Операция «Фроттер» Приказано внедриться! Оутерицкий Алексей
Пропустив незнакомца вперед, полковник притормозил на секунду в дверях и, выругавшись беззвучно, одними губами, показал Сергееву кулак.
– Пронесло, – с облегчением сказал тот. – Дайте этому воды, что ли… – Он обогнул свой стол, уселся, и, как ни в чем не бывало, стал постукивать ручкой по девственно чистому листку, приготовленному для заявления потерпевшего.
Графин с водой был только у Приходько. Он шустро проследовал к своему столу, наполнил стакан, так же шустро вернулся и, не нагибаясь, выплеснул воду в лицо по-прежнему неподвижному мужчине. Тот застонал, затем дрогнули его веки. Прошло несколько секунд, и он предпринял попытку подняться. Еще через несколько секунд он уже сидел на полу и бессмысленными глазами смотрел куда-то перед собой. Потом зашевелились его губы, и он попытался что-то произнести.
– Что-что? – участливо спросил Приходько. Он даже не поленился нагнуться и стоял, склонившись над мужчиной, вслушиваясь в нечленораздельные звуки. – Вы хотите сделать какое-то заявление?
– Что… что со мной было… – наконец удалось произнести тому.
– А вы сами не помните? – спросил Ванин. Он кивнул Костику и они вдвоем, подхватив посетителя под руки, аккуратно поставили его на ноги. – Давай сюда его… – И они так же осторожно усадили его на стул, который он недавно покинул при прямом содействии капитана Сергеева.
Мужчина мотнул головой, как иногда делают пропустившие удар боксеры.
– Где я? – наконец вымолвил он и принялся беспомощно озираться.
– Воды, – коротко приказал Сергеев, и Приходько принес еще один стакан, который вручил посетителю.
– Где я? – повторил тот, выпив. При этом он расплескал дрожащей рукой половину воды, пока донес стакан до рта.
– В милиции, – буднично пояснил Сергеев.
– А… а зачем я здесь?
Сергеев пожал плечами.
– Не знаю. Может, случайно с улицы забрели. Зашли в наш кабинет, потом упали. Вам бы к врачу надо, провериться.
– Со здоровьем не шутят, – поддержал его Приходько.
– Голова болит, – пожаловался мужчина. – Он болезненно поморщился и осторожно приложил ладони к вискам.
– Вот видите, – сочувственно сказал Приходько.
Поднявшийся посетитель слегка покачнулся, вцепился руками в стол и опять обвел глазами кабинет. Его взгляд приобрел некоторую осмысленность, но до появления в нем полной ясности было еще далеко.
– Спасибо, – зачем-то сказал он.
И, с опаской отцепившись от стола, сделал, пробуя, пару шагов к выходу. Открыв дверь, он уцепился теперь за косяк, обернулся, в очередной раз прошелся взглядом по кабинету, и вышел в коридор.
– Вот так, – подытожил Сергеев. Он тоже обвел взглядом коллег, но чувствовалось, что свой посыл он адресует в первую очередь Костику. – Пришел человек с претензиями, ушел всем довольный. Даже спасибо сказал… Учись работать, лейтенант. В этом и есть наше призвание, работать на благо общества, защищать его от посягательств.
– От чьих? – ехидно вставил Приходько.
– А от любых, – отмахнулся Сергеев. И посмотрел на Костика. – Понял, спрашиваю, лейтенант?
– Не совсем.
– Да? И что тебе непонятно?
Костик почувствовал, что, несмотря на нарочито беззаботный тон, Сергеев напрягся. И сообразил, что наступил момент истины. Совсем как у Богомолова, роман которого «В августе 44-го» являлся его настольной книжкой. Это подтверждала и нависшая тишина – все оторвались от дисплеев и смотрели сейчас на Костика. Он все понял. Сейчас он окажется или с коллегами, или по другую сторону барьера, и в этом случае его наверняка ожидает непростая жизнь. Полная изоляция – почти бойкот, – с наверняка последующими со стороны коллег подставами, и куча других неприятностей. Короче, выживание из отдела. И никакой Бугаев ему не поможет, приди Костику в голову к нему обратиться. Н-да… Ситуация, конечно, не из простых. И что прикажете ему делать? Ему, свежеиспеченному выпускнику милицейского училища, золотому медалисту, имевшему сплошь высшие баллы и зачеты по гражданскому и уголовному праву. И вот он остался с этим правом один на один, и не в классе со строгим экзаменатором, а в отделе, с коллегами, которые только что, на его глазах, устроили, по сути, полнейший правовой беспредел.
Вообще-то, идеалистом Костик был все же не совсем безнадежным. Того же Корецкого, к примеру, читал запоем, а у него там оборотней в погонах по пять штук на любую страницу любого романа, и Костик принимал это как жизненную данность. Да чего там романы. Достаточно было послушать рассказы однокашников, у которых, через одного, в органах служили и братья, и сватья, и вообще кто хочешь, едва ли не вплоть до мамаш. С другой стороны, и уподобляться своим сослуживцам Костику не хотелось. Он не представлял себе, чтобы мог вот так запросто и ни за что кого-то ударить…
Значит, остается нейтралитет. Он как бы признает существование в отделе особых правил общения с народом, но сам по ним не играет. Костик почувствовал облегчение. Да, именно так. По крайней мере, на первых порах, пока он тут не пообтерся. А там, если что, можно будет, поднакопив сил и опыта, выступить против сложившегося здесь режима.
Все это заняло у Костика совсем немного времени, прокрутилось в голове почти молниеносно, на уровне «подсознание-интуиция», и пауза затянулась совсем ненадолго, на несколько секунд, не больше.
– Что мне непонятно? – переспросил он и посмотрел на Сергеева открыто. – А непонятно мне следующее. Что, если этот мужик очухается и помчится в прокуратуру, катать на нас заяву?
От Костика не укрылось, как переглянулись его новые коллеги, и что тишина зазвучала уже совсем по-другому; из нее исчез главный ее компонент – этакая нездоровая наэлектризованность. Было ясно, что он принят за своего. Ведь лейтенант не касается морально-правовых аспектов произошедшего, а лишь высказывает здоровые сомнения в необходимости излишне рисковых действий капитана, увязывая их с возможными последствиями для отдела – в частности, репрессий со стороны надзирающих за законностью органов.
– Брось, лейтенант, – отмахнулся Сергеев. – Пустое. Думаешь, в прокуратуре этакие упыри сидят? Думаешь, они только и мечтают придраться к нам из-за какой-то мелочи? Это ты, небось, киношки насмотрелся. Ты же только что видел проверяющего от них… Будь уверен, в прокуратуре тоже найдется свой капитан, который знает, как принимать заявления от склочников. Если прокурорские захотят по-настоящему нас тряхнуть, они, не сомневайся, найдут более весомый повод, чем байки какого-то сутяги о грубом с ним обращении. – Он посмотрел на пожавшего плечами Костика, и подытожил: – Короче, проехали. Ты, лейтенант, работы жаждал? Сейчас будет тебе работа. Увидишь еще, как бывает у нас жарко. Мы же, хоть и убойщики, мелочевкой тоже занимаемся. Так надо, иначе отдел совсем зашьется – людей-то, как всегда, не хватает, а план выдать изволь…
Его слова оказались пророческими. Вскоре народ повалил валом. Вызванные для допроса подозреваемые, дающие показания свидетели, обычные заявители и пришедшие выяснить какой-нибудь вопрос граждане… У Костика, который и сам принял два заявления от пострадавших, уже давно шумело в голове и урчало в желудке. Когда волна вроде бы спала, он встал и с наслаждением потянулся.
– Что это было? – спросил он, попутно с удовлетворением отметив, что тоже научился задавать вопросы никому.
– Ты насчет этих? – Приходько кивнул в сторону коридора. – Ничего особенного. Работа. Здесь каждый день такой бедлам, Сергеев же тебе только что объяснял.
– А как же…
Ванин посмотрел на растерянно застывшего Костика и усмехнулся.
– Имеешь в виду сегодняшнее утро? Ну, бывает иногда такое затишье. Хрен его знает, от чего это зависит. Может, и вообще от фаз луны.
– Ага, – проворчал, тоже с наслаждением потягиваясь, Сергеев. – От того, сколько психов на данный момент выпустили из дурдома, не долечив, вот от чего это зависит. – Он встал и потянулся еще раз. Ладно, пошли, пообедаем, что ли. Хотя, скоро ужинать будет пора. – Но не успел он отойти от стола, как на нем в очередной раз зазвонил телефон.
– Не бери, – очень серьезно сказал Приходько. – Иначе, чует моя задница, так без обеда и останемся.
Сергеев, против ожиданий Костика, принявшего это за шутку, отнесся к предложению старлея серьезно. Его протянутая к телефону рука повисла в воздухе. Он откровенно колебался, не зная, на что решиться.
– Не бери, – поддержал предыдущего оратора Ванин. – Мне тоже кажется, что нехороший это звонок. Огребем проблем по самую задницу.
– А если это Батя? – хмыкнув, сказал Сергеев. – Тогда мы точно много чего огребем. И даже повыше, чем ты сказал. До самых почек накроет.
Все опять уставились на Костика. Кажется, это уже превращалось в какую-то традицию. Он слегка смутился и пожал плечами.
– Давайте все-таки послушаем, – неуверенно предложил он.
Телефон продолжал издавать неприятный резкий звон.
– Итого, голос против двух, – сказал Сергеев. – Сам я пока не определился. Нет, пожалуй, я склоняюсь к мнению лейтенанта. Та-а-ак… И что получается? Два на два?
Он присел на стул перед своим столом и стал смотреть на надрывающийся телефон. Руку он опустил на стол и стал негромко похлопывать ладонью о его поверхность.
– А если по звездочкам посчитать? – придумал Ванин.
– Ага! Пожалуй, это мысль… – Сергеев перестал стучать ладонью и принялся загибать пальцы. – Итак. Капитан и лейтенант – четыре плюс две. Итого шесть.
– И два старлея. Три и три. Те же шесть, – с зарождающимся интересом сказал Приходько. – Получается, что в лоб, что по лбу. Задача неразрешима.
Телефон вдруг перестал звонить, и капитан с облегчением поднялся.
– Ну вот, пока мы тут голосовали, проблема рассосалась сама собой. Пошли в кафе.
Но едва они двинулись к двери, телефон опять ожил. Сергеев жестом остановил раскрывшего было рот Ванина, и отрицательно покачал головой.
– Это знак свыше, – сказал он. – Прения закончены. – Он решительно схватил трубку и жестким голосом волевого человека сказал: – Сергеев на проводе… – После чего опять опустился на стул и около минуты молча слушал кого-то, не делая пометок на бумаге и не говоря дежурных «да», «понял», «хорошо», и прочих, в большинстве случаев абсолютно лишних слов.
– Пообедали, – уверенно определил Приходько по поведению капитана, и усмехнулся. – Так я и знал. Все-таки надо было смываться.
Тем временем Сергеев положил трубку и посмотрел на коллег с наигранным сочувствием.
– Ну уж извините… Короче, возникла кое-какая информашка. Есть адрес хаты, на которой отсиживается Гнилой.
Ванин вздохнул. Приходько задержался со своим вздохом на мгновение, иначе попал бы ему в унисон. Зато Костик просиял. Наконец-то! Сейчас произойдет то, о чем он мечтал каждый день пребывания в милицейском училище. Сейчас все придет в движение. Сейчас все засуетятся, в кабинете будут раздаваться громкие команды, опера будут проверять оружие, затем все побегут к машине, переговариваясь на ходу… Жаль, конечно, что у российских ментов нет таких возможностей, как у их американских коллег, потому что в кино об американских полицейских подобные выезды смотрятся вообще на редкость эффектно. Ну да ничего, подобные сцены в сериале «Менты» тоже производят впечатление.
Прошло с десяток секунд, а не произошло ничего. Костик растерянно смотрел на коллег, а те вели себя так, словно готовились к очередному голосованию. Наконец Сергеев прошел к своему сейфу и, побренчав связкой ключей, извлек из него служебное оружие. Без малейшего интереса осмотрев свой «Макаров», он без малейшего энтузиазма сунул его в наплечную кобуру. Примерно те же действия примерно с той же степенью желания проделали старлеи. Только Костику нечего было доставать из сейфа, поскольку у него не было самого сейфа. Да и оружие ему еще не выдали, поскольку этого некому было сделать. Это должно было произойти завтра, когда вернется на службу приболевший завхоз, прапорщик Пантелеев.
– Ну что, по коням? – вяло спросил Сергеев, и трое неспешно потянулись к выходу. Последним, недоумевая, вышел Костик. Он все же еще надеялся на что-то. Надеялся, что сейчас уличное пространство пронзит истошный звук сирены, что они будут сидеть в микроавтобусе, с трудом удерживая равновесие на поворотах и все равно подгоняя шофера, который будет оправдываться, что и без того гонит так, что дымятся покрышки… Потом они устроят короткое совещание уже по адресу, в обшарпанном дворе, решая, вызывать ли подкрепление. В итоге, конечно, решат брать преступника самостоятельно, потому что если дожидаться этот чертов ОМОН, останешься без ужина. Поэтому, обсудив наспех незатейливый план вроде: «Приходько, ты прикрываешь меня на лестнице; Ванин, на тебе черный ход и чердак; Головко, на всякий случай стой за дверью подъезда и не забудь поглядывать вверх – он может махнуть через балкон», – они бросятся вверх по лестнице, стараясь не топать, и шикая друг на друга, когда кто-то споткнется. В общем, все как в сериале «Менты» и даже круче… Но этим фантазиям Костика не суждено было сбыться.
Все его фантазийные построения поломались в самом зародыше, когда они очутились в провонявшем бензином гараже, находящемся в каменной пристройке к отделению.
– Автобус? – вылупился на них рыхлый сержант с округлым бабьим лицом. В черной от машинного масла руке он держал недоеденный бутерброд с колбасой, при виде которого у Костика засосало в желудке с утроенной силой. – Да вы что, какой автобус! – Он заметил, что четыре пары глаз вцепились в его бутерброд, и машинально убрал его за спину. – Вон он, ваш автобус, разве сами не видите?
Прямо по центру гаража действительно стоял милицейский микроавтобус со свинченными колесами. Поскольку ни ямой, ни гидравликой для подъема техники ремонтный ангар не располагал, автобус просто стоял на подпорках из кирпичиков.
– Давно? – коротко спросил Сергеев.
– Да неделю уже, как в таком виде стоит!
– И что, за целую неделю никак не отремонтировать? – с раздражением поинтересовался Сергеев. Он вдруг поймал себя на том, что ждет момента, когда сержант взмахнет рукой и он опять увидит бутерброд, и озлился еще больше. Он хотел сказать что-то резкое, но всмотрелся в физиономию с сонно помаргивающими белесыми ресницами, и передумал. – Начальник автопарка где? – спросил он уже почти вяло.
– Как раз за запчастями и поехал, – доложил сержант. Он хотел что-то добавить, но оперы, потеряв к нему интерес, уже двинулись к выходу.
– Ну, ты загнул, – сказал по дороге Ванин. – «Начальник автопарка». Это что ж за автопарк такой, в котором всего один микроавтобус, да и тот не ездит.
– Это вопрос философский, – сказал Сергеев. – Тебе развернуто ответить, или коротким замечанием обойдешься?
– Это вопрос риторический, – поправил его Ванин. – Можешь вообще не отвечать.
– Пошли на троллейбус, – сказал Приходько. – Кажись, он прямиком туда идет. Значит, нам во-о-он туда, на ту остановочку.
Ничего себе «оперативные сотрудники»… – мрачно размышлял Костик, трясясь в старом разболтанном троллейбусе еще советских времен. Он пристроился сзади и стоял сейчас возле выхода, держась за поручень. Ванин стоял рядом, а Приходько с Сергеевым удалось занять два сидячих места, как раз одно за другим, и сейчас оба старательно смотрели в окно, делая вид, что не замечают стоящих рядом пенсионеров… Где ж тут оперативность-то. Транспорта нет, пистолета не дали, какое уж тут кино… Он подумал, что неплохо бы купить пока пистолет бутафорский, китайского производства. Кто-то говорил, узкоглазые так навострились делать подобные игрушки, что, даже взяв в руки, не сразу определишь, что это подделка. У них вроде даже вес соответствует. Ну да, так и надо будет сделать. А то нехорошо получается: кобура есть, а пистолет отсутствует. Костик не сразу заметил, что Сергеев с Приходько уже протиснулись к среднему выходу, и очнулся только от локтя Ванина.
– На выход, опер, – наигранно бодро скомандовал он, и Костик спросил у миловидной девицы с огромными молочными железами, трясущимися под прозрачной материей короткого платья:
– Разрешите пройти?
У него было такое дурное настроение, что он даже не заинтересовался ее коленками, хотя настоящий опер не имел права упускать такие важные детали…
– Я что-то не понял, – повторил Костик, и даже встряхнул головой, как недавно делал тот рекламный мужик, который опрометчиво пришел к ним сделать какое-то, по поводу чего-то, заявление. Пиво, ударившись о пустой желудок, здорово срикошетировало в голову, и он чувствовал, как путаются и без того скудные сейчас мысли.
– Что ты не понял? – спокойно спросил Приходько и с наслаждением отхлебнул из своей бутылки.
Костик опять помотал головой, пытаясь мысленно сформулировать вертящийся на языке вопрос. Они сидели на лестнице в доме, где по информации какого-то осведомителя прятался криминальный персонаж по кличке Гнилой, опытный и неуловимый, по словам коллег, домушник, и спокойно пили пиво. Это просто не укладывалось в голове, оттого и приходилось трясти ею, словно в стремлении избавиться от перхоти механическим способом, не прибегая к помощи бытовой химии. Ну ладно, что они так спокойно покинули кабинет и ехали на задержание в троллейбусе. Пусть так. Микроавтобус сломан, а счет на секунды не идет. Допустим. Но сейчас-то, сейчас! Ведь уже приехали. И вместо того чтобы идти в квартиру, уселись на ступеньках, подобно обкурившимся гопникам, и пьют пиво, словно нарочно задались целью нарваться на нагоняй от жильцов подъезда. Осталось только еще дружно помочиться где-нибудь в закутке возле мусоропровода, и картина приобретет окончательную завершенность. Опера, твою мать! И, что интересно, полный набор званий собрался, от лейтенанта до капитана; им тут еще только полковника с его большими звездами не хватает… А главное, пиво-то было куплено заранее, вдруг словно очнулся Костик. То есть, это они так спланировали «операцию по захвату»! Нет, но это нормально?
– Да то и не понял, – твердо сказал Костик, не то что не скрывая, но даже акцентируя голосом скопившееся внутри раздражение. – Мы зачем сюда приехали? Бандита брать или пиво пить? Если пиво, так чего было через весь район сюда тащиться? Чего бы у себя там и не выпить…
Если Костик хотел показаться этаким мужественным правдоискателем, ради торжества справедливости смело идущим на конфликт со старшими по званию и, в конце концов, просто более опытными товарищами, то он здорово ошибся. Никто и ухом не повел. Ответом ему послужила тишина, если не считать размеренно гудящего где-то лифта, и только Приходько через некоторое время негромко и необидно хмыкнул. По сути, заявление Костика было попросту проигнорировано. Зато то, что произошло через минуту после его короткого и бесполезного демарша, опять поразило его до такой степени, словно его коллеги играли в какую-то игру, специально задавшись целью поразить его наибольшее количество раз за наименьшее число единиц времени…
Двери лифта внезапно разъехались со скрежетом старого разношенного механизма, и на лестничную площадку полуэтажом ниже вышла благообразная пара в возрасте. Солидный мужчина в профессорских роговых очках, лысиной-тонзурой и изрядным животом, облаченный в наглаженные брюки и белую рубашку, подал руку тоже объемистой женщине в светлом платье, обладательнице живота, пожалуй, не меньшего. Пока он чинно выводил ее из лифта, трое быстро и бесшумно поставили недопитые бутылки на бетонные ступени лестницы, и так же бесшумно вскочили. Костик во все глаза смотрел на чудесное и невероятное перевоплощение только что вроде бы расслабленных раздолбаев от милиции, и дивился. Движения их были экономны и отточены – ни единого лишнего жеста. Руки столь проворно, но при этом непринужденно нырнули под легкие куртки, словно именно эта, разменявшая полтинник, чета являлась объектом предстоящего задержания.
– А-адну минуточку, граждане! – довольно громко, но при этом не чрезмерно, чтобы не испугать объект, сказал капитан Сергеев.
Только сейчас на них обратили внимание. Мужчина не без испуга пялился на четверку подозрительных незнакомцев, которых только что заметил, причем его и без того широко раскрывшиеся глаза казались и вовсе огромными из-за толстых диоптрических линз, а женщина не менее широко раскрыла крашеный рот, словно собиралась оглушительно завизжать. Костик же при этом опять с запозданием и некоторым раскаянием отметил, что бутылки его коллегами были поставлены таким образом, что паре, застывшей внизу, они вряд ли были заметны, поскольку прикрывались ногами стоящих. Без сомнений, перед ним были настоящие профессионалы, и он просто неопытный салага, если до сих пор этого не понял. Он уже испытывал искреннее восхищение от действий товарищей по оружию; не менее сильное, чем всего минуту назад – раздражение.
– Вы… вы… – пробормотал мужчина.
– Мы из милиции, – опередил возможные инсинуации Сергеев. И сделал очень плавный, чтобы не ввергнуть парочку в панику, шаг вниз, на ходу извлекая из кармана удостоверение в красной обложке. – Вот, извольте убедиться. – Он сунул корочки прямо под довольно большой, с горбинкой, нос, отчего мужчина слегка отшатнулся, и мягко, едва ли не нараспев, представился: – ОВД Щукино. Оперуполномоченный Максим Жаров.
Почему Щукино? – удивленно подумал Костик, но тут же сообразил. Черт побери, ну и ловкач этот его начальник! Он же нарочно так сказал, чтобы вызвать у пары смутные ассоциации с чем-то приятным, этаким почти родным, донельзя своим. Наверняка ведь эти двое смотрели сериал про Мухтара, и поэтому Щукинский ОВД осел в их подсознании как что-то безобидное, позитивное, приятное, отдающее запахом мохнатой шкуры обаятельнейшей псины. И при этом – именно в подсознании, что немаловажно и очень выгодно для них, оперов, потому что клиенты находятся сейчас в таком состоянии, что вряд ли могут рассуждать хладнокровно. Итак, благодаря всего паре фраз и небольшому количеству телодвижений опытного капитана, они сейчас являются для этой наивной пары не опасными объектами, которых нужно бояться, а добрыми Санта-Клаусами, пусть и не раздающими подарки, но и не несущими в себе ни малейшей угрозы.
Костик мысленно зааплодировал Сергееву, а тот, выждав недолгую паузу, тем же мягким, сразу выбранным для общения с парочкой тоном, продолжил:
– У нас к вам одна небольшая просьбочка, граждане.
– Э-э-э… – Мужчина неуверенно посмотрел на жену, и Костик не без снисходительности подумал, что тот подкаблучник. А вот он, Костик, когда женится, он… – Э-э-э… Мы вас слушаем…
– Видите ли, в чем дело… – Сергеев улыбнулся. – Мы с коллегами, – не оборачиваясь, он сделал мимолетный жест в сторону тоже расплывшейся фальшивыми улыбками троицы, – проводим здесь небольшую операцию… Нет-нет! – Теперь Сергеев, словно сдаваясь, поспешно вскинул руки. – Ничего опасного, уверяю вас!
Страх с лиц парочки не сошел, но, по крайней мере, и не усилился.
– А… а что требуется от нас? – обреченно спросил мужчина, поняв, к чему клонит капитан. Женщина пока настороженно молчала.
– Сущие пустяки, уверяю вас! – Сергеев опять вскинул руки. – Всего лишь постучать в одну квартиру, только и всего.
– А почему вы сами не можете это сделать? – Это, наконец, вступила в разговор жена.
Губы Сергеева растянулись уже едва ли не до ушей.
– Сериалы смотрите? – Он подмигнул свойски обоим сразу. – Ну, «Менты», и прочие правдивые вещи… Так вот. Там наши коллеги часто о подобном просят, вы вспомните, вспомните.
– Ну, помню, – сказал мужчина. – Но это же опасно, наверное.
Сергеев посерьезнел.
– Разве мы позволили бы себе просить вас, честных налогоплательщиков, на средства которых и существуем мы, милиция, и которых и призваны защищать мы, милиция, если бы это представляло для вас хоть малую, хоть такую вот, – он изобразил что-то пальцами, – опасность… Вас как, простите, величать?
– Лев Семенович Бронштейн, доктор математических…
– Так вот, Лев Семенович. Разве бы мы…
– А что он сотворил? – перебила капитана женщина. – Ну, этот, в квартиру которого мы должны…
Сергеев пренебрежительно махнул рукой.
– Да алиментов не платит, сволочь. Извините, конечно, за выражение, только как еще такого назвать. И осторожный, гад. Увидит нас, нипочем не откроет… Ну так как?
Пара переглянулась.
– Ну, если это так надо… Ты как считаешь, Клавдия?
Видимо, мужчина был действительно теоретиком от науки, более склонным к анализу каких-нибудь цифр и формул, нежели простого и житейского, поскольку поверил капитану сразу и безоговорочно. Он даже не задался вопросом, отчего на такое простое по их словам дело приехали аж четыре сотрудника, двое из которых весьма недвусмысленно держат руки возле выпуклостей под куртками.
– Ну, вообще-то… – Женщина неуверенно пожала плечами.
– Вот и чудесно! – Чтобы закрепить достигнутый в вербовке успех, Сергеев быстро протянул руку и, не давая мужчине опомниться, энергично потряс его кисть. – Спасибо, товарищ! Вы настоящий гражданин, налогоплательщик, и все такое!
Чрез минуту парочка, заметно нервничая, стояла перед обитой дерматином, открывающейся внутрь дверью, а Сергеев шепотом давал последние инструкции:
– Сюда, сюда, левее, вы должны перекрыть обзор из дверного глазка… Вы здесь, а вы еще чуточку левее, вот так, да…
Ванин с Костиком встали по одну сторону двери, Приходько по другую, а сам Сергеев присел за спинами семейной четы на корточки. Рука очкастого замерла возле кнопки звонка.
– А что мне ему сказать? – внезапно нервным шепотом спросил он.
– Да что угодно, – прошептал снизу Сергеев. – Ну, что в таких случаях в сериалах говорят. Скажите, что собираете подписи жильцов насчет благоустройства двора. А как только он откроет, вы оба сразу отступайте в сторону. Дальше уже наша работа… Смелее, Лев Семенович, смелее!
– Кто? – с хрипотцой спросили из-за двери.
Бронштейн прокашлялся.
– Мы из домового комитета, – после заминки, дрожащим голосом проблеял он. – Собираем подписи под заявлением о благоустройстве территории двора.
Возникла недолгая, но томительная пауза – наверное, Гнилой рассматривал непрошенных гостей. Очевидно, благопристойная чета не вызвала у опытного домушника ни малейших подозрений, потому что вскоре щелкнул замок и дверь приотворилась на ширину удерживающей ее цепочки и в проеме возникла худая небритая физиономия высокого детины.
– Вообще-то я… – начал было Гнилой, и тут Сергеев так мощно толкнул супругов в спины, усугубляя это силой выпрямляемых ног и весом своего крепкого тела, что дверь распахнулась с громким треском выдираемой из косяка цепочки, и четыре организма с грохотом ввалились в коридор.
– Захват! – еще в падении прокричал Сергеев, и двое оперов вломились в квартиру как танки, ступая по телам упавших и сметая все на своем пути. Замешкался только Костик, не проинструктированный о таких действиях заранее.
– Всем лежать! морды в пол! руки за голову!
Послышались звуки падающей мебели, звон сорвавшегося где-то в коридоре зеркала, испуганные крики супругов. Где-то в глубине комнаты глухо бабахнули пистолетные выстрелы, и замкнутое пространство заполнилось кислым запахом пороха. Грянул еще один выстрел, теперь в коридоре, и у Костика заложило уши…
– Чисто! – крикнул, выбегая из глубины квартиры, Ванин.
– Чисто! – выкрикнул Приходько.
Тяжело дышащий Сергеев выпрямился, вытер со лба пот и неожиданно подмигнул оглохшему на время Костику.
– Вот так, лейтенант! А ты говоришь, задержания, погони, кино… Как, интересное вышло кино?
Костик неуверенно кивнул, больше угадав, что говорил капитан. Он опустил глаза, посмотрел на извивающегося в наручниках Гнилого, на лежащих неподвижно супругов, и вскинул голову.
– А с этими что?
– Да что с ними станется… – Сергеев отмахнулся. Затем нагнулся, рывком поднял на ноги Гнилого, согнул его в поясе и толкнул так, что тот, вылетев на лестничную площадку, с размаху ударился головой о перила, опять упал и затих. – Все нормально, граждане! – крикнул капитан осторожно высунувшимся из соседних квартир жильцам. – Только что работниками милиции было проведено задержание проживающего в вашем доме особо опасного преступника. Теперь можете жить спокойно… Спасибо, товарищ Бронштейн! – не без торжественности сказал он, обращаясь к неподвижно лежащему, обхватив голову руками, доктору математических наук. Тот потерял очки и сейчас всюду по коридору поблескивали их разлетевшиеся осколки. – Вы нам очень помогли, очень! Можете встать, операция закончена… От лица российской милиции объявляю вам благодарность.
Первой зашевелилась женщина. Она с кряхтеньем поднялась на четвереньки, посмотрела на милиционеров бессмысленными глазами, напомнив Костику недавнего жалобщика в рубашке с короткими рукавами, и вдруг тихо завыла, раскачиваясь из стороны в сторону своим массивным телом.
– Вам тоже, гражданка, спасибо, – сказал Сергеев и, повернувшись к своим, прошипел: – А вы чего застыли? Давайте этого вниз, быстро! Сматываемся!
Ванин с Приходько подхватили бесчувственное тело и поволокли его вниз по лестнице, и Костик, не мешкая, рванул за ними, с радостью ощущая, как к нему возвращается слух. Замыкающим пристроился капитан. Один пролет они преодолели в полной тишине, если не читать мягкого стука о ступени пяток задержанного, с ног которого давно слетели домашние тапки, и хриплого дыхания оперов.
Костик уже совсем было уверился, что отступление пройдет тихо, без эксцессов, как внезапно сверху послышался истошный женский крик. Кричала, судя по всему, наконец опомнившаяся Клавдия.
– Не тормозить, – сквозь зубы скомандовал Сергеев, а сам остановился, героически оставшись прикрывать отход боевой группы.
Костик, поколебавшись, замер на полпролета ниже. Ему было необычайно интересно, а Ванин с Приходько справятся и без него. В конце концов, пятый этаж, чай – не двадцать пятый.
– Убили! – истерично голосила госпожа Бронштейн, если только эта женщина не являлась любовницей очкастого горе-математика или его побывавшей замужем и сменившей фамилию сестрой. – Ой, люди, что же это такое делается…
– Да кого убили-то? – не без некоторой злости бросил Сергеев, не возвращаясь, однако, наверх, готовый в любой момент продолжить организованный отход на заранее намеченные позиции. – Доктора, что ли, вашего научного? Да он там просто дурака валяет! Растолкайте его, пусть уже встает, наконец!
Костик на цыпочках поднялся и замер возле капитана, вытягивая шею. Тот покосился на него с раздражением, но ничего не сказал. Костик видел, как стоящая на коленях женщина мотнула головой, на мгновение утихла, затем вдруг осознала, что находится перед высыпавшими на лестничную клетку жильцами в разошедшемся по швам платье, и заголосила с новой силой, так, что у Костика опять едва не заложило уши.
– Я жаловаться буду! – кричала предполагаемая Бронштейн, пытаясь как-то стянуть на груди превратившееся в лоскуты платье.
– Это ваше право! – тоже крикнул, опять начав спускаться по лестнице, Сергеев. Он приостановился и бросил на Костика сердитый взгляд. – А ты чего застыл? За мной, лейтенант!
– Немедленно сообщите мне вашу фамилию и место работы!
– ОВД Щукино! – еще громче выкрикнул Сергеев. – Там спросите Максима Жарова! Ну, который в паре с Мухтаром работает, меня там любой знает!..
После короткого совещания решили возвращаться в отдел опять на троллейбусе, приковав задержанного к себе двумя парами наручников, как медведя в фильме «Неуловимые мстители», но после поверхностного обыска в карманах этого задержанного, в итоге решили ехать на двух такси, чему Костик был очень рад. Он здорово устал, а еще ему многое предстояло тщательно обдумать. И, желательно, в спокойной обстановке.
Глава 6. Рабочие будни.
Дело гражданина Павлова
«В речи сотрудника органов внутренних дел исключается использование нецензурной брани, сквернословия и выражений, подчеркивающих негативное, презрительное отношение к людям».
Из статьи 11 «Культура речи».
Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел РФ.
Клиент попался упертый. Собственно, дело было яснее некуда, да вообще не было никакого дела, поскольку этого уродца взяли прямо на краже сумки, взяла сама потерпевшая, здоровенная тетка, оказавшаяся бывшей толкательницей ядра и еще не растерявшая спортивных навыков, но он упорно не хотел ничего признавать и подписывать. Пустой разговор шел уже минут сорок, а дело, которого не было, не сдвинулось ни на миллиметр. Доходяга в спортивном костюме и растоптанных кроссовках словно издевался над ним, хотя Костик был уверен, что это не так. Просто этот дебильчонок, примерно его ровесник, то ли насмотрелся фильмов о крутых криминалах, то ли наслушался их же вживую, но итог был один: он все тупо, но упорно отрицал. Костик давно отпустил «потерпевшую», которая понаставила этому деятелю огромных, на пол лица синяков и едва не сломала руку, поскольку толку в ее присутствии все равно не было, и сейчас Костик толок воду в ступе в гордом одиночестве. Точнее, с помощью Дениса Борисовича Павлова, который упорно отрицал свою причастность к неудавшемуся ограблению – что при потерпевшей, что без нее, так что ее присутствие или отсутствие ничего не меняли. Удивительным было, как этот Денис Борисович вообще назвал свои данные в виде имени и фамилии, поскольку на все дальнейшие вопросы он отвечал «нет», «не знаю», «не имею понятия», «это был не я» и выдавал подобные штампы.
Коллеги, успевшие за это время допросить или опросить как минимум по два свидетеля или подозреваемого, поглядывали на него с усмешкой, но Костик делал вид, что не замечает их ехидных взглядов. Периодически кто-нибудь из сослуживцев незаметно показывал Костику, что ему неплохо было бы сделать, сжимая кулак, постукивая им о свое лицо, и недвусмысленно кивая при этом на задержанного, но Костик упрямо продолжал изображать, что подсказок их не видит. Наконец кабинет потихоньку опустел, остались только сотрудники да этот чертов дебильчонок. Да капитан Сергеев выпроваживал последнего посетителя. Рабочий день заканчивался.
– Может, по пивку? – не нарушая традиции, бросил, как всегда, в никуда Ванин, неспешно рассовывая по ящикам стола бумаги.
– Я пас, – сразу отозвался Сергеев. – Я жене обещал пораньше прийти.
– Беру минуту на размышление, – сказал Приходько.
Все уставились на Костика.
– Я не знаю, – автоматически ответил тот, в точности продублировав только что прозвучавший ответ своего подопечного, и не сразу понял, почему коллеги разразились громким смехом. – Черт, совсем заработался, – сконфуженно пробормотал он и посмотрел на Дениса Борисовича со злостью. – Ночью почти не спал, а тут еще этот…
– Да дай ты ему в лицо, – посоветовал Ванин. Он встал, пересек кабинет и оперся задом на стол Сергеева, чтобы лучше видеть происходящее.
– Он не может, он у нас задержанных не бьет, – очень серьезно возразил Приходько, после чего комнату залил еще один приступ веселья. – Помните, мы тогда даже поспорили с ним, когда он, наконец, сломается.
– Не дождетесь, – буркнул Костик.
Приходько тоже покинул свое место и пристроился рядом с Ваниным, утвердившись на столе Сергеева задом. Тот покосился на облепивших его стол коллег, поморщился, но ничего не сказал. Только сдвинул слегка Приходько, чтобы самому лучше было видно. Он уперся локтями в стол, положил на кулаки подбородок, и тоже принялся наблюдать за Костиком. Теперь уже трое в упор пялились на него, мешая сосредоточиться.
Прошло еще минут десять, однако кабинета никто не покинул. Даже Сергеев словно позабыл о своем обещании жене прийти пораньше. Костик делал вид, что не замечает, как трое перешептываются, заключая пари и делая денежные ставки.
– Значит, вы говорите, что не производили попытки сорвать с плеча потерпевшей сумочку? – монотонно бубнил Костик, чувствуя, как у него периодически темнеет в глазах, словно у пенсионера с повышенным или – черт их разберет – пониженным, что ли, давлением. А уж в какой момент начало гудеть в голове, он уже и не помнил. И все этот уродец Павлов, который сидит, как ни в чем не бывало, и в ус не дует, словно нарочно решил проверить терпение опера на прочность.
– Нет, – спокойно сказал Павлов. – Я просто случайно протянул руку, – он показал, как, – потом случайно сжал пальцы, – он опять показал, как, – ремешок сумочки неожиданно для меня оказался зажатым в моем кулаке, и я от этой неожиданности… ну, ощутив в своей ладони что-то… в общем, попытался отдернуть руку. Естественно, за рукой потянулась и сумочка, поскольку пальцы от волнения я так и не разжал, потому что их внезапно свело судорогой.
– Та-а-ак… – Костик побарабанил пальцами по столу. – Допустим. А вот потерпевшая сказала, что вы сделали это намеренно.
– Ее дело, – хмыкнул Павлов. – Ее слово против моего, не более того. К тому же, она здорово меня отметелила. – Он осторожно потрогал пальцами расплывающееся вокруг глаза лиловое пятно. – Так что это я, по сути, пострадавший.
– Но вы ударили ее первым, когда она попыталась выдернуть свою сумочку обратно, – напомнил Костик.
– Я не бил ее, – сказал Павлов. – Я просто сжал кисть в кулак и выпрямил руку. – Он безразлично пожал плечами. – Возможно, ткнул ее при этом куда-то. Чистая случайность.
– Опять судорога виновата? – с сарказмом уточнил Костик.
Павлов опять пожал плечами.
– Наверное. Я не врач, врачам виднее, что это такое…
Костик внезапно ощутил, как у него в голове в буквальном смысле забегали какие-то мурашки, а в глазах опять потемнело. В ушах раздался неприятный гул, а по мышцам пробежала настоящая, в отличие от выдумываемой Павловым, судорога. Не замечая, как тревожно переглянулись товарищи, он закрыл глаза, приложил пальцы к вискам, как это в стремлении избавиться от головной боли делал Бугаев, и замер. Встревоженный Сергеев даже привстал, разглядывая изменившегося в лице подчиненного. Но не успел он что-либо сказать, как Костик вдруг закричал что-то нечленораздельное, а в следующий момент его словно пружиной подбросило вверх. В одно мгновение, подобно заправскому гимнасту, он перемахнул через стол и так врезал не успевшему среагировать Павлову справа, что тот опрокинулся вместе со стулом и оказался распластанным в центре кабинета.
– Судорога, говоришь! – Костик быстро нагнулся, схватил стул за спинку и, вскинув его над головой, со всего размаха обрушил его на спину пытающегося отползти Павлова. – Врачам, говоришь, виднее! – Он ударил задержанного еще раз и, когда спинка стула отделилась от его седалища, бросил ее в голову болезненно вскрикнувшему задержанному. – Случайно, говоришь! – Он принялся пинать Павлова ногами, норовя заехать в прикрываемое им лицо или хотя бы в область живота и почек.
Трое наблюдали за происходящим с широкими, во весь рот, улыбками. Никто даже не пошевелился, чтобы попытаться своего сослуживца угомонить. Иногда, отмечая какой-нибудь особенно результативный удар, они быстро переглядывались, и их внимание тут же опять переключалось на коллегу.
Наконец выдохшийся Костик замер посреди кабинета с бурно вздымающейся грудной клеткой и с растерянным выражением лица, как бывает с людьми, неожиданно очнувшимися после эпилептического припадка на грязной мостовой, со втиснутым между зубов твердым предметом, под любопытными взглядами обступивших их прохожих. Он недоверчиво обвел глазами кабинет, словно оказался в нем впервые, и, наконец, остановил его на покровительственно улыбающихся сослуживцах.
– Что… что это было… – пролепетал он, пытаясь запустить дрожащую руку в карман. Наконец ему удалось попасть в его прорезь и извлечь оттуда носовой платок. Он смахнул с влажного лица пот, который уже струился по лицу, стекая по подбородку, и опять замер, глядя на товарищей растерянно. Перевести взгляд вниз, на корчившегося в его ногах со стонами Дениса Борисовича, он не решался.
– Что, что… – Ванин разомкнул сложенные на груди руки и оторвал зад от капитанского стола. – Ничего особенного. Работать ты, наконец, начал, вот что.
– Или прекратил, наконец, валять дурака, – сказал, спрыгивая с того же стола, Приходько. – Можно и так выразиться.
– А… а что делать с… – Костик наконец собрался с духом и посмотрел на пытающегося подняться Павлова. Его физиономия была окровавлена, при попытке что-то произнести на губах надувались красные пузыри, а каждое движение, судя по всему, вызывало острую боль, сопровождаемую стонами. – Что делать с этим?
– С этим? – непонимающе переспросил Сергеев, и трое одновременно опустили взгляды. – А что с ним делать… – Он обогнул свой стол, подошел к Павлову, схватил его за шиворот, и с треском рвущейся материи спортивного костюма рывком поднял на ноги. Затем развернул безвольно болтающееся тело и толкнул его в сторону лейтенантского стола. Пролетев несколько метров, Павлов ударился грудью о стол, опять упал и опять затих.
– Мебель вот только поломал… – Приходько нагнулся, поднял с пола разрозненные части стула и принялся вертеть их в руках. – Завхоз по головке не погладит. И другого не даст, можно и не просить.
Сергеев смотрел на него в упор намекающим на что-то взглядом, а старлей делал вид, что этого не замечает; он с преувеличенным вниманием рассматривал обломки мебели, словно прикидывал, как можно восстановить безнадежно испорченный стул. Ванин тоже впился в него прищуренными глазами, а Костик, не понимая, смотрел на них троих и продолжал машинально протирать лицо давно промокшим насквозь платком.
Наконец Приходько вздохнул, небрежно отбросил прямо на пол гулко стукнувшиеся деревяшки, и поднял голову.
– Ну, пойдемте, пойдемте, – проворчал он, сведя брови. – Проиграл, так проставлюсь.
– Да уж будьте так добры, – ехидно поддакнул Сергеев.
– А некоторым, как я погляжу, домой пораньше уже не надо, вроде, – опять проворчал старлей.
– Ничего, – оптимистично сказал Сергеев, – извлекая из кармана мобильник. Он потряс им в воздухе и насмешливо сказал: – Слыхал когда-нибудь о таких вот штучках? Двадцать первый век, между прочим, на дворе…
Он отошел в сторону и принялся в чем-то убеждать жену, а Ванин с Приходько подняли начинающего приходить в себя Павлова и опять усадили его на стул перед столом Костика. Стул в пользование последнему любезно предоставил предвкушающий халявную выпивку Ванин.
– Пиши, – сказал он задержанному.
– Чего писать? – кое-как прошамкал разбитыми губами Павлов. Он утер кровь прямо рукавом и уставился на опера заплывшими от побоев глазами.
– Точнее, подписывай, – поправился тот. – А все что надо, мы сами потом напишем.
– Но я…
Павлов хотел что-то возразить, но Ванин нагнулся, поднял обломок стула, посмотрел сначала на него, задумчиво, потом, со значением, на беззвучно шевелящего губами задержанного, и тот поспешил взять со стола ручку.
– Все, погнали, – бодро сказал закончивший переговоры с женой Сергеев. – И без того времени уже вон сколько потеряли.
– А с этим что… – как заведенный повторил Костик. Он только-только начинал приходить в себя.
– Да что ты заладил! С этим, с этим… Отпускай этого уродца под подписку. Завтра передашь его дело следакам, и все. Забудь.
– Я напишу прокурору, что меня избили, – внезапно подал голос подписавший чистый лист бумаги Павлов, и с Костиком моментально опять произошла метаморфоза.
– Кто? – прошипел он, подскочив к на редкость упрямому клиенту. – Кто тебя избил?
– Ты.
– Я? – Костик побелел. – Разве я тебя бил? Я всего лишь сжал ладонь в кулак, – он быстро сделал то, о чем говорил, – и резко вытянул руку вперед! – И с этими словами ударил Павлова с такой силой, что тот опять слетел со стула. – А потом я отвел ногу назад, и…
– Э, э, Головко, хорош! – посмотрев на часы, прикрикнул на него стоящий в дверях Сергеев. – Ванин, оттащи-ка товарища лейтенанта от гражданина задержанного, а то ему понравилось… Короче, отставить «отпустить», а то этот клоун, как я погляжу, ничего не понял. Давайте-ка лучше его в наш «обезьянник», и порыли. А то до ночи тут с ним ковыряться будем…