Обрести любимого Смолл Бертрис

Глава 8

Плавание через Черное море в Каффу, столицу Крымского ханства, было таким же приятным, как и предыдущая часть их путешествия. Первоначальными обитателями полуострова были скифы, потомки киммерийцев. В течение следующего тысячелетия следовали греки, римляне, готы, гунны, хазары, византийские греки, монголы и генуэзцы. Татары захватили полуостров сто двадцать пять лет назад с помощью турок, которых они считали владыками этой части света.

Каффа всегда был торговым городом. Когда-то он был конечной точкой сухопутного пути в Китай, город был смешением всех наций и религий. Своего расцвета он достиг при генуэзцах, однако немногочисленный богатый класс купцов Каффы жестоко угнетал неимущее большинство. Поэтому за последние годы было по крайней мере пять серьезных восстаний против генуэзского владычества, которое завершилось 6 июня 1475 года.

Городские купцы выполняли роль посредников торговцев, чьи караваны ежедневно прибывали в город. Они посредничали во всем, начиная со сделок с простыми товарами, такими, как пшеница, воск, рыба, соль, дерево, кожа, мед, масло, и кончая сделками по более экзотическим товарам — мехам из Московии, винам из Греции, слоновой кости из Америки, драгоценным камням из Азии и Индии, красивым материям из Италии, икре и азиатскому мускусу. Каффа была также важным центром работорговли всего Крымского ханства. Десятки тысяч пленных продавали на невольничьих рынках Каффы и отправляли в Турцию или в другие места на Средиземном и Черном морях.

Валентина ожидала увидеть варварское захолустье. Но Каффа оказался шумным, красивым городом с оживленными улицами и замечательной итальянской архитектурой, которая проявлялась в башнях, стенах и городских дворцах.

— Сейчас они не так процветают, как когда-то, — сказал Мурроу своей кузине, — с тех пор как в 1475 году Каффу завоевали татары, от нее осталась только тень былого величия. Ни турки, ни татары торговать не умеют. Они умеют только завоевывать. Непрочное процветание Каффы держится на небольшой еврейской общине, нескольких оставшихся генуэзцах и немногих венецианцах.

Как только они причалили к пристани, на борт торопливо поднялся какой-то господин. По небольшой ермолке на его макушке Валентина поняла, что он еврей.

Широко улыбаясь, Мурроу поклонился гостю.

— Леви Кира, я так и думал, что вы придете поздороваться с нами, — обратился он к нему по-турецки.

Господин, очень высокого роста, худой, с аскетическим лицом, улыбнулся. Это была добрая улыбка, совершенно не вяжущаяся с его серьезной внешностью и осветившая теплым светом его темные глаза.

— Добро пожаловать в Каффу, Мурроу О'Флахерти. Бабушка предупредила меня о вашем приезде. Я должен передать вам, что турецкий наместник Арслан-бей хочет встретиться с вами в своем дворце, как только вы сможете туда прибыть.

— Леви Кира, жива ли еще мать Явид-хана? Можно ли встретиться с ней? — спросил Мурроу.

— Борте Хатун жива. Однако ее нет в городе. Гирейские татары выехали две недели назад в летний поход. Вам придется либо ждать их до осени, пока они не вернутся, либо отправляться за ними, что может оказаться очень опасным. Изменник Тимур-хан совершал налеты весной. Мы думали, что больше не увидим его, когда он исчез несколько лет назад, направляясь на восток. Но он вернулся и преследует нас, как дурной сон. Тимур-хан живуч, как кошка, — закончил Леви Кира.

— Я думала, Тимур-хан умер! — не выдержала Валентина.

— Моя кузина, леди Бэрроуз, — сдержанно сказал Мурроу. Леви Кира вежливо кивнул Валентине.

— Умер, миледи? Где вы слышали такое? Хорошо бы это было правдой, потому что Тимур-хан дорого обходится каждому купцу нашего города, грабя их караваны. Он разворовывает наши товары, которые потом нагло перепродает нам же по взвинченным ценам. Он и его люди, не задумываясь, насилуют и уничтожают ценных рабов. Он жестокий, злобный человек. Тимур-хан мертв! Да услышит Яхве ваши слова, миледи!

— Я поняла, что он был убит янычарами султана после того, как сам убил своего брата, принца Явид-хана, в его доме около Стамбула. Разве это не так? — спросила Валентина, благодаря Бога и Мурроу, что ей удалось так хорошо сказать это по-турецки.

— Увы, нет, миледи. Я, помнится, слышал об этом событии. Самодовольные янычары решили, что убили Тимур-хана, но они так торопились вернуться в Стамбул с рассказом о своей победе, что не стали обезглавливать свои жертвы. После их ухода Тимур-хан и три его уцелевших воина вернулись в Крым. Он быстро собрал новые силы, потому что всегда есть недовольные, которые рады присоединиться к такому человеку, как Тимур-хан.

— Но почему, если он так жесток? — поинтересовалась Валентина.

— Когда-то, миледи, татары были степными скитальцами. Они не жили в городах, как они это делают сегодня. И это было совсем не так давно. Теперь старики-татары рассказывают зимними вечерами, а молодые татары слушают их небылицы о славном прошлом. Некоторые неугомонные, недовольные не могут смириться с таким положением. Им мало набегов на россов за рабами. Они хотят большего, тянутся к Тимур-хану. Он не присягает на верность ни туркам, ни кому другому. Поступает так, как ему хочется, живет, грабя и убивая, и есть молодые люди, которые восхищаются им и идут за ним. Он делает вид, что следует старому образу жизни татар, но он опасный и злобный человек.

— Я должна встретиться с матерью Явид-хана, — сказала Валентина Мурроу. — Давайте сейчас же пойдем и встретимся с турецким наместником. Тогда мы сможем отправиться немедленно. Сегодня.

Леви Кира посмотрел на Мурроу с недоумением.

— Ваша кузина нетерпеливая дама, — заметил он.

— Да, похоже, что так, — продолжил Мурроу и, обращаясь уже к Валентине, сказал:

— Ты не увидишься с турецким наместником. Арслан-бей был бы оскорблен, если бы простая женщина просила для себя его аудиенции. И кроме того, — продолжил он, поднимая руку, чтобы предупредить возражения, — мы не отправимся сегодня. Я не могу с легкостью отправить тебя в опасное путешествие по степям, особенно если Тимур-хан где-то рядом. Я должен учесть это обстоятельство. Если я позволю тебе ехать с нами, это будет сделано только при условии, что мы поедем в сопровождении надежного отряда. Вал.

Валентина понимала, что она не может спорить с Мурроу.

— Тогда идите и повидайте оттоманского наместника, — сказала она. — Я буду ждать вашего возвращения. Но поторопитесь, Мурроу!

Мурроу О'Флахерти знал Арслан-бея, потому что капитан много лет путешествовал по черноморским торговым путям, а Арслан-бей, верный слуга султана, представлял своего хозяина в Каффе в течение уже пятнадцати лет. Он был мягким человеком, любителем спокойной жизни, обладал умом практичным и быстрым. Двое мужчин приветствовали друг друга, как старые друзья, и Мурроу рассказал ему, что у его овдовевшей кузины есть сообщение, которое только она сама может передать матери Великого хана. Они не представляли, что гирейских татар может не оказаться в Каффе, объяснил Мурроу.

— Они продолжают скитаться по степям каждое лето, — озадаченно говорил Арслан-бей. — Этого я не понимаю. Зимой в степи ужасно холодно и очень ветрено. Летом степи не более гостеприимны, потому что там жарко и нет воды. Здесь, в Каффе, климат мягкий и здоровый, но тем не менее между второй и третьей весенней луной гирейские татары уходят из своей родной столицы Каффы, и мы не видим их до первой или второй луны осени.

— Вы знаете, куда они уходят? — спросил Мурроу.

— О да, — ответил наместник султана. — Я всегда поддерживаю с ними связь.

— Тогда, вероятно, вы поможете нам. Мне придется собрать отряд и отправиться в лагерь вместе с моей кузиной.

— Вы позволите женщине ехать с вами? — ужаснулся Арслан-бей. — О нет, нет, нет, мой друг! Слишком опасно для беззащитной женщины ехать в лагерь гирейских татар. В этом году совершает набеги Тимур-хан!

— Я думал переодеть свою кузину в мужское платье, — сказал Мурроу, — и наездница она очень умелая. Разве при таких условиях нельзя добраться до гирейских татар? У нас будет отряд вооруженных людей и не будет никаких товаров, которые можно было бы разграбить.

— Да, при таких условиях это возможно. Если, конечно, Тимур-хан не полезет в бой, в то время когда вы туда отправитесь, — заметил наместник. — Но, выслушав ваше предложение, я вот что придумал.

— Я слушаю вас, Арслан-бей, — сказал Мурроу.

— Каждую неделю я посылаю отряд из шести человек в лагерь гирейских татар, которые летом переезжают с места на место три раза. Я всегда знаю, где они находятся. Пока Великий хан в отъезде, мы с ним решаем дела таким способом, через моих гонцов. Я сообщаю ему все, о чем он должен знать, а он может связываться со мной. Тимур-хан никогда не нападает на моих людей, потому что они не везут с собой ничего ценного для него. Даже те сведения, которые они должны передавать Великому хану, легко можно было бы получить в другом месте, если бы они понадобились Тимур-хану. Мои гонцы отправляются завтра. Что, если вы, ваша кузина или еще кто-нибудь замените трех моих людей и поедете с остальными? Я могу предложить вам только три места. Вы доберетесь до Великого хана быстро и благополучно.

Мурроу минуту подумал, потом сказал:

— Арслан-бей, а если станет известно, что трое ваших людей заменены на трех чужестранцев?

