Подвиги Рокамболя или Драмы Парижа Террайль Понсон дю

Коляр подал ему письмо Эрмины, данное ему сэром Вильямсом,

Фернан узнал почерк своей невесты и, распечатывая его, невольно радовался, но едва он взглянул на первые строки, как внезапно побледнел, зашатался, и в глазах его все потемнело. Что означал этот презрительный отказ? И что заставило ту, которая еще вчера улыбалась ему, написать это жестокое письмо? Фернан все позабыл: свои обязанности, кассу, вверенную ему Бопрео, и стремительно выбежал из комнаты.

Он бросился в улицу св. Лазаря и хотел во что бы то ни стало увидеться с Эрминой.

Швейцары, видя, что он уходит без пальто и шляпы, вообразили, что г. Роше идет в верхний этаж.

Фернан унес с собой ключи от кассы, которые ему – вверил его начальник г. де Бопрео.

Прошло около получаса, Фернан не возвращался. Наконец вернулся и Бопрео.

– Г. Роше ушел, – сообщил ему один из швейцаров.

– Ушел? Странно…

– Они, вероятно, где – нибудь в отеле, потому что ушли без шляпы и пальто.

– Странно! – повторил он еще раз и, войдя в свою залу, принялся за дело, как будто Фернан должен был сейчас же воротиться.

Через несколько минут после этого к господину начальнику отделения явился какой – то музыкант, присланный самим министром, и предъявил документ на выдачу ему тысячи франков из негласного пособия.

Бопрео послал тогда за главным кассиром всего министерства и попросил его отпереть сундук теми ключами, которые были у него.

Касса была открыта, и в ней не оказалось портфеля с тридцатью двумя тысячами франков.

А Фернана Роше все еще не было, и на него всецело пало обвинение в похищении им этих денег, тем более, что ключи от кассы были у него, и он вышел из министерства в сильном волнении, без шляпы и пальто.

Фернан Роше погиб!..

Пока в Министерстве иностранных дел происходили все эти события, Фернан Роше бежал со всех ног в улицу св. Лазаря.

Единственная служанка де Бопрео отперла ему дверь. Фернан хотел войти в комнату, но она, остановясь на пороге, загородила ему вход.

– Барина нет дома, – сказала она.

– Я желаю видеть дам.

– Их нет дома.

– Я подожду, – сказал тогда Фернан и хотел отстранить служанку.

Но здоровенная нормандка пересилила его и оттолкнула.

– Вы напрасно трудитесь, – добавила она при этом. – Они не вернутся.

– Не воротятся? – переспросил он как – то глупо.

– Они уехали на три дня.

– Уехали?

– Да – с

– Но это невозможно!..

– Я вам верно говорю! Они уехали в провинцию к тетке барыни.

У Фернана потемнело в глазах; он, не помня себя, сбежал с лестницы и бросился бежать.

Но вскоре силы покинули его, он вдруг остановился и грохнулся на тротуар.

Фернан пришел в себя только вечером, когда он уже находился в квартире у Баккара, которая подняла его на улице и перевезла его в своей карете в свой отель.

Открыв глаза и придя несколько в себя, Фернан увидел в Баккара ту женщину, которой удивительная и поразительная красота осуществила бы самые идеальные творения скульпторов и живописцев.

По приказанию доктора Фернана уложили спать и, само собой, ему надо было прийти немного в чувство.

Баккара, подобно какому – нибудь стратегу – полководцу, составляющему в несколько мгновений план будущего сражения, успела в один миг, одним движением руки, сделать себя еще прекраснее и обольстительнее прежнего.

Синий бархатный пеньюар обрисовывал до половины ее гибкий стан и прекрасные формы, на полуобнаженных плечах рассыпались золотистые локоны; горе, смешанное с радостью, придавало ее лицу какое – то восхитительное одушевление, а любовь делала ее столь прекрасной, что красота Эрмины, Вишни и даже самой Жанны с ее аристократическим профилем померкли бы перед этой чарующей красотою.

Фернан мысленно задал себе вопрос, не ангел ли перед ним и не находится ли он уже в лучшем мире?

Баккара была действительно прекрасна до того, что могла свести с ума и мудреца.

Быстро приближалась ночь. Бледный свет сумерек уже не проникал больше через шелковые занавески окон; угасающий огонь камина бросал только быстрые, причудливые отблески на предметы, окружавшие Фернана, а Баккара была все тут, наклоняясь над ним и пожимая его руки.

Прошла ночь, настал день, и солнечный луч, скользя по обнаженным деревьям сада, проник за мягкие занавески алькова Баккара и играл в белокурых волосах куртизанки и на бледном лице бедного Фернана.

Роше мгновенно забыл Эрмину и думал, что он все еще бредит.

Баккара держала его голову в своих руках, смотрела на него с любовью и восторженно повторяла:

– О, как я люблю тебя!

Но вдруг, часов в девять утра, на улице послышались чьи – то шаги и несколько голосов.

Баккара едва успела накинуть на себя капот, как у дверей сильно постучали.

– Именем закона, отворите! – послышалось снаружи.

Фернан Роше был арестован по обвинению его в краже тридцати двух тысяч франков из кассы министерства, где он служил.

Его увели в полицейскую префектуру.

Баккара упала без чувств.

Когда она пришла в себя, то лежала в кровати и около нее находились Фанни и какой – то маленький человек, выдавший себя за доктора, – это был агент Вильямса, они уверили Баккара, что она видела все, что только произошло перед этим, в бреду, так как она уже больше недели как больна.

Через несколько времени после этого Баккара убедилась, что ее обманывают, и хотела заявить обо всем префекту полиции, тогда сэр Вильямс без дальних церемоний отправил ее насильно в Монмартр – сумасшедший дом к доктору Бланш.

Вишня, выведенная Коляром от Коклэ, была посажена в закрытый фиакр и отвезена им в Буживаль, где ее поместили в принадлежавший сэру Вильямсу уединенный дом, находящийся среди огромного пустынного сада.

Здесь она была поручена строгому караулу и попечениям одной из отвратительнейших женщин – мегер – вдове Фипар – любовнице уже известного нам акробата – шута Николо.

Когда Фернана потребовали к допросу, то он, как и следовало ожидать, заявил, что не виновен.

Тогда сделали обыск в его квартире и у Баккара, в спальне которой было найдено его пальто, в кармане которого находился украденный портфель.

Тогда Фернан Роше был переведен в Консьержери.

Теперь мы вернемся назад и посмотрим, что делал в это время граф Арман де Кергац.

Расставшись с Жанной, которую, как мы знаем, он проводил до самой ее квартиры, он вернулся домой

и тогда же почувствовал, что он начинает любить эту молодую прелестную девушку.

Проведя самую тревожную ночь, он на другой день позвал к себе Бастиана.

– Мой старый дружище! – сказал он ему. – Надень свой синий сюртук и отправляйся в улицу Мелэ, № 11 и посмотри, нет ли в этом доме свободной квартиры. И вообще, постарайся устроить так, чтобы ты мог переехать туда.

Поместившись в этом доме, ты должен навести самые точные справки о девице Жанне, которая живет там, и если только она окажется честной и достойной девушкой, то познакомься с ней.

Бастиан в точности выполнил приказания Армана и под благовидным предлогом познакомился с Жанной, которая жила вместе со старой кухаркой Гертрудой.

Дня, через два после этого Бастиан устроил совершенно свою новую квартиру в улице Мелэ, Ng 11 и, заперев ее на ключ, отправился к Арману за получением новых инструкций.

На повороте в улицу Лошадиных шагов мимо него промчался щегольский тильбюри, запряженный английской лошадью, которой правил молодой человек; возле него сидел грум.

При виде этого молодого человека Бастиан невольно вскрикнул.

– Боже мой! – проговорил он, несколько оправившись. – Да ведь это Андреа, но Андреа с черной бородой и волосами.

Проговорив это, старый гусар проворно вскочил в первый попавшийся ему на глаза фиакр и крикнул кучеру:

– Луидор! Два луидора – но только не теряй из виду этого тильбюри!

– Ого! – ответил извозчик, – барин, вероятно, русский князь, и ежели он обещает заплатить так хорошо, то у моей лошади вместо ног будут крылья.

И он изо всех сил стегал свою лошадь.

Лошаденка помчалась быстрее стрелы.

Бастион гнался за сэром Вильямсом и догнал его тогда, когда он только что вошел в свой павильон.

Старый гусар, не теряя времени, вступил в разговор с его грумом и узнал, что его барина зовут сэр Вильямс и что он английский баронет.

Бастиан не удовлетворился этим и пробрался к самому баронету под предлогом купить у него лошадь.

Но сэр Вильямс ни малейшим признаком не выдал себя, хотя Бастиан сказал ему прямо, что он узнает в нем виконта Андреа.

Хладнокровие англичанина окончательно сбило его с толку.

– Я хочу раздеть вас, – проговорил тогда Бастиан.

– Это зачем? Разве я каторжник?

– Нет, но у вас на теле должно быть неизлечимое родимое пятно.

– Вы думаете? – усмехнулся джентльмен, притворяясь испуганным.

– Я уверен в этом, – настаивал Бастиан. – На левой груди у вас должно быть черное пятно. Я видел вас ребенком. Я видел вас нагим.

– У меня много родимых пятен, – ответил англичанин и при этом раскрыл ворот своей рубашки.

Вся его грудь была мохнатая, как у обезьяны. Бастиан между тем помнил, что у виконта Андреа все тело было совсем белое.

Этого вполне было достаточно, чтобы поколебать его глубокое убеждение в тождестве баронета сэра Вильямса с виконтом Андреа, и лицо его, за минуту перед этим базовое от гнева, покрылось вдруг смертельной бледностью.

– Это не он, – прошептал Бастиан.

Тогда, в свою очередь, сэр Вильямс нашел выгодным для себя выпытать у бедного гусара все то, что тот знал про Армана и Жанну, и затем вызвал Бастиана на дуэль, находя, что ему будет гораздо лучше отвязаться от него раз и навсегда.

– А, ты опять влюблен, Арман де Кергац? Ну, так это обстоятельство дозволит мне рассеять тебя немножко и остановить твои деятельные розыски наследников Кермона, – проговорил сэр Вильямс после ухода Бастиана.

– Да, добавил он, немного подумав, – я сделаю из этой Жанны себе любовницу, когда убью Бастиана,

Воротившись в отель, Бастиан рассказал Арману о своей встрече.

– Уверен ли ты, что это не он? – спросил еще раз граф.

– Да, я теперь почти убежден в этом.

– Так, но ты не будешь драться с ним, лучше буду драться я. – Бастиан молча пожал плечами.

– А теперь расскажи мне о Жанне, – спросил его опять Арман.

Бастиан рассказал ему все то, что он узнал относительно молодой девушки, и Арман решился в тот же вечер посетить ее.

Сэр Вильямс дрался с Бастианом и выбил у него из рук оружие, но не воспользовался тем, что мог убить старика.

Накануне этой дуэли Жанна, уже познакомившаяся с графом Арманом и полюбившая его от всей души, неожиданно получила письмо без подписи.

Она распечатала его и прочла:

«Я вас люблю. С первого раза, как я увидел вас, я понял, что моя судьба и жизнь связаны с вашей и что мое счастье находится в ваших руках».

Жанна невольно приложила руку к своему сердцу.

– Это от него, – прошептала она.

«Сегодня я осмелился писать вам потому, что завтра мне угрожает большая опасность: я дерусь на дуэли в семь часов утра».

Письмо выскользнуло из рук молодой девушки, она вскрикнула и упала без чувств на пол.

Когда она очнулась, было уже совсем темно, она лежала на кровати, и Гертруда ухаживала за ней.

Подле Гертруды Жанна увидела незнакомое лицо. Это была женщина еще молодая, но с изнуренным лицом.

Она жила как раз над квартирой Жанны, слышала ее крик и падение тела и, побуждаемая Коляром, с которым находилась в коротких отношениях, поспешила спуститься вниз и предложить свои услуги.

Эта особа подсыпала Жанне в чашку бульона усыпляющий порошок.

Минут через десять после этого Жанне захотелось уснуть, и голова ее тяжело опустилась на грудь, а тело скатилось на пол, но на этот раз Гертруда уже не могла прийти поднять ее.

Старуха тоже была опоена и уснула, сидя на стуле в двух шагах от своей хозяйки.

Через час после этого Коляр с помощью фальшивого ключа отпер двери комнаты Жанны и смело подошел к молодой девушке, которая спала непробудным сном.

– Теперь, – заметил он, улыбаясь, – будущую любовницу сэра Вильямса не разбудишь и пушкой.

Жанна проснулась уже не в улице Мелэ, а в богато убранной спальне загородного павильона сэра Вильямса, куда ее перевезли во время ее летаргического сна.

Теперь мы вернемся несколько назад, то есть к дуэли сэра Вильямса с Бастианом.

– Экий я болван, – ворчал старый гусар, – только я и мог допустить обезоружить себя таким образом. Просто срам!

Баронет в это время подошел к графу Кергацу

– Кажется, граф, – сказал он, – я очень похож на вашего брата, которого вы отыскиваете по всему свету?

– Поразительно! – ответил задумчиво Арман, – только у Андреа были белокурые волосы.

– У меня черные. Мои отлично выкрашены.

– Однако, граф, – продолжал сэр Вильямс, – если у вас осталось хоть малейшее сомнение, то не откажите почтить меня своим приездом к завтраку – когда вы назначите. Я могу показать вам для удостоверения подлинности моих документов наше генеалогическое древо.

– Милостивый государь!..

Баронет принял откровенный вид и обратился ко всем со следующими словами:

– Господа, вы, вероятно, были влюблены хоть один раз в жизни. Я же влюблен теперь. Честь встретиться здесь с вами в это утро лишила меня удовольствия видеть мою maitresse вчера вечером, и я спешу наверстать потерянное время. Она живет в таинственном коттедже у опушки леса, и никто не бывает и не входит туда. Я стерегу ее с ревностью дракона. А потому я и вынужден оставить вас теперь.

Сэр Вильямс проворно вскочил в тильбюри и обратился еще раз к графу де Кергацу.

– Не правда ли, граф, что храм счастия есть не что иное, как дом, в котором живет любимая женщина?

– Может быть, – ответил ему нехотя Арман, подумав о Жанне.

– А когда имеешь невесту, которую боготворишь, то ее следует прятать от всех взоров.

При этих словах сэр Вильямс насмешливо захохотал, и в этом смехе вылилась вся сатанинская душа Андреа.

Арман вздрогнул: все подозрения снова зашевелились в его душе.

– Если вы любите какую – нибудь женщину, – добавил сэр Вильямс, – то советую вам беречь ее. – И при этом он хлестнул по лошади и быстро умчался.

Арман побледнел, как смерть; он еще раз вспомнил про Жанну, и ему сделалось страшно.

Сэр Вильямс говорил последние слова насмешливым голосом Андреа, и его сатанинский хохот отозвался в душе Армана как погребальный звон.

Между тем сэр Вильямс побывал в коттедже, посмотрел на спящую Жанну и решил:

– Мне нужно не обладание ей, нет, мне нужно ее сердце! Она начинала любить тебя. Теперь она полюбит меня!

– О, господин граф, – добавил он, хохоча, – у меня явилась великолепная идея: теперь уж не вы граф де Кергац, а я! А когда я женюсь на Эрмине, когда золото Кермаруэ перейдет ко мне, в тот день я тебе крикну: «Арман! Арман! Твоя возлюбленная Жанна стала моей любовницей, а тебя она приняла за лакея!»

И он тотчас же распорядился, чтобы вся прислуга выдавала его их новой хозяйке за графа де Кергаца.

– Теперь надо подучить Вишню, и если Жанна не поверит прислуге, то поверит ей, – решил он и направился к павильону, где помещалась бедная цветочница.

Ему стоило очень небольших хлопот спутать Вишню; выставив ей себя каким – то небесным ангелом и выдавая себя за графа де Кергаца, он уверил неопытную девушку, что хочет жениться на Жанне де Бальдер и что они все были жертвами его лакея Бастиана, который нарочно подкупил мошенников, чтобы разыграть с ними историю, происшедшую в «Бургонских виноградниках».

Затем он сообщил ей, что Баккара продала ее одному старому чиновнику, г. Бопрео, который готов решиться на все, лишь бы овладеть ей.

– Дитя мое, – докончил сэр Вильямс выразительным тоном, – я обладаю громадным состоянием и трачу его на благотворения и на препятствование злу. У меня есть своя полиция, через посредство которой я и узнаю все. Извещенный об угрожающей вам опасности, я поспешил к вам на помощь. Вот теперь вы и знаете всю тайну моего поведения относительно вас. Я прошу вас довериться мне и позволить спасти как вас, так и Леона Роллана, от общей опасности и даже смерти.

Этих последних слов было вполне достаточно, чтобы она окончательно доверилась сэру Вильямсу.

– Теперь послушайте меня, моя милая Вишенка, – продолжал капитан. – Жанна в настоящее время спит и проснется тогда, когда я уже уеду. Мне необходимо уехать на неделю. Вы останетесь в замке и в продолжение нескольких дней, пока я должен скрывать вас от вашей сестры и Бопрео, замените ей друга, сестру и поверенного всех её тайн.

– Слушаю, граф, – прошептала Вишня.

– Я буду писать ей каждый день. Она, вероятно, будет читать вам мои письма. Не старайтесь доказывать ей, что настоящий граф де Кергац не этот мошенник Бастиан. Предоставим все времени и письмам.

Вишня восторженно взглянула на сэра Вильямса и тихо сказала:

– Ах, граф, как может она, видя вас, не полюбить? – Прощайте, мне пора ехать, – ответил ей капитан.

– Когда же я увижу Леона? – спросила она еще раз.

– Не знаю. Но надейтесь на меня. Ручаюсь вам, что через две недели вы будете его женою.

И сэр Вильмс спокойно вышел из комнаты.

– Кажется, – пробормотал он, – шутка вполне удалась. Я сделал больше, чем предполагал. Я не только лишил Армана жены, но даже отнял у него его имя. Теперь надо заняться миллионами простака Кермора. Месть моя удается.

Итак, бесчестный Андреа торжествовал во всех отношениях: Фернан был в тюрьме, Вишня и Жанна спрятаны, Баккара помещена в сумасшедший дом, и теперь граф Арман де Кергац больше не найдет и следов наследников покойного барона Кермора де Кермаруэ.

В тот день, когда Вишня поверила письму своей сестры и пошла в Змеиную улицу, ее жених Леон Роллан был послан своим хозяином на два дня в Монморанси.

Вернувшись оттуда, он, по обыкновению, дождался восьми часов вечера, то есть окончания работы в своей мастерской, и поторопился к Вишне.

У дверей ее маленькой комнаты не было видно света, а потому Леон подумал, что она еще не возвращалась, и стал дожидаться ее на нижней ступеньке лестницы.

Прошел час. Вишни все не было, тогда Роллан спустился в комнату к привратнику.

– Девицы Вишни нет дома? – спросил он.

– Ах, это вы, Леон?

– Да, я.

– Я ее не видел уже два дня.

– Как два дня?

– Я говорю вам чистую правду, Роллан, третьего дня приходила сюда Фанни – служанка госпожи Баккара; мне кажется, что случилась какая – нибудь история или с ее сестрой, или с матерью. Я предполагаю это потому, что девица Вишня что – то очень проворно собралась и у нее было такое печальное лицо. Ее уже нет три Дня.

Леон в недоумении бросился со всех ног в Монсейскую улицу, в дом, где жила Баккара.

Но и здесь он не узнал ровно ничего, Баккара уехала еще, вчера.

Тогда он направился к своей матери, но крестьянка не видела Вишни уже более трех дней.

У Жанны он застал Гертруду всю в слезах. Жанна тоже исчезла. Добрая кухарка показала ему письмо, найденное ею в той комнате, где она оставила Жанну.

Письмо это было написано почерком Жанны.

Вот его содержание:

«Добрая Гертруда!

Когда ты проснешься, то меня уже не будет. Я уезжаю. Надолго ли, сама не знаю. Куда – еще не могу сказать, Впрочем, знай, что я бегу от человека, которого я думала, что люблю. Это граф де Кергац. Я теперь еду с человеком, которого действительно люблю, но не могу назвать.

Прости твоей Жанне, которая так любит тебя».

– Нет, тут, наконец, с ума сойдешь, – пробормотал Леон, хватаясь за голову.

В это время на лестнице послышались шаги, и вскоре на пороге комнаты показались Арман де Кергац и Бастиан.

Андреа, расставаясь с графом, смеялся так едко, что Арман, казалось, узнал в нем своего брата.

Граф сел в карету и велел кучеру ехать, как можно скорее.

– У меня ужасное предчувствие, – сказал он Бастиану. – Поедем в улицу Мелэ.

При виде горя Роллана и плачущей Гертруды он мгновенно догадался, что случилось какое – нибудь несчастье.

– Жанна! Где Жанна? – вскрикнул' он.

Леон молча протянул ему письмо, Арман прочел и прислонился к стене, чтобы не упасть.

– Андреа! – прошептал тогда он. – Это все его дела. Теперь я узнаю его. Это непременно Андреа!

Пора вернуться нам теперь к госпоже Бопрео и Эрмине.

На другой день после ужасной истории с письмом они уехали в Бретань к тетке госпожи Бопрео – баронессе де Кермадэк и поселились в ее родовом замке Женэ.

Начальник отделения был от души рад тому, что он оставался один, так как теперь мог свободно приняться за поиски Вишни, которую он уже привык считать своей.

Баронесса де Кермадэк была женщина восьмидесяти лет, и хотя она вела очень однообразную и экономную жизнь, но все – таки была очень довольна приезду племянницы с дочерью.

Она охотно прервала чтение своего любимого Амадиса и поставила весь штат своего замка на ноги, чтобы принять как можно лучше приехавших гостей.

Но здесь мы должны добавить, что весь ее штат состоял из двух стариков и пятнадцатилетнего мальчика Ионы.

Прожив у нее три дня, госпожа Бопрео и Эрмина окончательно свыклись со своим новым образом жизни.

Перемена местности и окружающих лиц действовали исцелительно на Эрмину.

Но вдруг совершенно неожиданно на третий день вечером на двор Женэ въехала с шумом карета, и, к удивлению госпожи Бопрео и ее дочери, из нее вышел сам начальник отделения.

Поцеловавшись с женой и дочерью, он счел нужным сказать: «Я взял отпуск, чтобы приехать к вам». Но при этом он, конечно, не счел нужным сообщить, что приехал, в Женэ только по приказанию сэра Вильямса.

На другой же день после приезда в замок он остался наедине с своей женой и сообщил ей, что за Эрмину сватается тот самый молодой англичанин, которого ей представили на бале в Министерстве иностранных дел.

– Сударь, – заметила ему на это Тереза, – когда женщина любит одного, то она не в состоянии полюбить другого.

– Но если она видит, что обманута, – возразил с горячностью Бопрео, – и если она видит, что человек, которого она любит, – вор, преступник, вы думаете, женщина устоит, если человек, молодой, красивый, богатый, одаренный самыми возвышенными качествами, предлагает ей руку, если она может, наконец, забьггь с ним свое прошлое.

Госпожа Бопрео прежде всего была мать: у нее в голове мелькнула надежда, что, может быть, ее дочь еще будет счастлива.

– И вы говорите, что он любит Эрмину? – спросила она в сильном волнении.

– Без памяти.

– Следовательно, надо возвратиться в Париж?

– Зачем? Он может приехать сюда.

– Как сюда? Под каким же предлогом?

– Мы уже придумали средство – сэр Вильямс уполномочил меня.

– Вас?

– Ну да. Сударыня, итак, вот это средство: сэр Вильямс, как англичанин, очень любит путешествовать. Он приедет в Бретань, затем собьется с дороги и попадет в Женэ.