Зона личной безопасности. Тревожная кнопка Кивинов Андрей
Не задерживаясь долго, Коля вернулся к огороженной лентой машине потерпевших, рядом с которой Царев пытал Сычева, Копейкин осматривал багажник «киа», чем грубо нарушал ведомственные инструкции. Но сейчас дорога каждая минута. Может, следователь к утру приедет.
– Он рапорт написал, – докладывал начальник Северного отдела, по обыкновению хлопая крыльми, – по семейным обстоятельствам. На один день. Я отпустил.
– Что за обстоятельства?
– Якобы в Зареченске проблемы с сестрой.
– И часто он так отпрашивался?
– Пару раз было.
– С родней связались? Подтверждают?
Сычев снял фуражку, вытер вспотевший лоб:
– Не сообщали пока… Он с женой здесь живет, сестра в Зареченске, сам детдомовский. Не знаю, как жене и сказать-то…
– Ладно…
Подъехала еще одна полицейская машина. Управление. Луноликий майор Слепнев из убойного отдела, курировавший резонансные дела. Короткое приветствие, поход к канаве, возвращение в компанию, вопросы.
– Второго установили?
– Да, – ответил из-за багажника Копейкин, – Темнов Игорь Петрович. Судя по визитке – замдиректора строительной фирмы. Срубы, бани.
– Звонили туда?
– Конечно. Хозяин сказал, что отправил его в Зареченск, в командировку. Он туда якобы постоянно мотался, там у них партнеры. Я велел сюда не ехать, ждать в офисе.
– Правильно… Поезжай туда сам, поговори.
– К жене б тоже надо заскочить, – не очень уверенно добавил Сычев, решивший переложить неприятную миссию на чужие плечи.
– Хорошо, заскочу, – без капризов согласился Копейкин, – только б машинку.
– Коля, – Царев повернулся к Бойкову, – давай с ним на твоей. Ты к жене, Кирилл в фирму. Я доберусь с кем-нибудь.
Коле совсем не хотелось везти этого партизана до города. Но ничего не поделать, придется терпеть. Еще меньше нравилась перспектива стать «добрым вестником». Реакция близких непредсказуема. Один раз он сообщил о смерти сына отцу-горцу. Так тот молча сходил в кладовку, принес охотничье ружье и пальнул в Колю. Хорошо, жена успела поднять ствол. Потом батя, конечно, извинился.
Да и вообще, не самое приятное занятие. Как представишь себя на месте родственников… Нет, лучше не представлять.
– Хорошо, – кивнул Бойков, посмотрев на Копейкина, словно гладиатор на соперника перед поединком.
– Эй! – позвал криминалист, уже переместившийся от убитых на обочину: – Идите сюда!
Все тут же устремились на зов. Даже гаишники.
– Вон, смотрите, – он показал на валявшуюся в пыли рваную беленькую резиночку, которой обычно перевязывают денежные пачки. – Я сфоткал на всякий случай. Потом изъять надо. Свеженькая.
– В смысле? – не понял куратор Слепнев.
– Только выбросили. Резина быстро сохнет на солнце. Эта не высохла.
– И что?
– Иногда с помощью резинок на машину вешают липовые номера… Видимо, вешали, но одна лопнула. Вряд ли ее ураганом принесло. Тачка тут стояла, точно. След тоже свежий. Протектор хороший. Легковушка.
– А модель?
– Это к молодцам из сериала «Отпечаток». Они даже год выпуска назвали бы и группу крови хозяина.
– Еще что есть?
– Обувка. Там, в канаве. Если это, конечно, не вы натопали. Давайте-ка ноги вверх.
Все, в том числе и только что прибывший Слепнев, согнули левые ноги в колене, демонстрируя подметки. И только Копейкин согнул правую, потому что был левшой. Эксперт по очереди обошел каждого, всматриваясь в протектор. Закончив, проверил собственные сандалии. На всякий случай. Бывали случаи, когда эксперты находили следы обуви, фиксировали их гипсом, фоткали, а потом выяснялось, что сами же их и оставили.
– По ходу, было еще двое помимо убитых. Один в кроссовках, второй в сапогах. Кроссовки редкие, можно установить внешний вид. Сапоги вряд ли. Сапоги и есть сапоги.
Все повернулись к сержанту ДПС, тоже обутому в сапоги. Тот занервничал, переводя ошалелый взгляд с одного на другого, словно оправдываясь. «Не губите, братцы! Не я это! Помилуйте! Вот вам крест!»
– У него размер не тот, – успокоил следопыт.
– Жаль… Но и на том спасибо, – недовольно прокомментировал Слепнев, словно рассчитывал, что злодеи оставят свои визитки, а лучше паспорта и мобильники с записью убийства, – гильзы чьи?
– Три «макаровские». Не травматика.
– Пистолет Михалева где? – обернулся куратор к Сычеву.
– В оружейке. Он сдал вчера, я проверял. На «постоянку» разрешения не имел.
– Скорей всего, ствол был у гражданского, успел пальнуть, – выдвинул версию Копейкин, – у него под пиджаком кобура. Думаю, промазал.
– На фирму поезжай, – вместо того чтобы сказать оперу спасибо, приказал Слепнев, – вечером в отдел, составлять план.
Раскрытие преступления без плана – что лампочка без Ильича.
Копейкин захлопнул багажник и пошел к машине Бойкова. Тот уже сидел за рулем.
На отъезде через открытое окно Коля услышал очередное указание человека с фамилией насекомого – Слепнева:
– Кто полицию вызвал?
– Вон, лесоруб.
– На пятнадцать суток его… На всякий случай.
Ничего не подозревающий бригадир репетировал в сторонке интервью для телеканала «Насилие», явно гордясь собой.
Первые пятнадцать минут ехали молча. Копейкин сел на заднее сиденье, подчеркнув свое недоброе отношение к охотнику на оборотней[1]. Но на шестнадцатой минуте Коля вспомнил о профессиональном долге, который, как известно, превыше личных обид:
– Давно он у вас? Михалев?
– Три месяца. Колледж закончил, технический. Работу не нашел, пошел в полицию, участковым. Чтоб хату получить. Он после детдома у сестры жил, в Зареченске, сейчас у жены.
– А родители где?
– Говорят, сгорели. Деревенские…
– Что сам за человек?
– Вроде нормальный. Простоватый. Не бухал. Да и скурвиться вряд ли успел.
– Сейчас уже скурвленными приходят, – Бойков мрачным взглядом проводил встречную кавалькаду машин следственного комитета, – с кем он в отделе контачил?
– С Никитой Сапрыкиным. Тоже участковый. С его опорного.
– И тоже нормальный?
– Не знаю…
Вообще-то, Копейкин знал, но не спешил делиться компроматом на сослуживца. Кто такой Бойков? Что за перец? И как воспользуется информацией? В «собственной безопасности» тоже оборотней хватает. Лучше за Никитой самому понаблюдать.
Никита был мутным товарищем. «Мутных» от «не мутных» Кирилл научился отличать практически безошибочно, даже если те усиленно маскировались. Исключением оказался его напарник Леша Батраков. А Никита, в общем-то, и не маскируется. Пару раз Кирилл видел его на «ниссане». Выяснять, откуда у участкового такое авто, он не стал. Его дела – это его дела. Да и что тут необычного? Это лет пятнадцать назад ты был бы белой вороной. А нынче белая ворона тот, кто не ездит на крутой тачке.
Главное, самому не грешить по мере возможностей, пока силы есть.
Бойков больше ни о чем не спрашивал, видимо почувствовал, что Копейкин не настроен на откровенность. Включил радио. Новость о двойном убийстве уже долетела до массмедиа, репортеры не только раскрывали слушателям фабулу, но и пытались строить версии. Кто-то вспомнил про банду, охотившуюся на водителей и до сих пор не пойманную. В прошлом году две легковушки были найдены на трассе с застреленными владельцами. Может, это и не банда, а одиночка, но банда в эфире звучала красивее и ярче.
Да, случайный налет не исключен. Михалев поймал попутку. Либо Темнов – его знакомый, предложил подвезти. А дальше – любые варианты. И ограбление, и маньячные делишки. Но смущал боевой пистолет у гражданского. Значит, готовился к интерактиву. На въезде в городскую черту Копейкин подал голос. Голос по-прежнему не отличался дружелюбием:
– Слушай… Я насчет Ольги… Не поминает меня? – Еще как… Сплошные метафоры… На глаза лучше не попадайся. И мне, кстати, тоже.
Отношения Копейкина и Гориной нельзя описать в двух словах. В четырех можно. Нашла коса на гордость.[2] Каждый считал себя униженным и оскорбленным. И соответственно, правым.
– Постараюсь… Останови, дальше сам доберусь.
Коля причалил к обочине. Копейкин дверью не хлопал. Но и не прощался. Молча вылез из салона и направился к остановке маршрутного такси, где веселый гармонист распевал матерные частушки, зарабатывая на хлеб.
– Здесь кондитерский рядом, – прокричал вдогонку Бойков, – там гранаты шоколадные. Купи парочку.
– Уже купил, – не оборачиваясь, ответил Копейкин, – готовьтесь…
Кириллу Павловичу очень хотелось разбить фару бойковской «девятки» или лобовое стекло. А потом еще и морду этого остряка. Но интуиция подсказывала, что сейчас этого лучше не делать.
«На глаза не попадайся. Сам, блин, не попадайся».
Мужичок с гармошкой, заметив мрачную физиономию Кирилла Павловича, подмигнул ему и завернул такой куплетик, что покраснели даже голуби, бродившие по асфальту. Копейкин немного успокоился от подобной терапии и даже бросил куплетисту звонкий червонец. В иной ситуации привлек бы за мелкое хулиганство.
Маршрутка подошла быстро, начинался час пик. До офиса потерпевшего Темнова минут двадцать. Можно пока прикинуть, как построить беседу с его шефом. Сразу накатить или дать фору.
Но он ничего не прикидывал. И не двойное убийство его волновало, и не конфликт с Бойковым. Его в последнее время мало что волновало. Под последним подразумевалось время с момента его разговора с Ольгой. Перемкнуло что-то. Да, оставалась обида на нее, но та же пресловутая интуиция подсказывала, что в определенные моменты она не притворялась. Например, там, на берегу. Да и у нее дома… Поначалу да, играла, но потом…
И еще он понимал, что в тот день, когда вышел из ее кабинета, внутри образовалась какая-то пустота. Которую ничем не заполнить. Ни работой, ни развлечениями, ни песнями в караоке-баре. И уж тем более не уборкой квартиры. Стимуляторы Копейкин не употреблял.
Наверно, можно попытаться еще раз встретиться с ней, поговорить. Но мужская гордость не давала нажать кнопку вызова на мобильнике. Ведь, кто первым предложит сесть за стол переговоров, признает свою вину. Вот если она сама позвонит…
Он проехал свою остановку. Пришлось возвращаться пешком.
Офис малого предприятия «Юрьевские срубы», где трудился погибший Темнов, располагался не в дешевом бизнес-центре, а в особняке начала двадцатого века, что говорило о солидности организации. Правда, фирма занимала не весь особняк, а только крыло, но и это немало. С другой стороны, сразу возникали определенные мысли – строительных компаний подобного рода на каждом углу, конкуренция дикая, и золото ручьем в их закрома не льется.
Секретарь, сидевшая в приемной, убранству которой позавидовал бы и министр, тут же доложила шефу о прибытии оперативного уполномоченного и лично распахнула дверь в кабинет.
Копейкин в своих джинсах, футболке «SEX TRAINER» и безрукавке смотрелся в дорогой обстановке как гастарбайтер на приеме у олигарха. Но его это не смущало. Он предъявил главе фирмы удостоверение, представился, присел и в двух словах обрисовал ситуацию. С тактикой он так и не определился.
Леонид Анатольевич Сатин кофе с чаем не предлагал (а мог бы!), слушал не перебивая, лишь нервно пощелкивал авторучкой и обмахивался кожаной папочкой, хотя кондиционер охлаждал помещение градусов до двадцати. Когда Копейкин закончил, он немного помолчал, после вылез из-за стола:
– Да… Сергей не случайный попутчик. Они с Игорем поехали вместе.
– В таком случае надеюсь услышать – куда и зачем?
Леонид Анатольевич еще несколько секунд собирался с мыслями, прикидывая, с чего начать. Волнение выглядело вполне естественным.
– Вы звонили родным Игоря? – вместо ответа спросил он.
– Я нет… Но наши могли.
– Мать не перенесет, – глава снова вернулся за стол, выпил какие-то таблетки.
– Родные Михалева вас волнуют меньше?
– Нет, что вы… Просто Игоря я знаю гораздо больше… А Сергей? Он ко мне в больницу приходил. Примерно месяца полтора назад. Я упал неудачно, – Сатин показал на небольшой шрам на виске, – он разбирался. Там и познакомились. Разговорились, я подработать предложил. Зарплата у вас, я знаю, не очень…
– Соглашусь, не очень, – кивнул Копейкин, не проявляя пока пристрастия, – и в чем заключалась халтура?
– Ничего сложного. Время от времени отвозить в Зареченск документы. Договоры, ведомости… У нас там партнер. Сергей согласился.
– Леонид Анатольевич, – Копейкин сменил доброжелательный тон на более брутальный: – Вы же культурный человек, наверняка с высшим образованием. А ведете себя хуже школьника. Или действительно неудачно упали. Отвезти договора может обычный курьер. На это не надо подписывать офицера полиции. Разве не так?
Строитель неуверенно возразил:
– Да, наверное… Но не всякие бумаги доверишь обычному курьеру. И тем более почте.
– И я догадываюсь, что это за бумаги! Зеленые! Вернее, черные! Не бойтесь, Леонид Анатольевич, я не из налоговой. Ваши аморальные схемы меня волнуют мало. Но, сами понимаете, долго не волноваться я не смогу.
– Выпить не хотите? – Сатин кивнул на бар-глобус, давно вышедший из офисной моды.
– Нет. И вам не советую.
– Ладно, – он пристально посмотрел на Копейкина, словно прикидывая, стоит ли доверить тому тайну золотого ключика, – но, если можно – без протокола. И без рекламы. Не то чтобы это совсем критично, но…
– Чтобы что-то гарантировать, надо знать, о чем идет речь.
– Хорошо-хорошо, – сдался малый предприниматель, – если вы в курсе, мы занимаемся коттеджным строительством. Лес заказываем в Зареченске, там делянки.
– Браконьерские, – добавил Кирилл Павлович.
– Без понятия… Мы же заказываем готовый продукт, а не сырье… Берем лес в одной зареченской фирме. Раньше оплачивали через банк, но потом они стали просить налом. Так удобней…
– Я ж говорю – браконьеры.
– Игорь отвозил деньги… Но отправлять одного большой риск. Я договорился с Сергеем. Сопровождать.
– Так сложно найти профессионального охранника? Вы, как я вижу, не бедствуете, – Копейкин кивнул на изразцовый камин.
– Хм… Дело не столько в охране, сколько в ваших коллегах… Извините… ГАИ-ГИБДД. Увы, прецеденты случались.
Судя по вздоху малого предпринимателя, ущерб от прецедентов принес значительные моральные страдания, говоря юридическим языком.
– Сколько было денег? – прервал затяжной вздох собеседника Кирилл Павлович.
– Чуть больше миллиона. Рублей, конечно. До Зареченска они не доехали.
– Неплохой у вас оборот… Миллион. Малое предприятие…
– Это не так много по сегодняшним меркам.
– Ладно… И какие у вас мысли?
– Поставщики исключены, – без заминки заверил Сатин, – они даже не знали, на какой машине приезжал Игорь. Он оставлял машину за пару кварталов и дальше шел пешком. Назад возвращался огородами. Проследить нереально. Сам Игорь не трепался. Он очень осторожный. Живет один, родня в Бурятии. Нет-нет, Игорь исключен.
– А вы? Никому не хвастались?
– Зачем? Я себе не враг. Деньги упаковывал сам. Вот здесь, за этим столом.
– То есть остается участковый?
– Я его, конечно, предупреждал, чтобы помалкивал. Да и он понимать должен. Но… Ничего гарантировать не могу…
– Сколько раз он ездил?
– Минутку, – Сатин заглянул в планшетник, заключенный в резной деревянный оклад, – сегодня – четвертый.
– В чем лежали деньги?
– Сумка. Спортивная. Черная, с красными полосками. Небольшая… Вы нашли ее?
– Хм… У Темнова было оружие?
Леонид Анатольевич снова засмущался:
– Да… Но…
– Ему уже ничем не навредить.
– Пистолет… Макарова. Он купил его где-то. Недавно, после того как начал ездить с Сергеем. Я предлагал пользоваться легальным оружием, например охотничьим… Или травматикой. Но он отказывался. Мол, привык к «Макарову». Он военный бывший.
– Хорошо стрелял?
– Говорил, что да.
