Принцесса крови Агалаков Дмитрий

Я, Рене Анжуйский, Ваш брат, знаю, что Вы находите удовольствие в слушанье новых историй и сказаний, и потому я решил создать для Вас трактат, наиполнейший из известных мне, о тех способах, как, по моему разумению, должен проводиться турнир при дворе или во всех марках Франции и как многие сюзерены любят устраивать их.

(Из «Книги турниров», написанной Рене Анжуйским в зрелые годы и посвященной родному брату Карлу)

Они выехали на рассвете следующего дня. От Вокулера до Нанси было немногим более десяти лье – несколько часов езды рысью. Отправились всемером – Жанна, Бертран де Пуланжи, Жан де Новелонпон и четверо вооруженных слуг. Начинались лесистые холмы, окружавшие Вокулер с востока, кони мягко наступали в выпавший за ночь снег. Жанне отыскали добротное платье и теплую верхнюю одежду – меховой полушубок. Платок укрывал ее лицо, а голову венчала шапка госпожи де Бодрикур.

– Чему вы улыбаетесь, Жанна? – спросил более старший и серьезный Бертран де Пуланжи. – Улыбка просто цветет на ваших губах!

– Слава Богу, улыбка не цветы и может распускаться когда угодно, даже зимой, – ответила девушка.

Улыбалась она вот почему. Сегодня утром Жанна случайно оказалась свидетельницей напутствия, которое давал своим рыцарям Робер де Бодрикур. «Если что-нибудь случится с нашей милой чудачкой, будете отвечать за нее головой – перед самой королевой Иоландой. Чтобы ни один волос!..»

Тут она вошла в залу, и трое мужчин умолкли, встретив ее галантными поклонами и одарив дружелюбными улыбками. Она не обиделась за «чудачку». Во-первых, чудачка была «милой», а во-вторых, ее жизнью дорожили. Но только странно, думала Жанна, почему эта самая королева Иоланда, ничего о ней не зная, так заботится о ней? Жанна не спросила, получилось бы, что она подслушала разговор своих покровителей.

Было около полудня, когда они проезжали мимо города Туля. Не слишком приятные воспоминания! Жанна горько усмехнулась, вспомнив, как Жюльен громко кричал: «Она обещала на мне жениться, святой отец! Заставьте ее! Жанна – моя невеста!» Вот бедняга…

Вскоре их встретил разъезд из двух десятков воинов, лотарингцы спросили, кто они такие есть, но бумага с печатью герцога мгновенно охладила пыл офицера и солдат. Они проследовали дальше.

Быстро стемнело. По обеим сторонам дороги все чаще возникали деревни и небольшие городки. Черные пики шатров деревенских церквушек поднимались вверх. Огоньки теплились в окнах домов. Около семи вечера, на фоне синего зимнего неба, окруженный лесами, впереди темной скалой показался город с множеством башен. Жанна еще не видела таких больших городов! Перед ней открывалась столица Лотарингии – Нанси. Но стоило ей подумать о предстоящей встрече – уже неизбежной! – как у Жанны перехватило дыхание: там ее ждали знатные вельможи, и ей, девушке, выросшей в деревне, скоро придется говорить с ними. Но ее кровь, знала Жанна, не даст ей спасовать – ни перед одной знатной особой. Потому что в ее жилах – кровь Франции самой чистой пробы. И она докажет это обоим герцогам – старому и молодому!

– Ты, Жанна, точно собралась в бой, – присмотревшись к девушке, на этот раз заметил светловолосый Жан де Новелонпон. Она так и притягивала его взгляд.

– Так и есть, – откликнулась девушка, держа поводья лошади.

– Не волнуйся, я буду рядом и смогу защитить тебя, – взволнованно и очень серьезно сказал рыцарь.

Жанна благодарно улыбнулась ему. Улыбнулся трогательному диалогу и Бертран де Пуланжи.

Городской мост был опущен, ворота открыты – в столице Лотарингии намечался рыцарский турнир, на который съезжались многие немецкие бароны. Ожидалось прибытие герцога Савойского, Амедея Восьмого, с большой свитой. Должны были пожаловать и бургундцы. Вот только большого наплыва французских рыцарей из соседних провинций не намечалось – их турниры и так не прекращались. Только дрались они не затупленным оружием, а боевым – одни на стороне Карла Валуа, другие под знаменем англичан и герцога Филиппа.

Нанси был взволнован, и Жанна сразу почувствовала это, как только они въехали в город и устремились по его улицам. Во всем было предчувствие карнавала, праздника, которое она, провинциальный житель, в полной мере никогда не ощущала раньше. Тут проходили факельные шествия под рыцарскими стягами, устроенные слугами того или иного вельможи, тут звучала музыка – много музыки! Менестрели и жонглеры всех мастей стекались на такие представления – на турнирах им всегда были рады, здесь можно было хорошо подзаработать, понравиться знатному сеньору и получить вызов в его замок. Постоялые дворы полнились, таверны гудели. Молодые оруженосцы готовы были еще до начала турнира вступить в бой с будущим противником, споря, чей господин благороднее и отважнее! Окна многих домов и гостиниц были закрыты стягами с гербами рыцарей, которые уже заявили о желании скрестить турнирные мечи.

Всеобщее ликование и предощущение праздника зажгли глаза Жанне ярко, сердце ее билось особенно скоро в эти минуты. Как бы ей хотелось попробовать себя на ристалище! Ведь она тоже – воин! Но она ничего не сказала об этом желании своим рыцарям – еще поднимут на смех! Все-таки для них она – девчонка…

Они поселились на одном из постоялых дворов, где Бертрана де Пуланжи и Жана де Новелонпона хорошо знали. Ведь они не раз сопровождали своего патрона Робера де Бодрикура в столицу Лотарингии – к герцогу Рене Анжуйскому.

Жанна заметила, что оба рыцаря в нерешительности. Они раздумывали, стоит ли своим приездом беспокоить обоих герцогов сегодня.

– Подождем с визитом до утра, – сказал рассудительный Бертран де Пуланжи.

– Нет, – возразила Жанна. – Кто-нибудь из вас пойдет во дворец нынче же и отдаст письмо герцогу Рене. Пусть он решает – ждать нам до утра или принять нас сразу и накормить ужином, как подобает добрым хозяевам.

