Негодяи (сборник) Флинн Гиллиан

Его товарищ уже потянулся к чайнику, стоящему на углях.

Рудд остановился в паре шагов.

– Они зовут нас. Мы должны идти.

– Мы выйдем, когда рассветет.

– Мы должны идти сейчас, – сказал Рудд. – Вьючьте верблюдов.

Мужчина шагнул к нему и положил руки ему на плечи.

– Остальным надо отдохнуть. Впереди еще долгий путь.

– Недолгий, – мотнув головой, сказал Рудд.

– Все равно мы должны прибыть отдохнувшими.

Мужчина протянул руку к огню, и его товарищ вложил в нее чашку с чаем.

– Вот, выпей пару глотков, согрейся, – предложил он Рудду. – Потом ложись и попытайся поспать еще. Плохой из тебя гость будет, если ты заснешь на спине у верблюда, свалишься и шею себе свернешь.

– Песок мягкий, – тихо сказал Рудд. Взял чашку. Отпил раз, второй. Показал на Аларика. – Ты слышишь музыку в их призыве. Пойдем со мной, поиграешь им на лютне.

– Завтра, – прошептал тот, что стоял у него за спиной.

Рудд выплюнул остатки чая в костер и швырнул чашку в темноту, прежде чем дать увести себя обратно в палатку.

Аларик посмотрел на мужчину, оставшегося у костра. Тот налил еще чашку и предложил ему. Аларик с готовностью взял теплую металлическую чашку.

– Он во сне ходит? – спросил менестрель.

– Можно и так назвать, – ответил мужчина, наливая чашку себе и ставя чайник обратно.

– С ним такое уже бывало?

Мужчина кивнул.

– Одна из причин, почему часовых ставят. Пирос с нас шкуру спустит, если с мальчиком что-то случится.

Он отпил чая.

– А что, если он пошел бы в другую сторону, не к костру?

– Он так не делает. Огонь влечет его, как мотылька.

– Но все равно…

– Как я и сказал, за этим и часовые есть.

Аларик немного постоял у костра. Через некоторое время вернулся второй часовой. Зевая, менестрель вернулся в свою палатку.

Утро настало очень быстро.

Солнце было высоко в небе, они прошли почти половину дневного перехода, когда Пирос, как всегда, ездивший вдоль каравана, придержал верблюда рядом с Алариком.

– Вижу, Фолеро тебя все балует, – сказал он.

– Похоже, мы друг друга устраиваем, – ответил Аларик, наклонившись вперед и похлопав верблюдицу по шее. – Пирос, я тут ночью проснулся и слышал, как поет пустыня.

– Наверное, только менестрель может это так назвать, – ответил Пирос, искоса глядя на него.

– Твой сын тоже это слышал.

– А, такое иногда бывает, – сказал Пирос.

– Кто, как он думает, зовет его?

Пирос покачал головой.

– У мальчика иногда разыгрывается фантазия. Я бы тебе советовал не доверять ей.

Он слегка привстал, глядя вперед.

– Спой сегодня вечером про север снова, менестрель. Так приятно услышать про лед среди жары.

Толкнув верблюда пятками, он послал его рысью и поскакал вперед. На песок попадала поклажа с одного из верблюдов, и каравану пришлось остановиться, пока ее не подвязали снова.

А позже Аларик в первый раз увидел город-призрак.

По крайней мере, это выглядело как город на горизонте на юге, размытые очертания башен и стен в дрожащем мареве пустыни и серебристая вода, окружающая их. Аларик понял, что смотрит на это, открыв рот от изумления, а потом услышал, как люди позади смеются. Но смех сразу же прекратился, когда из ряда выскочил верблюд, галопом ринувшись к горизонту. Всадник в темно-зеленой головной повязке гнал его ударами посоха. Рудд проехал мимо Аларика.

– Поехали со мной! – крикнул он и снова свернул на юг. От каравана отделились четверо всадников и поскакали следом. Им пришлось проехать немало, прежде чем они догнали Рудда и окружили его, не давая ехать дальше. Аларик увидел, как Рудд отчаянно машет руками, похоже, пытаясь ударить других посохом. Доносились голоса, но Аларик не мог разобрать слов.

Пирос выехал из колонны, но не стал подъезжать к тем, кто окружил сына. Аларик придержал верблюдицу, чтобы ехать вровень с ним. Караван шел вперед, и они отстали.

– Он сказал мне, чтобы я с ним ехал, – сказал менестрель.

– Сам понимаешь, чем бы это кончилось, – ответил Пирос, едва глянув на него. Махнул рукой в сторону каравана. – Догоняй остальных.

– Менестрель всегда ищет сюжеты для новых песен, – сказал Аларик. – Я думаю, лучше я здесь буду.

– Это будет не слишком хорошая песня, – пробормотал Пирос.

Аларик показал на горизонт.

– Сам по себе город стоит песни.

Он глядел, как всадники повернули обратно к каравану, и увидел, что далекий образ города задрожал, расплылся, а затем и исчез, оставив после себя лишь серебристое пятно, похожее на воду.

– Хотя бы вода настоящая? – спросил он.

– Даже она не настоящая, – ответил Пирос.

– Наверное, очень заманчиво для тех, у кого поменьше припасов, чем у нас.

Пирос еле заметно покачал головой.

– Не важно, как далеко ты уедешь, как быстро поедешь, он всегда будет вдали. Когда я был молод и пересекал пустыню со своим отцом, я это узнал.

Он наклонился вперед, упираясь руками в бедра.

– Были и времена, когда мой сын тоже понимал это.

Всадники вернулись, один из них держал поводья верблюда, на котором ехал Рудд.

– Ты виноват, что они не подождали, – угрюмо сказал Рудд, проезжая мимо отца.

Пирос не ответил. Просто показал на удаляющийся караван и развернул верблюда, чтобы догнать остальных. Фолеро даже приказывать не пришлось, она сама прибавила шаг, пристраиваясь за остальными верблюдами, и менестрелю пришлось схватиться за петли спереди и сзади, чтобы усидеть, когда она перешла на рысь.

Вечером, когда приготовили ужин и люди собрались, чтобы послушать пение Аларика, Рудд протолкался сквозь толпу и уселся почти у ног менестреля. Он не подпевал вместе с остальными, но слегка кивал в такт музыке и иногда улыбался, хотя Аларик и не был уверен, что это относится к его песням. Темнело, слушатели постепенно расходились, но Рудд остался. Наконец Аларик отложил лютню в сторону, и лишь тогда Рудд позволил двоим мужчинам отвести его в палатку. Аларик перешел к другому костру, поменьше, где Пирос обсуждал дальнейший путь с теми, кто ехал в голове каравана. Дождался, пока разговор закончился и все стали расходиться по палаткам. Часовые сидели у большого костра, в стороне, и Аларик оказался наедине с Пиросом.

– Тяжело, наверное, когда у тебя сын такой, – сказал Аларик.

Пирос пару секунд смотрел на маленькие языки пламени.

– У большинства людей получается с ним обходиться. Иначе я бы давно его потерял.

Аларик подобрал поварешку, которой мешали кашу, перевернул и поковырял ручкой в углях. Те на мгновение вспыхнули, источая приятное тепло.

– Он всегда таким был?

Пирос снова умолк, надолго.

– Нет, не всегда, – наконец ответил он. – Я думал, что он когда-нибудь займет мое место. Он был хорошим наездником. Рано научился ездить, ездил лучше, чем большинство тех, кто в этом караване. Но это было прежде.

– Прежде?..

Каравановожатый вздохнул.

– Мне, наверное, следует удивиться, что тебе никто еще не рассказал. Значит, все они верны клятве.

Аларик ждал.

– Я бы попросил поклясться и тебя, но не думаю, что ты сделаешь это или что будешь соблюдать клятву. После того, как слышал твои песни. Когда ты их поешь, люди себя в них узнают?

Аларик слегка улыбнулся.

– Я был бы дураком, если бы вкладывал в песни слишком много правды. Слишком шкуру свою ценю.

Пирос взял несколько кусков сушеного верблюжьего навоза из кучи рядом с собой и кинул в костер. Они загорелись.

– Так я и думал.

Аларик оперся локтем о колено.

– Люди узнают себя, когда что-то рассказывают, даже если рассказ не о них. Я могу поклясться, что никто никогда не узнает тебя в моей песне, кроме тебя самого. Или твоего сына. Да и петь песни об этом путешествии я стану так далеко отсюда, что никто ничего не узнает, поскольку они и имени твоего не знают.

Пирос пожал плечами.

– Даже не знаю, почему меня это беспокоит. Но беспокоит.

Он искоса поглядел на Аларика.

– Тем не менее, во мне есть нечто тщеславное и жадное, что желает слышать, что ты споешь о нас. Которое желает бессмертия, того, что ты даешь своими песнями. В моем возрасте, наверное, это единственное бессмертие, которое мне суждено.

Он поглядел через плечо на палатку, ту, где спал его сын.

– Внуков у меня не будет, уж точно.

Аларик протянул руку к чайнику, стоящему на огне. На дне оставалось немного жидкости, и он налил себе полчашки крепкого чая.

– Бессмертия я не гарантирую.

Пирос взял у него чайник и налил чая себе.

– Не надо скромничать, менестрель. У тебя уже есть песни, которые старше нас обоих, вместе взятых.

– Тогда расскажи свою историю. Или то, что ты желаешь, чтобы я услышал.

– Не… не правду?

– Никто не говорит о себе всей правды, никогда. Мы говорим то, что желаем представить на суд других, хорошее или плохое. Когда я услышу твой рассказ, может, я сделаю из него нечто большее.

Аларик подул на чай, чтобы остудить его, и отпил.

– Может, я спою о башнях до небес в заброшенном городе, где мы побывали. У него есть название?

Пирос отпил большой глоток чая.

– Я слышал, что он назывался Обителью, – тихо сказал он.

– Красивое, романтичное название, – заметил Аларик.

– И что, ты думаешь, мы нашли бы в нем?

Аларик слегка улыбнулся.

– Конечно же, то, чего желали наши сердца. Разве не этого все мы ищем?

Пирос прокатил чашку в ладонях.

– Наверное, именно поэтому он всегда отступает так, что его не настигнешь.

Он снова посмотрел на палатку, где спал его сын.

– Он всегда меня клянет за это. Как и за все остальное.

– Слышал, что среди сыновей это не редкость, – сказал Аларик.

Пирос поглядел в чашку, будто мог что-то увидеть в ней.

– Если бы я не взял его в пещеры… может, наша сказка была бы совсем иной.

– Пещеры?

Пирос медленно кивнул.

– Кто-то может сказать, что это судьба, просто потому, каким он был. Упорным. Непослушным. Будь жива его мать, она бы презирала меня за то, что я из него это не выбил. Она очень верила в полезность наказаний.

– Значит, мягкосердечным оказался ты.

– Как бы то ни было, да.

Пирос снова немного отпил чая.

– Ему было двенадцать лет, когда она умерла. Я всегда держал его рядом. Кроме того путешествия в пещеры. Когда ему шестнадцать было.

Он покачал головой.

– Надо было подождать. Но он хотел знать. Тогда он был очень любопытен.

Допив чай, Пирос поставил чашку рядом с собой и наклонился вперед, сплетя пальцы и опершись локтями о колени. Поставил подбородок на пальцы, а затем выпрямился и вздохнул.

– Я его предупреждал. Но он, в конечном счете, поступил так, как ему хотелось. Результат ты видел.

– Пещеры… опасны?

– Смертельно опасны, – сказал Пирос. – Там ядовитые испарения. Но там растет нечто, что очень ценят люди, живущие на другом краю пустыни. Собрать это и привезти к ним – большая прибыль. Так делал мой отец, его отец, а прежде них – другой купец, который передал это дело нашей семье.

– Но если в пещерах ядовитый воздух, как же добыть это вещество? – спросил Аларик.

– Живущие поблизости люди знают секрет, как собрать его и не умереть.

– Это какое-то растение, значит.

Пирос пожал плечами.

– Что-то вроде мха или минеральных наростов. Похоже, никто в точности не знает. Сложно изучать то, что существует в окружении ядовитого тумана.

– Значит… Рудд отравился.

Пирос покачал головой.

– Это было бы куда проще.

Глубоко вдохнув, он поглядел поверх костра вдаль, прищурившись, хотя там не было ничего, кроме темноты и звездного неба.

– Наверное, мне следовало тебе сказать, когда я пригласил тебя отправиться с нами, но это оказалось труднее, чем я ожидал. Тем не менее…

Он искоса поглядел на Аларика.

– Когда мы доберемся до соляных рудников, то будет еще одно путешествие, на несколько дней. Отправятся в него совсем немногие. Я. Ганио. И Рудд, поскольку он не согласится остаться с остальными.

Мы отправимся к пещерам и вернемся с изрядным грузом порошка, который будет у меня. Время от времени я буду давать небольшое количество Рудду. Под его влиянием, зная, что у нас есть хороший запас, он может начать настаивать, чтобы ты его попробовал. Если ценишь свою жизнь, не делай этого.

Пирос тяжело вздохнул.

– Он будет расхваливать его. Скажет тебе, что от порошка ты почувствуешь себя, будто король. Можно было бы подумать, что он не станет такого делать, что захочет оставить все себе, но под влиянием порошка люди перестают думать о будущем. Если не хочешь потерять собственное, не пробуй. Лучше поверь мне на слово. Поначалу кажется, будто обрел весь мир, но со временем просто теряешь себя.

– У меня нет желания это пробовать, – сказал Аларик.

Пирос снова вздохнул.

– Какой же человек не захочет почувствовать себя королем?

Аларик позволил себе еле заметно улыбнуться.

– Знал я пару королей. Их жизнь вовсе не так радостна, как все думают.

Пирос глянул на него.

– На том конце пустыни за него хорошо платят. Называют его Порошком Желаний.

– Интересное название.

– Мелкий порошок серо-синего цвета, чем-то на тимьян похож, но с более резким запахом и более едким вкусом. Хорошо идет под курятину.

– Ты его пробовал?

Пирос поглядел на огонь.

– Я был молодым и глупым, да еще на спор это сделал. С тех пор я ничего на спор не делаю. А Рудд показал мне, чем я мог бы стать.

Аларик медленно кивнул.

– Я понял твое предупреждение. Но интересно… почему нельзя отучить его от него? Наверняка действие порошка ослабевает со временем.

Каравановожатый сжал переплетенные пальцы так, что на предплечьях выступили связки.

– На том конце пустыни… я видел человека, настолько привыкшего к порошку, что он умер, когда не смог его получить. Это была медленная и болезненная смерть.

Пирос закрыл глаза и склонил голову.

– Хочу ли я потерять сына, пусть даже тень его?

Аларик поглядел на палатку, где спал Рудд. У входа лежал часовой, завернувшись в одеяло и подложив под голову седло. Аларик догадался, что второй сторожит с другой стороны.

– Печальная история, – сказал он. – Но ее надо доработать, прежде чем она станет песней.

Он не стал говорить, что этой истории требуется окончание.

– Что ж, у нас впереди еще долгий путь, – ответил Пирос. – Времени на доработку хватит.

Опершись рукой о песок, он поднялся на ноги.

На следующий день призрачный город появился на горизонте поздно утром. Аларик ехал достаточно близко к Рудду и увидел, что Ганио держит поводья верблюда, на котором едет юноша, а двое других всадников едут следом, совсем близко. Как и прежде, город колебался и мерцал на горизонте, но башни было различить сложно, а потом они и вовсе слились в одно пятно. Ближе к вечеру вся масса города будто поднялась вверх, и под ней виднелось небо. Облака, подумал Аларик, хотя трудно было согласиться с такой мыслью, поскольку остальное небо было совершенно безоблачным и голубым, кроме ослепительного пятна солнца.

Дюжина дней пролетела, как один. Свежие лепешки утром, погрузка, и верхом на верблюдах дальше на запад. Время от времени караван двигался не по песку, а по плотной сухой земле, иногда они обходили барханы, по щиколотку в песке, и каждый день далеко на юге появлялся призрачный город. Каждый вечер они останавливались у колодца, воду из которого можно было пить, только вскипятив, вокруг колодца росла колючая трава, но присутствия верблюдов она не переживала. Ставили палатки, разводили костры, доедали остатки утренних лепешек и сушеные фрукты, совершенно сухой сыр, а иногда – сушеное мясо, которое надо было сначала вымочить в горячей воде, чтобы оно не было жестким, как кожаный ремень. Аларик брал в руки лютню и играл, пока у костров не оставались лишь часовые. Каждый вечер Рудд сидел у ног Аларика, слушая, улыбаясь, кивая, но ничего не говоря.

Очередной день обещал быть таким же, как предыдущие, но на горизонте появилось темное пятно. По мере приближения каравана оно росло и превратилось в большую рощу, внутри которой серебрилась вода, вовсе не иллюзорная. Рядом с озерцом примостилась деревня из дюжины хижин, вокруг которых ходили мужчины, женщины и дети, ухаживая за огородами и пася коз. Аларик глазам своим не верил. Посреди пустыни, где ничто не напоминает путешественнику, что здесь люди бывают, кроме колодцев, жили люди в опрятных домах, меж которых виднелись резные стулья и столы, стоящие на роскошных коврах, достойных королевских покоев.

Верблюдов, в том числе Фолеро, собрали с одной стороны от озерца и привязали к железным штырям с кольцами, забитым в стволы деревьев, чтобы они не отправились к садам. Палатки поставили рядом, развели костры, видимо, чтобы не мешать жителям, понял Аларик. Пирос отдал поводья своего верблюда Ганио и пошел к деревне. Навстречу ему вышел мужчина в белом одеянии, с золотой цепью на шее и диадемой на голове. Остальные жители встали вокруг, оставив дела в садах и стоя рядом со своим принцем.

Аларик увидел, что Пирос и мужчина раскланялись посреди ковров, а после небольшого разговора Пирос махнул ему рукой, подзывая. Аларик подошел и низко поклонился мужчине в белом одеянии.

– Это наш менестрель, – сказал Пирос. – Сегодня вечером он будет веселить нас.

Принц улыбнулся.

– Если мне понравится его пение, я награжу его.

Он поглядел на Пироса.

– Сколько ночей вас не будет? Он здесь останется? А может, и потом?

– Это уж как он сам пожелает, – ответил Пирос.

– Если он так умел, как ты говоришь, я надеюсь на это.

Они снова раскланялись, и Аларик пошел к лагерю следом за Пиросом. Дойдя до края расстеленных ковров, Пирос поднял руку, давая знак мужчинам, стоявшим ближе всего к нему. Те начали снимать поклажу с верблюдов.

Аларик шел следом за Пиросом, и они остановились у самого большого костра, где им налили чаю. Пирос пил, глядя, как снятый с верблюдов груз относят к расстеленным коврам, складывая в высокие кучи. Принц стоял там, и у него в руках появились доска и мел. Очевидно, он собирался записывать, что ему доставили.

Аларик уже не мог молчать.

– Ты же не предлагал мне остаться здесь, когда караван уйдет, не так ли? – спросил он.

Пирос не повернулся к нему.

– Как я и сказал, как сам пожелаешь. Здесь спокойная жизнь, когда песчаных бурь нет. Тем не менее, после каждой бури люди все в порядок приводят. Еда хорошая. Пока будем здесь, поедим свежей козлятины, сушеной с собой возьмем, в дорогу. В этих мешках, по большей части, зерно, на хлеб. Этого им хватит больше чем на год. Не самая худшая доля для менестреля, петь для такого принца.

– Я так не думаю, – сказал Аларик.

Пирос едва улыбнулся.

– Он предложит тебе золото. Я уверен в этом.

Аларик покачал головой.

– У меня было золото. Оно воров привлекает. Я предпочитаю путешествовать. Или ты от меня устал, друг мой Пирос, раз хочешь сгрузить, как эти мешки с зерном?

Пирос повернулся к нему.

– Он может предложить тебе порошок, чтобы ты остался. Как владыка пещер, где его добывают, он имеет большой запас.

– Неужели? Тогда я не стану есть его пищу. Он стал богат благодаря порошку?

– Помимо всего прочего, – ответил Пирос. – Здесь делают ковры и украшения, которые очень ценятся по обе стороны пустыни. А еще добывают соль.

Он показал в северную сторону.

– Рудники там, на некотором расстоянии, но никто не скажет тебе в точности, где и на каком. Они собирают ее в мешки от зерна, которое привезли в прошлом году, и хранят специально для нас в хранилище, до которого полдня пути. Команда моих людей заберет ее завтра, а я тем временем отправлюсь в другое место. Если хочешь хорошо потрудиться, отправляйся с ними.

– А ты будешь… в другом месте, – сказал Аларик.

Пирос поглядел на принца, который кивнул, когда к его ногам принесли последний мешок зерна. Кивнул в ответ, но Аларик не понял, адресовано это принцу или ему.

– Может, захочешь отправиться со мной, – сказал каравановожатый. – Обернемся за четыре-пять дней.

– С порошком, – утвердительно сказал Аларик.

Пирос скрестил руки на груди.

– Друзья познаются в пустыне, – сказал он.

Аларик улыбнулся.

– Как и в любом трудном путешествии.

Он вспомнил ледяные пустыни Севера, другие, но тоже пустыни, людей, которых он знал там.

– Ты отважен, менестрель, – сказал Пирос.

Аларик покачал головой.

– Менее, чем ты думаешь, друг мой Пирос. Но я очень любопытен, а это иногда сходит за отвагу.

Пирос поглядел на верблюдов, потом на костры.