— Нет, никто не узнает, — ответил наместник. — Мои люди должны явиться ко мне перед отъездом. Вас и ваших людей тайно приведут во дворец. Вы замените трех людей, которых втайне будут держать во дворце все время, пока вы будете решать ваше дело с Борте Хатун и пока не вернетесь обратно.

Мой личный раб, который нем, позаботится об удобствах для оставшихся здесь людей. Он не может ничего сказать, даже если захочет. Начальнику отряда будет приказано сразу перед отъездом в степь взять двух самых надежных людей. Времени, чтобы слухи просочились в город, не будет. Я дам вам и вашим людям подходящую одежду.

— Султан не зря доверяет вам, Арслан-бей. Вы исключительно умный человек, — заметил Мурроу. — Пусть будет по-вашему. Я искренне благодарю вас за помощь. Научите, как пройти во дворец, и мы будем здесь в назначенный час.

Наместник улыбнулся, польщенный, а потом сказал:

— Дайте мне день на приготовления. Однако вы должны сказать, какого роста ваша кузина, полная она или худая, чтобы я мог подобрать для нее подходящий костюм. — Его тон показывал, что он не слишком высокого мнения о женщине, которая может позволить себе переодеться мужчиной, не говоря уже о том, что она ездит верхом. — Кто еще поедет с вами? Кто он?

— Я выберу одного из своих людей, когда вернусь на корабль, — ответил Мурроу — У меня есть двое, но я еще не знаю, кого из них выбрать. Однако они оба крупные мужчины. Что касается моей кузины, то она высокая для женщины, примерно вашего роста, и, должен вам сказать, изящна.

— Ждите завтра моего слугу. Он принесет все, что вам необходимо, и записку от меня, в которой будет сказано, как вам пройти во дворец.

Мужчины распрощались. Мурроу вернулся на корабль и рассказал о результатах встречи. Валентина была довольна, но ни Патрик, ни граф довольными не выглядели.

— Кто из нас поедет? — потребовал лорд Кемп.

— Вы оба, конечно, хотите ехать, — заметил Мурроу.

— Да! — хором ответили они.

— Я, несомненно, должен ехать, — сказал Мурроу, — и поэтому мне нужно, чтобы один из вас остался здесь командовать «Архангелом». Кому из вас по душе эта работа?

Они сердито уставились на Мурроу. Он засмеялся.

— Понимаю, что никому. Вам придется бросить кости. Выигрывает большее число.

— Почему бы просто не выбрать одного из них? — спросила Валентина.

— Потому что, — ответил Мурроу, — если я выберу Патрика, Том подумает, что я делаю это из-за того, что он мой брат. Если я выберу Тома, Патрик подумает, что я обращаюсь с ним, как с «маленьким братцем», а не как с мужчиной. Если мы предоставим это дело случаю, кому-то из твоих нетерпеливых поклонников придется винить только судьбу.

Валентина улыбнулась. Ее кузен поступал мудро.

— Неси кости! — приказал Патрик Джефу, и паренек мгновенно выполнил приказание.

— Дай их мне, — сказала Валентина. Взяв кубики из слоновой кости, она спрятала их за спину, перекладывая из руки в руку, пока не уверилась, что никто из мужчин не знает, в какой они руке. Держа перед собой плотно сжатые кулаки, она сказала:

— Выбирайте.

— Правая, — сказал граф. Валентина разжала кулаки и показала кости, лежащие в левой руке.

— Ты бросаешь первым, — сказала она чрезвычайно довольному, ухмыляющемуся Патрику.

Он выбросил тройку и яростно сверкнул глазами. Граф и не скрывал свою радость, когда взялся за кости, но его ликование было недолгим. Он выбросил двойку.

Мурроу не дал своему брату порадоваться, как не дал времени графу высказывать свои сожаления.

— Все решено, — резко сказал он. — Том, я знаю, что у вас есть некоторый морской опыт, вы же в молодости плавали с каперами ее величества. У вас, конечно, есть опыт военных походов с Эссексом в Кадис и в Ирландию. Я буду спокоен за «Архангела», зная, что он в ваших руках.

— Не следует ли Валентине остаться здесь, ведь Тимур-хан где-то неподалеку? — с надеждой спросил граф.

— Валентина переоденется в мужское платье, — посмеиваясь, сказал Мурроу. — Арслан-бей уверил меня, что это безопасно.

— Валентина переоденется? Это невозможно, — сказал граф. — Она самая совершенная женщина, которую я знал. Вы можете спрятать ее волосы, одеть ее в штаны, но как, черт побери, вы собираетесь изменить ее внешность… ну… ее… грудь, черт возьми! Ее грудь, несомненно, выдаст ее, Мурроу.

— Существуют способы. Том, — хмыкнул Мурроу, — скрыть даже такие щедрые прелести, какими обладает моя кузина. Подождите и увидите.

Хотя лорд Бурк ничего не говорил, вид у него был таким же скептическим, как и у графа. Его беспокоило, что Валентина могла подвергнуться опасности, возможно даже смертельной.

— Как долго вас не будет, божественная? — спросил ее Том Эшберн тем же вечером, когда они прогуливались по палубе. — Я считаю, что судьба — коварная дрянь, если подарила Патрику такой удачный бросок кости! — Он обнял ее за талию.

— Может быть, дней десять или больше, — сказала Валентина, — Мурроу говорил мне, что от Каффы до места лагеря татар несколько дней пути. — Она убрала его руку, потому что ей не хотелось отвлекаться на любовные забавы.

— Черт возьми. Вал, я не увижу вас добрых две недели! Неужели вы не позволите понастойчивей поухаживать за вами сегодня вечером?

Она холодно посмотрела на него, и он сказал:

— Вы хоть поцелуете меня на прощание? Валентина тихо засмеялась.

— Ваша целеустремленность делает вам честь, милорд. Очень хорошо. Один поцелуй, но не больше. Я не хочу, чтобы страсть дурманила меня, сейчас мне нельзя терять голову.

— Вы так разумны, божественная, и тем не менее я знал вас иной, — уколол он ее.

— Разумность — это то, что я впитала с молоком матери, и, если у меня есть сомнение в том, кто мой отец, сомнений в том, кто моя мать, у меня нет, — парировала она в ответ. Потом с легкой улыбкой подставила ему свое лицо, и он поцеловал ее.

Это был нежный поцелуй, потому что его уже предостерегли и ему не хотелось оказаться в немилости.

— Вы становитесь безжалостной женщиной, — пожаловался он, неохотно отрываясь от нее.

— Только разумной, милорд. Я должна быть такой, и вы должны быть таким же. Я не приглашала ни вас, ни Патрика в это путешествие. Том. Каждый из вас пригласил себя сам. Я не буду удовлетворена, до тех пор пока не разгадаю эту загадку.

— Я не представляю, как вы можете разгадать ее, Валентина, — ответил он. — Если вы не являетесь точной копией либо принца, либо покойного султана, я не знаю, как вы сможете с уверенностью знать, кто из них ваш отец. Я считаю, что ваша семья поступила безрассудно, разрешив вам отправиться в это путешествие!

— Милорд, совершенно ясно, что вы вообще не понимаете меня, — сказала Валентина, — поэтому я желаю вам спокойной ночи.

Она ушла, а он остался у поручней, глядя в небо, усыпанное яркими звездами. Он любил ее. Он не понимал, почему лорд и леди Блисс не могли просто согласиться и принять его или лорда Бурка в качестве зятя и заставить Валентину идти к алтарю, когда срок ее траура истек. Сейчас она могла бы быть замужем и готовиться стать матерью, а не путешествовать по свету, безнадежно пытаясь отыскать ответ на вопрос, на который, вероятно, не сможет ответить никогда. Он любил, обожал ее, и правда, связанная с личностью ее отца, ничего не значила для него. Он хотел, чтобы она стала его женой, и тем не менее совершенно не понимал ее.

Поздно ночью, пока граф Кемп беспокойно метался в постели, четыре закутанные в плащи фигуры покинули корабль и растворились в темноте города. В полном молчании они двигались по пустынным улицам, пока, наконец, человек, ведущий их, не подвел их к стене с маленькой запертой дверцей, которую он отпер и снова запер за ними. Они спустились вниз по ступенькам в ярко освещенный туннель.

— Мой друг! — приветствовал наместник Мурроу, когда они вышли из туннеля в небольшую комнату без окон.

Двое мужчин пожали друг другу руки, потом Мурроу сказал:

— Господин наместник, позвольте представить вам моего младшего брата, лорда Патрика Бурка, и мою кузину, леди Валентину Бэрроуз. Вы можете обратиться прямо к моей кузине, господин наместник, потому что она понимает ваш язык.

Наместник и лорд Бурк пожали друг другу руки, а потом Арслан-бей приветствовал Валентину.

— Если вы так красивы в мужском платье, госпожа, мне остается только представить, какой же прекрасной женщиной вы должны быть. Я не знаю, разрешать ли вам отправиться в путешествие, которое вы собираетесь совершить. Так ли уж необходимо вам говорить с Борте Хатун сейчас? Не можете ли вы подождать осени, когда она вернется в Каффу?

Валентина улыбнулась наместнику, и тот внезапно понял, что она и в самом деле красавица.

— Вы очень добры, господин, беспокоясь о моей безопасности, но я должна как можно скорее найти Борте Хатун. К концу мая я должна быть в Стамбуле, чтобы встретиться с матерью султана. Мне сказали, что эту даму обижать нельзя. Я уверена, что доберусь благополучно с моими кузенами и вашими людьми.

Арслан-бей грустно покачал головой.

— Бесполезно спорить с решительной женщиной, и мне надо было бы помнить об этом. У меня три жены и семь дочерей, и каждая из них упряма. Поезжайте, если вам нужно, и да будет Аллах с вами, потому что вам действительно понадобится его защита, если вы попадетесь на глаза Тимур-хану. — Наместник снова повернулся к Мурроу. — Она и вправду высока для женщины. Но, может быть, ее рост поможет ей. Если бы я не знал, кто она, я бы наверняка принял ее за красивого молодого человека. Однако, если позволите, еще одна деталь. — Он сделал знак слуге, который вышел вперед с небольшим подносом.

— Думаю, что если бы вы надели это, госпожа, ваш маскарад был бы более совершенным. Этот старик поможет вам приклеить их, покажет, как это делать, и даст вам горшочек с клеем, который вы будете носить с собой и ежедневно приклеивать ваши усы.

Немой раб подвел Валентину к зеркалу, потом осторожно показал ей, как приклеить усы над верхней губой. Усы были небольшими, темными, с торчащими концами. Превращение было чудесным. Красивый молодой человек исчез', а Валентина превратилась в очень красивого мужчину. Даже она была поражена, глядя широко раскрытыми глазами на свое отражение в зеркале.

— Я не похожа ни на одного из своих братьев. — ответила она.

— Ни у кого из твоих братьев нет усов, — заметил Патрик и увернулся от дружеского удара, который она целила в него.

Наместник улыбнулся им. Он приободрился, когда увидел, что отношения леди Бэрроуз с ее спутниками непринужденные. Она вела себя не так, как любая знакомая ему женщина или женщина, которую должен был бы знать Тимур-хан. В ней не было кротости или беспомощности, которые могли бы вызвать подозрения Тимур-хана.

— Я не думаю, — отважился спросить он, — что вы знакомы с каким-либо оружием, госпожа?

Это был, конечно, нелепый вопрос, но наместник задал его из любопытства.

— Я владею и шпагой и кинжалом, — ответила она. — Мой отец считал, что женщина не должна быть беззащитной.

— Поразительно! — слово вырвалось у Арслан-бея раньше, чем он понял это.

Валентина засмеялась.

— Разница в наших культурах, в самом деле, поразительна, господин, как для меня, так и для вас, — сказала она. — Но, несмотря на наши различия, земля продолжает вращаться в небесах, как это было с начала мироздания. Я думаю, что Всевышний, которому мы все поклоняемся и которого вы называете Аллахом, евреи — Яхве, а мы, христиане, — Богом, должно быть, обладает богатым чувством юмора.

Наместник сначала хихикнул, а потом громко захохотал.

Наконец он сказал:

— Мудрость в столь молодом возрасте, госпожа, — это большой дар. Я могу только позавидовать мужчине, за которого вы когда-нибудь выйдете замуж.

Был вызван Али-паша, офицер наместника, и тот представил его своим английским гостям.

— Это мой старый друг, капитан О'Флахерти, его брат, лорд Бурк, и их кузина, несравненная леди Бэрроуз. Они поедут с тобой, как я уже говорил, в лагерь гирейских татар, а потом вернутся с тобой же в Каффу.

Али-паша приветствовал мужчин и поклонился им, в его карих глазах мелькнул огонек при виде Валентины с приклеенными усами.

— Эта дама, — продолжал наместник, — пользуется большой благосклонностью матери султана. Ты должен защищать ее жизнь любой ценой.

— Да будет на то воля Аллаха, господин, — ответил Али-паша, ударяя себя в грудь кулаком и кланяясь своему хозяину.

Стоя во внутреннем дворе, наместник смотрел, как они уезжают, — шесть человек, одинаково одетых в темно-синие мешковатые шаровары, белые рубашки с длинными рукавами, темно-синие шелковые жилеты, расшитые красными и серебряными нитями, в длинные темные накидки, закрывавшие бока лошадей, черные высокие ботинки и небольшие тюрбаны. Они выехали рысью, ничем не отличаясь от любой другой группы гонцов, отъезжающей из дворца. Часовые на стенах дворца даже не удосужились посмотреть на них. Арслан-бей с облегчением вздохнул.

Они ехали из города к северо-западу, Али-паша впереди, Мурроу с ним, Валентина и Патрик ехали посередине, тыл прикрывали двое людей Али-паши. На юго-востоке виднелись несколько параллельных горных цепей. Они уезжали от гор, направляясь к плоским степным равнинам.

Побережье Крыма было землей красивой и плодородной. Дорога вилась мимо цветущих вишневых, персиковых, абрикосовых, яблоневых и грушевых садов. Они ехали мимо полей пшеницы и ячменя, молодые всходы которых яркими зелеными пятнами выделялись на окружающем ландшафте. Виноградники только начали проявлять признаки жизни. На лугах под весенним солнцем пасся скот и весело играли ягнята вокруг своих более спокойных матерей. Англичане получили бы большое удовольствие от этой картины, если бы они ехали помедленней. Однако им приходилось ехать быстро. Они были еженедельными гонцами к Великому хану и ехали, как обычно, остро ощущая важность своей задачи.

Перед заходом солнца они остановились в небольшом караван-сарае. Благодаря счастливому случаю они были единственными гостями хозяина. Еще раньше Мурроу деликатно объяснил своей кузине, что мужчина-мусульманин садится на корточки, когда облегчается, застенчиво поворачиваясь спиной к другим, занятым тем же делом. Присев в углу, пока оба кузена загораживали ее, она выполнила естественную потребность организма. Пока она делала это, ей хотелось оказаться где угодно, кроме того места, где она находилась сейчас. Мурроу был очень мрачен, глаза его тщательно избегали ее, пока он занимался своим собственным делом, но несносный Патрик поймал ее взгляд и ухмыльнулся, когда увидел ее красное от смущения лицо.

На ужин была подана густая, приправленная специями баранья похлебка с луком и большими кусками нежного мяса. Ни вилок, ни ложек не было. Ели тремя пальцами левой руки, погружая их в общий котел с горячим варевом, или зачерпывали жидкость, пользуясь ломтями плоской лепешки. Они утолили жажду водой из близлежащего ручья, потому что хозяин караван-сарая был благочестивым мусульманином и вина не подавал.

Спали они на полу перед очагом, завернувшись в плащи. Перед рассветом они встали и поели густой пшеничной каши, подслащенной медом. На рассвете остановились, чтобы сотворить молитвы. Разостлали коврики, притороченные к седлам, встали на колени и обратили лица в сторону святого города Мекки. Любой внимательный глаз, наблюдавший за гонцами наместника, не заметил бы ничего необычного.

В полдень они остановились, чтобы дать лошадям отдохнуть, сами сначала справили естественную нужду, а потом съели по куску хлеба с козьим сыром. Они подъезжали к степям.

Перед ними простиралась бесконечная гигантская равнина, покрытая пушком свежей весенней травы. Северный студеный ветер пронизывал до костей, несмотря на яркое весеннее солнце. Они снова сели на лошадей и ехали по гигантскому открытому пространству ровным аллюром, до тех пор пока великолепный закат не превратился в расплывчатое ярко-красное пятно на фоне ночного неба. Здесь уже не было никаких караван-сараев, и, когда, наконец, они остановились под прикрытием нескольких одиноко стоящих скал, путники разложили огонь, наполнили небольшой котелок водой из своих бурдюков и бросили в него несколько горстей сухих зерен, сварили пшеничную кашу, очень похожую на ту, которую они ели утром. У них не было меда, чтобы подсластить ее, но щепотка соли сделала вязкое варево более съедобным.

— Сколько еще ехать до гирейских татар? — спросила Валентина Али-пашу.

— Может быть, приедем завтра вечером, госпожа, а может быть, послезавтра рано утром. Все зависит от того, как быстро мы поедем завтра.

— Ночь лунная, — ответила она. — Разве мы не могли бы проехать еще несколько часов?

— Меня восхищает ваша храбрость, госпожа, — сказал Али-паша, — но здесь в степи отряд, едущий ночью, обычно является отрядом грабителей. Они могут подвергнуться нападению других, которые в темноте не смогут отличить врага от союзника. Однако, если вы очень хотите доехать поскорее, тогда вы не будете возражать, если мы выедем за час или два до рассвета.

— Да, давайте, потому что я в самом деле очень хочу скорее добраться до гирейских татар, — сказала она. Патрик и Мурроу тоже согласились с этим.

Они проспали ночь возле костра, огонь в котором поддерживался, чтобы отпугивать диких животных. Каждый из пяти мужчин по очереди бодрствовал по два часа, чтобы все могли хорошо выспаться. Задолго до рассвета, еще даже до захода луны, они снова пустились в путь, подкрепившись холодными кусками каши и горячим чаем, подслащенным маленьким кусочком сахара, который они пили из общей чашки.

Рассвет был хмурым. К полудню начался проливной дождь, смешанный с сильным, мокрым снегом. Дрожа от холода, Валентина завернулась в свой плащ, как и ее молчаливые, продрогшие до костей спутники. Ледяная сырость проникала через их одежды. Не помогло и то, что Валентина не думала ни о чем, кроме большой лохани горячей, ароматной воды.

Мурроу на минуту отстал и, подъехав к ней, сказал:

— Али-паша говорит, что, если тебе надо остановиться, мы остановимся, но если мы хотим доехать до гирейских татар к вечеру, нам надо торопиться. К сожалению, дождь замедляет наше продвижение.

— Я хочу добраться туда, — сказала она, — эта погода может не измениться до ночи, и мне совсем не хочется спать под дождем.

Мурроу кивнул и пришпорил лошадь, чтобы присоединиться к Али-паше.

— Как всегда, практична, — сказал Патрик. — С этим я не спорю!

Она засмеялась:

— Какую историю нам предстоит рассказать королеве, Патрик! Интересно, как она?

— Скучаешь по двору? — спросил он.

— Нет, скучаю по королеве, — ответила она. — Двор — грустное место.

— Он перестанет быть таким, когда его унаследует Яков Стюарт.

— Может быть, но тогда туда придут незнакомые люди. Те, которые придут после смерти королевы, будут совсем другими людьми. Все будет не так, как в прежние дни.

— Голубка, что ты знаешь о прежних днях? Мы жили не в золотом веке.

— Я знаю, но наши семьи жили. Мы выросли, слушая эти рассказы, и кажется, мы были частью этой жизни. Даже ты ребенком служил пажом в доме графа и графини Линкольн в то время, когда граф пользовался большой благосклонностью королевы.

— Тем не менее меня, как и моих братьев, не интересует эта жизнь, — признался он. — Я не создан для политики. У меня не хватает терпения на тех, кто скрывает правду или стремится к большой власти. Возможно, я просто многое видел в этой жизни.

Дальше они ехали молча, съежившись под капюшонами своих плащей, пытаясь спрятаться от сильного сырого ветра.

Когда голод дал о себе знать, они пожевали оставшиеся в их сумках лепешки.

На закате (хотя солнца не было видно) они заметили впереди себя очертания трех сооружений. Мурроу сделал знак Валентине подъехать к Али-паше.

— Татары, — сказал Али-паша, — каждый год уводят с собой на пастбища в степи стада овец и коз, но, поскольку пастбища ограниченны, они не скапливаются в одном месте. Чаше одна или две семьи устраивают совместный лагерь. В нескольких милях от них можно встретить другую небольшую группу. Так будет до тех пор, пока мы не доберемся до лучшего пастбища в этом месте, где стоит лагерь Великого хана и его ближайшая семья. Даже им приходится перемещаться с места на место в течение лета, а каждое перемещение всегда означает потерю некоторой части скота.

— Значит, мы приближаемся к цели, Али-паша?

— Еще десять-двенадцать миль, госпожа, самое большее — несколько часов пути. Позвольте мне заметить, госпожа, вы храбрая и сильная женщина.

— Спасибо, Али-паша, — ответила Валентина.

— Госпожа?

— Да, капитан?

— Все ли женщины вашего роду и племени ездят верхом?

— Нет, нет, Али-паша. Но некоторые ездят.

— Такие сильные женщины рожают сильных сыновей, — решил он. — Думаю, что мне не понравилось бы, если бы ваша страна и моя воевали друг с другом!

— Тогда давайте поблагодарим Аллаха за то, что тот позаботился о мире между нами, Али-паша.

— Я почту за честь, если вы проедете со мной остальную часть пути, госпожа. — скромно сказал он.

— Я польщена, что вы просите об этом меня, простую женщину, — ответила Валентина с большим тактом.

— Вы начинаете говорить как турчанка, — сказал он, усмехаясь.

Его слова порадовали ее.

Валентина училась турецкому у Мурроу во время их путешествия, и это было нелегко. В Стамбуле она с удивлением обнаружила, что понимает разговоры носильщиков на пристани. Прислушиваясь к уличным разговорам, пока они ехали к Кира и обратно, она с радостью отметила, что понимает почти все. Мурроу доказал, что он хороший учитель.

После того как они покинули «Архангел», они говорили только по-турецки, потому что не хотели привлекать к себе внимание своим английским. Кроме того, была важна практика. Валентина отметила про себя, что ей повезло: способность к изучению языков не миновала их семью. Патрик и Мурроу знали несколько языков благодаря международным делам их матери.

Они доехали до нескольких невысоких строений, и немедленно появился человек, чтобы приветствовать их. При виде Али-паши татарин расплылся в улыбке.

— Ты выбрал плохой день для поисков Великого хана, Али-паша. Ты и твои люди выглядят такими же грязными, как мокрые воробьи. Входите! Входите! Горячий чай и добрый огонь согреют вас. Моя семья и я счастливы принять вас.

— Мы благодарим тебя, Ибак. Дождь задержал нас, и мы должны продолжить наш путь, чтобы к вечеру добраться до Великого хана. Как далеко отсюда до него?

— Восемь миль, капитан, не больше.

— Передай поклон своей семье от нас, Ибак. Мы ценим твое гостеприимство. Было бы хорошо, если бы мы могли принять его!

— Пусть сегодня какая-нибудь красивая девушка захочет согреть твою спину, Али-паша! — сказал татарин, посмеиваясь.

Они поехали дальше. Дождь усилился, промочив насквозь их шерстяные плащи, которые теперь стали тяжелыми от воды.

— Ибак, должно быть, передвинул свои юрты за эту неделю, — сказал Али-паша. — Я рад, что мы ближе к Великому хану, чем я думал. Нам повезет, если мы не подхватим лихорадку от этой погоды.

— Что такое юрты? — спросила Валентина.

— Это сооружения, мимо которых мы сейчас проезжали. Это шатры, в которых живут степные люди. У юрт есть рама из изогнутых ивовых прутьев и молодых деревьев. Каркас покрывается слоями войлока, который в теплую погоду скатывается, чтобы пропускать в юрту воздух. Внутри юрты летом рама покрывается камышовыми циновками. В холодную погоду добавляются слои войлока. Юрту можно собрать и разобрать за час или меньше. Они на удивление крепкие, и их никогда не сдувает во время бури. Корпус хорошей юрты может прослужить лет сорок или больше.

— Я видела деревянную дверь, — сказала Валентина.

— Да, — капитан усмехнулся, — Ибак очень гордится этой дверью, потому что она показывает, какой он важный человек. Деревянная дверь в юрте — новая вещь. С самого начала все двери в юртах делались из войлока. На дверях татары делают вышивку черным войлоком на белом. Многие по-прежнему поступают так, потому что они ценят обычай больше нововведения.

— Что внутри юрты, Али-паша?

— Там очень удобно, госпожа. Напротив двери в дальней стороне юрты находится семейный алтарь. В середине расположен очаг, отчего в юрте всегда замечательно тепло. Мужская половина со всеми принадлежностями находится слева, женская половина — справа. Есть место для гостей, детей, слуг и почетное место. Нас пригласят и хорошо покормят, уверяю вас!

— Надеюсь на это! — пылко сказала Валентина. Она не помнила, чтобы когда-нибудь ей было так холодно и мокро.

Что случилось с весной?

Дождь на время прекратился, и они двинулись вперед легким галопом, используя временную передышку. Наконец, прямо перед собой они увидели лагерь, в котором было шесть или более юрт. Дождь припустил с новой силой.

— Разве они не ставят часовых? — удивилась Валентина.

— Татары знают о нашем приближении, вы просто не видите их людей. Они, однако, видят нас, — последовал ответ.

Последнюю милю они проскакали под проливным дождем. Валентина чувствовала себя ужасно. Хотя она и раньше дрожала под промокшим плащом, сейчас неожиданно почувствовала лихорадочный озноб. Следуя за Али-пашой, они проехали прямо к юрте Великого хана, которая стояла точно в центре лагеря. Но, даже если бы она не стояла в центре, они бы безошибочно нашли ее, потому что юрта была не менее тридцати футов в диаметре и имела затейливо украшенную дверь на медных, а не на веревочных петлях, как в остальных юртах.

Дверь распахнулась, появились слуги и приняли потных, разгоряченных коней. Сойдя с лошади, Валентина почувствовала, что ноги у нее подкашиваются, и испуганно вскрикнула. Ее быстро подобрал Али-паша и отнес в юрту. Но, очутившись внутри, он растерялся, потому что не знал, нести ли ее на женскую половину юрты или на мужскую.

Подошли два человека. Один из них был высокий мужчина со светло-каштановыми волосами и карими глазами. Второй была маленькая изящная женщина с седыми волосами, собранными в высокую прическу, от которой она казалась выше ростом. В ее голубых глазах светился интерес, когда она быстро осматривала ношу капитана.

— Положи его здесь, Али-паша, — сказал мужчина. — Он ранен? Надеемся, что ты не встретился с Тимур-ханом.

— Нет, сынок. Капитан отнесет женщину ко мне, — раздался приятный, но твердый голос.

— Женщину, мать?

— Женщину, сынок. Где твои глаза? — Она тихо засмеялась. — Ведь я права, не так ли, Али-паша?

— Да, Борте Хатун, вы в самом деле правы, — сказал капитан и осторожно поставил Валентину на ноги, которые, казалось, окрепли, с тех пор как с нее сняли промокший плащ.

Валентина стащила маленький тюрбан и, вытащив несколько черепаховых гребней, свободно распустила свою длинную косу.

— Клянусь Аллахом! Это женщина! Что за проделки, Али-паша? Почему женщина одета мужчиной? Почему ты привез ее сюда? Кто она?

— Столько вопросов, Давлет. — Борте Хатун засмеялась. — Наши гости замерзли и промокли, сынок. Лучше сначала предложи им поесть и согреться у нашего очага. Я уверена, что эта женщина не угроза татарскому народу, что бы ни привело ее сюда.

Борте Хатун снова повернулась к капитану.

— А кто эти два чужестранца, они не турки, Али-паша? Они скорее похожи на европейских путешественников, а не на оттоманских посланцев.

— Позвольте им самим представиться. Борте Хатун, — капитан посмотрел на Мурроу.

— Я капитан Мурроу О'Флахерти, госпожа, член торговой компании О'Малли — Смолл. Несколько месяцев назад я отплыл из Лондона. Это мой младший брат Патрик, лорд Вурк. Дама, которая сопровождает нас, леди Валентина Бэрроуз, наша кузина. Она приехала, чтобы встретиться с вами, госпожа, но это объяснит она сама, а не я.