Негодяи (сборник) Флинн Гиллиан

– Но не античные.

– Со временем и они будут восприниматься, как античные, как это бывало всегда.

Итак, похоже, он разделяет точку зрения, сделавшую возможным сам факт его прибытия сюда. Или хочет влиться в хор, как минимум. Хотя наверняка все еще чувствует себя, подобно рабу, военной добычей, взятой отрядом в завоеванной провинции. В конце концов, в самом Гамильтоне тоже нечто такое имелось. Глянув на Терпина, он решил слегка поднять накал.

– Может, сыграем поинтереснее? – сказал он. Уловив изящный акцент парня, позволил себе немного ирландского говора.

– По сколько?

Гамильтон попытался вспомнить, что могло бы разорить его, когда ему было двадцать с небольшим. Не сильно меньше, чем сейчас, если честно. Или его память снова искажает время? Не хотелось назвать сумму, которую парень счел бы пустяковой. Ладно, за годы ценность денег не сильно изменилась, в отличие от его взглядов на достаточное их количество.

– Тысяча гиней.

Зрители зашумели, шокированные. Гамильтон сразу же понял, в чем ошибся. Выглядит, будто он угрожает парню. Бесценная качала головой, глядя на парня, намекая, что надо бросить карты.

– Или нет, возможно, скажем…

– Тысяча гиней, – сказал парень. Он явно завелся. Еще бы. Гамильтон подколол его на глазах у девушки.

Он бы сам точно так же поступил, будь он в этом возрасте, будь рядом Энни. И он не станет унижать младшего двойника, пойдя на попятный.

– Ладно, договорились.

Следующие три раунда, казалось, пролетели мгновенно. Гамильтон и парень едва подымали взгляды, беря карты, раздумывая и ходя, а декан едва успевал объявлять счет. Тузы становились то старшими, то младшими. Порядок фигурных карт тоже менялся, и некоторые из собравшихся, видимо, невольно раскрыли приверженность традициям, каждый раз ахая. Посол, Конь и Дьявол то повышали, то понижали номиналы простых карт в червах, пиках, трефах и бубнах.

За одиннадцать минут до окончания вокруг стола уже стояли все, пришедшие на обед. Гамильтон и парень обливались потом, глядя то на карты, то друг на друга, беря новые, скидывая все быстрее и быстрее. Гамильтон задумался, насколько чувствительным для него будет потеря в тысячу гиней. Наверное, придется что-то продать. Возможно, Моргана. С этим он справится, благодаря опыту и умению. У парня, безусловно, есть уверенность и несокрушимость, свойственные молодости, но он может потерять больше. Даже жизнь, если не сможет расплатиться, или положение, если то, что заменяет ему семью и полковое братство, примет решение, что его существование не оправдывает расходов. Скорее всего, жизнь, в том смысле, что его разум потеряет власть над его телом, зависит для него от исхода более глобальной игры, частью которой является нынешний вечер. Какова бы ни была эта игра. Гамильтон отмел доводы сострадания. В конце концов, ведь именно для этого он и вступил в игру, так? Не для того, чтобы навредить парню, а чтобы вывести его из игры. Или и то, и другое? Он выругал себя за потерю сосредоточенности, поскольку, сделав ход, понял, что мог бы придержать некоторые из карт в расчете на более крупный выигрыш. Толпа радостно зааплодировала, когда начался последний раунд с очередной сменой правил. Парень был впереди, слегка. Едва смотрел на карты, делая ход за ходом, видимо, считая, что незачем думать о том, что может подстерегать его впереди. Они прошли последний поворот и устремились к финишу. Гамильтон решил, что единственно правильным будет не уступать парню в скорости, выбирая наилучший расклад, делая ход и надеясь на лучшее. Стараясь вынудить парня делать то же самое. Декан выкрикивал счет все быстрее и быстрее. Пальцы мелькали, тасуя карты. Гамильтон вышел вровень и вдруг увидел, что в последнем заходе может рассчитывать лишь на везение. Не первый раз в жизни он отдавал себя на милость удачи. У него на руках оказалось каре десяток, не лучший расклад, но и не худший, и он пошел с них, в последний момент. Парень посмотрел на свои карты… и замер. Гамильтон увидел, как у него задрожали пальцы. Ждал ли он, намеренно мучая соперника? Сам Гамильтон часто бывал жесток, когда работа этого требовала. Часы отсчитывали последние секунды раунда. Три… две… Гамильтон был всего на одно очко впереди, наверняка у парня что-нибудь есть. Мальчишка развернул перед собой карты и вскричал, бросив их все на стол. В часовне зазвонил колокол, и декан звякнул ложечкой о бокал. Все одновременно наклонились вперед…

У парня не было ничего. Он не мог сделать никакого хода и глядел на Гамильтона, Бесценная вышла вперед, чтобы защитить его, с яростью на лице, не вспоминая о традиции, которая диктовала ей принять противоположную сторону. И Гамильтон, будто испытав отцовские чувства, внезапно одобрил ее действия.

– Я удовлетворен, – сказал он. – Мне будет достаточно бутылки хорошего…

– Как вы смеете! – заревел парень. – Как вы смеете! Я заплачу то, что должен!

Сейчас он выглядел чистопородным ирландцем, точно так, как Гамильтон часто чувствовал себя в душе, но не осмеливался облечь это в слова. Парень вскочил и быстро вышел, даже не попрощавшись и не поблагодарив хозяев надлежащим образом. Бесценная смотрела ему вслед, в гневе на несправедливость мира. Но у нее не хватило пренебрежения к приличиям, чтобы сразу отправиться следом за ним.

Тишина была недолгой, и вскоре начались разговоры.

Гамильтон поглядел на декана, который неуклюже сложил лист, на котором вел счет, стараясь не смотреть на Гамильтона. Произошедшее, похоже, не слишком обрадовало присутствующих. Не то чтобы все были на стороне младшего, но было ощущение, что что-то нарушено. Будто все эти люди, оправившись от потрясения, вдруг осознали, сколь многое изменилось внутри них и вовне, и они не знали, радоваться ли этому.

Гамильтону пришлось встать и допить бокал. Несмотря ни на что, он был доволен, когда увидел, как к нему подходит Бесценная.

– Он не заслужил этого, – сказала она.

– Нет, не заслужил. Но заслуги редко имеют значение в таких случаях.

Собравшиеся потихоньку расходились, прощаясь. И Терпин выбрал момент, чтобы подойти к Гамильтону. Положил ему руку на плечо. Гамильтон не припоминал, чтобы командир раньше хоть раз прикасался к нему. Бесценная мгновенно отошла в сторону.

– Скверное шоу, – очень тихо сказал Терпин.

– Виноват, сэр. Я думал, это соревнование.

– Ты не должен был заставлять его выбирать между разорением и бесчестьем. Я надеялся, что наш юный герольд, благодаря ее близким отношениям с парнем, сможет создать новую тенденцию в Колледже, чтобы больше его студентов сблизились с точкой зрения его величества. Победит парень или проиграет, она бы все равно, скорее, приняла его сторону, видя, как он доказал свою отвагу. Но теперь она не сможет с ним видеться без ущерба для своего положения.

Терпин поглядел на Бесценную. Та стояла, думая, что на нее никто не смотрит, и на ее лице было задумчивое выражение. Словно обдумывала, сколько времени будет приличным оставаться здесь, прежде чем пойти следом за парнем. Терпин снова поглядел на Гамильтона, качая головой, и ушел, чтобы попрощаться с хозяином.

С тех пор Гамильтон не получил от него ни весточки, до самого появления этой карточки на столе. Тогда Гамильтон попрощался с деканом, вышел из резиденции и пошел к часовне. И, в дополнение к сжимавшему его отчаянию, понял, что теперь это здание его просто ужасает.

А теперь он здесь, в Кливдене, обращается к своему непосредственному командиру, а также шталмейстеру Сент-Джеймсского Престола и Министру Короны, поскольку у него в глазах появились соответствующие приказы. Вероятно, физически они находились в Лондоне, в кабинете Терпина рядом с Хорсгардс Пэрэйд, или хотя бы какая-то их часть. Они превратились в деревья, вопреки традициям своей страны, с той же легкостью, как другой надел бы пальто.

– Добрый день, майор, – раздался в воздухе голос Терпина. – Вынужден сказать… что у меня для вас есть работа.

Невероятное облегчение на мгновение лишило Гамильтона дара речи.

– Работа… сэр?

