Лицо в тени Малышева Анна

Глава 1

Калитка, против обыкновения, оказалась запертой изнутри на крючок. Правда, откинуть его ничего не стоило – нужно было только просунуть пальцы между редкими прутьями решетки. Алина так и сделала, не переставая про себя удивляться – с какой стати заперли калитку? И смысла в этом никакого, да и не делалось так никогда. Но может, она приехала некстати и никого нет дома?

Она пошла к веранде по хрустящей гравиевой дорожке, отмечая в саду детали, которые говорили, что дома все же кто-то есть. Между старыми яблонями была натянута веревка, на ней висело белье, с которого вовсю капала вода. Под яблоней – тазик с прищепками. На крыльце – полупустая бутылка пива, сквозь стекла веранды виднеется зажженная лампочка. Алина поднялась на крыльцо, толкнула дверь… Непостижимо – тоже заперто! Она принялась стучать, и ей немедленно ответил истеричный собачий лай и скрежет когтей. Через минуту ей открыла сестра:

– А я уж думала, ты сегодня не приедешь, – заявила она, быстро отворачиваясь и возвращаясь на кухню. – Заходи, только запри дверь.

– Что случилось? – Алина осторожно ступала среди разбросанной по полу обуви. Маленький черный пудель назойливо лез ей под ноги, как всегда, не считаясь ни с чьими желаниями, кроме своих. А он желал быть взятым на руки, чего Алина терпеть не могла.

– Да ничего, только все равно запри дверь, – донеслось уже из кухни.

Девушка набросила крючок, поколебалась, дважды повернула ручку замка. «Лучше бы я не приезжала, – смутно подумала она. – День, кажется, пропал… Они опять поссорились, и теперь я до вечера буду слушать, как и из-за чего…»

Сестра возилась на кухне, у плиты. Из керамического горшка пахло тушеными грибами, в духовке что-то часто капало в огонь и аппетитно шипело. Готовился воскресный обед, в окна било августовское солнце, на открытой форточке сидел и, казалось, улыбался толстый бежевый кот, принадлежавший соседке… Все как обычно. Только вот запертая калитка, и дверь… И то, что сестра до сих пор ни разу не повернулась к ней лицом. И еще…

– А ну-ка, дай на себя посмотреть, – попросила Алина, пытаясь заглянуть ей в лицо.

Та слегка дернулась и сделала вид, будто ей что-то понадобилось в шкафчике. Алина ухватила ее за плечо и сразу все поняла – та вскрикнула от боли.

– Так. – От ярости девушка даже потеряла голос. Пришлось откашляться. – Значит, опять, да?

– Он меня пальцем не тронул, – донеслось откуда-то из недр шкафчика. Марина сидела на корточках и сосредоточенно гремела на полках посудой. И на ней по-прежнему были черные очки – это резануло гостье взгляд, как только она вошла в дом, но Алина не сразу сообразила, что это может значить. Зато поняла теперь.

Она наклонилась и бесцеремонно сорвала с сестры очки. Та моментально закрыла глаза. Алина удивилась – она ожидала увидеть синяки, но их не было.

– Я чего-то не понимаю, – уже менее агрессивно сказала она, возвращая очки сестре. Те немедленно были надеты, после чего Марина продолжала приготовление ужина. Младшая сестра уселась за стол, не переставая удивляться своей ошибке. «Я же прекрасно знаю эти очки, черт возьми! Два раза зимой, еще раз – в начале весны… Я всегда ей говорила – какой смысл ходить дома в черных очках, когда и ребенку ясно, что муж тебя избил! И я знаю, и родители, и даже соседи знают! Нет, она их надевает и думает, что все шито-крыто!»

– Он меня не трогал, – не оборачиваясь, произнесла Марина, помешивая в горшочке грибы. – Сейчас будем есть.

– Он дома?

– Что ты? – как-то даже радостно возразила сестра. – Да он уже пятый день в отъезде.

Алина ей не поверила – та вполне могла прилгнуть, выгораживая мужа. Но Марина настаивала на своем – тот отправился в очередную командировку, в соседнюю область. Там появился большой особняк с участком на продажу, требуется провести экспертизу, оценить обстановку. Особняк недостроен, возможно, сильно недостроен… Марина рассказывала все это оживленно, в подробностях не путалась, и даже предложила сестре, если та не верит, позвонить туда самой и убедиться. Алина пожала плечами:

– Так у него же сотовый телефон! Откуда я знаю, где твой Василий находится, когда я ему звоню, – в этом доме или в Тверской области!

Марина возмутилась. Если ей не верят – не надо. В конце концов, она не обязана отчитываться… Но Алина может спросить у детей – те видели, как отец уезжал во вторник, оба были на даче. Василий заскочил сюда на машине, по дороге из Москвы…

– А где же они сами? – спросила Алина.

– Сейчас? – внезапно замялась сестра. – У мамы…

– Ясно. А ты тут одна?

Марина выключила плиту, заглянула в духовку и осторожно достала противень с курицей. Разрезала птицу, положила в тарелки рис, добавила тушеных грибов. Поставила на стол пиво, свою бутылку принесла с крыльца. Алина поняла – та хочет переменить тему. Она и сама собиралась поговорить о другом, но вот эти черные очки… И скованные движения сестры – когда та протягивала за чем-то левую руку, то морщилась – движения причиняли ей боль. День был жаркий, а на Марине была белая водолазка – с длинными рукавами и поднятым до подбородка воротником. Младшая сестра просто видеть не могла ее в таких водолазках – это значило для нее только одно – накануне супруги опять повздорили, и Василий, конечно, дал волю рукам. Но Марина тщательно прятала свои синяки и никогда на мужа не жаловалась. Если бы дети тоже молчали – никто бы ничего и не знал… И если бы не черные очки…

– И все-таки, что случилось? – Алина даже не притронулась к вилке. – Я же вижу – у тебя что-то с плечом.

– А, это я растянула.

– Ну-ка, сними очки, – потребовала Алина. – Если у тебя не подбиты глаза – зачем они?

Но Марина уткнулась в тарелку. Некоторое время она пыталась есть, молча, сосредоточенно, явно призывая сестру последовать своему примеру. Над столом кружила оса, нагло примеряясь, какое блюдо выбрать себе на ужин. Маленький черный пудель улегся перед остывающей плитой и, шумно вздохнув, положил голову на лапы. Алина открыла пиво:

– В один прекрасный день он просто тебя убьет. Возможно, на глазах у детей.

– Ну перестань…

– Что – перестать? Кто заставил тебя уволиться с работы этой весной? Только потому, что тебе нравился твой начальник, а ему не нравился! Слишком молодой и симпатичный и почему-то тебе не хамил, да?! Хороший повод избить жену и испортить ей карьеру!

Марина молча продолжала есть. Она как будто ничего не слышала.

– А перед Новым годом? А на твой день рождения? Ты даже гостей не можешь позвать, каких хочешь! Только баб, старых, проверенных подруг! Он же у тебя больной!

– Он меня любит, – убежденно и даже гордо ответила Марина.

– А кто в этом сомневается? Только он дурак. А ты дура, что с ним живешь!

– У тебя все дураки, – не выдержала Марина. В ее голосе уже слышались слезы. – А у нас двое детей, семья… Ты же не знаешь, что это такое!

Око за око – теперь замолчала младшая сестра. Она отпила пива, взялась за вилку и тут же положила ее на место.

– Ага, пусть я старая дева, но не хожу дома в солнечных очках! Кстати, я не понимаю, зачем ты их нацепила?!

И, желая оставить за собой последнее слово, принялась за курицу. Сестра ничего не ответила. Алина уже успела наполовину опустошить тарелку – она с утра ничего не ела и аппетит у нее был нешуточный, когда Марина вновь подала голос:

– Ну вот, я их сняла.

Она в самом деле их сняла и положила рядом со своей тарелкой. Младшая сестра мельком взглянула ей в лицо, потянулась за пивом, но вдруг осознала, что именно увидела… Ее рука замерла.

Синяков и в самом деле не было. Но то, что она видела теперь, когда сестра сидела с открытыми глазами, оказалось намного более пугающим. В первый момент Алине показалось, что у нее начинается бред. Такого просто быть не могло, глаза ее сестры, да и вообще ничьи глаза не могли так выглядеть! Белки глаз были кроваво-красными, ужасающе яркого цвета. Серые радужки вокруг зрачков на этом чудовищном фоне казались почти бесцветными.

– Нагляделась? – отрывисто произнесла Марина и снова надела очки. Теперь Алина была даже рада этому. Такие глаза она видела только в фильмах ужасов, но считала, что такой эффект достигается с помощью компьютерной графики. Однако ей никогда не случалось отворачиваться от экрана телевизора, а вот реальность оказалась по-настоящему ужасна. Нечего было и говорить о том, что есть ей больше не хотелось. Она потянулась за пивом и опустошила бокал. Достала из сумки сигареты. Отметила, что пальцы слушаются неважно – сигарету удалось вытащить не сразу.

– Что это? Откуда? – спросила она наконец.

– А вот, отсюда, – и сестра оттянула вниз высокий ворот водолазки. Поперек ее шеи шли два отчетливых синих следа – ровных, будто татуированных. На этот раз Алина вообще ничего не смогла сказать. Воротник вернулся на место, милосердно прикрыв шею до подбородка. Марина хрипловато засмеялась:

– Еще не понимаешь? Меня пытались убить.

– Что? – выдавила младшая сестра.

– Да то. Позавчера, когда я шла со станции, уже на нашей улице…

В этом дачном поселке, расположенном в пятидесяти километрах от Москвы, фонари по вечерам не горели. То есть номинально они существовали, но местные обитатели не могли припомнить, когда они в последний раз видели их зажженными. После десяти часов жизнь на улицах замирала. Редко брехали собаки за высокими заборами, иногда по кочкам пролетал одинокий велосипедист, вдалеке слышался шум электрички. Больше – ничего. Однако Марина настолько привыкла проводить здесь все лето с детьми, что ничуть не боялась ходить по темным безлюдным улицам. Ей нравилась тихая деревенская жизнь, и она часто говорила сестре, что в Москве не в пример страшнее, а здесь попросту нечего бояться.

Она возвращалась из Москвы в пятницу вечером, сильно припозднившись. Нужно было купить в городе кое-какие продукты, заглянуть в гости к родителям, сдать в чистку костюм мужа – все равно, пока тот раскатывает по командировкам, деловой костюм ему не требуется, а ведь нужно же его когда-нибудь чистить! В результате она едва успела на одиннадцатичасовую электричку и вышла на станции без нескольких минут двенадцать. Киоски уже не работали, и Марина еще подосадовала, что не сообразила купить водки в Москве. А ведь на другой день должен был зайти сосед, чтобы доделать веранду. С ним выгоднее всего было расплачиваться именно водкой – если предлагали деньги, он запрашивал чересчур дорого, а вот водка, видно, представлялась для него не только материальной, но и духовной ценностью, и он уже не торговался.

Об этой некупленной загодя бутылке Марина и раздумывала, пока шла по улицам поселка. Идти было не близко – дом стоял на одной из окраинных улиц, дальше были только лес и речка. Она точно помнила, как и сообщила Алине, что никто ей по пути не встретился, никакие машины ни за ней, ни навстречу не ехали. Впрочем, и час был такой поздний, что половина поселка давно легла спать. Она уже свернула на свою улицу, и вот там-то, на углу, под бездействующим фонарем, все и произошло.

– Я подумала – настал конец света, – возбужденно говорила женщина, хватая сигарету. – Будто небо обрушилось, да… Это я уже сейчас понимаю, что он подскочил сзади и дал мне по голове… А тогда…

Тогда она упала на землю, совершенно не понимая, что происходит. Шею перехватило нечто, перекрывшее доступ воздуху. Опять же только теперь она поняла, что это была удавка. Но уже тогда сообразила, что сзади на нее навалился мужчина и душит ее, с явным намерением не оставлять в живых.

– Я перевернулась на спину, а он насел на меня сверху и душил, – у нее тряслась рука, и сигарета так и прыгала в пальцах.

– Ты рассмотрела его?

Нет, она его не рассмотрела. Марина даже засмеялась в ответ – как бы она смогла его увидеть, темно, хоть глаз выколи! Видела только, что это мужчина, наверное, он был пошире в плечах, чем ее муж, кажется, нестарый… Он не сказал ни слова, не издал ни звука… Женщина, успев понять одно – сейчас она умрет, сделала единственное усилие, на которое еще была способна.

– Руку он мне не вывихивал, – почти радостно сообщила она сестре. – Это я сама себе… У меня рука была подвернута под спину, и я вдруг подумала – умираю же, неужто даже перекреститься не дадут? Ну я и стала ее вытаскивать из-под себя… Дернулась, у него удавка чуть ослабла. И тут я как заору!

– О, мама… – только и смогла произнести Алина. Рассказ сестры был, безусловно, шокирующим и фантастичным, но она поверила ему – с той самой секунды, когда услыхала, что та попыталась перекреститься. Это было так в духе ее старшей сестры, которая никогда не умела как следует разозлиться и ответить на насилие насилием! Перекреститься?! Да если бы душили ее, Алину, она бы думала только о том, как бы вцепиться в лицо этому гаду! Если бы только удалось вырвать руку…

– И тут он меня бросил и убежал, – неожиданно закончила рассказ Марина.

– Как?

– Да вот… Только я его и видела… О, господи, да и я не смотрела на него, просто встала на четвереньки и поползла домой… А уж когда залезла сюда! Ты не представляешь себе, – она обвела взглядом стены кухни, обшитые новенькой желтой вагонкой. – Сижу я тут на полу и думаю – может, я уже померла и это не наша дача? Потому что, понимаешь, я думала, что смерть пришла. А потом, как сообразила, что жива, что это все настоящее… Я была такая счастливая! Наверное, никогда в жизни такой счастливой не была!

И она расплакалась, по-прежнему не снимая очков. Из-под оправы выбежала сперва одна слеза, потом другая, Марина слизнула их с подбородка.

– А дети? Дети были тут?

Дети были на даче, но они уже легли спать, не дожидаясь возвращения матери. Десятилетний Илья и семилетняя Катя даже не узнали в тот вечер, что именно случилось с их матерью. Всю ночь та мучилась сомнениями – разбудить их, попросить помощи? Потому что чувствовала себя ужасно. Но потом решила не пугать детей. Зато нашла в себе силы выбраться из дома и постучать к соседке – та жила в другой половине дома, но эти половины не сообщались, и участок был разгорожен забором, без внутренней калитки. Пришлось выйти на улицу, но нападение не повторилось, там не было ни души. Соседка тоже ворот никогда не запирала, и Алина, зайдя к ней, сообщила о том, что случилось, и попросила совета.

– И что баба Люба?

– Ой, лучше бы я к ней не ходила! – Марина наконец сняла очки и промокнула щеки рукавом водолазки. – Она чуть инфаркт не заработала, когда меня увидела. А я же не знала, как выгляжу, мне страшно было в зеркало посмотреть…

– Да, баба Люба, наверное, решила, что это оборотень, – вырвалось у Алины. – Сейчас как раз полнолуние!

Сестры посмотрели друг на друга и неожиданно захохотали. Причем младшая – истерично, а Марина – от всей души, хлопая в ладоши и приговаривая:

– Бедная бабка, до меня только сейчас дошло… Только сейчас… Глаза-то мои, глаза!

Но смех скоро оборвался. Алина потребовала отчитаться – обращалась ли сестра в больницу, в милицию? Да, в больницу она обратилась – в Москве, на другой день, когда отвозила детей к родителям. Дети, к слову, так ничего и не знают, да и мама тоже – даже черные очки ее не насторожили, день был солнечный. Марина быстро отделалась от детей, сказав, что колонка барахлит и мыться на даче теперь невозможно. Потом поехала в больницу.

– Мне доктор сказал, что есть опасность для жизни, – гордо сообщила она.

Алина хлопнула себя по колену:

– Так что ж ты, дура, тут сидишь?!

– Я не хочу в больницу, ненавижу больницы!

Это было правдой – полтора года назад сестра чуть не умерла от обыкновенного аппендицита, потому что неделю терпела боль, передвигаясь по квартире чуть не ползком, только чтобы не контактировать с людьми в белых халатах. Доктор во всяком случае осмотрел ей шею, прослушал сердце, потребовал сделать энцефалограмму, потому что подозревал, кроме всего прочего, сотрясение мозга. Плечо было вывихнуто, но его вправили и перевязали. Марина лелеяла слабую надежду, что глаза пройдут сами собой – ведь они-то совсем не болели, и видела она нормально. Но пугающий кровавый цвет белков никак не желал сходить.

– Короче, во вторник я все-таки лягу в больницу, – грустно сказала она.

– Так, а почему не в понедельник?

– В понедельник вернется Вася, тогда и лягу.

– Без Васи – никак?

– Ну ладно тебе… Я так хочу.

И это была точка. Алина слишком хорошо знала свою сестру, чтобы переубеждать ее и дальше. Марина могла быть кроткой, даже безответной. Но когда она говорила «хочу» или «не хочу» таким тоном – спорить было бесполезно. Причем обычно она упорствовала во вред себе.

– Ты мазохистка, – вынесла приговор младшая сестра. – Смерти ищешь? Ладно детей ты отсюда сплавила, но какого черта сама сидишь на этой даче? Что у вас тут – ценные картины висят? Старинная мебель стоит? Что ты стережешь? Хочешь, чтобы этот тип забрался в дом и тебя прикончил? Что там сказали в милиции? Неужели посоветовали оставаться здесь?

В милиции – уже в местном отделении, зарегистрировали нападение.

– У меня спросили – буду я возбуждать уголовное дело, кто у меня на подозрении? А у меня никого нет. Ну и все. Сказали, чтобы я искала свидетелей.

– Как это – чтобы ты сама искала? Не они?

– Да что ты, будут они искать, я ведь жива!

Алина покачала головой:

– Конечно, будет куда как здорово, если тебя все-таки прикончат! Тогда все будет в полном порядке, сразу начнут искать свидетелей! Ну а ты, конечно, никого не искала? Парень не местный, ты его раньше не видала?

Марина призналась, что зашла только в один дом – тот самый, возле которого на нее напали. Но там ничего не видели и не слышали.

– Ты же кричала!

– А они говорят, что были в другой половине дома. Хотя у них окна горели по фасаду.

– «В другой половине!» – передразнила ее сестра. – Значит, знают, с какой половины могли слышать и видеть! Жлобы они, не хотят связываться! И чего только боятся! Я сама к ним пойду!

А парень, как сообщила Марина, никаких особых примет не имел – так ей показалось. И даже если он был местный – она бы его при дневном свете не узнала. Но точно может сказать одно – близко она его не знает, иначе все-таки сумела бы узнать, даже в темноте.

– Он так-таки ничего тебе не сказал? – уточнила младшая сестра.

– Да что ты! Хоть бы ругнулся, так нет!

– А он тебя не ограбил? Сумку не вырывал? Он не пытался… Ну…

Сумку парень не трогал – когда Марина упала на землю, сумка отлетела в сторону, продукты высыпались, она собрала их уже под утро с помощью соседки. Пропала только вареная колбаса, но с другой стороны, было бы чудом, если бы она уцелела – ведь вокруг постоянно шляются собаки. А вот консервы в железных банках, кофе, чай – все уцелело. И батарейки для транзистора, и взятый из починки будильник, и косметичка с документами, и даже кошелек с небольшой суммой денег – все было собрано в целости и сохранности.

– Стало быть, он тебя не грабил?

– Да если б грабил – рванул бы сумку и удрал! Думаешь, я бы стала его догонять?

Что трусиха-сестра не стала бы преследовать грабителя на темной улице – в этом Алина была уверена. Марина добавила, что также не думает, будто парень покушался на ее честь. Во всяком случае, никаких непристойных предложений с его стороны сделано не было. Он попросту пытался ее убить – больше ничего. Если и были какие-то иные намерения, они остались неизвестными.

Сестры замолчали. Еда остыла в тарелках, пена осела в бокалах с пивом, сигареты дотлели до фильтра. Пудель приподнял голову и слабо тявкнул.

– Иди во двор, – Марина встала и выпустила его из дома. – Вот так, Алька. Жизнь прекрасна… Уже хотя бы потому, что я жива.

– Счастливый ты человек, – буркнула Алина. – Многие на твоем месте сделали бы другие выводы. А у тебя всегда все хорошо. Муж избил – значит любит. Сын нахамил – значит растет, мужает. С работы ушла – больше времени для хозяйства останется. Чуть не придушили – зато как прекрасна жизнь!

– А как нужно? – иронично поинтересовалась Марина. – Самой влезть в петлю, избавить других от хлопот?

Алина пожала плечами:

– Лечь в больницу, вот что тебе нужно. Где на тебя напали, на углу? Я сейчас туда заскочу, поговорю. Но баба Люба тоже ничего не слышала?

Сестра опять засмеялись – баба Люба слышала что-либо только, если ей орали прямо на ухо. Алина вышла.

Дом на углу был самым большим на этой улице – к нему была недавно сделана пристройка. Хозяева купили соседний участок с избушкой-развалюшкой и снесли ее, освободив себе пространство для роста. Алина упорно стучалась в глухие деревянные ворота, слушая грозный лай метавшейся во дворе собаки. Наконец ответил женский голос. Алина представилась и попросила разрешения войти.

– Да ничего мы не видели, сказано уже! – неприветливо откликнулась женщина.

– Ну видеть вы не могли, но вы же слышали, как Марина кричала!

Ответ был коротким и нецензурным. Удивляться не стоило – в поселке матерщина была в большом ходу, и к этому просто следовало привыкнуть. Крепкое словцо иногда отпускалось вовсе не из желания обидеть собеседника. Это был обыкновенный орнамент, который украшал разговорную речь. Алина хотела было ответить тем же самым, но передумала – стоит связываться… Она вернулась к дому сестры, по очереди стучась во все ворота. Удалось поговорить только еще с двумя соседями. Результат нулевой – никто ничего не видел, не слышал. Все в это время или спали, или мылись в бане, смотрели телевизор, выпивали… Алина получила одно приглашение к столу и одно предложение взять котеночка. Ни первое, ни второе ее не соблазняло, и она вернулась к сестре, на этот раз тщательно заперев изнутри калитку.

– Но этот крючок тебе не поможет, – сказала она, входя в кухню. – Его же просто пальцем снимают. А уж если он войдет на участок – нет ничего проще, чем влезть в окно. Разобьет стекло и все.

Марина призналась, что все это так, но раз уж Вася приезжает завтра, она потерпит еще одну ночку.

– Так, может, остаться с тобой до утра? – предложила младшая сестра.

– Не надо, я с Дольфиком.

Дольфик, иначе Адольф – тот самый черный пудель, вовсе не казался надежной защитой. Голос у него был настолько несолидный, что пес не мог напугать даже кота бабы Любы. Тот по-свойски заходил на кухню, хладнокровно опустошал собачью миску, а Дольфик жался рядом с плитой и жалобно лаял, пытаясь отстоять свои права.

– Вы с Дольфиком – страшная сила, – мрачно сказала Алина. – Вася уже знает, что случилось?

– Ну зачем я буду его пугать, когда он далеко…

– В общем, все прекрасно и замечательно, – подвела итоги Алина. – В милиции от тебя отмахнулись, от больницы ты отмахнулась сама, дети у мамы, а ты тут заперлась с Дольфиком. Идиотка ты, Маринка, прости меня господи! Я остаюсь на ночь.

И она осталась, сделав несколько звонков с дачного, недавно установленного телефона и предупредив одну из сослуживиц, что завтра она, вероятнее всего, немного опоздает. Алина также хотела позвонить маме, но Марина с трудом удержала ее от этого шага.

– Только не по телефону! – умоляла она. – Я сама все скажу, на днях.

– Еще бы, ты же будешь лежать в больнице. – Алина положила трубку. – Все-таки я тебя не понимаю. Если тебе наплевать на собственное здоровье, то могла бы подумать о детях. Старшему всего десять лет, неужели ты хочешь оставить их сиротами?

Марина, ни слова не отвечая, принялась мыть посуду. Она снова надела очки, будто подчеркивая, что тема закрыта. Алина вышла на заднюю веранду и еще раз убедилась, что нет ничего легче, как проникнуть в дом именно отсюда. Рамы были выставлены, и даже ребенок с легкостью мог залезть сюда из сада. А уж попасть в дом через веранду и вовсе труда не составляло – дверь не запиралась, на ней не было даже крючка.

Алина присела в старое соломенное кресло и попыталась собраться с мыслями. Конечно, на фоне того, что случилось, было бы очень странно заводить деловой разговор. А именно за этим она сюда и приехала. Причем разговор предстоял очень серьезный, и уж, конечно, для этого требовалось присутствие мужа Марины. Но даже завтра, когда он явится, можно ли будет коснуться нужной темы?

Дело касалось дачи – именно этого дома, где сейчас находились сестры. Алина долго не могла решиться и поставить вопрос ребром, а проблема тем временем становилась все более сложной. Она и сама понимала, что затягивать дело нельзя, но все никак не могла собраться с силами… А драгоценное время уходило.

Этот дом – точнее, половина большого деревянного дома – когда-то принадлежал сестре их матери. Тетка выстроила его вместе с мужем, много лет назад. Детей у супругов не было, и поэтому племянницы долго считали дом своей собственностью – ведь летом, приезжая на дачу, они властвовали тут безраздельно. Время шло, муж тетки умер, сама она часто болела. Когда обе сестры стали совершеннолетними, а тетка уже большую часть года проводила в больнице, дом попросту заперли, за дачей никто не ухаживал. А затем тетка составила завещание, отказав дом в равных долях обеим сестрам. Марина тогда была еще не замужем. Тетка умерла через полгода после ее свадьбы, больше всего расстраиваясь оттого, что так и не успела дождаться внуков. Она говорила «внуков», потому что привыкла считать сестер своими родными детьми.

Как-то само собой получилось, что Василий, муж Марины, немедленно взял деревенское хозяйство в свои руки. Он занимался ремонтом, возился на участке, проводил тут почти все свободное время. Его дети также считали дом своим – говорили «наш дом», «наша дача». И очень бы удивились, узнав, что это не вполне «их дом». Да и помнила ли об этом их мать?

А Алина именно собиралась напомнить. Все эти годы она и сама не вспоминала, что имеет какое-то право на долю в общем имуществе. Дом ремонтировался, Василий обустраивал его, никогда ни словом не намекая, что вторая сестра также должна вложить в ремонт какие-то деньги. Была заново проведена электропроводка, оборудовано отопление, канализация. Старые, переставшие плодоносить деревья были вырублены и заменены новыми. Дача преображалась, и с каждым годом повышалась ее стоимость. А младшая сестра оставалась от всего этого в стороне. Она приезжала сюда несколько раз за лето – не чаще. Лежала в саду, в шезлонге, изредка лениво передвигая его вслед за уходящим солнцем. Когда делались заготовки, иногда принимала в них участие – в основном мыла овощи и фрукты. А теперь явилась требовать свою долю…

«Но я же не собираюсь просить половину! – оправдывалась про себя Алина. – Я хочу треть. Я прекрасно понимаю, во сколько им обошлись все переделки… Но одна треть – моя, и теперь я хочу ее получить».

Об этом ее плане никто не знал. Если бы она сказала родителям – те бы всплеснули руками и обвинили ее в эгоизме, цинизме и еще бог знает в чем. Девушка давно привыкла, что ее считают отрезанным ломтем. В то время, когда Марина выходила замуж и рожала детей – Алина работала, снимала квартиру, занималась своей карьерой. Первый же родившийся внук начисто изменил интересы родителей, особенно матери. В семье появился кто-то маленький, о ком следовало заботиться. А младшая дочь немедленно отошла на задний план. Она не выходила замуж, не собиралась в ближайшем времени рожать, ее профессиональные достижения не радовали родителей – те воспринимали их, как нечто само собой разумеющееся. Их намного больше волновал взрывной характер зятя, синяки Марины, детские болезни…

«Но тетка завещала дачу нам пополам, и ничего такого нет в том, что я хочу свою половину, – убеждала себя Алина, собираясь сегодня ехать за город. – Они поймут, а родителям я скажу потом. Маринка вообще ничего против иметь не будет, ну а Василий… Я с ним поговорю. Давно пора».

Хотелось бы ей знать, как он будет возражать! Хотя этой зимой, между Новым годом и днем рождения Марины, у них с Василием вышел крупный скандал. Младшая сестра забежала к ним на минутку забрать какую-то книгу, узрела сестру в синяках, зареванную, увидела испуганных, ужасающе притихших детей… Все это было выше ее разумения, и как только вернулся муж сестры, Алина немедленно высказала ему все, что накопилось у нее в душе за многие годы. Она попросила, чтобы он попробовал сделать с нею то, что делает с ее сестрой. Ну а она попробует ответить…

Он не попробовал, зато Алина отвела душу, швырнув в него стулом. Стул в свояка не попал и разлетелся на части, ударившись о паркет. Снизу застучали по батарее – дело было поздним вечером. Она развернулась, обругала всех присутствующих и ушла. Общение с Василием возобновилось только через полгода, но они обменивались только самыми незначащими словами. А теперь предстоял крупный разговор – о разделе имущества. Говорить пришлось бы именно с ним – ведь именно свой труд и свои деньги Василий вкладывал в дачу.

«А что теперь? – спросила она себя, давя окурок в пустой кофейной банке. – Да, кажется, не время. Придется как-то выкручиваться. А у него кое-что в запасе есть, я знаю. И если бы я нажала, он бы дал…» Она даже не думала о том, что придется продавать дачу. Алина строила свои расчеты на ином основании – когда Василий вспомнит, что дом, над которым он так трясся, в сущности ему не принадлежит, он не пощадит своих сбережений, раскроет кошелек… Ну а она в ответ подпишет дарственную на имя старшей сестры, передав ей вторую половину имущества. Это будет справедливо. И ничего страшного в этом нет – это давно следовало сделать.

Но сейчас, когда сестра едва жива, вряд ли можно было завести речь о разделе имущества. «Я буду выглядеть стервятницей, – подумала Алина. – Да, впрочем, я буду так выглядеть в любом случае. Кажется, все ждали, что я сама справлюсь со своими проблемами. Странно – есть люди, которым никто не помогает. Такие, как я».

А проблема стояла весьма остро – ее следовало решать в самые ближайшие дни. Иначе… Она вернулась в кухню, где к тому времени остался один Дольфик, раскрыла свою сумку и еще раз перечитала расписку. Глупо было ожидать, что в тексте что-то изменится. Там все было обозначено предельно ясно. Девять тысяч долларов, занятые на ее имя, под проценты. Божеские проценты – всего пять в месяц, считая со следующего воскресенья. И она ведь точно знала, что эти девять тысяч у Василия есть, и даже не девять, а намного больше. Свояк копил деньги, чтобы заменить свою старую машину на иномарку. Но она хотела взять только свое – треть стоимости дачи, ее нынешней реальной стоимости. Все документы в порядке, сделка могла быть оформлена еще на неделе. Но… Что теперь?

«То, что называется „форс-мажор“, – подумала Алина, пряча расписку обратно в бумажник. – Независящие от меня обстоятельства. Но я вовсе не собираюсь платить проценты, никогда не собиралась! Значит, завтра же поговорю с Василием, и мне все равно, как я буду при этом выглядеть!»

Она поднялась на второй этаж и попросила Марину выдать ей постельное белье. Ночь прошла спокойно – сестер никто не потревожил. А утром, около восьми часов, за воротами приветственно загудела подъехавшая машина.

Глава 2

Стукнула калитка, захрустел крупный гравий – все ближе и ближе. Алина выбралась из постели и выглянула в окно мансарды. Так и есть, вернулся свояк. Она проверила, все ли пуговицы застегнуты на пижаме, обулась и спустилась вниз. Василий тем временем уже стучал в дверь – она оказалась на запоре.

Алина отперла замок, удивившись про себя, что Марина так и не проснулась, и Дольфик не услышал приближения хозяина. Василий, увидев вместо жены свояченицу, несколько растерялся.

– Привет, – Алина посторонилась, пропуская его в кухню, и включила плиту. – Будешь кофе? Я только встала, мне нужно ехать в город.

Василий поздоровался и присел к столу. Держался он как-то отчужденно, как будто зашел в гости, а не к себе домой.

– Марина спит? – спросил он. – А дети?

– Дети в Москве, а она… Сейчас встанет, наверное, – Алина мотнула головой в сторону двери, ведущей в следующую комнату. – Я хочу тебя кое о чем предупредить…

Она поставила перед ним кружку с кофе. Василий поднял на нее глаза и тут же отвел взгляд. Алина давно заметила, что он просто не может встречаться с ней глазами. Марина уверяла сестру, что тот просто стесняется. Алина считала иначе – она никогда не могла скрыть своего отношения к человеку, и если не высказывалась вслух, то все выражала взглядом. Возможно, поэтому у нее было так мало друзей.

– У нас тут неприятности, – Алина налила себе кофе и отошла к окну, выглянула в сад. Дольфика и там не было. Непостижимо, где он, почему до сих пор не подал голоса?

– Дети? – немедленно откликнулся Василий, поднимаясь из-за стола.

– Нет, они здоровы. А вот Марина… На нее в пятницу, вечером, напал на улице какой-то подонок и едва не задушил. Ей срочно нужно лечь в больницу. Но она почему-то решила дождаться тебя, – на этот раз Алина взглянула на него в упор. – Она же шагу без твоего согласия не сделает. Так что иди, буди ее.

Василий, вероятно, решил, что свояченица над ним издевается. Во всяком случае, услышав страшную новость, он ничуть не испугался. До него дошел только смысл попрека. Он бросил, что ни черта не понял, и ушел в комнату. Его тяжелые шаги удалились, скрипнула дверь веранды. Потом Алина услыхала, что он взбирается по лестнице в мансарду.

– Ее нет?! – крикнула она, ставя кружку на подоконник.

Василий не ответил – теперь заскрипел потолок у нее над головой. Он ходил по мансарде, но она не слышали ни его голоса, ни голоса Марины, ни собачьего лая. «А ведь их тут и впрямь нет! – сообразила Алина. – Она бы первая была внизу, не говоря уж о собаке! С ума сошла?! Сбежала? Ушла к соседям? Ночью стало плохо, а я проспала… Может, ее увезли в больницу?!»

Она побежала вверх по лестнице и столкнулась с Василием на верхних ступеньках – тот как раз собирался спускаться.

– Ее нет? – выпалила Алина. – Надо спросить у соседки, может, та видела?

Свояк был мрачнее тучи. Он нарочито ее не замечал, явно решив разобраться во всем самостоятельно. И Алина поймала себя на мысли, что начинает его бояться. Что он может натворить, впав во гнев, – она видела на примере сестры. А они тут совершенно одни. Только глухая соседка за стенкой… А если он припомнит ей разбитый стул и резкие слова?

Но Василий всего-навсего отодвинул ее – надо признать, довольно осторожно, чтобы расчистить себе путь вниз, на кухню. Она помедлила, рассматривая его стриженый русый затылок, и, поколебавшись, спустилась следом.

– Короче, так! – отрывисто произнес он, останавливаясь посреди кухни. – Мне все равно, что вы тут напридумывали, ясно? Мне нужна правда.

Роковые слова – Алина их уже знала. Обычно, сразу после того, как Василию становилась нужна правда, он принимался избивать жену. На этот раз жены под рукой не было.

– Я приехала вчера сюда, а Маринка была в ужасном состоянии, – Алина едва узнала свой голос – он прозвучал как-то жалобно. – Ее кто-то так избил!

– Ага, – так же невыразительно произнес он. – Кто?

– Она не знает.

– Как это?

– Было темно, она даже описать не может того парня. Это случилось тут на углу, а соседи говорят, что ничего не слышали. А ведь она кричала. У нее теперь на шее следы от удавки.

Василий нахмурился:

– Да ты что? Серьезно, что ли?

– Абсолютно, – Алина махнула рукой и присела к столу. – Только ты не поверишь, пока сам не увидишь. Я думаю, что она просто не выдержала до утра и уехала в больницу. Нужно посмотреть, нет ли где записки?

Но записки нигде не было. Баба Люба, которая как раз выбралась во двор покормить кур, также не смогла прояснить ситуацию. И неудивительно – если Марина и уехала, то глухой ночью, а в это время соседка никогда из дома не выглядывала.

– А почему она мне ничего не сообщила? – Василий двинулся к машине, явно собираясь продолжать поиски самостоятельно. – Когда это было? В пятницу? У нее же был мой телефон!

– Ну да, только она не хотела тебя пугать! – Алина выбежала за ворота и только тут сообразила, что до сих пор разгуливает в пижаме и тапочках. Правда, деревенская улица видала и не такое, но ехать в таком виде в Москву было немыслимо. – Погоди, я с тобой! Мне же на работу! Пять минут!

Пять минут растянулись в пятнадцать – она наскоро оделась, захватила свою сумку, перекрыла газ, отключила колонку, сделала два глотка уже остывшего кофе. И еще раз убедилась, что никакой записки Марина не оставляла. Исчезла куда-то посреди ночи, прихватив за компанию собаку. Собаку! «Значит, поехала не в больницу, – лихорадочно соображала Алина, запирая входную дверь. – Куда же она поехала с собакой? К родителям? Но почему не разбудила меня? Явно умотала на рассвете, когда пошли первые электрички! Сумасшедшая!»

– Дай телефон, – попросила она Василия, усаживаясь в машину. – Он у тебя включен?

Тот молча протянул ей трубку, и она позвонила сперва домой к сестре. Там никто не ответил. Потом она набрала номер родителей, попутно соображая, как бы не очень их напугать.

Трубку взяла мама и очень удивилась, услышав в такую рань голос младшей дочери.

– Марина не приезжала? – спросила Алина. – Странно, она уехала с дачи, я думала… Ну ладно. Если сейчас приедет – перезвоните Васе на сотовый.

Та обещала перезвонить, но взамен пожелала узнать: что случилось? Алина отговорилась тем, что очень плохо ее слышит, и дала отбой.

– И у мамы ее нет, – сказала она, кладя трубку под ветровое стекло.

Василий наконец разомкнул губы и спросил – правда ли то, что она ему рассказала? Все было именно так? Она ничего не скрывает?

– К сожалению, все правда, – хмуро откликнулась она. – И я очень за нее боюсь. А ты что думал – мы сговорились и врем тебе? Только вот зачем?

– Откуда я знаю.

Она отвернулась и стала смотреть в окно. Через несколько минут Василий снова подал голос. Он сообщил, что для него не новость – Алина только и мечтает их с Маринкой развести. И откуда ему знать – вдруг она воспользовалась его командировкой и заморочила сестре голову? А теперь заметает следы.

Алина изумленно на него взглянула:

– Вас развести? Очень нужно! Да это и невозможно!

– Наконец поняла! – удовлетворенно ответил он.

Но тут Алина не выдержала и взорвалась. Ей уже было все равно – где она находится, с какой скоростью едет машина и не выбросят ли ее сейчас на обочину. Она заявила, что ей очень жаль, что сестра так упорно желает сохранить свой брак, потому что теперь она еще раз убедилась – Василию на жену наплевать! Из всей этой истории его взволновало только одно – то, что жена могла от него сбежать! А в каком она сейчас состоянии, что с ней произошло – не так уж важно!

– Уж лучше бы ее придушили! – в сердцах выкрикнула она. – Тогда бы ты перестал ее ревновать к каждому столбу!

Василий только чуть сбавил скорость, выслушивая ее гневные выкрики. А потом, чуть помедлив, пообещал во всем разобраться. Но уж, конечно, не с Алиной.

– Ни с того ни с сего человека не душат, – сказал он. – Тут что-то не то.

– Да я сама видела следы у нее на шее!

– Да мало ли что у нее на шее! – Он тоже заметно повысил голос. – Ее ограбили?

– Нет…

– Ну так она тебе наврала! Если ты тоже мне не врешь… – И он вцепился в баранку так, будто хотел вырвать ее с корнем.

И Алина вдруг притихла. Ей впервые пришло на ум, что Марина могла говорить неправду. Нет, сам факт, что у нее на шее была захлестнута удавка, скрыть было невозможно и спутать не с чем. Но это ночное нападение? Бесцельное, совершенно необъяснимое? Орудовал маньяк? На деревенской улице, в полночь, кто-то поджидал проходящую мимо молодую одинокую женщину? «Если это был маньяк – странное он выбрал место, – подумала девушка. – В городе куда легче и напасть, и скрыться. Так что? Он ждал именно ее? Выследил, что Марины нет дома, сообразил, что она должна вернуться к детям, и бродил по улице, пока не дождался? А стоило ей повысить голос – испугался и удрал? Нет, Василий прав… Он сволочь, но он прав. Тут что-то не так. Она где-то приврала, что-то скрыла…»

А вот это уже очень было похоже на правду. Марина не была отъявленной фантазеркой, но за годы супружеской жизни научилась сочинять различные истории, покрывая крутой нрав своего мужа. То она ударилась о дверцу шкафа, то на нее с антресолей упала коробка, то она сломала каблук и упала на лестнице… Годы шли, и ее истории становились все более занимательными. Но при этом – все менее правдоподобными. Им уже никто не верил – даже родители, долгое время не желавшие верить, что зять ведет себя подобным образом, сразу понимали, в чем дело.

Марина и на это раз вполне могла выдумать подобную историю. Потому и соседи на углу утверждали, что не слыхали ее крика около полуночи. И никто ничего не видел. Рассыпанные на дороге продукты, которые помогла собрать баба Люба… Это – доказательство правды или нет? Алина прикинула про себя, сколько эти продукты должны были проваляться на улице. Почти всю ночь! И пропал только батон колбасы? «Могло быть и так, но она вполне могла разбросать их там прямо перед тем, как позвать на помощь бабу Любу. А дети? Проспали всю ночь, не слыхали, как мама вернулась домой, а ведь она ползла на четвереньках! И Дольфик не залаял, когда она явилась в таком состоянии? Он бы обязательно подал голос и перебудил детей, они ведь ждали мать. Особенно девочка – она всегда переживает, когда Маринки нет, плохо спит… Тогда… Что?»

А тогда получалось, что история выдумана – от начала до конца. И не было никакого маньяка на улице. Если на сестру напали, то в другом месте, возможно, в другое время… А если… Алина искоса взглянула на Василия – тот вел машину с каменным лицом, глубоко уйдя в свои мысли. «Нет, он не мог ее так отделать, тем более что находился в другой области… Он никогда не доходил до такого зверства! Пара синяков – это он может… Но… Вдруг ей надоели эти ссоры и синяки и она сама решила покончить со всем этим? Могло такое случиться? Скажем, выпила лишнего – я-то знаю, она в последнее время стала прикладываться к бутылочке. Нечему удивляться – нужно же ей как-то расслабиться. Выпила, стала размышлять, до чего себя довела. Сообразила, что муж скорее изуродует ее, чем добровольно пойдет на развод. Да она никогда и не решилась бы на такой шаг – сказать, что хочет от него уйти. Ну и… Взяла веревку и где-нибудь в мансарде… Там есть подходящая балка. А потом захотела жить, сумела вырваться из петли. Только вот следы уже не скроешь… И тогда, опять же из-за мужа, а может, из-за всех нас, чтобы не ругали, она выдумала историю с маньяком… Идеальный маньяк – никаких примет, не издал ни звука, бросил ее и удрал. И ни одна душа его не видала!»

Ей стало жарко от волнения. Теперь Алина была уверена – все было именно так. Или почти так. Когда она встретится с сестрой, уж как-нибудь сумеет узнать правду. Но при одном условии – Василий при их разговоре присутствовать не должен. «Может, она потому и сбежала, что поняла – все это неправдоподобно! Он, например, сразу не поверил! А до меня только сейчас доходит… Она испугалась и удрала. К маме? Но в таком случае, пора бы ей там оказаться!»

Она опять позвонила родителям. На этот раз трубку взял отец. Марина к ним не приезжала, и они уже всерьез волновались – куда подевалась старшая дочь? Сперва ни с того ни с сего привезла им детей, теперь сама вдруг уехала с дачи… Если она, Алина, что-нибудь понимает – пусть немедленно объяснит!

– Пап, я и сама не знаю, куда она поехала, – ответила она, стараясь не смотреть в сторону Василия. Она видела – все эти разговоры очень ему не по душе, и ужасалась – что ждет Марину, когда муж все-таки ее найдет! Алина сообщила, что сейчас едет на работу, но будет весь день звонить – пока не объявится сестра. Но по всем расчетам, она должна приехать с минуты на минуту.

– Она взяла с собой Дольфика, – сообщила Алина. – Значит, поехала к вам.

– Это почему? – переспросил Василий, когда разговор был окончен.