Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история Замперини Луи

У отца была отличная подготовка. Когда его самолет в 1943 году рухнул в Тихий океан, папа был готов к суровому испытанию, ожидавшему его впереди. Еще бойскаутом он узнал, что пуля теряет скорость, войдя в воду на глубину три-четыре фута. А на лекциях по физиологии в университете им рассказывали, что мозг подобен мышце: он атрофируется, если его не тренировать. Пройдя курс выживания, в свое время предложенный всем солдатам на Гавайях, который, по словам Луи, посетили только пятнадцать человек, он узнал, как вести себя с акулами в воде. Обучая меня водить машину, отец не просто объяснял, как обращаться с автомобилем, он скорее учил меня просчитывать потенциальные ситуации на дороге.

Луи имел отличное чувство юмора. Вернувшись домой из кругосветного путешествия на грузовом судне в 1960-е, мама рассказала, как однажды, когда она поднималась на пирамиды, местный парень шлепнул ее по заднице. Папа спросил: «И что же ты сделала?» Мама ответила: «Взяла камень и бросила в него». На что отец заметил: «Надо было поступить по-христиански – ударили по одной половинке, подставь другую».

Когда в 1998 году мэр Дзёэцу спросил, было ли хоть что-нибудь хорошее во время пребывания Луи в японской тюрьме, тот очень быстро нашелся: «Конечно. Эти годы подготовили меня к пятидесятипятилетнему браку».

Луи всегда щедро делился своей любовью. И, как и большинство людей того поколения, выражал ее делами. Лишь спустя много лет он стал просто говорить: «Я люблю тебя». А до этого проявлял свои чувства посредством помощи тому, кто, по его мнению, в ней нуждался.

Например, ему и дела не было до крысок, которых я держал в детстве в качестве домашних животных. Но однажды, когда моя халатность чуть не привела к их безвременной кончине, отец заявил, что они еще живы, и всю ночь отпаивал их через пипетку подслащенной водой. Утром я обнаружил их живыми и здоровыми – моему удивлению и восторгу не было предела.

Уже став старше, я начал жить отдельно от родителей. Однажды отец заметил, что дерево, растущее возле моего дома, очень сильно нависает над крышей, а это опасно. Он в одиночку спилил его, пока я был на работе.

Луи творил настоящие чудеса. Конечно, он не показывал фокусов, демонстрируя свои таланты перед широкой публикой, но с ним постоянно происходило нечто волшебное, в чем легко угадывалась воля Господа. Из того, что приходит мне сейчас на ум, можно вспомнить его невероятное спасение после крушения самолета. Ведь оказавшись пригвожденным пулеметной очередью и запутавшись в проводах, он сумел выплыть из тонущего самолета. Когда японский бомбардировщик открыл огонь, ни одна из сорока восьми пуль, изрешетивших плот, не попала в тех, кто на нем ютился. Будучи в плену у японцев, отец удерживал тяжеленную деревянную балку над головой в течение тридцати семи минут.

Но самым большим чудом стало то, что отцу удалось обрести Господа и вслед за этим простить всех своих мучителей, включая Птицу. Два года он страдал от еженощных кошмаров, в которых душил Птицу, но с ними было покончено в одну минуту, раз и навсегда.

Луи был моим отцом, моим героем, моим примером для подражания. Я страшно скучаю по нему.

Драгган Михайлович

Однажды в 1999 году Луи хотел свозить меня в свой родной город Торранс, который расположен к югу от Лос-Анджелеса, чтобы показать Замперини-Филд, аэропорт, названный в его честь. Фильм, который я снял о нем к зимним Олимпийским играм, вышел годом ранее. Но все это время мы оставались друзьями, и я неизменно навещал Луи всякий раз, когда бывал в Лос-Анджелесе.

Луи вел свой минивэн «субару», а я сидел на пассажирском сиденье, и сама мысль, что за рулем находится мужчина, которому ни много ни мало восемьдесят два года, заставляла меня нервничать. Я утешал себя тем, что, если он умел управлять самолетом, уж с машиной-то точно справится. Я заметил, что Луи любил сидеть низко, немного отклонившись назад и вытянув свои длинные ноги. Мы пересекли Голливудский бульвар, потом бульвар Вествуд и направились в сторону автострады, как вдруг «ауди», ехавшая перед нами в крайней левой полосе, резко затормозила и остановилась.

В одну секунду мои глаза расширились, сердцебиение участилось, и я подумал: интересно, видит ли Луи то же самое, что и я? Потому что если нет, то все четыре кольца в логотипе «Ауди» через секунду отпечатаются на наших лицах. Прежде чем я снова обрел дар речи, Луи крутанул руль резко вправо, а затем так же быстро снова влево. Он объехал «ауди», стремительно перестроившись в средний ряд, а потом вернулся в свой.

«Черт возьми, – подумал я. – Впечатляет». Прошло две секунды. Еще три. Наконец Луи повернулся ко мне и сказал голосом человека, констатирующего факт: «А я еще ничего, как считаешь?»

Так и было.

И он всегда был таким.

Клей Замперини

Очень трудно смириться с тем, что дедушки больше нет. И не то чтобы я не представляю себе мир без него, скорее, я думаю, какой страшной потерей стала его смерть не только для моей семьи, но и для огромного количества людей.

Луи Замперини был примером для очень многих: всей своей жизнью он доказывал, что, работая на износ, можно добиться чего угодно. Он демонстрировал удивительную силу духа и жизнерадостность даже в минуты полного отчаяния, ведь вместе с Расселлом Филипсом они сорок семь дней дрейфовали в открытом море, не имея никакой надежды на спасение. И, возможно, самое важное: он показал всем нам, как путем прощения можно освободиться от личных демонов: он простил своих тюремных надзирателей, издевавшихся над ним в течение двух с половиной лет.

Но для меня он всегда был просто моим дедушкой. Любящим, добрым, великодушным человеком, делавшим все возможное для того, чтобы дать мне шанс прожить жизнь лучше, чем он, и стать достойным человеком. А это не так просто. Луи показал мне, что значит быть сильным и что такое сочувствие. Он учил меня, что, потакая собственной желчности и лелея обиды, я наврежу исключительно себе. Он часто повторял, что самое важное, о чем я должен помнить, – это то, что независимо от обстоятельств нужно всегда улыбаться. Неважно, в сколь сложной ситуации ты оказался – находишься в открытом море без надежды на спасение или просто у тебя не задался день, – твое позитивное отношение к происходящему и жизнерадостность станут ключом к спасению.

Я считаю большим благом тот факт, что уроки, полученные мной от Величайшего Поколения, или, как он сам говорил, «Поколения Закаленных», находят отклик не только у моих сверстников, но и у бесконечного множества молодых людей. Все мы смотрели на Луи с восхищением как на человека, познавшего мудрость и прожившего жизнь не зря. Я постоянно поражаюсь, сколько моих друзей хранят его образ в своем сердце. Хотя, принимая во внимание всю ту любовь и заботу, которыми он неизменно окружал молодых людей, это неудивительно.

Я очень во многом похож на своего дедушку. Он любил приключения, ему нравилось находиться на свежем воздухе; он научил меня любить скалолазание, горы и вообще природу, восхищаться и любоваться ее творениями. Подписывая мой экземпляр «Несломленного», Луи процитировал слова известного защитника окружающей среды, которым он восхищался, Джона Мюира:

Продолжай ходить в горы, подпитывайся царящей в них благодатью. Природный покой проникнет в тебя, как солнечный свет проникает в деревья. Ветра поделятся с тобой своей свежестью, а горные реки – энергией; все твои заботы сдует прочь, как осенние листья.

Синтия Замперини-Гаррис

Я написала это письмо отцу на его девяностый день рождения.

Много лет назад ты спас меня, когда я чуть не утонула в бассейне, будучи у кого-то в гостях. Ты окружал меня заботой, когда я болела. Ты осторожно вытаскивал занозы из моих ступней, бинтовал каждую ранку и брал меня на руки всякий раз, когда я чего-то пугалась ночью.

Ты научил меня ценить честность.

Ты вдохновил меня на путь христианства, когда я была еще очень молода, и с тех пор я получала любовь и защиту и от тебя, и от Господа.

Ты готовил мне диетический ужин каждый вечер, когда я приходила домой после занятий балетом. А когда я подросла, ты научил меня кататься на лыжах, что сблизило нас еще больше.

Ты брал меня с собой в Японию и на Маршалловы острова, и это были потрясающие поездки, о которых я буду всегда помнить.

Мы с тобой сотни раз обедали в El Cholo, и ты был самым лучшим кавалером.

Ты продолжаешь вдохновлять меня своим жизнелюбием, своей силой, крепким здоровьем и способностью, упав, снова подниматься.

В прошлом году мы с Люком вдруг оба поймали себя на мысли, что хотели бы быть еще больше похожими на тебя: ведь ты здоровее и счастливее, чем мы оба были когда-либо; у тебя столько друзей, сколько мы даже не надеемся когда-либо обрести.

Что же в тебе такого особенного, что делает тебя столь непохожим на других? Что помогло тебе выжить в годы войны? Как тебе удалось столько раз обмануть смерть? Что помогает тебе преодолевать любые сложности и заставляет сотни людей тянуться к тебе?

Меня спросили об этом вчера во время интервью, которое я давала в Торрансе, и я никак не могла найти ответа. Я пыталась понять это давно, но до сих пор не знаю причины.

Может, ты и сам ее не знаешь.

Все, что я знаю, – это то, что в тебе определенно есть и всегда будет нечто. Это неугасающее пламя внутри тебя сродни олимпийскому огню. Вы навсегда слились в единый образ. Потому что ты – пламя вдохновения для всех, кто тебя окружал, кто рядом с тобой сейчас и кто еще о тебе узнает. Но самое главное– где-то далеко в глубине моей души, сокрытой от глаз посторонних, ты мой друг, мой учитель, мой спутник, мой чемпион.

Ты – мой папа.

Со всей любовью, на которую может быть способна дочь, я благодарю тебя за то, что ты подарил мне жизнь и дал возможность узнать тебя.