– Похоже, при встрече с вашим молодым двойником вам удалось постичь его характер. Как этого и желал его величество, – сказал голос шталмейстера. Бывали времена, когда подобными делами занималась королева-мать, но теперь она не покидала своих покоев во дворце, по слухам… Гамильтон даже в мыслях не мог такое выговорить… люди говорили, что она сошла с ума.

– Я не имел чести знать, что исполняю волю его величества, сэр, – сказал Гамильтон, лишь надеясь, что не выдаст интонацией то, что они оба, безусловно, знали. Что его величество знал об этом ничуть не больше самого Гамильтона.

– Безусловно, именно этого он и желал. И желает довести до вашего сведения, что вы хорошо справились.

– Молодому человеку следовало лучше справиться с тем давлением, которому вы его подвергли, – добавил Терпин. – И это оказалось первым знаком того, что открылось позднее.

В голосе Терпина появилась доселе неслыханная интонация. Интонация человека, загнанного в угол и извиняющегося.

– Престол предложил ему покрыть его долг перед вами, – сказало дерево голосом Министра Короны. – Однако мальчик отказался из гордости. Мы сочли это проявлением благородства и повторили предложение, давая понять, что это всерьез.

Гамильтон мог себе представить, что давление, которому он подверг юношу, – ничто по сравнению с тем, как во Дворце «дали понять».

– Затем он внезапно объявил, что у него есть средства, – продолжил Терпин. – Я спросил его, откуда он их взял. Он сказал мне, что в карты выиграл. Но солгал, совершенно точно. Вскоре я был почтен неожиданным визитом его светлости герцога Маришаля, графа Норфолкского, по официальному поводу насчет «Колледжа герольдов». Он рассказал мне, что со счета Колледжа в Калтс пропала тысяча гиней.

В точности необходимое количество денег. Гамильтона почему-то разозлил любительский поступок юноши в соотнесении с ним самим.

– Не сделала ли это ради него Бесценная?

Служащая «Колледжа герольдов» не выглядела настолько глупой, чтобы такое сделать. Неужели у молодого двойника такая способность к обольщению? Слишком заманчивая мысль, чтобы быть правдой.

– Возможно, это было сделано благодаря предоставленной ею информации, но без ее ведома, – ответил Терпин. – Его светлость также проинформировал меня насчет того, что сама девушка-герольд пропала. Наши люди обследовали ее комнаты и нашли признаки борьбы, а также несколько неуклюжих попыток эти следы скрыть. Когда парню был дан приказ явиться, он его не выполнил.

Теперь у Гамильтона отпало желание оспаривать ассоциации между ним и юным двойником. Он с трудом скрывал удовлетворение. Значит, их золотой мальчик оказался негодяем.

– Можно и не упоминать, что со мной он не расплатился, – сказал он.

– Осмелюсь предположить, что Бесценная поймала его за руку в процессе. За несколько часов до появления наших людей в ее комнатах там была открыта бесконечная складка. Мы нашли ее следы. До определенной степени мы можем проследить, куда ведут эти тоннели. Наш беглец направился сюда, в Кливден.

– Зачем?

– Здесь в поместье есть… недавно устроенный комплекс тоннелей в складках, – сказал шталмейстер, будто извиняясь за новые причуды Двора. – Его величество был… остается… собирается провести здесь лето, в вероятностных мирах, по своему выбору. Колледж… продолжает… хранить эту информацию в тайне. Ваш молодой двойник, майор, скрывается в одном из вероятностных миров, в этом лесу.

Министр Короны прокашлялся, и воцарилась тишина.

– Его величество продолжает интересоваться концепцией использования вероятностных миров для наших целей. Размышляет над тем, сможет ли их количество послужить против блокады. Ему нужны достаточно серьезные причины, чтобы отказаться от такой политики. Но он готов воспринять их, если таковые будут найдены.

Гамильтон склонил голову. Ему только что сказали, что возможен любой исход дела. Что если он вытащит из зарослей ошеломленного парня, и тот начнет заявлять, что его неправильно поняли, его выслушают, хотя, возможно, беседа будет происходить в подвалах Кливдена. Что ж, ладно. У него есть работа. Поставив на землю саквояж, он открыл его и скользнул рукой сквозь складки, нащупывая «Вебли Коллапсар» и нагрудную кобуру.

– Мы следим за границами, – сказал Терпин. – Сузили реальности вокруг, так что ему не выбраться.

Освещение на лужайке изменилось, и Гамильтон увидел, что с завесами у него в глазах что-то произошло.

– Мы проверяли это на парне, и скоро это станет применяться стандартно. Позволит тебе видеть все вероятностные миры и двигаться в них точно так же, как он.

Гамильтон уже надел кобуру, сунул в нее оружие и надел обратно пиджак. Почувствовал, что необходимо проверить, как работают завесы, и сделал это. Внезапно увидел на поляне людей, рядом с собой. Вернул прежние настройки, и они исчезли. Он видел рабочих и селян, занятых хозяйственными делами поместья. Вероятно, их его величеству и его друзьям хотелось исследовать в последнюю очередь.

– Входи в складки прямо здесь и доставь мальчишку и герольда, если можно – живыми, – сказал Терпин. Последние три слова были сказаны таким тоном, что Гамильтон понял скрытый намек. Ему действительно давали право выбора. Терпин не заменил его оружие менее смертоносным. У придворных не было необходимого военного опыта, чтобы избежать подобных упущений. Гамильтон поглядел на деревья, отдавшие ему приказы. Вопрос того, что ему полагается за такую службу, свелся к простому ответу. Возможность продолжать оную службу. В конечном счете они решили, что он просто исполняет свой долг. Мысли о смерти от их рук стали далеки, как нечто из вероятностного мира. Гамильтон развернулся и двинулся в лес.

– Бог в помощь, майор, – сказал шталмейстер.

Гамильтон не обернулся и в следующее мгновение уже бежал.

Он поглядел на карту поместья, загруженную ему в голову. Перебегая от дерева к дереву, он время от времени менял зрение и вдруг заблудился. Начал обдумывать варианты. Нельзя дать мальчишке застать его врасплох.

Неужели его юный двойник совершил столь бесчестный поступок лишь потому, что в вероятностных мирах не открыли принцип равновесия? Должно быть, его величество обдумывал именно эту проблему, мысль о том, что там нет армий, которые можно было бы призвать в помощь, поскольку у вероятностных личностей из этих миров просто нет необходимого этического стержня. Возможно, в этих мирах равновесие просто не существует, демонстрируя тем самым то, что они менее реальны, чем наш мир. Или, возможно, принцип равновесия распространяется по мирам волнами и именно поэтому столь часто подвергается ударам. Возможно, в мире его молодого двойника принцип равновесия скрыт, и его сложно осознать. Интересно, как же этот парень судил о себе в процессе формирования личности? Неужели отсутствие принципа равновесия извиняет его? Сложно сказать, применимы тут общие правила или нет. Если все это реально, если сами по себе ценности относительны, значит ли это, здесь и сейчас, что можно стать торговцем оружием, носить тартан, презирать флаг, если это так легко сделать в иной реальности, где действуют иные правила? Возможно, парень почувствовал себя именно так, когда ему волшебным образом предложили продвижение по службе, почести, внимание красивой женщины из другого мира, нежели его собственный. Вероятно, его утащили оттуда среди ночи, а потом он постепенно осознал открывшиеся перед ним горизонты. На это могли уйти недели или месяцы. А если в этом новом мире вдруг обнаружился странный обычай отчаянно пытаться сохранять порядок перед лицом катастрофы, что ж, когда в Риме…

Но Терпин говорил, что мир, откуда взяли мальчишку, похож на наш до мельчайших деталей, просто на некоторое количество лет отстал по волновой линии. Но принципа равновесия у них нет. Как же они могут существовать без него, как их великие державы, вероятно, по чистой случайности, еще не нарушили статус-кво и не уничтожили общество и разумную жизнь… лакомый кусок для подрывных элементов. Не удивительно, что Терпин ощущал себя уязвимым, открыв эту дверь. Не удивительно, что он все меньше и меньше полагался на равновесие.

Гамильтон выругал себя. Такие мысли не подобают, когда ты в бою. Сориентировавшись в лесу, насколько это было возможно там, где ничто, казалось, не стояло на месте, он двинулся вперед так тихо, как только мог, разведывая территорию в сторону реки, а потом и все закоулки поместья. И никого не нашел.

Использовал прикрытия в глазах, чтобы переместиться в ближайший вероятностный мир, рядом с миром, где работала прислуга. Наверняка он станет одним из тех, где будет охотиться его величество.

Дом был практически такой же, с минимумом отличий в архитектуре. Над ним развевался флаг с каким-то бессмысленным символом. Гамильтон и знать не хотел, что он означает. Снова начал обходить территорию, разбив ее на участки, но увидел лишь нескольких пожилых мужчин в форме, которых не узнал, и нескольких молодых женщин, одетых легко, не по погоде. Вероятно, к лету ситуация может стать еще необычнее. Интересно, девушек сюда доставили или они входят в комплект развлечений, наряду с чайными домиками и лабиринтами.

Он снова переключил зрение и в этот раз в процессе поисков обнаружил ходящих по тропинкам колумбийцев, чей затейливый акцент напомнил ему оригинальные тексты Шекспира. Эти люди, как он смог убедиться, подобравшись поближе, говорили ужасающе небрежно, так, будто никто не мог их осудить и не было никаких врагов, им противостоящих. Некоторые, похоже, были осведомлены об интересе Короля к их миру, некоторые – определенно нет. Для его величества отправиться в один из подобных тщательно отобранных миров будет сродни поездке на сафари, на территорию, ему не принадлежащую. Но ведь главное – выбор, так ведь? Все эти миры должны быть совершенно безопасны. Если только в одном из них не спрятался мальчишка.

Он обыскал несколько миров. Пока не стал давать им оценки. Задумался, куда бы он сам отправился, окажись он на месте парня, и осознал, что что-то упускает…

…потому что не мог себе представить, что он вообще бы сюда отправился. Среди дюжины миров он нашел один, практически пустой. В нем не было даже дома, река оказалась в другом месте, высота над уровнем моря была иной, но, согласно скудной информации от защиты, приборы настаивали на том, что он на том же земном шаре. Гамильтон медленно огляделся, убеждаясь, что не открыт с флангов. Нет не только главного дома, нет и домов на равнине, везде, насколько взгляда хватает. А еще было что-то… что-то необычное…

– Значит, они тебя послали.

Его собственный голос со стороны холма.

Гамильтон не увидел говорящего. Но шагнул в сторону, так, чтобы между ним и источником звука был ствол дерева. И достал из кобуры «Вебли Коллапсар».

– Где герольд? – крикнул он.

– Тебе ее не найти…

Значит, прямо позади него, понял Гамильтон. Упал на колено, выскакивая из-за дерева с левой ладонью поверх запястья с пистолетом и выстрелил на звук. Выстрел и щелчок вылетающего заряда прозвучали одновременно. А потом прозвучал другой звук, треск веток, когда мальчишка выскочил из укрытия. Гамильтон ринулся вперед, выстрелил на звук, дважды. Листья и подлесок съеживались, импульсы гравитации тянули к себе его одежду, перед глазами вспыхнул и погас свет, будто цепочкой зажглись новые звезды.

Не глядя на результат, он бросился обратно за дерево. И прислушался.

Движение прекратилось. Естественно. Он сам не стал бы двигаться. Залег бы на месте на пару мгновений, а потом бы перебежал и залег в другом месте.

Услышал слабый шум с холма. После всех этих выстрелов, судя по всему, мальчишка жив. И даже не ранен. Гамильтон начал медленно пробираться меж деревьев, не выходя на то место, где парень видел его в последний раз. Параллельно оглядывал окрестности. Действительно, что-то очень странное с этим пустым миром. Иногда на собраниях при Дворе, когда его еще туда приглашали, от людей, которым больше не о чем было говорить, кроме как о чудесах природы, он слышал про некую загадочную возвышенную энергию, которую пробуждало в них зрелище этой простоты. Гамильтон тогда подумал, а раз даже сказал по неосторожности, что природа вовсе не так проста, что существуют миллиарды граней и оттенков ее и что в этом суть ее сложности, куда большей, чем все памятники цивилизации. Для него природа была укрытием, и чем больше в нем деталей, тем лучше. Лиз… ее королевское величество… как-то пошутила по этому поводу, чтобы замять его слишком прямое возражение послу Франции.

Но некое странное ощущение чуда здесь было. Деревья вокруг, подлесок, на который приходилось обращать самое пристальное внимание, пробираясь сквозь него, все будто кричало ему о чем-то. Слишком яркие цвета. Может, непорядок в прикрытиях? Нет. Слишком законченная вся эта картина. И никакой простоты. Любые объекты поблизости, даже река вдали, все они были… в них было больше деталей, чем в привычных. Вспомнил, как при повреждении роговицы глаза у него он видел лишь смутно, пока ему не вырастили новую роговицу и не заменили поврежденную. Сейчас у него было впечатление, будто он всю жизнь прожил с поврежденной роговицей, а сейчас вдруг стал лучше видеть. Боже, как хорошо было бы здесь остаться. Расслабиться и отдохнуть.

Нет. Опасные мысли.

Впереди послышался шум, и он вскинул пистолет. Но тут же увидел, что это. На него, стоя меж двух кустов, смотрела лиса. Конечно, он от нее с подветренной стороны, и она мгновенно его почуяла. На охоте ему никогда так не везло. Но глаза этого существа, блеск его шерсти, отчетливость каждой шерстинки даже с такого расстояния…

Лиса бросилась бежать.

И вместе с этим в мире что-то сломалось. Гамильтон жестко упал на землю, почувствовав, как звенит в ушах. Хорошо, что звенит, значит, он еще жив. Перекатился в сторону, раньше, чем упали листья и земля. А их вдруг втянуло куда-то вбок, раньше, чем они упали. Гамильтон покатился вниз, до самого укрытия, хватаясь за землю, чтобы остановить вращение. Только тогда звук стих.

Мальчишка едва его не снял. У мальчишки такое же оружие. Еще бы.

Гамильтон лежал, тяжело дыша. Подождал. Мальчишка не знает, где он, иначе бы уже выстрелил. Интересно, подумал Гамильтон почему-то, что там с лисой? Отбросив мысль, пополз вперед на локтях. Делая это, понял, что не ранен и не покалечился. В конце концов все решит один удачный выстрел. Соревнование между мушкетонами и воздушными шарами.

Возникло странное ощущение, что его жизни было суждено прийти к этому. И эту мысль он выбросил. Хуже было бы, если бы его жизнь пришла к этому, а затем продолжилась после смерти другого парня.

– Лучше тебе оставаться на месте.

Снова мальчишка. Трудно понять, откуда идет голос, только общее направление. Встал в таком месте, где звук искажается, между деревьев или у каменной стены.

– И зачем ты это говоришь? – спросил Гамильтон, продолжая оглядываться по сторонам.

– Неужели ты не знаешь, где очутился?

– В вероятностной Британии.

– Едва ли, дружище.

Давненько он такого не слышал.

– Это не может быть государством, поскольку тут никого нет.

– Предположу, что его величество тут был. Вероятно, хорошо поохотился.

– С тем же успехом. На небесах.

Гамильтон ухмыльнулся странной фразе.

– Откуда бы тебе это знать?

Похоже, парню явно не хватило споров с отцом. Хочет проверить клетку на прочность. Может, он сам то же самое чувствовал бы в его возрасте, но из-за смерти отца ему такой возможности не представилось. А может, не потребовалось. Место, где нет личности и нет причин что-либо делать? Куда более похоже на ад, лишенный равновесия, откуда появился этот мальчишка.

– Он более… реален… чем те, откуда родом мы оба. Точно могу сказать, что это небеса, раз сюда никто не попадает.

Гамильтон почувствовал, что мальчишка улыбается.

– Кроме нас. А ты уверен, что это не иное место?

Ему пришла в голову смешная мысль.

– Ты поэтому хочешь, чтобы я остался?

– Я имел в виду, что, если я вернусь, здесь искать не станут. Можешь пару дней подождать, а потом отправляться, куда вздумается.

Гамильтон скривился. Совсем у мальчишки смысла в жизни нет.

– Думаешь, я пренебрегу долгом?

На мгновение он представил себе, что его заменит этот человек, моложе его. Будто его завоевали. Но в этом было и пугающее искушение.

– Я и не думал предлагать такое, дружище.

Он серьезно.

– Я имел в виду, что ты можешь получить преимущества от этой игры. Им нужно, чтобы один из нас умер, так что…

Откуда он это узнал? Терпину, конечно, хотелось бы, чтобы парня притащили назад в качестве добычи, но во Дворце к этому явно были равнодушны. Гамильтон не видел варианта, в котором бы хотя бы одна из заинтересованных сторон желала получить мальчишку, а не его на выходе из леса.

– Кто тебе это сказал?

Пауза.

– Ты пытаешься мне лгать?

– Я и не думал… дружище. Я здесь, чтобы вернуть тебя назад.

Возможно, мальчишка предполагает, что Гамильтону дали более серьезные завесы, чем на самом деле, способность лгать так, чтобы это не разобрали уши, умеющие слышать ложь. Или знает, что что бы у него в голове ни было, что он получил досрочно, у Гамильтона уже есть, на общих основаниях. Все равно, они слишком хорошо понимали голоса друг друга.

Послышался звук с неожиданной стороны. Он повернулся, заставив себя не вскинуть пистолет. Там стоял мальчишка. Тоже с опущенным пистолетом. Гамильтон шагнул к нему. Позволил себе первый раз честно поглядеть в глаза своему юному двойнику. Увидеть это лицо открытым было для него в высшей степени неожиданно. Радость, которую приходилось сдерживать, доброта, которая стоила того, чтобы пересечь разделяющие миры волны. Он глубоко вдохнул, ощущая, что воздух на вкус лучше любого, каким ему когда-либо доводилось дышать. Небеса это или нет, но он мог представить себе, как здесь появится его величество, какие мысли ему при этом в голову придут. Захочет ли он вечно тут охотиться, обретая себе новую молодость, как только пожелает, молодые версии своих придворных и фавориток. Наступит эпоха новых манер, благодаря этому мальчишке, если только будет улажено некоторое недопонимание. Вряд ли мальчишка в этом виноват. В тот самый момент Гамильтон решил, что надо привести его обратно, на ту поляну, чтобы он получил то, чего столь часто лишены люди, им подобные. Объяснение происходящему.

– Мне сказали, что я могу обрести свое место в обществе и твоем мире, лишь убив тебя, – сказал мальчишка. – Вот почему нас свели в… различных состязаниях.

Гамильтон вдруг понял, что это именно то, что однажды ему в голову пришло.

– Кто?..

Раздался выстрел, точно такой же, как у его пистолета или пистолета Гамильтона, будто гром среди абсолютно ясного неба. Лицо мальчишки на мгновение вздулось, тело деформировалось от импульса, изо рта вырвались звуки имени и брызги крови. Пуля «коллапсара» втянула в себя материю, и тело повалилось на землю опустошенное.

Она шагнула вперед, опуская пистолет. По крайней мере, сделала печальное лицо, из вежливости.

– Мисс Ничто, – сказала она.

На ней было все то же чертово платье. И она убрала пистолет в его складки, пряча. Гамильтон и она некоторое время смотрели друг на друга, и Гамильтон вдруг понял, что если захочет застрелить ее, то она ему позволит сделать это. Разозлился и убрал пистолет в кобуру.

Она тут же пошла к дому. Гамильтон задумался насчет того, как похоронить мальчишку. От абсурдности мысли перехватило горло. Быстро зашагав вперед, он нагнал девушку.

– Будь ты проклята. Будь прокляты мы оба, что тебя не увидели.

Он схватил ее за руку, останавливая.

– Я так понимаю, что ты на самом деле не лишилась фавора Колледжа?

Она холодно посмотрела на него.

– Мы не рассматривали идею набегов на вероятностные миры. Мы не рассматривали идею искать новые тела для старых умов. До определенного момента. Но мы подвели черту, когда они стали нас заменять. Мы чертов «Колледж герольдов», майор. Если не будет генеалогических древ, мы без дела останемся.

– И, подставив мальчишку, так, будто он способен на кражу, похищение человека и предательство, вплоть до возможной угрозы его величеству…

– Мы доказали, что замены ненадежны. В них равновесия нет, сами понимаете.

– И ты мне говоришь это потому?..

У нее стало действительно печальное лицо, на мгновение. Она его прекрасно понимала.

– Потому, что вы спустите мне это.

Они вышли на поляну. В тот же самый момент Бесценная превратилась в идеальную картину дрожащей жертвы, только что спасенной.

– Он был чудовищем! – крикнула она, опираясь на руку Гамильтона.

– Был? – переспросил голос Терпина от одного из деревьев.

– Мальчишка уже мертв, – сказал Гамильтон, стараясь сохранять спокойствие.