавила посильнее, и несчастный плюхнулся носом на пыльный кафель, не в силах удержать вес спрессованной воздушной плиты.
– Не дави так сильно! – услышала я умоляющий женский голос. От изумления у меня поползли вверх брови. Эта, с позволения сказать девица, очень технично отправила меня в нокаут в моем собственном жилище, оставив пару заметных весьма безобразных синяков, по-прежнему украшавших мое лицо. От злости я еще поднажала, чувствуя почти феерическую радость.
– Ох, прекрати! – всхлипнув, попросила она.
– А волшебное слово? – Издеваясь, я села на корточки рядом, чуть ослабив давление.
– Иди в задницу! – огрызнулась девица.
– Не правильный ответ, – цокнула я языком и медленно подняла ее, заставив воздух, подобно гипсу сковать тело противницы.
Несчастная висела лицом вниз в двадцати сантиметрах от пола и тихо кряхтела, потом, повинуясь моему приказу, развернулась. Капюшон слетел с головы, открыв длинные спутанные волосы и страшное, белое, как мел, лицо инферны. Ее глаза с вертикальными зрачками горели невыплеснутой яростью, почти черные губы скривились в проклятье:
– Ненавижу тебя, Комарова!
– Батюшки, да я ж тебя знаю! – в притворном удивлении развела я руки, вспоминая первую встречу с незнакомкой в магазине мобильных телефонов. Тогда, конечно, я и не подозревала, что она инферна.
Вечерело. Он осторожно дотронулся ладонью до подушек дивана, на которых только что сидела незнакомая черноволосая девушка. Маша Комарова.
Данила неловко поднялся и подошел к окну, где виднелся старый заснеженный двор. Мужчине нравилось следить за крикливыми воронами на толстых ветках высоких лип, за низкими серыми облаками, за дымом из огромной трубы котельной. Только в минуты наблюдения он не чувствовал, как блуждает в темноте.
Его жизнь представлялась неспешной рекой, поэтому Данила оказался не готов к внезапному всплеску, будто бы от нарочно брошенного камня. Ведь памяти невозможно приказать, в какой именно момент вернуть стертые прежде образы. Данила снова оказался на центральной улице города, залитой огнями фонарей и магазинов. Опять он с ненавистью глядел на нее, и трясся от страха.
– Ты очень сильно вляпался, Данила! – Она насмехалась даже сейчас, когда их обоих могли стереть. На ее пальце играючи, будто маятник, болтался мешочек с камнями, в которых заключалась вся его жизнь и жизнь Алины тоже.
– Не один, – буркнул он зло и попытался выхватить мешочек. В тот же момент их обоих накрыла горячая волна. Что-то обжигающее врезалось в спину и обернулось вокруг позвоночника.
Кажется, Данила заорал так, что сорвал горло, и выгнулся дугой. Лицо Маши вытянулось от ужаса, она отступила на шаг и споткнулась о ступеньку. Они оба видели, как из него вылетела полупрозрачная цветная тень, его точная копия, застыла на мгновение меж ними, а потом, будто ее дернули, вернулась обратно в тело. Боль все не проходила, Данила упал на колени, хватаясь за щемившее, едва трепыхавшееся в груди сердце. Над его головой пролетела энергетическая плетка, целившаяся в Машу. Девушка уклонилась и хладнокровно взмахнула руками, выбрасывая оглушительный разряд. Земля задрожала, скудный снег взвился метелью в небо, ветер сорвал рекламный щит и, провернув, бросил на головы зазевавшихся людей.
Черт возьми, она все-таки была истинной Высшей! Данила не видел, он только слышал страшную канонаду, охватившую наводненную тенями площадь рядом с памятником известному поэту. Все уличные огни и разноцветные лампочки в радиусе пятисот метров разорвались, выбрасывая пламя, и на мгновение ослепили метавшихся в панике, опешивших черно-белых прохожих невыносимо яркой вспышкой.
Владилена не дождалась окончания их сбивчивых переговоров и решила обоих лишить цвета, а заодно и разума. Его бывшая подруга убежала, а Данила до сих пор не помнил ничего кроме имени Алина.
Владилена знала его секрет, каким-то необъяснимым образом тайна вышла за пределы огромного сада, вылетела за кованые ворота, ворвалась в Истинный мир, чтобы погубить Владимира.
Его малышка была отрадой, светом в жизни. Как несправедлива природа и жестока! Какая злая шутка судьбы!..
Их разговор превратился в мучительный, долгий. Владилена торжествовала.
– Я хочу место в Верхушке! – заявила она, ни капли не смущаясь и не боясь. – В праздничную ночь Верхушка будет выбирать нового члена. Меня!
– Нет… – Владимир хотел сказать твердо, но предательский голос прозвучал очень тихо. – Тебе не место в Верхушке.
– Владимир, – на лице женщины зазмеилась недобрая улыбка, – ты же сам знаешь, что вряд ли вы, глупые старцы, найдете лучше кандидата. Или уже нашли? Ах, я слышала, Мария Комарова. И где она теперь? Убежала с твоими кристаллами? – Она усмехнулась. – Твой маленький секрет узнают все. Все, Владимир! Какой получится аппетитный скандал – в семье главы Верхушки родился инферн.
– Ты чудовище, Владилена! – Он ткнул в нее трясущимся пальцем.
– Нет, – притворно покачала она головой. – Чудовище – твоя внучка!
Владимир чувствовал себя уставшим стариком. Конечно, он не позволит этой сумасшедшей войти в круг избранных, куда уже много лет никого не пускали. Ведь никто из Верхушки не хотел отдавать своих полномочий.
Его хмурый особняк, где жило горе и разочарования, встретил его тусклыми окнами и старыми стенами, обтянутыми еще при прадеде давно выгоревшим шелком. Он ничего не разрешал трогать, чтобы не разозлить духов. Однажды он позволил своей дочери спилить деревья в саду, чтобы разбить цветник, и предки прокляли их, подарив роду мерцающего ангела.
Читать бесплатно другие книги:
