Последний поход «Новика» Шестёра Юрий
– Ты хочешь сказать, что теперь мы с тобой можем обвенчаться?!
– Именно это, Маша, я и хотел тебе сказать, – улыбнулся он.
Она ахнула и обвила его шею руками:
– Все так неожиданно, Андрюша… – прошептала она, словно боясь спугнуть нежданное счастье, и вдруг отстранилась: – А как же мои родители? – и растерянно посмотрела на него.
Он усмехнулся:
– Нет ничего проще – напиши им, что я сделал тебе предложение. Думаю, что они тоже не будут против.
– Но ведь пока я получу ответ от них, пройдет не менее месяца! – в отчаянии воскликнула Мария.
– А что за это время может случиться? – недоуменно спросил Андрей Петрович, и тут же его глаза озорно блеснули: – Или ты боишься, что я могу опять куда-нибудь исчезнуть? Но «Богатырь» по-прежнему стоит в доке, и я даже при всем своем желании не смогу уйти на нем в море, как это было полгода тому назад с «Новиком».
– Да я совсем не о том, Андрюша! Ты, наверное, забыл, что я все-таки женщина. А каждая из нас стремится создать свою семью. Но у каждой это происходит по-своему. У нас с тобой все как в сказке, и я очень боюсь, что она когда-нибудь да закончится.
Он обнял ее.
– У нас с тобой, Маша, любовь с первого взгляда. А это особая любовь, которая не подвластна времени. Поэтому пиши письмо родителям и спокойно жди ответа.
Мария счастливым взглядом посмотрела на него:
– Правильно сказала врач нашего лазарета, что за тобой я буду как за каменной стеной…
– Просто она мудрая женщина, – улыбнулся Андрей Петрович. – А сейчас принеси бокалы и помой фрукты. Ведь надо отметить это важное для нас с тобой событие. Ты, надеюсь, не против этого? – лукаво спросил он.
– Конечно, не против, Андрюша! – засуетилась Мария со счастливым блеском в глазах.
Когда она поставила на стол вазу с фруктами, то не удержалась и спросила:
– Где это ты умудрился достать зимой свежие фрукты?
– Да там же, где я их доставал и в Порт-Артуре ровно год тому назад.
– Неужели в ресторане? – недоверчиво посмотрела она на него.
– В нем. Только не в «Звездочке», естественно, а в «Золотом Роге». Присаживайся-ка, Маша, рядом со мной, и мы отметим столь неординарное событие в нашей жизни.
– С превеликим удовольствием, Андрюша! Ты прекрасно знаешь, что с тобой я готова на все и даже на то, чтобы осушить бокал шампанского, да еще по такому случаю! – счастливо рассмеялась она.
Они выпили шампанского, и не по полному бокалу, так как Андрей Петрович, прекрасно зная возможности Марии, наполнял его ровно настолько, чтобы она могла выпить его до дна, и закусили шоколадом и фруктами.
– Ты, Маша, как мне показалось, что-то хотела сказать мне. Не так ли? – непринужденно спросил он.
Мария озабоченно кивнула головой, ничуть не удивившись его прозорливости.
– Сегодня утром я узнала, что командованием принято решение об отправке всего медицинского персонала бывшего лазарета во главе с Геннадием Николаевичем в Петербург. Ведь мы не можем работать в морском госпитале Владивостока из-за наших подписок, данных японцам. Теперь ты понимаешь, почему я испугалась, что надо ждать не менее месяца для того, чтобы нам с тобой обвенчаться? – с тревогой глядя на Андрея Петровича, сказала она.
– Мне бы твои заботы, Маша! – Тревога на ее лице сменилось надеждой. – Тебя я, разумеется, никуда не отпущу. Это не подлежит сомнению. – Лицо Марии осветилось радостью.
Мария благодарно чмокнула его в щеку.
– Пламенный привет хозяевам квартиры от квартирантов! – игривым тоном произнес улыбающийся Степан, входя в прихожую вместе с Ольгой.
– Проходите, проходите, дорогие гости! – радушно сказала Мария, успев многозначительно переглянуться с Ольгой.
Они вошли в гостиную, и Степан несколько смешался при виде накрытого стола и недопитой бутылки шампанского.
– Кажется, мы поторопились с тобой, Оля. – Она смущенно улыбнулась, преданно глянув на своего спутника. – Хотя, поразмыслив, я понимаю, что мы успели с тобой в самый раз – наши квартирные хозяева отмечают важное событие в их жизни! Поздравляю вас, дорогие мои, с преодолением очередного барьера к вашей совместной жизни!
– Ты откуда знаешь об этом, Степа? – удивленно спросила Мария.
– Ты, Маша, ослепленная любовью, совсем упустила из виду, что твой возлюбленный приходится мне родным братом. А письмо-то от наших родителей с благословлением на ваш брак пришло на наш крейсер, куда приходит вся корреспонденция для господ офицеров и нижних чинов.
Ольга с завистью взглянула на подругу.
– А посему, – продолжил Степан, – вношу и свою лепту в наше общее торжество, – и поставил на стол еще одну бутылку шампанского с двумя плитками шоколада. – К сожалению, не могу пополнить прекрасный набор фруктов, которые где-то смог приобрести Андрюша, – сокрушенно вздохнул он.
– А ты посмотри в окно наискосок, – усмехнувшись, посоветовал тот.
Степан послушно подошел к окну.
– Правильно говорят: – век живи – век учись! – раздосадованно воскликнул он. – Может быть, и мне последовать твоему примеру, Андрюша? – предложил он.
– Это ни к чему, Степа. Мне кажется, Маша, у нас есть некоторый запас фруктов?
– Ты, как всегда, прав, Андрюша. Ведь ты всегда все покупаешь с немалым запасом, – с нескрываемой гордостью в голосе заметила она, улыбнувшись и быстро взглянув на несколько притихших Степана и Ольгу.
– Тогда прошу всех к столу, дамы и господа! – объявил Андрей Петрович, когда Маша наполнила вазу фруктами. – С вашего разрешения, дамы, наполняю наши бокалы с таким расчетом, чтобы все смогли их осушить до дна. Уж слишком это для нас с Машей важное событие, чтобы оставлять в них, как принято говорить, зло.
– У нас с Олей возникла проблема, Андрюша, – со скрытой тревогой в голосе обратился Степан к брату, когда выпили и закусили.
– Это не проблема, Степа! – заверил его Андрей Петрович.
– Откуда ты знаешь, какая это проблема?! – озадаченно спросил тот, вопросительно глянув на брата.
– Тут все предельно просто, Степа. Если одна из подруг, разумеется, по секрету сообщила о чем-то другой, то это то же самое, как если бы она об этом громко сказала на площади, полной народу, – наставительно изрек Андрей Петрович.
Ольга укоризненно было посмотрела на Марию, а затем рассмеялась вместе со всеми.
– Я потрясен, Андрюша, твоими познаниями в области женской психологии. Во всяком случае, я непременно запомню эти твои столь глубокие наставления.
– Ты, Степа, – продолжил тот, оставив без внимания признания брата, – совершенно правильно упомянул только о своей проблеме, будучи твердо уверенным в том, что я ни при каких обстоятельствах не отпущу Машу от себя. – Та счастливо посмотрела на своего возлюбленного. – А посему смею предполагать, что и вы с Ольгой придерживаетесь тех же жизненных позиций. Не так ли?
– Ты совершенно прав, Андрюша! – напряженно ответил тот, а Ольга сидела ни жива ни мертва.
– В этом случае я переговорю по этому вопросу с контр-адмиралом Иессеном, который сейчас является главным морским начальником во Владивостоке, и, уверен, что ваша проблема будет снята.
– Ура! – воскликнул Степан и горячо обнял Ольгу, у которой от счастья выступили на глазах слезы.
– Все-таки здорово, – продолжил он, осушив очередной бокал, – когда у тебя есть старший брат, который не только командир крейсера и, соответственно, капитан 1-го ранга, но и почти что на «ты» с самим адмиралом, старшим морским начальником здесь, за тысячи и тысячи верст от нашей малой родины!
– Не зарывайся, Степа! – осадил его Андрей Петрович.
Тот непонимающе посмотрел на брата:
– Ты это о чем, Андрюша?
– О твоих откровениях насчет моего якобы общения на «ты» с адмиралом.
– А разве это не так? – несколько смутился Степан.
– Далеко не так. Контр-адмирал Иессен – мой непосредственный начальник, которого я уважаю, а тот, в свою очередь, как мне кажется, уважает и меня. И не более того, – наставительным тоном сказал Андрей Петрович. – А об обращении между нами на «ты» вообще не может быть и речи.
Степан обиженно посмотрел на него:
– Я же, Андрюша, сказал «почти». Разве ты не чувствуешь разницы?
– Не подхалимствуй, Степа! Просто мне показалось, что ты явно с пренебрежением относишься к заслуженному человеку.
Тот облегченно откинулся на спинку стула.
– Ни в коем случае, Андрюша. Когда Иессен возглавлял рейды Владивостокского отряда крейсеров по японским коммуникациям в Японском море, то все мы, офицеры, независимо от чинов, видели в нем решительного и в то же время осторожного флотоводца. А ведь наш отряд в то время состоял из трех броненосных и одного бронепалубного крейсеров. Грозная сила! А чего только стоил наш прорыв в Тихий океан через Сангарский пролив?! Ох, и попортили же мы кровушки английским «купцам», безнаказанно доставлявшим стратегические военные материалы в Японию! И сколько мы отправили их транспортов с призовыми командами во Владивосток уже через пролив Лаперуза? – И, увидев непонимание в глазах девушек, зачарованно слушавших его, пояснил: – Пролив между русским островом Сахалин и японским островом Хоккайдо, самым северным из Японских островов.
Степан встал и заходил по гостиной, стараясь хоть несколько успокоиться от нахлынувших на него воспоминаний о былых лихих рейдах русских крейсеров.
– Ведь не зря же, – продолжил он, сев на свое место, – Того, командующий Соединенным флотом, был вынужден ослабить морскую блокаду Порт-Артура, бросив против нашего отряда эскадру крейсеров адмирала Камимуры, – торжествующе посмотрел он на брата. – Однако трагедия, произошедшая с «Богатырем», изменила мое мнение о нем. И тут я ничего не могу поделать с собой. Уж извини меня, Андрюша…
Андрей Петрович с интересом слушал исповедь брата, не прерывая его. Он почувствовал, что в Степане как бы проснулась необходимость поделиться с ним своими переживаниями, которые он скрывал в себе до поры до времени.
– Я не буду стараться переубедить тебя, Степа, – задумчиво сказал он, решив наконец-то прервать откровения брата. – Каждый человек, естественно, волен иметь свое мнение. Однако если бы не было, как ты выразился, трагедии с «Богатырем», то я бы и не стал его командиром.
Степан молча смотрел на него, осмысливая сказанное. И вдруг рассмеялся:
– Я преклоняюсь перед тобой, Андрюша! Ты обладаешь уникальной способностью в один момент перевернуть все вроде бы устоявшиеся представления другого человека. Ведь из твоих слов следует, что я должен благодарить Иессена за то, что он посадил наш крейсер на каменные рифы! Выходит, что нет худа без добра… Великолепный ход мысли, братишка! Дай я тебя обниму, дорогой ты мой!
И он обнял Андрея Петровича.
Глава XI
Трагедия
Если сказать, что Владивосток, включая и его население, и моряков стоявших в бухте Золотой Рог кораблей, пребывал в унынии, то это ничего не сказать. Владивосток был в шоке. До него, конечной цели беспримерного перехода с Балтики на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Рожественского, усиленной 3-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала Небогатова, шедшей через Суэцкий канал, после Цусимского морского сражения 14–15 мая 1905 года, дошли лишь крейсер второго ранга «Алмаз» и миноносцы «Бравый» и «Грозный». И это из тридцати двух вымпелов…
В кабинет контр-адмирала Иессена, начальника Владивостокского отряда крейсеров и старшего морского начальника во Владивостоке, были вызваны командиры крейсеров «Россия», «Громобой», «Богатырь» и «Алмаз», а также миноносцев «Бравый» и «Грозный», то есть всех больших кораблей, стоявших в бухте Золотой Рог. Офицеры молча, без обычных в таких случаях взаимных приветствий и дружеских шуток, расселись у большого стола, перпендикулярно приставленного к письменному столу адмирала. Подавленные несчастьем, они молчали. Конечно, все допускали неудачу прорыва во Владивосток, но никак не ожидали разгрома столь мощной русской эскадры.
Молчал и адмирал, думая свою нелегкую думу. Затем обратился к командиру «Алмаза» капитану 2-го ранга Чагину:
– Что же произошло, Иван Иванович?
Тот тяжко вздохнул и хотел встать со своего места, однако адмирал движением руки остановил его.
– 14 мая эскадра в предрассветной дымке подходила к восточной части Корейского пролива, названного японцами Цусимским, когда после шести часов утра к ней приблизился на шестьдесят кабельтов японский крейсер. Видимо, один из многих, высланных Того для разведки. Стало ясно, что эскадра обнаружена, так как радиотелеграфисты наших кораблей, соблюдавших молчание, засекли сигналы радиообмена между японскими кораблями.
В полдень, считая себя в центре Цусимского пролива и сохраняя девяти-узловую скорость, эскадра повернула на курс норд-ост двадцать три градуса – на Владивосток.
Командующий попытался выстроить строй фронта из двенадцати броненосцев, но в самом начале маневра отказался от его завершения, так как во мгле снова показались японские крейсера-разведчики.
Вскоре после тринадцати часов броненосец «Сисой Великий» сигналом доложил об обнаружении главных сил японского флота, пересекавших курс эскадры справа налево на дистанции около шестидесяти кабельтов.
Видимо, предвидя бой левым бортом, Рожественский дважды приказал крейсерам и транспортам «держать правее», и крейсера легли на курс норд-ост пятьдесят градусов. Таким образом, замыкающим боевой порядок главных сил, идущих в кильватерном строю, стал броненосец «Адмирал Ушаков».
Около 14 часов флагманский броненосец «Князь Суворов» произвел пристрелочный выстрел по броненосцу «Микаса», шедшему под флагом адмирала Того. Вслед за флагманом наши броненосцы открыли огонь, пытаясь сосредоточить его на головном броненосце противника. Тут же ответили и японцы. Началась артиллерийская дуэль.
Японские боевые отряды быстро продвигались вперед, охватывая голову нашей эскадры. Японские броненосцы и крейсера уклонялись от огня маневром, а наши, следуя за «Суворовым», стремились сохранить постоянство курса, что при девятиузловой скорости позволяло противнику буквально «засыпать» их снарядами.
Примерно через полчаса броненосцы «Князь Суворов» и «Ослябя» почти одновременно вышли из строя эскадры. С увеличивающимся дифферентом на нос и с креном на левый борт «Ослябя» повернул на обратный курс – большинство его орудий уже не могли отвечать противнику.
Через некоторое время с креном на левый борт и с пожаром на рострах броненосец «Император Александр III» тоже вышел из кильватерного строя. Теперь эскадру повел броненосец «Бородино», который повернул на север, сближаясь со своим поврежденным флагманским кораблем. Командир «Бородино» капитан 1-го ранга Серебренников все еще, видимо, ожидал сигналов флагмана и собирался прикрыть его от очередной атаки противника.
Наши крейсера, в том числе и мой «Алмаз», вместе с транспортами в начале боя главных сил уклонились вправо и вскоре подверглись нападению японских крейсерских отрядов, обходивших нашу эскадру с юга. Первым вступил в бой «Владимир Мономах», повредивший и заставивший отступить японский крейсер «Идзумо». Начальник отряда крейсеров контр-адмирал Энквист, видя замешательство в колонне наших броненосцев, повернул было с «Олегом» и «Авророй» им на поддержку, но был вынужден отменить свое решение из-за появления четырех японских крейсеров, атаковавших транспорты. Через несколько минут все крейсера нашего отряда вступили в бой с восемью японскими крейсерами.
И тут по крейсеру пронесся стон ужаса – броненосец «Ослябя» перевернулся, оголив свой киль. Мы видели, как три наших миноносца бросились вылавливать оказавшихся в воде людей.
Присутствовавшие в кабинете адмирала офицеры встали. Эти мужественные люди, не раз и не два смотревшие смерти в глаза, отдавали последнюю дань уважения русским морякам, до конца выполнившим свой воинский долг перед Отечеством.
После минуты молчания командир «Алмаза» продолжил:
– Японские малые крейсера не сближались с нами менее чем на тридцать пять-сорок кабельтов, а стрельба их на качке не отличалась точностью. Однако наши крейсера, транспорты и миноносцы второго отряда сбились в кучу и мешали друг другу. Среди них разрывались японские снаряды, временами находя себе жертвы. Поэтому контр-адмирал Энквист поднял сигнал: «Крейсерам быть в строе кильватера», но этот приказ удалось выполнить не сразу.
В это время адмирал Того отвернул способом «все вдруг» влево и вышел из боя. «Бородино» тем временем постепенно склонился к югу, выводя эскадру к району столкновения крейсерских отрядов. Наши броненосцы прошли между нами и японскими крейсерами, вступив в бой с отрядом Камимуры.
Поддержка своих броненосцев пришлась как нельзя кстати нашим крейсерам, отражавшим нападение четырех японских отрядов. Присоединение же быстроходного крейсера «Жемчуг» не могло изменить неблагоприятного соотношения сил в бою, основная тяжесть которого пришлась на большие крейсера отряда контр-адмирала Энквиста. Было видно, что «Олег» и «Аврора» понесли значительные повреждения и потери в людях. Крейсер «Светлана», видимо, через пробоину в носовой части принял много воды, осел носом и потерял значительную часть хода. Буксир «Русь» затонул, а поврежденный вспомогательный крейсер «Урал» был оставлен командой.
Однако вице-адмирал Камимура, должно быть, не собирался рисковать, сражаясь со всей русской эскадрой. Тем более что отряды японских бронепалубных крейсеров под огнем броненосцев поспешно отступили, оставив в покое транспорты. Вскоре после 17 часов отряд Камимуры также увеличил дистанцию, скрылся во мгле, и бой прекратился.
«Бородино» в очередной раз повернул эскадру на север. Его командир выполнял приказ адмирала, хотя и был вынужден оставить позади подбитый флагманский корабль, тотчас же атакованный японскими крейсерами.
Видимо, броненосец «Князь Суворов» исчерпал возможности сопротивления, хотя сохранял ход и плавучесть. Он был атакован четырьмя японскими миноносцами и, получив три попадания торпедами, скрылся под водой. Его судьбу разделил и весь экипаж.
В кабинете воцарилась мертвая тишина. Командиры кораблей, положив руки на стол, смотрели на его столешницу, представляя трагедию, разыгравшуюся по ту сторону Японского моря.
– Около 18 часов, – продолжил капитан 2-го ранга Чагин, – нашу эскадру, которую вел «Бородино», догнал отряд адмирала Того и открыл огонь с дистанции около сорока кабельтов по ее головным кораблям. Строй русских растянулся: строго в кильватер «Бородино» шел только «Орел», так как «Император Александр III» заметно отстал. За ним следовал отряд контр-адмирала Небогатова, позади и левее которого держались «Сисой Великий», «Наварин» и «Адмирал Нахимов», а чуть дальше – крейсера, транспорты и миноносцы.
«Бородино» и «Орел» энергично отвечали на огонь боевого отряда Того, заставляя последнего удерживать дистанцию свыше тридцати кабельтов. Но наша эскадра по-прежнему держалась пассивно, и большинство ее кораблей ввиду значительной растянутости кильватерного строя принимали лишь ограниченное участие в бою. Броненосец «Император Александр III» после 18 часов уже не мог держаться в строю и, очевидно, был близок к потере остойчивости. Он стал мишенью для крейсеров отряда Камимуры. Сделав последний выстрел по противнику, «Император Александр III» в 18.50 минут перевернулся через правый борт и вскоре затонул. Японские крейсера отогнали крейсер второго ранга «Изумруд», который пытался спасти уцелевших моряков, забравшихся на днище броненосца.
У командира «Алмаза» запершило в горле, и он, отхлебнув воды из стакана, поданного адмиралом, продолжил:
– Во время гибели «Императора Александра III» концевые корабли русской колонны пытались прикрыть его огнем по второму японскому боевому отряду. Двенадцатидюймовый снаряд с «Сисоя Великого» поразил флагманский крейсер Камимуры «Идзумо» и пробил ему котельный кожух, но, к счастью для японцев, не разорвался.
На «Бородино» и «Орле» бушевали пожары. Около девятнадцати часов головной броненосец, имевший уже устойчивый крен до пяти градусов на правый борт, получил два попадания двенадцатидюймовыми снарядами в кормовую часть, а через несколько минут еще один двенадцатидюймовый снаряд, вероятно, вызвал детонацию боезапаса: огонь и дым поднялись до высоты дымовых труб. Не выходя из строя, «Бородино» перевернулся через правый борт и вскоре исчез под водой.
Поврежденный «Орел» еще некоторое время вел строй эскадры, но вскоре во главе боевого порядка стал контр-адмирал Небогатов на «Императоре Николае I». Темнело, и адмирал Того, прекратив огонь, направился к острову Дажелет. Видимо, японский главнокомандующий освободил арену сражения отрядам миноносцев, сближавшимся с нашей эскадрой для ночных торпедных атак.
Командир «Алмаза», подавленный воспоминаниями, сделал несколько глотков воды из стакана. Адмирал понимал его состояние, а потому и не торопил. Несколько придя в себя, тот продолжил:
– С заходом солнца 14 мая контр-адмирал Небогатов, уклоняясь от атак японских миноносцев, повернул в юго-западном направлении. За ним в беспорядке последовали другие корабли. И многие из них в темноте потеряли друг друга из вида и далее действовали самостоятельно.
Так, контр-адмирал Энквист, видимо, посчитал прорыв во Владивосток невозможным и восемнадцатиузловым ходом уклонился к югу. За быстроходным «Олегом» смогли поспеть только крейсера «Аврора» и «Жемчуг». «Алмаз» не смог угнаться за ним. Поэтому я вынужден был действовать самостоятельно. Было такое ощущение, что все Японское море буквально кишит японскими кораблями. Посоветовавшись со старшим офицером, я принял решение идти на север, придерживаясь берегов Японии, которое полностью оправдалось – 16 мая, избежав встречи с противником, «Алмаз» прибыл в залив Стрелок залива Петра Великого. Там я решил переждать некоторое время, находясь под сильным психологическим давлением пережитого, а затем привел крейсер в бухту Золотой Рог.
– Вот, собственно, и все, что я знаю о судьбе эскадры, ваше превосходительство, – заключил капитан 2-го ранга.
– Огромное спасибо вам, Иван Иванович, за столь ценную информацию о трагедии, произошедшей в Цусимском проливе. Другого определения я дать не могу. Мы здесь, во Владивостоке, честно признаюсь, не ожидали победоносного завершения одиссеи многострадальной 2-й Тихоокеанской эскадры, но такого ее разгрома не мог предвидеть никто.
Может быть, вы, Павел Петрович, дополните сообщение уважаемого Ивана Ивановича некоторыми подробностями?
– Вряд ли, ваше превосходительство, – сразу же заявил капитан 2-го ранга Дурново, командир миноносца «Бравый». – Дело в том, что Иван Иванович настолько обстоятельно описал то, что видел своими глазами, что мне особо добавить нечего. Могу лишь отметить, что после окончания дневного боя 14 мая я так же, как и Иван Иванович, но независимо от него, решил прорываться во Владивосток вдоль берегов Японии. И оказался прав, беспрепятственно приведя «Бравый» в бухту Наездник у Владивостока.
При этом должен заметить, что мое присутствие здесь, среди уважаемых командиров, заслуга не столько моя, сколько машинной команды во главе с судовым механиком поручиком Береновым. Повреждения машины были настолько серьезными, что у меня как командира, честно говоря, были сомнения, что мы сможем дотянуть до Владивостока.
– Благодарю вас, Павел Петрович. Как я понял, на вашем миноносце нет подводных пробоин? – Дурново утвердительно кивнул головой. – Поэтому машину можно будет отремонтировать у стенки «Дальзавода» без постановки в док, который до сих пор занят «Богатырем». – И обратился к командиру миноносца «Грозный»: – Кирилл Константинович, можете что-либо добавить вы?
– К сожалению, да, ваше превосходительство, – заметил капитан 2-го ранга Андржеевский.
– Почему же это «к сожалению»? – насторожился тот.
– На то есть серьезные основания, ваше превосходительство, – неопределенно ответил командир «Грозного» и пояснил:
– В ночь на 14 мая разлучились с главными силами эскадры и самостоятельно шли во Владивосток крейсер первого ранга «Дмитрий Донской», миноносцы «Буйный», «Бедовый» и мой «Грозный». Ранним утром 15 мая с «Буйного», имевшего повреждения в машине, перевели на исправный «Бедовый» раненого командующего эскадрой вице-адмирала Рожественского и его штаб. А на «Дмитрия Донского» – спасенных моряков с броненосца «Ослябя». Затем на кратком совещании командиров было решено, что «Бедовый» и «Грозный», оставив позади тихоходный крейсер и неисправный «Буйный», будут самостоятельно прорываться во Владивосток.
Около 16.30 на подходах к острову Дажелет мы были настигнуты двумя японскими миноносцами. Раненый флаг-капитан эскадры, капитан 1-го ранга Клапье-де-Колонг, приказал мне продолжать движение к Владивостоку. Отойдя от «Бедового» на некоторое расстояние, я увидел, что на нем были подняты белый флаг и флаг Красного Креста и к нему сразу же подошел один из японских миноносцев.
Я, убедившись в преступных намерениях старших начальников на «Бедовом», приказал дать полный ход и пошел на прорыв, отбиваясь от другого японского миноносца. Тот добился нескольких попаданий в наш миноносец, однако был вынужден отказаться от погони ввиду нашего превосходства в скорости хода. Я был ранен, но после перевязки остался на мостике и утром 16 мая привел свой корабль к острову Аскольд и далее во Владивосток.
Все были подавлены сообщением Андржеевского о сдаче японцам «Бедового» – такого прецедента еще не было в русском флоте.
– Может быть, – предположил командир «Громобоя», – Клапье-де-Колонг и командир «Бедового» решили, что жизнь раненого командующего дороже миноносца?
– Вполне возможно, что и так, Лев Алексеевич, – задумчиво произнес адмирал. – Однако, с моей точки зрения, это ни в коей мере не снимает с них ответственности за сдачу противнику боевого корабля[104].
Командиры кивками единодушно поддержали его.
– Теперь закономерно встает вопрос: почему смогла произойти эта трагедия?! Почему четыре из пяти лучших броненосцев эскадры перевернулись и затонули при первом же столкновении с японским флотом? Я располагаю сведениями, что крейсера «Олег», «Аврора» и «Жемчуг» пришли в Манилу и по требованию американских властей были интернированы. Кроме того, до Шанхая добрался миноносец «Бодрый», да и то на буксире английского парохода, так как в пути перенес шторм и израсходовал весь запас угля. Туда же самостоятельно пришли буксир «Свирь» и транспорт «Корея». Вот и все. Смею предположить, что остальные корабли эскадры были потоплены японцами.
Адмирал тяжко вздохнул. Командиры сидели, опустив головы.
– Вот вы, Андрей Петрович, были участником боя в Желтом море порт-артурской эскадры с Соединенным японским флотом, имевшим практически тот же состав, что и в Цусимском сражении. И при этом ни один наш корабль не был потоплен. Ни один! Так в чем же тогда дело?
Все командиры тут же повернулись в его сторону.
– Мало того, Карл Петрович, – заметил командир «Богатыря», – в конце боя путь нашей эскадре к Корейскому проливу был открыт. Мы, конечно, понимали, что там нас будут атаковать многочисленные японские миноносцы, но видя, как с ними и с легкими крейсерами в придачу расправлялся наш пятитрубный красавец «Аскольд», это не вызывало особых опасений. И если бы не роковое попадание двенадцатидюймового снаряда в район боевой рубки «Цесаревича», нарушившего управление эскадрой с гибелью Витгефта, сейчас в бухте Золотой Рог было бы ох как тесно от наших кораблей. Но, самое главное, не произошло бы этого унизительного для русского флота разгрома 2-й Тихоокеанской эскадры, о котором теперь в течение веков с содроганием будут вспоминать наши потомки…
Эмоциональные слова командира «Богатыря» явно приободрили командиров.
– Господа, – продолжил он, – основную причину поражения 2-й Тихоокеанской эскадры я вижу в слабой боевой подготовке и необстрелянности экипажей ее кораблей, к тому же утомленных столь длительным переходом. Ведь моряки порт-артурской эскадры неоднократно сталкивались с главными силами японского флота, и ее комендоры и артиллерийские офицеры приобрели бесценный опыт ведения артиллерийской дуэли. К тому же должен отметить, что, по моим наблюдениям, японцы вели во время боя в Желтом море стрельбу с настолько большими перелетами, что отряду крейсеров пришлось отойти от линии броненосцев на двадцать пять кабельтов, чтобы не оказаться в зоне воздействия тяжелых снарядов японских броненосцев. Именно поэтому на «Пересвете» и были сбиты обе стеньги, что, кстати, не позволило младшему флагману князю Ухтомскому эффективно управлять эскадрой после гибели ее командующего Витгефта.
Однако надо учитывать, что Цусимское сражение произошло через год после боя в Желтом море. Вполне вероятно, что японцы, учитывая свои очевидные недостатки при ведении артиллерийской дуэли с броненосцами порт-артурской эскадры, все-таки успели за это время значительно поднять уровень подготовки своих комендоров и артиллерийских офицеров.
Что же касается преимущества японской шимозы по отношению к нашему пироксилину или к бездымному пороху, то это не имеет особого значения, так как оно относится и к тому и к другому сражению. Хотя разница в моральном воздействии на человека при разрывах наших и японских снарядов весьма существенная. Потому во время боя мне приходилось объяснять матросам, что прямых попаданий в японские корабли ничуть не меньше. Таковы ключевые причины разгрома эскадры Рожественского, разумеется, в моем видении.
– Итак, слабая боевая подготовка экипажей кораблей… – задумчиво подвел итог адмирал. – Это, конечно, важный фактор наряду с качеством вооружения и технического оснащения… Но тем не менее мне представляется и недостаточная тактическая гибкость нашего командования. Построив броненосцы в кильватерную колонну, которая шла постоянным курсом норд-ост двадцать три градуса, Рожественский дал возможность Того охватить ее голову и сосредоточить огонь своих броненосцев и броненосных крейсеров на наших головных, самых сильных броненосцах, по очереди выводя их из строя.
– Разрешите дополнить, ваше превосходительство? – подал голос командир «Алмаза».
– Прошу вас, Иван Иванович! – с готовностью разрешил адмирал.
– После длительной стоянки кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры на Мадагаскаре германские углевозы, сопровождавшие эскадру, отказались далее следовать за ней. Поэтому на броненосцах и крейсерах были не только доверху заполнены угольные ямы, но и пришлось сколачивать большие деревянные загородки на их верхних палубах и заполнять их углем. Ведь им приходилось периодически пополнять углем и скудные запасы наших девяти миноносцев. Это привело к тому, что остойчивость крупных кораблей и в первую очередь броненосцев, была существенно снижена и они при получении подводных пробоин и поступлении через них значительной массы забортной воды быстро переворачивались. Ведь ни один из них не пошел ко дну с дифферентом на нос или на корму, как положено кораблям в соответствии с теорией.
Кроме того, наблюдая объятые пламенем «Бородино» и «Орел», я понял, что это следствие не только наличия большого количества угля на их верхних палубах, но и наличие добротных деревянных настилов на них как дань парадной красоте, совершенно неуместной в боевых условиях.
– Спасибо за существенные замечания, Иван Иванович! – поблагодарил адмирал. – Мы с вами прекрасно понимаем, что причины этой катастрофы будут неоднократно и самым тщательным образом рассматриваться и изучаться во всех службах морского ведомства для подготовки правильных выводов на будущее. Эта война нами, безусловно, проиграна, – он тяжко вздохнул. – Но это не последняя война, в которой будет участвовать военный флот России. От меня потребуют высказать свою точку зрения на эту больную проблему. Именно поэтому я и воспользовался возможностью посоветоваться с вами, непосредственными участниками боевых столкновений с японским флотом, чтобы проверить свое видение причин жестокого разгрома нашей в общем мощной по составу кораблей эскадры и дополнить его вашими оценками и впечатлениями. Еще раз большое спасибо за высказанные вами мнения!
Сейчас же, господа командиры, наша основная задача – воспрепятствовать не столь уж значительными силами попыткам японцев, имеющим теперь абсолютное господство в Японском море, бомбардировать Владивосток своими корабельными орудиями. Высадка десанта в районе Владивостока для захвата морской крепости с суши, с моей точки зрения, им уже ни к чему – они и так добились своих стратегических целей.
В конце мая во Владивосток во главе с командиром капитаном 2-го ранга Ферзеном в полном составе по железной дороге прибыл экипаж крейсера второго ранга «Изумруд». Стала известна судьба еще одного корабля многострадальной эскадры.
Утром 15 мая уцелевшие корабли русской эскадры оказались рассеянными от острова Цусима до острова Дажелет. С контр-адмиралом Небогатовым держались кроме его флагманского броненосца «Император Николай I» только поврежденный «Орел», «Генерал-адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин» и крейсер второго ранга «Изумруд».
Ясная солнечная погода помогла японцам организовать разведку и преследование, и около 10 часов утра пять русских кораблей оказались в полукольце двадцати пяти броненосцев и крейсеров под командованием самого адмирала Того. В 10 часов 15 минут с дистанции около сорока трех кабельтов крейсер «Касуга» открыл огонь по «Императору Николаю I». Вслед за ним начали медленную стрельбу и другие японские корабли.
На русских кораблях все находились на своих местах по боевой тревоге и были готовы сражаться и умереть, потому что соотношение сил не позволяло надеяться на успех. Но ответный огонь с «Орла» и «Апраксина» был в самом начале прерван распоряжением Небогатова: на «Императоре Николае I» взвился сигнал о сдаче, набранный по международному своду сигналов. Флагманский броненосец застопорил ход, а вскоре и поднял на своей мачте японский флаг. Его примеру последовали и три других броненосца. Японцы прекратили огонь и пошли на переговоры, результатом которых стала безоговорочная сдача кораблей русского отряда и высадка на них японских призовых команд.
И только быстроходный крейсер второго ранга «Изумруд» не последовал сигналу своего адмирала и, густо задымив трубами, не спуская Андреевского флага, быстро набирал скорость, прорезая строй противника. Японцы, никак не ожидавшие, что командир одного из кораблей не подчинится приказу своего флагмана, опешили. К тому же у адмирала Того не было быстроходных крейсеров, которые могли бы его догнать.
Поэтому, оторвавшись от погони двух японских крейсеров, командир «Изумруда» заколебался в принятии решения по дальнейшим действиям. Небезосновательно предполагая появление японцев у Владивостока, он решил укрыться на время в одном из многочисленных заливов восточного побережья Уссурийского края, а затем, выяснив обстановку, благополучно перейти во Владивосток.
Реализуя принятое решение, командир поздним вечером 16 мая ввел «Изумруд» в залив Святого Владимира. Однако морские карты были еще далеки от совершенства, а акватории бухт и заливов мало изучены и в силу этих причин командир, решив прижаться как можно ближе к левому берегу залива, чтобы крейсер не был виден со стороны моря, посадил «Изумруд» на подводные камни у мыса Орехов. Вот-вот погоня могла захватить неподвижный, сидящий на каменном рифе корабль. И командир с сожалением отдал приказ взорвать крейсер.
Пороховые погреба рванули так, что моряки чуть не оглохли от силы их взрыва, а сами вдоль побережья сухопутным путем ушли во Владивосток, к которому так стремилась вся русская эскадра. Дойдя до железнодорожной ветки, идущей к Сучанским Копям, они уже на составе с углем прибыли во Владивосток.
Вернувшись на «Богатырь» после вызова контр-адмирала Иессена, Андрей Петрович приказал Федору накрыть стол на двоих и вызвать лейтенанта Чуркина.
– У нас, ваше высокоблагородие, остался совсем небольшой запас фруктов, поэтому, может быть, сбегать по-быстрому за ними в буфет кают-компании? – предложил вестовой, видя мрачное настроение командира.
– А сколько, Федор?
– Да самая малость, ваше высокоблагородие! – ответил тот, и, сбегав в свою каморку, принес вазу с двумя мандаринами и довольно большой кистью винограда.
– Вполне достаточно, Федор, – заключил Андрей Петрович. – У меня в тумбочке есть еще две плитки шоколада. Хотя, как я понимаю, для тебя это не является тайной? – оценивающе глянул он на вестового, лицо которого расплылось в улыбке, и понимающе улыбнулся. – А завтра сбегаешь в город и подкупишь и того, и другого.
– Есть, ваше высокоблагородие! – просиял тот, радуясь внеочередному увольнению на берег.
– Что случилось, Андрюша? – еще с порога каюты спросил Степан. – Накрытый стол и твой похоронный вид явно не гармонируют друг с другом.
– Присаживайся, Степа, – пригласил тот. – Радоваться особо нечему.
И он рассказал ему о четырех броненосцах, следовавших под флагом контр-адмирала Небогатова, которые, будучи окруженными главными силами адмирала Того, спустили по его команде Андреевские флаги. Степан широко открытыми глазами недоверчиво смотрел на брата.
– Сведения точные, Андрюша? – на всякий случай спросил он, хотя прекрасно понимал, что такими делами не шутят.
– Точнее не бывает, – вздохнул тот. – Об этом поведал Иессену командир «Изумруда», а тот уже рассказал нам, командирам кораблей.
Степан растерянно посмотрел на него.
– А где же тогда «Изумруд»?
– Его командир, капитан второго ранга Ферзен, оторвавшись от погони двух японских крейсеров, привел «Изумруд» в залив Святого Владимира, где уже в темноте посадил его на подводные камни.
– Надо же было прорываться из окружения, чтобы посадить корабль на камни, считай, у самого Владивостока! – чуть ли не простонал Степан.
– Беда не приходит одна, Степа… Боясь захвата крейсера японцами, командир приказал подорвать его, а сам с экипажем уже сухопутным путем добрался до Владивостока.
Степан, опустив голову, мучительно размышлял над происшедшим. Затем посмотрел на брата:
– Если бы подобная ситуация сложилась где-то в начале войны, когда боевой дух был очень высок, то наши моряки непременно бы вступили в неравный бой, повторив подвиг «Варяга» и «Корейца». Но сейчас, когда все Тихоокеанские эскадры разгромлены и уничтожены, а война фактически проиграна, героизм и самопожертвование уже не имеют никакого смысла. Потому-то, как мне кажется, Небогатов и принял столь трудное решение, стремясь спасти тысячи жизней моряков от неминуемой и, самое главное, бесполезной гибели.
Андрей Петрович, внимательно слушавший брата, произнес:
– Объяснить его поступок можно, но оправдать нельзя. Ведь это далеко не последняя война, Степа. А русский флот как раз и силен своими славными вековыми традициями еще со времен Петра Великого. И сдача остатков эскадры нанесла огромный ущерб чести Андреевского флага.
– Я горжусь тобой, Андрюша! – с чувством произнес Степан и горячо обнял брата.
Глава XII
Визит
Получив сообщение от сына о дате его венчания с Марией, Петр Михайлович обратился к шефу Военно-морского флота России великому князю Алексею Александровичу с просьбой о возможности посещения им Владивостока. Тот благосклонно выслушал его и, заметив, что отсутствие в течение трех недель военного чиновника столь высокого ранга нежелательно, удовлетворил его просьбу, рассчитывая, что он сможет поднять дух моряков, находящихся в подавленном состоянии после разгрома 2-й Тихоокеанской эскадры в Цусимском морском сражении. Великий князь также дал «добро» на ознакомление морского командования Владивостока, конечно, в общих чертах с разрабатываемой кораблестроительной программой с учетом опыта Русско-японской войны.
Андрей Петрович, с радостью узнав о том, что родители примут участие в его венчании с Марией, хотел снять для них соответствующие апартаменты. Однако Петр Михайлович по телеграфу попросил его не беспокоиться по этому поводу, так как морское командование Владивостока уже извещено о его предстоящем визите и займется его размещением.
Торжественная процессия, возглавляемая Андреем Петровичем и Марией Ивановной, вышла из храма под звуки марша Мендельсона. Его парадная форма с эполетами с густой бахромой, с красным крестом ордена Владимира на шее и золоченым эфесом морской сабли у левого бедра, а также прекрасное свадебное платье его супруги вызывали всеобщее уважение многочисленных празднично одетых жителей Владивостока, стоявших вдоль дорожки, ведущей к площади перед храмом. В этом не было ничего удивительного, ибо этот город-порт и существовал практически для нужд морского ведомства. Поэтому венчание командира одного из трех больших крейсеров вызвало столь значительный общественный интерес. Дамы густо посыпали дорожку перед новобрачными лепестками бело-розовых махровых пионов, в изобилии цветущих в это время года в Уссурийском крае, в том числе и в пригородах Владивостока.
За новобрачными шли Петр Михайлович, три черных орла на шитых золотом погонах которого вызывали всеобщее уважение к их обладателю, Александра Васильевна и Степан с Ольгой.
Далее следовали контр-адмиралы Иессен и Греве, начальник Владивостокского военного порта, командиры кораблей и подводных лодок. Замыкали шествие офицеры «Богатыря» во главе со старшим офицером, которого Андрей Петрович после некоторых колебаний все-таки решил в нарушение Морского устава отпустить с крейсера, к тому же стоявшего в доке, оставив его на попечение дежурного офицера. И когда он сообщил Владимиру Ивановичу о своем решении, на глазах старого «морского волка» выступили слезы благодарности.
Все степенно расселись по экипажам, и длинная вереница направилась в ресторан «Золотой Рог», зал которого был целиком снят на весь вечер Андреем Петровичем. А Петр Михайлович, приехавший с Александрой Васильевной во Владивосток буквально перед венчанием их сына, несмотря на протесты Андрея, внес и свой значительный вклад в это дорогостоящее для сына мероприятие.
После окончания торжества, отмеченного приподнятым настроением приглашенных, адмиралы и командиры крейсеров засвидетельствовали свое почтение Петру Михайловичу.
Когда Андрей Петрович на всякий случай негромко спросил отца, куда они всей своей семьей отправятся для продолжения торжества, он недоуменно посмотрел на сына:
– Конечно, в вашу с Марией квартиру! Тем более, как я понял, она находится где-то рядом.
Андрей Петрович облегченно вздохнул – трудами неутомимого Степана у него все было готово к приему родителей.
Алеутская улица, вторая по значимости улица города после Светланской, идущая от площади железнодорожного вокзала и пересекающая ее, была освещена уличными фонарями. Петр Михайлович с Александрой Васильевной с интересом рассматривали все, что было доступно их взгляду.
– Не думала я, Петр Михайлович, что во Владивостоке, где служат наши мальчики, такие большие каменные дома, – восхищенно заметила Александра Васильевна. – Прямо как в Петербурге.
– При этом надо учесть, что этому городу на берегу Тихого океана нет еще и полувека, – с гордостью улыбнулся тот.
– Ох, и велика же Россия! – восхищенно заметила Александра Васильевна. – Едем-едем, едем-едем по железной дороге, а она все никак не кончается… Я-то ведь дальше Костромской губернии, где мы с нашими детьми проводили каждое лето в родовом имении Шуваловых, нигде и не бывала. А тут путешествие через всю страну, да такую огромную… Спасибо тебе, Петр Михайлович, за эти незабываемые впечатления!
– Благодарить надо не меня, а его высочество великого князя Алексея Александровича, дорогая.
– Дай ему Бог здоровья на долгие годы! – суеверно воскликнула Александра Васильевна.
Они перешли улицу и остановились у подъезда двухэтажного особняка.
– Вот здесь мы и живем, – сообщил родителям Андрей Петрович.
– Неплохо устроились, господа офицеры! – усмехнулся Петр Михайлович, окинув дом оценивающим взглядом человека, понимающего толк в этих делах.
– Это заслуга Степана, – отметил Андрей Петрович.
– А он у нас всегда отличался отменным вкусом! – с гордостью за сына заметила Александра Васильевна.
– В отличие от его бестолкового брата, – не преминул, усмехнувшись, отметить Андрей Петрович.
– Который умудрился в тридцать четыре года стать командиром крейсера и капитаном 1-го ранга! – любовно глянув на сына, парировала она.
– А в тридцать пять обвенчаться со столь прекрасной девушкой! – добавил Петр Михайлович.
Даже при уличном освещении было видно, как зарделось лицо Марии, благодарно посмотревшей на свекра.
– Тем не менее время дорого, уважаемые дамы и господа! – заметил Петр Михайлович. – Завтра проведу совещание с морским командованием Владивостока, а уже послезавтра – в обратную дорогу, дорогая Александра Васильевна.
– А посетить «Богатырь»?! – растерянно воскликнула она. – Ведь ты, Петр Михайлович, и сам моряк, а посему должен знать, что для наших сыновей это дом родной! – И несколько смущенно добавила: – Я, как дочь флотского офицера, конечно, знаю, что женщинам не положено посещать военные корабли. Дурная примета, по мнению моряков, – мило улыбнувшись, пояснила она девушкам. – Но ведь сейчас «Богатырь» стоит в доке, и, таким образом, не является боевой единицей эскадры. Ведь так, Петр Михайлович?
Он обнял ее.
– Ты все правильно рассчитала, моя дорогая. Но принимать решение о посещении женщинами корабля может только один человек – его командир, коим является наш с тобой сын. Так что прошу с этим щепетильным вопросом обращаться именно к нему.
Женщины чуть ли не с мольбой в глазах посмотрели на Андрея Петровича.
– Мой отец прекрасно знает не только Морской устав, но и сложившиеся традиции русского флота, – заметил он, улыбнувшись. – Тем не менее я не могу и просто не имею права отказать просьбе моим горячо любимым матери и отцу с черными орлами на погонах.
Читать бесплатно другие книги:
