Последний поход «Новика» Шестёра Юрий

Глаза Александры Васильевны наполнились ужасом. Заметив это, Петр Михайлович усмехнулся:

– Наши сыновья посвятили свои жизни служению Отечеству, Саша, – укоризненно сказал он. – Это тяжелая мужская работа, и не пристало защитникам Отечества, давшим присягу на верность ему, уклоняться от нее. Это аксиома, не подлежащая обсуждению!

Александра Васильевна встала и горячо обняла мужа:

– Я все понимаю, Петя, но и ты пойми меня – я мать наших сыновей!

– Что поделаешь, Саша, если у нас с тобой разное понятие о любви к нашим детям. И это, наверное, тоже правильно. Уж так распорядился Всевышний…

– Как я рад за тебя, Андрюша! – Степан обнял брата. – А как будут рады наши родители! Да и сто пятьдесят рублей ежегодной пенсии за Владимира третьей степени будут явно не лишними.

– Это, конечно, так, Степа! Вот подремонтируемся, и неприятелю еще не поздоровится от залпов орудий нашего «Богатыря»!

– Скорей бы, Андрюша! – поддержал тот брата.

Однако 30 сентября «Громобой», перевозя батальон сухопутных войск из Владивостока в залив Посьета, наскочил на камни банки Клыкова и получил серьезные повреждения днища. Для их устранения крейсер пришлось срочно ввести в единственный во Владивостоке док, временно выведя из него крейсер «Богатырь», на котором так и не успели полностью исправить полученные им повреждения, временно заделав пробоины деревом. Ведь «Громобой» был броненосным крейсером с более мощной артиллерией главного калибра, чем бронепалубный «Богатырь», а потому и более ценным. К тому же считалось, что его повреждения значительно менее тяжелые, чем у «Богатыря», и, следовательно, на его ремонт потребуется меньше времени.

– Как же все это случилось, Лев Алексеевич? – спросил Андрей Петрович командира «Громобоя», когда они встретились перед выводом «Богатыря» из дока. – Теперь наши адмиралы, наверное, в отчаянии, не имея реальной возможности не то, что угрожать коммуникациям противника в Японском море, но и обезопасить Владивосток от его бомбардировок со стороны моря.

– И не говорите, Андрей Петрович! Стыдоба! Другого слова, пожалуй, и не подберу. А причина та же, что и с «Богатырем», – туман. Я вел «Громобой», разумеется, по счислению, но со скоростью всего шесть узлов. И только поэтому, выскочив на подводные камни уже почти у самой цели нашего перехода, которые и в ясную-то погоду не видны, повредил днище лишь с его прогибом и потерей им водонепроницаемости, но, слава богу, без подводных пробоин. Слабое, конечно, утешение, но все же…

– Такова уж наша командирская участь… – сочувственно произнес Андрей Петрович. – А как надолго «Громобой» становится в док? – с замиранием сердца спросил он.

Тот с пониманием посмотрел на него:

– Инженеры «Дальзавода» считают, что для устранения его неисправностей потребуется не менее двух-трех месяцев, – извиняющимся тоном произнес он. – Ведь повреждения днища, по докладам водолазов, наблюдаются на протяжении почти трети корпуса корабля. – И вздохнул: – А положение действительно аховое – во Владивостоке остался лишь один боеспособный крейсер «Россия», а девять малых номерных миноносцев, разумеется, не в счет. Правда, в Петербурге готовятся к отправке во Владивосток семи подводных лодок. Однако, не считая проблемы первой в истории перевозки таких кораблей по железной дороге, нашим морякам еще только предстоит освоить эти наспех построенные или закупленные за границей корабли. Так что их нельзя будет считать в полной мере готовыми к боевым действиям. Хотя, – улыбнулся он, – судя по агентурным сведениям, японцы уже сейчас проявляют беспокойство по поводу возможности появления подводных лодок здесь, во Владивостоке.

– Полностью согласен, Лев Алексеевич, с вашей оценкой боеспособности морских сил во Владивостоке. Теперь уже точно мы не сможем чем-либо помочь 2-й Тихоокеанской эскадре, если она даже благополучно дойдет до наших вод. Так что Рожественский[102] может оставить в покое великого князя с требованием замены командующего флотом Тихого океана, – усмехнулся Андрей Петрович.

– Вот это, пожалуй, и есть мой единственный личный вклад в стабилизацию положения с морским командованием во Владивостоке, – горько улыбнулся тот.

20 декабря 1904 года комендант крепости Порт-Артур генерал-лейтенант Стессель[103] подписал акт о ее капитуляции, и весь его гарнизон, в том числе и моряки затопленных кораблей эскадры, был пленен японцами.

Поэтому после гибели кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре должность командующего флотом Тихого океана была упразднена, и вице-адмирал Скрыдлов был отозван в Санкт-Петербург, а старшим морским начальником во Владивостоке стал контр-адмирал Иессен.

В начале января 1905 года «Громобой» был отремонтирован и выведен из дока с помощью неизменного помощника моряков ледокола «Надежный», который полностью оправдывал свое название, а «Богатырь» снова был поставлен в него.

Андрей Петрович, вернувшись с совещания, созванного контр-адмиралом Иессеном, тут же вызвал к себе в каюту Степана.

– Должен сообщить тебе, Степа, радостную для меня новость, – возбужденно сказал он.

– Судя по твоему виду, ты хочешь сказать мне о том, что Рожественский со своей 2-й Тихоокеанской эскадрой разгромил Соединенный флот Того, – усмехнулся Степан, видя не совсем понятную ему взволнованность брата.

– Не ёрничай! – строго сказал тот. – Такими делами не шутят! – И, видимо, считая, что проведенной «воспитательной» работы вполне достаточно, уже с энтузиазмом продолжил: – Во Владивосток прибывает медицинский персонал лазарета с госпитального судна «Монголия», отпущенного японцами из плена под подписку о его дальнейшем неучастии в военных действиях против Японии.

– Ну и слава богу! – воскликнул Степан. – Но чем это сообщение так взволновало тебя, Андрюша? – подозрительно спросил он.

Тот смущенно улыбнулся:

– Дело в том, что в штате этого медицинского персонала лазарета состоит и сестра милосердия Сперанская, Мария Ивановна, с которой мы питаем друг к другу признательные чувства.

– И с каких это пор, господин капитан 1-го ранга, разрешите полюбопытствовать? – с бегающими чертиками в глазах спросил Степан.

– Со дня прибытия в Порт-Артур командующего флотом Тихого океана вице-адмирала Макарова, господин лейтенант.

– Ну ты даешь, Андрюша! – восхищенно воскликнул тот. – Судя по должности Марии Ивановны, ей должно быть где-то около двадцати лет. Не так ли?

– Ты очень проницателен, Степа! – рассмеялся тот. – Ей тогда было действительно девятнадцать лет.

– И как это тебе, тридцатичетырехлетнему капитану второго ранга, удалось увлечь столь юную девушку? Чем ты смог так очаровать ее? – уже озадаченно спросил Степан, с восхищением глядя на старшего брата.

Андрей Петрович усмехнулся:

– А вот об этом ты спросишь у нее самой, когда познакомишься.

Степан с сомнением покачал головой:

– Ты же прекрасно знаешь, Андрюша, что я никогда не позволю себе сделать этого, – укоризненно посмотрел тот на брата, но тут же его глаза загорелись: – И как далеко, если это, конечно, не секрет, продвинулись ваши признательные чувства?

Андрей Петрович рассмеялся:

– Дальше некуда, Степа…

Тот с нескрываемой завистью вздохнул, что не осталось незамеченным братом.

– Ты же, Степа, уже девять лет служишь во Владивостоке. Неужели за это время так и не завел себе достаточно близко знакомую женщину?

– Если честно признаться, то нет. Не скрою, были, конечно, встречи с местными дамами, но на постоянную основу они так и не перешли.

– Это отчего же, Степа? – боясь задеть самолюбие брата, осторожно спросил Андрей Петрович.

– Видишь ли, Андрюша, причин, конечно, много, но основная заключается в демографии Дальнего Востока и Уссурийского края, в частности. Другими словами, здесь преобладает мужское население и вследствие этого катастрофически не хватает представительниц прекрасного пола.

– В таком случае прекратим наши изыски по поводу наших отношений с противоположным полом и приступим к решению конкретных дел, связанных с прибытием Марии Ивановны.

– Ты что же, всегда обращаешься к ней именно так? Ты что, разговариваешь со старшим офицером или с родным братом? – обиделся Степан.

– Извини меня, Степа, ты прав.

– Оказывается, ты, Андрюша, можешь признавать свои ошибки? Правда, иногда, – подчеркнул тот. – Тем не менее для меня это потрясающее открытие! – рассмеялся Степан. – Хотя, ради справедливости, должен признаться, что однажды ты все-таки принес мне извинение за свое высокомерное отношение ко мне.

– Кто старое помянет, тому глаз вон! Неужто забыл народную мудрость? А теперь давай перейдем к делу.

– С удовольствием! – бодро ответил Степан, радуясь тому, что несколько тяготившие его расспросы брата благополучно закончились.

– Надо найти во Владивостоке приличную свободную квартиру, желательно в центре города, и снять ее.

– Каких размеров – поменьше или побольше? – прикинув что-то в уме, уточнил тот.

– Лучше побольше.

– Барские замашки, в которых ты упрекал меня? – усмехнулся младший брат.

– Не совсем, – заметил тот, опустив возможность приструнить брата за сарказм, проскользнувший в его вопросе. – С Машей приедут и ее подруги, тоже сестры милосердия, которых надо будет разместить хотя бы на первое время, если этот вопрос не будет решен морским ведомством.

– Так это же, Андрюша, в корне меняет дело! – воскликнул Степан с разом загоревшимися глазами.

– Тогда приступай к выполнению полученного задания.

– За этим дело не станет! А вот от вас, господин капитан 1-го ранга, требуется, чтобы лейтенант Чуркин для выполнения особо важного задания командира имел право беспрепятственного схода с корабля на берег.

Андрей Петрович улыбнулся энтузиазму брата.

– Старший офицер получит соответствующие указания, господин лейтенант!

– Вот и прекрасно! – удовлетворенно заметил Степан. – Однако требуется одно уточнение: когда прибывает во Владивосток известная вам особа?

– Послезавтра, Степа.

Тот что-то прикинул в уме.

– Маловато, конечно, времени. Но не существует таких преград, которые бы не преодолел офицер Российского Императорского флота!

– Высокопарно, конечно, но тем не менее вперед, лейтенант!

С моря тянул промозглый, напитанный влагой ветерок, переметая по перрону железнодорожного вокзала, расположенного почти у самого берега бухты Золотой Рог, скованной льдом, поземку. И хотя был слабый, не более десяти градусов морозец, но даже в шинели было не очень уютно – сказывалась большая влажность воздуха.

Встречающих было немного, среди которых Андрей Петрович выделил офицера во флотской шинели с узкими серебряными погонами поручика медицины. «Похоже, что это встречающий от морского госпиталя», – удовлетворенно отметил он про себя.

Наконец из туннеля, проложенного под Светланской улицей, тянущейся вдоль обрывистого северного берега бухты Золотой Рог, вынырнул паровоз, окутанный паром, и, замедляя ход, подошел к перрону вокзала. Сердце Андрея Петровича учащенно забилось. Лязгнули буферы вагонов, и пассажирский поезд остановился. Проводники откинули площадки у тамбуров, быстро протерли поручни, и на перрон стали спускаться первые пассажиры.

Андрей Петрович, стоя со Степаном посередине перрона и не зная номера вагона, в котором прибыл медперсонал лазарета, напряженно вглядывался в выходящих из вагонов пассажиров. Затем, кинув Степану: «За мной!», быстро пошел к вагону, из которого вышел подполковник медицины, оглядывающийся по сторонам, в котором он сразу же узнал главного врача лазарета с «Монголии». Но не успел дойти до него, как его сердце екнуло – эту знакомую шубку он не смог бы спутать ни с какой другой.

– Маша! Марья Ивановна! – взволнованно окликнул он.

Девушка в шубке, только что спустившаяся на перрон, быстро оглянулась на его голос. Андрей Петрович подхватил ее и крепко прижал к себе.

– Андрюша! – чуть ли не простонала она. – Живой и невредимый! Какое счастье! А я чуть не сошла с ума, когда мы в Порт-Артуре получили сообщение о гибели «Новика»… – сбивчиво шептала она, и счастливые слезы катились по ее лицу.

– Как я рад видеть тебя, Машенька! – так же горячо прошептал тот и, вынув из кармана батистовый носовой платок, стал вытирать ее слезы.

– Извини меня, Андрюша, ничего не могу с собой поделать…

– Ты как всегда, верна себе, самая прекрасная девушка в мире! – целуя ее в заплаканные глаза, прошептал Андрей Петрович.

– Какое счастье, что ты опять нашел меня, Андрюша! – горячо шептала она. – А я боялась поверить своему сердцу, когда поезд подходил к Владивостоку, – призналась она и вздрогнула, осознав, что они не одни.

Она смущенно и несколько виновато за свой душевный порыв обернулась к главному врачу и своим подругам.

– Знакомься, Маша, мой брат! – представил ей Андрей Петрович Степана, видя ее замешательство.

– Степан Петрович, очень рада познакомиться! Я столько наслышана о вас!

Тот галантно поцеловал протянутую ею руку.

– Ты, братишка, рискуешь навлечь на себя гнев своего командира со всеми вытекающими отсюда последствиями! – заметил, улыбнувшись, Андрей Петрович.

– Вот это мне не грозит, Андрюша, ибо я четко соблюдаю положенную дистанцию по отношению к тебе и как к старшему брату, и как к командиру корабля.

Андрей Петрович улыбнулся и подошел к главному врачу лазарета, сопровождаемый Степаном и Марией.

– Здравствуйте, Геннадий Николаевич! С возвращением вас в родное Отечество!

– Рад видеть вас, Андрей Петрович, в полном здравии! Да к тому же поздравить с произведением в чин капитана 1-го ранга!

Они крепко пожали друг другу руки.

– Ой, Андрюша! А я этого и не заметила… – растерянно произнесла Мария, только теперь с восхищением посмотрев на его погоны с теми же двумя «просветами», но уже без звездочек.

– Вам, Мария Ивановна, явно было не до этого! – рассмеялся главврач, дружно поддержанный окружающими. – Констатирую это исключительно как доктор. Ведь я, Андрей Петрович, был чрезвычайно озабочен ее состоянием, когда миноносцем, прорвавшимся из Порт-Артура в китайский порт Чифу, было доставлено от нашего консула сообщение о гибели у острова Сахалин крейсера «Новик». Сообщение краткое, без каких-либо подробностей и комментариев. Слава богу, что мне удалось восстановить ее психологическое состояние.

– Огромное спасибо вам, Геннадий Николаевич, за заботу о Марии Ивановне! – признательно приложил тот руку к сердцу.

Главный врач улыбнулся:

– Не стоит благодарности, Андрей Петрович! Ведь я в течение почти полугода был невольным свидетелем ваших отношений и бесконечно радовался за Марию Ивановну, встретившую в вашем лице столь достойного мужчину.

– Надо отметить, господин подполковник, что Андрей Петрович был произведен в чин капитана 1-го ранга после того, как стал командиром нашего крейсера, – не преминул сообщить Степан.

– «Богатыря»?! – восторженно воскликнула Мария. Андрей Петрович утвердительно кивнул головой. – Стало быть, вы теперь служите на одном корабле?!

– На одном крейсере, – уточнил Андрей Петрович, – который сейчас благополучно стоит в доке, – вздохнул он.

– Так это же замечательно! – радостно воскликнула Мария.

– Это почему же? – не понял тот.

– Да потому что теперь вы же не будете воевать с японцами! – укоризненно глянула она на него. – Ну, хотя бы некоторое время, – уточнила она.

Тот лишь безнадежно махнул рукой:

– Вот, Степан, наглядный образец женской логики, не поддающейся нашему мужскому пониманию! Мы с тобой ждем не дождемся, когда наш «Богатырь» вновь вступит в строй, чтобы снова схватиться с японцами, а это, оказывается, Марии Ивановне вроде бы и ни к чему.

Окружающие заулыбались, а Мария смущенно опустила глаза.

– Мы со Степаном офицеры, верные присяге, данной Отечеству, – назидательно произнес Андрей Петрович. – И если ты, Маша, выбрала себе в спутники жизни офицера, то обязана учитывать это немаловажное обстоятельство.

В это время, видимо, воспользовавшись паузой в разговоре штаб-офицеров, к ним подошел поручик, примеченный Андреем Петровичем еще до прибытия поезда.

– Господин капитан 1-го ранга, разрешите обратиться к господину подполковнику?

– Обращайтесь!

– Господин подполковник, поручик Ракитин! – представился тот. – Направлен в ваше распоряжение для сопровождения медицинского персонала возглавляемого вами лазарета в расположение морского госпиталя!

– Очень приятно, господин поручик! Подполковник Петров, Геннадий Николаевич!

– Сергей Сергеевич!

Они пожали друг другу руки.

– Геннадий Николаевич, поскольку вопрос с размещением медперсонала, как я понял, решен, испрашиваю вашего разрешения на убытие Марии Ивановны вместе со мной.

– Нет вопросов, Андрей Петрович, тем более с вами. И как надолго, разрешите полюбопытствовать?

– На постоянное местожительство, – улыбнулся тот.

Подруги с нескрываемой завистью посмотрели на Марию, которая с благодарностью улыбнулась ему.

– Тем более! – подвел итог главный врач и пожал руку Андрею Петровичу.

– У меня к вам, Геннадий Николаевич, еще одна просьба.

– Слушаю вас, Андрей Петрович!

– Разрешите пригласить подруг Марии Ивановны, сестер милосердия, к нам в гости, чтобы отметить ваше благополучное прибытие во Владивосток, а тем самым и в свое Отечество?

– Весь медперсонал лазарета сейчас – практически свободные люди, связанные лишь ожидаемым решением командования об их дальнейшем статусе. Так что они вправе сами принимать соответствующие решения. Только разрешите уточнить: вы, Андрей Петрович, надеюсь, приглашаете девушек не на свой крейсер? – несколько озабоченно спросил он.

Тот широко улыбнулся:

– Не беспокойтесь, Геннадий Николаевич, я приглашаю их в довольно приличную квартиру, которую снял в центре города по случаю прибытия Марии Ивановны. И благодарю вас за исчерпывающее разъяснение по поводу, как вы выразились, статуса медперсонала лазарета. А вы сами переходите на службу в морской госпиталь?

– К сожалению, нет, Андрей Петрович. Я дал подписку японскому командованию о неучастии в дальнейших боевых действиях против японских вооруженных сил, – и, заметив ироническую улыбку, проскользнувшую по лицу капитана 1-го ранга, твердо сказал: – Это дело чести!

– Прошу извинить меня, Геннадий Николаевич, за мой неуместный скептицизм, – сказал тот, а затем обратился к подругам Марии: – Вы, надеюсь, согласны с моим предложением?

– Конечно, Андрей Петрович!

– В таком случае объявляю готовность, – он посмотрел на круглые часы на здании вокзала, – к 18 часам. За вами заедет Степан Петрович, – указал он на брата, заметив, как одна из девушек посмотрела на Степана, а он, перехватив ее взгляд, слегка порозовел и многозначительно улыбнулся.

«Сдается мне, что Степан уже “пристроен”, – усмехнулся Андрей Петрович про себя. – Хотя, кто его знает? Во всяком случае, пусть разбирается сам. А вот девушка вроде бы и ничего…» – отметил он уже достаточно опытным мужским глазом.

– А посему разрешите откланяться, Геннадий Николаевич!

– Всего доброго вам, Андрей Петрович, и вам, Мария Ивановна! Будьте счастливы!

Подполковник задумчиво смотрел на удалявшихся в сторону вокзала братьев и сестру милосердия.

«Дай Бог, чтобы у них все сладилось на долгие годы! – подумал он и тут же улыбнулся про себя: – А как же может быть иначе после всего, пережитого ими за этот неполный год войны?»

– Ну что же, Сергей Сергеевич, – обратился он к поручику, – принимайте под свою команду медперсонал бывшего лазарета.

Тот улыбнулся:

– Начальником лазарета, пусть и бывшего, остаетесь вы, Геннадий Николаевич, а я лишь буду сопровождать его медперсонал в морской госпиталь, – уточнил поручик. – А посему прошу дам проследовать за мной на привокзальную площадь.

Извозчик остановился у подъезда дома на Алеутской улице, указанного Степаном. Андрей Петрович огляделся, так как и сам был здесь в первый раз. Наискосок виднелась вывеска: «Ресторан “Золотой Рог”».

Степан уверенно открыл дверь подъезда и, подойдя к двери квартиры, открыл ключом и распахнул ее:

– Прошу вас проследовать в ваше место проживания! – торжественно произнес он.

Мария, пропущенная Андреем Петровичем впереди себя, быстро, с чисто женским любопытством окинув квартиру заинтересованным взглядом, поцеловала его в щеку:

– Какой же ты молодец, Андрюша!

– Эти восторги не по моему адресу.

Она непонимающе посмотрела на него.

– Квартирным вопросом занимался Степан, – улыбнувшись, пояснил Андрей Петрович.

– Спасибо вам, Степан, за столь дорогой подарок! Я уже не рискую поцеловать вас в щечку, опасаясь навлечь на вас гнев грозного командира, – улыбнулась Мария.

– Обучаемость – один из главных признаков полноценности личности, – заметил Андрей Петрович, – и я чрезвычайно рад, что именно к этой категории людей относишься и ты, Маша.

Она заулыбалась, выслушав его тираду.

– И не дай Бог, вам, Маша, всю жизнь прожить с этим тираном! – изрек Степан.

– Андрюша очень добрый и заботливый человек, – не согласилась с ним Мария.

– А что это ты, Степа, – перешел старший брат в атаку, – раскраснелся, как девушка на выданье, когда одна из подруг Маши взглянула на тебя?!

Мария лукаво посмотрела на Степана.

– Все, сдаюсь, Андрюша! Ты успел заметить даже и этот нюанс… – умоляюще посмотрел тот на брата.

– Этот взгляд, Степа, нельзя было не заметить, – примирительно произнес Андрей Петрович, обняв брата. – Да и Маша тоже сумела не только перехватить, но и оценить ваш красноречивый обмен взглядами. – Ну ладно, пошутили – и будет, – подвел итог их очередной пикировке Андрей Петрович. – Для подготовки к встрече гостей времени в обрез. Вы вдвоем подготовьте меню и в соответствии с ним перечень необходимых продуктов, а я тем временем ознакомлюсь с апартаментами, которые в рекордно короткие сроки «откопал» Степан в самом центре города.

– Вот видишь, иногда и брат бывает нужен, – отметил тот, польщенный похвалой старшего брата.

– Не иногда, Степа, а всегда, – уточнил Андрей Петрович. – Мы с тобой, как мне помнится, уже говорили на эту тему.

Тот смущенно кивнул головой.

– А ты, Андрюша, разве не хочешь принять в этом участие? – жалобно посмотрела на него Мария.

Андрей Петрович резко обернулся:

– Привыкай, Маша, хозяйственные вопросы решать сама! Тем более что в этих вопросах Степан даст мне сто очков вперед. Я лишь просмотрю меню и список продуктов, и не более того.

Мария растерянно посмотрела на Степана, а тот только многозначительно развел руками.

Когда Андрей Петрович взял подготовленное меню, Степан решил уточнить, какому горячительному напитку следует, по его мнению, отдать предпочтение. Тот улыбнулся:

– Маша в свое время отдавала предпочтение исключительно шампанскому. Я ничего не перепутал? – ласково посмотрел он на нее.

– Ты, Андрюша, никогда ничего не перепутываешь, – счастливо улыбнулась она, поняв его намек на их первый незабываемый и памятный вечер в ресторане «Звездочка» в далеком теперь Порт-Артуре и убедившись в том, что ее возлюбленный уже отошел от упрека, который она, по ее мнению, вполне заслужила.

Пробежав список необходимых продуктов, он озабоченно спросил Степана:

– Ты сможешь все это купить сам?

– О чем речь, Андрюша? Я могу нанять какого-нибудь китайца или корейца, которых во Владивостоке хоть пруд пруди. Так что не волнуйся, я справлюсь с этим делом.

– Хочу только предупредить тебя, Степа, чтобы ты был поосторожнее с этими азиатами. – Тот непонимающе посмотрел на брата. – Дело в том, – пояснил тот, – что, как меня предупредил Иессен, ставший теперь старшим морским начальником во Владивостоке, город кишит японскими шпионами в лице как раз китайцев и корейцев. Так что прошу тебя иметь это в виду.

Тот усмехнулся:

– А какая мне, спрашивается, разница, кто мне понесет продукты: просто китаец или китаец-шпион?

Андрей Петрович строго посмотрел на него:

– Ты, Степа, лейтенант Российского Императорского флота, а не просто обыватель! А посему прошу тебя быть начеку. Этих самых шпионов интересует каждая мелочь. На каком корабле служит тот или иной офицер, какова численность его команды, когда он собирается выходить в море и так далее, и так далее… И заметь на будущее, что любая информация, ставшая тебе известной от старшего начальника, не бывает лишней. Иначе можешь и не мечтать о должности командира корабля. Уразумел?

Мария переводила тревожный взгляд с одного брата на другого и никак не могла понять: то ли они ссорятся, то ли «пикируются» между собой. Однако командирский тон, с которым старший брат говорил младшему, убеждал ее, что это не то и не другое, а наставление начальника своему подчиненному. И она, зная твердый характер своего возлюбленного, уже с чисто женским состраданием посмотрела на Степана.

– Уразумел, Андрюша! – уже серьезно, отбросив небрежный тон, ответил тот. – И большое спасибо тебе за выволочку, которую ты устроил мне, неразумному…

– Ну и слава богу! – облегченно вздохнул Андрей Петрович. – Тогда вперед!

– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! – притворно склонился перед ним Степан, радуясь окончанию размолвки с братом, виновником которой был именно он.

– Не паясничайте, лейтенант! – взъярился Андрей Петрович.

– Есть не паясничать, господин капитан первого ранга! – озорно воскликнул Степан и выскочил из квартиры, дабы не схлопотать по шее уже не от командира, а от старшего брата.

Мария, призывно посмотрев на Андрея Петровича, горячо обвила его шею руками:

– Наконец-то мы с тобой одни, мой милый. Если бы ты знал, Андрюша, как я ждала эту минуту! Сколько выплакала слез в подушку… Когда на перроне вокзала ты окликнул меня, у меня, поверь, чуть не подкосились ноги. Ведь все эти полгода после получения известия о гибели «Новика» я будто не жила. А сейчас я наяву обнимаю тебя, дорогой мой. Это ли не счастье?!

Степан, наняв извозчика и помня наказ брата: «Флотский офицер всегда должен быть точным!» – велел ему ехать к морскому госпиталю.

Он с волнением вспоминал красноречивый взгляд подруги Марии, и его сердце сладостно билось в груди: «Неужели и я, как Андрюша, встретил свою избранницу?!» И, истосковавшийся по женской ласке, блаженно улыбался.

Девушки уже ожидали его, взволнованные предстоящим ужином в дружеской обстановке после неопределенности своего будущего во время нахождения в японском плену. И когда та же девушка, но на этот раз несколько смущенно и в то же время вопросительно взглянула на него, он откровенно улыбнулся ей. Она все поняла и радостно улыбнулась ему в ответ. «Правильно говорят, что взгляд может быть красноречивее слов, – подумал Степан с трепетным предчувствием желанной женской ласки. – Много ли надо человеку для счастья? Всего-навсего лишь откровенного взгляда другого», – усмехнулся он.

По прибытии в квартиру Андрея Петровича Мария на правах хозяйки показывала просторную прихожую, где девушки сняли верхнюю одежду, прихорашиваясь у большого зеркала, кухню, комнату для прислуги, гостиную с большим добротным столом и, наконец, спальню. Видя, как Мария прямо на глазах расцвела, сдерживая улыбки, понимающе переглядывались между собой.

По просьбе Андрея Петровича Мария представила своих четырех подруг. Ту, что симпатизировала Степану, звали Ольгой.

Когда Андрей Петрович пригласил всех к уже накрытому столу и все расселись, Ольга оказалась сидящей рядом со Степаном. Андрей Петрович с Марией многозначительно переглянулись.

После провозглашения первого тоста за возвращение в свое Отечество, девушки, заранее проинструктированные Марией, лишь пригубили свои бокалы с шампанским, в то время как мужчины осушили их до дна, а Мария даже смогла осилить его половину. Постепенно некоторая скованность исчезла, и за столом установились непринужденные дружеские отношения.

В дверь каюты негромко постучали.

«Федор…» – сразу же понял Андрей Петрович, уже успевший изучить повадки своего вестового.

– Входи!

Вестовой послушно открыл дверь:

– Вам письмо, ваше высокоблагородие!

Андрей Петрович взял конверт и взглянул на адрес отправителя. «От родителей!» – екнуло его сердце.

– Спасибо за весточку из дома, Федор!

– Рад стараться, ваше высокоблагородие! – ответил тот, искренне довольный тем, что доставил удовольствие своему господину.

Андрей Петрович положил конверт на стол, не вскрывая его. Он уже давно приучил себя делать паузу перед тем, как сделать то, что ему очень хотелось бы. Это он называл про себя «выработкой выдержки». Затем, стараясь не спешить, вскрыл конверт.

«Почерк отца – значит, что-то серьезное». Обычно письма писала ему мать. И хотя он знал примерное его содержание, тем не менее все-таки волновался.

Однако по мере чтения письма озабоченность на его лице сменилась улыбчивостью. Петр Михайлович писал, что их с Марией взаимные чувства, проверенные временем, вынужденной разлукой и пережитыми ими невзгодами в военное время, вызывают у них с матерью ответное чувство уважения. А характеристика Марии, данная в свое время Степаном Осиповичем Макаровым, мнением которого они очень дорожат, убеждает их в правильности выбора Андрея. А посему они благословляют их брак и желают им счастья в их совместной жизни.

Далее следовала приписка, написанная уже рукой матери, в которой она сообщала, что с нетерпением ждет внуков.

Андрей Петрович откинулся на спинку кресла: «Все, Рубикон перейден! Отступление уже невозможно». Да оно просто не могло иметь места – ведь важное решение, принятое им, логически вытекало из их отношений с Марией.

Затем позвонил в колокольчик.

– Накрой стол на двоих и позови лейтенанта Чуркина! – приказал он вестовому.

Андрей Петрович позвонил в квартиру условным сигналом: короткий – длинный – короткий, что в переводе с языка Морзе означало «рцы», а в соответствии со сводом морских сигналов – «Торпедная атака!». В душе он, в сущности, так и остался командиром миноносца, пренебрегающим собственной безопасностью в яростной торпедной атаке противника, осыпающего его быстроходный корабль, идущий на боевом курсе самым полным ходом, градом смертоносных снарядов. И заслышав за дверью торопливые женские шаги, улыбнулся.

– Проходи, Андрюша! – засветившись радостью, пригласила Мария, широко открыв входную дверь.

Войдя в прихожую и закрыв за собой дверь, он обнял ее, и они застыли в длительном и страстном поцелуе.

Когда он поставил на стол бутылку шампанского, фрукты, которые в разгар зимы купил в ресторане «Золотой Рог», и две плитки шоколада, Мария вопросительно, со смешанным чувством ожидания чего-то необычного посмотрела на него.

– Маша, я получил благословение своих родителей на брак с тобой! – Андрей Петрович решил сразу же взять быка за рога.

Та широко открытыми глазами смотрела на него: