Ученик Малинин Евгений

В Азии магия имела не меньшее влияние. Стоит вспомнить хотя бы великого персидского или мидийского мага Осфана, который сопровождал Ксеркса в его походе в Элладу. А Зороастр, или, как его по другому называют, Заратустра! Правда, о его жизни мало что известно, зато его магическая философия оказала колоссальное влияние на всю человеческую цивилизацию.

Особо надо сказать о друидах. Это, пожалуй, последняя магическая школа из всех существовавших в древности. Она была окончательно уничтожена уже во времена средневековья. А еще при первых римских императорах этот магический культ, возникший среди аборигенов Британии и кельтов, был настолько популярен и престижен, если можно так сказать, что юноши из благородных семей Франции, Британии, Испании стремились в школы друидов изучать магию так же, как в Рим – изучать право. И именно изучать. Чтобы постичь магическое искусство друидов, необходимо было отдать учебе двадцать лет жизни, не имея при этом уверенности в том, что сможешь подняться на тридцать вторую ступень и стать истинным друидом. А знаешь, что изучалось в школе друидов? Первые четырнадцать лет уходили на посвящение во все тринадцать тайных друидских кругов, из которых состоял культ, и на изучение поэзии, музыки, права и астрономии. Далее три года изучалась медицина. И последние три года – магия и предзнаменования.

Что-либо точно сказать об этом магическом культе чрезвычайно трудно, поскольку его суровые законы запрещали вести какие-либо записи, касающиеся друидических знаний и порядков. Известно, что жрецы-друиды были трех рангов: те, кто прошел все испытания, – истинные друиды, затем барды, выдержавшие поэтическое испытание, но не освоившие в нужной степени пророчества, магию и медицину и, наконец, оваты, или слушатели, – те, кто постиг названные мной науки, но не сдал поэтический экзамен.

Чтобы стать истинным друидом, необходимо было обладать колоссальным мужеством и выдержкой, поскольку из пяти соискателей, решившихся на них, в живых, подчеркиваю – в живых, оставалось двое.

Все это я тебе рассказываю только для того, чтобы ты понял, что магия действительно присутствовала в нашем мире и играла не меньшую роль, чем все остальные науки и ремесла.

Но с приходом «нашей эры» магия стала исчезать.

– Ничего себе – исчезать! – снова прервал я его. – Если посмотреть на количество процессов над колдунами и ведьмами, скорее можно решить, что магия расцвела пышным цветом. Сколько пап бросали лозунг «Ни дня без костра!». Бедные инквизиторы трудились на износ до кровавых мозолей!

Дед улыбнулся и покачал головой:

– Ох уж это наше очень среднее образование. Да, большая часть этой огненной работы имела целью пополнение собственного кармана, а меньшая была вызвана слепым и тупым фанатизмом. Я уже тебе говорил, что до прихода милого средневековья занятия магией не считались преступлением, и, кроме того, при проведении следствия запрещалось применять пытки. А твои любезные инквизиторы занятия магией приравняли к служению Сатане и пытали свои несчастные жертвы с исступлением садистов. Под пыткой, я думаю, и сам великий инквизитор сознался бы, что был завсегдатаем шабашей.

– Значит, получается, что к моменту зажжения инквизиторских костров настоящих колдунов, ведьм и волшебников в мире уже не осталось? – резюмировал я.

– Практически не осталось… – подтвердил Антип. – Как в любой науке, для развития магии требовалась научная школа, длительное обучение, даже экспериментальная база. А те, кто пытался заниматься магией, во времена средневековья пользовались старинными, неполно и неточно переведенными древними рукописями и помощью… беса или в лучшем случае дьявола. Вот и варили эти милые алхимики неизвестно что, неизвестно из чего.

– Неужто все стало так беспросветно?.. – Я даже как-то огорчился за средневековье.

– Именно так. Несколько лучше обстояло дело на территории Руси, но это было скорее связано с тем, что здесь светская власть и православная церковь не занимались массовыми сожжениями, а народ в своей массе относился к колдунам и волшебникам с большим почтением. Правда, на Руси никогда не было крупных магических школ, русские колдуны скорее были нелюдимами, да и занимались в основном врачеванием.

– Хорошо, я понял суть ваших рассуждений. Только, по-моему, это никак не отвечает на заданный мной вопрос…

– Подожди, я не закончил. Так вот, анализируя это странное угасание истинной магии в нашем мире, приходишь к выводу, что оно не имело естественных причин. Получается, что кто-то имел серьезную заинтересованность в том, чтобы уничтожить магию на Земле, не дать ей развиваться.

Посмотри, средневековье – это переломный период в существовании современной цивилизации. Переход в очень короткий временной период от древнего, но главенствующего еще в Элладе «познай себя», к римскому и утвердившемуся в дальнейшем «познай окружающее». Мы даже договорились до «мы не можем ждать милостей от природы…». Астрологию заменили на астрономию, алхимию – на физику и химию, медицину стихий – на медицину скальпеля. Главный вопрос любой древней науки «что происходит?» заменили на «как происходит?».

– Ну, как происходит – это тоже интересно.

– Конечно, интересно. Это и должно было быть и интересно, и более безопасно, чтобы люди сменили свои ориентиры. Но в результате наука магии, чуда, волшебства, метаморфозы, наука повелевать стихиями была заменена метрами, штуками, килограммами, секундами. Наука, в которой во главе стоял человек и все подчинялось интересам человека, заменена наукой, в которой человек занимает двадцатое место.

И почему-то все это названо прогрессом. Видимо, из-за достигнутой возможности практически мгновенно и полностью уничтожить этот мир. Кроме того, сейчас ясно, что научно-технический путь нашей цивилизации – это тупик. Мы прошли этот путь и уперлись в энергетический кризис, сырьевой кризис, экологический кризис…

– Зачем же сгущать краски, не так уж все и страшно… – Я говорил бодро, хотя от яростной убежденности этого седого добродушного старика мне становилось все больше не по себе.

– Эх, Илюша, я и рад бы увидеть в сегодня что-нибудь радостное и светлое… – Он перебил сам себя. – Пойми, магия исчезла не в результате появления современного научного мировоззрения. Наоборот, современная наука родилась на развалинах магии. Кто-то очень постарался, чтобы отвратить человечество от магии.

– Ха! – прервал я его. – Этот кто-то должен был обладать чудовищным могуществом. Такое дело по силам разве что какому-нибудь языческому божеству!

Антип бросил на меня быстрый, странно напряженный взгляд и тихо пробормотал:

– Я боюсь, что ты недалек от истины. Именно божество. Только не языческое. Все языческие боги имели довольно четкие, строго ограниченные функции. – Он помолчал и задумчиво добавил: – Может быть, это было сделано потому, что люди слишком талантливы в магической науке, слишком быстро и хорошо ее осваивают, может быть, была другая причина, но наш мир словно прокляли…

Я сразу вспомнил Леди. Как она заявила, что пришлецы быстро осваивают магию и становятся очень сильными магами.

– Так вот… – продолжил после паузы несколько спокойнее Антип. – Как говорили, не так давно, рукой водящие работники, есть мнение, что надо попробовать вернуть магию в наш мир. Не ту магию, которую нам показывают по телевизору в занимательной программе «Третий глаз» Ивана Кононова, а магию настоящую. И магов настоящих. И они есть. Они не перестали рождаться – люди с магическими способностями. Только дар, за редчайшим исключением, спит. Спит из-за собственного неверия его носителя, спит из-за укоренившегося отношения к нему со страхом и неверием. Вот в тебе дар есть, и я хотел, чтобы он проснулся. Теперь в нашем мире одним магом больше. – Дед довольно заулыбался. – Я ответил на твой вопрос?

Теперь пришла моя очередь скрести щеку.

– Во-первых… – неуверенно начал я, – вы сами сказали, что кто-то очень заинтересован, чтобы магии на Земле не было. Значит, этот кто-то не даст вам спокойно заниматься подобными делами. Это общая часть. Во-вторых, и это личное, мне кажется, что до настоящего мага мне еще плыть-плыть, и вряд ли доплыть. Я практически своим даром, своей силой не владею, а по имеющимся у меня сведениям, меня уже пытались… – я пожевал губами, подыскивая слово, – …успокоить. Когда я только родился. Что же вы мне прикажете делать? Затаиться и не высовываться? Тогда какой толк от моего пробуждения?

Дед Антип молча, с какой-то ласковой усмешкой слушал мою довольно сбивчивую речь. Он, похоже, знал ответы на стоящие передо мной загадки.

– Или вы можете предложить мне учителя?.. – наконец решился я.

– Учителя ты должен выбрать сам… – Он продолжал улыбаться.

И тут до меня дошло:

– Вы меня, можно сказать, вычислили. Вы, как я понял, кому-то там доказали, что меня можно подвергнуть… инициации, сиречь – пробуждению. Вы взяли на себя проведение среди меня разъяснительной работы. Так не могли бы вы стать моим учителем?

Его лицо стало строгим. Он потянул из-за ворота белую цепочку, на которой висел причудливо завитой медальон. Зажав медальон в кулаке, он прикрыл глаза и глухим, каким-то утробным голосом спросил:

– Илья Милин, ты твердо и окончательно решил поступить в ученики к чародею?

От его вопроса меня пробил озноб, а ладони мгновенно стали мокрыми, но я, выпрямившись на своем диванчике, твердо ответил:

– Да.

Он снова заправил медальон за ворот, пристально и как-то раздумчиво взглянул на меня, а затем, бросив: «Подожди», – вышел из кухни. Я посмотрел на Ваньку, о котором посреди разговора почти забыл. Тот дремал, свернувшись клубком, но когда я на него взглянул, тут же поднял голову и приоткрыл один глаз.

Дед Антип вернулся, еще раз внимательно на меня посмотрел, вздохнул и произнес:

– Ну что ж, пошли…

Я встал и, сглотнув слюну, прошептал пересохшими губами:

– Кота брать?

Антип неожиданно улыбнулся:

– Зачем? Он уже посвящен. Пусть ждет здесь. И ничего с ним здесь не случится, не волнуйся.

Мы вышли из ярко освещенной и такой уютной кухни в затемненный коридор и почти сразу свернули за угол, в сторону комнат. В маленьком холле старик прошел мимо дверей, ведущих в комнаты, и подошел к узкой, какой-то неприметной дверце, скрывавшей, по-моему, стенной шкаф. Еще раз обернувшись и оглядев меня, Антип открыл эту дверку, за которой неожиданно оказалось… зеркало. Высокое, почти от пола до потолка, зеркало без рамы, в котором отразилась небольшая, аккуратная фигурка хозяина и выглядывающая из-за нее моя растерянная физиономия.

– Ну что ж, пошли… – еще раз повторил дед и… шагнул в зеркало. Это было настолько неожиданно, что я даже не успел удивиться. Антип мгновенно исчез, но тут же из зеркала показалась часть его головы, срезанная зеркальной поверхностью от макушки, через ухо до подбородка и недовольно проговорила:

– Ну, шагай быстрей, нам долго идти!

Я шагнул за ним, не ощущая никакой преграды, и оказался в слабо освещенном, довольно широком коридоре, обшитом деревянными панелями. Оглянувшись, я увидел… зеркало, в котором смутно виднелся я сам и шагавший по коридору дед. Я быстренько двинулся за ним.

Мы шли довольно долго по сумрачным и ярко освещенным коридорам, пересекали анфилады комнат, залитые солнцем, и ночные, с сияющими за окнами звездами. Мы шагали по сиявшему наборному паркету, толстым восточным коврам, мраморным плитам. Я с интересом оглядывал стены, обитые старинными гобеленами и шелками, а порой оклеенные ультрасовременными обоями. В комнатах, а иногда целых залах, которые мы оставляли за спиной, в идеальном порядке была расставлена мебель – порой древняя, но прекрасно сохранившаяся, – из дуба или красного дерева, а порой выполненная из гнутых железных трубок, обтянутых парусиной, и напоминавшая своими формами бред сумасшедшего абстракциониста. Однажды мы еле-еле смогли перебраться через завал из старых кресел и стульев, перегородивший узкий, пыльный коридор.

Но по всему пути нашего следования мы не встретили ни одного живого существа, ни одной закрытой двери, не было слышно ни одного звука, кроме наших размеренных шагов, звука либо отдававшего громкое эхо, либо тонувшего в коврах и тканях.

Я давно потерял направление движения, но, по моему разумению, мы должны были уже покинуть не только пределы Антиповой квартиры, но и оказаться за стенами его дома, тем более что мы не опускались и не поднимались по лестницам. Но мы продолжали свое бесконечное движение между стенами этой странной, выпавшей из знакомого пространства постройки.

И тут дед Антип, шедший как Вергилий впереди меня, резко свернул за угол. Я последовал за ним – а куда еще я мог последовать – и обнаружил, что стою перед высокой резной и вызолоченной дверью, напоминающей двери Павловского дворца, а рядом со мной стоит… совсем не дед Антип. За ручку двери держался рослый, широкоплечий мужчина лет сорока, с темно-каштановой, волнистой шевелюрой, с породистым, гордым лицом, украшенным тонкими усиками и элегантной эспаньолкой.

Увидев мою растерянность, он легко улыбнулся и сказал голосом деда Антипа:

– Не удивляйся, к этим дверям каждый подходит в своем истинном виде. И в своих истинных чувствах… – а затем медленно потянул за ручку.

Дверь медленно, посверкивая позолотой, отворилась и пропустила нас в небольшую комнатку, очень напоминавшую… приемную в какой-нибудь скромной конторе советских времен. За небольшим светлым столом из ДСП сидела довольно безвкусно, но ярко размалеванная девица и что-то бодро барабанила на старой электрической машинке марки «Ятрань». У противоположной стены стояли два потертых, когда-то мягких, стула. Больше ничего в этой комнатенке не было, кроме здоровенных, обитых коричневым дерматином, дверей со стандартной табличкой, гласившей «Посвящальня».

При виде столь комичного несоответствия между роскошной входной дверью и убогим убранством помещения, в которое эта роскошь вела, я едва не расхохотался. У меня сразу возникло ощущение, что я явился на ковер к заместителю директора завода, на котором начинал свою трудовую деятельность. Хотя, пожалуй, у него приемная была покраше.

Девица подняла голову и знакомым телефонным голосом воскликнула:

– О, как вы быстро добрались! Я и приготовиться не успела! – потом, кокетливо поведя глазками, добавила: – Антипушка, ты что ж меня перед молодым человеком позоришь, надо было постучать, я хотя бы накраситься успела.

Антип наклонился, целуя девице ручку, и галантно пробормотал:

– Дорочка, ты и без макияжа великолепна и незабываема! – Затем он выпрямился, посерьезнел и спросил: – Нас ждут?

– Да, конечно… – бодро ответила девица. – Все уже собрались, и все готово!

– Входим… – бросил Антип мне и шагнул к коричневым дверям со странной табличкой. Я двинулся за ним.

Девица за нашей спиной чем-то звонко щелкнула, двери распахнулись, и все вокруг исчезло. Мы оказались в кромешной темноте. Вокруг чувствовалось огромное пустое пространство.

Через несколько секунд далеко впереди забрезжило несколько желтоватых мерцающих точек. Они медленно разгорались и одновременно тьма, окружавшая нас, медленно истаивая, превращалась в полумрак. Мои глаза привыкли, и я увидел, что стою рядом со своим спутником посередине огромного зала, напоминающего крытый олимпийский стадион. Зал был совершенно пуст, кроме того места, откуда исходило желтое мерцание. Там на высоком помосте полукругом выстроились семь высоких прямых кресел, среднее из которых было значительно выше остальных. Разгоревшиеся огни повисли в воздухе возле каждого из кресел, но поскольку они располагались за креслами, неподвижные темные фигуры, сидевшие в креслах, оставались в тени.

И вдруг рядом со мной раздался тихий шепот:

– Кто пришел?..

Вопрос, казалось, был обращен в никуда. Я не успел сообразить, что отвечать и нужно ли вообще отвечать, как услышал рядом негромкий, но твердый голос Антипа:

– Пришел Илья Милин, житель этого мира, двадцати шести лет, в котором проснулся дар.

– Зачем пришел?.. – произнес тот же шепот.

– Он пришел в поисках учителя, – тем же ровным, негромким голосом ответил мой спутник.

– С кем пришел?.. – шепот звучал тускло без интонаций, но в нем чувствовались сила и угроза.

– С посвященным магом общей магии, – немедленно ответил Антип, и я с уважением покосился на него. Его высокая фигура слегка светилась в полумраке неярким зеленоватым сиянием.

– Как пришел?..

– Путем Железа, Огня и Книги.

В зале повисло напряженное молчание, а потом шепот повторил:

– Как пришел?.. – и мне показалось, что в бесстрастном, бестелесном дуновении послышались человеческая заинтересованность и удивление.

Но голос Антипа прозвучал по-прежнему негромко и сухо:

– Путем Железа, Огня и Книги.

– С чем пришел?.. – продолжился странный допрос.

– С открытой душой и чистыми руками.

– Пусть говорит…

При этих словах мне в лицо пахнуло холодом и сыростью. Я не знал, что говорить, но понимал, что молчать нельзя. И слова сами начали падать с моего языка.

– Я пришел просить дать мне в учителя посвященного мага общей магии, которого я знаю под именем деда Антипа, чтобы он помог мне понять и принять мой дар.

– Что может твой дар?.. – теперь шепот явно обращался ко мне.

– Не знаю… – а что еще я мог ответить?

– Куда смотрит твой дар?..

– Не знаю, – снова повторил я.

– Во что верит твой дар?..

– Не знаю, – в третий раз произнес я. И мне стало стыдно. Я понял, что последние три вопроса и были заданы с одной целью – чтобы я понял, что ничего не знаю.

– Ты готов по своей воле принять посвящение?..

Вот по-настоящему дельный вопрос, с неожиданной яростью подумал я. Зачем бы еще я стал тащиться такую даль?

– Готов! – громко раскатился мой ответ.

– Стань на одно колено и подними левую руку ладонью к нам.

Я опустился на одно колено и почувствовал под ним мягкую упругость ковра. Затем поднял ладонь кверху, и она утонула в сгустившемся мраке.

– Посвящаю тебя… – над крайним правым креслом взметнулась кверху рука.

– …Илья Милин… – над крайним левым креслом медленно, словно неохотно, также поднялась рука.

– …Открывший в себе дар… – справа поднялась еще одна рука.

– …И пришедший сюда… – слева также поднялась еще одна рука.

– …В поисках учителя… – справа поднялась третья рука.

– …Способного просветить твой дар… – вверх поднялась шестая рука.

– …В ученики чародея!

Шепот смолк, и над центральным креслом также показалась поднятая рука.

В зале тишина. И густой полумрак, только черные свечи поднятых рук.

Молчание длилось. Все происходящее начало терять свою мистическую серьезность. Я вдруг почувствовал себя главной фигурой какого-то дурацкого розыгрыша.

И в это мгновение из мерцавших за креслами огоньков к поднятым ладоням потянулись тонкие, словно спицы, ослепительные жгуты света. Отразившись от черных зеркал ладоней, они сошлись над центральным креслом, и оттуда, с высоко поднятой руки, во мрак зала ударил тугой переливающийся лазерный луч. Не растеряв ни одного кванта света, он пронзил разделяющее нас темное пространство и коснулся моей поднятой ладони. Казалось, семь раскаленных игл вонзились в незащищенную кожу руки, пробивая ее и растекаясь по всему телу огненными ручейками.

Я до крови закусил губу, чтобы не закричать, из моих глаз сами собой покатились слезы, но я не опустил руки, продолжая ловить онемевшей ладонью яркий переливающийся свет. И только когда луч, дрогнув, погас, я уронил ладонь и, покачнувшись, рухнул боком в густой, бархатистый ворс ковра.

И мрак опустился надо мной…

Когда я открыл глаза, я увидел, что лежу в своей постели, в ногах у меня, на краю кровати, сидит Егорыч и болтает своими коротенькими ножками. Рядом с моей головой на подушке разлегся, тихо мурлыкая, Ванька. В окно светило раннее утреннее солнце. В комнате царила умиротворенная отдохнувшая тишина. Только слабая пульсирующая боль в крепко сжатом, левом кулаке напоминала о том, что произошло ночью. Я поднял руку и обнаружил, что сжатый кулак замотан чистой белой тряпицей.

– Во, уже проснулся… – тихо заворчал домовой, спрыгивая на пол и топая ко мне.

Я размотал тряпочку и с трудом разжал кулак. На розовой коже ладони, перечеркнутой линиями моей судьбы, ярко пылали семь зеленых точек, располагаясь в форме ковша Большой Медведицы. Я тупо глядел на свою ладонь, пока эти звездочки не начали тускнеть и наконец совершенно не исчезли. Хотя я знал, что они не исчезли. Я знал, что достаточно крепко сжать кулак и резко его разжать, и они снова на несколько секунд засияют своим магическим светом. Теперь это мой знак – знак Ученика.

Я посмотрел на Егорыча и прошептал:

– Слушай, будь другом, принеси телефон, я так не хочу вставать…

– Вот и не вставай… вот и не вставай… – засуетился домовой, шмыгнул за дверь, тут же появился с аппаратом и принялся, пыхтя, вставлять телефонную вилку в дополнительную розетку возле кровати. Я набрал номер и почти сразу услышал ее взволнованный голос:

– Да?..

– Это я…

– Это ты!.. – и облегченно: – Все нормально?..

– Нет, все ненормально…

И вновь встревоженно:

– Что-то случилось?..

– Случилось то, что я слишком давно тебя не видел…