Рыцари переглянулись – их Жаннета просто менялась на глазах. Прихватив двух слуг, во дворец отправился Бертран де Пуланжи.

– Как ты думаешь, Жан, у меня достойное платье? – когда они остались наедине, спросила девушка. – Я ничего не понимаю в этом…

– Даже если бы ты была одета в обычное деревенское платье, ты выглядела бы не хуже, – сказал рыцарь.

– Спасибо тебе.

– Я хотел с тобой поговорить, Жанна…

Она подняла на него глаза.

– О чем?

– Тот мальчишка, из Туля, вы и впрямь говорили о замужестве?

Жанна улыбнулась.

– Конечно нет.

– Но ведь ты уже взрослая девушка. Неужели тебе ни разу не приходила мысль о том, что ты когда-нибудь могла бы стать женой, матерью? – Жанна прочитала в его глазах ту печаль, которую если и замечала раньше, то не придавала ей никакого значения. – Ты очень красива, прекрасна, ты…

– Не надо, Жан, – сказала она.

– Но… почему? – Он не просто спрашивал – умолял ее. – Ответь, прошу тебя!

Девушка кивнула:

– Я думала об этом, когда-то. Быть женой, матерью. Но для себя все решила – еще тогда, в саду отца…

– Решила – что?

– Я сохраню свою непорочность и буду служить Господу. Это моя судьба.

– Ты могла бы все изменить!

– Стать такой, как все?

– Да…

– Нет, Жан, все уже решено. И ты не будь таким, как другие, – совершенно серьезно сказала она ему. – Разве я могу забыть, сколько ты сделал для меня? Ты был одним из немногих, кто выслушал и поверил мне. Оставайся же до конца преданным другом. Мне очень нужна твоя дружба…

Светловолосый рыцарь Жан де Новелонпон вздохнул:

– Был бы у меня противник, я вызвал бы его на поединок. Но глупо ревновать к Господу Богу.

Девушка кивнула:

– Ты все понимаешь, мой милый Жан.

Вскоре вернулся Бертран де Пуланжи. Поглядел на кислую физиономию боевого товарища, на притихшую Жанну.

– Что, Бертран? – спросила она.

Жанна, казалось, точно и забыла, куда и зачем он ездил!

– «Что, Бертран?» – удивился Пуланжи. – Да что тут у вас происходит? – Он недоуменно покачал головой. – Тебя ждут во дворце! Нас ждут! Одевайтесь!

Жанна была права, послав Пуланжи к обоим герцогам. В приемной он сообщил дежурному офицеру, что в Нанси приехала Дама Жанна и рыцари де Бодрикура. Герцог Рене Анжуйский отвлекся от ужина и немедленно вышел к рыцарю.

– А, Бертран! – воскликнул он. – Вы привезли ее?

– Да, монсеньер, – поклонился тот.

– Великолепно! – воскликнул молодой человек. – Идите, летите за ней! Мы ждем вас! Да, и вот что еще… – Он цепко взглянул на Бертрана де Пуланжи. – Когда вернетесь с Дамой Жанной, сделайте так, чтобы офицер вызвал именно меня. Я тоже предупрежу стражу. Там много народу – она может замкнуться. Для нее такое в новинку. Я первый хочу поговорить с ней.

Бертран де Пуланжи пообещал выполнить его указание. И вот теперь, как можно скорее переодевшись, они торопились на ужин во дворец. Город по-прежнему веселился и, кажется, даже не думал о сне. Втроем они прибыли во дворец, офицер немедленно отправился наверх, потом вернулся. Другой офицер проводил их в одну из приемных зал, чьи стены сплошь украшало боевое оружие.

И вот к Жанне вышел молодой человек – ее ровесник. Если не младше. Она как зачарованная смотрела на него. Он был строен и легок; смугл; его густые и черные, как смоль, волосы немного вились. Большие карие глаза смотрели горячо. Твердый подбородок и высокий широкий лоб выдавали волю и ум. В правом ухе сверкала тяжелая золотая серьга. На пальцах крепких, но изящных рук всеми цветами радуги переливались перстни. А как он был одет! Жанна сиротинушкой ощутила себя рядом с ним. Тут и штаны ми-парти из тончайшего шелка – золотого и лазурного цветов, говорившего о королевской крови молодого герцога; и только входивший в моду смело облегающий фигуру парчовый жакет, иссиня-черный, с подбитым мехом куницы воротником и легкими дутыми рукавами; талию Рене перехватывал широкий кожаный пояс тончайшей выделки, кривой кинжал в усыпанных бриллиантами ножнах тянулся к правому бедру. В широкий берет, заломленный набок, впилась дорогая бриллиантовая брошь. И при том молодой человек был мужественным и рыцарственным. Жанна обмерла, когда увидела такую красоту. Никто из людей, которых она знала раньше, не одевался так! И не казался ей так ослепительно красив…

Молодой человек улыбнулся девушке открыто и просто:

– Так вы и есть Дама Жанна?

– Да, – тихо ответила она.

Хотела ответить громче, но получилось тихо. Молодой человек щелкнул пальцами. Появился юный паж, одетый, как заметила Жанна, едва ли хуже, чем его господин.

– Проводи господ рыцарей в трапезную залу, – приказал он.

Бертран де Пуланжи и Жан де Новелонпон поклонились и проследовали за пажем. Они остались одни. Только стража у дверей, но она – не в счет.

– Вы – ангел? – спросила она его.

Молодой человек неожиданно смутился, и даже румянец вспыхнул на его щеках.

– Не думаю, чтобы вы были искушены в комплиментах, – сказал он. – Мне писали о вашей трогательной непосредственности. А это значит, что вы говорите то, что думаете. – Он поклонился. – Я польщен. Рене Анжуйский, герцог де Бар, к вашим услугам. Другие титулы я опускаю. – Он посмотрел в ее глаза. – Вы еще лучше, чем мне говорили. А мне говорили о вас много хорошего.

– Робер де Бодрикур?

– И он в том числе, – кивнул герцог.

Он не просто смотрел на нее – молодой человек скрупулезно исследовал свою гостью. Тут смешалось два любопытства – его собственное и любопытство Иоланды Арагонской. Как неожиданно появилась эта девушка в его жизни – дальняя кузина! А ведь у них был общий прадед – король Франции, несчастный Иоанн Добрый, при котором Франция потеряла половину своих владений на континенте, а сам он умер в английском плену. Как неожиданно она появилась в жизни всего французского королевства! Час назад он прочитал письмо от своего военного советника и старшего товарища Робера де Бодрикура. Капитан Вокулера писал: «Приглядитесь к ней, монсеньер. Ее душа – чиста, сердце – кремень, а уверенности в собственных силах больше разве что у самого Господа Бога!»

Они поговорили недолго, и Рене Анжуйский остался доволен этой беседой. Бодрикур был прав: она – штучка! Тем лучше для Франции!

– Вам сейчас придется предстать перед всем двором, – сказал он. – Я бы хотел внести кое-какие изменения в ваш туалет.

– Я вам… не нравлюсь, Рене?

Они быстро перешли на дружеское обращение.

– Что вы, Жанна! Я не устану повторять, что вы – прекрасны. И все же… доверьтесь мне.

– Я в вашей власти, – согласилась она. – Уверена, дурного вы мне не пожелаете.

Молодой герцог вновь щелкнул пальцами, и вновь рядом с ним оказался юный паж, но уже другой. И тоже – щеголь.

– Скажи моей супруге, что я жду ее, и поторопись! Да, и пусть обойдется без фрейлин!

Через пять минут в залу вошла молодая женщина, чья цветущая внешность, сияющее лицо, легкость походки и роскошный наряд были во всем под стать самому герцогу.

– Позволь представить тебе, моя милая, Даму Жанну, которую мы так долго ждали! – отрекомендовал гостью Рене Анжуйский. – Моя жена, Изабелла.

Жанна поклонилась:

– Доброго вам вечера, герцогиня.

Та ответила поклоном, но куда более изящным. Жанна попыталась скрыть неожиданно родившееся в ее сердце щемящее чувство. Она все же была не истуканом и в полной мере могла оценить мужскую красоту. И даже могла позавидовать женщине, которой достался такой избранник!

– Мы очень рады, что вы согласились навестить нас, Дама Жанна, – сказала герцогиня. – Мой батюшка тоже с нетерпением ждет этой встречи.

– Прежде, чем мы представим гостям Даму Жанну, я бы хотел внести небольшие изменения в ее туалет, – сказал он Изабелле. – Составь нам компанию, прошу тебя. Для этого нам придется пройти в твои покои.

– Как скажете, герцог, – с улыбкой ответила та.

Они прошли в женскую половину молодых супругов, и тут же в руках Рене и Изабеллы стали появляться шарфы и платки, сверкающие драгоценности, перчатки и береты.

– Думаю, вот этот! – воскликнул Рене Анжуйский, вытащив из прочих тряпок легкий шелковый черный шарф, прозрачный на фоне горевшего камина. – И вот этот берет! – он уже держал в руках головной убор из парчи, с золотой пряжкой. – Вы разрешите, Жанна?

– Делайте со мной все, что считаете нужным, – вздохнула гостья, понимая, что ей не тягаться с этой парочкой счастливчиков, никогда и ни в чем не знавших беды.

– А к берету – вот этот черный жакет! – не унимался Рене.

– В этом случае мы должны предложить Даме Жанне и вон то платье из черного бархата, – добавила его жена. – Пусть все будет под стать одно другому. А к нему хорошо подойдет ожерелье, которое ты подарил мне на именины. – Она переглянулась с супругом. – Я с удовольствием одолжу его Даме Жанне. Сегодня она покорит сердца всех рыцарей герцогства!

– И не только! – кивнул Рене. – Даже чертовых бургундцев, будь они прокляты!

– А посему – выйди, милый, – подтолкнула мужа к выходу юная Изабелла. – Здесь уж мы разберемся сами!

Молодая герцогиня отрывисто и звонко похлопала в ладоши – на зов явилась прислуга.

– Начнем, милая Жанна, – сказала Изабелла. – Позволите вас так называть?

– Конечно, – откликнулась гостья.

Через четверть часа Жанна посмотрела в зеркало и не узнала себя – светская красавица была в отражении. Настоящая львица! Истинная принцесса…

– Вы прекрасны, Жанна! – очень тепло сказала Изабелла.

Поддавшись порыву, она поцеловала девушку в щеку – и тем растопила сердце гостьи. Заждавшийся Рене, которого пригласила жена, был приятно удивлен, да что там – очарован!

– Я ожидал чего-то подобного, но вы, Жанна, превзошли все мои ожидания! Теперь мы представим вас нашему двору. Пусть удивляются!

Втроем они проследовали по коридорам, проходя мимо молчаливой стражи, минули несколько зал, украшенных росписями и оружием. Потом прислуга распахнула двери, и хозяевам и гостье открылась огромная зала, шумная и веселая, где пировала добрая сотня дворян. Жанна вошла во всем черном – в роскошном платье и дорогом сюрко с пышными рукавами, узкими на запястьях, в заломленном набок берете, с воздушным шелковым шарфом на шее и сверкающем в неровном свете факелов ожерелье.

Жанна знала, что так будет – она войдет, и все они затихнут. Но все оказалось куда страшнее, чем она предполагала. Хотя она строго-настрого запретила себе бояться! Тишина была гробовая. На нее смотрели – внимательно, жадно, лукаво, восторженно. Кто-то от неожиданности охнул. Но она не видела глаз собравшихся, вся пестрота их одежд и лиц, павлиньих перьев и драгоценностей смешалась перед ее глазами.

– Дама Жанна! – громко представил ее сам Рене и взял за локоть. – Прошу любить и жаловать, дамы и господа!

Вот прошел по столам шепоток, потом заговорили громче. А Рене Анжуйский уже вел ее к креслу своего тестя, герцога Лотарингского, чтобы представить гостью Нанси. Только бы не споткнуться, думала она. Господи, вот будет позор! Но все обошлось – ее подвели к пожилому герцогу, краснощекому, с седой бородкой и усами. Он поцеловал руку гостье.

– Мы рады вам, Дама Жанна, – сказал старый герцог. – Воистину, вы – цветок лилии! – громко добавил он, обведя взглядом собравшихся, и благодушно рассмеялся.

Многие одобрительно закивали. Жанну усадили рядом с хозяевами замка. Девушка понимала, что здесь ни для кого нет секрета, кто она. Принцесса, бастардка. Нежданно-негаданно явившаяся Дева, которая обещала освободить Францию от англичан. Хотя, она знала, здесь мало кто верил в ее миссию. Но она была благодарна Рене – он не позволил ей показаться перед всеми этими людьми в скромном платье госпожи де Бодрикур, в котором здесь она выглядела бы слишком бедно, но нарядил ее подобающим принцессе образом. Теперь она точно знала, что уже никогда не оденется в крестьянское платье. Никогда! Она будет всегда такой – блестящей, сверкающей, ослепительной.

– Не правда ли – прекрасная Лилия? – обратился старый герцог к роскошной молодой даме, сидевшей по-хозяйски рядом с Карлом Лотарингским и одетой так богато, как могла одеваться только королева.

Так, по крайней мере, решила Жанна.

– Не просто лилия – золотая Лилия! – открыто разглядывая ее, с явным почтением прибавила молодая красавица.

– Благодарю вас, герцог, – тихо сказала Жанна, – и вы, герцогиня…

Все, кто услышали последние слова Жанны, неожиданно замолчали и потупили глаза. Улыбки блуждали по лицам знати. А молодая красавица, чье лицо залил румянец, неожиданно и с вызовом рассмеялась:

– Это я благодарю вас, Дама Жанна! – Глаза ее блестели отчаянно лукаво. – Вы любезны, как никто другой!

Девушка поняла, что сказала нелепость. Она быстро взглянула на Рене и его жену, – юная Изабелла, по лицу которой пробежала тень, тоже смотрела в свою тарелку. А немного покрасневший Рене представил даму:

– Анизон дю Мэй, наша общая любимица.

– Моя – в особенности, – сказал старый герцог и вновь засмеялся, но его смех почти тотчас перешел в стариковский кашель.

На этот раз покраснела и Жанна.

– Простите меня, – прошептала она, но из-за вновь возрастающего застольного шума ее уже никто не услышал.

Рене склонился к уху Жанны.

– Последнее время герцог предпочитает проводить время в обществе дамы дю Мэй, – пока старик заливался кашлем, прошептал он. – Но вы не можете быть в курсе всех закулисных интриг лотарингского двора, поэтому вас это не должно волновать!

О маленькой оплошности гостьи уже все забыли. Что до Жанны, она – в первую очередь. Старый греховодник сказал: «Лилия», а его любовница прибавила: «Золотая». Неожиданное откровение тесно сжимало ее сердце. Да, она Лилия – с большой буквы – Лилия Валуа! И теперь этот цветок будет украшать ее гардероб и оружие, которым она обязательно скоро обзаведется.

В глубине залы, под аккомпанемент арф и виол, сладко распевали бродячие менестрели. Это была целая рота искусных музыкантов – по случаю турнира камергер герцогского двора заполучил на ближайшие вечера лучших из лучших.

Такого обилия блюд Жанна еще не видела! А Рене уже шептал ей на ухо, что представляет из себя то или иное блюдо и как его есть. Она все равно не слышала его, но была благодарна и за эту заботу. Он был истинным другом, этот молодой красавчик Рене! В первые минуту трапезы Жанна поймала взгляд де Новелонпона, сидевшего далеко от нее, и тот опустил глаза. В какой-то час или два все поменялось для них в этой жизни. Она заняла положенное ей место, он – свое. Принцесса и просто отважный рыцарь, готовый отдать за нее жизнь.

Турнир должен был состояться через пять дней. Жанне отвели покои в замке супругов Анжуйских, там же поселились и ее рыцари. Правда, им вначале предложили отправиться на постоялый двор, но рыцари отказались. Они имели на то полное право: Новелонпон и Пуланжи отвечали за девушку головой перед Робером де Бодрикуром.

Первый раз в жизни Жанна спала на такой роскошной кровати – высокой, под балдахином, и впервые ей прислуживали с таким почтением, с каким прислуживают великим мира сего. Совсем недавно она была счастлива, когда ее одели так, как подобает одеваться принцессам, после этого была заворожена сказочным приемом, а теперь сон в просторной спальне под волнами дорогого материала, среди бархатных складок и кисточек, окончательно пленили ее. Она искренне хотела, чтобы Жак д’Арк, обходившийся с ней незаслуженно плохо, не веривший в нее, поглядел бы сейчас на ту, которую так долго называл дочерью! Вот что значит – кровь! Была бы она и впрямь д’Арк, кому оказалась бы нужна?

А Жан и Пьер, взгляни они сейчас на свою сестренку, да просто лопнули бы от зависти!

На следующий день Рене не отходил от Жанны ни на шаг – он объяснял ей, как происходят рыцарские поединки, как положено объяснятся зачинщику турнира и защитнику, который принимает вызов. Описывал красоты этих церемоний. Рене Анжуйский, искренне преданный старинным рыцарским церемониалам, нашел в Жанне самого благодарного слушателя. Разговоры о тряпках мало занимали ее, а вот все, что было связано с оружием, – завораживало. Одним словом, они нашли друг друга.

Он повел ее в турнирную оружейную.

– Взгляни, Жанна, – подбрасывая тяжелый меч в руке и ловко ловя его за середину массивного жала, говорил Рене, – турнирный меч должен быть чуть длиннее расстояния от плеча до конца вытянутой руки. – Он вытягивал правую руку и прикладывал к ней меч. – Ширина его должна быть в четыре пальца, чтобы лезвие не прошло в отверстие забрала, а толщина тупого лезвия – в палец, чтобы случайно не разрубить панцирь.

Этот меч скорее был похож на железный брус с рукоятью, чем на оружие. Жанна с удивлением крутила его в руках. Им можно было хорошенько отлупить противника, но убить, если тот облачен в надежную броню, вряд ли. Такого оружия не было у ее отца – Жаку д’Арку было не до турниров.

– А вот это – турнирная булава, – крутя в руках виртуозно вырезанную из дерева дубину, продолжал Рене. – Железной запросто можно пробить шлем и отправить противника на небеса, а такой – только оглушить его. Судьи, эти дотошные законники, взвесят каждую булаву перед боем, нельзя, чтобы одна весила больше другой. Таковы правила, и они справедливы!

В этот день в Нанси пожаловал герцог Савойский Амедей Восьмой со своей многочисленной свитой. Жанна была свидетелем шумного, поющего медью кортежа, въезжавшего в южные ворота Нанси. Впереди ехал боевой конь герцога, в расписной попоне, с павлиньими перьями на голове и колокольцами на шее, важный и сильный, и на каждой его ноге был нашит герб хозяина. Конем управлял, сидя на нем, обходясь без седла, маленький паж в короткой куртке, с длинными золотыми волосами. Он был так горд своей ответственной ролью, так прямо и красиво держался, что был похож на маленького бога из мира рыцарских легенд, спустившегося прямо на спину боевого скакуна. За герцогским конем, связанные через уздечки по парам, шли кони других рыцарей – более двадцати, и уже за ними следовали трубачи и менестрели, первые призывно дудели в медные трубы, вторые, подыгрывая на лютнях и виолах, пели рыцарские песни, но за общим шумом слов разобрать было невозможно. За музыкантами следовали герольды – особая каста в рыцарском мире, неприкасаемые и всеми почитаемые глашатаи в гербовых накидках. И только за ними ехали рыцари и дворяне принявшего дружеский вызов герцогства, через три дня готовые скрестить мечи и копья со своими добрыми соседями.

Жанна глаз не могла отвести от этого зрелища – воистину, поездка в Лотарингию преподносила ей все новые сюрпризы! Мир оказался таким ярким, пестрым, благозвучным, таким роскошным и вдохновенным, чего она от него никак не могла ожидать.

– Жалко, что я не мужчина, – неожиданно вырвалось у нее.

Она обернулась – ее нечаянное признание услышал только Рене. Молодой герцог улыбнулся:

– Не стоит об этом жалеть, Жанна, – сказал он. – Господь старался, когда создавал тебя. И его усилия, клянусь всеми святыми, не прошли даром.

Жанна опустила глаза – Рене был не только красив, но умен и точен, когда хотел обратиться к самому ее сердцу.

А за рыцарями, приехавшими в Нанси снискать славу и заслужить внимание самых красивых дам, следовали пажи, сержанты и многочисленная прислуга, которая должна была обслуживать господ, пока они намеревались гостить у своих соседей.

Проехав по центральным улицам, кавалькада стала распадаться. Теперь герцогу Савойскому предстояло засвидетельствовать почтение герцогам Лотарингскому и Барскому, а рыцарям его свиты, дворянам, оруженосцам, пажам и многочисленным слугам расселяться по постоялым дворам, где хозяева уже потирали руки, зная, какую прибыль сулят подобные праздники. И вновь открывались окна в лучших гостинцах, и в них вывешивались гербы участников турнира, знамена и вымпелы прибивались к стенам, выходящим на улицы, и выставлялись шлемы именитых драчунов.

– Добро пожаловать, мой дорогой друг! – привстав на троне, воскликнул старый герцог Карл Лотарингский, когда в его резиденцию пожаловал высокий и худощавый Амедей Восьмой, тоже немолодой, с двумя избранными рыцарями своего двора.

– Да ниспошлет Господь вам здоровье, монсеньер, – поклонился гостю Рене Анжуйский.

– Да хранит и вас Господь, любезные сеньоры и прекрасные дамы, – поклонился Амедей. Он многих знал в этой великосветской компании, включая любовницу старого Карла – дворяночку Анизон дю Мэй, которая заменила герцогу его супругу. Но другая темноволосая красавица, с неприступным взглядом, была для него внове, и поэтому герцог Амедей то и дело останавливал на ней взгляд.

– Позвольте вам представить Даму Жанну, – сказал Рене Анжуйский гостю и рыцарям его двора.

– Даму Жанну? – брови Амедея нахмурились.

– Даму Жанну из герцогства Барского, – многозначительно добавил Рене. – Она осчастливила нас своим визитом и оказала нам честь своим присутствием на турнире.

Амедей раздумывал недолго.

– А-а! – воскликнул он. – Дама Жанна… – Герцог поклонился. – Я слышал о вас. Вы прекрасны!

– Благодарю вас, герцог, – ответила девушка.

– Позвольте вам представить, Дама Жанна, Пьера де Монтона-Монротье, первого из моих рыцарей, и Эмона де Маси по прозвищу Отважный Бургундец.

– Ненавижу бургундцев, – тихо, так, чтобы слышал только Рене Анжуйский, сквозь зубы процедила Жанна, и ее новый друг, герцог Барский, незаметно для других сжал пальцы девушки – он полностью разделял ее чувства.

Жанна улыбнулась рыцарям Амедея Савойского. Испытанный в боях Пьер де Монтон-Монротье низко поклонился ей, то же проделал и молодой, светловолосый Эмон де Маси. Взгляды их с Жанной пересеклись – сир де Маси глаз не мог отвести от девушки. Он раздевал ее взглядом, она была оскорблена этим, но вида не подала. Девушка только ответила гордой улыбкой Отважному Бургундцу.

В тот же день в Нанси въехала еще одна торжественная процессия – судьи турнира, возглавляемые гербовым королем. Впереди всего кортежа ехали четыре трубача – они изо всех сил выдували медь из длинных труб, оглушая улицы столицы, далее шли вооруженные слуги, а за судьями ехала конная рыцарская свита. Судьи, все, как один, облаченные в длинные пурпурные накидки, держали в руках длинные белые жезлы, символизирующие неподкупность и справедливость решений.

Турниру по обычаю предшествовало три дня празднеств: танцев и музыки, куртуазных ухаживаний, когда будущие герои распускают павлиньи хвосты перед знакомыми и незнакомыми дамами, ради которых чуть позже они будут ломать копья, рисковать жизнью и от которых станут ждать дорогой награды – поцелуя или бриллианта. Иначе говоря, начинались три дня всеобщего веселья в замке хозяина, где вина и снеди бывает невпроворот.

В парадной зале все обустраивалось для удобства готовящейся к турниру аристократии. Веселиться так веселиться! Залу пересекали столы, уставленные яствами, вдоль стен целыми рядами стояли лавки, табуреты и кресла, где можно было отдохнуть от танцев, утолить жажду, а то и голод. С высоченных потолков на цепях спускались крестообразные деревянные люстры, каждая из которых была плотно убрана бронзовыми подсвечниками, горевшими ярко, особенно – в зимние вечера! Гобелены и художественные полотна украшали стены, на полках высоких буфетов стояли оловянные и серебряные сосуды. А соприкасавшиеся с парадной залой комнаты были предназначены для переодевания и отдыха прекрасных дам, стремившихся выглядеть соблазнительно и шикарно перед своими отважными кавалерами.

Что до вина, то его было столько, сколько не смогли бы выпить все армии Европы, надумай они совершить такой подвиг. Ведь рядом была плодоносная Франция и Бургундия, а на юге – Италия. Эти страны так и пухли от пышных виноградников, рождающих и проливающих реки божественного нектара.

Но беда тем рыцарям, что станут злоупотреблять хмельными напитками, ведь уже скоро их глаз должен быть точен и остер, как добрая стрела, а рука тверда, как сталь! Но и в эти три дня участники турнира становились рабами продуманного за несколько веков церемониала. Вечером первого дня, как только судьи вступили в город, через герольдмейстера они потребовали принести рыцарей свои шлемы с навершиями, которые те оденут во время турнира. На второй день рыцари должны были представить свои знамена и гербы, которые судьям предстояло тщательно изучить, проследив родословную бойца. За обман он мог поплатиться великим позором – поколотят такого рыцаря публично, посадят на коня задом наперед и заставят в таком вот положении наблюдать за боем, а после турнира отдадут его скакуна жонглерам! Внукам не смыть подобный позор! А на третий день две самые прекрасные дамы, выбранные рыцарями и прочими дворянами, должны назвать Почетного рыцаря, которому подарят шарф «Благоволение дам». Этот рыцарь, наравне с судьями, и будет вести турнир, а если кто из вояк прикоснется к нему до начала турнира, как-то оскорбит его, того с полным на то правом другие участники могут опять же запросто побить палками. И поделом – Почетный рыцарь, как и герольд, неприкосновенен!

Рыцари и прочие дворяне, участники турнира, выбирая дам, единодушно сошлись на двух кандидатурах – Изабелле Лотарингской, супруге Рене, и Жанне Деве. Не было бы ее, в угоду старому герцогу выбрали бы Анизон дю Мэй, тем более что она была ослепительна, но с Дамой Жанной ей было не равняться. Голубая кровь текла по жилам гостьи из-за Мааса, да и красотой она не уступала другим дамам. Громче других за нее голосовал Отважный бургундец – Эмон де Маси. Но Жанна, попав в эпицентр бурных и головокружительных событий, отказалась от своей роли в пользу Анизон дю Мэй, которая была ей несказанно благодарна. Задолго до турнира любовница герцога рассчитывала на привилегированное место и уже готова была возненавидеть нежданно-негаданно оказавшуюся на этом празднике Деву! После выбора двух дам последние назвали Почетного рыцаря – им оказался красавчик Рене Анжуйский. Правда, он был еще не посвящен в рыцари, но его благороднейшая кровь и авторитет в землях Лотарингии и Бар позволяли занять это место.

Вечером, накануне турнира, когда замок полнился пирующими, вовсю веселящимися и флиртующими друг с другом рыцарями и дамами, музыканты смолкли, и на их галерею, откуда они развлекали аристократов, взошел герольдмейстер и четыре трубача.

Гортанной медью оглушили собравшихся трубы. Все мгновенно умолкли.

– Слушайте! Слушайте! Слушайте! – выкрикнул герольдмейстер. – Высокие и благородные принцы, графы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне, которые будут участвовать в турнире! Я должен сказать вам от имени судей, что каждый из вас должен быть на ристалище завтра в полдень вооруженным и готовым к бою, ибо в час дня судьи перережут веревки, чтобы начать турнир, после которого лучшим из лучших благородными дамами и девицами будут вручаться богатые и достойные награды. В дополнение предупреждаю вас, что ни один не может приводить на ристалище конных слуг более определенного числа: а именно, четверых слуг для принца, трех – для графа, двух – для рыцаря, одного – для дворянина! Пеших слуг может быть столько, сколько вы пожелаете. Так решили благородные судьи! А теперь продолжайте веселиться и да хранит вас Бог!

После этого объявления веселье пошло на убыль. Рыцарям нужно было как следует выспаться перед битвой, а дамам еще раз примерить все существующие в их гардеробах наряды, чтобы завтра, подобно солнцу, блистать красотой.

В одиннадцать утра следующего дня, когда на постоялых дворах оруженосцы и пажи участников турнира стягивали кожаные ремни доспехов на руках и ногах своих сюзеренов, помогали одевать кирасы и стальные юбки, трубачи и герольды проехали по улицам Нанси. Трубачи, как и положено им, трубили, призывая к вниманию, а в паузах герольды выкрикивали:

– Надевайте, надевайте ваши шлемы, надевайте ваши шлемы, господа рыцари и дворяне! Надевайте, надевайте, надевайте ваши шлемы и выходите со своими знаменами, чтобы стать под стяг вашего предводителя!

Вместе с Почетным рыцарем, роль которого досталась герцогу Рене, Жанна выехала из Нанси чуть раньше других. Впервые девушка увидела ристалище – поле для турнира организовали на уже испытанном месте, в пол-лье от города, на ровной возвышенности. Длина его была немногим больше ширины. Вдоль одной из сторон тянулись трибуны, середину которых должны были занять судьи и герольды, остальные места – дамы, ради которых мужчины и намеревались драться без устали, и знатные сеньоры, первыми из которых были герцоги Лотарингский и Савойский. Место битвы от зрителей было огорожено двойной стеной – внешней, в человеческий рост, и внутренней – в полроста.

Еще до полудня сюда двинулись сотни людей – судьи, герольды, трубачи, взволнованные дамы и девицы, одетые в теплые сюрко и меховые плащи, благородные отцы семейства, их слуги с корзинами, наполненными яствами и вином, сбитые в отряды и закованные в броню рыцари, вооруженные длинными затупленными копьями и турнирными мечами, оруженосцы и пажи, дюжие телохранители аристократов в саладах и бригантинах, с широкими палками (этим здоровякам нужно будет постараться на турнире не меньше, чем хозяевам!), солдаты для охраны, богатые горожане, все любопытные, которым было дозволено издалека наблюдать за роскошным действом. К полудню ристалище обросло гербовыми флагами и вымпелами, захлопали на зимнем ветру стяги всех цветов, ярко запестрили на фоне заснеженного пейзажа окрестностей Нанси.

Около полудня Почетный рыцарь, роль которого выполнял Рене Анжуйский, и герольды объехали ристалище и проверили, хороши ли натянуты канаты, которым до поры до времени нужно будет сдерживать пыл драчунов, крепко ли установлены барьеры. Когда же судьи, герольды и почетные зрители заняли свои места, рыцари – лотарингцы и савойцы – разделились на два отряда по двадцать человек в каждом и с двух сторон въехали на ристалище под флагами своих предводителей. Оба отряда сверкали на зимнем солнце начищенными доспехами, страусиные перья колыхались над их шлемами, пестрили гербовыми красками щиты и короткие накидки. Боевые кони, предчувствуя драку, храпели, пуская из ноздрей тучные струи пара. Но пока что канаты сдерживали всадников. Спешенные телохранители рыцарей, в саладах и бригандинах, с увесистыми длинными палками, толпились у ограждений по всему периметру ристалища – если их господин раненным упадет на землю, им нужно будет окружить его и не подпускать к нему противника, отражая нехитрым оружием удары турнирного меча или деревянной булавы. Ни в коем случае противник не должен пробиться к нему и приставить к его горлу свое оружие, пусть и потешное!

На самой высокой трибуне, возвышаясь над ристалищем, трубачи приставили свои инструменты к губам, и тотчас широкие жерла выстрелили звонкой и зычной медью в зимнее небо Лотарингии.

– Слушайте! Слушайте! Слушайте! – встав, выкрикнул все тот же вчерашний герольдмейстер, когда трубы умолкли. – Высокие и могущественные принцы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне, – он обращался к породистым драчунам, сдерживающим своих коней, тершихся железной грудью и боками по туго натянутому канату, – пусть каждый из вас поднимет вверх правую руку и направит ее к небесам…

Герольдмейстер сделал паузу, во время которой вверх взметнулись десятки рук, закованных в стальные наручи, в железных перчатках.

– Теперь все вместе, – продолжал герольдмейстер, – поклянитесь верой Христовой, вашей жизнью и вашей честью, что никого на этом турнире вы не поразите умышленно острием вашего меча, не ударите ниже пояса; что никто из вас не начнет нападать на другого, пока это не будет дозволено; что никто не нападет ни на кого числом большим, чем один, если это не тот, кто за свои проступки оставлен один для наказания; поклянитесь также, что если шлем противника свалится с его головы, то никто не прикоснется к этому рыцарю, пока он не наденет его обратно! Поклянитесь, что вы согласны с тем, что если вы умышленно сделаете обратное, то вы потеряете свое оружие и коней и будете с позором изгнаны с турнира!

– Клянемся! – разноголосо пронеслось по рядам рыцарей и дворян.

– Еще предупреждаю вас, что благородные судьи будут крепко наблюдать за порядком и что они могут карать все нарушения без пощады! Поклянитесь верой, жизнью и честью, что вы готовы признать любой их суд!

– Клянемся! – ответили бойцы.

– Да будет так! – зычно выкрикнул герольдмейстер. – Тогда рубите канаты и начинайте сражение! – еще громче прокричал он, повторив приказ трижды.

И только его последнее слово пронеслось над трибунами, как прислуга разрубила канаты и отступила. А сорок рыцарей, через решетки забрал бешено выкрикивая клич своих сюзеренов, разобрать который в общем реве было трудно, бросились в бой.

Долгие месяцы этих мгновений дожидались дамы и девицы! Трепетали, предчувствуя страшную драку, когда отважные мужчины двумя волнами налетят друг на друга, и сталь, подобно десяткам молний, ударится о сталь, а от лязга и хриплых выкриков заложит уши; когда начнется свалка, в которой трудно разобрать, кто друг, а кто враг; когда первый из рыцарей, оглушенный ударом турнирного меча или булавы, покачнется в седле, и его лошадь, вставшая на дыбы, уронит всадника в снег, а другие кони станут топтать его; когда вокруг будут метаться вооруженные палками слуги, не зная, как подступиться к лежащему; когда во все стороны будут лететь страусиные перья, точно на кухне, где заправский повар пытается разделаться с норовистым петухом; когда вслед за первым выбьют из седла еще пятерых, и они повалятся в ту же кашу, пытаясь встать, но будут сбиты закованными в сталь лошадьми, и копыта тяжелых скакунов будут давить их кирасы и ломать шлемы и черепа; когда все же слуги отважатся и бросятся на выручку своим хозяевам, но другие рыцари отбросят их, потому что нелегко взять эту железную, двигающуюся крепость, и только одна надежда, что она сама таки отползет в сторону, оставляя поверженных лежать с январском снегу, забрызганном кровью.

Куда уж тут до того, чтобы уследить, каким числом и на кого можно нападать!

Трибуна восторженно гудела – дамы ликовали! Вид уродующих друг друга дворян, иссеченных доспехов и неподвижно лежавших тел, алой крови на снегу приводили их в восторг. А слуги тем временем оттаскивали раненых рыцарей в стороны, передавая их на руки лекарям, и следили за продолжением битвы. Рене Анжуйский, выполняя роль Почетного рыцаря, без шлема, то и дело ездил между двумя барьерами, пытаясь уловить любой поворот жестокой потешной свалки.

Жанна смотрела на сражение, сжав кулаки, глаза ее горели, дышала она горячо, порывисто, точно сама была сейчас там, в гуще этой заварухи.

– Какое счастье, что Рене выбран Почетным рыцарем! – воскликнула сидевшая рядом с ней Изабелла Лотарингская. – А ведь он так хотел участвовать в сражении!

– Я бы тоже хотела оказаться там! – вырвалось у Жанны. – Вот храбрецы!

