Властелин неба Зверев Сергей

4

Из ресторана, расположенного на крыше отеля «Шератон», открывался чудесный вид на средиземноморский город. И хотя уже стемнело, эта ближневосточная столица была невообразимо прекрасна. Белые здания, подсвеченные уличными фонарями, черные мохнатые пальмы, нестихаемый гул автомобилей, движущихся по залитым электрическим светом улицам. С моря тянул легкий свежий ветерок, и его было очень приятно ощущать после долгого знойного дня без капли дождя.

В дальнем углу зала ресторана, за столиком, скрытым высокой спинкой кожаного дивана, сидели трое. Один из них был по виду европеец, поджарый мужчина лет пятидесяти. Белесые, а возможно, седые волосы оттеняли его загорелое лицо с голубыми глазами. Двое других, судя по одежде и характерной внешности, были местными жителями. У того, кто выглядел постарше, голова была накрыта клетчатым полотняным платком, опоясанным черным нитяным жгутом. Этот головной убор известен в России как «арафатка» или «арафатовка». Младший, заросший густой черной бородой, был в круглой белой шапке без козырька. Под левым глазом – небольшой, но глубокий шрам.

Вышколенный официант не выказал и тени неудовольствия, выслушав весьма скромный заказ – бутылку кока-колы и две – минеральной воды. Трое хранили молчание, пока не принесли напитки. Впрочем, официант сделал это очень быстро. Но лишь когда он удалился к барной стойке, европеец, подняв стакан с кока-колой, нарушил тишину.

– Рад вас видеть в добром здравии, дорогой Джиад, – сказал он по-арабски, обращаясь к старшему из своих собеседников. – Надеюсь, ваше семейство пребывает в благополучии?

– Какое может быть благополучие, когда нашу землю топчут неверные? – живо отозвался тот. – Какое может быть благополучие, если мы вынуждены жить в лагере для беженцев?

– Ничто не вечно под луной, – уклончиво сказал европеец. – Когда-нибудь вы обретете родину.

– Как только американцы перестанут помогать нашим врагам, мы вернемся на родную землю. Нас ничто не остановит! – с горячностью сказал младший. – Двое моих братьев приняли мученическую смерть во имя Аллаха, и, если потребуется, вся моя семья последует их примеру.

Джиад с некоторой укоризной посмотрел на него:

– Абдалла, никто не сомневается в твоей любви к родине, но ведь есть разные американцы. Кто-то помогает и нам, – наставительно произнес он, рассчитывая смягчить впечатление от выходки юноши. – Ричард – наш давний друг, и мы видели от него только хорошее.

Абдалла насупился и не ответил. Он и так нарушил традиции, вмешавшись в разговор старших. Хотя у него были для этого основания. Он считал, что Джиад, один из видных деятелей движения «Иншаллах», которое когда-то называлось «Организация освобождения угнетенной Родины», пользуясь старыми заслугами, слишком часто и слишком близко якшается с неверными, особенно с американцами. А ведь они никогда не были и никогда не станут настоящими друзьями арабов. И поэтому он сумел настоять на своем присутствии на этой встрече с резидентом Центрального разведывательного управления и не смог удержаться от того, чтобы сразу же не выразить свое отношение к этому человеку.

– Кстати о помощи, – сказал Ричард, отпив глоток колы. – У нас возникли проблемы. И поставка того, о чем мы с вами говорили в прошлый раз, пока откладывается.

– Это очень печальное для нас известие. Мы рассчитывали на то, что договоренности будут выполняться, – отозвался Джиад, для которого эта новость была неприятной еще и потому, что косвенным образом подтверждала правоту Абдаллы. Этот молодой человек, делавший стремительную карьеру в «Иншаллах», возглавлял бригаду боевиков «Молодой фронт Иншаллах» и, кажется, уже претендовал на место Джиада – третьего, а как считали некоторые, второго человека в Движении.

– Они будут выполняться, – заверил американец. – Но чуть попозже.

– Мы надеемся.

Ричард достал из кармана легкого пиджака несколько фотографий и положил их перед Джиадом. Абдалла невольно скосил глаза на цветные снимки.

– Что это? – удивленно спросил Джиад, показывая на фотографию, которая лежала сверху. – Реквизит для фильма Спилберга? У вас в Голливуде любят снимать разную фантастику.

– Это не фантастика, – заверил цэрэушник. – Это реально действующий вертолет русских. Пока существует в единственном экземпляре. Характеристики просто невероятные... Любому конструкторскому бюро мира потребуется еще минимум десять лет, чтобы создать нечто подобное. Если они запустят его в серию, то станут намного сильнее. Этого нельзя допустить.

– Русские нас предали, – издалека начал Джиад, не понимая, зачем Ричард показал снимки. – Им нельзя верить. Но евреи еще хуже русских.

Он замолчал, выжидая, но американец не ответил, и тогда Джиад счел нужным поинтересоваться мнением своего молодого товарища:

– А ты как думаешь, Абдалла?

– Все они прежде всего неверные, кяфиры. Они изгоняют нас из наших домов и заслуживают только смерти, – безапелляционно высказался юноша.

– Среди русских много мусульман, Абдалла, – неожиданно возразил американец. – Русские разные, как и американцы. Россия всегда была врагом Америки. Но и Россия никогда не будет вашей опорой. Она всегда хотела только одного – прибрать вас к рукам.

«Как будто вы, американцы, хотите другого», – подумал Джиад, но озвучивать свою мысль не стал. Вместо этого он сказал:

– Русские стали сейчас дружить с евреями. Им это больше нравится. Среди израильтян много бывших русских.

– Вот-вот, – подтвердил Ричард и повторил: – Русские бывают разными. Но враг моего врага всегда будет моим другом.

И цэрэушник показал своим собеседникам еще одну фотографию. На ней крупным планом были запечатлены двое пожилых мужчин, стоявших в обнимку. Снимок делали, очевидно, летом где-то в степи. Наверное, там было жарко, потому что вороты рубашек у снимавшихся были расстегнуты. У того, кто был повыше, на шее висел крестик на цепочке из белого металла, а на толстой шее коренастого и абсолютно лысого человека на желтой цепочке был полумесяц.

– Кто это? – спросил Джиад.

– Это руководители проекта по созданию супервертолета. Генерал Василий Острохижа и главный конструктор Ринат Вагипов.

– Этот конструктор? – уточнил Абдалла, ткнув пальцем на снимке в лысого.

– Да, этот, – подтвердил американец.

– У него на груди полумесяц. Он что? Муслим? Мусульманин?

– Во всяком случае, из семьи правоверных мусульман.

– Ему делали суннат? – продолжал допытываться Абдалла.

– Да, он обрезан.

– Тогда почему эта собака служит неверным? – повысил голос юноша, и официант, стоявший у барной стойки, повернулся в его сторону.

– Может быть, он бы смог вступить на правильную дорогу и служить Исламу, – раздумчиво ответил американец и долил в свой стакан из бутылки остатки кока-колы. – Только надо ему помочь.

– Вы хотите сказать, это возможно? – осторожно поинтересовался Джиад.

– Давайте поговорим об этом чуточку позже.

Джиад понял так, что Ричарду не очень понравился пылкий Абдалла, и американцу хотелось бы поговорить только с Джиадом.

– Что ж, все в руках Всевышнего. Если на то будет воля Аллаха, у нас появится такая возможность, – ответил он.

– Да, – согласился американец, подымаясь из-за столика. – Будем надеяться. До встречи.

– До встречи, – ответил Джиад, а Абдалла промолчал, угрюмо глядя на американца...

5

Аэродром научно-исследовательской корпорации «Геликоптер» располагался в степном Заволжье на расстоянии более пятидесяти километров от ближайшего населенного пункта. Аэродром был небольшим, поскольку садились и взлетали здесь только вертолеты. На взлетной полосе редко бывало более двух машин одновременно, хотя их было здесь гораздо больше, но они без нужды не выставлялись, находились в замаскированных подземных ангарах, так что даже снимки из космоса не могли дать полного и исчерпывающего представления о характере и особенностях объекта.

Аэродром можно было принять за базу авиасельхозтехники, тем более что специальное подразделение – несколько старых вертолетов Ми-2, выполнявшее функцию прикрытия – время от времени вылетали на химическую обработку полей. Жители окрестных станиц были уверены, что ничего другого, кроме этих старых трескучих вертушек, на аэродроме не было. Тем более что никто их этих жителей не мог похвастаться, что когда-либо бывал на объекте, который не явно, но очень надежно охранялся особым сухопутным подразделением ВВС.

Возле входа в один их подземных ангаров выстроились в линейку трое – майор войск гражданской обороны Георгий Иванисов, старший лейтенант ВВС Петр Романчук и вольнонаемная Вооруженных сил РФ Людмила Острохижа. Девушка, однако, настояла, чтобы по документам ее провели под девичьей фамилии матери – Ковалева, дабы избежать особого отношения к себе, как к дочери генерала. Все трое были в одинаковых летных комбинезонах без каких-либо знаков различия. Все стояли по стойке смирно.

Вдоль недлинного строя расхаживал генерал-лейтенант Острохижа, чуть поодаль, несколько отстраненно, наблюдал за происходящим конструктор Ринат Вагипов.

– Надеюсь, трех дней отдыха вам было достаточно, чтобы познакомиться и... подружиться? – спросил генерал, вглядываясь в лица тех, кто стоял в строю, и стараясь не задерживаться на лице дочери.

Вопрос генерала носил несколько иронический оттенок. Синяк под левым глазом, который утром был максимально замаскирован с помощью немногих подручных средств, оказавшихся в косметичке Людмилы, выдавал Петруху, что называется, с головой.

– Что с вами, товарищ старший лейтенант? – не мог не поинтересоваться генерал.

– Да так... Оступился. С лестницы упал.

– В одноэтажной гостинице?

– Не повезло, товарищ генерал-лейтенант. Если уж не повезет, так не повезет.

– Вы что, невезучий, Романчук?

– Никак нет, товарищ генерал. Обычно нет. Но... и на старуху бывает проруха.

На самом деле проруха была не у мифической старухи, а у самого Петрухи. Еще в первый день все трое решили устроить небольшой банкет с целью закрепления знакомства. Хотя магазинов на аэродроме никаких не было, майор и старший лейтенант оказались людьми запасливыми, и потому с водкой, по крайней мере, в начале банкета проблем не было.

Люда лишь пригубливала символически, чтобы не нарушать компанию, а «на грудь» брали только Иванисов и Романчук. Когда неожиданно и катастрофически водка закончилась, Петруха решил приступить ко второй стадии банкета – стал оказывать недвусмысленные знаки внимания Людмиле, причем такого рода, на какие на трезвую голову вряд ли решился бы.

Людмиле надоело сбрасывать его руку со своей коленки, и она покинула комнату, в которой поселили майора и старшего лейтенанта. Конечно, трезвой каратистке-перворазряднице не составляло большого труда вырубить распоясавшегося пьяного Петруху одним коротким движением, но она предпочла удалиться к себе в номер, посчитав невежливым ознаменовать первый день знакомства подобным образом.

Поскольку Иванисову такая рефлексия была совершенно чужда, он после ухода Людмилы самым доступным и понятным образом объяснил Петрухе, что тот был не прав, и кто здесь главный. Надо отдать должное старшему лейтенанту, он внял объяснению и даже, слегка протрезвев, исчез на полчаса, вернувшись с добытой незнамо где еще одной бутылкой водки. Таким образом банкет продолжился, и в нем снова приняла участие Людмила, перед которой оба сочли нужным извиниться и вновь пригласить к столу. Людмила не чванилась, тем более что никто из вертолетчиков не догадывался, кто отец этой милой особы.

В последующие два дня водку добыть стало невозможно, и все трое просто проводили время вместе, гуляя по степи и рассказывая разные байки из жизни вертолетчиков. Рассказывали, конечно, в основном Георгий и Петруха, а Людмила просто слушала. Они действительно подружились, насколько это возможно за такой недолгий срок.

Генерал перестал ходить и остановился возле Петрухи.

– Что ж, медицинскую комиссию вы все прошли, даже товарищ Романчук. Даже давление оказалось у него в порядке. – Петруха принял на себя вид оскорбленной невинности, но генерал не заметил этого и продолжил: – – Ваши личные дела изучили в соответствующих структурах, никаких вопросов. Вам, наверное, интересно, зачем вас тут собрали?

– Так точно, – ответил за всех старший по званию Иванисов.

– Тогда пойдемте, – сказал генерал и сделал приглашающий жест по направлению к пологому спуску, ведущему к входу в подземный ангар. Створки огромных дверей медленно разошлись и первым делом открыли взорам крепких ребят в пятнистой униформе с автоматами АКМ наизготовку. Генерал шел первым, за ним – конструктор. Автоматчики молча расступились, и тогда все увидели совершенно футуристического вида аппарат, одновременно похожий на самолет и вертолет.

– Что это? – не сдержал возгласа удивления Петруха. – Конвертоплан? Или винтокрыл?

У старшего лейтенанта были еще свежи знания, полученные в училище, и он знал о существовании летательных аппаратов, совмещавших в себе качества турбовинтового самолета и геликоптера. Правда, до серийного производства дело дошло только в США, и там такая машина называлась конвертоплан. Название было обусловлено тем, что в американском «Оспри» воздушные винты при взлете работали как несущие, а для перехода к горизонтальному полету поворачивались вокруг поперечной оси.

Романчук помнил из лекций, что в Советском Союзе в шестидесятых годах были изготовлены опытные образцы винтокрыла КА-22, у которого винты не перемещались, а были закреплены на законцовках крыла. То есть вместо поворотных винтов использовались раздельные несущие и тянущие винты, между которыми переключалась тяга двигателя. Было известно, что после ряда катастроф работы над самолетно-вертолетным гибридом в СССР были прекращены.

– Это однозначно не винтокрыл, – впервые заговорил Ринат Вагипов, услышав дельный вопрос. – Но и не совсем конвертоплан. У американской машины время «конвертации» из вертолета в самолет порядка двух минут, что для боевого вертолета неприемлемо, ведь в бою все могут решить секунды. Здесь применена несколько иная, более эффективная схема.

– А вообще это «Громобой», – уточнил генерал. – И вам предстоит его осваивать.

– Вау! – издал радостный клич Петруха.

На что Иванисов сказал:

– Фильтруй эмоции, оператор.

И Романчук увял, устыдившись своего неуместного возгласа.

– Не говори гоп, пока не перескочишь, – заметил генерал, одобрительно глянув на Иванисова.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – вытянувшись, отрапортовал неказистый мужичок лет пятидесяти в комбинезоне, не отличавшемся стерильной чистотой, когда вся группа подошла ближе к вертолету.

– Знакомьтесь, инженер-механик Виктор Трофимович Кузнецов, – представил его генерал. – Он знает эту машину как свои пять пальцев. Я думаю, у него вы получите ответы на все ваши вопросы.

– Меня Трофимычем кличьте, – сказал техник, протягивая ладонь для рукопожатия. – Мне так привычней.

– Ну, а если что Трофимыч не может объяснить – обращайтесь к Ринату Галиакбаровичу. Он, так сказать, отец «Громобоя», главный конструктор, – продолжил генерал.

– К вашим услугам, – коротко кивнул головой Вагипов.

– Боевая машина, я вам должен сказать, уникальная, – отметил генерал. – Скорость до пятисот километров в час, высота полета до шести тысяч метров. Технология покруче «Стелс» – радиопоглощающие материалы, наружная архитектура снижает эффективную поверхность рассеивания в радиолокационном диапазоне волн, теплоизоляционные технологии и прочее. Не поверите, но летает практически бесшумно. Звукоизоляцию обеспечивает система с поэтическим названием «Опавший лист».

– Ну, на радарах его, может, и не увидят, зато для переносных зенитно-ракетных комплексов визуальная цель неплохая, – скептически сказал Иванисов, оглядывая махину сверху донизу.

– В случае острой необходимости «Громобой» может быть некоторое время практически невидимым, – пояснил главный конструктор.

– Как это, дядя ... ой ...Ринат Галиакбарович? – спросила Людмила, большие глаза которой, казалось, стали еще больше от услышанного.

Майор Иванисов подозрительно посмотрел на вольнонаемную блондинку, пытавшуюся назвать конструктора дядей, но через несколько секунд забыл обо всем, остолбенев от удивления.

В «Громобой» быстренько забрался бортмеханик Трофимыч, и спустя мгновение громадина чудо-вертолета исчезла из ангара, просто взяла и испарилась. Конструктор с генералом от души забавлялись, глядя на реакцию летчиков, которым предстояло осваивать эту машину.

– Что это было? – выдавил из себя Иванисов, когда «Громобой» вновь материализовался.

– Ларчик просто открывается, – не стал томить главный конструктор. – Это система визуальной защиты «Хамелеон». Весь корпус машины оснащен полиуглеродным мимикрирующим покрытием – небольшими ретранслирующими элементами, сочетающими качества телекамер и жидкокристаллических экранов. При активизации системы «Хамелеон» через эти элементы транслируется изображение того, что находится за вертолетом.

– Ух ты! – не нашел больше слов Петруха.

– Есть и для тебя сюрпризы, оператор, – обратился к нему генерал Острохижа. – Оружейники предложили свои последние разработки – особо точные ракеты класса «воздух-земля» и «воздух-воздух», автоматическую пушку. Может нести торпеды, естественно, осуществлять бомбометание. Мощнейший прожектор, лазерные приборы наведения и прочая, прочая, прочая.

– По поводу возможной уязвимости от ПЗРК, на которое вы обратили внимание, то должен вам заметить, что это не совсем так, поскольку тепловые ловушки нового поколения делают его практически неуязвимым для «стингеров», – добавил генеральный конструктор. – В оснащение «Громобоя» входит и небольшой самолет-беспилотник с видеокамерой и разнообразными датчиками. Беспилотник всегда можно отправить впереди «Громобоя», он даст исчерпывающую информацию. Кстати, несмотря на размеры, в принципе «Громобой» может быть разобран за несколько часов и за столько же собран. Это позволит транспортировать его в контейнерах в любую точку мира.

– Система управления принципиально отличается от традиционной? – задал вопрос майор Иванисов.

– Нет, Жора, – по-свойски ответил ему генерал. – Не принципиально. Думаю даже, что управлять им проще, чем обычной вертушкой. Но есть свои особенности, которые надо принимать во внимание. В экипаже два человека – пилот и оператор.

– Товарищ генерал, – очень звонким от обиды голосом сказала Людмила, обращаясь к отцу. – А как же я?

– Для стопроцентной эффективности «Громобоя» экипаж работает с наземным авиационным корректором – наводчиком. Детали выясните в процессе обучения.

– А где предполагается использовать «Громобой»? – спросил Петруха.

– С учетом его уникальных характеристик – по всему миру. Везде, где возникнет необходимость защиты интересов России и россиян.

Ответ старшего лейтенанта удовлетворил, и его лицо приняло привычное лукавое выражение.

– Сегодня получите документацию для изучения. Завтра начнутся теоретические занятия, а потом и практические.

В кармане у Вагипова ожил мобильник.

Приложив его к уху, конструктор сказал по-татарски:

– Салам алейкум, эта! – а затем, видимо, из уважения к стоящим рядом людям, которые татарским не владеют, перешел на русский: – Я сейчас очень занят, папа. Работаю. Извини. Очень рад за тебя. Да, понимаю, что каждый правоверный хоть раз в жизни обязан. По-доброму тебе завидую. В следующем году – обязательно!..

6

В одной из старейших мечетей Казани, построенной еще в восемнадцатом веке по личному разрешению императрицы Екатерины Второй, шли торжественные проводы паломников, отправляющихся в хадж. Глаза этих людей, облаченных в белые одежды, сияли. Их радость была вполне понятной. Ведь они отправлялись в гости к самому Аллаху.

Об этом еще раз напомнил имам мечети – сухощавый мужчина лет сорока с аккуратной бородкой на лице аскета, вещавший с кафедры-минбара:

– В буквальном переводе с арабского языка хадж означает «стремление, намерение или стремление к прославленному» и «возвращение, возобновление». Совершающие хадж являются гостями Аллаха Всевышнего, ибо поистине если они призовут к Нему, то Он ответит им, если они станут каяться перед Ним, то Он простит их.

Паломники с почтение внимали словам имама. Все они были людьми зрелого возраста, в подавляющем большинстве своем искренне и глубоко верующие. Они хорошо знали, что хадж – паломничество в Мекку – один из пяти столпов ислама.

Как известно, правоверный мусульманин обязан исповедовать символ веры: «Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммад – пророк Аллаха», пять раз в день творить молитву – намаз, соблюдать саум – пост в месяц Рамадан лунного календаря, дарить милостыню и хотя бы раз в жизни совершить хадж.

«Обязанностью людей по отношению к Аллаху является совершение хаджа к Дому для тех, кто в состоянии это сделать. А если кто-либо не верует и не совершит хаджа, то ведь Аллах не нуждается в обитателях миров», – сказано в Коране, в 97-м аяте суры «Семейство Имрана».

При всем при этом обязанность хаджа распространяется отнюдь не на всех правоверных, а лишь на тех, кто имеет физическую и финансовую возможность. Паломник должен иметь достаточно средств для покрытия своих собственных расходов, а также расходов своих близких, заплатить долги, если он их имеет, до того, как он отправится в хадж, и он должен быть человеком, достигшим определенного возраста. Иначе путешествие в Мекку, даже если оно выполнено с соблюдением всех обрядов, не считается хаджем.

Паломники, отправляющееся на поклонение к святыням ислама, входят в особое состояние, именуемое ихрам. Во время ихрама паломники не должны предаваться плотским утехам, бриться или стричь ногти, пользоваться одеколоном или ароматическими маслами, убивать или охотиться на кого бы то ни было, драться и ругаться. Кроме того, женщинам нельзя скрывать лица или надевать перчатки, даже если они делают это в родной стране, а мужчинам – носить одежду с шитьем. Два куска белой материи, в которые облачаются мужчины, символизируют смертельный саван. Женщинам дозволено совершать хадж в платьях.

– Тот, кто совершит хадж ради Аллаха, не сквернословя и не совершая ничего греховного, вернется домой таким, каким он был в тот день, когда родила его мать, – напомнил имам мечети.

Паломники, слушая эти слова, проникались особым благоговением, сознавая, какое счастье выпало им. Ведь о том, чтобы попасть в Мекку, во внутренний двор Харама, самой большой мечети в мире, где находится Кааба – храм в виде куба, основанный, по преданию, самим Адамом и восстановленный Авраамом, не могли и мечтать поколения их предков.

– Поистине, первый благородный молитвенный Дом, который был воздвигнут для людей и который Аллах сделал Святилищем для них, – тот, который в Мекке, – благословен Аллахом и руководство для людей, куда обращаться во время хаджа и молитвы... – вновь процитировал Коран настоятель мечети.

Во времена Советского Союза в хадж могли отправиться от силы несколько десятков паломников. Когда началась перестройка, государственная атеистическая идеология перестала быть препятствием, но были препятствия иного рода: недостаток средств – на совершения хаджа требовалось до двух тысяч долларов – огромная сумма по меркам тех лет, плюс проблем с переводом советского рубля в твердую конвертируемую валюту.

Только в 1990 году первая большая группа мусульман из Советского Союза – их было около полутора тысяч – побывала в священных местах. Эта поездка была полностью профинансирована королем Саудовской Аравии и стала подарком советским мусульманам. Ситуация повторилась и во время дефолта 1998 года, когда паломники из России вновь побывали в хадже за счет саудовского короля.

Сейчас люди стали жить лучше, и деньги больше не самая серьезная проблема. Количество желающих совершить хадж квотируется Саудовской Аравией, но это не удивительно. Каждый год около двух миллионов мусульман на пять дней собираются в Мекке – самом главном из святых мест ислама – для совершения самого главного обряда веры, но больше паломников королевство просто не в состоянии принять. Поэтому для каждой страны каждый год доводится цифра, лимитирующая число паломников. И попасть в заветное число было большим счастьем.

– Ля иляха илля-ллах ва Мухаммадун расулю-лах, – провозгласил имам. – Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммад – пророк Аллаха. Вас ждет нелегкая дорога, на ней вас могут поджидать всякие неожиданности. Но помните: чтобы не случилось, болезнь, немощь или смерть – на все воля Всевышнего. Более того – смерть во время хаджа – прямая дорога в рай. «Если Бог решит, что мне пора умереть, пусть это случится в пути и пусть мое лицо будет обращено к Мекке» – испокон веков говорят мусльмане.

На пути в Мекку вам могут встретиться разные люди, не только мусульмане, но и христиане, евреи. Помните, что они тоже люди Писания, ибо сказано в Коране: «Веруем мы в Аллаха и в то, что ниспослано было Аврааму, Исмаилу, Исааку, Якову и потомкам их, в то, что даровано было Моисею и Иисусу и что даровано было пророкам Господом их. Не проводим мы никакого различия между ними и предаемся Ему».

Паломники внимательно слушали последние наставления своего духовного руководителя перед дальней дорогой.

Настоятель мечети закончил свое напутствие такими словами:

– И еще сказано в священной книге: «Если вступаете в спор с людьми Писания, то приводите им доводы наилучшие. Говорите: „Уверовали мы в то, что ниспослано нам и что ниспослано вам. Бог наш и бог ваш – один, и предаемся мы Ему“...

На выходе из мечети у автобуса паломников поджидал молодой человек в деловом костюме, менеджер туристической фирмы «Итиль-тур-хадж».

– Здравствуйте! Вы все меня, конечно, хорошо помните, мы с вами уже неоднократно встречались. Но сегодня моя опека над вами заканчивается. Все ваши вопросы и проблемы будет решать ваш руководитель группы уважаемый эфенди Галиакбар-хаджи.

Менеджер склонился в легком поклоне перед сурового вида невысоким стариком с седой бородой, на голове которого была небольшая зеленая чалма – знак того, что этот человек уже совершил однажды хадж и его должно называть хаджи.

– О! Я его знаю, – уважительно произнес очень полный и круглолицый человек своему соседу. – Это Галиакбар Вагипов.

– Вы из одной махалли? – спросил сосед.

– Нет, – ответил круглолицый. – Мы посещаем разные мечети. Я его лет двадцать пять не видел. Он преподавал нам в университете английский.

– Строгий был, наверное? Выражение лица у него такое!

– О! Не то слово! Очень строгий! Зато справедливый. И сумел заставить выучить язык. Я ему очень благодарен. В наше время студенты не очень иностранный жаловали – зачем? А теперь я ему очень признателен.

Между тем менеджер «Итиль-тур-хаджа» продолжал:

– Наша фирма предъявляет очень высокие требования к руководителям групп. Как минимум такой человек должен знать арабский, татарский и русский языки. Галиакбар-хаджи владеет к тому же в совершенстве английским. Он знает все детали и особенности совершения хаджа, традиции тех стран, через которые пролетает ваш путь. Он уже дважды совершил хадж. Мы не сомневались, что лучшего руководителя для вас мы не найдем, и поэтому очень рады, что уважаемый эфенди Галиакбар-хаджи согласился возложить на себя столь хлопотные и ответственные обязанности. Поприветствуем его!

Молодой человек захлопал в ладоши, и его примеру охотно последовали паломники.

Галиакбар-хаджи сдержанно и с достоинством поклонился.

Менеджер турфирмы жестом пригласил в высокий красивый автобус:

– Поднимайтесь, пожалуйста. Чартерный рейс на Дамаск через два часа.

По дороге в аэропорт Галиакбар-хаджи взял в руки микрофон и довольно подробно и обстоятельно рассказал о маршруте их путешествия. Из Дамаска до Мекки, сообщил он, придется добираться автобусом, и это наиболее трудная часть путешествия. Аэропорты Эр-Рияда – столицы королевства – в начале двенадцатого месяца мусульманского лунного календаря, который называется «зу-ль-хиджжа», т.е. «обладающий паломничеством», просто не в состоянии справиться с потоком авиапассажиров, стремящихся попасть в вожделенное место в положенный срок. Поэтому паломники из России, как правило, летят до Дамаска в Сирии или до Аммана в Иордании и уже оттуда прибывают в Мекку автотранспортом.

– А как далеко мы будем жить от главной мечети, уважаемый Галиакбар Абдразакович? – спросил его бывший студент, видимо, привыкший за последние благополучные годы жизни к высокому уровню комфорта.

Старик не высказал никакого удивления, что его назвали так, как было принято его называть во время работы на кафедре иностранных языков в университете, а спокойно ответил:

– Хадж лишь юридически оформляется как туризм, между тем этот акт веры не имеет ничего общего с развлечениями и отдыхом. Но ты, Рафаэль, не беспокойся уж так сильно. Согласно договору фирма «Итиль-тур-хадж» обеспечивает проживание в Мекке в домах паломников на расстоянии не более двух километров от Харама. Надеюсь, ты не очень устанешь за время паломничества.

– Конечно, конечно, учитель! Вы меня помните? Ведь прошло столько лет!

– У меня хорошая память, Рафаэль. Это профессиональное...

7

Через нижнюю полусферу остекления «Громобоя» сначала были видны мелькавшие верхушки деревьев, а затем линия горизонта быстро ушла вверх. Вертолет резко снижался, едва ли не задевая днищем острые вершины сосен, а затем вновь взмыл вверх, очень быстро поднявшись на такую высоту, что асфальтовая лента шоссе под ногами превратилась в тонкую серую нитку, лежавшую на темно-зеленой мягкой траве, которая на самом деле была не травой, а сосновым лесом.

Иванисов, без усилий перемещая рукоятку пошагового управления, пробовал чудо-машину на самых разных режимах. «Громобой» легко слушался пилота, исполняя все его, порой весьма рискованные, желания. Летчик чувствовал себя в кабине уютно и спокойно, новый вертолет давал удивительное ощущение свободы перемещения в воздухе.

Машина была устойчива на крутых виражах, подъемах и спусках так, что Георгий едва удерживался от соблазна попытаться исполнить некоторые фигуры высшего пилотажа, которые обычный вертолет по определению исполнить не мог. Однако, несмотря на азарт и бесшабашную лихость, которыми отличался пилот Иванисов, на безумные поступки в воздухе он был никак не способен.

Слишком много смертей по причинам обычной глупости пришлось наблюдать ему за свою летную карьеру. Афганистан Георгий не застал, но Чечни хлебнул достаточно. Впрочем, смертельная опасность нередко поджидала вертолетчиков не только в период боевых действий, но и в мирное время. Доводилось бывать в различных передрягах, не раз останавливаться у гибельной черты, стараясь учиться на чужих трагических ошибках, а не на своих, как получается у большинства людей на этой земле.

В правом кресле кабины сидел Петруха. Старшему лейтенанту Романчуку некогда была глазеть по сторонам, его внимание было полностью отдано дисплеям, встроенным в его половину приборной панели вертолета. Хотя время от времени, с интервалами в несколько секунд, оператор все же бросал взгляды через стекло кабины. Под руками у него были кнопки и тумблеры пульта ведения огня.

– 27-31, – требовательно крикнул он в микрофон, закрепленный на шлеме у его рта. – Жора! 27-31!

– Слышу, Петруха, слышу, – успокаивающе произнес Георгий.

В самом деле, оператора было хорошо слышно и без всяких наушников, лопасти вращались удивительно тихо, двигатели шумели не более чем обычный домашний пылесос. Однако приказ есть приказ, и они не выключали шлемофоны. Во время ракетного залпа или отстрела тепловых ловушек члены экипажа могли не расслышать друг друга или неверно понять, что было совершенно недопустимо в скоротечном, длящемся порой мгновения современном бою. Ведь пилот и оператор должны были действовать слаженно и представлять собой единое целое.

– 27-30! НЛЦ! Блин! ЛЦ. Птица!!! – выдал, цокая, энергичную тираду старший лейтенант, которая означала, что в определенном месте он обнаружил низколетящую цель и тут же понял, что это ложная цель, скорее всего, птица.

– Вас понял, – ухмыльнулся Иванисов, видя, как старается молодой горячий старлей, желая показать свои способности во всей красе, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, если они, конечно, были, по поводу обоснованности его включения в экипаж «Громобоя».

– 27-30, – вновь повторил оператор.

– Вас понял! – тут же отреагировал Иванисов.

– ЛЦ! Блин! Что эта девка передает, мать ее за ногу!

Внезапно в привычные шумы вмешался постепенно нарастающий неприятный, леденящий душу вой, а затем по ушам ударил громкий хлопок, после чего экипаж оказался в абсолютной тишине и темноте.

– Приехали, – огорченно констатировал майор. – Вылезай, Петруха. Разбор полета будет.

И старший лейтенант первым покинул тренажерный комплекс «Громобоя», несмотря на сугубо отечественное происхождение носивший звучное иностранное имя LOFT. Эта английская аббревиатура означала, что они с командиром только что осуществляли летную подготовку в условиях, максимально приближенных к реальным, – Line Oriented Flight Training.

Тренажер представлял собой вещь едва ли не более фантастическую, чем сам «Громобой». Пожалуй, единственное, что он не мог сымитировать, так это перегрузки во время резкого снижения или подъема. Звуки, вибрация, трехмерное изображение, возникавшее на стеклах кабины, создавали полную иллюзию полета с боевыми стрельбами.

В учебный класс вбежала возбужденная Людмила, которая тренировалась в комнате через стенку.

– Ну и куда ты нас выводила? Ты куда смотрела? На экран или в окно? А в реальной обстановке куда будешь смотреть? – обрушился на нее Романчук.

– Вся информация к вам поступала согласно показаниям приборов, – огрызнулась девушка. – Неизвестно, куда ты смотрел и что видел.

– Нет, ты только послушай ее, – жалобно заныл Петруха. – Я, блин, боевой офицер, можно сказать, вынужден выслушивать хрен знает что!

– Без блинов с хреном при девушке! – строго сказал ему Иванисов. – Не в казарме, не забывайся.

– Ладно, мальчики, не ругайтесь. Сейчас придет дядя... то есть Ринат Галиакбарович, и раздаст всем сестрам по серьгам.

– Ну что, слышал? – с притворным возмущением сказал старший лейтенант. – Вот мы уже и сестры! Скоро в куклы играть начнем и бантики заплетать.

Возмущение было притворным, потому что на самом деле Петрухе, который в отличие от многих своих товарищей по училищу так и не обзавелся законной женой на последних курсах и отправился на службу в Таджикистан холостым, очень нравилась Людмила. Ее внешняя привлекательность – особенно девушку украшала улыбка, а улыбалась она легко и по всякому поводу – сочеталась с открытым и озорным характером.

Против такого коктейля Романчуку устоять было трудно, если вообще возможно. Ведь до встречи с Людмилой в течение трех лет оператор был лишен приличного женского общества. Он коротал свободные вечера, как правило, в теплой компании таких же, как он, неженатых лейтенантов, уничтожая сэкономленное «шило» из весьма объемного – семнадцать литров! – бачка стеклоочистителя своей винтокрылой машины.

– А ты что, и в самом деле конструктору племянницей приходишься? – вдруг поинтересовался Иванисов. – Уже который раз гляжу, спотыкаешься. Он вроде как татарин или башкир, а ты белобрысая или почти рыжая. Или красишься?

– Обижаете, майор, я – натуральная блондинка, – уходя от ответа на первый вопрос, сказала Людмила.

– Во! Сама призналась! – обрадовался Петруха. – Блондинка! Натуральная! Ну что с нее взять?

– Того, что хочешь – не возьмешь! – показала ему алый остренький язычок девушка и быстро спрятала его, облизнув пухлые губы.

Петруха смутился, даже потемнел лицом и приметно увял.

– Но так я не понял, Люся, ты племянница или кто? – настаивал майор.

– Георгий, но вы тоже можете быть приставучим, как Петя. Ну какая я племянница Рината Галиакбаровича? Просто он хороший человек, а я с детства привыкла всех хороших людей звать по-родственному – дядя или тетя. Вот и все.

– Привыкла, значит? – не унимался слегка задетый ее сравнением с Петрухой Иванисов.