Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира де Кок Анри
Однако напасть прямо на Перикла они еще не решались и задумали обрушиться на лучших его друзей, чтобы сильнее поразить правителя. И вот бездарный поэт Гермипп предъявил обвинение Анаксагору, Фидию и Аспазии в атеизме, развращении молодых девушек и сводничестве, карающихся по воинским законам смертью. В качестве свидетеля по первому пункту он выставил раба Перикла, слышавшего разговоры обвиняемых о божественных предметах, к которым, по его мнению, они относились с явной насмешкой; относительно второго пункта поэт-клеветник ограничился сплетнями, утверждавшими, что Аспазия, жившая с Периклом уже двенадцать лет, потеряла свои прелести, но, желая удержать возле себя любовника, принимала куртизанок, замужних женщин и юных афинянок, чтобы сводить их с «Олимпийцем». Несмотря на шаткость доказательств, обвиняемые находились в большой опасности. Вдохновенный Фидий умер в темнице, не дождавшись оправдания, Анаксагор бежал из страны, где клевета сильнее разума. Быть может, Аспазия и последовала бы его примеру, но Перикл, слишком искренно любивший супругу, удержал ее от ложного шага, который враги, наверное, истолковали бы по-своему и, конечно, не в пользу беглянки. К тому же в это время великий человек нуждался в поддержке, чувствуя, что общественное мнение против него. Уже поговаривали о привлечении его самого к суду за лихоимство и несправедливость.
Аспазия храбро предстала перед ареопагом. Так как афинские законы не разрешали женщинам защищаться самим, Перикл выступил защитником своей возлюбленной. В умышленно краткой, но содержательной речи, касавшейся первого пункта обвинения, Перикл, щадя религиозные суеверия и предрассудки судей, блестяще оправдал Аспазию. По второму пункту он выступил с пространной речью. Гордо опровергая клевету Гермиппа, падавшую и на самого защитника, он разбудил в суровых судьях чувство сожаления и великодушия. Страстность Перикла в борьбе с подлой клеветой, боязнь увидеть любимую женщину вырванной из его объятий, желание смыть пятно, брошенное на нее, придало необыкновенные силы защитнику, вдохновение и красноречие его выступления достигли высшей степени! Этот суд стал зрелищем, какого никогда больше не видели судьи и граждане Афин! Слезы, которых ничто не могло исторгнуть из стоической души Перикла, ручьем лились из его глаз. Могли ли судьи после всего этого не согласиться с ним? Итак, заговор не удался!
Возраставшее значение Афин тревожило Спарту. Трижды спартанцы являлись в Афины и, поощряемые афинской олигархической партией, надеялись свргнуть Перикла, заботившегося о благосостоянии государства. Однако все происки оказались тщетными. Тогда пелопоннессцы потребовали, чтобы Афины признали самостоятельность всех городов, подвластных им, но, получив отказ, без объявления войны напали ночью на город Платен (431 г. до P. X.). Захвата города нельзя было допустить, и афиняне под предводительством Перикла выступили на защиту родины. Так началась «пелопонесская» война.
Но и на этот раз политические враги Перикла не могли оставить в покое Аспазию. Они уверяли, что война началась из-за похищения мегаринцами двух куртизанок, живших в доме Перикла. «Гера» разгневалась, «Олимпиец» метнул молнию, и кровь полилась! Мы знаем, насколько нелепы были подобные россказни.
Надгробная речь, произнесенная Периклом при погребении воинов, павших в этой войне, по утверждению Сократа и Платона, была составлена Аспазией. Вот несколько отрывков из нее.
«Общественное погребение и свидетельства почтения и скорби при виде павших за отечество граждан красноречивее говорят о нашей благодарности, чем это в состоянии сделать слово… Мы могли бы достойнее справить торжественный обряд молчанием. Но обычай требует речи; прежде всего я хочу говорить о нашем великом государстве, за которое проливали кровь эти воины… Республика наша велика и славнее всех; трудами и жертвами наших отцов она так расцвела, а мы наслаждаемся этим процветанием… Мы живем при таком государственном устройстве, благодаря которому все граждане равны перед законом, в то же время граждане, имеющие средства, внутреннее достоинство и таланты, могут достигнуть общественного почета и стать благодетелями государства. Далее, у нас есть средства сделать себе жизнь приятною, ибо здесь мировой рынок, куда стекаются произведения отдаленнейших стран… Если лакедемоняне готовятся к войне суровым воспитанием с самого раннего детства, то мы доказали, что при наших более легких обычаях и привычках мы приготовлены к ней не менее их. Таким образом, мы соединяем интерес к тому, что прекрасно и приятно, с образом жизни, делающим человека способным к воинским напряжениям; мы стремимся к образованию и обширным знаниям, не теряя при этом своей силы. Мы мужественны и готовы на крайнее, потому что мы не боимся ужасов войны и в то же время умеем в полной мере пользоваться дарами мира. Таково государство, за которое эти воины с честью погибли на поле брани, дабы оно не было оскорблено в своих правах, и за которое оставшиеся в живых также охотно будут терпеть, сражаться и, если на то будет воля богов, умрут!»[10].
Надо признать, что женщина, способная составить подобную речь и так понять афинскую душу, не будучи прирожденной афинянкой, уже одним этим заслужила бессмертие. Нам известно также, что она научила Перикла, как нужно произнести эту речь, произведшую на слушателей столь глубокое впечатление. Поэтому становится вполне понятным то поклонение, которым окружали Аспазию ее искренние друзья.
Кровопролитная война еще продолжалась, когда на Афины обрушилось другое несчастье, более ужасное, более беспощадное – чума, угрожавшая уничтожением города. Спасения ждать было неоткуда. Афиняне не успевали погребать жертвы чудовищной болезни. Плач и стенание оглашали Афины. Ряды друзей Перикла и Аспазии заметно редели. Вслед за сестрой «Олимпийца» чума унесла в могилу и двух его сыновей от первого брака, Ксантиппа и Паралеса. Удар был слишком жесток и страшно повлиял на Перикла. Только Аспазия могла хоть немного смягчить тяжелое горе, ниспосланное на голову ее мужа несправедливой судьбой; лишь возле этой удивительной женщины афинский полубог нашел успокоение от пережитых страданий. Но ведь от Аспазии он имел сына? Да, незаконного, непризнаваемого афинянами. Следовательно, род знаменитого афинского деятеля, поднявшего свою родину на недосягаемую высоту, должен навсегда угаснуть? Эта мысль сводила Перикла с ума, и он задумал свершить то. на что еще никто не отваживался, свершить, даже не надеясь на благополучный исход, зная враждебное отношение со стороны народной партии. Но он ошибался. Смерть его законных сыновей и непритворное отчаяние великого человека сделали свое дело. Народные симпатии вернулись к Периклу, и когда он на собрании поднял вопрос о признании законным сына, рожденного Аспазией, его самое заветное желание осуществилось. Его брак с иностранкой, в нравственности которой уже никто не сомневался, был признан…
События последнего времени расшатали крепкое здоровье Перикла, и он скончался в середине 426 года. Аспазия осталась одинокой в стране, относившейся к ней после смерти «Олимпийца» далеко не дружелюбно. Она должна была иметь возле себя надежного защитника и исключительно ради этого вышла замуж за Лизикла, когда-то ее ученика, превратившегося теперь в полководца. Через полтора года Аспазия, имевшая уже от Лизикла сына, по имени Пориста, вторично овдовела: ее муж погиб в одном из сражений. Тогда вместе с сыном она удалилась из Афин, где когда-то царила, и умерла в неизвестности. Звезда «Олимпийца» закатилась вместе с ним!
В сущности, биография Аспазии начинается с ее связи с Периклом и кончается его смертью. Эта удивительная женщина не имеет своей истории, но ее окружает легенда, создавшая из милетской гетеры идеальную личность, которая живет в воспоминаниях, как дивная муза века Перикла!
Перикл и Аспазия в студии Фидия.
БЛУДНИЦЫ АНТИЧНОЙ ЭЛЛАДЫ
Посещение куртизанок в античные времена не только не марало мужчину, но даже бросало на него лоск необходимого воспитания.
Однако, не должно думать, чтоб проститутки всегда оставались безнаказанны.
В известные минуты против них издавались жестокие запрещения.
Если обратиться к современным рассказам, Афинский Ареопаг оказывался беспощадным, когда распространение проституток вызывало скандалы.
Их заставляли платить разорительную пеню и даже по простому доносу анонима порой подвергали смертной казни,
В числе важных преступлений считался вход куртизанок в не свой храм; с их стороны считалось беззаконием присутствие при таинствах культа.
Следующая картина, написанная Дюфуром, даст точное понятие об их положении.
«Закон не жалел для них никакого оскорбления. Рождающиеся от них дети, также как и сами куртизанки, разделяли с ними позор; то было пятно, которое могло быть смыто только славным служением государству.
Личное положение наложниц существенно отличалось от положения куртизанок, но положение детей тех и других было почти одинаково.
Незаконнорожденные, кто бы ни была их мать, были как бы извергнуты из народонаселения.
У них не было ни особенной одежды, ни явных отличий, но в детстве они играли и упражнялись отдельно, на месте, принадлежавшем храму Геркулесса, которой считался их божеством.
Когда он делался взрослым, то не мог наследовать; не имел права говорить перед народом и не мог сделаться гражданином.
Наконец дети проституток, как бы для усиления повода, не были обязаны кормить своих родителей. При Архонте Евклиде оратор Аристофан предложил закон, по которому каждый объявлялся: незаконнорожденным, если не мог доказать, что родился от гражданина и свободной женщины.
Солон, регламентируя проституцию, поставил против нее спасительный оплот и предполагал держать на некотором расстоянии презренных ремесленников разврата, которые пожелали бы заняться позорным промыслом, портя девушек и мальчиков.
Существовал закон, относившийся к проституции, известный нам из одной из речей Эсхина: «Кто сосводничает молодого юношу или свободную женщину,– да будет наказан смертью.»
Но вскоре закон этот был смягчен и заменился штрафом в двадцать драхм.
Смертная казнь сохранялась только в тексте Закона, и даже, как уверяет Плутарх, развратные женщины, которые открыто занимались ремеслом сводней, никогда не были наказываемы, как того требовал закон.
Тщетно Эсхин требовал приложения закона, который никогда не прилагался.
На самом деле было очень трудно провести границу, откуда начиналось преступление, в виду которого был составлен этот закон, ибо в Греции существовал обычай, дававший любовнику право похитить возлюбленную, если только она соглашалась и не было препятствия со стороны родителей. Достаточно было получить согласие отца или матери, чтоб обладать желаемой женщиной.
Когда молодая девушка или ее мать получила от мужчины подарок, эта девушка уже не считалась невинной, хотя бы ее девственность и не была нарушена.
Ей уже не были обязаны ни прежним уважением, ни прежним вниманием, как будто она вступила в проституцию.
Ареопаг, судивший куртизанок и их отвратительных паразитов, когда о преступлении было доказано народным голосом или каким-нибудь гражданином, не удостаивал заниматься простыми проступками, который могли бы быть совершены этим нечистым населением, преданным дурным нравам, и подчиненным строгому наблюдению полиции.
В Афинах куртизанки делились на три главные категории.
Первый разряд составляли диктериады.
То были невольницы, собранные Солоном, когда он основал места разврата, названныйдиктерионами.
Эти не должны были иметь ни отвращения, ни отказа для тех, которые хотели ими обладать с той самой минуты, как принимали на себя подать назначенную законами.
После диктериад шли авлетриды, составлявшие посредствующий класс среди проституток.
Более свободные, эти женщины, игравшие на флейте, плясавшие и певшие, отправлялись в дома упражняться в своих талантах, куда призывали их на пиры или во время празднеств.
Их искусство служило для того, чтоб воспламенять пирующих, с которыми вскоре они разделяли наслаждения.
Наконец гетеры занимали высшее место среди проституток.
С образованным умом, блистающие красотой, эти женщины, с помощью своего богатства, могли, до некоторой степени, разделять могущество с высокопоставленными лицами. Они избирали в любовники полководцев, поэтов, философов, судей, и только тех, которые им нравились, громко выражая и свою антипатию и свое отвращение.
Что касается диктериад, то эти презренные создания, приговоренные так сказать к заключению, не имели нужды быть судимыми, не имея возможности грешить.
Сверх того, их поведение делало их столь низкими, что их едва ли считали в числе жителей государства; ибо тогда как гетеры сохраняли права гражданства, они, напротив, не только теряли свое, но даже носимое ими имя и занимаемое ими место.
Эта мера прилагалась даже к распутным афинянкам, к тем, который, впав в порок, разделяли унижение куртизанок низшего разряда.
Но и гетеры, и авлетриды, и диктериады не могли без воли Архонтов переступать границы республики,
В Афинах куртизанки были собраны в корпорацию ради эксплуатации своего постыдного ремесла; там каждая повиновалась особенным постановлениям, смотря по категории, к которой принадлежала.
То было их силой и вместе с тем вопросом о существовании.
Налог, которому были подчинены проститутки и который носил название pornicontelos’а, скрывался во мраке древности. Он был годичный, но республика не вычитала его предварительно.
Легко понять к каким ресурсам должны были прибегать собиратели этого налога, чтоб вынудить деньги с своих жертв, чтоб заставить их заплатить наибольшую сумму и уменьшить таким образом свои потери на cчет увеличения прибыли.
С каждым годом сумма доставляемая этим безнравственным налогом увеличивалась, как вследствие увеличения народонаселения, так и вследствие новых записей.
Проституция ютилась в Афинах только в некоторых известных местностях.
Внутренность города была положительно воспрещена куртизанкам; они могли селиться только вне городских стен и почти с общего согласия они избирали Пирей.
На самом деле Афинский порт, по своему наружному виду и по своему народонаселению естественно представлял более благоприятные условия для их ремесла.
Там были хижины рыбаков, гостиницы, обширные местности, назначенные для торговых магазинов и загородные дома.
А среди всего этого целая толпа праздных людей, торговцев со всего света, воров, игроков и развратников. Одним словом, главные потребители порока и легко достающихся удовольствий.
Куртизанки жили в своих собственных домах, в центре своих занятий, с несколькими нанятыми прислужниками, которые были только помощниками проституции, ибо по этому поводу существовать положительный закон.
Когда свободная женщина вступала в услужение к куртизанка, республика лишала ее звания граждан, и конфисковала в свою пользу, как невольницу.
Ранним утром или как только наступала ночь, проститутки выходили из домов и начитали долгую прогулку, отыскивая покупателей, которые бы ж не редки и не представляли особенных препятствий для обольщения.
Наиболее предпочитаемая ими местность была громадная площадь, напротив цитадели, касавшаяся самой гавани.
Там, под портиками, где собирались играть в кости, философы и толпы голодных, – они являлись то закутанными, те полуодетыми, различными способами преследуя проходящих.
«Каждая гетера, – говорит Дюфур, – совершенно по своему привлекала мужчин. Ее взгляды, улыбки, позы, жесты были более или менее ясной приманкой, на которую она ловила рыбу. Каждая хорошо знала, что должно ей скрывать и что выказывать: она бывала то рассеянной и равнодушной, то неподвижной и безмолвной, то бежала за своей добычей, захватывала и уже не выпускала из рук; она искала толпы, а не уединения.
Танец с мечами. Художник Г.И.Семирадский
У них у всех был особенный смех призывный и тихий, который издалека будил нечистые желания, говоря чувственности, вблизи заставлявший блестеть зубы из слоновой кости, дрожать коралловые губы, образовываться на щеках похотливые ямочки и волновать ее пышную белую грудь».
Так как доходы были обильны, а жизнь спокойна, то число куртизанок быстро увеличивалось порочными женщинами из соседних стран.
А в то время, как диктериады держались в Пирее, гетеры, более их отважные, приближались к городу и основались в Керамике.
Читать бесплатно другие книги:
