Негодяи (сборник) Флинн Гиллиан

– И жизнь брата Роуза из Храма скоро станет намного интереснее. Прошлое ему снова на пятки наступает, хотя я и не знаю, что нам до того. Мне кажется, мы договорились, что это не раскрывается.

Принц поглядел на тряпочный сверток, как мышь на сытую змею.

– Может возникнуть необходимость.

Аса вытащил голубя и задумчиво откусил кусок. Мясо на грани протухшего, но хорошо приправлено солью и перцем, так что сойдет. Степпан одной рукой взял птицу, а второй принялся разворачивать сверток. Ножны, покрытые зеленой эмалью, такие вычурные и яркие, что заткнули бы за пояс весь наряд охотников. Степпан обнажил клинок.

– И что за необходимость у тебя на уме? Перебить всю охрану работного дома? Или всего лишь ее отца?

– Ее продают, и я должен найти возможность ее купить, – сказал Степпан. – Если я дам цену выше, чем у работного дома, то смогу получить ее в собственность, а потом освободить.

– Я не думаю, что ты сможешь продать это за такие деньги. Не на нашем рынке.

– Я и не собирался.

Аса откусил еще кусок и положил обглоданный скелет птицы на матрас. Степпан отвернулся, не зная, гордиться или стыдиться.

– И почему бы тебе не рассказать свой план мне? – осторожно произнося каждое слово, сказал Аса.

– Всем известно, что Независимый Северный Берег – пристанище воров и преступников. Я не могу назвать преступлением кражу у воров. Воровские бароны собираются в Соли. Так ты сказал. Наверняка там будет достаточно золота, чтобы купить ей свободу.

– Нет. Это не…

– Прекрати! – крикнул Степпан и резко повернулся с клинком в руке. Судя по слезам в его глазах, он и сам понимал, насколько плох его план. – Ты мой спутник и единственный друг, я навеки в долгу перед тобой, но ты не можешь заставить меня бросить ее. Не можешь сказать мне, что нельзя и пытаться.

– Ты никому не поможешь мертвым. И есть другой способ.

– Какой?

– Я еще не придумал, – сказал Аса, подбирая с матраса голубя.

Рот у Степпана открылся и закрылся, как у марионетки. Острие клинка опустилось к полу, и он коротко и безрадостно усмехнулся. Они ели молча, снаружи зашло солнце, и мрак окутал грязные улицы. Подвывания женщины перешли в ругань на языке, которого Аса не знал, а потом вдруг резко оборвались. Степпан подкладывал веточки в дымящий огонь в жаровне, потом отошел к окну в коридоре, чтобы помочиться, а вернувшись, рухнул на матрас. Аса сел, прижавшись спиной к холодной поскрипывающей стене.

Лучшим планом, конечно же, было бы, чтобы кое-кто – хоть кто-то на самом деле – вырос из наивных иллюзий насчет любви, но поскольку по свистку такое не сделаешь, нужен запасной вариант. Иначе Степпан действительно натворит нечто отчаянное, красочное и самоубийственное. Идея выкупить девушку неплоха, но в той части, откуда взять монеты, – ужасна. Наверное, есть другой способ. Дыхание Степпана, лежавшего в дальнем конце комнаты, становилось медленнее и глубже, он сложил руки под головой, как ребенок. В сумраке его щеки виднелись лишь как более светлое пятно, а изгиб губ и вовсе потерялся под усами и бородой. Сколько там, интересно, работные дома платят? Не зная, какой может быть цена, трудно найти конкретное решение. Аса вспомнил об охотниках, разыскивающих Канцлера Роуза, числившегося мертвым, и шутку насчет вознаграждения. Для большинства людей Независимого Северного Берега жизнь человеческая была чертовски дешевой.

Жизнь дешева, да и трупы недороги.

Степпан мгновенно открыл глаза.

– Что?

– Что «что»?

– Ты смеялся.

– Правда? Ну, в голову кое-что смешное пришло.

Степпан улыбнулся совершенно искренне.

– Ты о чем-то думал?

– И подумаю еще, только утром, а ты пока убери эту штуку обратно в тайник, а?

– Конечно. Спасибо тебе, Аса. За все. Даже не знаю, что я без тебя делал бы.

Скорее всего, погиб бы, подумал Аса.

Храм располагался на краю города, его подвалы глубоко уходили во влажную прибрежную землю. Поверх здания висела огромная сеть из веревок. Мусор, отбросы, птичьи гнезда и скелеты животных, скопившиеся на них за многие годы, перекрывали те немногие лучи солнечного света, что не были закрыты более высокими зданиями вокруг него. Неяркие лучи озаряли висящие в воздухе пыль и грязь, лишь изредка отблескивая на алых и золотых черепицах, древних стеклах искусной работы, дорожках из желтого мрамора, которые поддерживали в чистоте жрецы и монахи. Часто говорили, что здесь как в джунглях под нависающими ветвями деревьев, но Асе казалось, что это больше похоже на нечто подводное. Руины, оставшиеся под водой после страшного наводнения.

Воздух согревали факелы и светильники даже среди дня, и в центральном зале со статуями семи богов пахло сладкими благовониями. Жрецы и лекари, живущие в этих темных коридорах и поклонявшиеся богам во мраке, представляли собой странную смесь святых людей, посвятивших жизнь служению самым несчастным, и чудовищ, готовых обгадить все вокруг. Иногда, очень редко, эти качества сочетались в одном человеке.

Аса сидел на серой скамье, глядя на идущего по проходу дородного жреца. Годы выбелили его волосы и смягчили черты лица, но любой, приглядевшись, опознал бы в нем того человека, которого искали охотники. Он говорил низким и хриплым голосом, похожим на звук оползня.

– Аса.

– Канцлер Роуз.

– Это имя более не принадлежит мне, – сказал жрец, опускаясь на скамью перед Асой и немного разворачиваясь, чтобы глядеть на него поверх массивного плеча. – И ты это знаешь. Вынужден предположить, что ты сказал это не случайно.

– Даже и не думал. Но я не единственный, кто произнес это имя за последнее время. Вчера в Изразцовом Тупике говорил с охотниками магистрата. У них твой портрет.

Роуз сжал губы и тяжело выдохнул.

– Я слышал.

– Я предположил, что у тебя должен быть план, как избежать опасности.

– Возможно. А, возможно, пришло время сдаться на милость суда Совета.

Аса издал смешок. Роуз поглядел на него обиженно.

– Ты так не думаешь, друг мой Аса?

– Я думаю, что ты все такой же хладнокровный убийца, как тогда, когда еще был у власти, и надел одеяние жреца только потому, что не считаешь, что над тобой властен кто-либо, кроме богов.

– Правда. Чистая правда.

– Значит, у тебя есть план.

– Возможно.

– Ну, если у тебя нет, то есть у меня. А плата за мою помощь будет вполне выгодной.

Роуз долго молчал. Семь богов взирали на них пустыми глазами, высеченными в камне. Где-то неподалеку хор из десятка голосов начал полуденную молитву. Аса с трудом сдерживал нетерпение. Рассказывали, что канцлер Роуз мог перерезать человеку горло и вытащить язык в образовавшуюся дырку в наказание за то, что его перебили. Вполне возможно, что это преувеличение, но шанс на это не слишком высок.

– И что тебе от меня нужно? – спросил Роуз.

– Твоя помощь в моей проблеме. Твой опыт. Ничего такого, чего бы ты раньше не делал. Взамен я помогу тебе выдернуть зубы охотникам и избавиться от них так, что они и не узнают, что ты в этом замешан.

– Подозрительно выгодно.

– Я вполне могу принести выгоду.

– Тогда рассказывай все, что ты придумал, – сказал Роуз.

Аса рассказал, стараясь поменьше приукрашивать, а не как обычно. Роуз слушал с угрожающе свирепым лицом. А под конец беззвучно смеялся с такой силой, что под ним скрипела скамья.

– Их хватятся, – сказал он, взяв себя в руки.

– Возможно, но такая проблема существовала всегда. Если честно, ты ведь все равно их убить собирался.

– Собирался.

– Так что они все равно исчезли бы. А в данном случае они перестанут ворошить грязь слишком глубоко, ты не замешан, и у нас обоих есть немного денег. А если они все-таки смогут вернуться в мир, в опасности лишь я. Никто же не знает в точности, что ты вообще здесь есть.

