Четыре кита, или Право выбора Гришина Светлана

7

Солнечная улыбка осветила утро. Стены Ликиной комнаты с удовольствием приняли тепло нового дня. Девушка подтянула колени к груди и зажмурилась. Как не хочется вставать!

– Просыпайся, проспишь все самое интересное.

Ну вот, опять.

– Доброе утро, глюк. Я так понимаю, наше общение становится регулярным и неизбежным.

– Правильно понимаешь. Я пришел к тебе навеки поселиться. Шутка.

– Хороши шутки. Выйди. Я буду одеваться. Надеюсь, ты со мной в туалет не ходишь?

– Фи, мадемуазель, за кого вы меня держите. У меня врожденное чувство такта.

– Только на это и надеюсь.

Анжелика села в кровати и посмотрела на дверь. По металлу дверной ручки скакнул солнечный зайчик.

Гардеробщица, вахтерша, больнице – правительница Нина Тимофеевна, призывно замахала руками, как только Лика переступила порог приемного покоя:

– Ступай срочно в кабинет заведующей, там новенькие знакомятся с персоналом. Ольга Владимировна всем велела собраться.

Анжелика терпеть не могла подобные сборища. Но приказ есть приказ. Она белой мышью попыталась проскользнуть в кабинет ЗАВа, но движение было замечено, и громкий голос пригвоздил девушку к месту.

– А вот и Анжелика! Знакомьтесь, коллеги, наша лучшая медсестра. Как говорят наши пациенты, она может вылечить одним своим присутствием.

На медсестру уставилось несколько пар любопытных глаз и щеки ее обрели пунцовую окраску.

– Это я шучу, конечно, – продолжала Ольга Владимировна, – но то, что наши больные очень любят Анжелику, чистая правда. Говорят, рука у нее легкая.

Перестав пялиться в пол, Лика подняла голову. Перед ней стоял высокий статный мужчина 40—45 лет. Рукой с длинными тонкими пальцами он зачесал волосы назад, открывая высокий лоб без морщин, что могло свидетельствовать об отсутствии мук совести и, ослепительно улыбнувшись, представился:

– Виктор Григорьевич, ваш новый хирург. Очень рад, что буду работать в таком приятном коллективе.

Он протянул руку и пожал Ликину ладонь. Как странно, от его прикосновения комарики беспокойства закололи ее пальцы, и ей очень захотелось оказаться от него подальше. А красавец между тем, продолжал наполнять помещение музыкой своего голоса, явно получая от этого удовольствие:

– Надеюсь, мы с вами подружимся. Учитывая, что вы пришли последней, позвольте представить вам моих коллег…

Татьяна, наблюдая процесс знакомства новоприбывших с Ликой, недоумевала, отчего этот холеный мужчина, как говорят, классный хирург, рассыпается бисером перед провинциалами. Слишком хорошее воспитание или попытка, незнамо зачем, с первых шагов произвести впечатление?

С ним вместе приехали две девушки-практикантки и совсем молоденький врач-травматолог. Чуть сутуловатый, с крупными чертами лица и насмешливым выражением глаз, он с первого взгляда заинтересовал Лику и заставил ее сердце биться сильнее.

Звали его Алексей Вольцев. Профессора пророчили ему хорошее будущее, и сетовали на чрезмерное легкомыслие, а сокурсники знали как Дон-Жуана, с ловкостью жонглера играющего девичьими сердцами. На втором курсе он успел жениться, а к четвертому – развестись. Он искренне считал, что жизнь – это только игра и не стоит относиться к ней серьезно, а отношения между мужчиной и женщиной могут длиться столько, сколько длится новизна.

Суматоха рабочего дня отпустила к вечеру.

– Лика, прогуляйся со мной в курилку, – попросила Таня, заглянув в сестринскую.

Лика не любила запаха сигарет, но ей, как и Татьяне, не терпелось поделиться впечатлениями, и только в курилке в это время можно было спокойно поговорить, предварительно закрывшись на ключ.

Сизый дым, плавно изгибаясь, выплывал в открытую форточку.

– Ну-с, что ты обо всем этом думаешь?

Таня бросила скорый взгляд на подружку:

– Чего молчишь загадошно? И улыбочка у тебя какая-то нехорошая. Больная улыбочка-то.

– Чего это вдруг, больная? – удивилась Анжелика.

– А тогой-то. Чумная какая-то. Рассказывай, как тебе новенькие? Впечатления от практиканточек мне не интересны, предупреждаю сразу.

Лика хихикнула и покраснела:

– Обычное впечатление, люди как люди.

– Так, а при чем тут розовые щечки и потупленные глазки? Ликусь, я тебя насквозь вижу, а ну, говори, на кого из этих двоих ты запала?

Таня схватила Лику за плечи и затрясла ее.

– Сейчас я устрою тебе допрос с пристрастием, а ну, колись, несчастная!

– Таня, ты из меня всю душу вытрясешь! Не убивай, я все скажу!

Таня отпустила Анжелику и, сделав серьезное лицо, взяла новую сигарету.

– И так, этот импозантный мужчина со светскими манерами тебе понравился? Ты считаешь, что нам крупно повезло, что сей дар природы будет трудиться с нами бок о бок?

– Это ты о ком? О Викторе Григориче что ли? По мне, так и не приехал бы он, мы б не много потеряли. Хотя, может больные от этого и выиграют. Если с тяжелыми переломами их перестанут возить в эдакую даль, это ж хорошо. А вот наши доктора совсем не в восторге. На его фоне их запитые физиономии сильно проигрывают.

– Значит, и тебе он не показался. – Таня задумчиво уставилась в потолок.

– Совсем не показался. – Лика посмотрела туда же, и они вдвоем принялись детально рассматривать каждую его трещинку.

– Н-да. – протянула Таня. Видимо, количество и качество трещин ее разочаровало. – Странно.

– Что именно?

– Да все это. Странно. Зачем ему покидать насиженное место и ехать в нашу милую Тьмутаракань? Непонятно, значит – подозрительно.

Лика махнула рукой,

– Да ладно тебе, мало ли какие у него на то причины. Может, дело в жилье? Я слышала, здесь ему квартиру дадут.

– Ну хорошо, если не В. А., то что?

– Что?

– Ну хорошо, не «что», а «кто»?

– Кто? Что? Тьфу, запутала совсем! Что ты хочешь сказать?

– Кто повлиял на цвет твоих щек? Они у тебя аки маки красны.

Анжелика удивилась. Она надеялась, что Татьяна ничего не заметит.

– Тань, а любовь с первого взгляда бывает?

Ответом ей был кашель поперхнувшейся Татьяны. Отдышавшись, женщина оценивающе посмотрела на Лика:

– Ну, ты даешь! Можешь не продолжать, с тобой все ясно. Зеленые глаза Алексея поразили тебя в самое сердце.

Девушка смущенно отвернулась и поэтому не увидела, как гримаса жалости промелькнула на Танином лице. «Эх ты, мышка серая, не по тебе пирожок-то», можно было прочитать в глазах старшей медсестры. Но, быстренько подкорректировав мимику и добавив материнской нежности в интонации, Таня продолжила:

– Ну ладно, деточка, хватит краснеть. Парень и правда хорош, грех не влюбиться. Да и пора тебе ужо, чай не 15 лет-то, пора!

Лика обижено насупилась:

– Все время ты смеешься. Ничего больше спрашивать не буду. И рассказывать тоже не буду.

Таня хихикнула и обняла девушку за плечи:

– Да не смеюсь я. Я действительно за тебя рада. Только ты не очень торопись выдавать желаемое за действительное. За версту видно, что парень – пройдоха. Это я тебе говорю, как человек с опытом.

Анжелике вдруг стало обидно за Алексея. Это как раз Таня торопится с выводами. Парень с Алешиными глазами ну никак не может быть пройдохой.

8

Беспокойство кольнуло Виктора, как только он вошел в подъезд и, по мере продвижения, все более нарастало, трансформируясь в страх. Виктор всунул ключ в замочную скважину, но не нашел в себе сил провернуть его в замке. Устав ждать, ключ провернулся сам, дверь распахнулась и Виктора, словно железяку магнитом, втянуло в квартиру. Дверь захлопнулась как крышка гроба, заставив врача съежиться.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с ужасом и открыть глаза. Что толку бояться, он ведь знал, кого увидит. Впрочем, что эта встреча неизбежна, он тоже знал. Так и есть. У окна стоял человек. Абрис его фигуры на светлом фоне казался вырезанным из бумаги и приклеенным к окну.

– Как прошел первый день? – без предисловий поинтересовалась фигура.

Виктор Григорьевич услышал, как в темноте громко щелкнула его челюсть.

– На… на… хорошо. – Наконец выдавил он из себя.

– Твой испуг слегка меня раздражает. Довольно пустой болтовни. Ты ее видел?

– Да, конечно видел. Очень хорошо видел и даже успел познакомиться, – торопливо заговорил Виктор, а в мозгу шевельнулось удивление, задевшее его еще утром, при встрече с девушкой, чем таким эта неказистая особа могла вызвать к себе интерес?

– Не твое дело, – не иначе прочитав мысли, произнес черный человек, – кабы ты мог отделять ценное от хлама, не стоял бы сейчас передо мной. И местечко для тебя не мною было б заготовлено. Но, если б, да кабы….

Человек театральным жестом простер руку вперед и в сторону.

Стены комнаты странным образом растянулись, и перед глазами врача предстал огромный зал с колоннами, украшенными страшными физиономиями. Они нахально разглядывали Виктора и пошло подмигивали. От этого видения по его телу пробежались подкованные на все лапки мурашки-мутанты. Он зажмурил глаза и потряс головой. Зал исчез.

– Если тебя испугала моя невинная шутка, прошу извинить, – с издевкой в голосе сказал человек, – у нас есть договор, и мы не будем его нарушать? Не так ли?

Виктор кивнул головой. Гость продолжал:

– Повторим задачу. Ты – ее близкий друг. Помогаешь советом, выручаешь в сложной ситуации, учишь мыслить в верном направлении. Она безоговорочно тебе доверяет.

Все очень просто.

– Да, я понял, но на это потребуется время. И потом, я не уверен… Вдруг у меня не получится?

Виктор не мог видеть лица собеседника, но волну его недовольства почуял сразу.

– О времени не беспокойся. Время – понятие относительное. Для меня его вовсе не существует. А насчет «не получится». Мой робкий друг, я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Вспомни хотя бы Леночку.

Черный силуэт медленно таял, и наконец совсем исчез, бросив напоследок фразу:

– Жаль расставаться, мой друг. Я бы погостил еще немного, но, дела, черт их побери.

Вспомни Леночку!

Последние слова шорохом прошелестели по комнате и пылью осыпались в ее углах.

Виктор Григорьевич, как опустошенный мешок, обмяк на пол.

Виктор Осипов родился и вырос в небольшом подмосковном поселке. Судьба с младых лет благоволила ему, наделив незаурядным умом и привлекательностью. Учителя в школе обожали Виктора, школьный химик пророчил ему великолепное будущее и лишь ему одному безоговорочно доверял свою скромную лабораторию. Мать и старшая сестра отбивались от его назойливых подружек, одолевающих Виктора своим вниманием, а отец гордился сыном, который в каждом интересующем его деле, стремился стать профессионалом. Когда пришло время, Виктор влюбился в одноклассницу. И вот тут его постигло первое разочарование. Ольга (так звали девушку), не ответила взаимностью. Виктор ушел в армию, а когда вернулся, узнал о предстоящей свадьбе Ольги и его лучшего друга. Ситуация банальная и Виктор постарался отнестись к ней философски.

Он принял активное участие в подготовке к свадьбе, а бесшабашное путешествие на стареньком катере за шампанским, которого не хватило для всех желающих, сохранил в своей памяти, как одно из приятных воспоминаний. Они неслись, как угорелые, в поселок на другой стороне реки, опасаясь, что не успеют к закрытию. На середине реки мотор заглох, жених, находившийся здесь же, не устоял на хмельных ногах и свалился в воду. Парень моментально нахлебался воды и неизвестно, чем бы закончилась свадьба, если б Виктор не втянул его обратно. Экспедиция закончилась благополучно, шампанское текло рекой, и веселью не было предела. Никто не заметил, как Виктор, прихватив бутылку с благородным напитком, покинул собрание. Он сидел на крыльце своего дома, пил из горла, зло утирая слезы, и пытался понять, почему Ольга предпочла ему другого.

Вскоре Виктор уехал в Москву и с первого захода поступил в медицинский. Более всего, как и прежде, его интересовала химия. Он видел красоту химических формул и чувствовал их магическую силу. От лабораторных опытов его отвлекла новая любовь.

Валерия оказалась для Виктора той девушкой, которую, увидев однажды, он уже не мог забыть никогда. Но судьба вновь наступила своей безжалостной ногой на горло его вырисовывающегося счастья. Отцу Валерии не приглянулся потенциальный жених. Нищий студент, ни кола, ни двора. Что он может дать его дочери, рай в шалаше? Девушка согласилась с доводами папаши и уехала к родственникам в северную столицу.

Вновь вернувшись к колбам и препаратам, Виктор не расстался с мечтой приручить своего «единорога». Даже препарируя трупы, он мысленно соединял всевозможные элементы, пытаясь создать эликсир любви. Посвящая этой идее каждую свободную минуту, Виктор получил порошок бледно-розового цвета, состав которого по всем параметрам удовлетворял изобретателя. Не решившись продегустировать его самостоятельно, он подыскал парочку наркоманов, которым было глубоко безразлично что пробовать.

Результаты несколько отличались от ожидаемых. Подопытные не воспылали чистой любовью друг к другу, но благодушие и восторг, отразившиеся на их лицах, красноречиво говорили о неземном блаженстве, о мире грез, в котором они оказались. На какое-то время люди чувствовали себя исключительно счастливыми.

Эксперименты продолжались. Охочих до розового порошка становилось все больше. У Виктора появились свободные деньги, что несказанно радовало его и, как ни странно, являлось альтернативой любви. Увеличивающееся количество денежного эквивалента уменьшало коэффициент его душевного одиночества. Бизнес крепчал, пошли слухи, и Виктор спешно ушел в подполье, потихоньку наводя справки в поисках подходящего покровителя. Кто ищет, тот рано или поздно найдет. Жизненная дорога Виктора пересеклась с молодым, как теперь говорят – предпринимателем, Леонидом Котовым. Этот человек обладал коммерческим чутьем и немалым капиталом. Сразу почуяв золотую жилу, он помог Виктору поставить на поток производство «таблеток счастья», разумеется, по-прежнему тайно. Случилось это во времена зарождающейся демократии и разгула братков-беспредельщиков. Виктор работал в больнице г. Владимира, был уже женат, имел маленькую дочь Оленьку, и снимал комнату. Его жена Тамара обожала и боготворила мужа. Дабы не привлекать к своей персоне лишнего внимания, Виктор открыл счет в Московском банке на имя Тамары, куда и переводил свои сбережения.

Очень скоро Виктор понял, что тихой семейной жизни и однообразных ласк жены ему недостаточно. Как нельзя кстати ему подвернулась молоденькая медсестра, отдаленно напоминавшая Валерию. Из шаткой лодочки лжи он пересел на устойчивый корабль обмана и пустился в дальнее плавание. В течение 10 лет ему удавалось скрывать как левую связь, так и тайные накопления, но его величество случай все изменил. Благодаря заботам доброжелателей, Тамара, подозревавшая измену, но не желавшая в нее верить, застала-таки мужа с любовницей. Первая реакция была естественнее всех остальных – развод. Первый ответ Виктора – согласен, но… Тамара впала в отчаяние. Жизни без мужа она не представляла. Виктор запоздало вспомнил о вкладе на имя жены. Без ее доверенности он не мог снять деньги. Ситуация разрешилась для Виктора благополучно.

Поздно вечером, когда он в очередной раз корил себя за неосторожность и искал достойный повод для возвращения в семью, ему позвонила дочь. Беспорядочные слова перемежались с рыданиями:

– Папа! В ванной… мама закрылась… скорее… я боюсь, приезжай!

Недолго думая, Виктор сел в машину и через 15 минут уже взламывал дверь в ванную. Отбирая у Томы бритву, он гладил ее по мокрому лицу, целовал руки, проверяя, слава Богу, не тронутые вены и шептал ласковые, такие желанные для ее ушей слова.

Когда Ольга, успокоившись, уже спала, Виктор, выбрав наилучший способ защиты – нападение, объяснялся с Тамарой:

– Ты сама виновата в том, что случилась. Раздула из мухи слона. Ну, сходил мужик разок налево, ну и что? Трагедия! День рождения у коллеги, перебрал немного, тут она и прицепилась. Она уже давно старалась меня окрутить, а ты ей помогла. Я и подумать не мог о разводе, я только одну тебя люблю.

– Но мне сказали, ты давно с ней, – приложив руки к вискам, сказала Тома.

Виктор взвился:

– Кто сказал? Ты будешь верить глупым сплетням завистников, или мне? Да ты знаешь, где я работаю? Это же клоака, террариум, скопище несчастных, одиноких баб, которым чужое счастье поперек горла. Да каждая из них готова придумать что угодно, чтоб только прыгнуть ко мне в постель!

Тома оглядела мужа. Да, с этим не поспоришь. Она постоянно замечала косые, оценивающие взгляды других женщин не ее мужа. С возрастом он стал еще привлекательнее, усы и борода, которые он отпускал на зиму, придавали ему и вовсе царственный вид. Даже дочь, в шутку, называла его Николаем Вторым.

– Но ты легко поддался, – слабо возразила Тома, ликуя в душе, потому что уже поняла – самое страшное позади.

Виктор на колени опустился перед креслом, в котором сидела Тома и, напустив нежности во взгляд, достал из кармана голубую книжечку.

– Посмотри, что я готовил для нас. Для тебя. Я копил эти деньги много лет, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Разве это не является моим доказательством любви?

Зная меркантильность Виктора, Тамара, увидев сумму, изумилась. А когда поняла, что все эти деньги принадлежат ей, впала в ступор. Инцидент был исчерпан. Более они к этой теме не возвращались, но Тома, удостоверившись в слабой стороне мужа, приняла необходимые меры предосторожности.

9

Свежий морской ветер растормошил прибрежный песок, поднял песчинки в воздух, закружил их в причудливом танце и понес с собой, разбрасывая по пути над каменистыми холмами, тянущимися вдоль берега, над засеянными пшеницей полями. Дыхнул песком в лица поселенцев, живущих в долине, рассыпал горсть на крыльце Мионы, и, разметав остатки над макушками деревьев, в гордом одиночестве понесся дальше. Миона приподняла тяжелые веки и посмотрела в окно. Если бы она только могла, то, подобно мелким песчинкам, составила бы ветру компанию. Но за последние несколько дней она ослабла настолько, что была не в состоянии пройти и пары шагов. Ее мать, судорожно вздохнув, подошла к старейшине и горячо зашептала ему в лицо:

– Муж мой, прошу, опомнись! Посмотри на свою дочь, своим упорством ты губишь ее.

– Я сделал все что мог, лучшие знахари долины осмотрели ее и не нашли причины, вызвавшей столь внезапной болезни.

Мать в отчаянии взмахнула руками.

– Зачем нужны знахари, если причина лежит на ладони! Ты не хуже меня знаешь, кто может ее вылечить! Позови Соло! Не препятствуй детям! Твой запрет убьет ее!

Старейшина отвернулся от жены и твердо произнес:

– Ты глупости говоришь. Ее болезнь никак не связана с отсутствием этого… Соло. Она прекрасно сможет прожить и без вашей дурацкой любви. Вот увидишь, Миона скоро поправится. Если же ей не суждено выздороветь, знать на то – Божья воля.

И, не желая смотреть на заплаканное лицо женщины, старейшина вышел из дома.

Только одному ему была понятна причина, по которой он так упорно не желал отменить свое распоряжение.

Он боялся. Дико боялся, что, наблюдая каждый день счастье дочери, больше не сможет сдерживать рвущиеся наружу чувства. Старейшина был трусом. Только из-за трусости он в свое время не отправился за лес на поиски жены. Из бесед вернувшихся мужчин, он имел представление о жизни за пределами долины. Смерть и боль подстерегали там на каждом шагу. Синица в руке лучше, решил он, и женился на местной девушке. Она была из рода тех, первых и весьма ему подходила.

Не сосчитать, сколько раз он жалел об этом поступке. Ему не нравился ее запах, ему не хотелось спать с ней. Каких невероятных усилий стоило ему исполнение супружеских обязанностей. Он стал засматриваться на девушек, и от этих шальных мыслей кружилась голова. Но он не смел, он свято верил в наказание и боялся греха. Очень скоро он вошел в совет старейшин, и даже намек на мысль о другой женщине приводил его в ужас. Как можно заведовать нравственностью и безнравственно мечтать о прелюбодеянии? Когда родилась Миона, в долину вернулась Яла. При первом взгляде на женщину, старейшина пропал. Он думал о ней ежеминутно, нарекая исчадием ада, распутницей, греховодницей, он ненавидел и желал ее. А она, при встречах, смотрела сквозь него, не замечала. Отвлекаясь на общинные дела, он топил желание в недрах своей души, но чем беспощаднее он уничтожал его, тем яростнее похоть бесновалась, иссушая его сердце. Он искал ее взгляда, но она отворачивалась, он ждал ее слова, но она молчала.

Смерть Ялы забрала с собой и его мучения и его живую душу. Он ненавидел влюбленные пары, любыми путями откладывал венчание, и с удовольствием наблюдал досаду в их глазах. Старейшина не был злым человеком, просто, не познав взаимной любви, он чувствовал себя обездоленным, и созерцание чужого счастья причиняло ему нестерпимую боль.

Зато теперь он может отомстить Яле. Пусть Соло, ее плоть и кровь, мучается так же, как он когда-то. В том, что Миона и Соло полюбили друг друга, он видел Божий знак, намек на возмездие. И даже если Миона пострадает, старейшина не отступит. Никогда.

Соло ушел из селения, но не настолько далеко, как того желал отец Мионы.

В сырой, но уютной пещере Анисты он всецело посвятил себя своему горю. Юноша целые дни проводил на побережье, сидел на влажном песке и наблюдал, как ленивые волны выгибают мокрые спины. Тоска-пиранья грызла его сердце, а обида стальным обручем стянула ноги, лишая желания двигаться.

Аниста, не выдержав, завел с парнем разговор:

– Тебе должно быть известно, уныние – грех. Взбодрись, мальчик мой. Что толку в твоем созерцании волн? Ждешь, что они выкинут на берег идею, которая решит твои проблемы?

Пересыпая камешки из ладони в ладонь, парень нехотя ответил:

– Жду, когда тоска уйдет.

– Ну что ж, достойное мужчины занятие.

Соло усмехнулся и загреб новую порцию камней. Дед, проследив за его манипуляциями, продолжил:

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Дед стар, ему легко насмехаться над чужой бедой. Он уже давно забыл, что такое любовь. Ему не понять молодого сердца. И все же, послушай, что скажу. Если ты уверен в ее нелюбви к тебе, отпусти помыслы о ней, развей их по ветру и оставь себе только приятные воспоминания. Возможно, Господь подарит тебе счастье полюбить снова. Но если у тебя есть сомнения, если ты считаешь, что слова, ею произнесенные, не ею придуманы, ты должен пойти в долину и поговорить с ней еще раз. Не беспокойся за свою гордость. Нет ничего постыдного в искренней любви.

– Но что толку в разговорах. Ее отец ясно дал понять, что у нас нет будущего. Да и сама она сказала, что не любит…

Дед поднялся с камня, на котором сидел:

– Миона не из тех девушек, что любя сегодня, на завтра забывают. Послушай, что говорит твое сердце. И еще одно. Бог не дал человеку властвовать над другими, ведь даже направление пути своего не во власти смертного.

Юноша, по обыкновению, сидел у воды. День подходил к концу, и солнце красным вином разлилось над морем.

– Соло! – вдруг услышал он и обернулся. На краю холма стояла женщина и махала ему рукой, – Иди сюда, Соло!

Соло с удивлением узнал мать Мионы. Он на одном дыхании взлетел на холм:

– Что случилось?

– Пойдем со мной, его нет дома, он ушел и не скоро вернется. Скорее, Соло, прошу!

Женщина говорила на ходу, крепко держа парня за руку и ведя его за собой.

– Миона заболела. Она не просыпается уже третий день. Никто не понимает, что с ней.

Хрупкие женские руки с нечеловеческой силой вцепились в плечи Соло:

– Я знаю, только ты сможешь спасти ее. Только ты! Я пробовала, но мы не можем помогать кровным родственникам! Соло, верни мне мою дочь, верни.

Ее ноги подкосились и, под гнетом отчаяния, женщина рухнула на колени.

– Иди скорее, мальчик, прошу тебя.

Когда Соло взошел на знакомое крыльцо, солнце окончательно уступило небосвод луне и та, бесстыдно заглядывая в окна, освещала кровать с лежащей на ней девушкой.

Соло поразила ее резкая худоба и смертельная бледность. Под прозрачной кожей отчетливо проступали голубые нити вен, и лишь по слабому подрагиванию пульса на висках можно было догадаться, что жизнь еще держится в этом хрупком теле.

Соло шепотом позвал ее. Потом громче. Еще громче! Нет ответа. Он хватал ее за щеки, за плечи, за руки и звал, звал.

– Господи, да что же это?

Соло склонился над телом девушки и заскрежетал зубами.

– Как это неправильно. Как глупо и жестоко! Но я что-нибудь придумаю, девочка моя, ты потерпи немного. Все будет хорошо, Миона, ты обязательно поправишься.

Юноша вдруг вспомнил о несчастной матери, что вот-вот войдет в дом, в надежде вновь увидеть дочь здоровой. Надо срочно бежать к деду, он знает, что делать.

– Я скоро вернусь, – сказал Соло, оставляя на губах Мионы поцелуй.

– Прости, но я ничем не смогу вам помочь, – сказал дед, как только Соло обратился к нему, – боюсь, время упущено.

Отчаяние брызнуло из глаз правнука и резануло деда по сердцу. Старыми морщинистыми руками он провел по взлохмаченным волосам Соло.

– Проси Господа. Обратись к нему с открытым сердцем, ни минуты не сомневайся, и тогда он услышит тебя.

– Но почему, скажи мне, почему он так жесток? Зачем хочет забрать ее? За что наказывает?

– Он? Соло, разве это Он так жесток? Прошу тебя еще раз, ни минуты не сомневайся.

А теперь иди. Не стоит терять время.

10

Чуть только выдавалась свободная минутка, Анжи, не в силах сдержать эмоций, рвущихся наружу, находила Татьяну и «висла у нее на ушах». Центральной фигурой ее повествования являлся Алеша. Анжелика, мечтавшая о любви, нашла, наконец, предмет для обожания, и Татьяна стала невольным наблюдателем зарождающегося романа.

С появлением в больнице новых людей, стали происходить странные вещи, которые прямо-таки изумляли ст. медсестру.

«Мир сошел с ума», с некоторой досадой думала она. И кто бы с ней не согласился, видя, как красавец – мужчина Виктор Григорич, вьется вокруг совершенно несимпатичной, без намека на изюминку, девушки, а она, едва завидев, бежит от него, как черт от ладана. Когда же ей это не удается, она односложно отвечает на вопросы и хмуро рассматривает свои башмаки, так что мирная беседа врача с медсестрой со стороны напоминала допрос партизана немецким офицером. Еще больше угля в костер удивления подсыпала Нина Тимофеевна, в доверительной беседе сообщив Тане, что хирург дежурит у входа, дабы иметь возможность первым пожелать Анжелике доброго утра.

Сама не заметив как, Таня стала оказывать Виктору откровенные знаки внимания, очевидно, исключительно из сострадания к ближнему, вызывая огонь на себя.

Следующие события ошеломили Таню: компанию Виктору составил Алексей. Не обращавший прежде никакого внимания на Анжи, предпочитая проводить время в компании практиканток, Алеша, словно прозрев однажды, не упускал более Лику из виду. Знаки его расположения были скромны и лишены изыска, но девушка от каждой подаренной конфеты приходила в такой восторг, точно ей преподнесли бриллиант каратов в 12, что весьма умиляло парня.

Подобное положение дел не могло оставить Таню равнодушной. Ее недоумение меняло ипостаси, перерождаясь в раздражение, а после, в откровенную злость.

«Так, так, – думала Таня, – не иначе как наша мышка серая приворотное зелье состряпала, ну да мы своими силами справимся. Поиграем еще».

Голос Анжелики пробивался сквозь Танины мысли, как сквозь толстый слой ваты:

– Представляешь, мы вчера вечером встретились в магазине, и он проводил меня до дома. Тань, а я ведь даже и не представляла, насколько это здорово!

– Что здорово? – не сразу поняла Татьяна.

– Ну, все это – гулять с ним по городу, разговаривать, смотреть на него. А когда он взял меня за руку, знаешь, у меня аж мурашки по всему телу пробежались. Он такой, такой, – Лика сладко зажмурилась и вздохнула.

– Ну да, знаю. Поцелуи при луне, песни под гитару. Он тебе уже играл на гитаре, нет?

Жаль, было бы еще «здоровее».

Анжелика не заметила сарказма, укутавшись в вуаль своей влюбленности, и продолжала:

– Лешка такой славный, веселый, оказывается, он ужасный спорщик, он рассказывал смешные истории, какие пари он заключал и как выигрывал эти пари…

Слушая Анжелику, Таня живо представила Митю. Он тоже был веселым и милым, а теперь стал угрюмым, неинтересным. Они все меньше разговаривали, предпочитая каждый заниматься своим делом. Таня возилась с домашними делами, или читала, а Митя проводил вечера перед телевизором, сидя в кресле с бутылочкой пива. Таня терпеть не могла пивного запаха, и считала, что Митя нарочно его пьет, с целью ей досадить. Но она молчала, из вредности, не желая опускаться до претензий, обид и выяснения отношений. Продолжая собственную мысль, Таня, не дослушав Анжелику, со злостью выпалила:

– Все они сначала милые и славные, И нет больше радости, чем гулять с ним, держась за руки. Только потом куда все девается? Я, как ты сейчас от Лешки, балдела от собственного мужа, и, хоть убей, не пойму, откуда берется скука и раздражение и почему уходит эта пресловутая любовь. И ты тоже, к сожалению, потом начнешь удивляться, «откуда что берется» и «куда девается»!

Вникая в резкий и злой голос подружки, Лика вспоминала вереницу ее, Татьяны, поклонников, какое-то грустное и отчужденное лицо ее мужа, и то безразличие, с которым Таня воспринимала собственное, мягко говоря, легкомыслие. И тут же вспомнился салют чувств, который каждый раз взрывался в ее душе при встрече с Алексеем.

– Прости, Таня, – Анжелика встала с места, – но я прошу тебя не сравнивать. Все люди разные, и у нас с Лешей совсем другие отношения. Надеюсь, у меня никогда не будет так, как у тебя. Я несколько иначе оцениваю любовь.

Танины глаза вспыхнули злым огоньком. Ах, вот как заговорила наша мышка! Я, от доброты сердечной, решила провести экскурс Лика во взрослую жизнь, дабы уберечь от разочарований, а она вместо «спасибо», намекает на то, что я – дрянь?

– Как скажешь, подружка. – Без эмоций ответила Таня, но механизм отмщения уже был запущен.

Анжелика шла на свой пост, несколько обескураженная состоявшимся разговором. Она не понимала, как при всей своей сдержанности все же умудрилась обидеть Таню. От этих мыслей становилось неловко и грустно, тянуло вернуться к подружке, объясниться, поговорить, но радужные думы бабочками порхали в ее голове и вскоре смахнули оставшийся от беседы неприятный осадок. Жаль только, что теперь ей не кому будет рассказать о том, что захватило все ее существо.

Они стояли у дверей Ликиного дома, Алеша держал ее за руку, и Лике хотелось, что б этот миг был бесконечен.

– А что ты делаешь 30-го? – спросил Алексей, водя пальцем по мягкой девичьей ладони.

– 30-го мая? – растерялась Лика.