– Врал…
В то же самое невеселое время Николай Васильевич Бойков – человек, поклявшийся на кодексе рано или поздно упечь Кирилла Павловича Копейкина за ржавую решетку, выполнял его обязанности. Пытал супругу убитого участкового Михалева. Слава богу, ему не пришлось выполнять функции трагического вестника. Их выполнил куратор Слепнев, позвонив ей по телефону и уточнив, какие вещи муж забрал в поездку. Ну и как бы между делом, без подготовки, по-простецки сообщил о случившемся. И отговорил приезжать на место происшествия, соврав, что Сергея уже увезли в морг. Велел идти в отдел и ждать сотрудника. Дежурный посадил несчастную в «демократический уголок», бывший когда-то «красным». Сейчас в нем проходили собрания коллектива и праздничные мероприятия. Там ее и застал оперативник собственной безопасности. Пустой стаканчик, россыпь упаковок с успокоительными средствами и пепельница, полная окурков, говорили, что брак между супругами не был фиктивным.
Сама Марина, так звали жену Михалева, находилась в состоянии, которое можно охарактеризовать одним словом – автопилот. Пока сознание не перешло в неуправляемый штопор, надо постараться выудить хоть какую-нибудь информацию. Времени на это не так много.
– Это ошибка какая-то… Да, у него есть сестра в Зареченске. Маша. Но он ездил не к ней!
– А к кому? – без нажима спросил Бойков.
– По работе… Бумаги какие-то отвозил.
– Видимо, он немного лукавил. Есть рапорта на отгулы. По семейным обстоятельствам. Вы не знаете, что это за обстоятельства?
– Ну что вы говорите ерунду? Не было никаких обстоятельств! Какой смысл мне врать?
– Пока не знаю. Я вижу вас в первый раз, – Коля вместо успокоительного тона намеренно шел на конфликт, который отвлек бы собеседницу от тяжких дум и оттянул миг истерики, – но знаю другое. Все большие беды начинаются с маленького лукавства. Так к кому он ездил?
Марина конфликт поддержала. Даже слишком активно. Опрокинула стакан, поднялась со стула:
– По работе!!! Что вам от меня надо?! Скажите, где Сережа, я хочу поехать к нему! Кто вы вообще такой?!
Бойков тоже поднялся, встал между ней и дверью.
– Тихо-тихо… Извините…
Потом схватил ее за плечи и с силой усадил на место. Его расчет не оправдался. Истерика началась. Как он называл – тихая истерика. Марина не кричала, не вырывалась, просто смотрела в одну точку и беззвучно плакала. Но в любую секунду могло прорвать, поэтому Коля убрал от нее все колюще-режущие предметы и раритетный чугунный бюстик Дзержинского. При этом, словно психотерапевт, успокаивал ее, не забывая о главном. «А девчонка-то симпатичная».
– Я пока вас ни в чем не обвиняю… Просто хочу понять, что же такое происходит в вашей семье. Почему верный муж, у которого от жены нет никаких секретов, вдруг начинает врать?
Марина перестала плакать, но в точку смотреть продолжала. Негромко ответила:
– У нас все было нормально. Мы ребенка хотим завести, – Она говорила о Сергее в настоящем времени, – Вы дарите своей жене цветы?
– Я не женат, – как-бы с легким сожалением ухмыльнулся Коля.
– А он дарит. С каждой получки… И когда из Зареченска приезжал… Он добрый.
– Да, я в курсе, – поддержал Бойков, никогда не встречавшийся с Михалевым, – с Сергеем был второй потерпевший. Игорь Темное. Вы знаете его?
– Нет, никогда не слышала, – чуть оживилась Марина, – он из полиции?
– А говорите, нормально… Марин, я все понимаю, вам сейчас не до моих вопросов, но…
Девушка не дала закончить мысль:
– А Витька Ежов с ними не ездил?
– Нашли только двоих… Возможно, убежал. А кто это?
Она, наконец, оторвала взгляд от точки. И еще больше помрачнела:
– Одноклассник его. Тоже из Зареченска. Но работает здесь. Водителем в Южном районе. На свадьбе у нас свидетелем был, потом Сергея в полицию сагитировал… Скользкий весь, как уж, – судя по интонации, Марина не протянула бы Ежову руку, если б тот, к примеру, тонул в поганом болоте.
– А почему он мог быть с ними?
– Они накануне с Сережей по телефону болтали. Что-то про поездку. Я весь разговор не слышала, на кухне готовила. Я ему, пока вас ждала, позвонила.
– Зачем?
– Ну мало ли знает что… А он отказывается ото всего. Ничего, мол, не ведаю, сам в шоке. Только врет, сволочь, я по голосу поняла… Он вечно Сергею всякие авантюры предлагает.
– Например?
– Недавно уговаривал с ним лохов опускать. Где-то на Кировской, это в его районе. Он там с девкой какой-то бомбит. Сережа отказался. Он честный…
Она опять заплакала.
– Марина, погодите-погодите… Что значит «бомбит»?
– Подставы делает, но подробностей не знаю.
– Марин, дайте мне ежовский телефон. И еще просьба. Пока никому про него не говорите. Ни следователю, никому. Просто поверьте, что так лучше.
Жена Михалева протянула мобильник:
– Последний вызов.
В открытое окно «демократического уголка» ворвался чей-то задорный смех, точнее ржач. Марина вздрогнула, посмотрела на окно, после на Колю и заорала, словно впередсмотрящий, увидевший в десяти метрах от носа судна айсберг.
– Не-е-е-е-т!!!
Самолет сорвался в штопор. Коля понял, что на сегодня разговор окончен.
Давным-давно, во второй половине двадцатого века, жил в здешних краях простой рабочий паренек по имени Иван. Или Ванька. Фамилия его, как и у его тезки Урганта, была не русской, ибо предки Вани когда-то, еще до восстания декабристов, тусовались в Европе. Потом, перебравшись в Россию, они добавили к окончанию местное «ов», превратившись из Хельсинг в Хельсинговых. Здесь, в России, они занимались исследованием аномальных явлений, как то: полтергейст, вампиризм, приведения, вселение в человека дьявола и тому подобных. И преуспели в данной области замечательно, передавая свои наработки из поколения в поколение. Одних только оборотней выловили не меньше дюжины, вернув обществу полноценных членов. Но Октябрьская революция, не признававшая бесовщины, поставила крест на промысле Хельсинговых. Поэтому Ванька окончил обычную советскую школу, затем профессионально-техническое училище, отслужил срочную и устроился на аккумуляторный завод токарем-карусельщиком. Познакомился в Доме культуры с хорошей девчонкой, работавшей воспитателем в детском саду, копил денежки на свадебку, стоял в очереди на «жигули» первой модели, читал книжки Дюма-отца. То есть был гармонично развитым строителем светлого будущего.
И жил бы себе Ваня спокойно и счастливо, но однажды вечером, возвращаясь с завода в отчий дом, нарвался он на милицейский патруль. Трех сержантов и водителя «козлика». И ничего вроде незаконного не совершал, просто весело шагал по улице, неся в кармане свежеполученную заработную плату и прогрессивку. И веселье не было связано с употреблением портвейна «Розовый», потому что выпил он всего граммов пятьдесят. Вместе с коллективом. Чтобы не отбиваться.
Но патрульные милиционеры все же остановили его, проверили документы, обыскали, а потом затолкали в «козлик». Ваня умолял выпустить его, ведь, если на предприятие придет бумага из ментовки, его снимут с очереди на комнату в общежитии. Но не слушали его криков патрульные, ибо оказались они натуральными оборотнями, а не честными легавыми. Отвезли Ваню не в отделение, а на заброшенную стройку. Отобрали зарплату и прогрессивку, а когда несчастный заявил протест и пообещал жаловаться, жестоко избили его дубинками и бросили умирать на куче щебня.
Утром же решили проверить, не оставили ли каких следов. Вернулись на стройку. Но Вани уже не было. Лишь маленький осиновый колышек торчал из щебенки аккурат в том самом месте, где бросили упыри токаря-карусельщика на произвол.
Тем же вечером примчались в милицию родители и девушка Ивана Хельсингова с заявлением о пропавшем сыне и женихе. Приняли органы заявление, завели розыскное дело, проверили морги и больницы. Но, увы – никаких следов. Канул Ваня, словно и не жил. Девушка погоревала, а через месяц вышла замуж за оперуполномоченного, искавшего ее любимого. А спустя год суд и вовсе признал его умершим.
И забыли бы все про Ваню, не случись ровно через два года, день в день, странное происшествие. Тех самых патрульных милиционеров нашли мертвыми в городском парке, где любила гулять молодежь. Причину смерти установить не удалось. Никаких внешних и внутренних повреждений. Просто взяли и умерли. Но рядом с телами эксперт-криминалист обнаружил небольшой осиновый колышек, воткнутый в землю. А в карманах покойных, помимо документов, ювелирные украшения, денежные знаки и валюту иностранных государств. Обирали, как оказалось, патрульные гулявшую в парке публику, прикрываясь милицейской формой.
Ничего не выявило следствие. Ни свидетелей, ни следов. Правда, и дела уголовного не возбуждали, потому что причина смерти неясна. Хотя сомнения, конечно, закрадывались. Ладно бы один преставился, а то сразу трое. Но статистику портить нельзя. А значит, нет ни состава, ни события. Наградили милиционеров посмертно на всякий случай и проводили в последний путь автоматным салютом.
Однако вскоре в районе при таких же странных обстоятельствах ушел в мир иной тот самый оперуполномоченный, женившийся на Ваниной невесте. Такой же колышек и аналогичное отсутствие телесных повреждений. Но самое любопытное, что буквально за неделю до этого приобрел опер новую «Волгу» – машину по тем временам крайне престижную, накопить на которую честным образом не мог и академик. Что уж об обычном менте говорить. Жена, как девушка порядочная, призналась, что выпустил ее муж на свободу какого-то пойманного «цеховика», объявленного во всесоюзный розыск. На это и прикупил авто. И не только авто. А еще успел ей сказать муж перед смертью, что Ваню могли погубить те самые патрульные. Мол, признался ему водитель «козлика». Сам водила Ваню не грабил, за рулем сидел, поэтому и выжил.
И вновь дело не возбудили. Но поползли в милицейской среде нехорошие слухи. Мол, не погиб тогда Ваня Хельсингов, а спрятался где-то и охотится теперь на оборотней в погонах, убивая их непонятным образом и оставляя осиновую метку. Бросились снова искать, да без толку.
А потом пошло-поехало. Раз в квартал кто-нибудь да загнется. От обычных постовых до заместителя начальника УВД. Причем все с душком коррупционным. Честные ни разу под раздачу не попали. И везде колышки.
Руководство призадумалось. Если так дальше пойдет, то никого в юрьевской милиции скоро не останется. Ну, кроме, конечно, нормальных. А нормальных-то процентов двадцать набирается. Кто с преступностью бороться будет? Кто людей защитит?
Оборотни тоже засуетились. Кто срочно рапорт на «гражданку» написал, кто со взятками завязал на время. Лучше на одну зарплату жить, чем с колом осиновым познакомиться. Кадровики новобранцев предупреждать стали, легенду о Ване Хельсингове рассказывать. Мол, будете брать или произвол чинить, навестит вас охотник на оборотней.
И все вроде наладилось, стали ряды очищаться от скверны, вздохнули обыватели с облегчением. Но грянула тут перестройка, открылись новые горизонты для коррупции и крышевания, начались ментовские войны.
И пропал Ваня. Понял, видать, что с таким количеством вселившихся бесов ему не справиться. Бессилен он. Колов на всех не хватит. Улетел, наверно, в астрал.
А легенда осталась. И даже теперь, по прошествии лет, какой-нибудь полицейский, принимая мзду, нет-нет да и вздрогнет, вспомнив о Ване Хельсингове. Кто знает, вдруг возьмет да и вернется охотник с колом… И ни связи не помогут, ни крыша министерская, ни деньги.
Но после успокаивается, понимая, что это всего лишь красивая сказка. И если кого и стоит опасаться, так это охотников из отдела собственной безопасности. Но они действуют в правовом поле. Безо всяких осиновых колов…
«И какой только хрени ни придет в голову, пока сидишь в засаде, – думал реальный охотник на оборотней Бойков, наблюдая за перекрестком из салона своей преданной „девятки“, – Ваня Хельсингов, колы осиновые… Жаль, конечно, что это фантазии. Не хватает Вани, ох, как не хватает». Одно из главных правил хорошего охотника – грамотная маскировка, плавно переходящая в окружающую среду. Чтобы подобраться к зверю на длину рогатины, а тот бы и ухом не повел. Охота на оборотней мало чем отличается от обычной. Ну разве что без рогатины. Но правильная маскировка обязательна.
Помня об этом, Коля гримировался более часа. Задача непроста – создать видимость состоятельного человека, почему-то ездящего на «жигулях». При этом выглядеть дурачком, которого легко обвести вокруг пальчика. Оптимальный вариант – гастарбайтер, выигравший в лотерею. Нет, не прокатит – из Коли дворник, как из манекена – народный артист.
В итоге остановился на образе провинциального скотопромышленника. Отыскал в шкафу старинный пиджак с зеленоватым отливом и потертыми локтями, тельняшку и сорочку с сильно потрепанным воротником. На ноги – ботинки, тоже с отливом (в город же приехал!). На голову ничего – охотиться будет в машине. Облился дедушкиным винтажным одеколоном, сунул под мышку борсетку, вышедшую из моды в начале нулевых. Посмотрелся в зеркало. Свят-свят. Не дай бог, знакомые увидят. Но долг есть долг. Вместо того чтоб сходить в театр, полистать томик Есенина… Судьба резидента.
Борсетку нафаршировал фальшивыми купюрами различного достоинства на общую сумму сто тысяч – этой макулатуры у Чистова полный стол. Главное, засветить ненавязчиво, не вспугнуть. Номера на своей «девятке», естественно, сменил. Этим железом у Чистова забит второй стол. Прямо человек-легенда.
А Коля будет человеком-лохом. Оборотень хорошо на них клюет.
Без пятнадцати десять он сел в лох-мобиль и выдвинулся на засидку в Южный район Юрьевска. О предстоящей охоте никому не докладывал. Даже Царю-батюшке. На случай если промахнется. Чтобы не смеялись потом и не показывали пальцем. Да и вообще, второе правило охотника – чем меньше советчиков, тем лучше. Правда, имелся и минус – если оборотень окажется здоровым и крепким, крутить его в одиночку будет нелегко.
Погода располагала. Легкий ветерок прогонял жар, исходящий от раскаленного за день асфальта и стен домов, а падающие с темного неба метеоры добавляли романтики и мусора. Он поставил медляк от «Сиалекса» и открыл боковое окно. Под сиденьем спрятался диктофон. Видеорегистратор притаился в аптечке, лежащей на полке у заднего стекла. Оставалось только подманить зверя.
Но скоро сказка сказывается, да не скоро уголовное дело делается. Уж и про Ваню легенду сочинил, и о собственной жизни подумал… Не факт, что оборотень сегодня вообще вылезет из норы, во-вторых, есть вероятность, что он сменит ареал обитания. Хотя территория давно поделена, помечена и не дай бог нарушить границу. Разорвут. Но тем не менее.
И только безграничная вера в торжество справедливости удерживала Николая Васильевича в засидке вот уже третий час. Да, доля охотничья нелегка – иногда всю ночь сидишь не двигаясь, ради удачного выстрела. Засидку он устроил на темной стороне улицы, припарковавшись на газоне. Зато отсюда прекрасно виден нужный перекресток. Оставалось только ждать, молиться и слушать «Сиалекс» по двадцатому разу.
Прежде чем отправиться на охоту, он попытался навести хоть какие-то справки об оборотне. Википедия в данном вопросе не помощник, но выручили социальные сети. Человек был зарегистрирован и довольно активно выкладывал фото и вел переписку. Он был женат, что не мешало ему контачить с дамами, среди которых Коля отыскал интересный экземпляр. Двадцать три года, блондинка, довольно миловидная. Интерес был вызван тем, что они оба разместили свои фото на фоне одного и того же здания. И вовсе не Юрьевского драматического театра, а отеля в Доминиканской Республике. Вряд ли отдых в одном и том же отеле стал поводом для знакомства. Знакомство наверняка состоялось до. Странно, что молодой человек не побоялся выложить это фото – прямая засветка перед женой. Возможно, последняя не знает, что такое социальные сети. Такое встречается.
Еще удалось выяснять, что на ужин оборотень ездит на служебном «УАЗ», несправедливо прозванном в народе «Бобиком». Причем ездит в разное время. Да и вообще, частенько сваливает во время ночного дежурства по личным делам. Это службе, однако, не мешает – если что-то случается, его вызывают по рации или мобильнику. Все это поведал знакомый опер, сидевший когда-то с Колей в одном кабинете и сохранивший добрые к нему чувства.