– Но поединок он не пропустит – ни за что не пропустит! – сама не в силах отвести глаз от бьющихся, быстро проговорила Изабелла.

– Поединок?

– А он вам не сказал?

– Нет.

– Завтра они будут сражаться на копьях, но там – другое. Это не так страшно, в поединке все зависит от ловкости!

Бой продолжался меньше четверти часа. За это время больше половины рыцарей были выбиты из седла, часть их успели унести с поля, другая часть, окруженная слугами, не подпускающими к хозяевам противника, все еще барахталась в снегу, пытаясь встать и продолжить бой. Некоторым изувеченным это даже удалось, их посадили на коней и они вновь, держа в руках мечи, пришпорив коней, бросились в поредевшие ряды дерущихся аристократов.

Но вот судьи стали шептаться, один из них подозвал помощника герольда, сообщил ему решение, тот бросился к герольдмейстеру, последний ткнул пальцем в трубачей, и они, встав над трибунами, вновь ударили медью в небо над ристалищем, играя отбой.

Но оставшийся десяток рыцарей не слышал медных труб – тяжелого резонирующего звука, от которого даже звери в окрестностях Нанси, и те, верно, прижимали уши. Они слышали только одно – музыку битвы, звучные аккорды сражения. Тогда к трубачам присоединились все остальные, вплоть до музыкантов, каждый, у кого была труба или рог, дудели в него, и снег готов был повалить от такого завывания, а дамы и особенно девицы зажали туго укрытые платками уши. Вырвался на ристалище Почетный рыцарь и понесся вокруг бьющихся, выкрикивая: «Мечи в ножны, сеньоры! Мечи в ножны!» Только минут через пять, и не все сразу, рыцари очнулись от азарта битвы, стряхнули наваждение. Пар шел от них и закованных в броню взмыленных лошадей, которым тоже досталось. Один из рыцарей снял шлем – это был Пьер де Монтон-Монротье. Лицо его горело, точно героя варили в котле, пот катил градом, заливая глаза, но савойец был счастлив. Одновременно с ним сорвал с головы шлем, на котором не осталось ни одного пера, и оруженосец Рене Анжуйского – Жан де Дьёлуар. Он был точь-в-точь как его противник. Увидев оруженосца, Рене вздохнул спокойно: он сильно бы горевал, окажись его друг под копытами коня.

– Роскошный бой! – ноздри Рене раздувались, когда он подъехал к трибуне, где сидели его тесть, Анизон, Изабелла и Жанна. – Восторг моего сердца! Кажется, двух рыцарей кони затоптали насмерть! – Он с укором взглянул на жену и дю Мэй. – Вы меня лишили великого наслаждения, дамы, лично принять участие в сражении!

А герольдмейстер уже выкрикивал над трибунами:

– Пусть знаменосцы выйдут, покинут ристалище и возвращаются на свои постоялые дворы; что до вас, сеньоры, принцы, бароны, рыцари и дворяне, что сражались на этом турнире перед дамами, то вы так хорошо исполнили ваш долг, что теперь можете покинуть ристалище! В добрый путь: награда ждет вас, и уже скоро она будет вручена дамами тому, кто ее заслуживает по праву!

Первым, как и положено, ристалище покинул Почетный рыцарь, за ним потянулись знаменосцы, и уже следом драчуны, кто мог усидеть в седле после жестокой трепки. Один из уцелевших был Эмон де Маси, Отважный бургундец. Проезжая мимо трибун, где сидели дамы и девицы, он отыскал глазами Жанну, низко поклонился ей и послал воздушный поцелуй.

– Вы, кажется, не на шутку приглянулись этому бургундцу? – улыбнулась Анизон дю Мэй. Ее глаза лукаво блестели. – Что скажете, Жанна?

– Скажу, что с удовольствием скрестила бы с ним мечи! – откликнулась девушка.

– Что вы, Жанна, мужчины существуют не только для боев! Иногда они могут сгодиться и для других дел, не менее ратных, но где можно обойтись без стали! – Она рассмеялась своей шутке. – Не так ли, милая Изабелла?

Старый герцог, пропустивший слова любовницы мимо ушей, но уловив ее жизнерадостный смех, а с ним – имя дочери, к которой он был очень привязан, также обернулся к Изабелле:

– Что ты хотела сказать, моя дорогая?

– Анизон делится своим опытом с Дамой Жанной, как использовать мужчин по своему усмотрению, – ответила юная Изабелла.

– О-о, – усмехнулся герцог, – это ей хорошо известно!

Этим же вечером, когда недавние бойцы наспех зализывали свои раны, во дворце, ярко освещенном факелами и крестообразными люстрами с подсвечниками, оруженосец Жюльен при всех отдал шарф «Благоволение дам» Рене Анжуйскому, а тот вернул его двум дамам – жене и Анизон дю Мэй. Дамы же передали этот шарф судьям. После этого судьи и Рене Анжуйский пригласили Изабеллу и двух благородных лотарингских девиц для церемонии вручения наград победителям. Юная дама и две девы удалились в глубину залы, где до времени была спрятана почетная награда. Теперь пришло время обойти с ней три раза парадную залу дворца. И тут перед дамами выстроилась настоящая процессия – впереди шел трубач, выдувая нехитрую, но звонкую и торжественную музыку, за ним – герольды и все их помощники, далее – сам герольдмейстер. После него торжественно шагал Почетный рыцарь, вооруженный коротким копьем, на котором совсем недавно был шарф. И только следом за ним величаво плыла Изабелла – она держала на золотом блюде укрытую платком награду, а две девы сопровождали ее по левую и по правую руку.

Три круга были сделаны. Процессия возвращалась к рыцарям и дворянам, что участвовали в турнире. Трубач, герольды и Почетный рыцарь отступили, и юная Изабелла остановилась перед Пьером де Монтон-Монротье.

Вперед шагнул герольдмейстер:

– Смотрите, сеньор де Монтон-Монротье, вот благородная дама, прекрасная герцогиня д, Анжу, сопровождаемая Почетным рыцарем и господами судьями, которые пришли вручить вам награду турнира, потому что вы признаны рыцарем, который сражался сегодня лучше всех в схватках турнира, и благородная дама умоляет вас, чтобы вы приняли это с доброй волей!