Хор завершил песнопение нестройно, как будто богов и следовало чествовать чем-то незаконченным.

– Мой способ проще, – сказал Роуз.

– В моем никого не надо убивать.

– Это хорошо?

– Друг мой, ты убил много людей и поэтому попал сюда. Неубедительный аргумент в пользу подобной стратегии.

Человек, который некогда повелевал народами взмахом хлыста, задумался.

– Когда-нибудь все равно до этого дойдет. Придут магистраты. Или солдаты. Сожгут все это по самую ватерлинию и скажут, что сделали мир чище.

– Возможно, – согласился Аса. – Но они не делают этого прямо сейчас, так зачем об этом говорить?

Роуз вздохнул.

– Ладно, попробуем по-твоему.

Остаток дня ушел на приготовления. Список трав и зелий, который дал Роуз, оказался короче, чем ожидал Аса, но сложнее в плане их достать. Сушеная лобелия и подорожник, винный спирт и порошок мышьяка. Аса менял одно на другое, говорил вкрадчиво, обещал, угрожал, льстил, умолял, хныкал и воровал. К заходу солнца у Роуза было все, что он попросил, и даже больше, а Аса чувствовал себя, как веревка после соревнований по перетягиванию. Но дело было сделано.

Независимый Северный Берег не спал никогда, но периодически дремал. Румяный закат сделал тени темнее, башни и переходы окрасились в красный цвет. Начали загораться огни, поблескивая в окнах и на крышах, воздух заполнял дым, пахнущий деревом, углем и сушеным навозом. Иногда по ночам над Таунисом подымался туман, смешиваясь с дымом, и Неврипал на противоположном берегу исчезал из виду. В такие ночи Независимый Северный Берег будто стоял на краю безбрежного моря, безмолвного и окутанного мглой. Друзья и сообщники собирались вместе, чтобы попеть, пожаловаться на жизнь или составить план бегства. Лишенные убежищ умоляли пустить их в тепло, дать еды или умирали по углам, никем не оплаканные. Люди ложились спать, влюблялись, кричали, плакали и танцевали. Как в любом большом городе, только больше, и за это Аса его отчасти любил, но лишь отчасти.

Степпана в комнате не было, как и его меча. Его не было в черепичном коридоре, где они иногда проводили вечера, играя со стариками без пальцев и без зубов. Не было в переулке или общем зале. Наркоман, живший в соседней комнате, сказал, что не видел его с полудня. Легкость мыслей сменилась небольшой тревогой. Разгадка исчезновения принца Степпана была совершенно проста, пусть и задним числом.

Около полуночи Аса вышел на улицу у реки, рядом с причалом. Степпан сидел на причале, свесив ноги и уставившись на загоны. Там, где этим утром был надзиратель, горели факелы, освещая загородку и заключенных. Десять мужчин и шесть женщин, начиная с почти детей и заканчивая выживающими из ума, сбились в одну кучу. Они стали собственностью работных домов. Прежде чем их отправят, их станет много больше. Аса видел, как в загоны набивали столько людей, что там едва дышать можно было. Вокруг стояли и сидели семеро охранников, пересмеиваясь. От близости воды и тумана их голоса казались то доносящимися издалека, то звучащими совсем рядом.

– Мы опоздали, – сказал принц.

– Откуда ты знаешь?

– Ее уже продали.

Зелани, дочь Джоста, стояла у загородки загона, как птичка в клетке, глядя на них. На ней было желто-коричневое платье, наверное, когда-то бывшее розовым или белым. По реке медленно двигалась баржа. Контрабандисты или молодежь из города, явившаяся в поисках приключений. Усталость, радость и тревожное ожидание предстоящего вылились в то, что Аса засмеялся. Взгляд Степпана был резок, как пощечина.

– Ей сейчас плохо, но это временно, – сказал Аса. – И мы не смогли бы забрать ее, минуя этот этап.

– Что?

– Подумай сам, – сказал Аса, садясь рядом. – Забрать ее прежде, чем ее продадут в работный дом, – значит, украсть ее из семьи. Они здесь живут. Многих знают. Если затаят злобу, то будут реальные проблемы. Но если она уже продана, то ее отцу заплатили. Братья, сестры или тетки получили деньги, которые им были нужны. Если она пропадет теперь, ее потеряет работный дом. Им это проще перенести, и у них меньше возможностей узнать, кто за этим стоит. А даже если узнают, для них это небольшая потеря. И малый риск для нас. К концу недели они наберут для отправки сотню человек, не меньше. Одним меньше, могут и не заметить, а если и заметят, то они здесь три раза в год бывают, неделю или меньше.

– Ты это спланировал?

Аса хлопнул Степпана по плечу, ухмыляясь. Отчаяние в глазах принца сменилось недоумением, а потом и восхищением. Сладким, как мед, и пьянящим, как вино. Для этого стоило весь день бегать.

– И даже больше, друг мой. Я спланировал и это, и другое. Но мне надо отдохнуть, как и тебе. Завтра нам предстоит тяжелый день, и мне нужно будет хорошо соображать. Так что пошли в комнату. Я не смогу спать, если буду беспокоиться о том, во что ты можешь влипнуть.

Они встали одновременно. Девушка глядела на них над темной кружащейся водой. Опьяненный своей сообразительностью, Аса поднял руку, приветствуя ее как друга, и та, спустя мгновение, нерешительно помахала рукой в ответ.

Найти охотников оказалось очень просто. Они же не привыкли к тонкостям. И отправить им сообщение было не сильно сложнее. Половины сушеного яблока было достаточно, чтобы нанять посыльных. Но Аса не был уверен, что они придут, пока парни не вышли на площадку на крыше.

Простая серая площадка, не больше спальни крестьянина, будь это на противоположном берегу, но роскошная, по меркам Независимого Северного Берега. Она примостилась в тени более высоких зданий, окружающих ее, так что пусть с нее теоретически было видно небо, практически это был узенький тускло-голубой квадрат над головой. И стены со всех сторон. Из ничем не закрытых окон свисало сушащееся белье, над переулками под ними кто-то устроил голубятню, наполнявшую воздух тревожным воркованием и запахом помета. Невысокая железная жаровня пускала в воздух тонкую струю противного дыма. Девочка лет девяти, не старше, поклонилась охотникам и затараторила на языке Дальнего Койриса, показывая на стол, за которым сидел Аса, с тремя чашками и каменной емкостью с сидром.

Мужчины подошли с легкостью и изяществом опытных убийц.

– Мы с тобой говорили, – сказал тот, у кого за поясом торчал свиток с картинкой. – Ты назвался Асой.

– Приятно, что запомнили. Присаживайтесь, прошу.

Парни переглянулись и сели так, чтобы никто не мог подойти к ним незамеченным.

– Кажется, ты сказал, что ничего не знаешь.

– На Северном Берегу всякий – не тот, кем кажется, – ответил Аса, наливая сидр в чашки. – Тогда я не был уверен, как мне будет лучше. Я знаю, где ночует канцлер, сами понимаете. А он – не тот человек, которому хочется переходить дорогу. Я разговаривал с ним вчера.

Охотники насторожились. Аса показал на чашки, позволив им выбирать, а потом взял третью и выпил до дна, давая понять, что в них нет яда.

– И что ты ему сказал? – спросил первый охотник.

– Что вы двое здесь и охотитесь за ним. Да ладно, нечего так на меня смотреть. Будто он сам не знал! Скорее всего, ему сообщили сразу же, как вы стену миновали. Я убедил его не убивать вас, можете быть мне благодарны. Впарил ему план, как избавиться от вас, при этом ничем не рискуя. Он считает, что я на его стороне.

– Однако ты здесь, сидишь с нами.

Аса кивнул.

– Это печальный и падший мир, наполненный ублюдками и мошенниками. Готов расплакаться.

– Какова твоя цена? – спросил второй охотник, потом кашлянул и злобно глянул на воняющую жаровню.

– Прямо к делу, – согласился Аса. – Ценю. Мне нужны бумаги об амнистии. Две, за подписью мэра.

Второй охотник коротко усмехнулся, но первый наклонился вперед. К сидру они и не притронулись.

– Ты многого хочешь, друг мой Аса, – сказал первый.

– Зачем мы вообще этот разговор затеяли? – спросил второй. – Это чудо природы знает, где Роуз. Сломать ему пару пальцев, и мы тоже узнаем.

– Но вы не сможете выманить его из защищенного места, – сказал Аса. – Я предлагаю не просто информацию, а сотрудничество. Он сам не пойдет туда, где его могут поймать, если только его не выманит тот, кого он считает своим союзником. Можете всю жизнь ходить по улицам и мостикам и не найти его. Или можете сделать так, как я скажу, и к ночи уже быть дома.

Где-то внизу послышался гневный мужской крик. Отозвался другой, такой же резкий. Аса отпил сидра и стал ждать.

– И как ты собираешься его выманить? – спросил первый охотник.

– О, превосходный вопрос. Я уже вышел с ним на контакт, и он воспримет послание от меня как заслуживающее доверия. Если мы выберем правильное место, я сообщу ему. А когда он придет, отравлю. Не насмерть, конечно же. Но так, что он лишится воли и сил на время, достаточное, чтобы заковать его в цепи. Никакого боя, никакой крови. Все довольны.

Второй охотник усмехнулся, кашлянул и покачал головой.

– Отравить отравителя? – спросил первый, ерзая. Его лицо побледнело.

– Я не сказал, что это просто, – ответил Аса. – Нужно нечто отвлекающее. Тарелка фиников в меду, скажем. Что-то такое. Подозрительный напиток, от которого он откажется. Ничто так не убеждает человека в его безопасности, как ловушка, которой он избежал. А потом, когда он расслабится…

Второй охотник снова то ли усмехнулся, то ли кашлянул, и его глаза уже с трудом фокусировались. Аса улыбнулся и продолжил говорить.

– И, конечно же, я принял противоядие, прежде чем сесть за стол.

– Что?.. – заплетающимся языком проговорил первый охотник. Резко встал и неуклюже попытался выхватить меч.

– Это дым, – сказал Аса, махнув рукой в сторону жаровни. – Если вдруг интересно.

Когда оба охотника упали, Аса достал закрытый свинцовой пробкой флакон, который дал ему Роуз, сел верхом на одного спящего, а потом на другого, закапывая им в глаза и ноздри черную маслянистую жидкость. Девочка подошла ближе, заламывая руки, радостная и обеспокоенная одновременно.

– Подальше от огня, милая, – сказал Аса. – Это вредно маленьким девочкам.

Охотники долго лежали неподвижно, как и предсказывал канцлер-священник, а потом начали сильно дрожать. Изо ртов у них пошла белая пена, глаза закатились. Аса быстро раздел догола обоих, а потом подсыпал в жаровню остатки трав и сидра. Когда воздух стал чище, девочка подбежала, чтобы подобрать мечи, пояса и доспехи.

– Энкарцю атзен, – сказала она.

– Всегда пожалуйста, – ответил Аса, застегивая на шеях охотников ошейники рабов. – Постарайся побольше за них выручить.

Очередь у причала стала длиннее. Разнесся слух, что приехали покупатели из работных домов. Отчаявшиеся и готовые продаться текли из переполненных вонючих домов, как сок из апельсина. Охотники сидели рядом с Асой, как пара псов. Черная масляная жидкость сделала белки их глаз зелено-коричневыми, а тот, что раньше носил свиток, время от времени тряс головой, будто пытаясь прийти в себя. Нагота явно их нисколько не смущала, как и железные ошейники и цепи, за которые Аса аккуратно их придерживал.

Надзиратель за лиловым столом скривился, когда подошла очередь Асы, глядя на охотников наметанным взглядом покупателя.

– Что с ними такое?

– Плохого сидра напились, – сказал Аса. – Говорил им, что в нем что-то выросло, но они не слушали. Уже не первый месяц такие, больше не хочу с ними возиться.

– Тогда на хрен они мне сдались?

– Они сильные. И сговорчивые.

– Они безмозглые.

– Эй, – сказал второй охотник, а потом, похоже, забыл, о чем думал, так и сидя с голой задницей.

– Может, на то, чтобы их выучить, уйдет больше времени, – согласился Аса. – Но они не будут ни тосковать, ни оговариваться. Здоровые зубы, хорошие спины, никаких жалоб. Если это не то, что ты ищешь, я найду, где еще их продать.

Надзиратель забарабанил пальцами по столу. В загонах позади него уже стояло десятка четыре рабов, если не больше. Еще столько же стояли в очереди позади Асы и охотников. Пока надзиратель хмыкал и бормотал, Аса увидел девушку, пробравшуюся к загородке и прижавшуюся к ней. Она еле заметно махнула ему рукой в отчаянии и надежде.

– Двенадцать за пару, – сказал надзиратель.

– Пятнадцать.

– Двенадцать, или себе оставь.

– Ладно, двенадцать.

Надзиратель выложил крохотные серебряные монеты, в два ряда по шесть штук, и Аса сгреб их. Двое охранников подошли, чтобы забрать вновь приобретенных рабов в загон, и Аса вдруг встревоженно вскрикнул.

– Что? – спросил надзиратель.

– Ты не купил цепи. Это мои цепи. Я их отведу в загон, если хочешь, но металл обойдется тебе еще в четыре монеты.

– Помечтай.

Под пристальными взглядами охранников Аса отвел охотников в загон. Зелани жадным взглядом следила за каждым его движением. Приоткрыла рот, ничего не говоря. Аса делал вид, что не замечает ее. Охранники и пленники смеялись, глядя, как снимают ошейники с двух нагих мужчин. Охотники магистрата, похоже, смутно понимали, что с ними происходит нечто мерзкое, но не пытались прикрыться и не сопротивлялись. Аса отошел назад, оставив мужчин и цепи охранникам. Никто кроме девушки не обратил на него внимания. Она взяла черный флакон без малейшего удивления, мгновенно спрятав его в рукав движением опытной карманницы.

– Выпьешь на закате и будешь свободна, – сказал Аса, отходя обратно прежде, чем она успеет ответить или что-то спросить. – Эй, это же мои цепи. Новые сами купите.

Роуз стоял у края причала, привалившись к полуразвалившейся каменной стене и задумчиво жуя полоску смолы. Аса бросил цепи к могучим ногам жреца.

– Спасибо, что взаймы дал.

– Всегда пожалуйста.

– И сколько они в таком состоянии пробудут?

– Они уже никогда не станут такими, как прежде. То, что может восстановиться, проявится… месяца через четыре. Может, пять.

– Ну, надеюсь, им понравятся их новые посты. Предыдущая работа оказалась несколько рискованной.

Роуз кивнул. Помолчал, ковыряясь ногтем мизинца в зубах, и выкинул остатки смолы в воду.

– До вечера свободны.

– Не то чтобы меня не устраивала твоя компания, но лучше я поспешу в комнату, пока мой милый друг не узнает о происходящем от кого-то другого. Если он подумает, что она действительно мертва, наверняка устроит нечто зрелищное и кровавое. Бросится на меч, или что-то в этом духе.

Роуз усмехнулся, наматывая цепи на мощное предплечье.

– Подумать только, когда-нибудь он может возглавить страну.

Аса замер и заставил себя небрежно улыбнуться.

– Мир так несправедлив.

– Так и есть, – сказал канцлер, выпрямляясь. – Так и есть.

Принц светился счастьем, будто праздничный очаг. Так широко улыбался, что казалось, лицо вот-вот треснет. Они шли через заполненную людьми базарную площадь, и принц положил руку на плечи Асы. Небо над их головами было белым, без единого намека на приближающиеся сумерки. Оставался еще не один час до того, как можно будет что-то делать дальше. Аса пытался разделить радость с принцем, правда, без особого успеха. Теперь, когда игра практически выиграна, пьянящий аромат победы, казавшийся столь приятным до этого, становился для него все слабее. Вес руки Степпана на плечах начинал раздражать, а взгляды, которые привлекало его веселье, были испуганными и злобными. Не обязательно все так открыто демонстрировать.

– Вина, друг мой, – едва не прокричал Степпан. – Вина и лучшей еды, какую мы сможем здесь найти. И дыма, если ты вдруг захочешь. Нет ничего в мире, что я бы не желал положить к твоим ногам сегодня.

– Обещания, одни обещания, – сказал Аса.

Если в его словах и был скрытый укол, Степпан его не заметил. Смеясь, он свернул в проход между двумя домами, застеленный досками в пятнадцати метрах над землей. Старая женщина, владелица заведения, кивнула им в знак приветствия, как и в первый вечер, когда Аса привел сюда Степпана. Вино было ужасным, но одной серебряной монеты из тех, что отдал надзиратель, хватило бы, чтобы пить его неделю. Степпан поднял глиняную кружку.

– За Асу! – провозгласил он. – Рыцаря любви.

– Боги, только не это! Скажи что-нибудь другое.

– А почему нет? – спросил Степпан. Между досок под ногами были щели в палец. Слишком узкие, чтобы провалиться, но достаточно широкие, чтобы смотреть вниз. На мгновение это показалось Асе очень символичным.

– Люди любят отцов. Сестер. Любят собак, песни или стихи. Если бы я и хотел стать рыцарем чего-либо, то пусть это будет то, что не меняет сути всякий раз, как это произносят.

Степан рассмеялся, будто это было шуткой, и осушил кружку. Его всклокоченные темные волосы блестели. Если на коже и были оспины, Аса их не замечал. Этот парень был радостным, умным и исполненным надежд. Принц забыл все свои проблемы только лишь потому, что девушка, которую он видел пару раз на расстоянии, не умрет и не отправится в работный дом. Наверное. Будто ребенок, которому внезапно дали большую медовую карамель, но эта радость давила на сердце Асе, будто свинец.

– Ты не понимаешь, что такое любовь, – сказал Степпан, вытирая бороду тыльной стороной ладони.

– А ты понимаешь?

– Любовь – как узнавание. Момент, когда ты встречаешься с кем-то взглядом и думаешь: «Вот человек, с которым я могу прожить жизнь». Что ты родился, чтобы увидеть этого человека. С тобой так никогда не бывало?

– Было, но сильно хорошо мне с того не было.

Степпан помахал рукой пожилой женщине, выставляя другую руку с кружкой. С такой скоростью он будет храпеть раньше, чем солнце зайдет. Что, наверное, будет лучше всего. Аса не собирался искать повод для того, чтобы Степпан присутствовал на последнем этапе его плана.

– Любовь – это будто младенец, спящий на груди матери, – сказал Степпан.

– Недоразвитый и писающий под себя?

– Ой, можешь изображать из себя циника, друг мой, но я уже не первый день тебя знаю. В душе ты романтик. Ты влюблен в мир.

– Тогда я точно недоразвитый и под себя писаю, – ответил Аса, стараясь не улыбаться. Радость Степпана была простой, искренней и заразительной.

– Чудесно! Чудесно, тогда любовь – не младенец. Любовь – это выпасть из окна и вдруг понять, что можешь летать.

– Вряд ли возможно и опасно пробовать.

Степпан зашелся хохотом. Аса видел, как идущие внизу люди с любопытством смотрят вверх, и его раздражение прошло. Хоть на время. Оно еще вернется, но пока его нет. И то хорошо.

– Любовь – взрыв сладости, когда раскусываешь клубнику.

– Недолго для тебя и болезненно для клубники.

– Ах! Любовь – прекрасная музыка, играющая на развалинах.

– Погоди-ка. Минуту, всего минуту. Я кое о чем подумаю.

Их словесная игра шла дальше. Сменялись часы и кружки с вином. Аса постарался забыть о том, что было раньше и что будет потом. Это был самый долгий и радостный день, они вдвоем, и город у них под ногами. Золотые мгновения, которые пройдут и поблекнут. Когда стемнело, Степпан уже едва держался на ногах. Аса пил столько же, ни кружки меньше, но был трезв, как судья. Еще есть дело, которое надо сделать, и тысяча вещей, которые могут пойти не так, как надо.

Проданные в работные дома всегда умирали. Обычно они делали это после месяцев или лет, проведенных за высокими серыми стенами, но некоторые, кому повезло, умирали на причале. В таком случае покупатели из работных домов всегда поступали одинаково. Выкидывали труп в реку и забывали про него. Аса, отталкиваясь шестом, вывел небольшую лодку от причала. Привязал к каменному сооружению, выстроенному людьми, умершими сотни лет назад, и стал ждать. Выросшие на Независимом Северном Береге с детства знали, где к берегу прибивает плавник и трупы, так, как в нормальных городах дети знают, на каком углу есть магазин сладостей. Река неспешно несла свои воды, журча под бортом лодки. Всплеск тяжелого предмета, брошенного в воду с причала, легко пропустить, и Аса прислушивался.

Тело девушки плыло по воде лицом вниз. Ее плечи были серыми в свете луны, голова будто комок черноты. Аса вытащил ее, и лодка слегка закачалась. Лицо девушки было белым, словно лед, и синюшным, будто кровоподтек, язык распух, вывалившись наружу, а глаза, прикрытые, как щелочки, были неподвижны, как камни. Аса никогда не видел мертвеца мертвее.

На берегу была приготовлена небольшая ручная тележка, и Аса был рад, что она нашлась. Зелани, более не дочь никому, лежала мертвым грузом, тяжелая, будто ее наполнили песком или свинцом. То, что на тележке нет покрывала, – недосмотр, надо не забыть в следующий раз, но и так вряд ли привлечет особое внимание человек, везущий труп на тележке по самым бедным улицам города. Здесь случаются вещи и постраннее.

Роуз ждал его в крохотной мастерской в задней части Храма. Полки на стенах были заставлены мешками с солью и сушеными травами, делая и без того тесную комнату еще теснее. Они вместе подняли девушку на низкий стол из каменной глыбы, обычно использовавшийся для вскрытия мертвецов. Роуз вспорол намокшую в реке одежду стальным ножом, смыл речную грязь и нечистоты и накрыл девушку шерстяным одеялом от ног и до шеи. Разложил вдоль тела нагретые камни, достал с полки крохотную склянку и аккуратно капнул девушке на язык алой жидкостью. Удовлетворенно крякнул.

– Она в порядке? – спросил Аса.

– Она в таком состоянии, как я и ожидал. Проснется, но не так, как просыпаются после сна, а как приходят в себя после ранения в голову. Может проснуться трезвой, может – одурманенной. Может и агрессивной.

– И что нам тогда делать?

– Я тебе сказал, что она может очнуться одурманенной или агрессивной. Ты будешь за ней следить, пока я посплю. Так и сделаем, – сказал Роуз, убирая склянку на место.

После ухода Роуза Аса прислонился к стене, глядя на лицо девушки при свете единственной свечи. Медленно, как загорающиеся в ночном небе звезды, ее кожа стала приобретать нормальный цвет, почерневший и чудовищно распухший язык становился меньше и возвращался за зубы, на нормальное место. Аса следил за изменениями, не особенно понимая, что они означают. Глядя на нее долго, можно было сначала решить, что она хорошенькая, потом – что простенькая, дальше – снова хорошенькая, а под конец – весьма интересная и почти неотразимая, а не просто прекрасная. Можно допустить, что такой мужчина, как Степпан, вполне мог потерять свое сердце, глянув на нее в удачный момент и при правильном освещении. Глаза девушки начали шевелиться под веками, она начала дрожать, как ребенок, которого надолго оставили на холоде.

Когда она судорожно вдохнула, впервые за несколько часов, Аса несколько испугался, как от крика. Ее глаза открылись, яркие, блуждающие, непонимающие, а спустя мгновение она расхохоталась, низко и удовлетворенно. Встретилась взглядом с Асой и подняла подбородок, улыбаясь ему, как лучшему другу.

– Кто ты такой? – томно спросила она.

– Меня зовут Аса. У нас есть некто общий.

– Неужели?

– Ну, ты его не знаешь, но да.

Она потрясла головой, моргая, и снова рассмеялась. Не сразу смогла снова прийти в себя, но не выглядела ни испуганной, ни агрессивной. Скорее, пьяной и радостной. Аса сел у ее ног.

– Ты меня спас?

– Спас.

– Зачем?

– Ради любви.

– Ко мне?

– Нет.

Она села, запоздало прикрывая себя одеялом, и то не целиком. Коснулась пальцами руки Асы. Холодные, будто замерзшие палочки. Она еще не согрелась.